Текст книги "Я шёл с Ганнибалом"

31

Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу в палатке Ганнибала. Силен сидел рядом со мной.

– Где Сур? – спросил я.

– Не беспокойся о нем, – ответил Силен.

Я хотел подняться. Ко мне подошел Ганнибал.

– Лежи тихо! – сказал он сердито. – Ты должен поправиться. Без тебя мне не обойтись.

– А как Сур? – спросил я его.

– Он сам пошел за тобой, когда мы несли тебя сюда, – ответил Ганнибал.

Я посмотрел на Силена, и он подтвердил эти слова.

– Ему даже погонщика не надо было, он шел за тобой, как овечка.

Ганнибал отошел к Магону и Мономаху и сел возле них.

– А теперь постарайся заснуть, – сказал Силен.

Я закрыл глаза, и Сур встал передо мной таким, каким я его увидел в последнее мгновение. Рана моя болела. Меня угнетала мысль: почему Ганнибал кричал? Ведь битва была окончена! Почему он кричал! Своим ужасным криком он привлек бой к Суру, а теперь Сур ранен…

Ганнибал, Магон и Мономах беседовали о сражении. Они говорили довольно громко, и я поймал обрывки их разговора:

– …до последнего человека… Это будет конец…

– Тысячи две ушло, – зло сказал Магон.

– Виновата конница, – утверждал Мономах. Ганнибал старался его успокоить:

– Магарбал гонится за ними. Они же пешие. Он, наверное, давно уже догнал их. Скоро Магарбал будет здесь и доложит, что их больше нет…

Голос Ганнибала сливался с голосом Мономаха. Они говорили так, что трудно было разобрать, кто именно говорит. Иногда они спорили. Рана у меня болела. Почему он кричал? Теперь Сур ранен. Моя голова все еще звенела от того ужасного крика.

Через некоторое время голоса перестали долетать до меня. Когда я снова проснулся, я услышал новый голос. Это был голос Магарбала. Я слушал его и мог различить каждое слово.

– Через два часа мы их поймали. Они повернули и встретили нас на холме, – говорил он. – Они превратили холм в крепость, причем без единой траншеи – одной своей храбростью. Нас было больше, кроме того, они знали, что их некому спасать, их армия разбита. Но они сражались так, будто победа уже в их руках. У нас потерь больше, чем у них. Было безумием продолжать бой, – сказал Магарбал спокойно. – Я остановил бой, когда увидел, что он будет стоить жизни тысячам наших.

– И ты отступил? – спросил Магон в ярости.

– Я сделал римлянам предложение, – сказал Магарбал.

– Побрататься? – ехидно улыбнулся Мономах. Магарбал не смутился.

– Я пообещал, что если они сдадут оружие, то будут отпущены на свободу.

– А они?

– Сложили оружие.

– И ты позволил им уйти? – Магон в волнении вскочил.

– Я пришел сюда спросить на это разрешения, – объяснил Магарбал.

– Надеюсь, ты хотя бы окружил их нашими солдатами? – презрительно спросил Мономах.

– Нет, – ответил Магарбал.

В палатке стояла мертвая тишина. Я повернул голову, чтобы посмотреть на Ганнибала. Все лица были обращены к нему.

– Сколько их? – спросил он, не глядя на Магарбала.

– Около шести тысяч, – ответил он.

– Все римляне?

– Нет, – возразил Магарбал, – есть и их союзники. Ганнибал посмотрел на него:

– Отдели римлян.

– Не понял, – сказал Магарбал. Тогда Ганнибал объяснил:

– Всем неримлянам мы разрешим уйти, чтобы дома они о нас хорошо отзывались. Но всех римлян мы превратим в рабов – этого они заслуживают.

– Я дал им слово, – сказал Магарбал, с трудом сдерживаясь.

Ганнибал протянул навстречу Магарбалу свою ладонь и дыхнул на нее, словно сдувал в лицо Магарбалу легкое перо:

– Вот оно, твое слово, вернулось к тебе. Магарбал побледнел.

– Они сражались не как римляне, – сказал он. – Их мечи уничтожили бы еще несколько тысяч твоих солдат. Они отдали мне свое оружие потому, что доверились мне.

– Если мы разрешим им уйти, они добудут себе новое оружие, – прервал его Ганнибал. – И ты думаешь, что тогда они убьют меньше моих солдат?

Магарбал не отвечал.

– Ты что, не понимаешь этого? – резко спросил Ганнибал.

