Текст книги "Свет невозможных звезд"

8
Нод

Чинить, потом опять чинить.

Сколько раз я чиню Тревожную Собаку, столько раз она снова ломается.

«Мне с потомками лучше было бы на грузовике», – говорю я ей.

Собака смеется.

Говорит мне спасибо за починку.

Латаю дыры в наружной броне.

Заменяю изношенные детали.

Печатаю новые пули.

Новые торпеды.

Благодарен потомкам за помощь.

Много лиц для легкой работы.

Налаживаю двигатель.

Малышата быстро учатся. Уже умеют снять и разобрать оборонительное орудие. Кофеварку. Воздушный фильтр.

И мы работаем.

Всегда работаем, редко отдыхаем.

В сотый раз складываю глупый корабль по кусочкам.

Работаю.

Но иногда…

Иногда останавливаюсь.

Иногда думаю про Чета.

Чет был механиком на Душе Люси.

Чет умер.

Думаю о его последних словах.

«Белые корабли – кузены», – сказал он Джонни.

Нет понимания.

Чет захлебывался во внутренних жидкостях, когда говорил.

Мозг мог быть поврежден.

Джонни мог недослышать.

Может, ничего не значит.

Может быть важным.

Но долго думать не могу. Слишком много работы. Слишком много дыр в Беспокойной Собаке.

«Если решила убиться, – говорю я ей, – проще врезаться в сердце звезды».

Собака опять смеется.

Собаке нравится Нод.

Ноду нравится Собака.

Даже если Собака бывает глупой.

9
Корделия Па

Ф-фух, ну и холодрыга! Я хоть и была в куртке с подогревом, начала дрожать, едва сошла со сходней «Тети Жиголо» на хрусткий грязный снег. Морозный воздух развязно обхватил выбритую половину головы. Колечко серьги стало ледяным.

Гнусная погода.

Я выросла на Второй городской тарелке, защищавшей от худших капризов стихии. На кой черт строителям этой тарелки понадобилась ледяная пустыня? Как им вообще пришло на ум создавать что-либо с такой суровой средой?

Размышляя так, я топала вперед. Паук за моей спиной будто не замечал холода. Он надел затемненные защитные очки и держал на сгибе руки тяжелый пескоструйник. Дыхание облачками вырывалось из наших ртов.

– Уверен, что эта штука понадобится?

– Надеюсь, нет, крошка. – Он взглянул на счетверенное толстое сопло оружия. – Но мне после сотрясений пришлось навидаться всякого, так что лучше пусть будет пушка, которая не пригодится, чем оказаться без нее, когда она понадобится. Понятно?

Мы шли вперед. Оранжевые здания ярко выделялись на черно-белой земле. Здесь, на максимальном отдалении от краев тарелки, мы походили на мушек, ползущих по замерзшему пруду. От пустоты внизу нас отделяли несколько метров породы и почвы – и тонкий, как бумага, материал, использованный древними строителями базы.

Все тарелки над нами были на своих местах. Солнце светило по-прежнему чисто и ярко, и газовый гигант висел полумесяцем в небе – по виду как баскетбольный мяч, отнесенный на вытянутую руку. А за всем этим, прорехой в старом плаще, на полнеба растянулись радужные переливы Интрузии. Сердце у меня забилось сильней. Мне двадцать лет. Я с детства мечтала о чужих небесах и невероятных мирах – а теперь вот они. Удивительнее Интрузии места не найдешь. Тарелка, где я росла, располагалась на дальнем краю их роя, и настоящие сотрясения ее не задевали. Мало-помалу я разволновалась.

– Пойдем через главный люк? – спросил Паук.

– Да. – Я оглянулась. – Что-то не так?

– По мне, без разницы. – Он отвернулся и харкнул на перепаханный ногами снег. – Ты командуешь. Я тут только на случай, если понадобится пальнуть кому-нибудь в задницу.

У люка я настучала код доступа. С глухим лязгом отодвинулись внутренние засовы, и крышка ушла вверх.

