Текст книги "Программа защиты любовниц"

– А-аа, понятно, тогда вам надо клуб организовать. Клуб сочувствующих, блин!

– Дура, – коротко отрезала Лиза, болезненно сморщившись, и положила трубку.

Вот и скажите, как можно с ней дружить?

Она приняла душ, покидала в сумку футболки, джинсы, сарафан, длинную тонкую юбку, пару комплектов обуви, нижнее белье и, похоронив окончательно свои мечты не возвращаться больше никогда в тот ужасный дом, где добровольно отбывала ссылку, вышла из квартиры.

Глава 7

Черных Владимир Сергеевич не мог понять спросонья, что от него хочет домработница. Деликатностью покойного Ивана она совсем не обладала и влетела в его спальню, как ненормальная, громко хлопнув дверью о притолоку, подскочила к кровати и принялась тормошить его.

– Владимир Сергеевич, Владимир Сергеевич, проснитесь! – вопила Зоя, потряхивая перманентными кудряшками, слипшимися на затылке от пота.

– Господи, что?! Что опять случилось?!

В его жизни в последнее время что-то непременно да случалось, он уже на подсознательном уровне был готов к неприятностям, поэтому не особо и перепугался. Просто недоспал и все. К тому же в глубине души он понимал, что особенно бояться-то ему нечего. Он никого не убивал, ничего такого предосудительного не совершал. Ну, посадил свою взбунтовавшуюся невесту под замок, и что с того? Ну, написал заявление в полицию, эко преступление! Она сама и попросила написать, чтобы от своего назойливого бывшего жениха избавиться.

Ай адвокат, ай молодец! Очень быстро восстановил события того мерзкого вечера, с которого все в жизни у Черных пошло наперекосяк. Очень быстро нашел кучу свидетелей, которые видели, как Оля плакала. Как волокла эту ментовскую пьяную рожу сначала до остановки, потом от нее, как мерзко тот вел себя в автобусе.

Одним словом, нашел кучу объяснительных моментов, в связи с которыми Оля будто бы захотела считаться без вести пропавшей.

– У вас не может быть никаких претензий к моему клиенту, – монотонным тихим голосом вещал тот толстяку по фамилии Володин. – Он выполнял волю своей невесты, только и всего.

– А что же случилось потом?! – наливался толстяк злобой, сверкая в их сторону покрасневшими белками бешеных глаз. – Куда же потом подевалась эта невеста, пожелавшая считаться пропавшей без вести?! Почему вместо нее в доме был обнаружен труп?!

– Кто, простите, обнаружил труп? – вкрадчиво так поинтересовался тогда адвокат, невзрачный такой мужичонка, метр пятьдесят с небольшим росточка, с совершенно лысым черепом и крохотными, как у подростка, ручками. – Уж не тот ли самый бывший жених, от которого спешила укрыться в доме моего подзащитного Ольга Ильина?

Толстяк захлебнулся заготовленными заранее словами, побагровел всем телом, аж до самых ногтей, и промолчал.

– Кто может доказать, что, обнаружив в этом доме свою бывшую девушку, ваш сотрудник не пришел в ярость и не напал на охранника, за спину которого пряталась бедная Ольга?! Кто?

– Я! Я был с ним! – взревел тогда толстяк под фамилией Володин.

– Вы?

Адвокат осторожно потрогал кончиками пальцев обширную лысину. Он, к слову, ее постоянно трогал, будто надеялся, что там вот-вот пробьется свежая волосяная поросль, но не нашел. Удрученно вздохнув и проговорив едва слышно:

– Но ведь вы лицо заинтересованное, так? Вы являетесь другом господина Мельникова. – Подытожил: – К тому же… К тому же очень сложно объяснить ваше там появление.

– Был анонимный звонок.

– Его никто нигде не зафиксировал. Так же ни вы лично, ни ваш друг не смогли предоставить документальное подтверждение. То есть детализации ваших телефонных счетов с фиксацией того самого звонка нет!

– Почему нет? – вяло опротестовал Володин.

– Не знаю, почему! – Адвокат весело развел маленькими ручками. – И самое главное… Как вы попали в дом, уважаемый?

– Ворота и дом были открыты, – совсем уж севшим голосом ответил Володин.

