Текст книги "Ромашки в октябре"

– Эмм, – протянул изумленно Сергей. – Что, прям сегодня выиграл?

– Да нет, весной еще.

– Так на дворе вроде осень. Долго готовил для нас сюрприз?

– Нет, не в сюрпризе дело. Я думал, буду ли этой возможностью пользоваться.

– Как интересно, – боль в ноге чуть успокоилась, и я смогла принять участие в разговоре. – То есть подавал ты на получение карты, не понимая, надо тебе это или нет?

– Да я ж на спор это делал!

– На спор?! – произнесли мы хором с Сергеем. Блин, вот так растишь, растишь ребенка, знаешь про него все – каждую морщинку, каждую болячку, каждую волосиночку. И тут он вырастает, и ты вдруг понимаешь, что перед тобой не просто взрослый человек, а незнакомый взрослый человек.

– Давайте я тогда с начала начну.

– Было бы неплохо, – судя по тону мужа, он испытывал ощущения, сходные с моими.

– Помните Мишку? Ну, пришел в девятом классе и учился с нами до выпуска? Ну, вот. Мы с ним с год назад в одной компании пересеклись. Речь зашла о везении. Я сказал, что я – везучий человек. И в картах, в смысле, в каких-то азартных начинаниях, и в любви. Что захочу – то у меня срастается. Слово за слово, мы поспорили, не очень трезвые уже были. Мишка говорит: давай на спор, подавай со мной на гринку, на грин-карту, в смысле. Вот и проверим твою везучесть. Выиграешь – с меня бутылка виски коллекционного. Меня прям задело чего-то это за живое, что он в моих словах сомневается. Закусил удила, все заполнил. Ну, не совсем сам – Мишка помогал, он же до меня анкету эту заполнял, лучше в этом разбирался.

Я и забыл совсем про это, код доступа ему отдал, чтобы он сам проверял: не собирался я тогда никуда переезжать, не планировал. А в мае Мишка мне звонит и говорит: «Ну, братан, куда тебе бутылку подвозить?» А я ж уже не помню, говорю: «Какую бутылку, за что?» А он говорит: «Ты ж выиграл. Грин-карту. Правду говорил, везучий. Я проиграл – ты выиграл, куда бутылку-то везти?» Я растерялся очень. Все думал, думал, надо ли оно мне. А вот теперь решил: надо. Да и Катька там авось поможет на старте. Может, это мой шанс и судьба. И она меня на мысль наводит не случайно. Вот.

На кухне воцарилась тишина. Сергей, после пары минут разглядывания столешницы, перевел взгляд на меня и стал ждать моей реакции. А она запаздывала. Я была совершенно растеряна от всего происходящего со мной. Мои мозги и без того были совершенно изнурены тяготами последних месяцев, чтобы оказаться способными переварить внезапную и ошеломительную новость. Видимо, история с внезапными Руслановыми планами превысила возможности моего бортового компьютера. Я молчала, никакие слова для комментирования новости на ум не шли.

Внезапно мне стало нехорошо. Зашумело в ушах, кровь прилила к лицу. Я потянулась за тонометром, проверить давление: на фоне событий последних месяцев я вдруг узнала, что оно у меня есть и может довольно серьезно подпортить жизнь. Мужики мои всполошились. Руслан бросился меня обнимать и извиняться, Сергей – искать в аптечке лекарство. Как-то даже неудобно стало, мизансцена сильно смахивала на классическую манипуляцию из старого кино. Кое-как обстановка успокоилась. Я сказала сыну, что мне надо немного времени обдумать новость; он, конечно же, согласился, долго сокрушался, что выбрал неудачный момент для разговора. И мы договорились к выходным встретиться и поподробнее поговорить на эту тему.

Я проснулась, судя по абсолютной темноте за окном, скорее ночью, чем утром. Проснулась, невзирая на накопившуюся усталость, совершенно выспавшейся и отдохнувшей. С вечера на улице было холодно, и Сергей основательно раскочегарил котел. В спальне было жарко, во рту у меня пересохло, и, раз уж не спится, я решила сходить в кухню, взять себе что-нибудь попить.

