Текст книги "Наследники"

Глава 11

На ночь я принял таблетку снотворного, и в понедельник спал допоздна. На работу пришел только в одиннадцать. Там уже сверкали молнии и гремели громы.

Фогарти, однако, сохранила чувство юмора.

– Землетрясение силой восемь баллов по шкале Рихтера, – прокомментировала она текущие события, поставив на мой стол чашечку кофе и положив рядом бумаги на подпись. – Мистер Синклер просил позвонить.

Я посмотрел в окно.

– Похоже, идет снег.

Она поняла, что я имею в виду.

– Если он позвонит, я скажу, что вы никак не найдете собачью упряжку.

– Выборку Нельсена еще не принесли?

– Ждем с минуты на минуту. Но есть уже первый отчет ОРИ[14]14
  Одиенс Резеч Инститьют (Audience Research Institute) – созданная Джорджем Гэллагюм организация по изучению мнения телезрителей.


[Закрыть]. Очень неплохой.

Отчет ОРИ лежал первым в стопке бумаг. Я тут же просмотрел его. Фогарти преуменьшила наши достижения, назвав его неплохим. Выступление Джаны Рейнольдс смотрели чуть ли не сорок четыре процента телезрителей. Первый час фильма – пятьдесят один процент, второй – тридцать восемь. Мы поставили рекорд.

Обычно в субботний вечер Эс-ти-ви не удавалось привлечь на свою сторону более семнадцати процентов аудитории.

Настроение у меня заметно улучшилось. Я еще не победил но, как говорится, закрепился на господствующих высотах. И похвалил себя за то, что днем раньше позвонил президентам четырех крупнейших рекламных агентств. Мне было, что им предложить.

– Я посылаю вам полный перечень наших осенних передач. Газеты получат его через двенадцать часов, рекламные агентства поменьше – через сутки. Три другие, что идут вровень с вами – сегодня. Каждому я предлагаю двенадцать с половиной процентов рекламного времени со скидкой в десять процентов. Предложение остается в силе до четырех часов пополудни в понедельник.

Позже цена становится обычной. Посмотрите перечень повнимательнее и, думаю, вы согласитесь со мной, что со следующей осени в Эс-ти-ви стоит вкладывать деньги.

Все четверо задали мне один и тот же вопрос.

– Ас чего такая уверенность?

Я не побаловал их разнообразием ответов.

– Сверьтесь с индексом Нельсена в понедельник. Если мы не перетянем в субботу зрительскую аудиторию, забудьте о моем предложении. Но ежели результат будет иным, вам придется туго, когда клиенты начнут спрашивать, а почему Эс-ти-ви не транслирует их рекламу.

Первый звонок раздался, когда я еще проглядывал отчет ОРИ. Со мной хотел поговорить Джон Барлетт, президент «Стандарт-Касселль», один из вышеупомянутой четверки.

– Стив, я решил не ждать Нельсена. Я тебе верю.

Естественно, он мне верил. Потому что держал в руках тот же отчет ОРИ.

– Спасибо, Джон.

– Только одно условие. Я хочу иметь право первой ночи в выборе передач.

– Пожалуйста, – согласился я. – Если вы покупаете пятьдесят процентов рекламного времени или больше.

– Договорились. Но в этом случае ты даешь мне время в передаче Джаны Рейнольдс.

– В передачу Рейнольдс и в первый час кинофильма я могу вставить твою рекламу со следующего месяца. Во второй час – на этой неделе.

– Договорились.

– Спасибо, Джон. Я скажу Гэллигану, чтобы он связался с твоими людьми и подготовил все документы.

Трубку я положил дрожащей рукой. Один короткий разговор, и тридцать миллионов долларов в кармане Эс-ти-ви. Такое случилось у меня впервые.

Вновь зазвонил телефон.

– Мистер Синклер просит вас к себе, – сухо сообщила Фогарти – Передайте ему, что у меня совещание. И немедленно вызовите ко мне Гэллигана из отдела продаж.

Телефон зазвонил, едва я опустил трубку.

– Мистер Синклер надеется, что у вас найдется время, чтобы присутствовать на специальном заседании совета директоров в половине третьего.

– Передайте ему, что я обязательно приду.

Я отпил кофе. И не почувствовал вкуса. Нажал клавишу интеркома. Тут же в кабинет вошла Фогарти.

