Автор книги: Гавриил Бунге
Жанр: Личностный рост, Книги по психологии
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
В этой главе едва ли найдется фраза, в которой перед читателем не ставился бы экзистенциальный вопрос. Уныние – всеобщий феномен и в определенном смысле присущ самому человеческому бытию. Времена, места и обстоятельства жизни меняют лишь конкретные его проявления. По сути своей уныние пребывает вне времени.
5
Лекарственные средства
Столь беспощадная анатомия уныния может привести к мысли, что этот недуг неизлечим. Однако это ложное понятие, еще одна иллюзия, порожденная тем же унынием. Евагрий, как первые монахи и древняя Церковь, – непоколебимый оптимист в вопросе победы над злом. Ибо в действительности зло – это не-бытие, и воскресший Христос явил всему миру его иллюзорный характер, «отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору»[247]247
Кол 2, 15.
[Закрыть]. Бес не имеет никакой власти над человеком, по крайней мере до тех пор, пока он в безумии самолично опять ему не уступит себя. Поэтому уныние, которое представляет собой как бы некий итог воздействия всех воображаемых страстей, по мнению Евагрия, вполне излечимо, и те средства, которые он предлагает, на удивление просты.
* * *
Это лекарства двух типов: общие и специальные. Поскольку уныние – болезнь двух способностей души (гневливой и вожделеющей), необходимо добиться полного исцеления этих последних. И поскольку «уму присущи как знание, так и невежество, вожделеющая часть души склонна как к воздержанию, так и к роскоши, а гневная привычна как к любви, так и к ненависти»[248]248
Kephalaia Gnostika I, 84.
[Закрыть]; из этого следует, что «знание исцеляет ум, любовь – гнев, а воздержание – вожделеющую часть»[249]249
Kephalaia Gnostika III, 35.
[Закрыть].
И еще: «телесные страсти пресекает воздержание, а душевные – духовная любовь»[250]250
Praktikos 35.
[Закрыть]. Последние куда более неистовы, они могут преследовать человека до самой смерти, тогда как первые отступают гораздо быстрее[251]251
Praktikos 36.
[Закрыть]. Таким образом, яростная часть души нуждается в более интенсивной терапии, вот почему апостол Павел говорит о любви, что она «всех больше»[252]252
1 Кор 13, 13. Praktikos 38.
[Закрыть]. Для Евагрия познание, любовь, кротость и воздержание покрывают собой всю полноту духовной жизни[253]253
Epistula 56, 3 ss.
[Закрыть], по крайней мере в том виде, как он ее понимает:
Чада! Вера укрепляется страхом Божиим, а он в свою очередь – воздержанием. Воздержание делают непоколебимым терпение и надежда, от которых происходит бесстрастие; бесстрастие в свою очередь порождает любовь, которая становится вратами естественного познания, а последнее ведет за собой богословие и конечное блаженство[254]254
Praktikos, prol. [8].
[Закрыть].
Говорить о познании, любви и воздержании – означает говорить о духовной жизни во всей ее полноте, и это невозможно сделать в тесных рамках нашего исследования. Мы остановимся лишь на том, что Евагрий говорит о печали, роковой и неизменной предтече уныния, и его тесной связи с другими страстями. Этот текст показывает, что в духовной жизни следует начинать «снизу», то есть вооружившись против вожделения, страсти, лишившей наших прародителей райского блаженства[255]255
De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.
[Закрыть]. Можно легко понять, что без воздержания любовь невозможна. Духовная любовь любит другого ради него самого, не причиняя ему никакого вреда, ничем не уязвляя; вожделение же, напротив, представляет собой исключительно эгоистическую отчужденность самости, ее похоть неутолима по определению и неизбежно приводит к печали и унынию.
Пленника варвары оковывают железом, а пленника страстей связывает печаль. Не усиливается печаль, когда нет других страстей, как и узы не вяжут, когда нет связующих. Кто связан печалью, тот побежден страстями, и в обличение своего поражения носит узы, потому что печаль бывает следствием неудачи в плотском пожелании, а пожелание сопрягается со всякою страстию. Кто победил вожделение, тот победил страсть, а кто победил страсти, тем не овладеет печаль. Не печалится воздержный, что не удались снеди, и целомудренный, что не успел в задуманном неразумно непотребстве, и негневливый, что не возмог отмстить, и смиренномудренный, что лишен человеческой почести, и несребролюбец, что потерпел утрату. Они с силою отклонили от себя пожелание всего этого, потому что как одетого в броню не пронзает стрела, так бесстрастного не уязвляет печаль[256]256
De Octo Spiritibus Malitiae 11. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 128.