– Это не есть правда. То есть это часть правды, уважаемый.

Тут адвокат ловко выудил из своего миниатюрного кожаного портфельчика компьютерный диск. Двинул его по столу в сторону Володина и попросил нежным, как взбитые сливки, голосом:

– Советую посмотреть на досуге. Лучше, если без свидетелей…

– Что там? – спросил у него Черных, выходя с адвокатом на улицу.

– Там-то? Там копия видеозаписи с видеокамеры соседнего дома.

– А на ней?

– А на ней один из этих молодчиков сначала молотит в ваши ворота. А потом ловко через них перемахивает.

– Ух, ты! Отлично сработано!

– Я же сказал, что вы не пожалеете о вложенных в мое имя деньгах, – скромно потупился маленький человек.

Черных не пожалел и даже добавил премиальных. Его не только оставили в покое, перед ним извинились за причиненные неудобства! Теперь он продолжил жить в доме, где еще несколько недель назад держал под замком беснующуюся и сыпавшую угрозами в его адрес Ольгу. Где потом был убит его водитель, телохранитель, его верный пес – Иван. И где…

Ему самому теперь мерещились призраки в каждых углах. Первое время пытался засыпать со снотворным. Маетно спал, просыпался измученным, разбитым. Старался быстрее уехать в офис, позже возвращаться. Накануне он так устал, что впервые уснул без снотворного и сносно провел ночь в своей постели. Однако именно сегодня Зоя решила устроить ему раннее пробуждение!

– Что еще? Что случилось, Зоя? Что ты, как ненормальная?!

– Ой, простите, Владимир Сергеевич, но тут такое… Идемте, покажу!

Пришлось вылезать из койки, натягивать домашние штаны и топать следом за домработницей. Привела она его на лестничную площадку между первым и вторым этажами, поставила у окна и спросила зловещим шепотом:

– Что вы видите?!

– Зоя-аа! – простонал Черных сквозь стиснутые зубы. – Тебе делать нечего, да?!

– Владимир Сергеевич, я не стала бы вас беспокоить по пустякам, – проговорила она тихо, но с той твердостью в голосе, после которой перестаешь сомневаться в серьезности намерений говорившего. – Вглядитесь, пожалуйста. Что вы видите?

– Ну, хорошо.

Он потер глаза пальцами, поморгал, фокусируя зрение, напрягся, таращась на окно и за него. И ничего!

– Ну, окно, – развел он руками. – Обычное окно, подоконник, улица, клумба под окном, что я должен увидеть-то, не пойму?

– Смотрите!

Она осторожно потянула на себя створку рамы, отодвинула ее подальше и ткнула пальцем в уличную оцинковку подоконника.

– Видите?

– Что? Царапины?

– Именно!

– И что?

– А то! Возможно, эти царапины оставил здесь тот, кто убил Ивана! – Ее широко распахнутые глаза наводнились слезой, взгляд сделался отсутствующим. – Как-то он в дом попал!

– А через дверь не мог? – недовольно сморщился Черных.

– Нет. Ваня мне звонил в то утро, был как всегда спокойным, уверенным. Когда он спокоен, он все делает… делал на автомате, выключал свет, запирал двери. У него даже привычка была: запрет дверь и подергает ее еще за ручку, проверяет, хорошо или нет заперто. Разве вы не помните?

– Вообще-то… Вообще-то, ты права, наверное.

Черных наморщил лоб, пытаясь вспомнить, слышал он или нет звук поворачиваемого ключа в замке за своей спиной? Не помнил! Ворота заперлись автоматически, стоило его машине выехать. А вот входную дверь…

Нет, он не помнил.

– Так, допустим, Иван запер дом. Допустим, тот, кто убил его, влез через это окно…

– Да что тут допускать-то, Владимир Сергеевич! – возмущенным шепотом отозвалась Зоя. – Смотрите на улицу! Это окно как раз над козырьком над входной дверью. Шаг на колонну, шасть на козырек, прыг в окно! Не было, говорю вам, не было царапины! И что-то в ней виднеется, в царапине этой. Что-то синее!

– Что? В самом деле?

Он потянулся пальцами к свежей царапине с едва заметными следами синей краски, но был тут же остановлен сильной рукой своей домработницы.