– Как вы думаете, в баре найдется бутылка бренди?

Спиртное помогло. Я поднялся из-за стола, подошел к окну. Большие снежинки неспешно падали на землю. В дверях возник Гэллиган.

– Вы звали меня, Стив?

– Да, подойдите сюда и выгляните в окно.

Он подошел, встал рядом.

– Где-то далеко внизу снег падает на людей, а мы их даже не видим.

Он ответил недоуменным взглядом.

– Задумывались ли вы когда-нибудь, Боб, что будете стоять выше снега? Там, где сможете видеть, как он падает вниз, но не на вас?

Искоса глянув на Гэллигана, я увидел, что он понятия не имеет, о чем я говорю. А вот человек, сидящий надо мной сразу бы все понял. Синклер знал, что на него снег не упадет никогда. Потому-то и поместил нас на более низкие этажи. Он-то сидел над схваткой. Мы дрались, царапались, пинались, а когда дым сражения рассеивался, он уходил под руку с победителем.

Вошла Фогарти. Улыбаясь, дала мне выборку Нельсена. Мы выиграли субботний вечер. Оторвались от ближайшего конкурента на восемь пунктов. Я передал выборку Гэллигану и вернулся к столу.

Телефоны зазвонили, едва я опустился на стул. Нам даже не удалось прерваться на ленч. А к половине третьего все рекламные агентства раскупили выделенные им квоты.

Я припозднился на несколько минут, и Дэн Ритчи уже сидел справа от Синклера, на моем привычном месте.

Свободным остался лишь один стул в конце стола. Его-то я и занял.

– Извините за опоздание, господа. Очень много дел.

– Мы так и поняли, – бесстрастно ответствовал Синклер.

Дон Ритчи тут же перешел в наступление.

– Вы знакомы с заявлением для прессы, что лежит перед вами?

Я бросил взгляд на листок бумаги, затем посмотрел на Ритчи.

– Конечно. Я же его подписал.

– Разумеется, вы отдаете себе отчет, что подписали его без согласования с советом директоров? – от его голоса веяло сибирским морозом.

Я, повернулся к Синклеру.

– Из нашей договоренности с мистером Синклером следует, что как президент «Синклер телевижн» я обладаю полной автономией во всем, что касается управления вверенной мне компании.

– Но вы знали, что до сего момента все ваши действия получали одобрение совета директоров?

Я кивнул.

– Знал. И у меня не было повода ожидать каких-либо перемен в установившейся процедуре. Так как все мои действия одобрялись post factum[15]15
  После того, как событие произошло, задним числом (лат.).


[Закрыть], я полагал, что ничего не изменится и впредь.

Ритчи помолчал, перекладывая лежащие перед ним бумаги. Я попытался прочесть что-либо в лице Синклера, но оно напоминало кусок гранита.

– Мы подсчитали, во что обойдется нам перечень предлагаемых вами передач. Вы знаете, что в сумме они стоят более сорока миллионов долларов?

Я кивнул.

– И еще одиннадцать миллионов потребуются для перехода на цветное изображение.

– И тут вы правы, – не стал спорить я.

– Вы уверены, что такие расходы экономически оправданы?

– Да, – твердо ответил я. – Иначе никогда на пошел бы на них.

– Не превысили ли вы своих полномочий, объявив об уходе с работы некоторых руководителей компании, даже не переговорив с ними?

– Нет. Их заявления лежат у меня в столе с того дня как я стал президентом Эс-ти-ви.

– Моего заявления у вас нет, – отрезал Ритчи. – Однако в пресс-релизе сказано и о моем уходе.

– Мой недосмотр, – вздохнул я.

– Что значит, недосмотр? – сердито воскликнул Ритчи.

Я ответил, не повышая голоса.

– Но это поправимо. Я не сомневаюсь, что получу ваше заявление до окончания этого заседания.

Лицо его налилось краской, но я не дал ему заговорить. Встал, оглядел присутствующих.