Паук сдвинул очки на лоб и с отвращением уставился в красноватый полумрак открывшегося коридора.

– Аварийное освещение. Электричество у них вырубило.

– Наверное, потому они и не отзывались?

– Да, может, и так.

Держа наготове пистолет, он шагнул внутрь. Я вошла за ним. На базе я побывала вчера, когда мы разгружали продовольствие и аппаратуру – официальную причину нашего визита. Тогда она была уютной и гостеприимной: множество укромных уголков, ароматные комнатные растения, освещенные коридоры. Сейчас из-за красного света лампочек над головой мы чувствовали себя словно в кишках убитого животного.

Я недовольно повела носом:

– Чем это пахнет?

– Горелой изоляцией. Где-то закоротило.

– Здорово им попало.

– Похоже на то. Уж точно сильней, чем нам.

– А где люди?

– Не знаю. – Паук ссутулил плечи и крепче сжал оружие. – Не нравится мне все это.

Мы вышли на перекресток. Один коридор уводил к обсерватории, другой – к жилому отсеку.

– Разойдемся? – предложила я.

Паук мотнул головой.

– Фильмы ужасов смотрела? Первое правило, когда имеешь дело с кошмарами: не разделяться.

– Тогда куда?

– К каютам?

– Ладно, ты первый.

– Почему я?

– Потому что у тебя большая пушка.

Я уже побывала на экскурсии и неплохо представляла основное жилое пространство обсерватории: шестиугольное общее помещение с диванами и столиками. Дверь напротив входа вела в кухню, другая, слева, – в общую ванную комнату, а третья открывалась в коридор со спальными местами, разгороженными шторками. Тесно, но астрономы и физики, для которых это здание стало домом, постарались обустроиться с удобствами. На стены налепили фотографии и голограммы. Расставили на полках растения. А на кухонном столике стояла дорогая кофемашина.

– Здесь никого. – Паук опустил ствол.

С нашей позиции просматривалась вся кухня. Пустая.

– Проверь ванную, – посоветовала я.

– Зачем? Думаешь, их всех пронесло со страху?

– Должны же они где-то быть.

Если бы только найти Мориарти, я бы сдала ему все дела. Он бы знал, что предпринять.

– Сначала проверим ванную, потом койки. А если там не найдем, вернемся к обсерватории.

Мне пришла мысль: может, вся команда налаживает телескопы, чтобы наблюдать Интрузию после сотрясения реальности.

– Слушаюсь, мадам, – ответил Паук.

Я пропустила его вперед.

– Ого! – сказал он. – Здесь кто-то есть.

На кафельном полу общей душевой распростерлась женщина. В старом космическом скафандре с надутым верхним слоем, в тяжелых сапогах. Перевернутый шлем лежал рядом.

– Жива?

– Непонятно. У меня руки заняты пушкой. Проверь пульс или что там.

Я осторожно опустилась коленями на белые плитки и убрала с лица женщины длинные серебристые волосы. Как паутину смахнула.

– Дышит.

– Кто это?

– Не знаю.

Морщинки в уголках глаз и у губ. Кожа на руках, торчавших из рукавов скафандра, дряблая, в пятнах. На вид лет шестидесяти, хотя при таком свете трудно разобрать.

– Я ее не узнаю.

– Точно? – нахмурился Паук.

Накануне мы познакомились со всем персоналом базы. Они здесь куковали месяцами, вот и встретили нас, как почетных гостей.

– Помнишь кого-нибудь седого?

Паук покачал головой и сказал:

– Я вообще никого старше пятидесяти не припомню.

– Пройдись по другим помещениям, – велела я ему. – Найди остальных. И носилки. Я побуду с ней.

Он колебался.

– А как же с правилом не разделяться?

– Рискнем.

Гант ждал нас на сходнях «Тети Жиголо» с дробовиком в перепончатых пальцах.

– Это кто, черт возьми?

Женщина лежала на грузовой платформе.

– Мы сами не знаем.

Я подпирала ступней заднее колесико, чтобы платформа не скатилась по мосткам.

– А что с капитаном?