[Закрыть].
* * *
Для полного исцеления необходимо истребить самый корень зла; но чаще всего в нашей повседневной жизни проявления недуга уныния не считаются таковыми. Поскольку так или иначе необходим курс лечения, следует как можно скорее прибегнуть к испытанным средствам, которые тут же принесут ощутимые результаты. Для этого Евагрий предлагает многочисленные специальные лекарства.
Вообще говоря, уныние он определяет как упадок сил, слабость (atonie) души и тем самым указывает на его связь с трусливым малодушием (deilia)[257]257
Praktikos 28.
[Закрыть].
С другой стороны, все его проявления отмечены душевной неустойчивостью и склонностью к бегству от жизни. Пороку малодушия противостоит добродетель мужества (andreia). Мы обратимся к уже упомянутому тексту, в котором описаны присущие от природы и отвечающие замыслу Творца три способности души в их действии. В нем говорится, что добродетели гневливой части души суть мужество и любовь, и каждая исполняет назначенную ей роль:
Если уныние представляет собой разновидность малодушия, здесь требуется прежде всего активное сопротивление этому противоприродному действию гневливой части души.
Первое и самое эффективное средство от уныния – просто «держаться молодцом» перед лицом опасности бегства:
Евагрий не устает повторять:
Терпение усмиряет уныние[261]261
Institutio ad monachos (PG 79, 1236 A).
[Закрыть]. Это тоже надлежит знать: если анахореты в борьбе с бесом [нечувствия] не поддаются нечистым помыслам, не покидают стены жилища своего под натиском уныния, тогда получают воздержание и упорство, сошедшие с небес, и блажен удостоенный такого бесстрастия[262]262
Mal. cog. 12. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 170.
[Закрыть].
«Бесчувствие», или полное безразличие (irascible), о котором здесь говорит Евагрий, – это первое следствие полной победы бесов с их страстями над несчастной душой[263]263
Kephalaia Gnostika IV, 85.
[Закрыть], своего рода духовная смерть. Евагрий описывает это состояние (причем он замечает, что ему редко подвержены те, кто живет в братствах) такими словами, которые остаются на все времена и не требуют комментариев. Быть может, сегодня не столь оптимистично прозвучит утверждение, что бес был бы окончательно постыжен, видя наше сострадание к тем, кому он в данную минуту причиняет зло. Современного человека уже не так легко убедить в этом.
О демоне же, который делает душу бесчувственною, должно ли что и говорить? ибо боюсь писать о нем и о том, как душа выходит из собственного своего состояния, потому что во время пришествия этого демона она отлагает и страх Божий, и благоговение, греха не вменяет в грех, беззакония не почитает беззаконием, о мучении же и Суде вечном помнит как о пустых речениях и «посмеивается» над сим «огненосным подлинно трясением»[264]264
Иов 41, 20 (LXX).
[Закрыть], и хотя исповедует Бога, но, что повелено Им, того не ведает. Ударяешь ты в перси, когда душа стремится ко греху, – и она не чувствует этого; говоришь ей от Писаний – и она в совершенном ослеплении и не слышит; представляешь ей укоризну людей – и она ни во что вменяет людской стыд и вовсе не понимает его, наподобие свиньи, смежившей глаза и пробивающейся сквозь ограду. Но сего демона, от которого, «аще не быша прекратилися дние оны, не бы убо спаслася всяка плоть»[265]265
Мф 24, 22: «Если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть».
[Закрыть], наводят на нас закосневшие в нас помыслы тщеславия[266]266
Mal. cog. 11. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 169–170.
[Закрыть].
Помысел тщеславия (kenodoxia), честолюбия, суеты непосредственно предшествует появлению гордыни, которая внушает мысль, что ты не такой, как все. Это искушение «преуспевших», стяжавших совершенство в безупречной жизни, – превзойти всех, вознестись к небу и быть уверенным, что добился всего этого собственными силами. Такому монаху и Сам Бог не нужен.
