Текст книги "Сломленный бог"

Позади, на поверхности, первым на место прибыла посланница Ткача Судеб. Убийца, уполномоченная культом закрывать вопросы с изменниками и вредителями. Тонкий клинок был пропитан Ядом Неминуемым. За ее спиной собрались умуршиксы, пауки и почитатели разных богов – все жаждали покарать святотатца, осквернившего благодатную Храмовую Четверть. Убийца медленно повернула ручку входной двери, предвкушая атаку. Предвкушая мучительную смерть жертвы.

Однако она вовсе не предвкушала за дверью взведенного взрывателя осадной мины.

Над улицей на миг расцвело новое солнце.

Глава 13

Дни уходили один за другим, пропадая за крутым боком Ильбаринского Утеса.

Хоуз категорически настаивал избегать резких перемен распорядка, которые могли бы привлечь к ним внимание. Более того, требовал от Кари вообще не сходить с «Розы». И вот несколько дней подряд Хоуз торчал в храме Повелителя Вод, распевая нескладные псалмы, а Кари изнывала, валяясь в каюте на баке. Она твердила себе, что нужно время, чтобы выздороветь, что считаные дни задержки не сравнимы с промотанными уже месяцами. Все это было правдой, но все равно каждая частичка ее души воплем призывала действовать.

Она отыскала на корабле плотницкие инструменты и заняла себя работой. Залатала дыры, продранные в крыше каюты когтями дракона. Починила сломанный трап, спускавшийся в темноту трюма. Бродила по маленькой стране, месту своего обитания, то есть отрезку палубы, который не видно с берега чужому глазу, и высматривала, к чему еще приложить руку.

Нож она потеряла, поэтому позаимствовала старую шпагу Хоуза и упражнялась с ней, хотя для бойца ее размеров такое оружие неудобно. Кари ни разу не брала уроков боя, исключая те, что преподавали в переулках и доках. Оказалось, навыков у нее толком и нет. Когда она была Святой Карательницей, Шпат чудесами переводил полученные повреждения на себя, на Новый город, храня ее от ран. Это позволяло ей быть безрассудной – неистовой и стремительной, заботиться только о том, как колоть и резать, разить противников. Ныне приходится думать и о своей безопасности. Каждое вызывающее боль движение напоминало, чего она теперь лишена. Она представляла, как Шпат хохочет от ее неуклюжих ужимок со шпагой, и от этого делалось еще больнее.

Она читала – чем прежде занималась только от лютой нужды. Конечно, не чертову книжку – она находилась там, куда капитан запрятал ее от Дола Мартайна. Взамен Кари читала отсыревшие, ветхие религиозные тексты из храма Повелителя Вод. Без обложек, страницы слипались, слова становились кашей из чернил и бумаги – читать их все равно что вслушиваться в стенания бесноватого бога. Она тем не менее читала. Так лучше, чем просто сидеть в темноте и слушать, как в борта толкаются Бифосы.

Бифосы выходили на сушу каждую ночь, неспешно поднимались из прибоя и отправлялись во тьму. Обычно они разгуливали по улицам Ушкета или, как могли, ковыляли на склон Утеса: до смешного нескладные верхолазы, они не забирались далеко, но иногда обступали «Розу», поднывали и булькали, вторя капитанским молебнам. Кари научилась отличать одни создания от других по приметам. Рыбья часть у них у всех одинакова, но гнилые человечьи тела, что влекли их по суше, разнились. Правда, они до того были объедены и раздуты, что наверняка разобрать было трудно. Сброшенные же останки выносило на берег у «Розы», и горные сарычи расклевывали их, сердито вереща на непривычное море.

Бифосы бесцельно бродили вокруг, а после ныряли обратно в воду. Она убедилась, что перед ней психопомпы, навроде гвердонских упырей или священных птиц Матери Облаков. Им полагалось собирать новоусопших и уносить своим богам драгоценный осадок, соскоб души с трупа. Нынче какой от них прок?

Капитан Хоуз предпринимал предварительные вылазки в Ушкет. Тщательно разведывал город, выбирал маршруты, налаживал связи, выжидал наступления безлунных ночей. Словно она – рискованный груз, который предстояло провезти в обход пограничных застав.

