Текст книги "Чёрный плащ немецкого господина"

Часть вторая

1

– Когда мы снимали предыдущую серию фильма о нашем герое, мы и предположить не могли, что финал этой истории окажется далеко не таким, каким виделся нашим сценаристам. Сама жизнь дописала его вместо них, – на экране молодой журналист говорил с нескрываемым волнением. – Несомненно, все вы уже знаете из последних новостей, что Пауль Барбье жив! И мы счастливы повторить это снова. Не переключайте канал, сразу после рекламы мы расскажем, что же случилось с нашим знаменитым героем.

Звонок мобильного телефона, оставленного на столике в прихожей, оторвал Ханнелоре от телевизора и заставил подняться с дивана. Звонил Курт. Голос его звучал взволнованно.

– Извини, что поздно. Но не мог не позвонить, есть просто ошеломляющая новость.

– Что за новость? – Ханнелоре вернулась в комнату, убрала звук телевизора, потом прошла на кухню, чтобы приготовить себе чашку кофе.

– Только что получил совершенно достоверные сведения о том, что директор фирмы, с которой мы собрались подписать договор, арестован за торговлю просроченными лекарствами и наркотиками.

– Не может быть! – Ханнелоре едва не уронила чашку, которую доставала с полки. – Это какая-то ошибка! Такое солидное предприятие, и люди…

– У меня в первый момент была тоже такая же реакция, – вздохнул Курт.

– Как может быть директор такого крупного предприятия, которое занимается медицинским оборудованием, быть связан с лекарствами и тем более, с наркотиками? – все еще недоумевала она.

– Через сеть аптек. Оказалось, что помимо концерна, он также владеет сетью аптек, торговавших просроченными и поддельными лекарствами. И этот господин Шумаков, который только что был у нас и осматривал наши цеха, также замешан в этих делах. Как совладелец нескольких таких аптек объявлен в международный розыск. Нам уже звонили из Интерпола. Как хорошо, что мы не успели заключить с ними никаких контрактов! Нужно также отозвать предварительный договор о сотрудничестве. Будем надеяться, что этот скандал нас никак не коснется, и репутация наших заводов не пострадает.

– Будем надеяться… – опускаясь на стул, повторила за ним Ханнелоре

– Но теперь нам предстоит искать новые площадки для сборки нашего оборудования. Ты говорила, что в Новосибирске есть еще одна фирма?

– Да, главный конкурент господина Неверского, – вспомнила Ханнелоре. – Еще осенью предлагал посмотреть его предприятие.

– Нужно собрать о них самые достоверные сведения. А что ты думаешь о Бразилии?

– О Бразилии?

– Ты забыла? У них тоже есть очень интересные предложения. На следующей неделе я лечу в Бразилию, и мне бы хотелось, чтобы ты полетела со мной.

– Да, конечно, – пробормотала Ханнелоре. – Мы должны рассмотреть все варианты.

Она никак не могла переварить услышанного. Директор, возможно, и замешан во всей этой истории, он производил впечатление не очень чистоплотного человека. Но не Павел. Он не был жадным до денег, это было очевидно с первого взгляда. Он не желал власти и уж тем более, славы. Зачем ему было идти на такое преступление?

Она так расстроилась, что уже не смогла смотреть передачу. И не увидела знаменитого архитектора, вернувшегося домой после полугодового отсутствия. Съемка была сделана в больнице, куда сумел пробраться один из вездесущих паппарацци. Разумеется, безо всякого на то разрешения, а потому кадры были не самого лучшего качества. Как только установили личность больного, около него сразу же выставили круглосуточную охрану. «Было бы кого охранять! Подумаешь, какой-то архитектор! Кому он нужен!» – вопил с презрением журналист, лица которого было не видно, когда его выводили. Включенная камера болталась где-то внизу и видно было, как мелькали упирающиеся кроссовки и ноги полицейских в начищенных до блеска ботинках. – «Хочу напомнить, что в этой стране существует свобода слова!»

Этот маленький эпизод в конце репортажа об известном архитекторе стал изюминкой всего репортажа.

2

Кто-то окликнул его по имени.

Это было странно, кто мог узнать его сейчас? Наверное, почудилось.