Поскольку этот помысел совершенно суетен и пуст (kenos) и не имеет никакого отношения к реальному положению вещей, жажда славы остается неутоленной. Рано или поздно с осознанием этой суетности приходит уныние, чувство полной опустошенности.
Перед этой бездной человек иногда в прямом смысле одержим страстью бегства, его как будто хватают за горло[267]267
Antirrheticus. VI, 57.
[Закрыть]. Перед лицом этой ярости собери воедино все силы души и стойко держись, пока бес не отступит. Затем можешь делать все, что сочтешь более разумным[268]268
Cf. Ad Eulogium 8.
[Закрыть].
* * *
В такой предельной ситуации, как пустынножительство, терпение выражается в простой выносливости, решимости не покидать свою келью:
Во время искушений нельзя покидать келью, придумывая благовидные предлоги, но следует оставаться внутри [нее], терпеливо и мужественно перенося всех нападающих, особенно беса уныния, который, будучи самым тяжелым из всех [бесов], делает зато душу весьма испытанной. Ибо избегать таковых борений – значит научить ум быть неискусным, робким и склонным к бегству[269]269
Praktikos 28.
[Закрыть].
Разве благоразумный человек в подобной ситуации не повел бы себя совершенно иначе? Кто-то подумает: «Но ведь когда Евагрий советует не отступать человеку, обуреваемому инстинктом бегства, этот монах передает лишь плоды личного опыта, своего собственного или своих собратьев». И действительно, только на собственном опыте и можно проверить совет, который дает авва Моисей:
Терпение, которое необходимо для того, чтобы оставаться в своей келье, содержит в себе и «все остальное»: добровольный отказ от всяких развлечений, путешествий, встреч или бесед.
Кому-то это покажется непониманием элементарных человеческих потребностей. Отнюдь.
Другой монах, который был искушаем теми же самыми помыслами, однажды услышал, как авва Арсений Великий дает удивительный ответ, в котором разводит главное и второстепенное:
Подобно тому как существует своя иерархия добродетелей, существует иерархия пороков. Что касается уныния, которое представляет собой свершение всех страстей, выносливость в уединении становится важнее всех прочих подвижнических трудов. Иногда даже, как говорит Евагрий[272]272
Praktikos 58.
[Закрыть], приходится «клин клином вышибать», то есть выбирать наименьшее зло. Разумеется, это возможно только в том случае, если мы незаметно для самих себя не оказались всецело во власти уныния. Но древние отцы с нами, и об этом можно спросить их самих.
* * *
Сами по себе отдых, отлучка (прогулка, например)[273]273
Cf. É. Amélineau. Histoire des monastères de la Basse-Égypte // Annales du Musée Guimet 25. Paris, 1894. P. 35. 10.
[Закрыть] не возбраняются, но при том условии, что ты остаешься в уединении.
Ужасна бывает нелепая мания докучать другим рассказами о своих несчастьях, равносильная бегству. Однако отцы-пустынники не возражают против общения с другими людьми, а, скорее, наоборот. Если бы они охотно не разговаривали с людьми, у нас не было бы и многочисленных собраний их изречений. Даже отшельнику не возбранялось принимать друзей, с которыми он един в своих мыслях[274]274
Rerum monachalium rationes 7.
[Закрыть]. Пагубными считались «духовная нескромность» и склонность к празднословию, когда монах уже был не в состоянии молчать ни о благодати, полученной от Бога, ни о вражьих кознях[275]275
Epistula 16, 5.
[Закрыть]. Возбранялось также нездоровое панибратство (parrhesia), «обманчивая свобода в обращении», которая подобно знойному южному ветру выжигает подлинную дружбу и всякое доверие.
Можно было бы многое еще сказать здесь о дружбе монахов, и прежде всего в среде пустынников, которые чаще всего были не такими уж неотесанными, как иногда может показаться. Евагрий посвящает этой «духовной дружбе» (дружбе во Христе и через Христа, Который Сам становится этой Дружбой) самые волнующие строки в своих Схолиях на Притчи[276]276
См. краткую заметку P. Géhin. Évagre le Pontique. Scholies aux Proverbes. Paris, 1987. P. 53–54 (Sources chrétiennes; 340). Эта тема заслуживает специального изучения.
