Текст книги "Я шёл с Ганнибалом"

34

Когда я очнулся, ночи уже не было. Я услышал цокот копыт и бряцание оружия – это меня и разбудило. Прошло некоторое время, прежде чем я собрался с мыслями. Первая мысль была: «Теперь все снова начнется – топот арьергарда, топот римских легионов, шум в войсках бесноватых. Ловушка снова расставлена…» Потом я подумал: «А почему надо… всех римлян убивать или превращать в рабов? Разве они этого заслуживают?» Тут ужас сковал мои мысли, и я притаился в канаве, чтобы ничего не видеть.

Лязг и цоканье копыт замерли рядом со мной. Потом я услышал проклятия. Я поднялся. Невдалеке я увидел человека с двумя ослами. Ослы были испуганы, и человек, державший животных за длинный повод, старался их успокоить.

Каждый осел нес по два закопченных котла с блестящими краями. Несколько раз ослы пытались бежать, но задевали друг за друга, и котлы при этом лязгали и звенели. Наконец ослы успокоились.

Человек прокричал мне что-то неприветливое, о чем я догадался по его лицу. Потом он попытался заговорить со мной на своем языке, а далее начал ругаться по-латински и, когда увидел, что я его наконец понимаю, сказал сварливо:

– Ты напугал ослов. Зачем ты здесь лежишь? Я не ответил. Что я мог сказать?

Я перевел взгляд на ослов. Я и раньше видел ослов с корзинами или с кувшинами, но ослов с черными котлами… Человек догадался, что я удивлен.

– Я повар, – объяснил он. – А это моя кухня. Она всегда со мной, куда бы я ни шел. Я стряпал для многих людей – в последнее время для римлян. Но теперь с ними покончено. Этот Ганнибал взял их в плен. Он отпустил меня, потому что я не римлянин. Сейчас плохо быть римлянином.

Человек говорил не на чистом латинском, но он помогал себе руками, делал разные гримасы, и я понимал его.

– А ты? – спросил он и подошел ближе. – И где это тебя угораздило?

Он привязал ослов к дереву и внимательно осмотрел меня.

– Болит?

Я покачал головой.

– Всегда рана выглядит страшнее, чем она есть на самом деле, – утешил он меня. – По тебе видно, что ты выдюжишь, я это сразу заметил. Откуда ты?

– Из Сагунта, – сказал я. Он наморщил лоб.

– Сагунт – это где?

Он никогда не слыхал про Сагунт.

– Война началась из-за Сагунта, – пояснил я. Повар удивился:

– Мне говорили, из-за того, что карфагеняне хотели покорить Рим. И весь мир. – Он внимательно оглядел меня: – А ты карфагенянин? Мне ты можешь это сказать.

– Они взяли меня с собой, – сказал я ему, – но я убежал.

На его лице выразилось сомнение.

– Тогда смотри, чтоб они тебя не сцапали, – задумчиво сказал он. Потом вдруг спохватился: – Во что это ты одет? Что ты делал, когда был у карфагенян?

– Я был при слонах, – сказал я. Человек испугался.

– Все слоны мертвы, – сказал я, чтобы успокоить его, – и почти все погонщики, у которых были слоны. У меня Сур…

– Ты Сур? – сказал он радостно. – Я Дукар, – представился он. Он вынул из кармана кусок хлеба и дал мне. – Поешь, маленький Сур. Но что же мне с тобой делать? Куда ты хочешь идти?

– В Сагунт, – сказал я.

– Далеко это?

– В Иберии, у моря.

Он недоверчиво взглянул на меня.

– Так далеко? Но на пути к морю лежат горы. Но, конечно, тебе надо возвращаться домой, к отцу и к матери!

– Они умерли. У меня никого не осталось, – произнес я.

– И ты все равно хочешь вернуться?

Он вдруг резко тряхнул головой, приняв решение.