– Не смейте, вы чего?! Вдруг это след?!

– След?

– Да! След ноги того, кто проник в этот дом и убил Ивана! – Глаза Зои сделались безумными, губы побелели. – Нам надо вызвать криминалистов!

– Зачем?! – Черных замахал на нее руками. – С ума сошла?! Они и так мне весь дом перевернули с ног на голову, торчали тут во-оон сколько!

– И что? Вас-то все равно не было. Мне потом досталось с уборкой, а вас-то не было. – Она уставилась на него пытливо и настырно. – Я и сейчас потерплю, уберу потом за ними все, но делать-то что-то нужно! Нельзя это так оставлять! Вчера Ивана, завтра нас с вами замочит этот убийца!

Не отступит, понял Черных. Будет нудить, ныть, чего доброго, пожалуется какой-нибудь подруге на него, и пойдет комом собираться сплетня. Не надо этого допускать! К тому же доля правды в ее истеричных заявлениях имеется, он ведь…

Он тоже не верил, что Оля была способна так страшно расправиться со своим тюремщиком. Кто-то проник в дом, убил Ваньку, куда-то Ольку дел! Если это не ее бывший воздыхатель, психопат Мельников, тогда кто же?!

Но как бы ни хотелось этого признать, Мельников вряд ли совершит подобное. В морду Ваньке бы дал, арестовал бы, но убивать первым, что попалось под руку, не стал бы.

Или все же Ольга?!

– Позвоните? – Зоя прижимала к груди скомканный передник, на виске у нее бешено пульсировала жилка.

– Позвоню, позвоню, – смирился Черных с тяжелым вздохом. – Но сначала позвоню адвокату. А ты уж… Ты уж стереги свою царапину. А то криминалисты прибудут, а тут ничего. Вдруг дождь пойдет?

Зоя энергично затрясла головой. Тут же, пока Черных ходил в спальню за телефоном, приволокла кусок целлофана и принялась упаковывать оцинкованный подоконник.

Черных набрал номер адвоката.

Маленький человечек с крохотными ладошками выслушал его молча. И потом минуты три-четыре молчал, едва слышно пыхтя какую-то незатейливую мелодийку.

– Что скажете? – обеспокоился Черных его молчанием.

– Знаете, вреда не будет. Позвоните, пусть приедут, посмотрят. Зачтется, как содействие следствию, а еще лучше, навестите их сами. Причем, рекомендую, настоятельно рекомендую навестить кого-то из этой сладкой парочки, либо Мельникова, либо Володина.

Черных попал к Мельникову. Так не хотелось, но попал. Володин был на допросе и освободиться должен был не скоро.

– Что-то еще?! – вспылил без предисловий Мельников, стоило Черных войти в его кабинет. – Что еще ты успел натворить, кроме того, что держал взаперти бедных женщин?!

– Эта женщина была моей невестой! – отозвался возмущенно Черных. – Мы собирались пожениться, пока вы не влезли.

Мельников пнул стул, вскакивая, подлетел к Черных, больно схватил его за плечо и развернул на себя.

– Слушай, ты, умник! Если Оля не найдется, я тебя…

– А я тебя! – нагло заявил Черных, покосившись с ненавистью на ненавистные пальцы, тискающие его плечо. – Меня не было в доме, когда ты туда влез! Откуда мне знать, кто убил Ивана? Куда потом подевалась Оля? Может, это ты…

Мельников не выдержал и замахнулся. К чести гостя, тот не согнулся, не зажмурился, как сидел с прямой спиной, так сидеть и остался. Просто угрожающая ухмылка ядовитой змеей скользнула по его губам и все.

Валера вернулся на место, стиснул пальцы замком, чтобы подавить желание сомкнуть их на ненавистной шее.

– Чего надо? – спросил он, немного выровняв дыхание. – Если за новостями, новостей нет.

– Я с новостями скорее. – Черных расправил плечи, возвращая на место плечевой шов от легкого льняного пиджака, который Мельников смял и сдвинул. – Моя домработница сегодня обнаружила на оцинковке подоконника между вторым и первым этажами, аккурат над входной дверью, странную царапину.

– Странную? – Мельников не понял. – Ваш дом осмотрели с чердака по подвал, что же в ней странного, в какой-то там царапине?