[Закрыть]. Его письма – лучшее свидетельство той деликатности, с которой он умел дружить; эта дружба основывалась не столько на «удобопревратных», легко подверженных злу, человеческих привязанностях, сколько на «познании Христа», благодаря которому становишься не только «другом Христа», какими были Иоанн Креститель и апостолы, но через Него – другом других людей и даже святых Ангелов. Однако вернемся к нашему предмету.
Исповедь сердца, или открытие помыслов, всегда совершалась в присутствии духовного отца. Ему можно без страха и ложного стыда открыть все тайные брани и духовные опыты, спросить совета или его личного мнения. Приведенный выше отрывок из Жития показывает, с какой деликатностью Евагрий умел выслушать исповедь. Мы увидели также, что он сам, будучи уже весьма почитаемым аввой, обращался за советом и суждением к своему близкому другу.
Эти духовные отцы и матери (и сегодня их во множестве можно встретить на христианском Востоке) не обязательно были священниками; Евагрий всю свою жизнь оставался диаконом. На пять тысяч насельников Нитрийской пустыни и шестьсот наиболее испытанных братьев, живших в непосредственной близости с Евагрием, было всего лишь восемь священников[277]277
Historia Lausiaca 7.
[Закрыть]. Большинство выдающихся духовных учителей-пустынников были мирянами почти в современном значении этого слова, поскольку монашество к тому времени еще не оформилось как религиозный институт.
Духовное отцовство или материнство никак не связаны с местоположением в церковной иерархии, это свободная харизма, дар, добытый ценой побед и поражений в собственной духовной жизни, это опыт, которому невозможно научиться по книгам. Это не связано с возрастом: некоторые из «отцов» или «матерей» для того времени были еще достаточно молоды.
Нередко, особенно на Западе, можно услышать, что сегодня нигде не найти духовных отцов. Но не следует забывать, что в делах благодати не отец порождает сына, а сын – отца. Современному западному человеку существенно недостает подлинного духа сыновства, из которого возродится и духовное отцовство. Причину этого объясняет известный отец пустыни, современный коптский монах Матта Эль-Маскин в своем определении духовного отцовства[278]278
Cf. Père Matta El-Maskîne. Prière, Esprit Saint et Unité chrétienne. Bellefontaine, 1990. P. 18ss. (Spiritualité orientale; 48). G. Bunge. Geistliche Vaterschaft…
[Закрыть]:
Духовный отец – это прежде всего человек, которого ведет Дух и который стал послушным орудием в руках Божьих. Именно поэтому он никогда не призовет своих учеников следовать за ним, поскольку мы все остаемся учениками единого Учителя – Христа. Он даже не будет пытаться окормлять ученика, ибо он всего лишь человек, а не Ангел. Он, скорее, смиренно последует за ним как слуга, чтобы в случае нужды оказаться полезным тому, кто, как и он, по настоянию Духа, следует по стопам Христа. Чтобы жить так, ему надлежит, с еще бо́льшим вниманием, чем ученик, слушать, что́ именно Дух Божий ждет от него, ему следует отринуть все личное в себе. Ученик из его уст не должен услышать ни единого слова простой человеческой премудрости, но лишь слово Божие.
Полное забвение самого себя отличает истинного духовного отца в христианском значении этого слова от прочих «гуру», которых в избытке можно встретить в наши дни. Такой духовный отец никогда не стремится основать свою «школу». Только те, кто будет духовно близок ему, кто последует за ним, и являются тем «уделом Духа Божия», который ему дан.
* * *
Терпение в келейном уединении – та высшая способность, символический смысл которой заслуживает особого внимания. Большинство людей живет, разумеется, не в «кельях», а чаще всего в семейном и профессиональном окружении, где они могут почувствовать себя в «тесноте». Молчаливо переносить это без горечи и злопамятства – вот что делает человека «монахом» в изначальном смысле этого слова, то есть единой, цельной, неразделенной личностью.
