Текст книги "Чёрный плащ немецкого господина"

Под «другими» Елена, в первую очередь, себя, любимую, подразумевала. Она тоже попала под сокращение – в те годы не только полувоенные предприятия свертывали производство, – останавливались крупные заводы, не говоря уж о какой-то там «Рембыттехнике», где она работала. Надо сказать, она действительно быстро сориентировалась в новой обстановке и, взяв в аренду бывший хлебный ларек, сделала там ремонт и на пару с подругой открыла парикмахерскую. Людмила умела стричь и делать прически, а Ленка мыла клиенткам головы, красила волосы и делала маникюр-педикюр. И, наверное, хорошо. Потому что вскоре стала возвращаться домой с кое-какими деньгами. Доходы парикмахерской постепенно росли; через некоторое время уже не Елена мыла клиенткам головы и красила им ногти, а несколько, нанятых для этих целей, девушек. Вечерами, пересчитав выручку, она строила планы по поводу собственного салона красоты. Помечтав, возвращалась на грешную землю и начинала промывать мужу мозги. Красной нитью ее вдохновенных монологов была не совсем свежая мысль – настоящий мужчина должен быть, прежде всего, добытчиком. Он отмалчивался – ссориться не умел. Родители его как-то умудрились прожить сорок лет без скандалов, и потому не научили его отстаивать собственные интересы в подобных ситуациях. Но всякому терпению приходит конец. Став больше зарабатывать, Елена стала и больше тратить. Началось с походов в рестораны, куда они с подругой его не приглашали. Потом она вступила в какой-то клуб предпринимателей, и на собрания, с непременным фуршетом в конце, демонстративно ходила одна. Чтобы показать ему, кто есть кто. Возвращалась в боевом настроении, опять начинались упреки. В один прекрасный день он решил, что с него хватит. В самом деле, их давно ничего не связывало. Детей не было, а жизненные траектории расходились все дальше и дальше. Однажды, когда она в очередной раз начала промывать ему мозги, он собрал кое-какие вещи, и ушел к матери. Мать повздыхала, но он знал, что в глубине души, она этому рада. Потому что с самого начала считала, что горластая Елена ему, интеллигентному доброму мальчику из хорошей семьи, не пара. И внуков, которые бы примиряли ее с невесткой, не было. Отец к тому времени уже умер и матери одиноко было. Так что возвращение сына для нее стало нечаянной радостью. Смысл жизни снова появился – готовить, кормить его. Снова было с кем вечером поговорить.

С тех самых пор, оставаясь по паспорту женатым, жил Павел жизнью холостой, что, естественно, имело как свои плюсы, так и минусы.

Ленка же, по доходившим до него на первых порах слухам, времени зря не теряла. Замена ему нашлась быстро – какой-то то ли фельдшер, то ли акушер, по словам всезнающей Раисы Егоровны, – но ненадолго. Не вынес, видно, бедолага, ежедневных головомоек, посочувствовал ему Пашка.

Вопрос о квартире не всплывал многие годы, у него и в самом деле, было, где жить. Но наступили другие времена, все изменилось. И Елена изменилась, и Павел, наверное, тоже. Ему стала нужна машина, и, поразмыслив, он решил, что квартиру, где проживала Ленка, нужно разделить. Он ничего у нее не отнимал. Это будет только справедливо. Елена не беспомощная женщина, твердо стоит на ногах. Он тоже хочет твердо стоять на ногах, а потому будет твердо стоять на своем и свою долю от продажи квартиры получит.

20

У подъезда, кутаясь в старое Васькино пальто, которое доходило ей чуть ли не до пят, стояла Варвара.

– А я тебя жду.

– Меня? Зачем? – удивился Павел.

– Поговорить надо, – сообщила, странно поблескивая глазами.

– Ну, говори, – произнес сдержанно, приостанавливаясь, и всем своим видом демонстрируя нетерпение. – Только быстро.

– Может, к тебе зайдем? Холодно.

В самом деле, беседовать при пронизывающем ветре мало удовольствия.

Пока он соображал, как поступить, Варвара открыла дверь подъезда и, шустро протопав вверх по лестнице, остановилась на площадке около его двери.