– Моя домработница находит ее странной. Пристала, позвони криминалистам да позвони, вдруг, говорит, убийца карабкался таким вот образом и… Короче, утверждает, что не было этой царапины до ее отъезда на отдых. И следы краски там как будто просматриваются. Чем черт не шутит! Может… Может, что-то там есть?

Мельников смотрел на холеного мужика, которого ему остро хотелось задушить, и верил и не верил ему.

Вдруг он сам нарочно нацарапал что-то на оцинковке, путает следы? Может, царапине этой год, а то и больше? С чего такая забота о ходе следствия? Чувствует себя виноватым? Совесть замучила?

– Проверим, – кивнул он и потянулся к телефону. – Сейчас отправлю к вам криминалистов. Может, зацепка либо пустышка… Кстати, Ивану никто не угрожал?

– Нет! Господи, нет! – перепугался ни с чего Черных. – Кому он был нужен? Инвалид! Я поначалу думал, что это след из прошлого, но теперь думаю иначе.

То же самое думал и Володин, если бы хотели найти, давно нашли бы. Мать Ивана тайны из исцеления сына не делала.

– Кто?! Кто мог это сделать?! Вы же не думаете, что это…

Он смерил Черных ненавидящим взглядом, опустил голову. Черных понял, что он имел в виду, и слегка кивнул, давая понять, что понял.

– Нет, – проговорил он вдруг, хотя Мельников и не ждал его ответа. – Оля не могла! Она бы… Не те силы у такой хрупкой женщины.

Знал бы франт этот, что сказали эксперты!

«Женщина? Да запросто! Такой острый край, удар в такое уязвимое место. Запросто! Только это должна быть сильная и очень хладнокровная женщина».

Вот так сказали ему эксперты после длительных совещаний и заключений. Хотя поначалу и утверждали обратное, добили Мельникова утверждением, что в состоянии гнева или опасности физически сильная женщина способна и не на такое.

– Она не могла! – выпалил он, сжимая кулаки.

– Не могла, – эхом отозвался Черных и вдруг спросил: – А вы с соседями моими говорили? Может, они что-то видели? Вас-то вот сняли, может…

– Нет, никто и ничего. – Мельников стрельнул в него бешеным взглядом, но совладал с собой. Закончил вполне миролюбиво: – Народ у нас не очень активно сотрудничает, сами знаете.

– Да уж!

Черных тоже же не хотел, да подумал, что сотрудничать с этими ребятами себе дороже. Все, чем поможешь им, тут же могут обратить против тебя в суде. Каждое словечко, каждое утверждение, верить им, себя не уважать. Так заявил его адвокат, принимая пухлый конверт с гонораром.

И сам бы он ни за что и никогда не притащился сейчас с предложением помощи, если бы…

Два человека пострадали по его вине, Оля и Иван. Он еще не знал, в чем и почему, но чувствовал, что виноват. Может, даже его глодало чувство вины за то, что он смалодушничал и позволил Ивану разобраться с ситуацией, а сам удрал за границу, но об этом необязательно знать Мельникову и его пузатому другу – Володину. Главное, знает он об этом. И, возможно, плохо спит потому. Сегодняшний визит в отдел полиции – крохотный скорбный шаг. Сможет, шагнет пошире.

Владимир Сергеевич вышел на улицу и какое-то время молча наблюдал за тем, как подъезжают и отъезжают патрульные машины.

Господи, но ведь тот, кто убил Ивана, наверняка не пришел пешком к его дому. Наверняка была какая-то машина! Оля! Оля куда-то исчезла! Ее тоже могли увезти на машине. Если, конечно же, она не ушла оттуда на своих ногах после того, как зверски расправилась с его водителем.

Тьфу-тьфу-тьфу! Ну не могла она! Даже если бы и смогла, первое, что сделала бы, это вызвала полицию, она была очень законопослушной гражданкой.

Черт, была?! Почему была?! Она есть! Она жива! Просто попала в беду… наверное. И тут в груди у него похолодело; а что, если ее и правда убрали как свидетеля убийства?! Что, если ее увезли с собой, чтобы потом убить?! Да, такой вариант возможен, поэтому просто необходимо отыскать ту машину, которая останавливалась неподалеку от его дома в день убийства Ивана.