Однако просто «стиснуть зубы» – этот принцип со временем может стать слишком негативным отношением, которое только усугубит и без того плачевное положение унывающего, вместо того чтобы освободить его от уныния. Лучше занять позитивную жизненную позицию, возвести преграду на пути губительного потока уныния повсюду, где он врывается в нашу жизнь. Евагрий предлагает настоящую стратегию, которая становится правилом жизни:
От уныния врачует постоянство, делание всякого дела с великою внимательностью и со страхом Божиим. Во всяком деле определи себе меру и не оставляй прежде, нежели кончишь, что назначено, также молись разумно и усильно, и дух уныния бежит от тебя[279]279
De Octo Spiritibus Malitiae 14. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 130.
[Закрыть].
«Положи меру всякому труду» – вот основное правило, которое Ангел заповедал отцу монахов Антонию Великому[280]280
Отечник. Избр. изречения святых иноков… Антоний 1.
[Закрыть]. Уныние проявляет себя и как искушение не соблюдать меру, будь то по небрежению, будь то – и это наименее заметно – по склонности ко всякого рода неумеренности. Заметим, что сам Евагрий не был фанатически привержен этому правилу:
Это «обычное правило» не было писаным монашеским уставом, в Скиту его вообще тогда не существовало. Скорее речь идет о «мере», которую каждый устанавливает себе по силам и по совету старцев. В обычное время следует безоговорочно придерживаться этого келейного правила, но в исключительных случаях следует поступать помня о христианской свободе. Умелое балансирование на грани послушания и свободы составляет самую суть духовного учения древних отцов.
* * *
Испытанное средство предотвратить связанное с тоской душевное смятение или победить его, если оно уже проникло в душу, – это тяжелый, но исполненный со тщанием и мерой труд, который не является ни самоцелью, ни поводом к корыстолюбию, – монахи всегда его почитали своим долгом. Евагрий дает этому следующее объяснение:
Будь внимателен к труду своему, по возможности ежедневно и еженощно, дабы не оказаться ни на чьем попечении, но прежде всего дабы делиться с другими, как к этому призывает своим словом апостол Павел[282]282
1 Фес 2, 9; 2 Фес 3, 8; Еф 4, 28.
[Закрыть], в твердой решимости победить беса уныния и отразить все прочие вражьи козни. На самом деле следом за ленью приходит бес уныния, и человек «праздный погрязает в похотях», как сказано в Писаниях[283]283
Притч 13, 4. Rerum monachalium rationes 8.
[Закрыть].
Так, в нескольких строках, Евагрий кратко изложил весь духовный опыт отцов-пустынников, своих учителей, и каждое из этих положений можно подтвердить изречениями и других монахов[284]284
Cf. A. Guillaumont. Le travail manuel dans le monachisme ancien. Contestation et valorisation // Aux origines du monachisme chrétien. Bellefontaine, 1979. P. 117–126. (Spiritualité orientale; 30).
[Закрыть]. В эпоху, когда ручной труд считался презренным занятием рабов, отцы его высоко ценили, прекрасно сознавая при этом, что работающий монах все же рискует оказаться в сетях у страсти наживы и нездоровой активности[285]285
Rerum monachalium rationes 8, продолжение цитаты, приведенной выше.
[Закрыть]. Едва ли не бо́льшая внутренняя дисциплина требуется для того, чтобы завершить начатый труд или чтобы прервать его, когда тебя ждут более важные дела. Совершенно справедливо преподобный Венедикт Нурсийский просит своих братьев ничего не предпочитать богослужениям[286]286
Regula Benedicti 43. Русский перевод см. в кн.: Древние иноческие уставы. М., 1892.
[Закрыть]. Во все времена это единственное, что ставило преграду лени и неумеренности в труде. В обеих этих крайностях Евагрий проницательно усматривает формы того же уныния.