– Я знаю, что вы – люди занятые, господа, а потому отниму у вас минимум времени. На текущий сезон расчетные поступления от рекламы в лучшее время составляют сто шестьдесят миллионов, из которых тридцать процентов, или сорок восемь миллионов, вносятся авансом. На данный момент нами продана половина рекламного времени следующего сезона на сумму сто двадцать миллионов долларов, то есть общий доход составит двести сорок миллионов. Я бы мог назвать вам, на сколько процентов возрастет наша прибыль, но, думаю, в этом нет нужды. Введение в текущем сезоне новых передач, в частности, с участием Джаны Рейнольдс, увеличит поступления от рекламы примерно на двадцать пять миллионов. Вот так, господа, отражается на наших доходах .замена отживших передач более интересными для телезрителей.

Что же касается цветного изображения, оно уже есть, и никуда от этого не деться. Если бы мы промедлили с переоснащением еще два-три года, оно обошлось бы нам на Пятьдесят процентов дороже. А пока цветное изображение позволяет увеличить наш рейтинг на двадцать процентов.

Я вновь оглядел директоров.

– Увеличение расходов приведет лишь к куда более значительному росту прибыли. А если говорить об уволенных мною сотрудниках, я полагаю, что лишь сократил лишних, не представляющих для компании никакой ценности.

Над столом повисло молчание.

Первым, естественно, заговорил Синклер.

– Председательствующий вносит предложение полностью одобрить предложенный мистером Гонтом осенний блок передач и проведенную им реорганизацию компании.

Внесенное предложение поддержали все, за исключением меня и Ритчи.

Тут же Синклер продолжил.

– Председательствующий вносит предложение закрыть заседание.

Менее чем через две минуты в зале остались только я и Ритчи.

Я собрал бумаги и посмотрел на него. Он сидел сгорбившись, крепко сцепив положенные на стол руки.

По пути к двери я остановился рядом с ним.

– Извините, Дэн.

Он поднял голову. Лицо его посерело.

– Сукин сын! – вырвалось у него. – Он даже не попрощался со мной.

.Я промолчал.

– Он просто подставил меня.

– Он подставил нас обоих.

Ритчи кивнул.

– И все что от него требовалось – г сказать мне, что пора уходить. Зачем ему понадобился весь этот цирк?

Он поднялся, прошел к окну, вгляделся в падающий снег.

– Теперь я понимаю, почему окна в небоскребах не открываются. Строители знают, что случаются такие дни, как сегодняшний. – Ритчи повернулся ко мне. – Я видел, как он проделывал такое же с другими. Даже восхищался им, думая, что со мной этого не будет, – он усмехнулся. – Видать, я ошибался, – он направился ко мне, протянул руку. – Удачи вам, Стив.

Крепкое рукопожатие показывало, что он действительно того хочет.

– Спасибо, Дэн.

– Будьте поосмотрительнее. И никогда не спускайте глаз с рефери.

Глава 12

Всю вторую половину дня я пил кофе с бренди. Эта смесь вливала в меня энергию. И отвлекала от лишних мыслей. О себе, о Дэне Ритчи, о Синклере, то есть обо всем, не имевшем непосредственного отношения к функционированию компании. И к девяти вечера мы покончили со всеми делами.

– На сегодня все, – объявил я Фогарти.

– Да, сэр, – кивнула она и начала собирать свой бумаги.

– Фогарти, налейте мне чего-нибудь.

– Да, сэр, – она прошла к бару. – Что будете пить?

– «Мартини». Очень сухой «мартини».

Пару минут спустя я получил полный бокал. «Мартини» пришелся мне по вкусу.

– В Кэтерин-Гиббз учат «и барменскому искусству?

Она рассмеялась.

– Нет. Этому я научилась на работе.

Засмеялся я.

– Налейте себе бокал, Фогарти. Вы его заслужили.

Она покачала головой.

– Нет, благодарю. Мне пора домой. В такой снег поезда ходят плохо.

Я и забыл, что она жила в Дариэне. И могла вообще застрять в городе, потому что железнодорожники не баловали пассажиров особым вниманием, тем более в снегопад.

– Если случится заминка с поездами, снимите номер в отеле. Компания оплатит счет.

– Благодарю вас, мистер Гонт. Я вам еще нужна?

– Да. Прежде чем вы уйдете, смешайте мне еще один «мартини», – и я допил первый бокал.

Получил от нее второй, полный.

– Мисс Фогарти, такой «мартини» более чем весомое основание для повышения жалования, – я пригубил бокал. – Завтра загляните в финансовый отдел и скажите, что я добавил вам двадцать пять долларов в неделю.

– Благодарю, мистер Гонт.