– Что-нибудь важное? – нахмурился он, поднимаясь следом. Домой приглашать ее не хотелось. Пригласишь, разговор затянется, а разговор не из приятных, о Ваське.

– Тетя Рая сказала, что ты очень хорошую работу нашел, – заискивающе начала Варвара. – И что у тебя теперь знакомства всякие появились.

– Какие еще знакомства?

– Ну, всякие…важные, одним словом. – Варвара, полуобернувшись, заглянула ему в глаза, и понизила голос. – Видели, как ты с самим прокурором обедал.

– Кто видел? – он едва дар речи потерял от такого сообщения. – Ты в своем уме? С какой стати прокуроры со мной обедать будут?!

– Ну, с другими важными птицами дела ведешь, – слегка отступила Варвара, не собираясь, впрочем, сдавать позиций. – С этим, как его… который в депутаты собирается, все столбы своими рожами заклеил…

– Да я у него на заводе работаю, – попытался он объяснить, открывая ключом дверь. – Это начальство мое.

– Вот видишь, значит, он все-таки тебе знакомый, – обрадовалась Варвара. – Поговори с ним насчет моего. Ни за что ведь сидит мужик.

Ну, вот, начинается.

– Лупил тебя, как сидорову козу и ни за что? – пробормотал Павел, чувствуя, что оправдывается.

Впрочем, так оно и было. Он действительно оправдывался перед Варькой. Вздохнул, чувствуя легкие уколы совести – не хотел он Ваську сажать, хотел только утихомирить слегка, – и пропустил Варвару в прихожую. Прислонившись к стене, она некоторое время наблюдала, как он снимает плащ.

– Да простила я его уже давным-давно. Ты же Ваську знаешь, он добрый…

Васька добрый, пока не напьется. А когда напьется – спасайся кто может.

– Надо бы ему как-то помочь. Мне без него как, ты подумал?

– Ну как я могу ему помочь, если он нос сломал милиционеру? – устало поинтересовался Павел и наклонился, чтобы расстегнуть ботинки.

А выпрямившись, обомлел – Варька сбросила пальто и стояла перед ним, в чем мать родила.

– Ты, что, Варька, того? – только и нашелся сказать, не в силах оторвать глаз от ее неправдоподобно огромной груди.

Она истолковала этот взгляд по-своему и медленно двинула вперед, пошла на него, как танк.

– Без мужика знаешь как плохо, – повторила хриплым голосом.

Когда дистанция сократилась до полуметра, он вдруг очнулся. Вот только Васькиной бабы ему сейчас для полного счастья и не хватало! Тут с Элеонорой не знаешь, как разобраться, постоянно за нервный ствол дергает, с Ленкой проблемы, Майя… Наклонившись, он поднял с пола пальто и решительно накинул на широкие Варькины плечи.

– Совсем, что ли, охренела? – разъярился. – Давай, быстро оденься и вали домой!

Лицо Варвары разъехалось, глаза превратились в щелочки.

– Ой, плохо мне-ее…– заревела.

Вот, принес же черт! Услышат соседи, что подумают?

– Да чего тебе плохо?! Никто не лупит, деньги не отнимает.

– А на что мне деньги эти? Одна сижу, как перст, в четырех стенах, – подвывала Варвара, тем не менее, послушно засовывая руки в рукава.

Только бы соседи не услышали этого воя. Надо быстрее ее выставить. Одеревеневшими пальцами Павел застегнул, наконец, пуговицы на Васькином пальто.

– Учиться иди. На парикмахера, – сказал первое, что в голову пришло.

– Кто же меня возьмет? – Варькино лицо кривилось безобразно, но выть перестала. – У меня и аттестата-то нет, я же школу бросила в десятом классе…

Ну, дура!

– Да кому нужен сейчас этот аттестат! Хочешь, с Еленой поговорю, чтобы взяла к себе ученицей? Пока Васька сидит, профессию получишь. Сколько можно подъезды мыть? И потом, – вспомнил вдруг, – у тебя же сын есть. Что ты за мать такая, сбросила ребенка на родителей, и думать о нем забыла! Забери его срочно из деревни, отдай здесь в школу, в шахматный кружок или еще куда-нибудь. Займись воспитанием, а то ведь вырастет, тоже о тебе не вспомнит. Давай, давай…

И, развернув, буквально вытолкал непрошеную гостью за дверь.