– Ты пойдешь со мной, – сказал он. – Я сделаю из тебя повара. Как погонщику тебе больше нечего делать. Наемники, конница и то, что имеет отношение к войне, – все это не то. Рано или поздно они пойдут воевать и будут убивать друг друга. Повар – другое дело. Он всегда в тылу, подальше от боя. Все только и заботятся о том, чтобы с ним ничего не случилось, потому что все хотят есть, даже те, которые убивают. Почему я вышел оттуда живым? Потому что я повар. И тебе советую стать поваром. Тогда тебе всегда будет хорошо и на войне и в мирной жизни. Я научу тебя стряпать, – пообещал он. – Ты моментально научишься.

Я сел, потом встал и сделал несколько шагов.

– Смотри-ка, может ходить! – закричал Дукар радостно. – К счастью, отсюда недалеко до моего дома. Во всяком случае, это не так далеко, как до этого самого…

– Сагунта, – сказал я.

– Никак не могу запомнить название этого города, – извинился он. – Ну хорошо, пойдем!

Я стоял в нерешительности. Дукар, по всей видимости, был неплохим человеком. Почему бы мне не пойти с ним? Почему бы не научиться у него поварскому делу? Но что-то удерживало меня.

– Не хочешь идти со мной? – Он даже расстроился.

– А что тебе скажут дома, если ты приведешь меня? – спросил я.

Он выпрямился.

– Чего бы она ни сказала, теперь нас двое.

– Я тебя не совсем понимаю, – сказал я.

– Ты должен пойти со мной, – взмолился он. – Не бросай меня. Один я с ней просто не справлюсь.

В ответ на мое удивление он объяснил мне, что боится идти домой.

– Она ничего не понимает в стряпне, – сказал он, – но воображает, что стряпает лучше меня. С самого первого дня мы все время ссоримся, когда дело касается стряпни. Мне не надо было жениться на ней, но кто мог сказать, что так будет? Зато она красивая и вообще неплохая… У нее доброе сердце, но чертовски тяжелые кулаки. За всю войну я не получил столько тумаков, как дома за одну неделю! Так не должно больше продолжаться. Двоим нам будет легче ее образумить. – Он отвязал одного осла. – Бери этого! – сказал он торжественно. – Он будет твоим, если ты пойдешь со мной! Кроме того, твоими будут и эти два котла.

Он поднял один котел, чтобы я мог заглянуть внутрь. Внутри котел так красиво сиял. Я пошел с ним.

Мы шли полдня обходными тропами. Потом отдыхали. Дукар варил. У него с собой было немного провизии. Еда, которую он готовил, была вкуснее всего, что я перепробовал за этот год. Мы избегали крестьянских дворов. Дукар точно знал, какой дорогой идти.

– Надо скорее выбраться отсюда, – сказал он. – А то ты опять попадешь в руки карфагенян. Они узнают тебя издали по твоей проклятой одежде…

Был уже вечер, когда мы услышали позади себя быстрый топот копыт. Нас преследовали вооруженные всадники. Мы стояли позади ослов и смотрели на приближающихся всадников.

– Твоя проклятая одежда! – пробормотал Дукар. – Она наведет на наш след карфагенян.

– Это не карфагеняне, – сказал я, внимательно присмотревшись.

– Ты прав, – сказал Дукар, – это какой-то отряд римлян. Он вдруг вышел из себя: – Разорви свою проклятую одежду!

Но отряд уже подъехал к нам. В нем было шесть человек. Двое из них соскочили с лошадей и кинулись на нас с такой яростью, что ослы испуганно отпрянули.

– Что у тебя там? – закричали они на Дукара, стукнув по котлам.

– Я повар, – объяснил Дукар. Он назвал манипулу – римское воинское подразделение, для которого готовил. – Но этого отряда уже нет.

– Зато есть мы, – сказал их предводитель, взглянув на остальных.

– Он может быть нам полезным, – сказал один из них.

Дукар растерянно переводил свой взгляд с одного воина на другого.