Сергей, видимо, и не ложился. Сидел за столом, там же, где я оставила его, уходя спать. Сидел и разгадывал кроссворд в какой-то рекламной газете, которые обычно пачками суют в почтовые ящики и которые обычно так же пачками перекочевывают в мусорное ведро. Услышав мои шаги, поднял голову, улыбнулся.

– Чего не спишь?

– Сереж, давай тоже уедем!

– Куда?

– К Катьке, в Америку.

– Ты чего? С чего вдруг? От Руслана переопылилась?

– Нет. Наверное, давно зрела и вот созрела. Какая-то у меня прямо уверенность внутри, что так и надо сделать. Я не могу больше тут. В тревоге, в бесконечном преодолении трудностей, в повальной вовлеченности нас всех в геополитические вопросы «русского мира». Я хочу тихой мещанской жизни. Чтобы пришел с работы, а по телевизору сплошные «мыльные оперы», новости на отдельных каналах, которые можно и не включать. Борща съел и пошел с цветами в сад возиться.

– Борща в Америке нет. Делать-то мы там чего будем?

– Интересно, кто может мне помешать варить борщи в Америке? Делать что там будем? Да то же самое, что и здесь! Только без вот этого вот погружения в экзистенциальные вопросы про добро и зло, «железный занавес» и что сказал Обама о взаимоотношениях с нашей страной. Я хочу просто жить. А не выживать и бороться за жизнь.

– Ир, мне кажется, ты перебарщиваешь. Что касается новостей, я тебе давно говорил, не рви душу, не порть здоровье, не смотри, не читай всего этого потока, тебя никто не обязывает. Про все остальное… Пословицу знаешь – «Хорошо там, где нас нет»?

– Сереж, а ты не думал, что, может, в данном случае все так и есть? Там нас нет. И там хорошо. Мы здесь, и нам плохо. А? Ну, хотя бы в виде исключения?

– Ир, ты же знаешь. Решишь ехать – поехали. Нам, голым, собраться – только пояс найти.

– Ой, ну, не прибедняйся. Голый он. Сидит в огромном домине совладелец известного в регионе бизнеса и про «подпоясаться» рассуждает. Тут, даже если решим, пока все продадим, дела уладим – куча времени пройдет. А без денег ехать – кому мы там нужны.

Утром, когда мы с Сергеем уже садились в прогретую перед дорогой машину, он посмотрел на меня внимательно:

– Ир, ты точно решила?

– Ага. Помнишь мультик про Бабок Ежек, Катька маленькая любила? «Бабки! По ступам!» По ступам, Сереж!

– Тогда давай больше не обсуждать ничего и не рассусоливать. Сейчас приедем, дела разбросаем и сядем, попланируем, как и что делать будем, чтобы уехать.

Я кивнула ему, занесла ногу в машину и остановилась на минуту.

– Спасибо тебе, Сереж!

– За что?

– За преданность твою. За умение поддержать меня в любом, даже совершенно безумном, начинании. За то, что ты такая у меня стена и скала, на которую можно опереться, не раздумывая.

– Поехали. А то сейчас расплачусь. Умеешь ты сказануть.

* * *

Следующие полгода я предпочла бы не вспоминать в деталях. Если это был и не ад, то чистилище – уж точно. Сергей от всего свалившегося находился в жесточайшем стрессе, но изо всех сил старался держаться, следствием чего стали два гипертонических криза – один за другим. В этот момент я четко поняла, что мужик не тянет и, если я не хочу остаться в ближайшее время вдовой, мне нужно срочно уводить его с острия атаки, оставив заниматься лишь технической стороной тех бизнес-решений по аккуратной ликвидации нашего бизнеса, которые предлагались мною. Я крутилась как белка в колесе, пытаясь одновременно реструктурировать наш кредитный портфель, ликвидировать имущество, стараясь выручить за него как можно больше денег на переезд, одновременно пуская пыль в глаза клиентам, чтобы не дай бог им не показалось, что у нас дела плохи (хромая утка никому не нужна – только на бульон). Руслан помогал как мог, долгое время мы выносили с ним все трудности плечо к плечу, дневали и ночевали на работе. Но тут стала не выдерживать Кристина.