– Пауль! – снова окликнул нежный голос.

На этот раз он обернулся. Какая-то женщина с улыбкой смотрела ему в лицо.

– Вы ошиблись, – начал было он, и – осекся. Потому что откуда-то он знал эту женщину.

– Анита, – произнес машинально.

Перед мысленным взором возник старый парк, озеро с утками и качели. Он и девушка в розовой кофточке качались на этих качелях, то улетая в небо, то почти касаясь земли. Потом пили пиво за столиком открытого кафе и почему-то ссорились. Картинка мелькнула и исчезла.

– Пауль, – повторила Анита, с улыбкой рассматривая его.

– Вот так встреча! – поразился он, в свою очередь, разглядывая ее.

Это было и в самом деле невероятно, вдруг встретить Аниту после стольких лет. И еще более странно, что она почти не изменилась.

Ему нравились блондинки. Но Анита особенно. Когда он встретил ее, все другие девушки на ее фоне стали казаться грубо размалеванными куклами, поскольку она, если и пользовалась косметикой, то настолько умело, что заметить ее было почти невозможно. С виду не девушка, а ангел. Если бы ей еще ангельский характер. Но характер у нее был неуступчивый, и ревнивый. Потому они часто ссорились. И их роман угас также внезапно, как и начался. Наверное, от того, что они были еще очень молодыми.

– Знаешь, я совсем недавно думал о тебе, – вспомнил он неожиданно, глядя в ее глаза невероятной голубизны. – И ты не поверишь, но мне как будто кто-то сказал, что я обязательно тебя скоро увижу!

– Значит, у тебя открылся дар предвидения, – улыбнулась она.

– Можешь не верить, – пожал он плечами. – Можешь не верить, но это так.

– Я верю, – кивнула она. – Иногда нам приоткрывается будущее. Только мы не всегда это понимаем.

Он посмотрел на часы.

– Не торопись. Всех дел никогда не переделаешь.

– Это точно, – согласился он. – Может быть, присядем где-нибудь?

– Здесь есть неплохой бар, – сказала Анита. – «Аквариум» называется, там можно посидеть. Там такой огромный аквариум.

– Я, кажется, видел его, – вспомнил он. – Этот бар сам похож на аквариум, весь такой прозрачный.

В баре было пусто, только за дальними столиками сидело несколько человек.

– Скоро здесь будет тесно, – почему-то вздохнула Анита, когда они сели у стойки. – Осталось совсем немного времени, и он будет заполнен под завязку. Будет много работы.

– У бармена и официантов, – дополнил он. – Но мы-то будем отдыхать. Что будем пить?

– Апельсиновый сок.

– А мне сейчас надо расслабиться, – сказал он. – Поэтому я, пожалуй, позволю себе немного водки. Или крепкий коктейль, например, «Вырви глаз»…

Она улыбнулась.

– Никогда о таком не слышала!

И бармен не знал такого названия. Он попытался объяснить, как делается этот самый коктейль, но вдруг, с удивлением обнаружил, что не может – забыл. Ладно, махнул рукой, можно и просто виски. Побольше.

Приподнял стакан.

– Ну, за встречу!

Она почему-то вздохнула, но, тем не менее, подняла стакан и пригубила свой апельсиновый сок.

Немного помолчали, разглядывая друг друга. В душе у него нарастала какая-то тихая радость. Может быть, от выпитого. А может быть – от неожиданной встречи. Смотреть на Аниту – по-прежнему сплошное удовольствие.

– Просто замечательно, что встретил тебя, – сказал он. Он и вправду был очень рад. – За тебя, – снова поднял стакан. – Расскажи о себе. Как живешь? Где работаешь?

– Во многих местах, – туманно объяснила она. – Сегодня, вот, здесь в аэропорту. Именно поэтому мы с тобой и встретились.

– Это здорово, что встретились, – медленно произнес он. От выпитого натощак слегка закружилась голова, и язык стал непослушным. – Если бы мне не надо было улетать, можно было бы встретиться еще. Поговорить. Но я должен лететь. Тоже – работа. У меня вообще, вся жизнь это работа, работа… В личном плане не удалась. Я один. И очень-очень одинок…

Он едва не прослезился от осознания своего одиночества.