Не стал уже говорить о том, что было бы, узнай Васька, зачем она к нему приходила. Тут уж не только ей достанется. Скорый на руку Васька не станет разбираться, кто прав, кто виноват. Он в ярости не только прибить, а и убить может. Ну, бабы! Ну, слабый пол! Ну, Варвара! Раньше как снисходительно с ним обращалась. Подкармливала неудачливого соседа, пыталась сватать за каких-то своих подружек-поломоек, но никогда не видела в нем мужчины. Да и кто мог сравниться в ее глазах с Васькой!

Непослушными пальцами расстегнул пуговицы на рубашке. Подняв голову, случайно взглянул на себя в зеркало и – не узнал.

21

Рабочий день близился к концу, и он уже собирал со стола бумаги, когда в его кабинет неожиданно вошла секретарша Неверского, Наташа.

– Павел Петрович, Алексей Иванович просит принять посетителей. Делегация из Вознесенского района. Из Дома Культуры, по поводу ремонта.

– Какого ремонта? Почему ко мне? – удивился он.

В самом деле, какое отношение имеет он, инженер, к какому-то Дому Культуры?

– Алексей Иванович занят, – объяснила Наташа. – Он вечером в Москву на выставку товаров улетает. Сейчас готовится, просил не беспокоить. Бакатина нет. Больше эту делегацию принимать некому и не принять неудобно – они с обеда в приемной сидят. Вы их просто выслушайте.

– Но что-то же я им должен сказать?

Наташа слегка замялась.

– Надо деликатно отказать.

Если Неверский просит…

– Ладно, приглашайте, – кивнул он.

Прислушиваясь к шагам в коридоре, он автоматически продолжал наводить порядок на рабочем столе. Уходя, всегда оставлял рабочий стол чистым. Такая у него появилась привычка с тех самых пор, как он занял этот кабинет, все размещать по своим местам, по файлам и полочкам.

В кабинет вошли две женщины и высокий мужчина и недружным хором поздоровались.

– Здравствуйте, – ответил Павел, приглашая жестом седиться.

И как он должен отказать этой самой делегации, какими словами? Вошедшие уселись на диван сбоку, никто не прошел к столу. Неудобно, но вместе. Ясно, вместе они сильнее.

– Мы по поводу ремонта… – решительно начала женщина в меховом берете, и вдруг запнулась.

Он изобразил максимум внимания.

– 

Да-да, я слушаю.

– По поводу ремонта… Дома Культуры.

Глянув в лицо просительницы, он чуть было не выронил из рук папку. Это была Стеша. Он уже открыл было рот, чтобы парой фраз выразить радость по поводу неожиданной встречи, но тут же себя одернул. В самом деле, не на улице встретились. Здесь он лицо официальное. Представитель фирмы.

– У нас был лучший Дом культуры в районе, – подхватила вторая женщина, толстушка с непослушными кудряшками, которые торчали во все стороны. – Старинное, между прочим, здание…

Опустив глаза, он с ничего не выражающим выражением лица, он прослушал долгую историю о том, как гибнет памятник архитектуры. Ржавеют и лопаются трубы, рушится протекающий потолок, ветер заносит пыль и грязь в разбитые окна, поздними вечерами собираются подростки, хорошо поставленным голосом рассказывала толстушка. Наверняка, не в первый раз. Живописная картины вырисовывалась, ничего не скажешь.

Никому ничего не давать до конца года, сказал Неверский на прошлой планерке. Никому! Сейчас, перед праздниками пойдут косяками делегации просителей. Все просят и просят. Как будто у нас не работающее предприятие, а благотворительное общество. Дай и все. А откуда взять? Денежки заработать надо. А с заработанного еще налоги заплатить. И отчисления в пенсионный фонд. Не говоря уж о крупных взносах в фонд предстоящих выборов. Неверский очень хотел стать депутатом.