В какой-то момент сын пришел ко мне с разговором.

– Мам, нам бы поговорить.

– Да, давай, я тебя слушаю. Что-то случилось?

– Ну, как сказать…

– Не томи. Не та у меня нынче нервная система. Не мотай мне нервы на кулак. Что такое?

– Мам, я не могу больше уделять столько времени работе.

– Э-э… В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь… Ты только не обижайся, мам… Дома у меня сейчас очень трудно. В материальном плане мы сейчас стали жить тяжелее и хуже, ну, впрочем, как и вы с отцом, по сравнению с тем, как раньше было. Соответственно и Кристинка уже не может себе позволить жить так, как привыкла. Плюс – я же с этой ликвидацией и реструктуризацией долгов дома почти вообще бывать перестал. А когда все-таки прихожу, падаю, едва успев помыться и что-то в рот закинуть. А она все же молодая женщина, ей другое нужно. Ты еще к этому добавь мои хлопоты по оформлению отъезда в США. Она, считай, как одна сейчас, я практически не в счет.

– Погоди, Руслан. Неужели она не понимает, что все, что мы сейчас с тобой делаем, – мы делаем для семьи в целом и для нее в частности?

– Мам, ты Кристину знаешь. Ну, не Софья Ковалевская она ни разу. Она чувствует всю эту нервозность, которую я домой приношу, – а куда мне ее еще приносить? Меня целыми днями нет дома, подчас включая и выходные. Я ночевать домой прихожу, и хорошо если вообще прихожу – если у нас с тобой выезды в область, то и не прихожу. Ей плохо, одиноко, она депрессует. У нас очень испортились отношения. К тому же это все усугубляется тем, что я выехать могу только один, потом будем думать, как ее вывезти. У нас дома скандал за скандалом. Я сначала злюсь, а потом мне ее жалко становится.

– Ей плохо? Руслан, ты вообще в себе?!

– Мам, не начинай. Да, я в курсе, что она тебе не нравится и ты против Кристины настроена – была и есть сейчас. И я понимаю, что все, что я тебе сейчас рассказываю, симпатию твою к ней не увеличит. Но я ее люблю. Именно ее, со всеми ее недостатками. И я не могу ее потерять. Особенно сейчас.

– Рус, я все смотрю и отгадать пытаюсь: что именно и на каком этапе мы недодали тебе, что тебя потянуло к ней, замкнуло так на кукле этой? Ну, ладно. Красотка, молодая, фигура. Но не круглые же сутки ты с ней в койке кувыркаешься. Вы же куда-то с ней ходите, общаетесь. Она же пробка, Рус! И, как теперь выясняется, эгоистичная пробка. Как ты ее друзьям-то показываешь, тебе не стыдно? Она ведь тебя бросит, как только сложности на пути у вас появятся.

– Ну, с частью друзей мне из-за этого пришлось расстаться: они не поняли и не приняли Кристину. Но, значит, это и не дружба была, раз люди не уважают мой выбор. Ты не понимаешь, как и они: она добрая, светлая, наивная. И в отсутствии у нее образованности, интеллекта глубокого есть свои положительные стороны: она простая очень. Не такая, как многие девушки моего круга – с понтами, заморочками, интригами и комплексами. Мне с ней легко, удобно, приятно. Она умеет меня любить и любит. Все, мне достаточно.

Можешь считать меня нетребовательным и непритязательным. Но вот какой есть. И давай заканчивать этот разговор. Я не хочу конфликтовать с тобой, ссориться. Тебе и так сейчас тяжело, я понимаю. Давай разговоры про Кристину оставим на потом, когда мы оба будем спокойнее. Я просто хотел предупредить тебя, что при всем уважении к вашему с отцом бизнесу я не готов его спасать ценой своей личной жизни. Прошу меня понять и простить. Реальная моя жизнь мне важнее. Можешь за это меня выкинуть из завещания.

