Текст книги "Молот и крест. Крест и король. Король и император"

– …Противники наносят удары поочередно. Если кто-то ударит дважды, пусть даже застигнув врага врасплох, то проиграет хольмганг и поступит в распоряжение судей. И приговор не будет мягким! Итак, начинайте. Первым бьет Магнус как потерпевшая сторона.

Хальвдан отступил назад с мечом наголо, готовый пресечь незаконный удар. Шеф оказался лицом к лицу с двумя противниками посреди мертвой тишины.

Он приподнял топор и выбрал точку на лице Магнуса, левой рукой сжав древко ниже тяжелой и вычурной головки. Правая рука, опущенная, была готова схватить черенок и отбить удар с любой стороны. Магнус нахмурился, сообразив, что будет вынужден переступать вправо-влево и этим выдавать направление атаки. Он шагнул вперед и правее, вплотную к разделительной черте, которую провел в грязи Хальвдан. Удар был простейшим из всех возможных: рубящий, по голове. «Хочет поскорее закончить», – подумал Шеф, молниеносно вскидывая левую руку и принимая меч на железную пластину.

Звон, отскок. На пластине осталась вмятина по всей длине. Кузнец в Шефе содрогнулся при мысли, во что превратилась режущая кромка меча.

Магнус отступил от черты, и выдвинулся Кольбейн со щитом. Держа топорище обеими руками, Шеф поднял алебарду над правым плечом, шагнул к черте и сделал колющий выпад, направленный Магнусу прямо в сердце. Треугольная пика прошла через липовую древесину, будто сквозь сыр, но Кольбейн взметнул щит, и острие не задело щеку Магнуса. Шеф дернул за алебарду, провернул, потянул снова и рванул ее так, что полетели щепки. В ярко-голубом щите зазияла дыра, и Кольбейн с Магнусом мрачно переглянулись.

Магнус вернулся на позицию, поняв, что не следует бить со стороны пластины. Он ударил слева, но опять с прицелом в голову, так как по-прежнему считал, что без приличных меча и щита враг практически беззащитен. Не перехватывая древка, Шеф отвел алебарду на восемнадцать дюймов в сторону и поймал меч не на лезвие, а на тыльную часть – железный шип в палец толщиной.

Меч вылетел из руки Магнуса и приземлился далеко на половине Шефа. Все взоры устремились к судьям. Юноша отступил на шаг-другой и устремил взгляд в небо. Видя, что происходит, публика одобрительно загудела, и шум все нарастал по мере того, как зрители посмышленее осознавали возможности оружия Шефа и затруднение, с которым столкнулись гебридцы.

Магнус, окаменев лицом, прошел вперед, поднял свой меч, замялся, потом коротко отсалютовал им и вернулся на свою половину круга.

На этот раз Шеф размахнулся слева и ударил, как лесоруб, так что левая рука скользнула по рукояти, благодаря чему сила бойца и вес семи футов металла сосредоточились в полуярдовом лезвии. Кольбейн, спасая напарника, решительно бросился вперед и поднял щит высоко над головой. Топор, лишь слегка отклонившись, когда налетел на железный обод, прорубил два фута липовой древесины и с чавканьем утонул в грязи. Шеф выдернул его и вернулся в стойку.

Кольбейн взглянул на притороченную к руке половину щита и что-то буркнул Магнусу. Хальвдан Рагнарссон невозмутимо вошел в круг, подобрал отрубленный полуовал и отшвырнул прочь.

– Щиты заменяются при согласии обеих сторон, – заметил он. – Бей.

В глазах Магнуса поселилось нечто, похожее на отчаяние. Он шагнул и рубанул – коварно, без предупреждения, метя чуть выше колен. Мечник ответил бы прыжком – во всяком случае, попытался бы подпрыгнуть, так как высота была почти посильной для человека. Шеф шевельнул правой рукой и намертво остановил удар закованным в железо древком. Магнус едва успел отступить за щит помощника, как Шеф сделал шаг и ударил снизу, обухом вперед. Раздался треск, и остатки щита распались; металл снова встретил сопротивление, но уже не только дерева. Кольбейн уставился на футовый шип, который прошел через щит и предплечье, расколов локтевую и плечевую кости.