– Нет, – ответил Магарбал, вне себя от волнения. – Это уже не война, это – убийство.

Ганнибал встал. И все встали. Ганнибал угрожающе подошел к Магарбалу.

– Думаешь, можешь научить меня разнице между войной и убийством? – Голос его задрожал. – Ты будешь меня учить, что мне делать, а что не делать? Самонадеянный болван! Скажу тебе раз и навсегда: в войне позволительно делать все, что наносит ущерб врагу! Хорошо все, что убивает врагов, а как и почему, спрашивать не нужно. К врагам у нас может быть только одно чувство – ненависть. Война – не состязание, это серьезное и жестокое дело. Кто окажется в рабстве – мы или римляне? Кто будет властелином мира – они или мы? Вот в чем вопрос! Ты хочешь, чтобы копыта их лошадей растоптали нас, чтобы обращались с нами, как с Бостаром и Гамилькаром? Послушай меня, ты, друг наших убийц! Если Рим не падет, падет Карфаген! Чтобы спасти Карфаген, нам приходится брать на себя многое, порой даже нарушать слово. Вот что я тебе скажу: те два советника, которых сбросили со стен Сагунта и которые были на нашей стороне, – своей смертью они обязаны мне.

– Тебе? – в ужасе переспросил Магарбал.

– Это было необходимо, – холодно сказал Ганнибал. – Камень надо катить дальше, римлян надо в глазах всего света выставить варварами. Этой цели я тогда достиг. Каждый должен был поверить, что зачинщиками всего были римляне. Кто, кроме меня, будет знать, что карфагенянин науськивает кого-то против Карфагена? – Ганнибал с презрением посмотрел на Магарбала. – Вот как ведут войну! – сказал он. – Надеюсь, ты теперь понимаешь, что надо делать, бестолковый ты человек! Или ты хочешь, чтобы на меня напали с тыла?

Магарбал сделал шаг назад.

– Чего же ты ждешь? – закричал Ганнибал.

– Я не могу этого сделать, – ответил Магарбал почти шепотом.

Тут открылась черная щель, в которой не было глаза. Страшный взгляд упал на Магарбала.

– Отдели римлян! – прохрипел Ганнибал. – Только ты должен сделать это. Даю тебе половину ночи. Иди! И не попадайся мне на глаза… – Он сказал «глаза», хотя у него остался только один глаз. – Не попадайся мне на глаза, если не выполнишь приказа. Приказ есть приказ!

Ответа не последовало. Магарбал был настолько ошеломлен, что закачался. Он вышел из палатки, как будто его ранили. Ганнибал проводил его взглядом. Я не мог смотреть на Ганнибала, мне казалось, что он совершил убийство.

Я потянул Силена за рукав и сел.

– Помоги мне выйти из палатки, – шепнул я ему. Силен помог мне подняться. Идти я мог сам. Ганнибал все еще сидел, уставившись в пространство, его искаженное лицо напомнило мне лицо Мономаха. Я стал его бояться. Ганнибал не заметил, как мы выходили. Он молчал. Другие тоже сидели молча.

– Где Сур? – спросил я Силена, как только мы вышли из палатки. Стало темно.

– Пойдем, – сказал Силен.

Он взял меня за руку, за ту, которая была здорова, и повел в свою палатку.

– Где Сур?

Меня охватил такой страх, что даже сдавило горло. Силен втянул меня в палатку. Я спросил его в третий раз.

Он посмотрел на меня. Его лицо задергалось. Тогда я понял, что Сур мертв.

32

Силен подвел меня к моей постели. Я лег, не говоря ни слова. Едва я закрывал глаза, как передо мной возникал Сур: с зияющими на груди и на шее ранами, с кровавыми полосами на ногах.

Палатка была открыта, в нее залетал прохладный воздух. День подошел к концу. «Самый длинный день в году» – так сказал Ганнибал, когда день только начинался. Тогда он сидел позади меня на Суре. Теперь Сур мертв, и ночь неотвратимо приближалась.

Силен зажег светильник. Он закрыл палатку и сел возле меня. Его лицо было таким ясным, словно весь свет, что был в палатке, собрался на нем. Никогда я не видел это лицо искаженным.

– Что с рукой? – поинтересовался он.

– Больше не болит, – сказал я, хотя рука очень болела.