– А он? – предводитель указал на меня.

– Это мой помощник, – смущенно сказал Дукар.

– С какого времени? – Предводитель что-то заподозрил. – Что это за одежда на нем? – Он внимательно посмотрел мне в лицо, потом схватил меня за больную руку. – Что ты сделал со своим луканским быком? – спросил он, и его глаза недобро сверкнули.

У меня так заболела рука, что я закричал. Пот выступил у меня на лбу.

– Он ранен, – сказал Дукар.

– Смотри лучше за своими ослами, – грубо прикрикнул на него римлянин, – не то мы с тобой быстро разделаемся!

У Дукара затряслись руки, и он стал умолять предводителя:

– Он убежал от них и больше не хочет иметь с ними ничего общего, он всего только мальчик, и к тому же не карфагенянин, они прихватили его с собой. Посмотри, какой он маленький!

– Не болтай глупостей! – сказал римлянин с угрозой.

– Он пришел из… – Дукар мучительно пытался вспомнить название.

– Из Сагунта… – Я едва мог говорить, горло сдавило от волнения.

– Из Сагунта? – Римлянин отпустил меня, на его руке осталась кровь. – Не может этого быть! И я скажу почему. Ни один мужчина, ни одна женщина, ни один ребенок не остались в Сагунте живыми. Дьявол в красном плаще убил всех до одного! Но мы узнаем, откуда ты пришел. Мы это из тебя вытряхнем! И ты нам все расскажешь, все, что ты знаешь о слонах. Как тебя, собственно, зовут?

– Сур, – сказал Дукар, увидев, что я задыхаюсь.

– Ты молчи! – грубо оборвал его римлянин. – Пусть он сам скажет.

– Я Дукар, повар, а он Сур из Сагунта, – сказал Дукар услужливо.

– Во всей Иберии нет такого имени, – ответил римлянин. – Я долго жил в Иберии – нет там такого имени.

Он приказал нам идти за ним. Всадники окружили нас. Спустя три часа мы пришли в лес, где было еще человек пятьдесят римлян.

Повара встретили очень тепло. Меня показывали, как редкое животное. Потом предводителю пришла в голову мысль продать меня.

– Это все, что осталось от слонов Ганнибала! – закричал он. – Кто его возьмет?

Один предложил две монеты, второй три, третий – пять. Они стали разыгрывать меня, распаляясь все больше и больше, пока сумма за меня не дошла до цены за хорошую лошадь.

Человек, к которому я попал, внимательно осмотрел меня со всех сторон.

– Что ты умеешь? – спросил он.

– Он знает кое-что о слонах! – закричал предводитель. – В Риме ты получишь за него кругленькую сумму. Он сказал, что его зовут Сур.

– Сур, – повторил человек, чтобы запомнить. В голове у меня все перепуталось, и я кивнул. Человек опасливо взглянул на мою повязку. Он позвал еще кого-то, кто знал, как лечат раны; тот объявил, что рана не опасная. Римлянин дал мне напиться и поесть, принес покрывало и настоял на том, чтобы я отдохнул.

– Я должен о тебе заботиться, чтобы в сохранности довезти до места, – объяснил он мне. – Я за тебя много заплатил.

Настала ночь, и мы двинулись в путь. Римляне решили пробираться к Риму.

– Сколько тебе лет? – спросил мой хозяин.

– Тринадцать, – сказал я. Человек удивился.

– И ты перешел с Ганнибалом через Альпы?

– Да, – пробормотал я.

– Со слоновьим походом покончено! – воскликнул он, и у него был такой вид, будто это он уничтожил всех Ганнибаловых слонов.

Клад

– И ты дошел? До самого Рима? – спросил Морик.