Рука Шефа скользнула к головке алебарды, сжала древко и дернула. Кольбейна швырнуло вперед; он ступил за черту, тут же опомнился и выпрямился, бледный от потрясения и боли. Едва его стопа коснулась чужой земли, раздался дружный многоголосый вопль, сменившийся беспорядочными выкриками:

– Перешел черту! Бой кончен!

– Он ударил щитоносца!

– Он целил в мечника! Если щитоносец сам подставляет руку…

– Кузнец первый пустил кровь, делайте ставки!

– Хорош, хорош! – крикнул Торвин.

Но его заглушил рев Сигварда:

– Дайте им сразиться до конца! Это воины, а не девки, чтобы хныкать из-за царапины!

Шеф посмотрел на Хальвдана, который был угрюм, но увлечен зрелищем, и тот махнул его противникам, чтобы продолжали.

Кольбейна шатало. Он возился с застежками уже бесполезного щита, явно не имея сил его удерживать. Побледнел и Магнус. Едва не угодив под смертельный удар алебарды, он теперь остался без защиты. Но выхода не было, он не мог ни убежать, ни сдаться.

Вот он исполнился отчаянной решимости и, шевеля бескровными губами, шагнул вперед, занес меч и рубанул сверху. Любой проворный человек с легкостью увернулся бы от такого удара, но хольмганг обязывал стоять столбом. Впервые Шеф повернул левую кисть, и алебарда понеслась навстречу мечу, чтобы встретить его на рубящую кромку. Широкий клинок не проделал и полпути, как был отброшен в сторону, а Магнус потерял равновесие. Встав же прочно, он глянул на свое оружие. Оно не сломалось, но искривилось, и лезвие было прорублено до середины.

– Мечи меняются только по согласию сторон, – пропел Хальвдан.

Лицо Магнуса исказилось отчаянием. Он попытался собрать волю в кулак и встретить неизбежный смертельный удар. Кольбейн чуть выдвинулся вперед, поддерживая раненую руку здоровой.

Шеф посмотрел на свою алебарду и провел большим пальцем по свежей зазубрине. «Придется поработать напильником», – подумал он.

Оружие было названо «Возмездием трэлла», а дрался он потому, что трэлла-то и убил его противник. Настало время отомстить за этого беднягу и, несомненно, за многих прочих.

Но он ударил гебридца не за убийство раба. Причина была в том, что этот раб понадобился ему, Шефу. Он хотел узнать о машинах, которые тот соорудил. Расправа над Магнусом не даст этих сведений. К тому же теперь юноша уже кое-что знал.

Стояла гробовая тишина. Шеф отступил, вонзил алебарду в грязь, отстегнул и бросил пластину. Он повернулся к Хальвдану и громко, чтобы слышало все войско, объявил:

– Я прекращаю этот хольмганг и прошу судей вынести решение. Я сожалею, что в гневе ударил Магнуса Рагнальдссона и выбил ему два передних зуба. Если он освободит меня от хольмганга, я предлагаю ему мое покаяние за это увечье, равно как и за нанесенное только что его соратнику Кольбейну. Я прошу его быть моим другом и поддерживать меня во всех делах.

Разочарованный стон смешался с одобрительными возгласами. Мнения разделились, и толпа разошлась вовсю, крича и толкаясь. Хальвдан и судьи принялись совещаться и через несколько секунд пригласили к участию обоих гебридцев. Толпа постепенно угомонилась в ожидании решения, которое ей предстояло утвердить или отвергнуть. Шеф не испытывал страха, и его не мучили воспоминания о том, как он в прошлый раз ждал приговора. Он знал, что правильно оценил настроение толпы, против которой не посмеют пойти судьи.

– Мы трое пришли к единому решению, что этот хольмганг был проведен на славу и по всей справедливости, без малейшего бесчестья для участников, а ты, Шеф, – Хальвдан запнулся на английском имени, – Скьеф, сын Сигварда, имел право не бить в свой черед и обратиться к суду. – Хальвдан огляделся и повторил громче и четче: – Не бить в свой черед. Коль скоро Магнус Рагнальдссон готов принять решение суда, мы объявляем, что этот поединок может быть прекращен и ни одна из сторон не понесет наказания.