– Завтра ты почувствуешь себя лучше, – пообещал Силен. – Тебе повезло: рана неглубока. – Он положил мне на лоб ладонь, а потом стал считать пульс на моей руке. – Я дам тебе выпить лекарства, чтобы ты сразу же уснул, – сказал он. – Сегодня самая короткая ночь в году – поспеши заснуть.

Когда Силён хотел встать, чтобы принести мне лекарство, я удержал его.

– Это правда, что он шел следом за мной?

– Он шел за тобой без погонщика, – подтвердил Силен. – Он шел за тобой, пока мог идти.

Я подумал о двух ранах, которые я видел на Суре. Они были не больше той, что ему нанес Карталон, когда лечил его.

– Были ведь только две раны величиной с ладонь? – с надеждой спросил я.

– Ты не видел того, что было на другой стороне, – сказал Силен.

Я настаивал, чтобы он рассказал мне все. Он внимательно смотрел на меня и, казалось, колебался.

Наконец он открыл мне правду. Когда они обошли Сура со всех сторон, то обнаружили на нем страшные раны. В загривке Сура торчал меч, вонзенный по самую рукоять, и еще копье, от которого видна была только половина. Когда Ганнибал вырвал копье и меч, то Сур страшно заревел, словно его ранили только в эту минуту. Он так заревел, что все, даже Ганнибал, оцепенели от ужаса.

– Сур кричал так, словно оплакивал всех слонов, погибших до него, – он оплакивал всех тех, кто отправился в поход вместе с ним и был уже мертв. При этом он стоял всеми четырьмя ногами в луже собственной крови. Тебя наемники положили на подстилку и унесли. Тогда Сур пошел за тобой. Он хотел быть возле тебя. Непостижимо, как он вообще мог встать! Слон шел за тобой, хотя каждый шаг был для него пыткой. Он как будто хотел показать, что принадлежит тебе, и шел за тобой до тех пор, пока его ноги уже не смогли нести огромное израненное тело. Он не хотел с тобой расставаться. Когда он свалился, у него уже не было сил закричать. Он едва слышно стонал, но его взгляд выдавал страшные мучения. Ганнибал не мог больше видеть, как мучается Сур. Он кинулся искать молоток и зубило. Карман слоновьего седла был пуст. Тогда Ганнибал взял свой короткий меч, поднял с земли тяжелый камень. И тогда он это сделал. И слон, наконец, отмучился. Ганнибал оставил свой меч в загривке слона. Теперь ты знаешь все…

– Почему он это сделал? – спросил я с горечью.

– Он хотел ему помочь. И сделал это несколькими ударами.

– Он уже раньше убил его своим криком, – обвинял я Ганнибала. – Почему он кричал? Этот крик принес Суру смерть.

Силен не стал больше защищать Ганнибала. Моя рана болела. «Он убил Сура, – сверлила меня мысль. – Все слоны на его совести. Из тридцати девяти слонов тридцать девять погибли только потому, что он взял их на войну. Я невольно вспомнил Магарбала, и в ушах у меня прозвучали страшные слова Ганнибала: „Это я приказал сбросить с городских стен тех членов городского совета, которые были за нас…“ Значит, это он разрушил Сагунт, а вовсе не римляне. Карталон обманул меня. Или он не знал этого, потому что его обманул Ганнибал – его и всех тех, которые отправились с ним в поход? Он обещал нам победы, а я видел перед собой необозримые ряды мертвецов: мертвецов у озера, мертвецов у рек, мертвецов в ущельях. Я видел Бармокара и Миркана возле позорных столбов, и все, что Миркан кричал тогда Ганнибалу, вспомнилось мне слово в слово.

– Миркан был прав, – сказал я громко. – Он погубил больше людей, чем его отец Барка.

Силен слушал меня, не возражая ни единым словом.

– Я не хотел его покидать никогда, – продолжал я, – но теперь я это сделаю.

– Куда ты хочешь идти? – озабоченно спросил Силен.

– Я останусь там, где нет войны.

– Пусть сперва заживет твоя рана, – сказал Силен, – тогда и отправишься.

Я испытующе смотрел ему в лицо, так хорошо мне знакомое, смотрел в его глаза и видел, что они ничего не утаивают, и тут я вдруг понял, что, кроме этого человека, у меня больше никого не осталось.

– А ты? – спросил я. – Что будешь делать ты?

– Его война – не моя война, – сказал Силен, – но, пока эта война продолжается, мое место возле него.

Я посмотрел на него непонимающим взглядом.