Павел тогда с ним мысленно согласился. Руки, ноги, голова есть – иди и работай. Каждый – за исключением детей и глубоких стариков, – каждый должен, и может, сам зарабатывать. Дворником, почтальоном, разносчиком газет, если специальности нет. О специалистах и говорить нечего, было бы желание, всегда что-нибудь найдется. Но нет, вместо того, чтобы действовать, идут клянчить у тех, кто по их убеждению, имеет деньги. Идут, унижаются и даже не подозревают, что способны не меньшие деньги заработать, стоит только как следует пошевелить мозгами. А может быть, даже и большие, важно захотеть. Так же он думал тогда, так думал и сейчас, глядя на свои сцепленные руки, лежащие на последней, еще не упрятанной в шкаф папке, и делая вид, что слушает эмоциональный рассказ толстой круглолицей тетки. Она очень старалась. Готовилась, наверное, пока в приемной сидела. Хотела передать ему свое возмущение равнодушием властей, хотела заразить своей горячностью, привлечь его к ответу за разрушаемое временем здание, отклика хотела, но ее речь вызывала только нарастающее чувство недовольства и даже какой-то неловкости за посетителей. Умные же люди. И, наверное, не ленивые. Сюда, вот, не поленились прийти. А сесть, подумать и принять правильное решение почему-то не в силах. Женщина внезапно замолкла, видимо, закончила свою обвинительно – просительную речь. И что ей ответить? Повисло молчание.

– Мы знаем, что вы помогли больнице в «Красном Луче» приобрести медицинскую аппаратуру, – кашлянув, сказал, наконец, мужчина.

Павел кивнул.

– Да, помогли, поскольку занимаемся выпуском этих аппаратов.

– В газете писали, что вы и на ремонт школы дали денег, – сердито добавила толстушка.

Что взять с этих газетчиков! Лезут во все щели. Освещают, видите ли, события и факты. Павел вздохнул. Не будешь же объяснять, что эта школа находится в том самом районе, от которого Неверский и собирается баллотироваться в депутаты.

– Разумеется, – начал он, осторожно подбирая слова и строя из них официальные, округлые фразы, – мы оказываем некоторую финансовую помощь. Но сейчас предприятие само испытывает финансовые трудности, конец года. Боюсь, что сейчас мы не в состоянии вам помочь, – закончил он. – Впрочем, если хотите, можете обратиться к генеральному директору. Секретарь запишет вас на прием.

Кажется, он выполнил то, о чем просил Неверский – отказал. А дальше пусть Неверский сам разбирается, не его, простого инженера, это дело. У каждого свои функции.

– Павел… Петрович, – Стеша подняла на него глаза. – Я, конечно, понимаю, что не все в ваших силах, но…

Не дай Бог, сейчас начнет вспоминать молодость. Этого нельзя было допустить.

– Вы действительно все правильно понимаете, – прервал он и решительно поднялся, давая понять, что прием окончен. – Если бы я мог помочь, я сделал бы все, что только в моих силах.

Толстушка, учитель и Стеша тоже встали. С глубоко разочарованными лицами. А что вы хотели? Чтобы он раздавал деньги, которых у него нет? А если бы и были – все равно бы не дал. Подачки лишают человека инициативы и развращают.

– Можно дать вам совет? – поинтересовался он, когда делегация была уже у самой двери.

Все трое разом обернулись – с надеждой. Может быть, он передумал? Или подскажет, куда еще пойти?

– Почему бы вам самим не заработать на этот ремонт?

Глаза тетки с кудряшками вспыхнули негодованием. Он, что, издевается? Как можно заработать в деревне такие деньги?

– У нас полсела безработных, – враждебно ответила она. – Люди сейчас вообще выживают только благодаря личному хозяйству.

Он не обратил внимания на ее злость.

– Устраивайте дискотеки, вечера, свадьбы, наконец. Откройте ларек какой-нибудь по продаже игрушек, или книг. Турбюро какое-нибудь организуйте, зеленый туризм сейчас популярен.

– Легко говорить, – вздохнула Стеша.