Она умоляла Хоуза позволить ей ходить в город вместе с ним, но тот лишь качал головой. Все знали, что чокнутый старикашка живет на разбитом корыте отшельником, поэтому он отправлялся один. Брал с собой на продажу корзину рыбы. Без даров Бифосов они с Кари скоро померли бы с голодухи – в Ушкете трудно было купить еду. Если, конечно, у тебя нет связей в Гхирдане.

Каждый раз, когда капитан уходил, Кари часами сидела у борта, следила за пустым берегом до его возвращения. Проезжали повозки под вооруженной охраной, везли еду и другие припасы с горных ферм либо баки с тем светящимся илом. Из того, что рассказывал Хоуз, она предполагала, что эти баки едут с дальнего конца острова, из рабочего лагеря. Там, возле руин затонувшего города велось какое-то алхимическое производство. Единственный способ покинуть остров – через Гхирдану. Хочешь уехать? Тогда плати. Нечем платить? Тогда паши на Гхирдану, пока не заработаешь на проезд. Ильбарин – труп убитого острова. Никто здесь не хотел оставаться, кроме, может, капитана Хоуза с его чудной службой Повелителю Вод.

Однажды утром, после бессонной ночи раздумий, она на него насела:

– Капитан… вы говорили, что, когда напали ишмирцы, грянула буря и Повелитель Вод вытащил из нее «Розу». За это вы перед ним в долгу, так?

– Я просил Повелителя Вод спасти меня и команду – и нас спасли.

– Хорошо, но… спасенный корабль-то был на плаву? Когда Ильбарин уже расхерачили кракены, и до того, как на драконах прилетели гхирданцы и вынесли «Розу» на берег, у вас оставалось время уплыть?

– Да, я мог скрыться. Но решил иначе. Или за меня так решили. Говорю тебе, отказывать богам – очень скверно.

– Отказывать – в чем? В том, что вы им задолжали?

Хоуз покачал головой. А когда заговорил – то медленно, взвешенно, словно наворачивал каждое слово на скрипучий кабестан своего ума.

– Полагаю, надо признать… что все мы не более чем… щепки на волнах… То, какими нам быть, наши действия и помыслы, определяют боги. Все боги вместе, а нас мотает туда и сюда от их дуновений.

Хмурясь, он поглядел на Кари:

– По твоим словам, когда богиня войны Пеш была уничтожена…

– Когда я ее прикончила на хер.

– Сквернословие из тебя не вытравить, – пробормотал он и продолжил: – Когда ты погубила Пеш, ишмирский народ разучился вести войну.

– Вроде того. – О корабельный штевень с грохотом разбилась волна, и внезапный шум заставил Кари насторожиться. Ей больше не слышались крики прибрежных птиц, хотя чудились шорох, царапанье по крыше каюты. Назойливое ощущение, будто нечто подслушивает их, закололо в душе. – Когда я ударила по Пеш божьей бомбой, ишмирцев ошарашило враз. Ничто не мешало им драться, но их как будто стукнули по голове.

– Везде было примерно одно и то же. Пеш была самой войной. Она пребывала в каждом сражении, в сердце каждого солдата.

– Каждого ишмирского солдата. – Кари отодвинула миску. Похоже, ей нездоровилось.

– Каждого солдата, – повторил Хоуз. Он резко макнул ложку в остатки ухи, недоеденные кусочки рыбы плюхнулись назад в похлебку. Капитан засмотрелся на брызги, капельки жира, разлетевшиеся по столу, как на вещее прорицание. – В чьем-то больше, в чьем-то меньше. От твоей руки умерла… способность воевать, думать по-военному. – Он глубоко вздохнул. – Когда я шел под парусом, то был скорее… Нет – никакого «я» нету. Эту… смертную оболочку, – он жестом окинул свое тело, – тогда скорее населял Повелитель Вод, а не какой-то другой бог. Когда же я вел торговлю в купеческих портах, то не был ли тогда Благословенным Болом? А когда воровал и вез контрабанду – не был ли Ткачом Судеб? Эта штука, которую я зову своим разумом, что это, коли не… флюгер для богов? – Голос Хоуза подрагивал, словно он выталкивал слова, напрягаясь всем телом. Нечто в его движениях наводило на мысль о человеке, бредущем сквозь волны в попытке выбраться на берег и рассказать ей, чего он насмотрелся в глубинах.