– На это потребовалось какое-то время, – ответил старик. – Но мы дошли. Карфагеняне нас не поймали. Римлянам ведомы были тайные тропы – они даже сумели провести повара и ослов, и нам было неплохо, потому что Дукар хорошо готовил, поддерживая во всех приподнятое настроение. А так как человек, которому я принадлежал, не возражал против того, что я помогаю Дукару, я по дороге в Рим тоже научился готовить…

Старик разворошил сучком оставшиеся угли. Всю ночь он помаленьку подкармливал огонь. Сейчас, когда стало светать, угли казались потухшими. Старик так пристроил сучок на углях, что он занялся пламенем. Морик, Тана и старик немного мерзли. Старик поискал глазами солнце.

– Оно должно скоро взойти, – решил он, – как только оно выйдет, мы откроем люк.

– И ты никак не мог от них убежать? – спросила Тана.

– Куда мне было бежать? – вопросом на вопрос ответил старик. – Раненный, я бы далеко не ушел. Да я и не хотел убегать, пока с нами был Дукар. Кроме того, человек, который меня купил, чертовски внимательно наблюдал за мной, даже за моей раной и одеждой погонщика. В его глазах моя ценность все время росла. Он и правда выколотил благодаря мне много денег: меня показывали в Риме на всех площадях. Римляне толпились вокруг меня; если раньше они дрожали перед слонами Ганнибала, то теперь страха у них не было. Я был последним осколком слонов. Меня перекупил богатый римлянин, и это стоило ему порядочных денег.

Морик, смотревший на старика другими глазами, чем за день до этого, нерешительно спросил:

– А они попробовали из тебя что-нибудь вытянуть о слонах?

Старик снисходительно улыбнулся:

– Ты не знаешь римлян. Они добиваются всего, чего хотят. Но зачем об этом говорить?

– Они тебя пытали? – испуганно спросила Тана.

– Почему мне должно было быть лучше, чем Карталону? – равнодушно сказал старик. – Как вы видите, я выдержал. Только сначала было трудно, пока я оставался наедине с самим собой. Но потом возле меня вдруг возник Карталон, он внушил мне: «Не говори им ничего! Или просто ври! Делай, как я, ври им, они ничего не заметят». И он опять показал мне клеймо на своей руке: «Теперь у тебя будет такое же! Веришь ты теперь, что они – дьяволы? Их надо ненавидеть!»

Я до крови закусил губы и ничего не сказал. Они хотели выпытать у меня, что я знаю о слонах, и особенно о том, в какое место надо бить, чтобы они сразу умерли. Я ничего не сказал. Я лежал и почти не двигался, как тогда, когда был засыпан развалинами Сагунта. Они привязали меня к скамье для пыток. Когда я начал врать, как Карталон, передо мной вдруг возник Сур, и Карталон исчез. На голове Сура опять были красные перья, а не крестообразная рукоять меча. Он склонял голову набок. «Скажи им все, – советовал он, – не ври! Ответь на все вопросы, и они оставят тебя в покое…» И тогда я рассказал им обо всем, что они хотели знать о слонах…

– И они отпустили тебя? – спросила Тана.

– Позже, – сказал старик. – Через сорок или пятьдесят лет. Я перестал считать годы.

– Их надо ненавидеть! – крикнул с горечью Морик. Старик покачал головой:

– Карталон их ненавидел и потому умер. Я был доволен, что они оставили меня в покое. У меня опять был Сур. Он вернулся в нужную минуту. Без него я бы не выдержал, но он хотел, чтобы я через это прошел. Теперь со мной опять был друг, с которым я мог беседовать, которому мог задавать вопросы, когда мне это было нужно. Чего еще желать?

– А что было с Ганнибалом дальше? – поинтересовался Морик.

– Когда-то я думал, что он будет для меня важнее Сура.

Было видно, что вопрос Морика больно задел старика. Он взглянул на горы, стоявшие на востоке. Небо над ними стало красным.

– Сейчас появится солнце, – сказал старик, – тогда мы откроем люк.

– Только один вопрос, – попросил Морик. – Видел ты еще хоть раз Ганнибала?