Легко отговариваться, с раздражением подумал он, да на диване пузом кверху лежать. В любое действие всегда надо вкладывать энергию. Голод и страх – вот главные двигатели прогресса. Значит, пока еще есть резервы, еще не припекло…

Закрыв за просителями дверь, разозлился на них еще больше – за то, что внезапно почувствовал себя без вины виноватым. В самом деле, помочь было можно, не так уж много они просили. Неверский, наверное, мог бы дать немного денег. Пусть к Неверскому на прием запишутся. С какой стати он должен думать об их Доме Культуры? Почему это у него должна об этом голова болеть? Пусть сами думают, где денег раздобыть. Пусть сами, в конце концов, побелят его и покрасят. В селе, что ли, мужиков нет, чтобы сделать ремонт? И потом, если только и умеют, что попрошайничать, то почему именно сюда явились черт знает откуда, когда у них свое, непосредственное, начальство под боком? По должности своей, кстати, обязанное такие вот проблемы решать…

Ну, лично Стеше, может быть, и дал бы он денег, если бы имел право ими распоряжаться. В память о том, что в детстве вместе во дворе в прятки и догонялки играли, потом, подростками, в карты.

А какое хорошее время было, подумал вдруг. Беззаботное, доброе. Летом всей компанией засиживались допоздна в старой беседке, что стояла в кустах сирени за домом. Болтали, обсуждали что-то, строили планы. Играли в фантики. Кто-то с кем-то целовался, и все радостно ржали. Стеша, правда, в эти игры не играла. Она, чем старше становилась, тем реже выходила во двор. Некогда было. Мечтала стать певицей, в музыкальную школу бегала, и к репетитору по музыке. Прямо наполеоновские планы строила. Вначале культпросвет училище закончит, потом институт культуры, или даже консерваторию. Всем потенциальным женихам от ворот поворот.

Жизнь все расставила по своим местам. Он, конечно, тоже больших высот не достиг, но и Стеша певицей не стала. После культпросвета поехала по распределению в сельский Дом культуры отрабатывать положенные тогда три года, да так и застряла в той деревне на всю оставшуюся жизнь. И замуж не вышла. Похоже, и в сельской местности ей никто не подошел. А может быть, она местным женихам не нравилась. В деревне больше крепких баб любят, на которых ездить можно, а она как тростинка. И гордая, к тому же, не подступись. Таких парни опасаются, стороной обходят.

Вторая мысль была неприятной. Что Стеша расскажет своим родителям, каким тупоголовым функционером он стал. Всего за каких-то пару-тройку месяцев работы на новом месте. Они-то его всегда выручали. Да и со Стешкой, как-никак, друзья детства.

Он даже за ней даже ухаживать пытался. Безуспешно. Впрочем, как и все остальные. Как сейчас помнит он беседку, увитую плющом, и как он полез целоваться, а она отстранилась. Сказала, что-то вроде того, что детство прошло, и все, что было в нем, не считается, что они разного поля ягоды, пусть и выросли в одном подъезде. Когда он отказался с Васькой – из-за какой-то ерунды – драться, размазней обозвала, а когда, уже после школы, позвал ее фильм о разведчиках смотреть, сказала, что ей с ним скучно, что он хотя и студент, а говорить с ним не о чем – книг не читает, и фильмы только о войне любит. Недалекий, значит, человек. А в вашем «культпросвете» все умные или ты одна такая? – обиделся он тогда. Впрочем, обида быстро прошла – не умел долго сердиться. К тому же, красивых девушек было предостаточно и в университете. К третьему курсу, когда юношеские прыщи начали покидать его лицо и тело, он как-то немного осмелел в отношениях с девушками. А женился на однокурснице, на Ленке Иванцовой. Сам не понял, как это случилось. Скорее всего, потому что перед распределением все вокруг вдруг начали срочно жениться, вот и его эта волна зацепила. Попал как кур во щи… Быстро понял, что Ленка тоже за него вышла не по страстной любви, а чтобы в городе остаться. У него красный диплом был, и дядя на военным заводе. Туда ее, конечно, не взяли, но нашлось место инженера в городской «Рембыттехнике».