Спасибо тебе и папе, я не пропаду, даже если от этого агентства камня на камне не останется, – без работы не останусь, вы мне правильный старт в жизни дали. Помогать тебе буду, конечно. Но в этой вот безумной гонке последних двух месяцев я больше не участвую. Я и занимался этим агентством просто так, потому что дела другого не было, а без дела мне скучно. Я пойду, мам. Сегодня Кристине нужно к врачу, я пообещал пойти с ней и ее поддержать.

Дверь хлопнула, я осталась одна.

Вот это поворот. Муж не может тянуть наш день сегодняшний, сын – не хочет. Я одна с этой телегой посреди дороги. И не бросишь уже, и не сбежишь. Придется одной. Как же голова-то болит… Римма, врач мой любимый, говорит, что эти головные боли – от напряжения и что от них не таблетки надо жрать, а высыпаться и не нервничать так. Звучит как пожелание взлететь или спеть пару арий вместо Монтсеррат Кабалье, пока у нее елки. Плюнуть на все тоже не вариант – других финансовых источников у нас нет. Поэтому будем изображать гертруду, – героиню труда, пока хватит сил.

Мальчики мои, мальчики, как же так-то…

* * *

То, что Кристину придется оставить в России – по крайней мере, пока, – Руслан понял еще в самом начале нашей эпопеи с эмиграцией. Они не были женаты, и начинать жениться прямо сейчас было бы уже подозрительно, как нам подтвердили все те консультанты, которых мы смогли найти, помогая ему подготовиться к собеседованию в посольстве. Да и Кристина, плотно оставаясь в образе отечественной Барби, категорически отказывалась выходить замуж «на скорую руку» – без лимузинов, фейерверков, фаты и платья в стразах. Меня она иногда злила, иногда смешила, иногда даже подбадривала: если человек говорит «поженимся потом, попозже, когда хотя бы тыщ сто баксов сможем на это потратить», то он, этот человек, верит, что вскоре эти времена настанут, правильно ведь? Мне самой этой веры местами очень не хватало. А тут такая нечаянная поддержка.

В конце концов пришли к следующему плану. Мы уезжаем (Руслан, видимо, раньше, мы с Сергеем – несколько позже), Кристина переезжает в наш дом, присматривая за ним. Я суеверно побоялась продавать его сразу, хотя знакомая риелторша предлагала неплохого покупателя на нашу недвижимость прямо сейчас. Договорились, что вернемся к этой теме через полгода – срок этот обозначился постепенно, в ходе ликвидации всех наших бизнес-активов, раньше никак не получалось. Определенная сумма – маленькая для жизни всей семьи в Штатах, но очень приличная по российским меркам – была уже на руках. Соответственно, теперь осталось дождаться только документов, подтверждающих наше право въехать в Штаты.

Когда все остальные сделки будут подведены к финалу, Кристина – под чутким руководством нашего главбуха Тамары, одновременно ее матери, – подписывает все необходимые документы, и деньги переводятся нам. Далее начинаем думать, как перевезти к себе и Кристину. Сергей, правда, очень сильно протестовал против идеи оставить нашим «деловым представителем» Кристину, предлагая задержаться в России еще, на период, необходимый для самостоятельной ликвидации всех дел. Но меня этот план совсем не устраивал. Во-первых, у меня были основания ожидать, что наши документы на выезд будут готовы гораздо раньше и просрочить их – опасно. Во-вторых, никаких других действий, кроме как поставить подпись, от нее никто не ждет. Мы будем рулить всем онлайн из Штатов, плюс в России нас будет подстраховывать Тамара, кандидатура которой казалась мне совершенно надежной – родственница же практически. План казался мне вполне стройным и жизнеспособным. Тамара, которая рука об руку отстояла с нами весь этот сложный период, вообще сказала, что я поразила ее своим финансовым и стратегическим менеджментом. Она, дескать, была уверена, что ничего из этой затеи не получится и дай бог, чтобы из долгов выпутались, а не то что заработать на ликвидации и увезти что-то с собой в Штаты. Было, конечно, приятно, но я ее подозревала все-таки в лести и женской солидарности.