– Если кто меня поймет, так это только ты, единственный из всех, бывших с ним, – сказал Силен. – Многие из его солдат – наемники, только не ты и не я. Эти наемники дали себя купить, все они сделали его войну своей войной и перестали быть теми, кем были, и стали такими, какими он хотел их видеть, – даже Магарбал. Они разрешают ему думать за себя и делают все, что он от них требует. Я не мог бы делать то, что делает Магарбал, но ведь я и не воюю за Карфаген. Да и чем мне воевать? У меня нету даже кинжала. И если Ганнибал прикажет мне убить человека, я этого не сделаю…

– Это будет стоить тебе жизни, – сказал я.

– Может быть. Но пока он дает мне возможность идти своим путем, до тех пор я останусь с ним. Я хочу понять, каков он в действительности. Это может только тот, у кого он постоянно на глазах. Ты знаешь его лучше многих, но знал ли ты вчера, что он может погубить человека одним-единственным взглядом? Ты случайно оказался сегодня при этом, и я тоже. Я нахожусь возле него больше других. Мне он доверяет больше, чем своим братьям, и при этом он вовсе не подозревает, что служит мне. Я пишу о нем книгу. Это и удерживает меня возле него.

С его народом у меня нет ничего общего. Я боюсь карфагенских богов, а каждый народ таков, каковы его боги. Я бывал в Карфагене, я знаю, каковы они – карфагеняне. Они распинают на кресте не только полководцев, проигравших битву, – они распинают львов! Да, я видел на краю пустыни кресты, на которых висели распятые львы. Их распяли только за то, что они заблудились и отстали от своих сородичей. Я люблю львов – как я могу любить Карфаген? Но возле Ганнибала я еще побуду. Изучая его, я изучаю корни войны. Когда он призывает меня к себе, он все время говорит, не переставая. Он еще ни разу не спрашивал у меня совета. Он ставит себя выше всех и презирает даже своих близких. Ты видел, как он обошелся с Магарбалом. Он один из тех, кто давал клятву у алтаря Молоха. Потомки должны знать, каковы эти люди. Если опять появится такой человек и люди будут знать его суть, они, может быть, не пойдут за ним слепо до тех пор, пока их не поглотит бездна.

Я не спускал с него глаз.

– Ты не веришь в победу Ганнибала?

Вместо ответа Силен сказал, не понижая голоса:

– Он всегда носит с собой яд в склянке из синего стекла.

Тогда я признался ему, что я это знаю, и еще я рассказал ему про сон, который Ганнибал доверил мне после перехода через Пиренеи.

– Это вторая тайна, которую он мне доверил.

– Он доверяет тебе немало, маленький карфагенянин, – сказал Силен без тени насмешки.

«А теперь он вовсе и не заметил, как я ушел, – подумал я. – Просто потерял меня из виду». Я со страхом вспомнил, что слева под бровью у него зияет черная щель.

И тут Силен сказал после напряженного молчания нечто такое, что заставило меня насторожиться:

– Як нему привязан. Я знаю, что больше никогда не смогу от него освободиться.

Когда я растерянно посмотрел на него, он продолжил свою мысль:

– Он моя судьба.

– А у меня он отнял отца, и мать, и брата, и Сагунт, – сказал я. – Он отобрал у меня Карталона и Сура. Из-за него у меня никого не осталось.

– Он не может их у тебя отнять, если ты их сам не покинешь, – уверенно произнес Силен.

– Но они же мертвы, – горько возразил я. – Даже ты, ты уходишь с ним. Он убил Сура своими руками.

– Меньше всего потерян для тебя Сур, – убежденно продолжал Силен. – Он всегда будет следовать за тобой, даже если он и лежит сейчас на холме, на котором упал. Сур – твоя судьба, как моя судьба – Ганнибал.

Я хотел встать, но Силен напомнил мне, что я должен лежать. Он осмотрел мою повязку, пропитанную кровью. Он решил перебинтовать мне руку. Было больно. Он наложил на всю рану большой пластырь с лечебной мазью и опять тщательно перевязал ее.

– Рана быстро заживет, – обещал он. – Она не столь опасна, как выглядит. Теперь спи!

Рана больше не болела.

– Что ты имел в виду, говоря о Суре? – спросил я. Силен намешал мне какой-то напиток.

– Это горько, – предупредил он, подавая мне чашу. – Но ты заснешь.

Я не стал пить и повторил вопрос.