Гебридец Магнус выступил вперед:

– А я объявляю, что принимаю покаяние Скьефа Сигвардссона за увечья, причиненные мне и Кольбейну Кольдбрандссону, и мы оцениваем ущерб в полмарки серебром каждому…

Ничтожная сумма, назначенная островитянами, чья алчность была общеизвестна, вызвала свист и улюлюканье.

– …при одном условии. Скьеф Сигвардссон изготовит для нас обоих такое же оружие, как у него, по цене полмарки серебром штука. И мы после этого явим ему нашу дружбу и поддержку во всех делах.

Магнус тронулся с места, оскалясь перед рукопожатием, и Кольбейн поплелся с ним. Хунд был уже в круге; он поймал распухшую руку щитоносца, быстро закатал набрякший рукав. Сигвард топтался позади дуэлянтов, пытаясь что-то сказать. Сквозь гомон прорвался ледяной голос:

– Вы обо всем договорились, что тут скажешь. Если собирались прекратить бой с первыми каплями крови, то могли бы управиться за выгребной ямой и не тратить время всей армии. Но ты мне вот что скажи, петушок с навозной кучи: как ты рассчитываешь добиться моей дружбы и поддержки во всех делах?

Слова Бескостного разносились теперь среди всеобщего молчания, а сам он шагнул вперед, сверкая глазами.

– Не слышу! Между нами тоже есть кровь. Что ты предложишь взамен?

Шеф повернулся и возвысил голос, снова приправив его толикой дерзости и презрения, чтобы армия осознала: он не боится Ивара.

– Я могу дать тебе кое-что, Ивар Рагнарссон. То, что однажды уже пытался дать. То, чего сам ты не добудешь, как всем нам известно. Нет, я говорю не о бабьих подолах…

Ивар отшатнулся, не сводя с Шефа глаз, и юноша понял: эти слова никогда не будут прощены и его не оставят в покое, пока один из двоих не простится с жизнью.

– Выдели мне пятьсот человек, и я дам тебе то, что пригодится всем. Это будут машины помощнее, чем у христиан. Оружие лучше, чем примененное мною сегодня. А когда у меня все это будет, ты получишь еще кое-что. Я вручу тебе Йорк!

Последнюю фразу он прокричал, и армия взревела в унисон, восторженно бряцая оружием.

– Славная похвальба, – ответил Ивар, обведя взглядом Сигварда, гебридцев и Торвина с его молотоносцами, которые дружно поддержали Шефа. – Но она дорого обойдется этому юнцу, если он не выполнит обещанного.

«В английскую зиму не угадаешь, когда рассветет», – подумал Шеф.

Приникшие к земле тучи сыпали дождем и снегом. Солнцу, где бы оно ни было, приходилось пронзать их слой за слоем, и только потом светлело. Без солнца Шеф не различал ни англичан, ни своих. Пока не рассветет, можно только ждать.

Он шевельнулся под толстой рубахой из пропотевшей шерсти, под слоем вываренной кожи – единственным доспехом, которым он успел разжиться. Все тело ныло. После тяжелого многочасового труда холодный пот пробирал до костей. Больше всего на свете хотелось сорвать с себя все и завернуться в сухую накидку. Люди, затаившиеся в темноте позади него, наверняка испытывали те же неудобства.

Но каждому из них полагалось думать о чем-то одном, выполнять какую-то конкретные задачу, и эти обязанности втолковывались им усердно, с повторами и тумаками. И только Шеф имел полное представление о предстоящих событиях, знал, из каких фрагментов сложится картина боя. Он не боялся увечья и смерти, его не страшили боль, позор и немилость – обычные издержки войны. Страху нет места в пылу сражения. Юноша опасался лишь вещей неожиданных и непредвиденных – сломанной спицы, скользких листьев, неизвестного механизма.

Искушенный ярл пиратов решил бы, что Шеф уже допустил все возможные ошибки. Людей-то построили, но они продрогли, устали и плохо понимают происходящее.

Однако им предстояло сражение нового типа, которое не зависело от самочувствия и боевого искусства. Особые навыки и старания не потребуются – главное, чтобы каждый просто выполнил порученную ему задачу. Мужества и геройства здесь нужно не больше, чем на поле при пахоте или корчевке.