С чего начинать?!

Он быстро доехал до своего офиса. Приказал секретарше ни с кем его не соединять и, открыв в компьютере план микрорайона, где он построил себе дом, погрузился в раздумья.

Вот дорога, по которой он всегда ездит. Она аппендиксом идет от главной трассы через лесополосу, потом небольшой открытый участок, и тут же первый дом, который построился почти с десяток лет назад. К нему потом начали пристраиваться и остальные жители. Улицы множились, дома росли, появилось три магазина, уйма торговых павильонов, работающих до полуночи. Дорога, та самая, по которой он всегда ездил, широкой лентой шла через весь поселок, уходила за него и обрывалась Т-образным перекрестком. Одно ответвление заканчивалось пустырем. Второе огибало поселок по кругу и вливалось в основную дорогу у первого дома.

То есть, что получается? Получается, что въехать и выехать из поселка можно только одним путем. Больше никак! Пешком, да, пешком удрать можно по-разному, и через поле за крайними домами. Там метров через триста снова начинается лесополоса. И просто пешим ходом по дороге, можно сесть в рейсовый автобус, они ходят каждые полчаса.

– Что выходит? – задумчиво пробормотал Черных, елозя острием карандаша вдоль пунктирных линий на плане. – Выходит, что на машине путь один! И на этом пути дома Ветровых, Самохиных и Уваровых, на их воротах есть видеокамеры.

Дом Ветровых был напротив его. Именно там любезно предоставили его адвокату видеозапись, где господин Мельников лезет через его забор. Больше ничего заслуживающего внимания на этих записях не оказалось. Никто не подъезжал в его отсутствие и не приезжал к его дому.

Дом Самохиных располагался почти на въезде в поселок. Дом Уваровых находился позади его дома. Чуть левее, чуть в сторонке. Между их заборами вилась узкая тропинка, упирающаяся в его заднюю калитку и в их вход для обслуживающего персонала. Насколько помнил Черных, в том месте видеообзора у них не было, но все же поговорить с ними следовало.

Он тут же набрал их домашний номер, ответила горничная. Сказала, что хозяева отсутствуют, будут к вечеру.

– Мне доложить о том, что вы звонили?

– Да, и предупредите, что я зайду…

Но для начала он напросился все же к Ветровым. Имел долгую, нудную беседу со старой хозяйкой. Вышел от них без результата на руках и с сильной болью в голове и в области сердца.

Эмма Павловна давно, на его взгляд, выжила из ума, раз разгуливала по усадьбе в коротких обтягивающих шортах, обнажающих синие брюзлые ляжки, и в майке с глубоким вырезом. Под майкой не было нижнего белья, крупные соски упирались в майку в районе ее пупка. Черных, без конца натыкавшийся взглядом на это чудо природы, чувствовал тошноту и раздражение. Его в самом деле мутило от увядшего женского тела, выставленного напоказ. Раздражало многословие хозяйки, пустое и никчемное.

Когда он вырвался, наконец, из ее цепких бесполезных лап, то даже всерьез подумывал отменить свой визит к Уваровым. В конце концов, это дело полиции. Пусть ищут, пусть рыщут, пусть отрабатывают свой хлеб, на который, между прочим, идут и его деньги тоже как налогоплательщика. Но, усевшись обедать, он снова вспомнил про Олю. Вспомнилась ее милая кроткая улыбка, в которой ему вечно мерещилась тоска. Ее тонкие нежные пальцы, она всегда поправляла его непослушную прядь на макушке. И он млел от этого прикосновения, считал себя при этом, идиот, слабаком и рохлей. Женщина не должна так действовать на него! Он не имел и не имеет права быть слабым и безвольным, он мужчина. Потому всегда должен быть на корпус впереди, должен управлять не только своей, но и ее жизнью тоже.

Именно это вот идиотическое мировоззрение и заставило его посадить Олю под замок, когда она плачущим голосом заявила, что не может выйти за него замуж.

– Посиди, дорогая, и подумай, – орал он на нее сквозь дверь, за которой она бесновалась. – Что ты теряешь, уходя от меня. И что приобретаешь в лице этого алкоголика!