– Каждый человек в каком-то смысле очень одинок, – кивнула Анита.

Она всегда мгновенно угадывала чужое настроение. Очень чуткая. Он шмыгнул носом.

– Если быть честным… по-настоящему в жизни своей я любил всего только одну женщину, – сейчас ему казалось, что давнее юношеское увлечение действительно было самым настоящим. – Жаль, что я… я улетаю, и мы больше не увидимся.

– Кто знает, – улыбнулась Анита. – Кто знает. Возможно, и увидимся.

Он покачал головой.

– Нет. Я точно знаю. И живу я далеко, и самолеты… они иногда, видишь ли, разбиваются.

Она опустила глаза и вздохнула.

– Тебе действительно пора. Да и мне тоже. Прощай.

Поднялась. Надо бы проводить ее, но ноги оказались тяжелыми, да и все тело как свинцом налилось. Зря пил.

Сделав несколько шагов, Анита неожиданно обернулась и быстро произнесла напоследок:

– Все будет хорошо. Лети. И ничего не бойся.

– А я и не боюсь ничего, – угрюмо улыбнулся он. – И никогда ничего не боялся.

Хотя ему вдруг стало страшно – очень страшно.

Он открыл глаза и сразу понял, что находится в больнице.

Чье-то лицо склонялось над ним.

– Кажется, пришел в себя, – произнес чей-то голос.

– Вы меня слышите? – спросил другой голос. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – ответил он и закрыл глаза. Больница исчезла.

Он хотел снова увидеть Аниту, ведь они так толком и не поговорили. Он хотел о многом ее расспросить. Ему показалось, она хотела сказать ему что-то очень важное, но почему-то передумала. Нужно снова встретиться с ней, нужно обязательно ее найти…

– Анита. Вернись, Анита. Где ты?

3

На этот раз все виделось отчетливо и ясно. Небольшая палата. Женщина у медицинского аппарата. Это медсестра. Мужчина в форме. Это полицейский.

– Пожалуйста, недолго, – произносит женский голос.

– Да, конечно. У меня всего один вопрос. Идентификация личности.

Молодое свежее лицо с веснушками и белесыми бровями под форменной фуражкой приближается.

– Вам знакомо имя Пауль Барбье? – спрашивает полицейский. – Кто он?

Голоса гулко отдаются в голове, дробясь и множась, как эхо в горах.

Он с утвердительно кивнул головой. Конечно, знакомо. Пауль Барбье.

– Кто он? – настойчиво повторил полицейский. – Вы знаете?

– Я… – он пытался разлепить непослушные губы. – Да… Пауль.

Его все знают. Он очень популярная личность.

– Пауль Барбье? – снова повторил полицейский, наклоняясь.

– Все, достаточно, – решительно произнес третий голос. Мужской.

Он закрыл глаза. Но прежде, чем снова оказаться в темном небытии, услышал: карточка. В его плаще была карточка. Ключ от машины. Последний вопрос: у вас есть «мерседес»? Есть ли у вас «мерседес»? Есть ли у него «мерседес»? Наверное, есть. Он всегда любил красивые и мощные машины.

Первым посетителем, которого к нему пустили, был Артур Ованесян.

– Просто не могу выразить, как я рад, что ты вышел-таки живым из этой передряги! – Артур, чуткая натура, шмыгнул носом. – Каких только предположений мы тут не строили! Но, поверь, у меня было предчувствие, что ты вернешься…

– Оно тебя не обмануло, – слабо улыбнулся он.

– Не обмануло! Надеюсь, что все страшное уже позади и здесь тебя живо поставят на ноги. Надеюсь, руки не очень пострадали? – Артур кивнул на бинты.

– Ничего серьезного.

– Это хорошо. Потому что тебя ждет большая работа. Нас обложили корреспонденты. Интервью за интервью, – оживившись, сообщил Артур. – Ты и раньше был человеком известным, но теперь стал просто мировой знаменитостью! Эта волна в газетах и на телевидении принесет нам кучу заказов!