Тогда Силен отставил чашу в сторону и стал шепотом говорить о Суре. Он пробовал меня успокоить. Он опять напомнил мне обо всем, о чем мы разговаривали на реке возле слоновьего брода: о лесах под крышей мира, где родился и вырос Сур, об ущельях, переполненных жизнью, о цветах миндаля, которые крупнее бабочек, о лунных ночах, о том, как лунными ночами – под большими деревьями, на мшистых коврах – играют с кроликами яки и танцуют слоны, околдованные луной, пока они не скрываются вместе с ней в сердце джунглей – беззвучно, как уходят в небесную темноту облака…

– Перед Суром лежит большой путь – назад, к началу, откуда он пришел, через горы и льды, через реки и пустыни, через цветущие страны. Эта дорога никому не заказана, никому из тех, кто пустился в Большое Приключение. Но не беспокойся: он вернется. Нет более великих путешественников на земле, чем слоны. Они всегда в пути и всегда связаны друг с другом. Ты знаешь, что они направляют друг другу послания, и можешь быть уверен: Сур вернется, когда справится с тем, что случилось. Дай ему время, у него сейчас много дел: он должен сбросить надетые на него оковы и тот сияющий крест, который торчит из его огромного загривка. Когда он залечит все свои раны, он придет к тебе, ибо ты его погонщик. Тебя он когда-то выбрал, и ты не хотел ничего иного, как только идти вперед вместе с ним…

Кто-то окликнул Силена снаружи. Он вышел.

– Я должен спешить к Ганнибалу, – сказал он, вернувшись в палатку. – Он хочет мне диктовать. – Силен взял свои принадлежности для письма. – Осуши эту чашу, тогда ты заснешь, – сказал он, нагнувшись надо мной. – Оставайся у меня, пока рана не заживет. Это недолго!

И он пошел к Ганнибалу.

33

Теперь я был один. Я немного отпил из чаши. Лекарство было горьким, и я не стал его больше пить. Рана больше не болела. Мой взгляд остановился на кинжале, который подарил мне Карталон. Он висел на столбе палатки. Я задумался. Этим оружием Карталон нанес Суру рану, чтобы вылечить его. Я долго смотрел на этот кинжал.

Потом я встал, взял кинжал и вышел из палатки. Луны на небе не было, но звезды сияли. Ночь была темная и теплая. Я двинулся вперед не раздумывая. Когда я выходил из лагеря, меня никто не окликнул. Часовых было выставлено мало, ведь врагов больше не осталось.

Я не взял с собой ничего, кроме кинжала. Я шел налегке. Рана почти не болела, будто я вовсе и не ранен. Как только я решил идти искать Сура, все мое волнение исчезло. Я был уверен, что найду его, поэтому не очень спешил. Надо было только дойти до озера, берега которого в то утро были покрыты туманом, и взобраться на холм – слон должен быть там. Я шел, не глядя по сторонам, и двигался так половину ночи. Потом красный серп луны показался над горизонтом, и я увидел озеро. Оно поблескивало, покрытое клочьями тумана. А вон и холм. Я взобрался на него.

На холме лежал Сур. Его голова и огромное тело четко вырисовывались на фоне ночного неба. Над затылком слона сверкал маленький крест – меч Ганнибала. Рукоять сияла холодным светом. Я выронил свой кинжал.

Я взбежал на холм, чтобы схватить меч Ганнибала. Когда я протянул за ним руку, то упал и ударился головой и плечом о скалу, похожую на огромного слона… Над скалой блистали звезды.

Опять стала болеть рана. Я поднялся и быстро пошел прочь. Луна поднялась выше. Я в замешательстве смотрел сквозь туман – из него поднимались черные тени. Туман скрывал под собой болото, а не озеро. Я больше не знал, куда мне идти, и поэтому побрел наугад. Боль в руке нарастала. Мне становилось жарко, виски горели. Серп луны стал серебристо-белым. Куда бы я ни посмотрел, везде дрожали длинные тени.

Я устал, но продолжал идти. Потом я вышел на тропу и пошел по ней. И вдруг я понял, что Сур рядом.

…И тогда я услышал сзади знакомый звук его шагов. Я не смел посмотреть назад, но пошел не спеша, как я всегда ходил, когда Сур шел сзади. Когда я наконец понял, что он идет за мной, я заговорил с ним:

«Нам давно надо было бежать».

Он не согласился со мной:

«Из этого ничего бы не вышло. Ганнибал послал бы за нами Магарбала. Если бы наш побег удался, римляне все равно поймали бы нас. А что тогда? Вот теперь нам никто не помешает».