– По вашему голосу чувствуется, что вы не пойдете, так, мисс Фогарти? Думаете, я сам не знаю, что говорю.

Потому, что пьян.

– Как я могла такое подумать, мистер Гонт, – запротестовала Фогарти.

– Вот что значит верный секретарь, – покивал я. – Мисс Фогарти, я пришел к важному решению.

– Какому, сэр?

– Надоели мне эти мистеры и мисс. Называйте меня Стив, а я вас – Шейла.

– Хорошо, мистер Гонт.

– Стив.

– Хорошо, Стив.

– Так-то лучше, Шейла. А теперь перейдем к серьезным делам. Президент я этой компании или не президент?

– Президент, мис… э… Стив.

– Тогда все упрощается. Давай потрахаемся, – я вновь отхлебнул из бокала.

В голосе ее появились незнакомые доселе нотки.

– Я думаю, и вам пора домой.

Я встал, гордо выпрямился во весь рост.

– Вы отвергаете меня?

Она не ответила.

– Вы уволены. Как президент компании, я увольняю вас за отказ выполнить свои прямые обязанности.

Она молча смотрела на меня.

Я сел. Пьяную браваду сняло, как рукой.

– Вы не уволены. Извините, Фогарти.

– Все нормально, мистер Гонт. Я понимаю, – она улыбнулась. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Фогарти.

Тот снегопад в Нью-Йорке запомнился мне надолго.

Чистый, белый снег до неузнаваемости изменил город. Я шагал не торопясь, любуясь созданными природой формами, останавливаясь лишь на красный сигнал светофора. На каждом светофоре снег образовал белую шапочку и своими поочередно загорающимися лампами они напоминали циклопов.

К подъезду я подошел, весь залепленный снегом.

– Ну и погодка, – посетовал швейцар, опираясь на лопату.

– Да, – сочувственно покивал я, хотя повода для жалоб у меня не было. Но, с другой стороны, от меня не требовали чистить ступеньки.

В квартире я сразу же заметил горящие на столе свечи. И едва не повернул назад, решив, что ошибся дверью.

Но потом увидел поблескивающую в хрустале икру и горлышко бутылки шампанского, выглядывающее из ведерка со льдом.

– Барбара! – позвал я.

Она выплыла из спальни, неся в руках вазу с единственной розой. Посмотрела на меня, а потом поставила розу на середину стола.

– Тут ей самое место, не так ли?

Я все еще стоял на пороге.

– В честь чего пир?

– Идет снег.

– Я знаю.

– Первый снегопад в этом году. Я подумала, что это надо отметить.

Я посмотрел на Барбару.

– Ну конечно.

Снял пальто и шляпу, убрал их в стенной шкаф. Когда повернулся, она стояла рядом.

– Что-нибудь случилось? Ты какой-то странный.

– Ничего не случилось. Просто устал. И хочу что-нибудь выпить.

– Я заморозила бутылку водки.

– Отлично.

Я последовал за ней к бару. Она достала из морозилки заиндевелую бутылку водки, плеснула мне в бокал. Я, ждал, пока она нальет себе, но Барбара покачала головой.

– Я не хочу.

Водка ожгла, как огнем. Я протянул ей пустой бокал.

Она наполнила его. На этот раз я лишь пригубил водку.

Она не сводила с меня глаз.

– Прошло три месяца.

Я кивнул.

– Тебя не интересовало, что со мной?

Я покачал головой.

– Я полагал, что ты сумеешь найти свой путь.

– Но ты же знал, что я заблудилась.

– Все мы такие.

Барбара налила себе водки. Подняла бокал.

– Только не ты. Ты всегда знаешь, где находишься и куда идешь. – Она выпила, вновь наполнила бокал. – Может, напрасно я все ото затеяла?

– Отнюдь. Я рад, что ты пришла.

– Я знала, что ты работаешь, не разгибаясь. Потому и старалась не мешаться у тебя под ногами. Я хотела, чтобы мое появление здесь стало для тебя приятным сюрпризом.

– Ты своего добилась.

Внезапно синие глаза наполнились слезами.

– Пожалуй, я пойду.

– Не уходи. Я не смогу съесть все сам.

– Другой причины ты найти не можешь?

– Снега на улице по пояс. Такси не поймать.

Она молча всматривалась в мое лицо.

– Ты даже не собираешься поцеловать меня?