Ему было ее очень, очень жалко. Но и злости в его душе место нашлось. Как она могла так поступить с ним?! Он все, все, все для нее делал! Он потакал ее капризам. Он вывел ее в свет, назначил день свадьбы, пригласил именитых гостей, потратился, в конце концов! И все впустую?!

Оля плакала, умоляла выпустить ее, грозилась написать заявление на него. Он просто сходил с ума, не знал, что делать, помчался, подстегиваемый безрассудством, в полицию. Написал зачем-то заявление о ее исчезновении. О чем он думал, дурак?! Что навредит тем самым карьере Мельникова?! Что, начав ее искать, все непременно узнают о его недостойном скандальном поведении и уволят его из полиции? И тогда он станет вообще никем…

Оля отказывалась есть и пить, не хотела его видеть, говорить с ним.

– Я умру здесь, Володя, – уверяла она твердым голосом. – Умру, и моя смерть будет на твоей совести!

Он приказал себе быть жестоким, не поддаваться на женские слезы и уловки, выждать время, и результатом будет именно то, что и должно быть. Оля станет его женой, матерью его детей. Он приказал себе быть твердым, хотя, видит бог, ему очень хотелось ее выпустить.

– Она сдаст вас, Владимир Сергеевич, – ныл Ванька, видя его душевные мытарства. – К тому же вы заяву написали.

– Ее пока не приняли, – ныл он в ответ.

– Так примут.

– А может, я не стану ее писать?

– Еще подозрительнее. То заявили, что невеста пропала, а то вдруг на попятную? Неправильно…

А где взять тот необходимый пук соломы, который следует подложить, когда падать придется?!

И зачем он только позволил Ивану взять инициативу в свои руки?! Мучайся теперь чувством вины из-за них обоих.

Черных посмотрел в спину Зое.

– Никто из полиции не был? – спросил он. Это были его первые слова по возвращении домой.

– Был какой-то с чемоданчиком, – кивнула она. – Чего-то помазал, попшикал, что-то приклеил, потом отлепил. Потом скреб каким-то ножичком. Велел больше не укрывать. Когда я спросила, что это может быть, только плечами и пожал.

– Один был?

– Нет. Трое их было. Один с брюшком такой.

Володин, догадался сразу Черных.

– Все чего-то меж собой шушукались, слова какие-то непонятные говорили. Снова заходили в кладовку. А чего там-то? Я там все давно промыла! – Зоя вдруг всхлипнула. – Плохо мне тут что-то стало, Владимир Сергеевич, плохо. Уволюсь я, наверное.

– Как знаешь, – не стал он уговаривать. – Предупреди только заранее, чтобы я замену тебе нашел.

Он бы и сам удрал бы теперь куда глаза глядят, а толку?

Зазвонил домашний телефон. Зоя вышла из кухни, а он отодвинул от себя тарелку с овощным рагу. В горло ничего не лезло, а в голове одни мысли: куда подевалась Оля? Куда?!

– Это вас, Владимир Сергеевич. Соседи, – протянула ему Зоя телефонную трубку.

Звонил сам Уваров – здоровенный мужик с вечно красной рожей.

– Здарова, сосед! – гавкнул он в самое ухо Черных.

– Здорово, – сдержанно поприветствовал он его, но стараясь держаться на его волне, чтобы не создавать барьеров в общении.

– Чего хотел-то?

– Да потрещать надо кое о чем. Время есть?

– Давай, жду! Тут у меня как раз мясо поджарилось да потненькая литровочка водки. Ой, да под малосольные огурчики! Давай, жду!

Пить с соседом Черных жутко не хотелось, но не выпить было нельзя. Тот уважал разговор под пол-литра, жил по понятиям, и Зоя шепталась как-то с Ванькой, будто тот сидел по малолетке неоднократно за какие-то гнусные разбои. Черных сплетням не верил, но держался всегда с соседом с настороженной предупредительностью.

Он влез в джинсовые шорты, на улице разогрело так, что Зоя половину имеющихся в доме кондиционеров запустила. Надел тонкую белоснежную футболку, кожаные шлепанцы, сунул в пакет бутылку виски и копченого лосося в вакуумной упаковке и двинулся к задней калитке.