Шеф разглядел огонек. Да, так и есть. Еще одна искра, за ней другая – и вот уже виден громадный рой пламенных светляков. Обозначились силуэты построек, над которыми вился дым. Пламя высветило длинную восточную стену с воротами; двумя неделями раньше их штурмовали Рагнарссоны. Дома, стоявшие напротив, вспыхивали один за другим. И вот уже дым клубится тучей, а сквозь него устремляются люди с лестницами – внезапное нападение со свистом стрел, ревом боевых рогов и топотом новых воинов, что бегут на смену отступающим.

Вся эта беготня в огне совершенно безобидна, и скоро английские военачальники смекнут, что идет ложная атака, и обратят внимание на другое. Но Шеф не забыл гибельную медлительность рекрутов из Эмнета, их склонность к панике; там, где действуют англичане, соображения вождей мало что значат. Он искренне надеялся, что к тому моменту, как военачальники убедят своих людей не верить глазам, бой будет выигран викингами.

Пламя, дым. На бастионах трубят тревогу, и вот уже видно, что на стенах зашевелились люди. Пора начинать.

Шеф повернулся направо и демонстративно зашагал вдоль длинного ряда домов, непринужденно помахивая алебардой. Четыре раза по сотне двойных шагов. Досчитав до сорока, он увидел огромный квадратный массив первой боевой машины, экипаж которой столпился на выходе из проулка, куда доставил ее ценой неимоверных трудов.

Юноша кивнул воинам и тронул концом алебарды мужчину, стоявшего впереди, – хэрсира[25]25
  Древненорвежский наследуемый дворянский титул.


[Закрыть] Эгила из Сконе. Эгил серьезно кивнул в ответ и сосредоточенно затопал на месте, усердно считая про себя прикосновения левой стопы к земле.

Добиться от викингов такой пунктуальности оказалось труднее всего. Это не по-военному, дренгиры так себя не ведут, их могут засмеять. Да и какой человек способен считать до стольки?

Шеф выдал Эгилу пять белых камешков, по одному на сотню пар шагов, и один черный – на шестьдесят. Эгил тронется с места, когда досчитает до пятисот шестидесяти – если не собьется и если его не поднимут на смех. К тому времени Шеф дойдет до конца, развернется и возвратится на свое место в центре.

Он не думал, что людям Эгила будет смешно. Все десять – прославленные воины. Им известно, что такое достоинство.

«В этом и заключается задача командира в сражении нового типа, – подумал Шеф на обратном пути. – Отобрать людей, как плотник выбирает бревна для постройки дома…»

Он досчитал до восьмидесяти, увидел вторую боевую машину, дотронулся до Лысого Скули и двинулся дальше, как только тот сграбастал камешки и начал отсчет. Шагая, Шеф опять же, как плотник, складывал воедино фрагменты своего замысла.

«Наверняка можно сделать и проще, – сказал он себе, миновав третью и четвертую машины. – Римляне с их числовой наукой справились бы легко».

Но Шеф не знал достаточно жаркого горна, чтобы выковать себе такое умение.

Тремя следующими машинами ведали отряды Бранда. Дальше стояли гебридцы, и среди них полдесятка сжимало новенькие алебарды.

Странно, но это были одни добровольцы. После хольмганга Шеф попросил у Сигурда Змеиного Глаза пятьсот человек. Вообще, ему было нужно тысячи две: не только для диверсионных рейдов и обслуживания машин, но в первую очередь для лесозаготовок, обработки древесины, поиска или ковки больших гвоздей; для подъема громоздких сооружений по грязному и топкому склону реки Фосс. Но те люди, которые выполняли работу, были присланы не Сигурдом и не Иваром. Рагнарссоны вообще уклонились от этого дела и несколько дней держались в стороне.

Под начало к Шефу пришли воины, состоявшие в мелких отрядах, не связанные обязательствами и отиравшиеся на периферии Великой армии. Многие из них носили амулеты Пути.

Шеф с беспокойством отмечал, что соображения, которые имели на его счет Торвин и Бранд, распространяются в войске. Он стал популярен.