Павел надел плащ. И тут же стряхнул с себя и раздражение и жалость. Он поступил правильно. А если это так, то нечего об этом больше думать. Думать нужно о деталях и сборке нового медицинского лазера, который очень пригодится в поликлиниках и больницах. И, конечно же, о новом доме. Пора менять дислокацию. И о Майе, с которой вновь помирился и которая ждет его завтра на ужин. А сегодня можно поужинать в ресторане. Готовить дома не хотелось. Да и деньги уже позволяли заглянуть после работы в ресторан. Усмехнулся – к хорошей жизни быстро привыкаешь.

После ужина заехал в универсам, купил продуктов и отправился домой. Хотелось еще раз просмотреть чертежи. Только уселся за стол, как слабо тренькнул звонок. В недоумении – кого черт принес, на ночь глядя? С опаской глянул в глазок – уж не Варвара ли снова решила его порадовать визитом? За дверью стояла Стеша. Не скрывая удивления, открыл дверь.

Стеша никогда к нему не заходила, даже если и приезжала к родителям. Впрочем, ничего удивительного, чем мог заинтересовать ее какой-то охранник? А вот этот приход как раз можно было предвидеть. В ее глазах он теперь хозяин большого кабинета. То, что не решается в кабинете, иногда можно легко решить в домашней обстановке, по-соседски.

– Не спишь?

– Да нет. Только пришел.

– Можно войти? – поинтересовалась Стеша.

– Ах, да, конечно, проходи, – он отступил в сторону, пропуская ее.

Стеша прошла в комнату и огляделась.

– Порядок у тебя… прямо армейский, – в ее голосе звучало удивление.

– А что такого? – приподнял он брови. – Если мужчина живет один, это совсем не значит, что он должен зарасти грязью.

– Так и живешь один? – поинтересовалась Стеша, еще раз, внимательнее оглядывая комнату. Следы женского присутствия искала.

– А ты как будто ты не знаешь! – Ясно, как день, родители держат ее в курсе всех событий. – Раиса Егоровна, что, ничего не рассказывает?

– Рассказывает, что с тобой в последнее время прямо какие-то чудеса творятся, – призналась Стеша. – Теперь я и сама вижу.

– И что ты видишь?

Пару секунд она разглядывала его.

– Что ты действительно очень изменился. Стал… – запнулась, подыскивая слово.

– Какой? – спросил он, подходя ближе.

Она тряхнула головой. Глаза насмешливо блеснули, перед ним была прежняя Стеша.

– Важный. Как нас сегодня поучал! Настоящий чиновник!

Это слегка задело, он ожидал совсем других слов, но заставил себя растянуть губы в широкой улыбке.

– Ну, какой же я чиновник! Обычный инженер со средней зарплатой. Просто директор был занят, попросил принять, вот я и примерил роль управленца…

– Убедительно получилось. Знал ваш директор, кому доверить нелегкую работу, – непонятно, серьезно она говорит или шутит.

– Конечно, нелегкую, – согласился. – Отказывать всегда нелегко. Но и помочь не всегда получается.

– Особенно, когда не хочешь помочь, – и опять этот испытывающий взгляд.

– Я всегда хочу помочь, но…

– Да ладно оправдываться! – засмеялась Стеша. – Я все понимаю. Посадили тебя, отдувайся за начальство!

– Вот именно! – Он рассмеялся, радуясь, что она правильно истолковала ситуацию и не сердится. – Чаю хочешь?

– Давай, – согласилась она и пошла следом за ним на кухню. – Ну и ну! Да у тебя можно поучиться хозяйство вести! Все просто блестит и сверкает! Когда ты только успеваешь, и работать и убирать? Признайся, у тебя есть домработница.

– Главный принцип чистоты – как можно меньше находиться дома, – объяснил он. – А домработницы еще не завел.

Он поставил чайник, открыл холодильник.

– Что будешь – шоколад, варенье или мед?

– С ума сойти, у тебя есть даже мед!

– А как же! И мед, и сахар – широкий выбор.