* * *
Помимо мужественного терпения, которое способствует исполнению природного назначения гневливой части души, другие лекарства от уныния врачуют вожделеющую часть души, тоже пострадавшую, утратившую свои добродетели и уже не способную соответствовать заданной от природы цели:
Можно легко распознать те формы уныния, которые ополчаются на эти две добродетели души; в качестве примера мы уже называли необузданное желание недоступного или неосуществимого и всевозможные иррациональные вожделения. Мы не можем привести здесь всех многочисленных средств, которые Евагрий предлагает для исцеления вожделеющей части души. Подробно остановимся лишь на воздержании. Проблемы чревобесия (необузданного аппетита) и гортанобесия (нездоровой потребности в постоянном наслаждении от вкушения пищи) – их природа и сегодня остается неизвестной – как и многие другие, были хорошо известны древним отцам. По этическим соображениям в таких случаях монахи прибегали к средству, которое сегодня можно применять разве что в эстетических или терапевтических целях, – голодание. Все сказано в одной фразе:
Под голоданием, «постом», подразумевался не только полный или частичный отказ от вкушения того или иного рода пищи (например, мяса) – скорее уж монахи руководствовались правилом апостола Павла: «ешьте без всякого исследования»[289]289
1 Кор 10, 25; cf. Rerum monachalium rationes 10.
[Закрыть]. Гораздо важнее было уметь добровольно ограничить собственные потребности[290]290
Rerum monachalium rationes 3.
[Закрыть], отказаться от изысканных и дорогостоящих яств,[291]291
Ibid. 8.
[Закрыть] особенно тогда, когда очень хочется разнообразных и вкусных блюд[292]292
Praktikos 16.
[Закрыть].
В этом отношении Евагрий опять же не был непреклонным ригористом. Кто по слабости или болезни должен питаться три раза в день или чаще (тогда как монахи обычно принимали пищу только раз в день, после 15 часов), не должен печалиться об этом[293]293
Rerum monachalium rationes 10.
[Закрыть]. Еще менее следует огорчаться, когда святое и превыше всех правило гостеприимства требовало нарушить пост, иногда даже по нескольку раз в день[294]294
Ibid.
[Закрыть].
Не менее строго Евагрий обличает и противоположную крайность. Так, одной монахине он советует:
Какой бы строгой ни была аскеза отцов-пустынников, она всегда умеренна, то есть всегда в меру сил каждого. Тем более она не предполагает беспрекословного исполнения всех запретов и во всем подчинена духу евангельской свободы, как это неоднократно подчеркивает Евагрий. Свобода основана на том, что пост, как и другие аскетические упражнения, относится к разряду «добровольных жертвоприношений», которые человек приносит Богу от чистой души, без принуждения, а не потому, что это предписано в заповедях[296]296
In Ps. 118, 108 mc.
[Закрыть]. Подлинный смысл аскезы Евагрий усматривает в воспитании воли.
Будучи «добровольной жертвой», оно соразмерно нашим силам[298]298
Ibid.
[Закрыть]. То, от чего мы отказываемся, не является нечистым, поскольку Бог все сотворил нам на потребу и не сотворил никакого зла[299]299
In Ps. 145, 8 b.
[Закрыть], но в нашем нечистом сердце лежит корень всякого зла[300]300
Ср.: Мф 15, 18.
[Закрыть] и в постоянном дурном употреблении того, что сотворил Господь[301]301
Kephalaia Gnostika III, 59.
[Закрыть]. Это эгоистическое отчуждение лежит в основе первородного греха:
Из этого можно понять, что не только чревоугодие, но и чревобесие (буквально: бешенство чрева) относится к первому из восьми общеродовых пороков, а пост, воздержание от самых элементарных удовольствий плоти, открывает собой ряд добродетелей.
Начало язычников – Амалик, и начало страстей – чревоугодие[303]303
Ср.: Исх 17, 8; De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.
[Закрыть].Кто овладел челюстию, тот избил иноплеменников и без труда разрешил узы на руках своих[304]304
Смиряет собственную гортань по образу Самсона, см.: Суд 15, 1417. De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.
[Закрыть].
* * *
Однако сами по себе мудрые советы и самые проницательные замечания ничего не меняют, ибо яростная и вожделеющая части души своими корнями уходят в иррациональное и инстинктивное[305]305
Kephalaia Gnostika VI, 85.
[Закрыть]. Главное побуждение к действию должно прийти «свыше», чтобы разбить порочную цепь чувства подавленности и агрессивности. Это побуждение может произойти только от ума, благодаря которому человек является «образом Божьим» и «способным к Богу». Конечно, ум бывает уязвлен страстями души, но он никогда не теряет от природы присущей ему способности воспринимать слово Божье и навсегда остается условием свободного выбора, в нем определяется подлинная или иллюзорная ценность любого человеческого деяния.