Если все пройдет хорошо, то скоро викинги сложат новую сагу.

Он дошел до четвертой машины, когда досчитал до четырехсот двенадцати, после чего развернулся и зашагал быстрее, ибо счет подошел к концу. Быстро светало, по-прежнему поднимался дым, а гвалт на восточной стене достиг своего апогея.

Вне всякой связи на память пришел английский стишок из детства:

 
Где в ивах брод и деревянный мост,
Над кораблями – королей погост.
 

Нет, не так! «Пыль – в небеса, в поля – роса, и длится ночь…» – вот как правильно. А в том, другом стихотворении…

Он замер и вдруг согнулся, словно схваченный судорогой. Что-то ужасное пришло на ум – в ту самую минуту, когда ему было недосуг разбираться. Шеф кое-как выпрямился и увидел, что к нему идет встревоженный Бранд.

– Я сбился со счета.

– Не важно. На сорок шагов и так видно. Мы тронемся вместе с Гумми. Но только вот что. – Бранд нагнулся и зашептал Шефу на ухо: – Из тыла пришел человек. Он говорит, что Рагнарссоны за нами не пошли.

– Значит, сами справимся. Но помяни мое слово: Рагнарссоны не Рагнарссоны, а кто не сражается, тот не участвует в дележе!

– Все, тронулись.

Шеф вернулся к своей машине и вдохнул приятный запах свежей щепы. Он забрался в собственный куток, повесил алебарду на обломок гвоздя, забитый накануне вечером, встал на положенное место у заднего рычага и навалился всем весом. Машина со скрежетом поползла к стене. Английским дозорным почудилось, что обрели ход дома, но не те глинобитные приземистые хижины, к которым привыкли их глаза. Из поднимавшегося тумана к крепости покатили дворцы, колокольни и башни. Часовые неделями наблюдали за происходящим со своей стены. Теперь постройки надвигались, будучи с ними вровень. Что это – тараны? Замаскированные лестницы? Ширмы для какой-то дьявольщины? Залп сотни арбалетов не возымел действия. Всем было понятно, что стрелами эти махины не остановишь.

Но у англичан имелось оружие и получше. Тан северных ворот зарычал и толчком вернул на место побелевшего фирдмана – рекрута на службе у какого-то мелкого лендлорда. Затем поймал раба на побегушках и скомандовал:

– Живо на восточную башню! Скажи ребятам при машинах, чтобы стреляли! Теперь ты! – ткнул он пальцем в другого. – То же самое для западной башни. Следующий! Дуй на площадь, где катапульта! Скажи тамошним, что к северной стене идут машины. Так и передай: машины! Не перепутай! Что бы там ни творилось, это не ложный штурм. Бегом!

Когда посыльные бросились врассыпную, тан занялся собственными людьми. Те, застигнутые врасплох, растаскивали по позициям лестницы, показывали друг другу на подкатывающиеся громадины и голосили.

– Делом своим занимайтесь! – заорал тан. – Ради бога, смотрите вниз! Не важно, что это за штуковины – к стене им не подобраться! И как только подъедут ближе, их уничтожат орудия святых отцов!

Шеф подумал, что если бы в крепости находились римские воины, то вокруг нее сохранился бы глубокий ров; пришлось бы завалить его, прежде чем штурмовать стены. За века небрежения он заполнился отбросами, образовалась покрытая дерном насыпь в пять футов высотой и такой же ширины. Если взбежать на нее, то все равно окажешься на дюжину футов ниже частых бойниц. Защитники крепости не видели в этом серьезной угрозы. Они и сами не знали, что насыпь стала дополнительным препятствием для врага.

Когда осадная башня подкатила к стене, авангард взревел и толкачи перешли на трусцу. Машина устремилась вперед, налетела на разбухший вал и резко остановилась. Из-за нее немедленно выскочил десяток воинов. Половина прикрылась от стрел тяжелыми квадратными щитами. Остальные несли кирки и лопаты. Без лишних слов они начали прорывать ход шириной с колесную пару, расшвыривая землю, как барсуки.