– Я рад, – снова улыбнулся Пауль. – Только…

– Мы понимаем, что ты еще не в состоянии работать в полную силу, – спохватился Артур. – Но никто этого и не требует. Ты и так уже сделал больше, чем любой из нас. Мы ждем новых крупных заказов, – повторил он снова. Похоже, эта мысль его очень волновала. – Да, чуть не забыл. Пока ты был в… отсутствии, в офис приходила твоя сестра.

Он приподнял брови.

– Моя сестра? Ты же знаешь, я был единственным сыном у матери.

– Сестра по отцу, – уточнил Артур. – Ну, та, из Австралии…

Пауль наморщил лоб.

– Лора?

– Да, она так и представилась. Лора. И я сразу вспомнил, как ты как-то рассказывал мне о маленькой толстой фурии, которая подстерегала тебя в парке, где ты гулял с няней, и щипала за то, что ты отнял у нее отца. А тебе было, кажется, всего-то шесть лет.

– Пять, – автоматически поправил он.

– Очень настырная особа. И по-прежнему толстая. Расспрашивала о подробностях крушения самолета, но у всех нас сложилось впечатление, что ее интересовало совсем другое.

– Другое? Что – другое?

– Твоя доля в бизнесе! – рассмеялся Артур. – Разумеется, ей никто ничего не сказал. Потому что никто не верил, что ты исчез навсегда. Ладно, я побежал. Надеюсь, скоро увидимся в другом месте. Мы все ждем тебя в офисе.

Попрощавшись с Артуром, он откинулся на подушку и прикрыл веки. Лора. Предупрежден, значит, вооружен.

Были еще какие-то посетители, но он не всех узнавал. Вот и этого мужчину он вспомнить не мог. После укола заснул, а когда открыл глаза, увидел у кровати здоровенного детину с маленькой коробочкой в огромных руках.

– Вы помните меня, господин Барбье? Я муж Берты, Гюнтер Майер, – опасливо приподнимаясь со стула, произнес посетитель.

– Гюнтер…

– Так точно, Гюнтер Майер. Я бы, конечно, ни за что не стал вас беспокоить, да к вам и не пускают просто так, еле прорвался. Вы уж простите, господин архитектор, я сказал, что служу у вас. Но это можно сказать, так и есть, поскольку мы с Бертой как одно целое. Сказал, что я ваш управляющий. Только поэтому меня и впустили, дали мне пять минут. Времени мало, поэтому я сразу объясню, зачем пришел. Не подумайте, что я жалуюсь на вашу сестру, но это просто несправедливо – взять и уволить Берту безо всяких объяснений, в один день, после того, как она столько лет проработала в вашем доме! И хорошо работала, ведь у вас никогда не было к ней никаких претензий, верно, господин Барбье?

– Верно, – откликнулся он слабым эхом, пытаясь понять, что нужно этому Гюнтеру Майеру.

– Берта присматривала за домом и после того, как с вами случилась эта неприятность, ну, я имею в виду, когда вас… когда с вами произошла эта катастрофа. У нее всегда все в порядке, нигде ни пылинки, вы же знаете, господин Барбье, какая она чистюля.

– Знаю, – снова послушно откликнулся он.

– А ваша сестра, только появилась в доме, сразу же начала всех увольнять.

– Всех?

– Я так и знал, что вам ничего не сказали! – покачал головой Гюнтер. – Да, она всех уволила, не только Берту. И садовника, и этого нового охранника… Сказала, что не собирается содержать целую армию дармоедов. Что и сама в состоянии раз в неделю пропылесосить комнаты. Как будто Берта убирала дом раз в неделю, а в остальные дни отдыхала. Это очень несправедливо, и очень обидно, согласитесь, уж вы-то знаете, каждый работал добросовестно на своем месте.

– Мы и вернем все на свои места, – медленно произнес он.