– Хрень божья, – отрубила Карильон. Конкретно этой философии она еще не слыхала, зато знакома с другими ее разновидностями. В Гвердоне сафидисты перековывают свои души ради идеального уподобления богу. Мистики бубнят, что материальный мир иллюзорен, а на самом деле есть лишь невидимое, эфирное царство богов.

– Нет. В тот день меня наполнил Повелитель Вод. Я видел Его. Я был Им. Я и есть Он, уповаю на это. Что богам время?

– Хрень божья, – повторно высказалась Кари. Хотела сказать и больше – обругать Хоузову покорность, заявить, что все это по-любому ничего не значит, что винить богов – оправдание трусов… как вдруг ее желудок опорожнился: съеденное поднялось наверх и жгучим потоком ударило изо рта. Ее охватил беспричинный страх, волна разметала выстроенные ею вокруг себя стены. «Это неправда. Люди – не просто марионетки богов».

Трясясь, она рухнула на колени.

В опустошении, следовавшем за наплывом рвоты, перед ней обнажилась ужасная мысль. Если Хоуз прав, если смертные всего лишь ходячие сосуды для блуждающих помыслов бестелесных богов, что такое тогда Карильон? Ее сотворили руслом течения для мрачных дум Черных Железных Богов, их будущей святой, их предвестницей. Ее удел – чудовищные, беспощадные боги, полные ненависти и голода. Машины для пыток, великие железные гири, способные сплющить грудную клетку этого мира.

Но Кари сбежала из дома, сбежала на «Розу» из-за того, что Черные Железные Боги взывали к ней. Взывали – ею самой они не были. Она – не воплощенное эхо чудовищ, не марионетка, лишенная свободной воли. В такое она не поверит. Внутри нее должно быть что-то, не имеющее истока в Черных Железных или других богах, не созданное дедовым колдовством, но какая-то внутренняя суть, исконно своя.

«А это точно?» – спросил в голове жестокий голос, и тут же стерлось понимание: говорит ли с нею часть собственного сознания или голос звучит извне? Есть ли в ней хоть что-то от нее самой, что-то кроме миниатюрной Божьей войны внутри черепной коробки? «Крыс, одержимый упырьим полубогом, хотел тебя убить. Твой друг хотел твоей смерти. Ты видела, как святые пропускают богов сквозь себя, говорят их речами. Сильва вобрала Хранимых Богов, и они тоже стремились тебя уничтожить. Ты повидала божьи деяния в крупном масштабе. Так почему бы им не орудовать и в малом? Что, если тебя нет, а это одни только боги тыркаются туда и сюда? Что, если тебе никогда не освободиться от Черных Железных Богов, потому что они – это ты?»

Она отказывалась этому верить, отталкивала прочь ядовитую мысль. Шпат, сообразила она, вот довод против. Шпат опровергал всю теорию. Ее друг – не бог. На ее глазах он жил обычным смертным, на ее глазах боролся с двойным бременем – болезнью и своим наследием. Шпат Иджсон, вечно сын великого Иджа, человека, который должен был переустроить город. Когда Шпат в уме с ней общался, то не похоже, будто управлял ее действиями.

«А если и этой мыслью сейчас меня дрючит в щель какой-нибудь озорной господь?» – подумала она.

Заскорузлые ладони Хоуза поддержали ее под локти и помогли сесть.

– Эк, – крякнул он, обходя лужицу рвоты.

– Простите. – Она выдавила ухмылку. – Если хотите глубоких философских бесед, то мне бы сперва набухаться.

– Невелика важность, и я не философ. Я сказал только то, что думаю, то бишь, эк, что, по-моему, похоже на правду. – Он утер ей тряпочкой подбородок. – Когда ты впервые поднялась на борт, то от морской болезни блевала везде. С этим ни в какое сравнение. – Он нагнулся над безобразием на полу.

– Я уберу. – Она взяла у него тряпку, и капитан, кряхтя, сел на место. Кари скоблила и терла, вычищая старые доски, ковырялась в пазах между ними, чтобы изничтожить все следы мерзкой мысли.