Басистый голос Уварова он услыхал еще со своей территории. Тот попеременно ржал и орал на кого-то, способного испоганить любой кусок мяса. Черных запер за собой заднюю калитку и через пару минут постучал согнутым пальцем в калитку заднего хода соседей.

– Володька? – заорал Уваров с участка. – Заходи, не заперто!

Черных потянул на себя глухую калитку, с сожалением отметив, что камер видеонаблюдения в этом месте у соседей не имеется. Те располагались чуть ближе к главным воротам. Вошел на соседский участок. Там было зелено и пышно от тропической растительности, расставленной по всему участку в кадках. Трепетали на легком ветру широкие пальмовые листья, благоухали невиданные цветы, в центре участка по поверхности прудика скользили утки в ярком оперении.

Сосед сидел на широкой дубовой скамейке под полосатым красно-белым матерчатым навесом. На нем была незастегнутая рубашка, широкие шорты. Растрепанную голову венчала соломенная шляпа. Уваров был босым. Перед ним на дубовом столе стояла литровая початая бутылка водки. На широком блюде горой громоздились большущие куски мяса. Черных не обнаружил ни единого подгорелого кусочка. В другом блюде лежала кучкой зелень и помидоры.

– Присаживайся, сосед, – громадная лапища Уварова шлепнула по дубовой скамье. – Выпьешь?

– А чего нет? – пожал Черных плечами и полез в пакет за бутылкой и рыбой. – Так сказать, от нашего стола вашему.

– О! Это дело! Это по-нашему! А то все здрассте да до свидания! Разве так соседствуют-то? Ну, выпьем?

Они выпили. Причем Уваров зорко следил за тем, чтобы сосед полностью опорожнил рюмку. Закусили. Потом на Черных уставились помутневшие от жары и алкоголя соседские глазищи, и тихим, непривычно вкрадчивым голосом Уваров поинтересовался:

– Так что за беда у тебя, Володя? Слышал, водителя твоего мочканули?

– Да. – Черных опустил голову, в которой зашумело, загудело от водки. – Ваньку моего того, убили. Прямо в доме!

– Кто, не знаешь? – Уваров захрустел стеблем лука.

– Знал бы, не пришел! – промямлил Черных, и тут же понял, что сморозил глупость, сосед обиженно крякнул. – В смысле, я не то хотел сказать, я завсегда за общение, но не по такому поводу, ты понял?

– Не дурак, – криво ухмыльнулся Уваров, глаза его оставались мутными и холодными. – Только что-то не припомню, чтобы ты раньше захаживал. Брезговал, поди, уголовником-то?

– В смысле уголовником? – Черных умело изобразил недоумение.

Он слышал, конечно, что прошлое Уварова не кристально чистое, Зоя с Ванькой шептались, но знания свои решил попридержать при себе.

– Ладно, проехали, – буркнул Уваров и, чесанув по волосатому пузу пятерней, тут же снова налил по стакану. – Давай, жахнем. Что-то диалога не получается.

Они снова выпили. Черных поспешил закусить водку мясом, в голове уже не только шумело, но и путалось все. Уже и не помнил, с чего хотел начать разговор. Уваров сам помог.

– Ты, если считаешь, что я ментам стану помогать, то зря так считаешь, Вова, – опустил он с силой пятерню на черновский хребет. – Мое дело сторона. Я сам по малолетке два срока отмотал. Мусоров ненавижу люто и помогать им искать убийцу твоего водилы не стану. Водила твой мутный был какой-то, слухи всякие ходили про него.

– Какие слухи?

Черных поднял голову на соседа и вдруг обнаружил, что у того почему-то две головы.

– Бр-рр! – Он зажмурился и замотал головой. – Кажется, мне дало!

– Это нормально, Вова, – заржал Уваров, кажется, он был доволен. – А слухи про водилу твоего ходили всякие!

– К примеру?

– Ну… К примеру, что он, когда выжил, обидчиков своих положил. Всех! При этом так умело, что на нем ни пятнышка, а пару пацанов загребли, так-то.

– Да ладно?! – Черных снова удалось изобразить недоумение, хотя он знал об этом, пускай и без подробностей.