– Ганнибала? – Старик рукой словно отмахнулся от этого имени. – Я больше не хотел иметь с ним ничего общего. Но он встречался мне на каждом шагу. Во всех переулках Рима, где собирались люди, Ганнибал то и дело возникал в разговорах. Он появлялся даже во снах. И мне он тоже снился. Этим он как будто мстил мне за то, что я убежал. Легионы, выставленные против него Римом, ничего не могли с ним поделать. Никто не понимал войну лучше его. Один раз в горах он вместе со своей армией попал в ловушку. Тогда он привязал к рогам быков пучки хвороста, поджег их и пустил обезумевшее стадо на перевал, занятый римлянами, через который хотел уйти. Мчащиеся в темноте огни испугали римлян – Ганнибал скрылся. Он все время побеждал, но война продолжалась. Так как консулы не могли разбить Ганнибала, римляне выставили против него диктатора. Но этот диктатор избрал новый вид войны, отличный от привычной политики. Его и прозвали Медлителем за то, что год за годом шел он по пятам Ганнибала, вместо того чтобы напасть на него. Ганнибалу не было от него покоя.

Армия карфагенян таяла от эпидемий. Карфагенян изматывали бесконечные переходы. Медлитель побеждал карфагенян тем, что ничего не делал. Но нашлись некоторые римляне, которые упрекнули Медлителя в трусости, а кое-кто даже счел его предателем. И опять против Ганнибала послали консулов, и один из них, сын мясника по имени Варрон, решил взять пунийца – так называли Ганнибала – за горло. В Апулии, при Каннах, он атаковал карфагенян, и Ганнибал получил, наконец, тот вид войны, в котором он понимал более, нежели кто-нибудь другой. И он еще сильнее взял римлян в клещи, нежели на Требии или у Тразименского озера, да так, что раскаленное солнце отняло у них зрение, а пыль – дыхание, и под конец на окровавленном поле осталось около пятидесяти тысяч убитых римлян. Теперь Рим вооружил подростков и рабов; отделившихся от римлян союзников погнали против Ганнибала или превращали в рабов; Сиракузы[60]60
  Сиракузы – греческий город в Сицилии.


[Закрыть], поддерживавшие Ганнибала, были завоеваны, несмотря на то что один известный человек, по имени Архимед, изобрел огромные железные руки, которыми защитники города хватали со стен всех вражеских солдат; они даже могли поднимать на воздух целые корабли. И когда Ганнибал появился перед Римом и разбил там свой лагерь, римляне продолжали покупать и продавать землю, на которой стояли палатки карфагенян.

Тогда я опять увидел человека в красном плаще, на этот раз издалека. На меня надели одежду погонщика и показали карфагенянам с вершины городской стены: «Смотрите, так будет со всеми вами! Каждый из вас будет рабом!» И Ганнибал вынужден был отступить. Когда его брат Гасдрубал хотел прийти на помощь Ганнибалу, римляне окружили армию Гасдрубала и уничтожили ее до последнего человека и последнего слона, а голову Гасдрубала забросили в лагерь Ганнибала. Тогда Ганнибал понял, что пробил его роковой час. После семнадцати лет войны, погубившей бесчисленное число людей, разрушившей четыреста городов и опустошившей страну, Ганнибал вынужден был возвратиться в Ливию. Там высадилось римское войско, угрожавшее Карфагену. Карфагеняне послали Ганнибалу корабли, но кораблей было мало. Он отдал приказ уничтожить всех лошадей и людей, которым не досталось места на кораблях. Потом он установил в храме Геркулеса, в Кротоне, медную пластину[61]61
  Медную таблицу Ганнибал установил в Луцинийском храме богини Юноны.