– Уходить мне пора, – сказала она через пару минут. – Из-за меня и вам тут опасно. Вдруг заявится Мартайн или еще какие гхирданцы.

– Обожди. Дай мне немного времени. – В его голосе прозвучала жалобная нотка, которой не было прежде, но, когда Кари подняла взгляд, лицо Хоуза не изменилось, столь же обветренно-невозмутимое, как у носовой фигуры. – Я уже говорил – тебя привел сюда Повелитель Вод. Ты участвуешь в его замысле.

– Но если вы правы и люди только вместилища случайных божьих мыслей, а вы особенно восприимчивы к Повелителю Вод…

– Его последний священник, – негромко подчеркнул Хоуз.

– …тогда вы – проводник сломленного бога! Вы, как Бифос, вертитесь тут наугад, бестолково, бесцельно. – Она хотела высказаться сердито, но на деле оказалась напуганной, полной тревог, причем не только за себя или Шпата. И опустилась к ногам Хоуза.

Хоуз взял ее за руки:

– Я знаю. Такое мне тоже приходило на ум. Но я верю, что я… как маяк. И я покажу Повелителю Вод путь домой.

* * *

Ишмирская жрица, как нищенка, сидела на ступенях дворца префекта Ушкета. Ее мантию цвета морской волны испачкала красноватая грязь с Утеса и пропитал рассол. Длинные пальцы до того опухли, что золотые кольца и перстни на них почти скрылись под иссиня-бледной плотью. Однако лицо было нестареющим и гордым – прямо ожившая храмовая статуя.

– Да снизойдут на вас блага божьи, – произнесла она, когда в главных воротах показался Артоло.

– На хер мне ваши боги. Чего вам надо? – Ишмира, возможно, сейчас в раздрае, но Праведное Царство остается врагом. Артоло припомнил, как сидел у себя на вилле. За окнами Раск, Вир и прочая молодежь готовились оборонять остров от захватчиков, мечи блистали на солнце. Лоренца и ее сестры укладывали припасы на случай осады. Один Артоло, посреди всего этого, сидел, как дряхлый старик у огня, бесполезный и сломленный.

Захвата так и не случилось. Вместо них Ишмира ударила по Гвердону и обломала там зубы.

Жрица поднялась, опираясь на посох. С палки свисали амулеты, изображавшие богов Праведного Царства. Верховный Умур, Дымный Искусник, Кракен, Ткач Судеб. И Царица Львов, хотя ее амулет треснул и обгорел.

– Разрешите войти?

Артоло обратился к одному охраннику:

– Когда она появилась?

– На рассвете, повелитель. Она сказала, что будет говорить только с вами.

– Прибыла одна?

– Да, повелитель. Но не на корабле. Мне… мне кажется, она пришла пешком – через океан.

– Меня зовут Дамала. Разрешите войти? – снова заговорила она.

Артоло утвердительно хрюкнул, и сквозь высокие зеленые ворота оба прошли во внутренний двор. Его обитые сталью сапоги соскребали ил с мозаичных полов, являя на свет прогалинки утраченной красоты. Рядом держались двое эшданцев, готовые завалить жрицу на месте, если она призовет какую-либо потустороннюю мощь. Здесь Перемирие не действует, никаких договоренностей между Ишмирой и Лириксом нет. Не то чтобы Гхирдану сковывало хоть какое-там перемирие – сыны дракона ходят где хотят и берут что пожелают.

– Я мечтала об этом дворце, – промурлыкала Дамала, – когда мои боги завоевывали Ильбарин.

– Вы проиграли, – отрезал Артоло. – Удержать остров вы не смогли. Теперь он мой.

– Его смертная доля. Боги этого края разбиты и больше Праведному Царству не соперники. Без подношений они увянут, расточатся перед нами, как бесплотные призраки. Ваши лириксианские божки тоже падут – в свое время. – Последние слова ей пришлось выталкивать, будто они застряли в утробе. Стало быть, это правда – после смерти Царицы Львов война для ишмирцев стала непостижимой.

– Если вы пришли мне угрожать, то проделали напрасный путь.

– Я пришла не ради угроз, а ради сделки. В ваших руках окажется губительница. Та, кто выпустила смертельный снаряд. Карильон Тай.