Шеф протиснулся через толпу потных мужчин и заглянул в щель между досками на передней стороне машины. Вес, вот в чем проблема. По сути, башня представляла собой немудреный прямоугольный каркас на шести тележных колесах, имея восемь футов в ширину, двенадцать – в длину и тридцать – в высоту. Она была неустойчивой и громоздкой, ее нижнюю часть собрали из самых массивных балок, какие нашлись в хижинах и церквях Нортумбрии. Это должно было защитить от тяжелых стрел, выпускаемых английскими машинами. Надо было облегчать башню, и Шеф решил убрать вес с передней стенки. Она получилась не толще щита. Едва юноша выглянул, в нее впились стрелы и пробили насквозь. В считаных дюймах от стенки трудились не покладая рук землекопы, старавшиеся выгадать для колес еще пару футов.

Ну, вот и началось. Когда Шеф собрался отдать приказ толкачам, позади него поднялся гвалт, сопроводившийся страшным треском. Шеф резко повернулся, душа ушла в пятки. Выстрелили копьем или валуном? Или камнем? Нет, не настолько плохо. Какой-то дюжий англичанин сбросил со стены камень не меньше пятидесяти фунтов. Тот проломил состроенный из щитов панцирь и отскочил в переднюю часть машины, расколов доски. Пустяки. Но там лежал человек по имени Эйстейн, его нога попала под левое колесо. Он судорожно хватал ртом воздух и таращился на нависшую конструкцию.

– Стоять!

Толкачи, напрягшиеся для последнего рывка, грозившего превратить ногу Эйстейна в месиво, ненадолго расслабились.

– Подождите! Стубби, оттащи его. Вот так. Землекопы, в укрытие! Теперь поднажмем, ребята, и хорошенько. Готово, она на месте! Бранд, забей колья, чтобы не откатилась. Ставьте лестницы. Лучники, наверх! Штурмовой отряд, за мной!

Пара лестниц – и вот тяжеловооруженные воины поднялись на двенадцать футов. Они задыхались от нагрузки, но были предельно возбуждены. Новые лестницы, еще двенадцать футов позади. Кто-то протянул Шефу забытую в спешке алебарду. Он схватил ее, наблюдая за сгрудившимися на верхней площадке людьми. Вровень ли они со стеной?

Да! Он увидел внизу зубцы, немногим выше колена. Какой-то англичанин пустил стрелу, она отыскала щель между досок, но застряла, недобрав дюйма до здорового глаза Шефа. Он отломил наконечник и бросил. Люди были готовы, ждали сигнала.

Шеф приложил лезвие алебарды к канату и резанул с оттяжкой.

Тут же пришел в движение перекидной мост, отягощенный спереди мешками с песком. Он тронулся медленно, но обрушился, как исполинский молот. Песок из лопнувшего мешка разлетелся по ветру, и вот над головой Шефа запела одна, вторая, третья тетива: это лучники пытались расчистить стену.

Затем раздался рык, и могучий Бранд пронесся по мосту, воздев бородовидный топор. Шеф хотел последовать, но чьи-то руки обхватили его сзади. Оглянувшись, он увидел Ульфа, корабельного повара, самого дюжего малого в трех командах, если не считать Бранда.

– Бранд сказал, что сейчас ты не пойдешь. Велел придержать тебя на пару минут.

Войско хлынуло мимо: сначала выделенный штурмовой отряд, затем основной экипаж машины, без промедления взлетавший по лестницам и мчавшийся через перекидной мост. Последними на штурм ринулись землекопы. Шеф бился в объятиях Ульфа, не достигая ногами дна, и слышал громыхание оружия, сливавшееся с ревом многочисленных глоток.

Когда за лестницу взялись уже совершенно незнакомые воины из других отрядов, Ульф отпустил своего пленника. Шеф выскочил на мост и увидел наконец, как воплощается в жизнь его замысел.

В утреннем сером свете пустошь между крепостной стеной и городскими постройками была заполнена увечными исполинами, будто неведомые чудовища сползлись туда умирать. Вон та башня, должно быть, потеряла колесо или сломала ось на ухабе или в древней выгребной яме. А та, что позади Шефа, гебридская, успешно достигла стены, и по перекидному мосту двинулся в бой отряд. Двинулся – но до цели не добрался. Канат перерубили, и мост рухнул, не достав до стены какого-то фута. Будто огромный язык свисает с безглазого лица, а под ним у стены лежат тела в кольчугах.