– Я так и думал, что вы это сделаете! – обрадовано воскликнул Майер. – Я так и сказал Берте, когда по телевизору мы услышали, что вы – слава Богу! – все-таки вернулись; я так и сказал, надо немедленно идти к господину архитектору. Навестить его в больнице и рассказать заодно, как несправедливо с тобой обошлись. Он тебя нанимал, только он и может тебя уволить! Но Берта, вы же ее знаете, она стеснительная, побоялась идти. Да и жаловаться она не приучена, всегда молчит. Вот и сестре вашей тоже ничего не сказала, не стала спорить, просто собралась и ушла из дому, где проработала столько лет. Эта ваша сестра упала как снег на голову, взялась-то неизвестно откуда, вы ведь никогда о ней даже и не упоминали! Никто никогда в глаза ее не видел, и вдруг является, буквально через две недели, после того, как в газетах написали, что вы потерялись в джунглях, и объявляет, что она ваша ближайшая родственница и наследница. Ходила по дому как хозяйка, брала, что хотела, даже ваши вещи перебирала! И сразу же увезла куда-то несколько картин, которые вы очень любили. Картины вашей матери и эту огромную, непонятную, русского художника, что висела внизу в гостиной. Берта чуть в обморок не упала, когда вернулась из магазина и увидела пустые стены. Она так и сказала этой Лоре, господину архитектору, когда он вернется, это очень не понравится. После чего сразу же была уволена. Надеюсь, теперь она снова и навсегда вернется туда, откуда явилась. В свою Австралию. Хотя место ей, видит Бог, в преисподней… и ей и мужу ее…жестокая женщина. Она даже на звонки не отвечала. И Берте запретила. А ведь столько народу звонило, узнать, нет ли каких новостей о вас.

Дверь приоткрылась, и кто-то заглянул в палату.

– Мне пора, – заторопился Майер. – Пять минут мои кончились. Берта не решилась прийти, но она передает вам привет и вот, – он положил коробку, аккуратно перевязанную ленточкой на тумбочку, – ваше любимое печенье. Выздоравливайте, господин архитектор, поскорее, мы все с нетерпением ждем, когда вы вернетесь домой. Так я скажу Берте, что она может приступить к работе снова? Она хоть завтра готова… Она же прикипела к вашему дому, он ей как родной, с того самого дня, как вы его построили. Там, наверное, и не убирал никто с тех пор, как ваша сестра вселилась. Берта говорит, что к вашему возвращению не мешало бы навести порядок.

– Хорошо. Пусть приступает.

Когда за Майером закрылась дверь, он некоторое время смотрел в потолок отсутствующим взглядом. Потом развязал ленточку и открыл коробочку. Нежное печенье таяло во рту.

4

Воистину все в руках Господа, шепотом произнесла стоящая в дверном проеме Берта, вытирая глаза. Он услышал наши молитвы. Впрочем, Берта тут же исчезла, когда в гостиную спустились Лора и Вернер. Чтобы после завтрака продолжить начатый вчера вечером разговор. Пауль не стал завтракать вместе с ними, выпил утренний кофе в спальне. Он просто не хотел их видеть, эту толстую парочку дорогих родственничков.

– Но почему ты так долго молчал? – нервно спросил Вернер.– Прошло полгода…

В самом деле. Полгода – это целая вечность.

– Потеря памяти,– повторил он.

Пальцы Лоры терзали концы тонкого шифонового шарфа.

– Но когда ты понял, что ты это ты, почему не позвонил?

– Я сразу же позвонил, – размеренным голосом ответил он, – но ты положила трубку.

Вернер с недоумением посмотрел на жену.

– Я не могу поверить. Ты положила трубку?

– Я подумала, что это чья-то глупая шутка! – нервно откликнулась Лора. – А ты бы поверил?

– Нет, – помолчав, согласно склонил голову Вернер. – Пожалуй, я бы тоже не поверил. Тем более, что и голос у тебя изменился.