У Артоло свело скулы:

– Кто сказал?

– Паук, Ткач Судеб. Он провидел это. Он увидел, как вы собственноручно душите, отнимаете ее жизнь. Я следовала расставленным передо мной знакам, читала явленные мне знамения. Боги предопределили вашу судьбу, и я сама слышала их речи об этом.

– Пророчества ваших богов дерьма не стоят. – Артоло сорвал правую перчатку, протягивая увечную руку жрице, чтоб она разглядела обрубки пальцев. Ведьминские пальцы-фантомы переливались искрами – но они не его. – И как мне кого-нибудь удавить такими руками?

Жрица подхватила его ладони.

– Наши цели совпадают. Мы оба жаждем отмщения! Ваше смертное тело изранено – как и душа моего пантеона! Смерть осквернительницы будет жертвой и памятником блаженной Пеш! Царице Львов, богине войны, богине охоты, праведной убийце…

Артоло вырвал руки и ударил старую каргу по лицу. Она шарахнулась в грязь, из разбитой щеки брызнула кровь. Да как она смеет к нему прикасаться! Как смеет напоминать о ранениях?

– Вот что я думаю о твоих богах и их прорицаниях. В задницу твою чушь.

– Вы хулите Праведное Царство, – проговорила жрица, держась за щеку. – И за это поплатитесь. Но это не меняет ничего. Ваша судьба – с нами.

Он мог бы убить старуху. Хрен с ним, с пророчеством, – ее жизнь, вот что сейчас на деле в его руках.

– Разденьте ее, – приказал он. Один эшданец замешкался, не желая рукоприкладствовать над жрицей, зато другие охотно налетели на старую женщину. Сорвали с Дамалы богатое облачение, отобрали посох, с пальцев содрали кольца. Покидали драгоценности к его ногам.

– Это все, – заявил Артоло, – принадлежит дракону.

Дамала подобралась, привстала:

– Боги послали меня.

– Вышвырните ее вон.

Каким-то образом – ограбленная, окровавленная, вывалянная в грязи – Дамала хранила приводящую в бешенство невозмутимость, даже когда охранники выкидывали ее на занесенную илом улицу. Хранила уверенность в себе, порожденную знанием того, что ее не дадут в обиду высшие силы.

Артоло тоже чувствовал такую уверенность, когда был Избранником.

И поклялся, что обретет ее снова.

Капитан отбыл вновь и сейчас брел по грязи в сторону города. Вокруг него толклись Бифосы, тянули за куртку, и он терпеливо ждал, пока их любопытство иссякнет, а потом продолжал идти. Кари коротала день, собирая в кучку пожитки, заново перекладывая вещи в сумку. Долбаный Мартайн забрал у нее пистолет и деньги, а чертова книжка до сих пор спрятана у капитана. Сложить же все остальное – дело считаных минут.

Вот она этим и занималась. Несколько раз подряд.

А потом еще.

Она вполне поправилась, к путешествию готова. Ждать больше нельзя, медленный, осторожный подход Хоуза ей не вытерпеть. Как только капитан вернется и выдаст книгу, Кари уйдет. По темноте проберется в Ушкет, спрячется на гхирданском корабле. Фиг с ним, может, придется слегка попетлять, но скоро она опять окажется на пути в Кхебеш. И когда уйдет, Хоузу будет безопаснее.

Она подняла амулет матери. Подержала в руках. Вспомнился полдень, давным-давно, еще в Гвердоне. Ей тогда было пять, может, шесть. Полгода назад семья Таев была убита, неизвестные злодеи напали на их особняк. Теперь она знала, что ее ненавистное семейство вырезала церковь Хранителей, но тогда едва ли вообще понимала, что стряслось что-то нехорошее. Это была обычная поездка в деревню к тете, вот только затянулась она навсегда.

Но в тот раз тетя Сильва привезла Кари с двоюродной сестрой Эладорой назад в Гвердон. В городе у тети были дела: встречи со стряпчими и сотрудниками дозора, обсудить завещания и имущественные права, поэтому она оставила Эладору и Кари поиграть в Приозерном парке под присмотром Сильвиного мужа, Верна. От Верна удрать было легче легкого, и Кари побежала к зарослям деревьев на северной стороне парка, а Эладора за ней, не так решительно и проворно, но старалась не упускать Кари из виду.