Я обнял ее. Поцеловал в мягкие, соленые от слез тубы.

– Извини, Стив, – прошептала она. – Извини.

Я прижал голову Барбары к своей груди.

– Не за что тебе извиняться.

Она подняла голову.

– Я пыталась предупредить тебя. Сказать, какой он на самом деле. Ты меня не слушал, не верил мне.

Я недоуменно посмотрел на нее.

– Кто он?

– Папашка, кто же еще? Вчера я обедала у него и слышала, как он говорил кому-то по телефону: «Мы поставим на место этого самодовольного юнца. Покажем ему, кто руководит „Синклер телевижн“, – она крепко прижалась ко мне. – Не печалься, Стив. Ты найдешь Другую работу и еще покажешь ему.

Я оторвал Барбару от себя, посмотрел ей в глаза.

– Потому-то ты и пришла ко мне?

Она кивнула.

– Я не хотела, чтобы ты был один.

– Ты просто чудо, – улыбнулся я. – Но меня не уволили. А вот кто руководит «Синклер телевижн», я сегодня узнал. И твой отец тоже. Я!

В восторге она обхватила меня за шею.

– Правда, Стив? Правда?

Я кивнул, вытащил шампанское из ведерка со льдом.

– Давай-ка откроем его. У нас есть, за что выпить.

Она быстро поцеловала меня.

– Открывай.

А сама погасила все лампы. В отблеске язычков пламени свечей я протянул ей бокал пенящегося шампанского.

– Так лучше? – спросила она.

– Гораздо лучше.

Мы чокнулись, выпили.

Но даже шампанское не взбодрило меня. И я заснул прямо за обедом, между жареным мясом и десертом.

Глава 13

Где-то далеко зазвонил телефон. Я попытался продраться к нему сквозь вязкий туман сна.

Но телефон перестал звонить, прежде чем я добрался до него. Я услышал чей-то нежный шепоток. Открыл глаза.

Барбара положила трубку, повернулась ко мне.

– Спи, спи.

– Кто звонил?

– Твой секретарь. Я сказала, что ты еще спишь.

– Секретарь? – сонливость сняло как рукой. – Который теперь час?

– Полдень.

Я уставился на нее.

– Почему ты меня не разбудила?

– Ты переутомился, – улыбнулась она. – Знаешь, ты спишь как ребенок. Такой нежный, беззащитный.

Я выбрался из постели.

– Что ты подсыпала мне в салат? Секонал?

Она села.

– Снотворное не потребовалось. Ты выпил бутылку водки и почти две – шампанского.

– Ничего не помню.

– Ты отключился прямо за столом. Мне пришлось звонить в бюро обслуживания и вызывать помощников, чтобы уложить тебя в постель.

– Кофе у нас есть?

– Остался на столе. Сейчас принесу.

Я ушел в ванную. А когда вернулся, она внесла на подносе чашечку с дымящимся напитком. Я взял ее, пригубил кофе.

– Хорошо, но мало. В баре есть бутылка коньяка.

Принеси, пожалуйста.

Она наблюдала, как я лью в кофе коньяк.

– Ты стал больше пить.

Я бросил на нее короткий взгляд.

– Ладно, не мне это говорить.

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Трезвость тебе к лицу.

– Дельная мысль. А почему бы не приложить ее к себе, – она подошла вплотную. – Ты же комок нервов.

– У меня масса дел.

– Ты ошибся. Он победил тебя, а не наоборот.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты больше пьешь и меньше трахаешься. Этим отличаются все крупные чиновники.

Я промолчал.

– Я-то так старалась. Надела новый пеньюар. Берегла его с той ночи, что провела здесь в последний раз. И все напрасно.

Сопровождаемая моим взглядом, она скрылась в ванной. Я посмотрел на чашечку кофе в моей руке. Она попала в точку, три месяца я не трахался. С того дня, как занял кабинет на пятидесятом этаже. Я поставил чашку на комод. Когда она вышла из ванной, я уже лежал в постели.

– Что случилось? – озабоченно спросила Барбара. – Тебе нехорошо?

– Отнюдь.

Тут же она подскочила к кровати, опустилась на колени, обхватила мое лицо ладонями, стала покрывать его короткими поцелуями.

– Я люблю тебя, люблю, люблю.

Я потянул ее на постель.