[Закрыть], на которой выгравированы были его победы, и поплыл в Карфаген. У Замы римские войска убили или превратили в рабов всех тех наемников, которые покорно следовали за ним через Альпы и назад через море до Карфагена. Ганнибал был разбит. Победителем стал Публий Корнелий Сципион, тот, который семнадцатилетним юношей помог своему отцу избежать плена в битве при Тицине, а в двадцать пять лет завоевал Новый Карфаген, когда необычно сильный отлив моря позволил атаковать город с берега. Он отнял у них всех слонов – всего тридцать – и, прозванный Африканским, вернулся со слонами в Рим. Он привел с собой и погонщиков.

Римлянин, которому я теперь принадлежал, был, как и все римляне, патриотом. Он определил меня ухаживать за слонами. «Луканские быки!» – кричали римляне; римляне, победив Карфаген, слонов больше не боялись. Всему, что пришло из Африки, они заносчиво давали презрительные клички. Леопардов они называли африканскими крысами, а страусов – морскими воробьями, потому что их везли в Рим через море. Они вовсе не думали брать слонов в свои легионы. «Их место в цирке!» – кричали они. Слонов стали учить подниматься по лестницам, есть с тарелок и носить светильники. Римляне высмеивали Карфаген, издеваясь в амфитеатрах над его слонами.

Но Карфаген еще существовал. Карфагенянам было запрещено вести войны без разрешения Рима. Но все равно разразилась третья война. В Риме жил очень влиятельный человек, по имени Катон, которого все слушали. Он ненавидел Карфаген так, как Карталон ненавидел Рим. Но Катон не умер от своей ненависти, он заставил умереть Карфаген. Он начал войну под пустяковым предлогом. Карфаген уступил: выдал римлянам все свое оружие и слонов и все корабли. Только после этого Катон передал карфагенянам, что их город должен исчезнуть с лица земли: пусть построят себе в трех часах ходьбы от моря новый город. Отчаявшись, карфагеняне решили драться до конца. Они лихорадочно стали переплавлять различную утварь на оружие. Из мисок, ножниц, удочек, ложек и ножей в короткое время приготовлено было три тысячи щитов, девять тысяч мечей, пять тысяч копий и тридцать тысяч стрел. Женщины жертвовали свои волосы на изготовление тетивы для луков.

Карфагеняне боролись три года, пока голод не превратил их в привидения. После этого они подожгли свой город, который был им дороже жизни. Меня привезли в

Африку вместе с другими погонщиками. Римляне подозревали карфагенян в любом коварстве, даже в том, что они спрятали в городе слонов, хотя во время перемирия в городе был обыскан каждый уголок. Я видел, как горит город. Огромный светящийся каменный корабль превратился в дымящуюся груду развалин, как Сагунт. Я видел Сагунт горящим во второй раз.

В пламени тонули колонны, между которыми стояли на якорях корабли, и склады красильщиков под огненной горой, и Бирса, и дворцы. Когда все было кончено, нас послали в город на поиски слонов. Уже не пахло ни кедровым деревом, ни хлебом из пекарен, на наковальнях уже не звенела медь. Я увидел Карфаген таким, каким Карталон не знал его. В стенах зияли огромные пещеры – пустые стойла слонов. В городе не было ни одного слона, ни одного карфагенянина. Зато я встретил там людей, от которых остались лишь кожа да кости, тем не менее они светились от радости. Это были приговоренные – рабы из каменоломен у моря. После многих лет, проведенных в аду, они стали свободными и могли идти куда хотят. Они обнимали меня, как будто это я был их освободителем. В общей суматохе было трудно отделить одного человека от другого.

Я тоже решил двинуться в путь и пошел на запад через сады Мегары, а потом дальше по берегу моря. Я дошел по слоновьей дороге до Геркулесовых Столпов. За пригоршню монет, которые я нашел на улице Карфагена, я пересек море на корабле до Гадеса и прибыл в Иберию. Теперь она принадлежала римлянам. Никто не остановил меня. Старик, которому осталось не так уж много жить, – кому он может причинить вред? Никто не знал, что я единственный человек, который знает в Сагунте каждый угол, каждое место, который знает, где надо копать… – Старик указал на восток, на горы: – Оно вот-вот взойдет!