– Мы искали, – сказал Паук, – но там нет ни следа – ни его, ни остальных. Исчезли.

– Исчезли?

– Да, пропали. Слушай, платформа тяжелая. Ты нас впустишь или нет?

Гант не целился в нас – во всяком случае, прямо в нас.

– Это вряд ли.

– Как?

– Вы не знаете, что это за баба и откуда взялась. Ничего о ней не известно. Может, она зараженная или в ней сидит какой-нибудь жуткий космический паразит, который вырвется наружу и всех сожрет.

Пальцы Паука, сжимавшие ручки платформы, побелели. Если разожмутся, колесико раздавит мне ногу.

– Думаю, будь здесь капитан… – начал Гант.

– Ну, его тут нет. – Я чувствовала, как у меня горят щеки. – Мориарти оставил командовать меня, а не тебя. День выдался очень даже долгий и странный. Так что, если не хочешь обвинения в мятеже, ты нас впустишь. Сейчас же!

Двойной набор глаз заморгал на меня. Я впервые повысила голос в присутствии Ганта.

– Ладно-ладно. – Он опустил дробовик. – Что ты затрепыхалась?

Сердце у меня заходилось, но я не смела выдать скопившегося в горле нервного напряжения. Я твердо решила не дрогнуть при этой первой настоящей проверке моей власти. Паук бросил на меня любопытный взгляд – я не поняла, одобрительный или удивленный.

– Похоже, она не шутит, лягуха, – заметил он. – Посторонись-ка лучше.

Гант надулся на нас, выругался на родном языке и отступил с дороги.

– Ну, – сварливо буркнул он, – я вас предупредил. Если какое чудище станет рвать вашу грудь изнутри, ко мне не бегите.

Паук протолкнул платформу на последние пару метров до люка и остановил в трюме.

– Ты, – ханжеским тоном обратился он к Ганту, – пересмотрел слишком много фильмов.

10
Она Судак

Стоя на мостике корабля-кинжала, я обозревала стекавшиеся со всей Общности картины столкновений и гибели. История еще не знала таких масштабных схваток между флотами. Белые корабли разметывали боеспособные силы человечества и сметали всякое сопротивление.

– «Взгляните на мои великие деянья, – забормотала я, – владыки всех времен…»[3]3
  Из стихотворения П. Б. Шелли «Озимандия», перевод В. Брюсова.


[Закрыть]

«Прошу прощения?»

Стоявшее у меня за плечом существо напоминало мохнатого многоглазого гигантского медведя. Аватара Кинжального флота, воплощение коллективного разума. Его слова проступали в моем мозгу, не колебля воздуха между нами.

– Цитата, – объяснила я. – Из старого стихотворения.

«Твоего?»

– Нет, много старше.

«Тебе не больно?»

– Из-за разрушений? – Я задумчиво обвела взглядом экраны. – Неприятно, но вы же объяснили, что по большому счету это во благо.

«Я подразумевал поэзию. Воин-поэт, должно быть, жалостное создание – его душа должна разрываться противоречиями непримиримой двойственности».

Я вздернула бровь.

– Вас заботят такие вопросы?

Зверь взглянул на меня россыпью глаз-самоцветов.

«Мы не правы?»

Вдвоем с ним мы стояли в рубке – посреди безупречно белой сферы. На возвышении в центре.

– Нет, правы.

«Так каким образом ты примиряешь необходимость насилия с эмпатией художника?»

Я смотрела на одну из стычек, разыгрывавшихся на внутренней поверхности сферы. Два белых кинжала рвали в клочья боевой крейсер Внешних. Изнутри его пробивались взрывы, сминался и раскалывался металл, мужчины и женщины умирали на сто мучительно неприятных ладов.

– Стараюсь об этом не думать.

«Отрицание?»

– Самосохранение.

«Ценой отказа от полного осознания последствий твоих решений?»

– Это свойственно человеку.

«Это объясняет вашу воинственную историю. Не говоря уж об осквернении окружающей вас среды».