И там росло одно дерево, скрюченный дуб, и этот дуб просто просил, чтобы на него взобрались. По памяти он был высотой с церковь. Раззадоренная брошенным вызовом, она со смехом полезла на дерево; опаску вытесняла уверенность, по мере того как пальцы смыкались на новой ветке, а босые ноги отыскивали приступку. Она помнила, как сунула голову в просвет меж листвы, поглядела на город – а потом налетел внезапный ужас, без причины, из ниоткуда, и ей, ошарашенной, показалось, будто дерево пытается ее съесть. Вопя, кромсая себя ногтями, она сверзилась с ветки, когда великие, незримые силы потянулись к ней с поднебесья, из темноты изнутри нее самой, собираясь схватить и унести.

И даже после того как тетя Сильва закончила дела, даже когда они сели в коляску и город исчез позади, Кари чувствовала на своем горле и на затылке невидимые ладони. Ее хотели забрать.

Она разжала кулак с амулетом и, не застегивая, накинула цепочку на шею.

«Шпат, ты…»

Отбросила его, будто кулон отравлен.

Хватит ей себя дурачить. Шпат за полмира отсюда и ничем не поможет. Ему до нее не достать.

Надо скорее попасть в Кхебеш. Это Шпата – вот кого надо спасать.

Капитан припозднился. Пропустил свою послеприливную службу. Над Утесом высыпали звезды, а его все не было.

Кари спустилась в темную молельню, на случай, если все-таки прозевала его возвращение по илистому склону, но трюм пустовал. Опять появилось то смутное чувство, неопределенное ощущение далекого давления, подобное рычанью собаки, когда на ее территорию вторглось другое животное. Это порыкивал некий бог – но ничего не случилось, когда она провела ладонью по голубому алтарному камню. Впереди скрипнула трюмная лестница.

Это не капитан.

Двигаясь в воде как можно тише, она пробралась из кормового трюма в носовой. Пришельца почти не видно – темный контур, покрытый тенью. Большой, но движется быстро. Он подходил к лестнице, на спине покачивался увесистый мешок.

Блин, даже ножа с собой нет – зато поблизости старый ломик. Она подкралась поближе и…

…пришелец треснулся башкой о низкую притолоку, в точности как всегда.

– Адро! – взвизгнула она, кидаясь обниматься.

Они уселись в каюте на баке, и Кари зажгла лампу, чтобы получше рассмотреть старого товарища. Когда «Роза» бороздила моря, Адро был душой команды, самым близким другом. Они как парочка веселых разбойников – принимали воровство и контрабанду за восхитительную игру, вместе убегали с судна, чтобы обязательно облазить каждый порт. За дурнями божий пригляд, поговаривал про них капитан.

– Капитан скоро будет, – сообщил Адро. – Лучше приходить порознь на случай, если за нами следят, поэтому я выдвинулся первым. И вот, на – принес вино.

Гадость, а не вино, но разве это важно?

– Нет, вы таких видали, – захохотал Адро. Потыкал пальцем ей в бицепс. – Выглядишь как гвердонская наемница. Я-то считал, что ты побежишь домой к богатенькой тетушке, а потом позовешь нас к себе.

– Было бы здорово, случись оно так. – Мысль о команде контрабандистов, рыщущих по кухне тети Сильвы в Вельдакре, была увлекательной. – Вот бы она тебя костерила! Обалденная бы вышла история.

– Тетушки меня обожают, – сказал Адро. – Но все-таки, Кари, если ты не поехала домой, то куда ушла? Что с тобой приключилось?

– Нижние боги… – протянула Кари. Как описать в двух словах пережитое после «Розы»? Как поведать об откровениях, о своей семье, Черных Железных Богах, Крысе и Шпате, обо всем, что случилось? О Помойном Чуде. О войне. – Много волшебной дряни.

– Больше ни слова. – Адро поднял стакан. – У нас тут такого тоже полно. Поскорей бы отсюда убраться. Скучаю по дням, когда представал нашему взору невиданный город, например Уль-Таен. – Он заговорил высокопарным тоном сказителя легенд: – Истинно! С его ступенчатыми зиккуратами, пресловутыми подземельями, полными бесплотных могильных исчадий, колдунами, запечатанными в сосудах, и мелкими вредными тварями, и восклицали мы: «Пшел он на хер» – и плыли дальше.