Горы уже были четко видны.

Морик внимательно посмотрел на руку старика. Он не увидел клейма.

– А разве тебе не ставили клейма? – спросил он.

– Вот. – Старик показал место на запястье, где виднелся шрам. – Время шло, я старел, и клеймо почти исчезло. Я не прятал его, как Карталон; солнце и ветер поработали над ним. Время стерло его, потому что я жил. С Ганнибалом покончено, – сказал он сердито; но потом вдруг начал защищать его. – Самые страшные удары нанесли ему его же люди. Они хотели судить его за то, что он якобы отказался от завоевания Рима. Он бежал из страны в страну; его дом в Карфагене сами же карфагеняне разрушили до оснований. После того как римляне в пятый раз потребовали его выдачи, он прибегнул к помощи пузырька в своем поясе. Он умер от яда.

– А Силен? Что стало с ним? – спросила Тана.

– Я встречал его еще несколько раз, – сказал старик, и лицо его посветлело. – В доме богатого человека, который в конце концов купил меня, были книги. Однажды, когда прошло уже много времени после Ганнибаловой войны, он принес домой новую книгу. Эту книгу написал Силен. У хозяина было много друзей, с которыми он обсуждал свои книги. Он очень высоко ценил Силена за то, что тот «сам присутствовал при всем и знал ход событий». Несколько лет мы жили под одной крышей – я и Силен…

Потом Морик спросил:

– Как твое имя? Мы так много знаем о тебе, но не знаем, как тебя зовут.

– Можете спокойно называть меня Суром, – сказал старик с многозначительной улыбкой.

Он сощурился. И тогда они заметили, что встало солнце. Стена за спиной старика осветилась.

– Теперь достаточно света! – закричал он. – Теперь там внизу все засверкает!

Морик и Тана помогли старику подняться. Он отказался от их помощи и оперся о стену, сложенную им самим.

– Кто-то идет, – сказал он, глядя поверх стены.

– Это отец, – сказала Тана.

– Почему он идет сюда? – пробормотал встревоженный Морик.

Они смотрели, не шевелясь, как отец идет к ним. Когда он подошел, его встретило напряженное молчание.

– Вы не копаете, – сказал он с упреком.

– Мы кончили, – дружелюбно ответил старик.

– И не позвали меня? – отец с подозрением посмотрел на Тану и Морика.

– Вчера мы докопали вот до этого места, – признался Морик, – вскоре после того, как стемнело.

– А что вы делали всю ночь?

– Сур рассказывал нам свою историю.

– Как? – возмущенно спросил отец. – Если внизу что-то есть, зачем ждать и рассказывать истории?!

– Сур хочет, чтобы все сверкало, когда мы откроем, – объяснила Тана.

Отец быстро подошел вплотную к старику.

– Старик, – сказал он, – не думай, что все там, внизу, принадлежит тебе.

– Я и не хочу этого только для себя, – успокоил его старик. – Ты возьмешь свою долю.

– Сколько? – спросил отец грозно.

– Сколько хочешь.

Но отец настаивал на том, что они должны заранее решить, сколько возьмет каждый.

– Нас четверо, – сказал он. – А ты один. Но двое детей равны одному взрослому, значит, нас будет трое, а ты один. Четверть тебе, три четверти нам – согласен?

– Ты очень расчетлив, – насмешливо произнес старик.

– Жить тебе осталось немного, подумай об этом! – повысил голос отец.

– Правильно! – ответил старик. – Но тогда помоги мне, по крайней мере, построить дом!

– Это мы сделаем, – пообещал отец, а глаза его радостно сверкнули при мысли, что у него будет три четверти. – Давайте открывать, – потребовал он и начал спускаться по ступенькам.

– Колодец глубокий, – предупредил его старик. Отец одумался.

– Нам нужна веревка. Ступай принеси, – сказал он Морику.