Какое-то время все молчали, бросая друг на друга косые взгляды, словно проверяя себя, происходит ли все это на самом деле, или это всего лишь сон, сон который видит каждый из них. Может быть, и ему это все только снится? Сон, собравший воедино семью Барбье. Впрочем, не всю. Отец тяжело болен, и не может больше путешествовать. Но сестра с мужем находились здесь. И все же, и все же у него оставалось ощущение, что кого-то все-таки не хватает. Да и они здесь совсем не для того, чтобы радостно приветствовать его после долгого отсутствия и чудесного возвращения из небытия. Его-то они, как раз, меньше всего и ждали. Как, впрочем, и он их. Но он вернулся домой. А они – зачем они здесь? Зачем приехали из своей Австралии? Оплакать его несвоевременную кончину? Он нехорошо усмехнулся. Ответ был очевиден. Они явились, чтобы осмотреться. Чтобы решить, как лучше распорядиться его домами, его машинами и мотоциклами. Ну, и деньгами, разумеется. Очень большими, по их меркам, деньгами. И тут он понял, кого не хватает. Нотариуса, зачитывающего завещание. Вот только зачитывать-то нечего, поскольку Пауль Барбье не собирался умирать и никакого завещания не оставил. Во всяком случае, так утверждал его адвокат. Об этом тоже писали в прессе, гадая, кому же достанется в наследство его уникальная коллекция «Харлеев». Отцу? Он очень стар. Оставалась сестра по отцу, толстушка Лора, люто ненавидевшая его в детстве. Впрочем, и сейчас она вряд ли испытывает иные чувства. Пауль Барбье воскрес, явился из небытия, и отнял у нее то, что она считала уже своим. У них, вероятно, даже нет обратного билета. Спросить? Впрочем, какая ему разница, как они будут добираться до своей Австралии. Да хоть вплавь, ему какое дело. Главное, чтобы эта парочка идиотов как можно скорее покинула этот дом. Его дом.

– И скоро они придут в норму? – Сестра со странным выражением смотрела на его руки.

Он пошевелил пальцами. Повязки уже сняли, но он все еще не мог до конца их сгибать. Особенно пальцы левой руки. Впрочем, работать на компьютере это не мешало.

– Потребуется какое-то время на восстановление. Нужен массаж.

– И это поможет?

– Надеюсь, да, – сухо ответил он, засовывая руки в карманы домашней куртки.

Лора встала с дивана и медленно прошлась по комнате.

– Ты действительно ничего не помнил все это время?

Как будто это сейчас имело какое-то значение. Впрочем, для нее, по-видимому, да. Возможно, у нее все еще теплиться надежда, что не все потеряно. Возможно, он не совсем здоров после всех этих приключений. И потеря памяти – верное тому свидетельство. Да он и выглядит не совсем здоровым. Обожженное лицо, руки…

– Я здоров, – сказал он. – И умственно и физически. И любой врач это подтвердит.

– Может быть, подтвердит. А может быть, и нет, – внезапно загадочно произнесла Лора.

Пауль поднял брови.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Скоро узнаешь, – глаза Лоры сузились.

– Ты мне угрожаешь? – с любопытством поинтересовался он.

– Бог ты мой, ну конечно, нет! – поспешно вмешался в разговор Вернер, оглядываясь на жену. – Лора, о чем ты?

– Ты прекрасно знаешь, о чем, – повысила она голос.

– Лора, Лора, прекрати, – Вернер нервно забегал по комнате. – Я противник всяческих скандалов. Я серьезный бизнесмен и такая реклама мне ни к чему. Хватит с нас похождений твоего отца. Пауль, не обращай на нее внимания. Мы счастливы, что ты нашелся. Все могло иметь куда более печальный конец.

– Это надо же придумать – потеря памяти! – Лора передернула плечами. – Прекрасное объяснение некоторым совершенно необъяснимым фактам!

Он поморщился. Больше всего сейчас хотелось остаться одному. Но эти родственнички оккупировали его гостиную, бегают по ней, как два зверя, готовые к нападению. Уйти означала сдаться, осложнить обстановку, дать сестре шанс. Он ее насквозь видел. Лора сознательно провоцировала его на скандал. Чтобы можно было подключить прессу. Объявить на весь мир, что он сумасшедший. И ввязаться, таким образом, в драку за имущество, за деньги. Только напрасно она надеется, что это ей удастся. Прошли те времена, когда его можно было безнаказанно щипать. Он отрастил клыки и когти и стал своим в этой банке с пауками.

– У меня действительно было что-то вроде полной потери памяти. Я мог говорить, читать и писать, я знал многие вещи, но не знал, кто я и откуда, – ровным голосом объяснил он, скорее себе, чем им. – Странные ощущения. Я словно был и, в то же время, меня как бы не существовало….

– Допустим, что все это так, – Лора впилась в него уже откровенно злобным взглядом. – Только есть вещи, которые просто не поддаются объяснению.

– Какие, например?

Видно было, как она колебалась – говорить или нет? Или придержать новость для паппарацци?