– Вот тебе и ладно! Всегда думай, кого спасаешь, Вова, И всегда понимай, за кого подписываешься. – Уваров не стал ему наливать, выпил водку один, сожрав еще пару стрелок лука. – Ты вот пришел за него хлопотать как бы, так?

– Как будто, – мотнул тяжелой головой Черных.

– А он приличным людям насолил, люди хотели его крови, понимаешь, Вова? – вразумительным твердым голосом произнес Уваров, не переставая дермыжить волосатый пупок.

– С трудом, если честно. Чего тогда так долго ждали? Ванька-то давно у меня жил.

– Вопрос хороший… – вдруг озадачился Уваров, вперив тяжелый взгляд в пальмовый ствол. – И ты думаешь, что это не те люди?

– Которые?

– Которым он насолил?

– Я не знаю! – вдруг крикнул Черных, у него разламывалась голова от странного разговора, надсадного утиного кряканья и от водки, которую он крайне не любил употреблять. – Куда тогда Оля подевалась?!

Уваров остолбенел. Он вытаращился на соседа, кирпичного цвета кожа его физиономии поблекла, а толстые влажные губы будто кто посыпал пылью, которой были припорошены пальмовые корни в кадке.

– Какая такая Оля?! – выдавил он через паузу и пододвинулся по дубовой скамье вплотную к Черных. – Что за Оля, сосед?! Твою горничную Зойка зовут, или я что-то путаю?

– Зоя, правильно. Ее не было в доме, когда это все случилось.

– Ну! А Оля – это кто?

– Оля, моя невеста. Я ее… Короче, она тут накануне свадьбы взбрыкнуть решила, начала черт-те что творить, беситься. Я ее под замок и посадил одуматься. Понимаешь?

Черных боялся глаза поднять на толстого соседа, который, оказывается, не так уж мало знал обо всех его домашних делах, но тот неожиданно протянул ему растопыренную пятерню и тут же крепко пожал ему руку со словами:

– Еще как понимаю! Молоток мужик! Бабы, это такие твари… Они, кроме кнута, ничего не понимают! Стоит проявить слабину, как они тут же на шее! Даже глазом моргнуть не успеешь, как их ноги уже свисают у тебя с ушей, причем вместе с лапшой. Они на нее мастаки! Оля, говоришь… Под замком сидела… Гм-мм… Думаешь, она… Ты посиди, мне тут надо позвонить. Посиди, выпей пока, закуси…

Черных не стал ни пить, ни есть. Он встал и, сильно пошатываясь, добрел до пруда. Встал на коленки в зеленую высокую траву, опустил руку в прозрачную воду, зачерпнул горсть и плеснул себе в лицо, потом еще и еще. Утки испуганно стайкой сбились у противоположного берега и затихли, косясь в его сторону черными глазками-бусинками.

Он не стал долго испытывать их терпение, еще раз плеснул себе в лицо, протер мокрой ладонью шею и вернулся к столу. Через несколько минут вернулся и Уваров. Тяжело сел, тяжело глянул. Хмыкнул, выжрал еще один стаканище водки, схватил рукой кусок мяса с блюда и принялся жевать.

– Короче, брат, не знаю, что и сказать тебе, – проговорил он, проглотив мясо и вытерев руку прямо о распахнутую на брюхе рубаху. – Братва-то вроде не при делах.

– В смысле, Олю они не трогали?

– И Олю, и Ваню твоего, блин! Они его будто и не искали. Я-то сам, если честно, узнал пару месяцев назад, кто есть кто, ну и, чего греха таить, сказал кому надо. Думал, его братва мочканула. А там нет, полный отказ. Собирались предъяву ему кинуть, но грамотно, без мочилова. Платить он должен был, типа. Н-да… И чего у нас получается?!

Уваров вдруг с невероятной для его грузного тела легкостью поднялся и закружил меж кадками с тропической растительностью, все чего-то руками размахивал.

Потом вернулся к столу и спросил:

– Ты мне, Вова, только как на духу скажи, Ваньку твоего Оля могла замочить?

– Ты ее видел? – криво ухмыльнулся Черных.

– Нет.

– Там ручки-спички. Пальчики… – Он черканул по своему мизинцу ногтем ровно посередине. – В половину моего! Чтобы она схватила кусок кафельной плитки и вогнала ему его в горло!