Оставить в России пришлось и нашего пса Грицая. Сначала я и слышать ничего об этом не хотела и настаивала на том, что мы обязательно должны забрать его с собой. Полезла в Интернет, нашла тематические группы по перевозке собак из одной страны в другую.

Довольно быстро стало понятно, что задумала я трудноисполнимое дело. Авиакомпания-перевозчик и таможенное ветеринарное законодательство страны назначения предъявляли столько требований к перевозке собак, особенно взрослых и крупных, и за такие бешеные деньги, что идея о перевозке в США Грицая меня отпустила. К тому же, пока все вырисовывалось так, что жить нам первое время предстояло у Кати с Виктором, и сваливаться к ним на голову мало того что самим, так еще и с огромной собакой, как-то совсем не годилось.

Логичным образом на повестке дня встал следующий вопрос: а куда же его тогда девать? Я посуетилась немного, напряглась сама и напрягла знакомых. Постепенно вырисовались два варианта – заводчик, женщина у которой мы покупали Грицая щенком, и вневедомственная охрана. Мне предстояло сделать довольно трудный, но, по возможности, оптимальный выбор.

Конечно, куда лучше было бы вернуть Грицая заводчику. Но в этом варианте оказалось слишком много «но». Во-первых, было очень трудно сложить этот вариант технически. Когда мы брали Грицая, то использовали удобную подвернувшуюся возможность: заводчица, Анна Григорьевна, женщина сильно пожилая, ехала в Новосибирск на выставку со своими собаками, заодно прихватив для нас и маленького Грицая. А теперь мне предстояло придумать, как отправить почти семидесятикилограммовую собаку в Уяр, небольшой городок Красноярского края, примерно за тысячу километров от нас.

Альтернативой передать Грицая заводчику было продать его во вневедомственную охрану на железнодорожном транспорте, здесь же, в Новосибирске. Этот вариант как-то совсем не грел мне душу, хотя и, в отличие от варианта с заводчиком, предполагал бесхлопотное получение даже некоторых денег за собаку. Не нравилось мне то, что нашего холеного пса, живущего в персональном теплом вольере и употребляющего в пищу либо корм супер-премиум-класса, либо отличное парное мясо от знакомого фермера, должны были поселить в будке, кормить каким-то хрючевом (иначе назвать еду, где мясом служили обрезки куриной кожи, а все остальное – самые дешевые виды круп, типа сечки и «артека», я не могла).

Визит в эту часть оставил у меня совершенно тягостные впечатления. Работа нашего Грицая в этой части должна была заключаться в том, что по двенадцать часов каждый день, в любую погоду и время года, он должен был быть привязан на цепи на определенном блокпосте и охранять вверенное ему имущество. Я прошлась по территории, и у меня сердце сжалось от вида работающих там собак, грязных, с сорванными голосами, с обезумевшими глазами – от злобы и жесткой фиксации на одном месте.

К сожалению, с заводчиком так ничего и не получилось. Сама Анна Григорьевна приехать за Грицаем не могла: не позволяли ни возраст, ни состояние здоровья. Оказии в те места мне найти не удалось. Возможности же самой потратить на поездку около полутора суток (если с отдыхом) не было – не до собаки было с таким плотным расписанием в тот момент.

Я пыталась обсудить проблему с семьей, но разговор этот сразу пошел наперекосяк. Изначально, конечно, я сама виновата в этом, но и домашние мои могли быть ко мне поснисходительнее. Вернее, не вообще все домашние, а сын, Руслан, – Сергей на тот момент был в Москве, улаживал ряд вопросов с агентством.

В тот день я с утра еще маялась с головой, хоть и приняла таблетку, но ватное, разобранное какое-то состояние меня так и не оставляло. С сыном я завела этот разговор уже вечером, в офисе, когда практически все ушли по домам, кроме нас с ним и Тамары Никитичны.

– Руслан, я с тобой посоветоваться хотела. Нам Грицая тоже придется оставить здесь, и этот вопрос надо как-то правильно решить. Вот, хотела посоветоваться с тобой.

– Я про «тоже» не понял, – изумленно вскинул на меня взгляд Руслан. – Ты что имеешь в виду?