Пили чай, вспоминали школу, каких-то общих знакомых. Он вкратце рассказал о своей новой работе, она о своей жизни в деревне. Он все ждал, когда она вернется к теме ремонта Дома Культуры, но Стеша об этом ни разу не вспомнила. То ли поверила, что не в его власти решить этот вопрос, то ли не хотела больше унижаться. Всегда была гордой. Как и раньше, начала подшучивать и подсмеиваться над ним. Похоже, на Стешу его мужские чары не действовали. Впрочем, и она его тоже уже давно не интересовала. Но приятно, что зашла, как встреча с юностью.

Перед уходом Стеша вдруг затормозила, задержалась в прихожей. И говорить было уже не о чем, а прощаться медлила. Стояла и, как будто, чего-то ждала. Наверное, все-таки насчет ремонта хотела напомнить, но не решилась. И хорошо, что не сделала этого. Пришлось бы снова объясняться и оправдываться, а этого делать, после того, как они так славно посидели, не хотелось. Закрыв, наконец, за ней дверь, он вздохнул с облегчением. И детство, и юность, и этот двор, и Стеша – все это действительно в прошлом. Перед ним открывались новые перспективы. Его такие перемены ждут! Он и сам не знал, какие, но чувствовал, что значительные. Только почему-то не хотелось, чтобы люди, окружавшие его с детства, были этому свидетелями. И Стеша в том числе. Их, как расколотые льдины во время ледохода относило друг от друга все дальше и дальше, и с этим уже ничего нельзя было поделать.

И снова явилась мысль, что нужно подыскивать новую квартиру. А почему квартиру? Нет, с квартирами тоже покончено – ему нужен дом.

Неподалеку от его новой работы располагалось агентство по продаже недвижимости. Туда он и зашел. Другой конец города, вероятность встретить знакомых близка к нулю. Узнав, что он не только продает квартиру, но и одновременно подыскивает себе новый – хороший, подчеркнул он, – дом, полная женщина, сонно листавшая какой-то глянцевый журнал, мигом проснулась. Выспросила все о его квартире, заполняя при этом какой-то формуляр, потом разложила перед ним альбомы с фотографиями особняков. Он полистал каталоги, посмотрел фотографии. Хороших домов было много, но почему-то казалось, что все это не то, что ему нужно.

– Опишите поподробнее, что бы вы хотели. И на какую сумму?

Он перевел взгляд за окно, за которым маячил строительный кран и остов новой многоэтажки с пустыми глазницами оконных проемов. И явилась простая, но гениальная мысль. Почему бы ему самому не построить себе дом? Такой, как хочет. Он даже не спросил себя, а сможет? Он просто увидел этот дом. Строгие лаконичные линии. Белые колонны у центрального входа. Красная крыша. И внутри – много пространства, света, сияющие полы, широкая лестница, ведущая на второй этаж. Никакой кричащей роскоши, как у Неверского. Никакого деревенского стиля, как на даче у Майи. Практичность, даже минимализм интерьера. И большая зеленая лужайка, которую разрезает вымощенная диким камнем дорожка, ведущая к главному входу.

Впрочем, возможно такой дом уже существует, ждет его. Пригороды застраиваются с поразительной быстротой. Каких только домой не увидишь, когда едешь по объездной! От крошечных, как игрушка отделанных коттеджей до роскошных дворцов. Надо еще поискать – вон их сколько, агентств этих.

22

– Продаешь, значит, свою квартиру?

Иван Игнатьич стоял на лестничной площадке, словно поджидал его. Павел поднялся на площадку и только тогда ответил.

– Продаю. А вы откуда знаете?

– Татьяна сказала. Она для дочки квартиру ищет. Чтобы, значит, недалеко от дома была. Ей подруга какая-то из другого агентства и предложила квартиру купить. Твою.

– Понятно, – пробормотал Павел. – Страстная тигрица ищет нору. Притон вам обеспечен.

– Какой притон? – не понял Иван Игнатьевич.

– Да это я так… мысли вслух.

– Ну, и чем тебе твоя квартира не нравится? – огорченно поинтересовался сосед. – Для одного очень даже просторная. Да если и жениться надумал, и жене места хватит, и детям…

А вот это не ваше дело, подумал Павел, открывая дверь, но вслух этого, разумеется, не сказал. Иван Игнатьич терпеливо стоял за спиной, не уходил. Явно хотел продолжить разговор. Возможно, ожидал, что он его в свою квартиру пригласит обсудить, так сказать, животрепещущий вопрос. Но Павел и этого делать не собирался. Ни приглашать, ни обсуждать. Уже входя, объяснил:

– Хочу в доме пожить. С садом.