Я оттопырила щеку языком и протяжно вздохнула. Нелепым казалось мне изображать здесь пару богов-олимпийцев, невозмутимо обсуждающих природу человечества перед лицом гибели тысяч людей.

– «Садовнику нет дела до стебелька травы, – процитировала я одну из самых популярных моих поэм, – лишь бы жил луг».

«Утилитарный подход?»

– Максимальное благо для максимального числа людей. Нужды большинства перевешивают потребности немногих.

«В таком случае мы с тобой согласны».

– Я и не сомневалась.

«Как и мы. Нам просто было любопытно, каким образом ты сочетаешь участие в уничтожении такого множества представителей своего вида с сочинением стихов, оплакивающих тщету войн».

Пора бы ему уже было заткнуться.

– Люди – сложные существа, – сказала я.

«Вы способны одновременно принимать две противоречивые точки зрения?»

– Пожалуй, так.

«Это многое объясняет в вашем видовом поведении».

Алексий Бошняк сидел на каменной лавке в пустой белостенной каюте. Архангел флота дыбился за его спиной на задних лапах.

– Вас бы следовало расстрелять как предателя, – сказала я.

Бошняк прищурился на меня из-за антикварных очков. Его волосы разлетались пухом одуванчика. Он так и носил мешковатый костюм с незашнурованными ботинками, и за левым ухом у него торчало неизменное стило. В последние мгновения нашей стычки со «Злой Собакой» он переслал этой заблудшей посудине все, что раскопал о Кинжальном флоте, Интрузии и стоящей перед нами угрозе.

– Предатель здесь не я.

– Хотите сказать – я?

– Вы видели донесения. Знаете, сколько народу поубивали.

Флот, разлетевшись со станции Камроз, встречал на своем пути сопротивление по всей Общности – и сокрушал его без ненависти и без пощады.

– Знаю. Это… неприятно.

– Неприятно?

Я пожала плечами:

– Мы не ожидали от людей такого сопротивления.

– От людей? – Бошняк вскочил бы на ноги, если бы медведь не удержал его огромной лапой за плечо. – Вы себя хоть слышите, Судак?

– Я делаю все для защиты человечества.

– Вы его убиваете.

Я поджала губы, а когда заговорила, голос мой звучал ровно:

– Вы знаете о драконах. Если позволить человечеству затеять новую войну, она привлечет их целую стаю.

Бошняк покраснел.

– Человечество уже ведет войну. Против вас!

– И потому ее необходимо закончить быстро и эффективно.

– Убивая всех, кто встает против нас?

– Ради спасения большинства.

Старик презрительно фыркнул.

– Может, вы еще и благодарности ждете?

За такие слова я могла бы его ударить. Но вместо этого выпрямилась со всем достоинством и самообладанием, приличествующим бывшему капитану флота Конгломерата.

– Доктор Бошняк, – размеренно и взвешенно заговорила я, – мне, как никому, известно, что такое трудный выбор. И о благодарности я все знаю. Перед вами женщина, которая положила конец войне Архипелаго – самому разрушительному конфликту в человеческой истории. Я пожертвовала одной планетой, чтобы спасти сотни других. А единственной благодарностью мне стал смертный приговор.

Бошняк побагровел.

– Я не желаю больше принимать в этом участия!

Услышав это, я свысока взглянула на его жалкую сутулую фигуру. В самом деле, никому не нужный человечишко; книжный червь, ничего не понимающий в настоящей жизни, в холодной, жестокой необходимости – цене выживания. Я прокашлялась.

– Извините, доктор, не вижу, как это зависит от вас.

11
Сал Констанц

– Приближаемся к Переменной, – сообщила «Злая Собака», по такому случаю нарядившая свою аватару в белое шелковое платье. – Разрешение на выход через пятнадцать секунд?

Я уже пристегнулась на командирском месте. Таким же образом закрепились Люси, Престон и Нод: Люси – в своей койке, Престон – на рабочем посту в лазарете, а Нод – в гнезде машинного отделения, в окружении отпрысков. Я не сомневалась, что на «Грешнике» пристегнулись Шульц и Эддисон, и полагала, что гражданские тоже приняли меры предосторожности.