– Подождите, пока я вернусь, – крикнул Морик, убегая.

Он вернулся с длинной веревкой. Веревка нужна была для того, чтобы поднять крышку люка. На крышке было тяжелое ржавое кольцо. Морик продел веревку сквозь кольцо. Потом он, Тана и отец потянули за нее. Петли крышки заскрипели. Крышку было трудно поднять, но наконец ее оттянули так, чтобы она не падала назад. Все перегнулись через край колодца и посмотрели вниз. Они увидели в глубине слабое мерцание. Отец был так взволнован, что не мог говорить.

Потом старик взял веревку и кувшин и крепко обвязал кувшин веревкой. Он опустил кувшин вниз. Они слушали, затаив дыхание. Раздался всплеск, отец вскочил.

– Вода! – закричал он на старика. – Если там глубоко, как мы доберемся до сокровища?

– Колодец очень глубок, – повторил старик, поднимая кувшин.

– Откуда ты знаешь? – возбужденно спросил отец. Старик вытянул полный кувшин воды и отпил глоток.

Лицо его выразило волнение.

– Пейте, – сказал он, – нигде в мире нет лучшей воды.

Отец первым понял, что происходит.

– Ты хочешь сказать, что это обыкновенный колодец? Старик посмотрел на него.

– Разве этого мало? – спросил он.

– Да, конечно, колодец очень нужен. – Отцу было трудно сдерживаться. – А где же колодец, куда они сложили сокровища? Если ты знаешь, где здесь колодцы с водой, то ты должен знать и место, где находятся сокровища.

– Я совершенно точно знаю это место, – сказал старик.

– Пойдем туда, – потребовал отец. Старик посмотрел на него с жалостью.

– Там уже побывал до нас Ганнибал! Он ограбил Сагунт. И все, что было в колодце, он забрал себе – для войны. На эти сокровища он нанял себе наемников.

– Гром его разрази! – начал ругаться отец.

– Будь уверен, в колодце не осталось ни одной монеты, – сказал старик. Потом он вдруг снял с шеи маленький кожаный мешочек и вытащил оттуда монету; он протянул ее Тане и Морику: – Вот – я спрятал ее от Ганнибала и от римлян…

Тана и Морик стали рассматривать странную монету и увидели изображенное на ней пальмовое дерево.

– Для них она ничего бы не стоила. Но для меня она очень дорога. Я не хочу ничего другого. Я не хочу даже полировать ее, а думаю сохранить ее такой, какой он дал ее мне.

– О чем вы там говорите, все трое? – спросил их отец.

– Мы говорим о Суре, – ответил Морик.

– У тебя такое странное имя… я никогда раньше не слыхал, – недружелюбно сказал отец.

– Но ты все-таки поможешь мне построить дом? – спросил старик.

Отец злобно взглянул на него:

– Так, значит, тебе нужен еще и дом? Ты стар, как… – он силился найти нужное слово, – как слон!

Старик засмеялся и наклонил голову.

– Я похож? – воскликнул он радостно. – Очень хорошо, называй меня слоном! Может, я и проживу столько же, сколько живет слон. А знаете, ведь слоны – копатели колодцев; они хорошо знают, где под землей можно найти воду. Сур бы тоже знал, что здесь есть вода, – сказал старик, став серьезным. – Здесь вода лучше, чем у крепости. Попробуй! – обратился он к отцу.

Отец взял кувшин и отпил воды.

– Ты прав, – согласился он. – Она лучше, чем у крепости. И не так далеко.

– И ее здесь очень много, – сказал старик радостно. – Половина Сагунта брала здесь воду. Это что-нибудь да значит.

– Мы построим наш дом здесь, – подумав, произнес отец.

– А мой дом? – спросил старик.

– И у тебя будет дом, старый слон! – Отец оперся о крышку люка, заглянул в глубину колодца и далеко внизу он увидел, как сверкает вода.