Шеф сошел с моста, пропуская новую волну штурмовиков, и начал считать. Три башни не добрались до стены; двум доехавшим не удалось разгрузиться. Значит, успеха добились не больше пяти. Этого хватит. «Действуй мы медленнее, потерь было бы больше, – подумал Шеф. – И то же самое случилось бы, если бы мы атаковали не одновременно».

Наверняка существует правило на этот счет. Как бы его выразить? Может, по-норвежски: höggva ekki hyggiask. Бей не раздумывая. Один мощный удар вместо многих слабых. Бранду понравится, если ему объяснить.

Шеф поднял взгляд и увидел в небе кошмар, который неделями преследовал его в сновидениях: гигантский булыжник, взмывший со сверхъестественной легкостью и все набиравший высоту, хотя рассудок твердил, что камень должен остановиться, достичь предела. Но вот этот камень полетел вниз. Не на Шефа. На башню.

Шеф отпрянул, убоявшись не смерти, а чудовищного крушения, когда разломятся и разлетятся все балки, оси и колеса, над которыми он трудился в поте лица. Викинги на мосту тоже съежились и вскинули бесполезные щиты.

Земля содрогнулась от глухого удара. Шеф ахнул, не веря собственным глазам: шагах в двадцати от башни глыба упокоилась в почве, будто лежала там с Сотворения мира. Враги промахнулись на ярды. Он и не думал, что такое возможно.

Детину в кольчуге, стоявшего перед ним, рвануло в сторону.

Брызнула кровь, и словно дрогнула басовая струна гигантской арфы. Тело воина пронзила молния, за которой не уследишь.

Шеф шагнул к стене и взглянул на изувеченное тело, распростершееся у его ног. К машине камнеметной подключилась стрелометная. Одна промахнулась, и обе опоздали. Их необходимо захватить.

– Шевелитесь! Что, обалдели, как девки при виде быка? – Шеф гневно махнул воинам, столпившимся на выходе из башни. – Они будут целый час заряжать свои машины! Бегом за мной, и ничего у них не выйдет!

Он повернулся и размашисто зашагал по проходу, тянувшемуся вдоль зубцов. Ульф следовал за ним по пятам, как исполинская нянька.

* * *

Бранда они нашли сразу за воротами, уже распахнутыми настежь, где все открытое пространство было усеяно обычными отходами войны: расколотыми щитами, погнутыми мечами, трупами; нелепо выглядел рваный сапог, каким-то образом потерявший хозяина. Бранд запыхался и потирал царапину на голом плече, выше латной рукавицы, но в остальном был цел и невредим. Люди еще толпились в воротах, и шкиперы разгоняли их в стороны, действуя по какому-то согласованному плану. Все совершалось в неимоверной спешке.

Бранд подозвал двух воинов старшего ранга и лаконично распорядился:

– Суммарфугль, возьми шесть человек и обойди трупы. Раздень англичан и сложи все, что найдешь, вон у того дома. Кольчуги, оружие, цепи, украшения, кошельки. Не забудь заглянуть под мышки. Торстейн, возьми еще шестерых и займись тем же вдоль стен. Не рискуй и сильно не отрывайся. Сложи барахло в ту же кучу, что Суммарфугль. Когда закончите, разберитесь с нашими ранеными и мертвыми. Теперь… О, вот и Торвин!

Жрец миновал ворота, ведя в поводу вьючную лошадь.

– Собрал пожитки? Побудь здесь, пока мы не овладеем Минстером, и подходи, как только я пришлю за тобой. Поставишь там свой горн и займешься переплавкой добычи. Трофеи! – Глаза Бранда горели восторгом. – Я уже чую, как пахнет в Холугаланде моя ферма! Поместье! Удел! Ладно, пора приниматься за работу.

Он повернулся кругом, но Шеф шагнул вперед и придержал его за локоть:

– Бранд, мне нужно двадцать человек.

– Зачем?

– Захватить копьеметалку в угловой башне, а потом заняться камнеметалкой.