– Ну, Кристину мы пока здесь оставляем, не берем с собой, – попыталась объяснить сыну свою речевую конструкцию я.

Руслан мгновенно вспыхнул, как спичка:

– Мам, ну ты хоть бы скрывала как-то свое отношение к Кристине. Ставишь ее на один уровень с собакой!

Мне стало неловко:

– Не обижайся. Я не хотела. Как-то оно само так неловко сказалось, помимо моей воли.

– Ладно, мам. Это тот случай, когда оговорка очень показательна, – продолжил обижаться Руслан. – Я пойду, мне пора. С Грицаем реши, пожалуйста, как-нибудь без меня!

Он так быстро ушел, что я не успела ничего ему сказать. Я вышла из кабинета за ним, за дверями в коридоре увидела Тамару. Интересно, слышала она наш разговор или нет?

– Что-то случилось, Ирина Владимировна?

Лицо у нее было достаточно безмятежное, тон ровный, никакой обиды в голосе. Значит, не слышала.

– Да нет, Тамара Никитична, ничего. Не успела ничего сказать Руслану, так он быстро вышел. Наберу его по телефону.

Расставание с Грицаем получилось очень тягостным. Утром назначенного дня за ним приехали кинологи из части, на зеленом старом «уазике»-«буханке». Увидев чужаков, Грицай стал исправно отрабатывать свою функцию охранника. Я предложила помочь кинологам с тем, чтобы поймать и погрузить Грицая в машину. Но старший из них, худющий сутулый мужик без двух передних зубов и с неприятным, злобным выражением лица, от моей помощи отказался.

– Нет, хозяйка, мы должны все сделать сами, чтоб кобель твой сразу понял, кто тут хозяин и какой у него номер. Отойдите, не мешайте.

Я было вздернулась спорить, но осадила себя. И правда ведь, имущество уже не мое: деньги за Грицая получены, договор подписан.

Картина отлова Грицая оказалась очень тяжелой. Три мужика какими-то специальными рогатинами сначала загнали его в угол, между забором и вольером, а затем накинули ему на шею металлическую петлю на длинной ручке. Грицай ревел и бился, как пойманный лев, пытаясь освободиться и раскидать, наказать своих обидчиков. Но у них опыта в таких делах было явно больше.

Они какое-то время посуетились вокруг него, потом расступились, и я увидела, как они тащат собаку к воротам, растянув его на веревках в разные стороны, чтобы он ни до кого не дотянулся. В какой-то момент кобелю удалось остановиться, замедлить ход. Он поднял глаза на кухонное окно, где в тот момент стояла и смотрела на все происходящее я. Наши глаза встретились. Сердце у меня кольнуло, перед глазами пронеслись безмятежные и умильные картинки его детства – вон он маленький щенок, и Руслан играет с ним в мяч во дворе, вот он нескладный длинноногий песик, сопровождает меня на прогулке по соседнему с поселком сосновому бору.

В этот момент Грицай, наверное, все понял. Он прекратил сопротивление, сел и завыл, задрав голову вверх. Мужики воспользовались случаем, быстро дотащили его до машины и закинули в кузов. Машина завелась и уехала.

Катерина звонила в этот период часто, звала в гости, рассказывала, как готовится к нашему приезду. В этот период они с Виктором продали свою квартиру и, взяв банковскую ипотечную ссуду, приобрели дом в Трентоне, городе, составлявшем часть так называемого Большого Нью-Йорка. Компания, где работал Виктор, шла в ногу с современными технологиями менеджмента и перевела часть своих сотрудников на работу на удаленке, по крайней мере на несколько дней в неделю. Так что зять мог уже себе позволить не жить постоянно в душном и шумном городе, а переехать в более тихое место, застроенное респектабельными частными домами.

Пока мы болтали по «Скайпу» с Катей, она показывала, как любовно обживает свое новое гнездо: приличных размеров гостиная-столовая и кухня на первом этаже, две спальни – на втором. Одну из них молодые уже обставили, вторая предназначалась под гостевую комнату, с возможностью потом когда-нибудь переделать ее под детскую. Значит, все-таки есть у них планы на детей, слава богу. К дому прилагался еще гараж на две машины с мастерской и небольшой двор.