– Например, этот плащ. Откуда он у тебя? Этот плащ я выбросила еще осенью! Я своими руками уложила его в мешок и отдала…

Она замолкла и растерянно оглянулась на черный плащ, небрежно брошенный на стул у двери. Ага! Он и так знал, что это не первый сбор дорогих родственничков, что сразу же, после первых сообщений о смерти знаменитого брата, Лора уже командовала здесь, уже распоряжалась его вещами, уже примеряла на себя роль хозяйки, перебирала, сортировала сокровища, которые вот-вот могли перейти в ее руки. Плащ. Ну, что ж, плащ не самое главное. Он окинул ее презрительным взглядом.

– Каждый, кто знает меня, подтвердит, что я много лет ношу вещи только этой фирмы, поскольку являюсь лицом этой фирмы. Наверное, даже не помня, кто я такой, я подсознательно сделал правильный выбор. При первой возможности купил точно такой же плащ, какой у меня был раньше. И хватит, – не удержался-таки, повысил голос, – хватит устраивать мне допросы!

– В самом деле, Лора, угомонись, – хмуро произнес Вернер, поднимаясь с дивана.

– Я не верю в чудеса, – с нажимом произнесла Лора, обратив на слова мужа не более внимания, чем на жужжание мухи. – Есть совершенно реальные способы проверить некоторые факты…

– Проверь, – согласился Пауль. – Ты помнишь парк, Лора? Помнишь, как мы гуляли…

– Я-то все помню, – прищурила глаза сестра. – А вот насколько хорошо ты помнишь жизнь до своей ги… своего исчезновения в Америке, будет проверять специальная комиссия!

– То, что нужно, я помню отлично, – он посмотрел ей прямо в глаза. – И совместные прогулки в парке в детстве, они просто впечатались в мою память. Отец надеялся, что мы, познакомившись поближе, станем друзьями. И ты прекрасно справлялась с ролью заботливой старшей сестры – при нем, разумеется. Но когда мы оставались одни, ты играла совсем другую роль, верно? Роль маленькой ведьмы, фурии. Какой и осталась. Не хочешь сейчас ущипнуть меня за щеку, чтобы посмотреть, как я буду плакать? Тебе, ведь тогда это доставляло большое удовольствие, не так ли, Лора? Мучить малыша, обвинять его в том, в чем он просто не мог быть виноват. Но хочу напомнить, что мне уже не пять и не шесть лет, и я вполне могу за себя постоять.

– Лора, нам лучше уйти, – умоляюще произнес Вернер. – Иначе вы неизвестно до чего договоритесь. Все-таки это твой брат. К чему эта ссора?

– А ты замолчи, неудачник! – обернулась к мужу Лора. – Ты ничего не понимаешь! Нищий губошлеп! Чуть на него прикрикнули, он уже готов ползти назад. Только, вот вопрос, куда? Твоя фирма прогорела, а ты даже не в состоянии осознать, какие деньги мог бы иметь, если бы не был таким… таким идиотом!

– Лора…

– Это ты всегда молчишь, а я молчать не буду! У меня есть доказательства! И я сумею ими воспользоваться! – гневно сверкнула глазами.

Это было уже слишком. Угрожать Паулю Барбье в его собственном доме!

– Еще слово и тебе придется искать другое место для ночлега, – предупредил он.

– Я уйду, я сама уйду сейчас, но я еще вернусь! – крикнула гневно Лора и выбежала из комнаты.

Вернер виновато развел руками. Глаза его бегали.

– Извини, Пауль, она сама не понимает, что делает и что говорит. Это все стресс. Не принимай близко к сердцу. Она очень много нервничала последнее время, очень переживала по поводу твоей… твоего исчезновения.

А еще больше – по поводу неожиданного возвращения, хотел съязвить он. Но смолчал. В конце концов, Вернер здесь ни при чем. Он никогда не видел его раньше, но и короткого знакомства было достаточно для того, чтобы понять, что он за человек. Человек с оглядкой. В отличие от некоторых других дорогих родственников, он не из тех, кто спешит делать гадости близким. Чтобы потом, не дай Бог, не пришлось расхлебывать их самому…

– Похоже, сестрица решила объявить меня умалишенным, и запереть в дурдом, чтобы в полной мере попользоваться моими денежками, – с усмешкой объяснил он. – Только напрасно она надеется на такой оборот событий.