– Разрешаю по готовности.

– Приступаю.

В животе у меня стало пусто, и я завалилась вперед на ремнях, когда прыжковый двигатель дал обратную тягу, тормозя нас до скорости выпадения из гипера. На носовом экране я видела только привычные клочья серого тумана высших измерений. Но по мере приближения к конвенциальному четырехмерному пространству туман стал окрашиваться в оттенки бирюзы и беж – так видятся извне спрессованные цвета космоса. А потом, словно корабль сорвался с гребня волны, мы выпали из бесформенности в обыкновенность.

Переменная уже заполнила собой полнеба. Я, порывшись в архивах, обнаружила, что в войну Архипелаго здесь произошло крупное столкновение флотов. Тогда система была верфью стратегического значения, а теперь напоминала всепланетную свалку, усеянную свежими обломками кораблей и разбомбленных перерабатывающих заводов.

– Есть признаки Кинжального флота?

– Корабли флота не обнаружены.

Я позволила себе выдохнуть. Мы сильно рисковали, направляясь сюда. Переменная лежала на внешнем по вращению крае Общности.

– Что еще есть в системе?

«Злая Собака» открыла на экране дополнительное окно. Дала полное увеличение, позволявшее рассмотреть скелеты вскрытых, как консервные банки, кораблей. Рядом с каждым возникли числовые показатели: сменяющиеся координаты, скорость, масса.

– Эти еще сохраняют остаточное тепло, – сказала «Злая Собака».

– То есть они свежие?

– Не более семидесяти двух часов.

– Что их убило?

Аватара нахмурилась.

– Повреждения соответствуют тому, что мы видели на «Душе Люси».

– Следы зубов?

– Оба этих судна направлялись на вход, но атака выбила их из высших измерений на краю системы, а не у планеты.

– Выжившие?

Что бы ни случилось, мы оставались судном Дома Возврата. Если на кораблях есть кто-то живой, наш долг их спасти.

– Нет, насколько могу судить на таком расстоянии. Повреждения выглядят слишком обширными, и я не наблюдаю признаков функционирования жизнеобеспечения.

Я забарабанила пальцами по подлокотнику. В этой системе каждая секунда сверх необходимого грозила опасностью. Но так просто проскользнуть мимо я не могла. С момента атаки прошло менее семидесяти двух часов. Что бы ни думала «Злая Собака», там могли остаться люди. Если они заперлись в герметичной каюте или скорчились в скафандрах, нам их с такого расстояния не высмотреть. Я не могла повернуться к ним спиной.

– Что-то еще?

– Фрегат класса «геккон» – «Мантикора».

– Да что ты? Цела?

Немногим военным кораблям удалось уйти от атаки Кинжального флота.

– Насколько могу судить, невредима и расположилась на парковочной орбите планеты.

– Стоит ли с ней связаться?

– Нет нужды. Я уже приняла входящий сигнал от ее командира, капитана Натаниеля Мерфи.

Выпрямившись в кресле, я поправила на голове бейсболку.

– Хорошо, дай связь.

Капитан Мерфи оказался неожиданно молодым, хотя я могла бы не удивляться. Война собрала тяжелую дань, лишив военные флоты многих опытных офицеров. Парень был коротко стрижен, с волосами цвета светлой ржавчины и ясными зелеными глазами, а мундир выглядел как только что отглаженный.

– Рад видеть вас, капитан, – заговорил он. – Мы несколько дней не имели связи с судами человечества. Начали уже думать, что остались одни.

– Это чувство мне знакомо. – Я показала ему изображения обломков крушения с края системы. – Вы не знаете, что случилось с этими двумя?

Мерфи прищурился на экран.

– Они появились пару дней назад. Мы посылали к ним челнок, но там пусто.

– Пусто?

– У обоих катастрофические повреждения жилых отсеков. У команды не было шансов.

– И случилось это в гипере?

– Да, – хмуро ответил он, склоняясь ближе к камере. – Я думаю, какое-то новое оружие. Новинка от Кинжального флота.

– Ошибаетесь.

– Откуда такая уверенность?

– Я подобное уже видела. Тут другое. Вероятно, хуже Мраморной армады.

– Что может быть хуже?

– Существа, против которых ее и создали. – Я понизила голос до тихого рычания. – Флот так их боится, что готов перебить немалый процент человеческой расы, лишь бы избежать их внимания.

Мерфи откинулся назад.

– И кто же это?

– Скажу – вы не поверите.

– А вы попробуйте.

Я надула щеки, сбила на затылок бейсболку.

– Драконы гиперпространства.

Мерфи задрал голову, скривил губы.

– Что-что?

– Я же говорила, что не поверите.

– Ни за что.

– Ну, ваше право, капитан, – развела я руками. – Я-то здесь только ради топливных стержней.

Мерфи сверлил меня глазами. Щеки у него горели. Парнишка гадал, серьезно ли я говорю или издеваюсь.

– С этим вам не повезло, – заявил он. – Мои люди уже все прочесали в поисках пригодных источников питания.

– И делиться, надо полагать, вы не собираетесь?

– Возможно, при определенных условиях.

– Это при каких же?

Мерфи прижал ладонь к сердцу.

– Присоединяйтесь ко мне, и дадим бой врагу. «Геккон» сам по себе мало значит, но с двумя тяжелыми «хищниками» у нас есть шанс.

Я сорвала кепку с головы и бросила на панель перед собой.

– Вы имели дело с кораблями Кинжального флота? Я-то с ними уже встречалась, и позвольте сказать: в таких случаях единственно разумный выход – бежать. Драться с ними вам не по силам. Даже один на один было бы непросто – а этих зверюг почти миллион. Они и думают быстрее нас, и бьют крепче.

– Мы должны попытаться.

– Не вижу смысла.

– Это наш долг.

Я расчесала пальцами путаницу волос.

– Ваш долг – возможно, капитан. А я служу Дому. Мой долг – спасать жизни, в том числе свою и гражданских, которых я привела с собой.

– Тогда, боюсь, мы вам не поможем.

Мерфи выпрямился. Кожа вокруг глаз у него потемнела от напряжения и усталости, так что я невольно ему посочувствовала. Парень уже несколько дней без связи с командованием, без приказов. Я сама служила и помнила, как теряешься, вдруг оставшись без вышестоящих офицеров.

– Мне эти топливные стержни нужны, чтобы отбиваться от врага, – заявил Мерфи.

– А мне – чтобы сохранить жизни гражданских.

Я потерла щеки ладонями. Не хотелось распространяться о наблюдениях Бошняка касательно Интрузии, но я должна была предложить мальчишке выход. Может, сумею даже убедить его не губить себя и корабль с командой ради бесполезного жеста.

– Мы направляемся в безопасное место, – сказала я, – и ваша помощь в пути нам бы не помешала. Предлагаю пристать к нашей группе.

– Нет! – Мерфи поднял палец. – Нет, я точно знаю свои обязанности. Я должен собрать как можно больше уцелевших судов и произвести контратаку. Если вы не желаете присоединиться добровольно, я пошлю своих людей конфисковать ваши суда.

– Это плохо кончится, – покачала я головой.

– Вы окажете сопротивление? В военное время?

Я подумала, что бы сказала сейчас Альва Клэй.

– Еще как окажем. Ваш челнок и близко к нашим шлюзам не подойдет.

– Открыв огонь по моим людям, вы станете изменницей.

– Ох, что вы как маленький!

Были времена, когда я не пошла бы на вооруженное столкновение, но они остались в прошлом. После всего, что я повидала, не этому балбесу меня запугивать.

– Вы сами знаете, что два «хищника» вам не по зубам. Пустите хоть одну торпеду – вас порвут, как оберточную бумагу.

– Это угроза?

– Это реалистическая оценка вашей тактической позиции. Так что отвали на фиг, а чертовы стержни мы сами найдем.