«Куда ты идешь?» – спросил я.

«Ты же знаешь, – сказал он. – Сначала мне надо снять путы с ног и вытащить из загривка блестящий крест.

Я пойду тем же путем, каким пришел – через горы и реки, через пустыни и цветущие поля, под самую крышу мира», – слово в слово подтвердил он все, что говорил Силен.

«А потом что?»

«А потом я вернусь, – услышал я его снова. – Я расскажу тебе все, только имей терпение и не убегай от меня. Мне надо привыкнуть к своему новому положению, как и тебе. Ты можешь на меня положиться. Тебе не говорили, что я шел за тобой даже тогда, когда у меня больше не было сил?»

«Да, Силен говорил, – подтвердил я, – и Ганнибал тоже. – Я запнулся и спросил: – Что ты скажешь о Ганнибале?..»

Я услышал сзади тихий стон. Все, что делал Сур, он делал тихо, его слова и шаги были едва слышны, и только тот, кто как я, его хорошо знал, мог разобрать, что он говорит.

«Что ты скажешь о Ганнибале?» – спросил я снова.

«Сначала он мне нравился. Мне нравились его глаза, его манера говорить. Мне нравилось, что он велел отвязать Бармокара и Миркана от позорных столбов, что он вернулся за Ибер, чтобы помочь слабым. Мне понравилось, что он подобрал тебя, когда ты умирал, я восхищался им, когда мы шли через перевал. Я очень любил его за многое, в особенности за то, что он оставил Арбу с малышом, иначе бы Арба тоже…»

Внезапно Сур умолк.

«А что ты скажешь о Сагунте, о тех шести тысячах, из которых он приказал выделить римлян?» – напомнил я.

«Сейчас скажу. Ты хорошо сделал, что ушел от него. Тебе уже нельзя было идти с ним дальше. И потом – он ведь обидел тебя. Он лишил тебя отца, матери и брата. Он хотел отобрать меня у тебя с самого начала, но об этом я знаю так же мало, как и ты. Очень многого я не знаю. Только когда он ослеп на один глаз, заболел и ослаб и ему стало труднее скрывать свои замыслы, я понял, что он за человек. Ганнибал хотел, чтобы я был его слоном, но ты же знаешь: я твой слон».

С Суром было легко разговаривать. Он понимал меня так же хорошо, как Силен, даже лучше.

«Что теперь будет с нами, с тобой и со мной?»

«Будет трудно, – признался Сур. – Передо мной долгий путь, но все равно этот путь ведет к тебе».

«Я тебя не понимаю, – сказал я. – Ты должен мне это объяснить. Мне это важно знать».

«Проще всего для тебя – поменьше об этом думать. Будь уверен, что я вернусь. Где бы ты ни был, я найду тебя. Не забывай, что это я нашел тебя в дымящихся развалинах, где тебя было трудно разглядеть, – помнишь?»

Я попробовал тайком взглянуть на Сура. Я обернулся. Он был так же близко, как всегда, его туша загораживала полнеба. Только вместо пучка красных перьев над его головой сиял крест рукояти меча.

«Со временем это пройдет, – утешил меня Сур, будто услышал мои мысли. – Этот холодный сверкающий крест исчезнет. Но наберись терпения. Сразу этого не сделаешь».

Я посмотрел вокруг, и у меня закружилась голова, трудно было идти быстрее Сура. Он обогнал меня.

«Я не могу поспеть за тобой, – сказал я, задыхаясь, – ты идешь слишком быстро».

Сур извинился и сказал, что он спешит потому, что перед ним долгий путь.

«Сверни с дороги, присядь на обочину! А еще лучше – ляг и успокойся, как говорит Силен. Силен! Он всегда понимал тебя и меня. Он принадлежит нам, а не Ганнибалу, хотя он сейчас и находится в его палатке».

Я свернул в сторону, споткнулся, упал в придорожную канаву и там затих.

«Лежи спокойно и постарайся, чтобы к тебе вернулись силы. Сейчас, как тогда, на перевале, ты должен это преодолеть. Я знаю, что ты сможешь. Я знаю тебя очень хорошо, ты сумеешь все перенести. Мы многое с тобой пережили. Ты выдержишь. Скоро я опять буду с тобой…» – произнес Сур, и его мощное тело пронеслось мимо меня.

Небо потемнело. Сур унес с собой звезды.