Богатырь поворотился, не отводя глаз от картины разгрома. Он осторожно сжал плечо Шефа огромными железными пальцами:

– Юный безумец, вот ты кто. Молокосос. Сегодня ты совершил великое дело. Но помни, что люди воюют ради денег. Денег! – Он употребил норвежское слово «fe», которое обозначало всякое добро – деньги, металл, товары и скот. – Так что забудь на денек свои машины, зеленый молотобоец! Идем, пора нам разбогатеть!

– Но если у нас…

Пальцы силача чуть не сломали юноше ключицу.

– Я сказал, и будет по-моему. И помни, что ты все еще карл: находишься в армии и ничем не отличаешься от нас. Вместе деремся, вместе и делим добычу. И грабить будем сообща, клянусь знатными грудями девы Герды![26]26
  В скандинавской мифологии прекрасная великанша, дочь ётуна (великана) Хюмира.


[Закрыть] Становись в строй!

Через несколько секунд пятьсот человек двинулись плотной колонной к одной из улиц внутреннего города, взяв курс на Минстер. Шеф посмотрел на спины в кольчугах, подхватил свою алебарду и тоскливо оглянулся на мелкие отряды, оставшиеся позади.

– Давай же, шагай! Не бойся, Бранд выделил достаточно людей охранять добычу. Ничего с ней не сделается, вся армия это знает. У них одна задача – не подпускать отбившихся англичан.

Колонна ускорила шаг почти до трусцы, одновременно перестроившись в клин, памятный Шефу еще по первой стычке. Она дважды наталкивались на сопротивление: то были наспех возведенные на узкой улице баррикады, и отчаявшиеся нортумбрийские таны бросались рубить липовые щиты, а их воины и керлы обрушивали с ближних крыш град сулиц и камней. Викинги отбивались, атаковали, врывались в дома, укладывали лучников и копейщиков, сносили внутренние стены, чтобы напасть на англичан с тыла или фланга, и все это делалось без проволочек и команд, с убийственной целеустремленностью. При каждом столкновении Шеф не упускал случая сразиться в первых рядах, ориентируясь на широкую спину Бранда.

«Пусть забирают Минстер», – подумал он.

Но может быть, после того, как викинги поделят драгоценное наследие веков, ему удастся заполучить несколько человек для захвата машин. А главное, надо держаться поближе к военачальникам, чтобы спасти жизнь пленных – ученых людей, познавших числа.

Викинги снова перешли на трусцу, и Бранд был всего в паре рядов от Шефа. Очередной поворот узкой улицы; воины, находившиеся в середке, замедлили ход, дожидаясь товарищей с флангов; и вот он, Минстер, – внезапно навис над ними, как строение великанов, и оказался всего в шестидесяти шагах, обособленный от сонма зданий поменьше.

И там тоже были нортумбрийцы, с отчаянием обреченных готовые защитить обитель своего Господа.

Викинги приостановились и воздели щиты. Шеф, так и рвавшийся вперед, внезапно увидел, что поравнялся с Брандом, а к его шее понесся, как метеор, широкий нортумбрийский меч.

Не думая, он отразил удар, уловил знакомый лязг сломанного клинка и сделал выпад пикой алебарды; затем провернул ее и дернул на себя, разламывая вражеский щит. Встав же с Брандом спина к спине, он рубанул вслепую, сколько хватило длины рук и древка. Пространство вокруг него расчистилось. Лезвие алебарды свистнуло в воздухе; Шеф перехватил древко и ударил в обратную сторону, когда противник попытался поднырнуть. Мимо и снова мимо; но викинги тем временем перестроились. Клин устремился вперед, широкие мечи принялись рубить под всеми мыслимыми углами; Бранд шагал впереди, опуская топор с плотницкой точностью.

Единым валом обрушились викинги на англичан и смяли их. Шефа вытолкнуло на открытый участок перед Минстером, в ушах у него стоял победный вой.

На миг ослепленный солнцем, он различил впереди шафрановые накидки, среди которых – невероятно! – замаячила знакомая фигура Мёрдоха. Тот осклабился и воткнул пику в землю. Этих пик уже набрался целый ряд, и все они были связаны, напоминая ограду с гроздьями рябины вокруг кузницы Торвина. Ликующие возгласы вскоре стихли.