Не как у нас, конечно, в Новосибирске, где территория вмещала и просторную лужайку, с зонами для барбекю, беседкой и маленьким искусственным прудом, сад соток на пятнадцать, с фруктовыми деревьями и большой дом с площадью под двести с лишним квадратов. У них же, судя по Катиным видео, общая площадь участка составляла примерно соток шесть, не больше, вместе с домом; сам дом выглядел хоть и очень красивым, но маленьким, прямо кукольным. Но там ведь и цены на недвижимость другие, и налоги, да и работает один лишь Виктор – так что им на первое время достаточно.

Я планировала через какое-то время встать на ноги в Штатах, обзавестись каким-то своим делом: уже не смогу быть наемным работником, наверное. Каким именно делом – мне представлялось очень туманным, но я предпочитала пока об этом не думать.

По старой советской привычке финансовые дела я по телефону с дочерью не обсуждала – да и не с Катей их обсуждать, она же у нас птичка божия. Об обстоятельствах нашей нынешней жизни она, разумеется, знала, но без деталей и подробностей.

Как мы ни старались, в итоге вырученных на этом этапе денег хватало только на билеты и скромное проживание в США примерно на полгода, как я и предполагала. Например, осведомившись с помощью Кати о ценах на аренду жилья, я поняла, что вот ее-то мы точно не потянем до полной ликвидации нашего российского имущества. Каждый раз ведя с дочерью переговоры через океан, я порывалась ей об этом сказать и попросить ее потерпеть нас немного у себя, дать приют. И каждый раз меня что-то останавливало. То ли стеснение, оттого что мы внезапно оказались в такой непростой ситуации, а дочь привыкла видеть нас с отцом на коне, состоятельными и уверенными в себе, не нуждающимися в опеке и жалости; то ли все же надеялась до последнего на то, что случится чудо и мы как-нибудь выпутаемся, выкрутимся, и денег у нас будет достаточно, и можно будет обойтись без присаживания на голову дочери с мужем.

Но чуда не случилось, и мы не выкрутились.

* * *

Где были мои мозги, когда я так безоглядно кинулась в этот роман? Или это ощущение последнего и уходящего шанса так подстегивает либидо? Или это все потому, что Север был моей первой любовью и душа кинулась к нему, пытаясь все вернуть и переиграть? Я давлю в себе унижение, самое тяжелое женское унижение – прошедшей молодости. Зачем он рассказал мне, что не просто бросает меня, а бросает ради другой – молодой, способной еще родить ему ребенка? Ведь он говорил, что во мне – его душа, его жизнь, его удача и он страшно боится потерять меня. Врал, получается? Как глупо задаваться такими вопросами в моем возрасте. В моем бальзаковском возрасте так верить мужику – признак не доверчивости, а старческого разжижения мозгов. Будь ты проклят, Север, будь ты проклят…

* * *

В нью-йоркский аэропорт имени Джона Кеннеди рейс «Люфтганзы» привез нас ранним утром. Пройдя таможню, забрав багаж, мы вышли в зал к встречающим и оказались в объятиях визжавшей от радости дочери и гостеприимно улыбающегося зятя. Уступив первую очередь дочери и ее мужу, обнял нас и Руслан – мы все же не смогли подогнать наши графики, и если Руслан поселился в Штатах еще в июне, то наши дела тянулись аж до сентября.

Мы все спустились на парковку, погрузились во взятый Виктором напрокат минивэн и поехали к ним домой. Хороший нам все-таки зять достался. И Катьку любит и содержит в холе и неге, и к нам отлично относится. Вон, пригрели Руслана у себя без лишних разговоров. Он, конечно, взрослый мальчик и ухода за собой не требует, но на хрена бы им сдался чужой мужик, уже взрослый, в доме? А тут без всяких разговоров, когда Руслан уже с билетами на руках был: «Мам, мы все понимаем, с деньгами у вас все пока не айс, пусть Рус у нас поживет. А там вы приедете, и мы разберемся!» Прямо до слез нас растрогали, честное слово!