– Иди сюда. А то простудишься.

К дому тети Пру мы подъехали в половине третьего утра. В чистом небе плыла полная луна и ее отраженный от белого снега свет превращал ночь в день.

– В доме темно, – заметила Барбара, шагая по хрустящему снегу. – Ты до смерти перепугаешь ее, разбудив в столь поздний час.

Я привстал на цыпочки и вытащил ключ из тайника над дверью.

– Скорее всего, она и не узнает о нашем приезде, пока мы не спустимся к завтраку.

Но в вестибюле нас встретил свет. Тетя Пру стояла на пороге своего маленького кабинета.

– Как видишь, до завтрака ждать не пришлось.

Я обнял ее и, к своему изумлению, понял, что она не такая высокая, как казалась мне раньше. Почему-то я всегда воспринимал взрослых более высокими, чем я сам.

Я поцеловал ее.

– Как вы добрались сюда?

– Приехали на машине из Нью-Йорка.

– В такую метель?

– Снег давно кончился. Дороги уже расчистили.

Тетя Пру повернулась к Барбаре и протянула руку.

– Я – Пруденс Гонт. А мой племянник с младых лет ничуть не изменился. Ему всегда недоставало хороших манер.

Барбара пожала ей руку.

– Барбара Синклер. Я очень рада знакомству с вами.

По дороге Стив только о вас и говорил.

– Наверное, наврал с три короба, – но по тону чувствовалось, что она довольна. – Вы, должно быть, продрогли. Позвольте угостить вас горячим чаем.

– С ромом, тетя Пру, – добавил я. – Если вы не забыли собственного рецепта.

Утром мы гуляли по засыпанному снегом берегу. Яркое солнце отражалось в мириадах рассыпанных щедрой Рукой природы алмазов. В гостиницу мы вернулись к ленчу, раскрасневшиеся от мороза.

Тетя Пру встретила нас у двери.

– Тебе пять раз звонили из Нью-Йорка.

Я посмотрел на нее.

– И что ты им ответила?

– Тебя здесь нет.

– Молодец. Если позвонят еще раз, скажи, что ты знать не знаешь, кто я такой, и никогда обо мне не слышала.

– Что-нибудь случилось, Стив? – обеспокоилась тетя Пру.

– Ни-че-го, – отчеканил я. – Захотелось уехать. Мне нужно отдохнуть.

– А как же работа?

– Подождет.

Три дня мы наслаждались снегом, потом поехали в Бостон и улетели на Бермудские острова. Еще три дня купались и жарились на солнце. Впервые за три месяца я спал, не думая о работе. В понедельник утром я поднялся. на пятидесятый этаж.

Фогарти последовала за мной в кабинет, чуть ли не сгибаясь под тяжестью бумаг. Положила их на стол.

– Вы отлично загорели, мистер Гонт.

– Спасибо. Повалялся на солнышке. Как идут дела?

Она скорчила гримаску.

– Народ стоит на ушах. Никто не знал, где вы, и все доставали меня, полагая, что уж мне-то ваше местонахождение известно.

– Извините, что доставил вам столько хлопот.

– Это моя работа. Приходилось отвечать, что я ваш секретарь, а не телохранитель.

– Вы все делали правильно.

Фогарти указала на положенные на стол документы.

– С чего вы хотите начать?

Я глянул на возвышающийся передо мной Эверест, поднял всю стопку и сбросил в корзину для мусора. Посмотрел на Фогарти.

– Как вам такое начало?

– Меня устраивает, – невозмутимо ответила она. – Мистер Сейвитт просил позвонить, как только вы появитесь. Мистер Гэллиган…

– Если надо, позвонят сами, – я поднялся и направился к двери.

– Куда вы идете? – вырвалось у нее.

– Наверх.

На лице Синклера отразилось изумление, когда я вошел в его кабинет.

– Я как раз собирался звонить вам, – он протянул мне лист бумаги. – Поздравляю.

Я взял его, но даже не посмотрел, что на нем написано.

– Субботний вечер нас опять не подвел. Тридцать восемь процентов зрителей. Я думаю, вы всем показали, кто есть кто.

Я положил бумагу на стол.

– Нет, мистер Синклер. Показали вы.

– Не понял.

– Сначала я тоже не понимал, но теперь мне все ясно. И мне не нравится то, что я вижу. Я увольняюсь.