Он скривился, хлебнув вина.

– Помнишь, как в Джашане мы наколдырились нектаром поэтов?

– Мы сочинили пьесу.

– Нам показалось, что мы сочинили пьесу! – заржал Адро. – Мы накорябали три страницы околесицы, а потом вломились в театр и взяли несчастных актеров в заложники! Что ты тогда сказала?

– Выпускайте ваши души на сцену или я сама вам их выпущу! – процитировала Кари себя помоложе. – Какие мы были придурки, Адро. А капитан рассердился в край.

– А чего он сразу нас не послушал и не забрал контрабандный груз? Тогда б нам не пришлось срочно выпивать улики.

Настоящий Адро в ее глазах то и дело чередовался с воспоминаниями о нем. С виду он такой, как прежде, поэтому легко было забыть прошедшие годы и принять былое товарищество. Но оно было искренним не до конца – оба маленько подыгрывали, примеряли прежние роли, притворялись, будто нет никаких перемен. Ведь окунуться в ту простую жизнь так заманчиво.

Она решила сопротивляться соблазну.

– Ты-то почему здесь остался? Утром я спросила об этом у капитана, так он понес про богов и так и не дал ответа.

Адро осушил стакан.

– Не сказать, что мы взяли и решили – будем торчать в этом сральнике. Это не одно обстоятельство, а куча всего по мелочи. Капитану вожжа попала насчет Повелителя Вод, слыхала, как он задвигает? «Роза» пережила шторм, но над ней еще работать и работать, прежде чем выйдешь в Срединное море. И все остальное пошло наперекосяк – Ильбарин затонул, народ облепил Утес, лишь бы только укрыться. Чокнутые святоши проповедовали всем сброситься со скалы. И мы ждали, что в любой момент вернется Праведное Царство. – Он заерзал, спокойно уже не сиделось. – Люди префекта спустились к морю и конфисковали все корабли, но не знали, что с ними делать. Сперва был план эвакуировать всех в Халифаты. Потом пошел слух, что корабли понадобятся возить еду и другие припасы, а кто-то говорил, что предстоит переселение в Змееву Пасть. Дело было плохо, Кари. Когда явилась Гхирдана и взяла власть в свои руки, люди с ликованием выходили на улицы.

Он сел, тяжело дыша. Потом искоса взглянул на нее и хихикнул:

– И… капитан не рассказывал тебе про Рена?

– Про кого?

– Я теперь женат, Кари. И у нас маленькая девочка. И, боги, я никогда не был так перепуган. Понимаешь, когда пришли боги, Рен был в Ильбарине. Вторжение разлучило нас – я искал их с Амой не один месяц, но они сумели выбраться сами. Сейчас с ними все хорошо. Я опять их нашел. Капитан назвал это чудом. Но к тому времени, как я их отыскал, Гхирдана взяла порт под контроль. Уехать можно, только заплатив откупные, а у нас столько нет. На Рена, меня и Аму точно не хватит.

«Сука ты гребаная, Дол Мартайн». Были бы при ней ее деньги, отдала бы их Адро не думая.

Адро вновь наполнил стаканы – себе, потом ей.

– Тебе бы прийти, на них поглядеть. Рен тебе понравится. Он добрый.

Очень заманчиво.

– Вот только мне надо ехать в Кхебеш. Позарез надо.

– Капитан говорил мне об этом. А вот теперь самое важное – гляди, что припас капитан. – Он ухмыльнулся. – Бьюсь об заклад, это последняя свинья в Ильбарине. Да пофигу на встречу давно разлученных друзей. Я сюда пришел жрать!

Нагруженный свертками капитан Хоуз, пыхтя, взошел по лестнице.

– Обленились, собаки? – пошутил он. – Огонь на камбузе не разведен. Стол не накрыт. Дать бы кнута вам обоим! Но Повелитель Вод милостив, я накормлю вас и помогу Кари в путешествии. Я нашел для нее быстроходный корабль.