– Этот… как его, коттедж, значит, покупаешь?

– Хотелось бы, – выдавил вежливую улыбку Павел и стал дверь закрывать, показывая, что некогда ему разговоры разговаривать.

– Ну-ну, – отступил Иван Игнатьевич к своей двери. – Жил-был простой советский парень, да вдруг бизнесменом заделался. И дом ему стал не тот и соседи не те.

– Перестаньте, Иван Игнатьевич. Обычное дело.

Больше сказать было нечего. Да сосед и не ждал ничего. Скрылся в своей квартире быстрее, чем Павел успел свою дверь закрыть. Обиделся. А чего обижаться? Каждый живет, как может, как умеет. А точнее, плывет по реке с названием жизнь. И чаще всего, не туда, куда хочет, а куда его течением несет. Похоже, его, Павла выносило на стремнину, а соседи его так и оставались у берега. Ох, что-то я расфилософствовался, поморщился. Надо обедать по-быстрому, и назад – в цех.

Через пару недель, за обедом в ресторане, Неверский предложил ему возглавить Сибирский филиал. Ясное дело, хочет от него избавиться, видимо, узнал-таки о том, что он с Элеонорой…

Но Неверский не был похож на уязвленного мужа. Смотрел прямо в глаза, и выглядел озабоченным.

– Там давно пора навести порядок. Воруют много. Пользуются тем, что я далеко. Мне там позарез нужен свой надежный человек, который бы смог справиться с ситуацией.

– Почему ты думаешь, что я справлюсь? – удивился Павел.

– Во-первых, ты спец, каких мало, тебя трудно будет провести. А во-вторых, и это главное, ты умеешь держать дисциплину. Честно говоря, когда я тебя на работу брал, даже не подозревал о твоих талантах. Ты просто прирожденный руководитель – практичный, умный, жесткий.

Он – жесткий? Павел едва верил собственным ушам. Давно ли только и слышал: размазня, мягкотелый…

Впрочем, – впрочем, ему понравилось то, что он услышал. Пусть даже Неверский и льстил. Можно было бы и поехать, и попробовать себя в новой роли. В другое время он бы с радостью. Но теперь об этом даже думать не хотелось. Потому что Майя, конечно, ни за какие коврижки в Сибирь не поедет. У нее тут свой налаженный бизнес. А уехать одному, значит положить конец их отношениям. Вряд ли ее устроят его редкие наезды на родину. Найдется ему замена. Нет, расставаться с Майей не хотелось. Вот ведь, ухмылки судьбы! Только встретил женщину, с которой хотел бы если уж нельзя остаться навсегда, то хотя бы провести вместе как можно больше времени, и тут – на тебе, пожалуйста, – выбирай, или она или должность директора. Задумаешься… Директором филиала тоже заманчиво стать. Ну, это еще не уровень Неверского, но все-таки, но все-таки…

Неверский истолковал его молчание по-своему.

– Это, конечно, далековато, – согласился. – Но там у тебя будет дом, машина с шофером. Что, собственно говоря, тебя здесь держит? Здесь перспективы роста никакой. Здесь я своего места отдать тебе точно не смогу. И вообще здесь становится небезопасно, – произнес как-то странно. – Ладно, думай.

Намекает. Или угрожает? Точно знает он про то, что они с Элеонорой… А что если уволит? Такой работы Павлу больше не найти. Да и вообще никакой не найти по специальности. Возвращаться в сторожа?

– Я не сказал «нет», – пробормотал он.

Не будь Майи, он бы даже в Бразилию поехал. Может, предложить ей открыть сибирский филиал тоже? Хотя, зачем ей там торговать, если и здесь дела идут неплохо? Нет, она не поедет. Не поедет. А ему что там без нее делать? В самом деле, надо хорошенько все взвесить.

– Дай подумать.

– Думай, – согласился Неверский. – Только не долго.