– Не доставало мне еще такого позора. – Вернер с негодованием потряс головой из стороны в сторону. – Мы завтра же возвращаемся в Австралию. Этого не будет, я обещаю,

Конечно, не будет, потому что ты, Вернер, к счастью, действительно трус.

– Спасибо, Вернер, – Пауль протянул руку. – У тебя, кажется, возникли небольшие финансовые трудности? Я был бы счастлив помочь. В самом деле. Как только вернешься домой, напиши мне сразу же, в чем суть проблемы. Думаю, мы ее решим в ближайшие дни.

Лицо Вернера порозовело.

– Я не имел в виду ничего такого…

– Я тоже ничего такого не имею в виду, – перебил его Пауль, – кроме одного – искреннего желания тебе помочь. Бескорыстно, по-родственному, без возврата долгов. Ну, а теперь довольно разговоров. Голова раскалывается. Если не возражаешь, я тебя покину. Прилягу, устал.

Он и в самом деле очень устал находиться в постоянном стрессе. После всего, что с ним приключилось, он пока еще быстро уставал. Может быть. И в самом деле, отправиться в какой-нибудь санаторий, как советует его лечащий врач? Может быть, он и отправится, но не сейчас. Чуть позже, когда разберется с этой парочкой. Ну, и кое с какими делами.

– Да, да, конечно… Конечно, – поспешно отозвался Вернер. – Только там, наверху некоторый беспорядок. Ты понимаешь, когда мы получили это известие… И никто не убирал эти дни… Прислуга приходит убирать только к выходным, Лора решила, нечего понапрасну тратить деньги, – Вернер осекся.

– Понимаю.

Когда вы получили известие о моей смерти, то первым делом ринулись осматривать возможную добычу. А прислуга – это лишние глаза.

Широкая лестница на второй этаж. Четыре картины на стене – почему их четыре? Он приостановился. Их должно быть… должно быть шесть, по три на каждый пролет. Вот и гвозди об этом же говорят. На втором этаже кабинет и спальни. Кабинет был освещен, и дверь в него была распахнута настежь. Он помедлил на пороге, залюбовавшись парой напольных ламп, причудливые фонари которых поддерживали нежно просвечивающие руки нимф. Эти старинные лампы, достались Паулю в наследство от матери. Она просто помешана была на красивых и дорогих вещах. Жаль, от нее немногое осталось. Отец Пауля быстро проиграл и ее деньги, и ее дом, наполненный прекрасными вещами. Уцелело всего несколько картин и нимфы. В детстве, когда включали эти лампы, нимфы из розового мрамора оживали, и Пауль, случалось, даже беседовал с ними. Та, что сейчас стояла слева от него, была всегда грустна, и ему хотелось ее утешить. Та, что справа, полуприкрыв глаза, таинственно и многозначительно улыбалась. Эти нимфы, казалось, знали о нем больше, чем он сам о себе. Коснувшись в знак приветствия гладкой прохладной руки, он внимательно оглядел комнату, прежде чем опустился в кресло у письменного стола. В этой комнате, как и во всем этом доме, царила классика. Его другие дома наполнял модерн. Но здесь Пауль Барбье хотел воссоздать атмосферу своего детства, тех счастливых дней, когда еще жива была его мать. Два огромных окна выходящих в сад, а между ними большой, написанный знаменитым художником, портрет. Он остановился перед ним и долго, с о смешанным чувством удовольствия и гордости рассматривал этот портрет самоуверенного, сильного и удачливого молодого человека, небрежно прислонившегося к белой колонне террасы. За его спиной сияла под солнцем голубая морская гладь. Море. Пауль Барбье любил море, любил воду.

Еще несколько картин украшали стены кабинета – подлинники французских импрессионистов. В углу высокий книжный шкаф, набитый дорогими иллюстрированными изданиями и папками с проектами. В углу между двумя кожаными креслами, точными копиями исторических образцов итальянских мастеров XIII века, инкрустированный столик Pozzoli с пустой вазой посредине. И огромный иранский ковер ручной работы на полу.