За окном мелькали красивые нью-йоркские пейзажи ранней осени, Катя от радости всю дорогу тараторила, что было для нее совершенно нехарактерно, то и дело перебивая саму себя, чтобы показать нам ту или иную достопримечательность, мелькающую за окном автомобиля.

«А вон, смотрите, Центральный вокзал; между прочим, самый большой вокзал в мире!», «А вон, видите, сверху башня с подсветкой торчит? Это знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг!», и все в таком духе. Чувства я тогда испытывала совершенно эйфорические – наконец-то вся семья была вместе!

Наконец мы приехали к ребятам домой. Катерина расстаралась и приготовила совершенно необыкновенный ужин с русско-американским колоритом, где фаршированная запеченная индейка соседствовала с блинами, а стейки – с салатом «Оливье». Были и прекрасные американские вина – сроду не думала, что американцы умеют делать их так здорово! Оказывается, в Калифорнии у них вина ничуть не хуже наших крымских! И даже бутылку «Столичной» к нашему приезду ребята купили. Я была очень тронута тем, как они подготовились к нашей встрече, как старались нам угодить и накормить повкуснее.

Наконец с едой было покончено, и мы перешли в сад. Было очень тепло, совершенно не по-осеннему, в воздухе пахло костром и жареным мясом – где-то в соседнем дворе семья готовила традиционное американское барбекю. Мы сели на веранде, Катя вынесла нам кофе с ликером и яблочным паем («Простите, это уже пришлось купить в ближайшей кондитерской – не подрассчитала время, а так, мам, испекла бы твою любимую шарлотку с яблоками и корицей», – трогательный мой ребенок) и, наконец, перестала суетиться, села в кресло рядом с мужем.

Я переглядывалась с Сергеем – пора было поговорить уже о нашей жизни и планах. Муж явно стеснялся, ему было не по себе. Отводил взгляд, старательно поддерживал все темы для разговора, которые вносил Виктор, – лишь бы отсрочить неприятный момент. Эх, Сережа, и здесь мне солировать…

Наконец Виктор перешел к разговору о нашей американской жизни.

– Ирина Владимировна, Сергей Александрович! Может, вы устали, спать хотите? Такой длинный перелет, тяжелый. Я предлагаю вам сегодня заночевать у нас, вам мы с Катей подготовили кровать в гостевой комнате, Руслан может лечь в гостиной. А завтра с утра поедем к моему агенту по недвижимости. Я загодя попросил его подобрать для вас несколько не слишком дорогих вариантов домов, недалеко отсюда. После своего роскошного новосибирского дома вы наверняка не захотите жить в квартире. Посмотрим, может, что-то из найденного вам понравится.

Катя засмеялась тихим мелодичным колокольчиком в наступающих сумерках:

– Все-таки, Витя, как ты ни упираешься, а ты русский. Ибо американец бы в жизни вот этого всего не предложил, а отвез бы гостей в ближайший мотель. Для полноты картины осталось только достать раскладушку из кладовки и надувной матрас из гаража.

Виктор возразил, они шутливо заспорили, пересыпая свою речь английскими словами, которых я не понимала. Пора было нырять в неприятное.

– Ребят, я хотела бы поговорить с вами как раз на эту тему.

Сергей резко встал с кресла, сунул руки в карманы, отошел к кашпо, подвешенному на веранде, – что-то такое с него красивое, пышно цветущее свисало (сколько ни жили мы в частном доме, а садоводом я так и не стала).

– Да, мам, слушаю. – Улыбающаяся Катя смотрела вопросительно на меня, подливая мне минералки в высокий бокал.

– Дело в том, что денег на съем жилья у нас нет. Пока нет. Их у нас вообще пока очень мало. Денег, в смысле. Впритык на полгода. Потом должна закончиться ликвидация наших активов, и деньги будут. С вашего позволения, мы поживем у вас. Мы с отцом можем спать на диване, в гостиной. Руслана определим в гостевую. На кого нам тут опереться, если не на вас, дети.