Еды оказалось не так и много и не слишком хорошей, но по стандартам захудалого Ильбарина это был пир. И настроение было как на пиру – веселье, и песни, и теплый огонек дружбы в сердце, и вино в желудке. Долгожданное воссоединение, а заодно и прощание, по которому она тосковала, когда ушла с «Розы».

Сидели они в кубрике за длинным столом. За время отшельничества капитан приспособил помещение под себя – пришлось свалить в угол гниющие книги, сложить и убрать церемониальные ризы, добытые в храме Повелителя Вод. С Адро под боком в каюте стало гораздо привычнее.

Капитан говорил мало, в основном подначивал спеть или перебивал других насмешливо-серьезным тоном. И все равно лучился удовольствием – как очаг теплом. Образ священника он отставил и стал похож на себя прежнего, папашу во главе стола за ужином. Он даже пропустил ночную молитву.

Возбужденный через край Адро запевал как помешанный, словно пили они нектар поэтов, а не дешевое красное паравосское. Кари не могла определить, искренний ли это восторог или он специально выкладывался перед ней, впихивал все хохмы и россказни, пропущенные за пять лет, в один вечер.

Кари, поджав ноги, слушала, как Адро в сотый раз повествует о том, как они обворовали Безглазого. Все трое были участниками событий, но Адро пересказывал эту историю столько раз, что она превратилась в новую и неизвестную. Она с трудом узнавала себя в удалой бесшабашной разбойнице по его описанию – хотя та и напоминала Святую Карательницу из народных баек. Кари завидовала своим прошлым «я» – либо их не отягощали переживания и тревоги, либо имелась чудотворная способность надавать сдачи целому свету.

Она позволила себе помечтать, как бы повели себя тут ее гвердонские друзья. Крыс – такой, каким был, сгорбленный и низкорослый молодой упырь, а не громадный рогач-старейший. Крыс притулился б в углу, бурчал на волокнистые овощи, выкидывая их из миски. Ел бы он только свинину. Но когда Адро пел, Крыс бы раскачивался взад-вперед, выбивая копытцами такт мелодии.

И Шпат – каким он был в жизни, до того как упал. Шпат уселся бы на дальнем от капитана конце стола, чтобы исключить возможность к кому-нибудь прикоснуться и заразить каменной хворью. Шпат остужал бы горячие головы, в противовес легкомыслию Адро. Она представила его вступающим в спор с капитаном Хоузом. Или излагающим план по спасению жителей Ильбарина. Серьезный, он выдвигается вперед. Замогильно скрежещет: «С вами корабль, сэр. А еще, к худу или к добру, благословение бога. А у тебя, Адро, ребенок. Ты в самом деле хочешь, чтобы твоя дочь росла в оковах? Мой отец Идж писал, что бывают моменты, когда можно все поменять, когда силы балансируют в равновесии и одна-единственная личность способна преобразовать мир».

А она заорала б, чтобы все выпили, раз он процитировал Иджа. Старая развлекуха по пьяни.

Постепенно до Кари дошло, что Адро уже несколько минут молчит, а говорит теперь она сама, слова льются наружу, как из разрубленной души. Она рассказывала им обо всем, и все тяготы сошли на нет, когда она на пальцах объяснила про Черных Железных Богов, про семью Таев и дедушкины опыты. Про возвращение в Гвердон, встречу со Шпатом и Крысом. Про Башню Закона, профессора Онгента и веретенщиков. Про Помойное Чудо, невероятное существование Шпата после смерти и ее превращение в Святую Карательницу. Про то, как выдворила с городских улиц Гхирдану, про ишмирское вторжение и как Шпат надорвался, защищая Новый город и беженцев.

Про то, как убила богиню.

Все это получилось шалой исповедью, путаной и сумбурной. Она понятия не имела, говорит ли хоть что-то осмысленное или только, как полоумная, истерит про богов и чудовищ.

Капитан слушал молча, запивая вином. Согласно кивнул, когда Кари обрисовала ужасное чувство прямого контакта, и это вселяло надежду.

Адро казался смытым волной – мотался и барахтался в потоке слов. Уцепился лишь за известный случай – когда Кари рассказывала, как выкинула Артоло из Нового города, Адро стиснул ей руку и прошептал: