Текст книги "Психология сознания. Вопросы методологии, теории и прикладных исследований"

«Мы не замечаем естественной, биологической характеристики сознания и других психических феноменов в связи с философской традицией, рассматривающей “психическое” и “физическое” как взаимно исключающие категории. Выход состоит в признании непригодности как дуализма, так и материализма и принятии сознания как “качественного”, субъективного “психического” феномена и в то же время естественной части физического мира» (ibid., р. xiv). Серл предельно последователен в своем мнении, считая, что «мы поймем сознание, когда определим в биологических деталях, как мозг производит его … как нейробиологические процессы в мозге вызывают сознание» (ibid., р. xv). По сути, автор, несмотря на декларативное отрицание материализма, в определении сознания стоит на материалистических позициях. Причина такого рассогласования кроется, по‐видимому, в специфике понимания им самого термина «материализм». Более того, Серл допускает, что сознание есть обычный биологический феномен, сопоставимый с произрастанием, пищеварением или секрецией желчи (ibid., р. 6), тем самым вставая на позиции биологического редукционизма. Следует отметить, что Бехтерев критически оценивал вульгарно‐материалистические трактовки сознания.

Поясняя свое понимание природы сознания, Бехтерев отмечает, что «скрытая энергия при посредстве производимых ею субъективных образов дает возможность качественной оценки явлений внешнего мира по отношению к субъективным потребностям организма как проявлению той же скрытой энергии. В этом отношении субъективные показатели играют роль знаков, обозначающих пройденный энергией путь, что дает нам возможность субъективно оценивать значение явлений внешнего мира для организма и делать выбор между приятным, полезным и пригодным, с одной стороны, и неприятным, вредным и враждебным – с другой» (Бехтерев, 1999, с. 63).

Таким образом, согласно Бехтереву, «субъективное», или сознание как особый вид энергии («скрытая» энергия), выступает мостом, связывающим внутренний мир человека с окружающим его физическим миром. Энергия, скапливающаяся в организмах – преобразованная внешняя энергия природы (там же, с. 101). У высших животных носительницей скрытой энергии является нервная система, у низших животных – весь организм в его жизнедеятельности (там же, с. 74).

В своей работе Бехтерев использует понятие сознания в различных смыслах. Так, в частности, он пишет: «Если мы придадим ему (сознанию.– Г.А.) возможно широкое толкование и будем понимать под сознанием все то, что вызывает внутреннюю или субъективную реакцию как в форме самого элементарного и общего, т.е. недифференцированного самоощущения, так и в форме сложных внутренних состояний, открываемых в нас путем самоанализа и называемых нами представлениями, понятиями, суждениями и т.п., то мы, без сомнения, не можем отказать в элементарных проявлениях сознания в форме хотя бы общего недифференцированного самоощущения самым низшим из животных и даже растениям» (там же, с. 78). В столь же широком смысле Бехтерев определяет сознательность, состоящую «в личном или самостоятельном выборе движений. Если движение носит самостоятельный характер, т.е. не определяется ближайшими внешними воздействиями, иначе говоря, непосредственно не зависит от какого‐либо внешнего воздействия, а обусловливается внутренними импульсами, возникающими в самом организме, то это доказывает присутствие психики в той или иной форме» (там же, с. 85). Однако понятие «сознание» используется Бехтеревым и в узком смысле слова. В контексте его энергетической концепции важное значение приобретают такие переменные, как величина (сила, уровень, напряжение и т.д.) энергии и внешние или внутренние препятствия. Препятствие к движению скрытой энергии рассматривается Бехтеревым как необходимое условие проявления сознательной деятельности (там же, с. 74). Как считает автор, «… сознание проявляется лишь в том случае, когда скрытая энергия центров достигает наибольшего напряжения… большее или меньшее напряжение скрытой энергии стоит, как надо думать, в прямой зависимости не только от силы внешних воздействий, но и от развития препятствий в нервной системе» (там же, с. 62). Конечно, Бехтерев был знаком с работами И.М. Сеченова.

В связи с поставленным Бехтеревым вопросом о «препятствиях» вызывает интерес «концепция барьеров», развиваемая Р.Х. Шакуровым. Он полагает, что «весь драматизм жизни, апофеоз психической активности, радости и трагедии, взлеты и падения – все они связаны с перипетиями процесса преодоления различных препятствий. Не ради отражения окружающего мира действуют люди, а ради преодоления сопротивления среды своими устремлениями». Согласно теории Р.Х. Шакурова, преодоление – «не только главная форма отношения индивида с миром, но и ведущий механизм становления личности. Невозможно стать человеком, не преодолевая внешние и внутренние барьеры» (Шакуров, 2003, с. 6). Барьер, обладая «энергетическим потенциалом, проявляющимся в ограничении какого‐то движения», выступает тем самым причиной «динамизации психики» (там же, с. 12).

Определенное объяснение в энергетической концепции Бехтерева находит и противоположный сознанию полюс психики – бессознательное. Согласно Бехтереву, «высшая сознательная деятельность, развивающаяся лишь при особом напряжении скрытой энергии, возможна у высших животных лишь при существовании высших центров нервной системы, именно – головного мозга, тогда как в более низших организмах сравнительно элементарные субъективные явления обнаруживаются уже при действии скрытой энергии в низших центрах нервной системы, в простейших же организмах, лишенных нервной системы, имеющиеся зачатки субъективности, вероятно, совершенно неотделимы от жизненных процессов» (Бехтерев, 1999, с. 81). Таким образом, сознательное и бессознательное обусловлены филогенетически. В актуалгенезе «скрытая энергия охватывает собой не один только порядок сознательных явлений, но и бессознательные процессы психической деятельности» (там же, с. 62). Бехтерев описывает один из путей перехода сознательных процессов в бессознательные: «Каждый раз, когда какое‐либо сложное движение, требующее от нас большего напряжения умственных сил, будет нами производиться достаточно часто, оно сделается уже привычным для нас и, следовательно, совершающимся без особого с нашей стороны напряжения. С этим облегчением движения скрытой энергии происходит и потухание сознания, от чего, впрочем, самый характер процесса нисколько не нарушается» (там же, с. 74). Здесь фактически описывается механизм автоматизации движения.

Таким образом, анализ работ Бехтерева показывает, что характерные черты его исследовательского подхода: естественнонаучная ориентированность, комплексный и системный подходы – нашли отражение не только в разработке отдельных прикладных научных или практических проблем физиологии, неврологии, медицины и т.д., но и в фундаментальных теоретических изысканиях ученого в области изучения психических явлений, начатых еще на первом этапе «анализа возможностей и ограничений субъективной психологии» и построения уровневой структуры сознания в «дорефлексологический период научной деятельности» (Ломов и др., 1991).

Возрождение интереса к проблеме сознания, связанное с работами В.Ф. Петренко по психосемантике сознания, определяется новыми точками роста и развития отечественных исследований в этой области (В.М. Аллахвердов, В.П. Зинченко, О.В. Гордеева, Е.В. Субботский, Ю.М. Швалб, Н.Б. Шкопоров, Е.В. Улыбина и др.). В западноевропейской и американской психологии оформилась новая область научных исследований – наука сознания (The Science of Consciousness).

Современный анализ различных подходов к определению и структурации сознания, включающий их соотнесение с той или иной методологической установкой (междисциплинарной или комплексной, унитарной, системной), обнаруживает связь различных структурных схем сознания с двухфакторной моделью безгранично развивающегося сознания: фактор контакта (коммуникации, смыслового общения) и фактор свободы (выбора, творчества) (Акопов, 2002а).

К унитарным концепциям сознания, т.е. исследованиям сознания, не привлекающим понятийный, фактологический, теоретический материал смежных и других непсихологических дисциплин (в противовес междисциплинарным: Н.П. Антонов, В.П. Велихов, В.П. Зинченко, В.А. Лекторский, П.Я. Гальперин, А.Р. Лурия, А.Г. Спиркин, Н.И. Чуприкова и др.), можно отнести подходы В.М. Аллахвердова (теоретические и эмпирические исследования сознания), М.М. Бахтина (критика положения о единстве сознания, полифонический подход к проблеме), А.В. Карпова (рефлексивное сознание), В.Ф. Петренко (психосемантика сознания), Ю.М. Швалба (изучение целеполагающего сознания), А.Ю. Агафонова (смысловое сознание) и др. Традиционный комплексный подход, объединяющий внутрипсихологическое комплексирование (по отраслям психологии) с междисциплинарным, достаточно успешно вытесняется системным (полисистемным) подходом (В.А. Барабанщиков, Б.С. Братусь, А.С. Горбатенко, Б.Ф. Ломов, А.О. Прохоров и др.).

Двухфакторная модель функционирования сознания отчетливо обнаруживается также в «энергетической» теории Бехтерева. Психика (скрытая энергия по Бехтереву) и ее различные уровни сопоставимы с фактором свободы (творчество, созидание). У Бехтерева встречается словосочетание «свободная энергия». Фактор контактов (информационно‐содержательный аспект) может быть соотнесен с двумя моментами в концепции Бехтерева: а) энергия определенным образом структурирована и содержит в себе не только силовой, но и информационный потенциал; б) препятствие как объект прохождения энергии в силу своего определенного устройства (структуры) определяет специфику явлений сознания.

Возможно, энергетизм концепции Бехтерева не объясняет всех явлений отражения и регуляции активности человека, вместе с тем научное наследие Бехтерева в области психологии имеет важное значение в связи с обострением методологических разногласий в постсоветской психологии. Возвращение к научному наследию прошлого и его анализ с новых позиций дает ориентиры для более адекватной оценки истории психологической науки в контексте современного научного сознания. В частности, анализ работ Бехтерева позволяет утверждать, что не все, что было отброшено или проигнорировано марксистской психологией, носило идеалистический, вульгарно‐материалистический, редукционистский характер. Можно также согласиться с мнением А.В. Брушлинского и В.А. Кольцовой, что «особую актуальность энергетические идеи Бехтерева приобретают в настоящее время, в период обострения интереса к проблемам биоэнергетики, активизации обсуждений и дискуссий об источниках психической энергии в природе и характеристиках телепатических процессов, экстрасенсорных явлений, сверхсенситивных способностей и т.д. Концепция Бехтерева может стать важным источником исследования и объяснений этих пока еще чрезвычайно слабо изученных явлений, что в свою очередь выступит условием расширения возможностей развития и управления внутренней психологической средой человека» (Брушлинский, Кольцова, 1994). Энергетическая концепция и ее методологическое обоснование Бехтеревым выполнены в естественнонаучных традициях и воспринимаются вполне современно на фоне большого числа зарубежных исследований по проблеме сознания конца XX – начала XXI в. Такой вывод опирается на сравнительный анализ этих исследований (Акопов, 2002, 2003).

Если в российской психологии исследовательское внимание концентрируется главным образом на раскрытии природы и описании структуры сознания (онтологический анализ), то в зарубежной науке – на обсуждении проблемы происхождения сознания и его связи с физическим миром (B. Baars, D. Chalmers D. Dennett, J. Searle, J. Shear, F. Varela, M. Velmans и др.) (гносеологический анализ). То, что волнует сегодня наших зарубежных коллег, достаточно глубоко проработано российской психологией с философских позиций диалектического и исторического материализма (Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, Б.Г. Ананьев, К.А. Абульханова‐Славская и др.).

Вместе с тем следует отметить, что «российская психология» концептуально неоднородна в пространственно‐временном отношении. В дореволюционный, советский и постсоветский период проявились разные тенденции в развитии психологической науки, особенно отчетливые в связи с идеологическим диктатом в советский период, который характеризуется вместе с тем и значительными достижениями в теоретической психологии. И хотя важно учитывать, каким было, по выражению В.П. Зинченко, «сознание психологов» советской эпохи («кто за совесть, а кто за страх» исповедовал марксистскую философию – Зинченко, 2000, с. 128), можно констатировать, что общими усилиями была выстроена достаточно стройная система научных психологических знаний, а перестроечное брожение мало что изменило, за исключением устранения изобилия ссылок и цитат из классиков марксизма‐ленинизма.

Можно критически относиться к диалектико‐материалистической основе отечественной психологии или даже отвергать ее, но невозможно не признать как исторический факт, что именно эта мето дология определила лицо российской психологии. Возможно, мнение А.Н. Ждан, что «именно в философии Маркса содержится целостная концепция, в которой заложены принципы психологического познания человека», весьма категорично, но справедливость утверждения, что на философской базе марксизма были созданы оригинальные концепции: культурно‐историческая теория Л.С. Выготского, деятельностный подход С.Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева, психология установки Д.Н. Узнадзе,– не подлежит сомнению. На протяжении десятилетий они определяли разработку психологической теории и направления эмпирических исследований в различных областях психологической науки в России (Ждан, 2001, с. 19–27).

Нельзя не согласиться с В.А. Кольцовой, что, «несмотря на серьезные трудности и ограничения (прежде всего идеологического характера), огромными творческими усилиями… была создана новая оригинальная научная школа, характеризующаяся специфическими традициями и подходами», причем ее «методологическое единство обусловило формирование советской психологической науки как целостного, системно‐организованного знания о психике…» (Кольцова, 2001, с. 3–8).

По мнению В.П. Зинченко, было бы опрометчиво и несправедливо пренебрегать наследием, оставленным советскими психологами (Труды Ярославского семинара, 2003). Необходимо, как считает Ф.Е. Василюк, «отбросить наносное и ложное, бережно отнестись к достижениям отечественной психологической школы», и «если поставить задачу осознанного продолжения традиции, то перед нами открываются плодотворные перспективы» (Василюк, 2003, с. 232). Таким образом, изменения, совершенствование, развитие советского психологического наследия вполне возможны и корректны, однако категорический отказ равносилен потере лица. Кроме того, нельзя не отметить и плюсы, связанные с традиционной методологией. Это, в частности, снятие проблемы декартовского дуализма или различного рода редукционизма в объяснении сознания. Что касается полного решения проблемы взаимосвязи телесного и психического (body–mind) или более широко – материального и идеального (психического, сознательного), т.е. ответа на вопросы, почему и как сознание возникает и взаимодействует с мозговыми, нейрофизиологическими процессами, то развитие унитарного и междисциплинарного подходов будет способствовать встречному движению в решении этой проблемы.

Вместе с тем, возможно, прав М.К. Мамардашвили, утверждая, что марксова система, основанная на «абстракции практики или чувственно‐предметной деятельности» (логика практики),– это тупик или «ящик Пандоры» (Мамардашвили, 1990), в особенности в учениях ортодоксальных адептов марксизма.

Однако «практика» научного экспериментирования не дает возможности столь же легко справиться с психофизической и психофизиологической проблемами, как в диалектическом материализме («диверсификация» онтологического и гносеологиченского аспектов решения проблемы). Так, отечественный нейропсихолог Е.Д. Хомская считает, что «пока еще нет четких представлений об органических основах сознания, о конкретных механизмах связи сознания с мозгом» (Хомская, 1999, с. 6). В то же время в связи с исследованиями Ч.А. Измайлова, Е.Д. Шехтер и М.М. Зимичева можно сказать, что в психофизическом туннеле забрезжил свет. Опираясь на результаты своих экспериментальных данных, эти авторы приходят к важному выводу, что «сознание не “встроено” в сенсорный механизм, а выступает как внешний (последующий) фактор по отношению к зрительному образу аналогично другим когнитивным процессам (восприятию, памяти, интеллекту, речи)», в частности, «процесс осознания сенсорного образа качественно отличается от других познавательных процессов» (Измайлов и др., 2001, с. 47).

Этот вывод удивительным образом совпадает с заключением внимательного к проблемам психологии философа С.И. Голенкова о том, что «сознание не является природной способностью человека, оно имеет особую, не природную сферу своего бытия» (Голенков, 1996, с. 6), что было убедительно показано еще Л.С. Выготским.

С более широких позиций (сознание – не только осознание, но и неосознаваемая психическая активность) подходит к решению психофизической проблемы (субстанциональность бытия и нематериальность познания) Э. Морэн. Он рассматривает возможности физического и биологического решений. Конкретика решения на физическом уровне определяется: а) информационными процессами; б) микрофизическими явлениями; в) системным строением или организацией материальных систем. Биологическое «снятие», по Морэну, определяется тем, что «сама организация человеческого тела содержит в себе когнитивное измерение» (Морэн, 1988).

Определенный интерес представляет и попытка А.П. Супруна подвести итог современных физических исследований сознания (точнее «проблемы сознания и субъекта в теоретических и экспериментальных исследованиях в области физических наук»). Автор также рассматривает семиотический аспект проблемы. «Сознание не может быть формализовано или выражено ни в какой знаковой системе и представляется в ней “невычислимой процедурой”» (Супрун, 2007, с. 121–124).

Очень важно, анализируя и учитывая зарубежный опыт современных исследований сознания, переосмыслить целый ряд психологических работ дореволюционного периода. В рассматриваемом контексте (в частности, по работам Чалмерса и Велманса) большой интерес представляют ранние работы В.М. Бехтерева. Весьма актуальными представляются и работы школы Выготского по культурно‐исторической психологии, высшим психическим функциям, социальной детерминации психики в новом оформлении проблемы сознания и определении подходов к ее решению; работы по социальной антропологии и кросс-культурным исследованиям, слабо представленным в зарубежных концепциях сознания, что, в частности, отмечается в обстоятельном обзоре четырех туксоновских конференций по проблеме сознания (1994–2004)44
  http://www.consciousness.arizona.edu/


[Закрыть] (Whitehead, 2004).

Безусловно, к сильным сторонам отечественной школы психологии, обусловленным опорой на диалектико‐материалистическую философскую методологию и сформированную на ее базе систему собственно психологических принципов и методов исследования и понимания психических явлений, относятся: снятие проблемы декартовского дуализма, отказ от различного рода редукционизма в объяснении сознания, объективный, системный и комплексный подходы к его изучению, рассмотрение сознания как социально‐обусловленного явления в его связи с личностью, деятельностью, общением. Что же касается решения проблем взаимосвязи телесного и психического, сознательного и бессознательного, того, почему и как сознание возникает и взаимодействует с мозговыми, нейрофизиологическими процессами, то этому будет способствовать решительный переход от систем конвенционального знания к консолидированному, что представляется важным не только в синхроническом, но и в историческом измерениях. В связи с этим очевидно, что выпавшая на многие годы из методологического пространства советской психологии энергетическая концепция Бехтерева может найти свое достойное место в современных исследованиях сознания.

1.2. Исследования сознания в зарубежной психологии

Не менее сложная ситуация в спектре подходов и решений проблемы сознания в Западной Европе и США. В отклике на книгу Велманса (Velmans, 2000) (по мнению Земана, одной из лучших, написанных о сознании в последнее десятилетие), рецензент объясняет резко возросший интерес к сознанию в науке тремя взаимосвязанными причинами. Первая – существенный прогресс в развитии нейронауки. Хотя картина еще не полна, нейронные корреляты таких сознаваемых процессов, как зрительное восприятие, эмоции, память, начинают проясняться в связи с исследованиями на животных, больных с повреждениями мозга и недавними исследованиями с использованием функционального отображения мозга у здоровых людей. «Другая причина связана с тем, что психологи‐экспериментаторы преодолели свою нервозность в изучении сознания» (Zeman, 2001, p. 77). Исследование таких феноменов, как слепота, способность некоторых слабовидящих точно угадывать характеристики зрительных стимулов, о которых у них нет сознаваемого зрительного опыта, обещает прояснить различие сознаваемых и несознаваемых процессов мозга. Третий источник «ветра в парусах исследований сознания» связан с работами в области искусственного интеллекта» (Zeman, 2001, p. 77).

Другие исследователи связывают поворот (возврат) к сознанию с развитием и значительным укреплением позиций таких двух важных направлений научного поиска в конце XX в., как когнитивная наука и нейронаука (Banks, Farber, 2003).

Трудные и легкие задачи при решении проблемы сознания

Весьма активный исследователь сознания Д. Чалмерс (Chalmers, 1995) выделяет три раздела науки, относительно которых группируется все множество проблем:

1) философия сознания;

2) теории психических явлений (разум, память и др.);

3) наука о сознании (Science of consciousness).

Классификация Чалмерсa интересна тем, что в ней, помимо качественной характеристики названных разделов (перечень авторов и названия статей), приводятся также количественные данные (численность публикаций по разделам и составляющим разделы рубрикам). Так, количество представленных в разделах материалов, по подсчетам Чалмерса, следующее: первый раздел – 473 статьи; второй раздел – 487 статей; третий раздел – 364 статьи. В каждом разделе статьи группируются по темам: концепции сознания (27 статей), «объяснительный пробел» (34), материализм и дуализм (30), аргументация от знаний (16), материализм и модальность (атрибуты сознания) (29), метафизика сознания (34), панпсихизм (11), «зомби» как проблема сознания (19), качества сознания (цвет и др.) (39), содержание сознания (20), «репрезентациализм»(18), сознание и «мышление высшего порядка» (23), интроспекция и самосознание (28), единство сознания (11), функции сознания (18), различные философские теории сознания (23).

Второй раздел включает 20 групп тем: «Я и личностная идентичность» (37 статей), «психология обыденного сознания» (35), «интернализм и экстернализм» (34), «свобода воли» (32), «язык и мышление» (27) и др.

Третий раздел включает 16 групп: нейронаука визуального сознания (24), сознание и нейронаука (34), когнитивные модели сознания (36), неосознаваемое восприятие (18), «имплицитная» память (15) и учение (10), многообразие слепоты и «слепота невнимания» (14), визуальное сознание (8), сознание и психология (24), сознание в истории психологии (30), сознание и время (7), сознание животных (13), сознание и искусственный интеллект (11), сознание и физика (37), феноменология (38) и др.

Несмотря на обилие работ, как заключает Чалмерс, «сознание упорно сопротивляется научным попыткам решения», а «некоторые исследователи приходят к выводу, что проблема не имеет решения» (Chalmers, 1995).

Все проблемы сознания Чалмерс делит на две группы по критерию трудности решения. К первой группе он относит достаточно простые задачи, ко второй – собственно проблему, представляющую большую трудность, и объясняет причины и характер этих трудностей. Следует отметить, что целый ряд «редукционистских» решений Чалмерс относит к ложным решениям и считает, что можно найти «натуралистическое» нередукционистское объяснение сознания, базирующееся на принципах структурной когерентности, организационной инвариантности и двухаспектного рассмотрения информации.

По Чалмерсу, «сознание» – многозначный термин, относящийся к множеству различных феноменов. Каждый из этих феноменов необходимо объяснять. Однако некоторые из них легче поддаются объяснению, чем другие. К легким задачам проблемы сознания Чалмерс относит те, которые поддаются решению стандартными методами когнитивной науки, посредством которых феномен объясняется в понятиях когнитивной логики («вычислений») или нейронных механизмов. Трудные задачи не поддаются решению этими методами.

Легкие задачи проблемы включают, в частности, объяснения таких феноменов, как способность различать, категоризировать и реагировать на внешние стимулы; обобщение информации когнитивного характера; способность сообщать о своих внутренних состояниях; способность фокусировать внимание; намеренный контроль поведения; различие между бодрствованием и сном и др. Все эти феномены связаны с понятием сознания и могут быть успешно объяснены с позиций когнитивной науки и нейронауки.

Реально трудной для объяснения сознания является проблема субъективного опыта, переживания (experience). Когда мы мыслим и воспринимаем, имеет место «шум» (whir) информационного процесса и субъективный аспект – нечто похожее на сознающий организм. Этот субъективный аспект (experience) – различные ощущения, восприятия, эмоции, мысли и т.д. Несомненно, что некоторые организмы – субъекты «experience», но как это происходит – вопрос, приводящий в тупик.

Широко принято, что «experience» возникает из физической основы, но у нас нет объяснения, почему и как это возникает. Почему и как физические процессы приводят к порождению богатой внутренней жизни?

Чалмерс предлагает понятийно дифференцировать термины «qualia», «awareness», «conscious experience» и «consciousness», которым очень сложно найти эквиваленты в русском языке. Согласно изысканиям Тасси и Мюзет (Tassi, Muzet, 2001), слово «awareness» из староанглийского, близкое к «watchfulness», означает осознание определенных объектов, жизненных событий и внутренних (телесных) процессов, в смысле знания о соответствующих явлениях. Тасси и Мюзет, ссылаясь на Босинелли, выделяют три типа такого осознания (awareness):

(1) феноменальный (субъективный) опыт от объекта;

(2) метасознание или сознание осознаваемых явлений;

(3) самосознание как осознание самого себя.

Но в этом случае, на наш взгляд, значение «awareness» сближается со значением «consciousness», которые, как отмечают Тасси и Мюзет, также не дифференцируются в таких языках, как французский, итальянский или испанский.

Чтобы избежать путаницы, считает Чалмерс, нужно сохранить за термином «consciousness» значение феномена (явления), опыта («phenomena of experience»), используя менее нагруженный термин «awareness» для более «открытого» (известного, объясненного) феномена, понимаемого Чалмерсом как функциональность. Однако в большинстве работ разных авторов выделенные понятия используются как синонимы.

Функциональность, по Чалмерсу, в конечном счете, сводится к способности к словесному отчету о внутренней информации; восприятию информации из окружения и способности использовать ее для управления поведением соответствующим способом.

Обсуждая распространенный способ объяснения той или иной функции (механизма), Чалмерс называет его редукционистским. Например, для объяснения учения необходимо объяснить, как системы поведенческих способностей модифицируются в «свете» информации из окружения, и объяснить способы, которыми новая информация может быть получена для поддержания адаптации, приспособленности действий системы к ее окружению. Если мы показываем, как нейронный или когнитивный («вычислительный») механизм делает это, то тем самым объясняем учение; то же мы можем сказать и о других когнитивных явлениях (перцепция, память, язык).

Согласно Чалмерсу, этот тип объяснения не годится для случая сознаваемого опыта. То, что делает проблему трудной, выходит далеко за пределы представления о функциях. Даже в тех случаях, когда мы объясняем действие когнитивных и поведенческих функций в приближении к опыту сознания (перцепция, категоризация, словесный отчет), то все еще остается невыясненный вопрос: «Почему осуществление этих функций сопровождается осознанием?» Простое функциональное объяснение оставляет этот вопрос открытым.

По Чалмерсу, ключевой вопрос проблемы сознания – это вопрос о том, почему информационные процессы различения, обобщения и т.д. не свободны от внутренней чувствительности (субъективный опыт, переживание, сознание)? Отсутствие ответа обозначается как «объяснительный пробел» между функциями и опытом сознания; необходим «объяснительный мост», материалы для которого еще предстоит найти. Согласно Чалмерсу, для объяснения сознания необходим новый подход. Обычные объяснительные методы когнитивной науки и нейронауки недостаточны. Из множества исследований по проблеме сознания в рамках когнитивной и нейронауки Чалмерс выделяет работы Крика и Kоча (Crick, Koch, 1994, 2004) по «нейробиологической теории сознания». Эта теория основана на эффектах нейронных мозговых осцилляций церебрального кортекса в частотном диапазоне 35–75 Гц. Авторы предполагают, что эти осцилляции и есть основа сознания. Но, как отмечает Чалмерс, существует возражение: не имеют ли осцилляции места и в процессах бессознательной переработки информации. В любом случае остается вопрос: «Почему осцилляции вызывают сознание?»

Чалмерс анализирует также когнитивную теорию сознания Баарса. Но и эта теория, как считает Чалмерс, не объясняет, почему информация из «глобального рабочего пространства» (Global Workspace) сознается.

Аналогичный упрек Чалмерсa к теории «нейронного дарвинизма» (Neural Darwinism) Эдельмана заключается также в отсутствии ответа на вопрос «Почему?».

Модель Деннетта, теория Джакендоффа, по мнению Чалмерсa, также не отвечают на этот вопрос.

Последовательно рассматривая различные возможные способы объяснения сознания, используемые в когнитивной науке и в нейронауке (Crick, Koch, Eckhorn, Edelman, Dannet, Jackendoff, Allport, Wilkes, Clark, Hardin), Чалмерс приходит к выводу, что обычное рассмотрение не дает возможности ответить на вопросы «Почему?» и «Как?» в объяснении возникновения сознаваемого опыта. Для ответа на эти вопросы, по мнению Чалмерсa необходим дополнительный момент в составной части объяснения. Недостатка в таких сверхмоментах нет. Некоторые полагают, что это «инъекция хаоса» и нелинейная динамика в квантовой механике; другие видят ключ в неалгоритмичных процессах; третьи уповают на будущие открытия в нейрофизиологии.