Итак, чтобы выйти из тупика уныния, следует обратиться к «владычественному уму» (logistikon), «господствующей» (hegemonikon) способности человека[306]306
Praktikos Prol. 2; De Oratione 21.
[Закрыть]. Природную функцию умной части души, предназначенную ей по замыслу Самого Создателя, Евагрий описывает следующим образом:
Согласно мудрому учителю нашему [Григорию Богослову], разумная душа – трехчастна. Находясь в разумной части души, добродетель называется благоразумием, разумением и мудростью (…) Дело благоразумия – вести войну против супротивных сил, защищать добродетель, противостоять порокам и распоряжаться вещами средними, сообразуясь с обстоятельствами; дело разумения – надлежащим образом управлять всем тем, что способствует нам в достижении цели; дело мудрости – созерцать логосы телесных и нетелесных [вещей][307]307
Praktikos 89.
[Закрыть].
К этим трем добродетелям следует добавить праведность как общую добродетель, которая устанавливает своего рода гармонию, согласуя между собой три части души. Несколько примеров позволят наглядно представить, как действуют эти добродетели в случае уныния.
Итак, предназначение разума – надлежащим образом управлять тем, что способствует нам в достижении цели; чтобы объяснить это, Евагрий в своем трактате «К монаху Евлогию» говорит о богослужении.
Уныние вызывает отвращение ко всему, и если во время псалмопения застигает монаха не вооруженным терпением, этой «добродетелью достойных мужей», оно превращает его молитву в непосильное бремя. В самом деле, враг испытывает нашу твердость[308]308
Ad Eulogium 8. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 138.
[Закрыть]. Но что же тогда делать? Наперед разгадать его тактику и опередить противника: проснуться раньше предписанного часа и, наполнив сердце «светоносными» помыслами, приготовиться к псалмопению. Пусть начало богослужения не застанет монаха врасплох, поскольку внутренне он уже будет «одет»[309]309
Ibid.
[Закрыть].
Он советует совершать чинопоследование зная о характере бесовских наваждений. Если враг подстрекает ослабить голос, то следует, напротив, читать псалмы громко и вразумительно. Если же он внушает читать нараспев, тогда лучше читать тихо, вполголоса и медитативно[310]310
Ad Eulogium 9. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 139.
[Закрыть].
Все, что здесь говорится о монахах и богослужении, «Божьем делании» в высшем смысле, разумеется, относится и к mutatis mutandis[311]311
Изменив то, что должно быть изменено (лат.).
[Закрыть] любого делания. Пробудиться поздно означает начать свою работу скрепя сердце и в дурном расположении духа. Когда чувствуешь, что хочется закончить как можно скорее, лучше будет, напротив, завершить работу с величайшим тщанием. И когда ты не продвигаешься вперед, следует «встряхнуть» себя. В сущности, это простые опыты житейской мудрости, хорошо знакомые каждому. Но немногие отдают себе отчет в том, что нередко все зависит от самых ничтожных вещей, которые могут, вызвав уныние и отвращение, отравить жизнь.
* * *
Житейская мудрость защищает от уныния, но когда оно уже поразило ум, требуются более действенные лекарства. Следуя учению отцов, Евагрий упоминает и такие средства, которые, на первый взгляд, приводят современного человека в растерянность. Первое из них упоминается чаще других – это слезы.
Плакать можно по самым разным причинам, и слезы слезам рознь: они легко могут стать самоцелью и привести на грань безумия[313]313
De Oratione 7. 8.
[Закрыть]. Слезы, о которых говорит Евагрий, непосредственно связаны с молитвой. Ибо, по учению отцов, молиться, как ни странно, также означает проливать слезы пред Богом:
Слезами в ночи призывай Господа, и да никто не видит тебя в час молитвы, и ты обретешь благодать[314]314
Ad Virginem 25.
[Закрыть]. Когда ум зрит (наступление бесов), да ищет прибежища у Господа (…) и повторяет со слезами, обращая свой взор к небу: «Господе Иисусе Христе, сила спасения моего, услыши меня, поспеши на помощь мне. Будь мне Богом защитником, прибежищем спасения»[315]315
Mal. cog. 34, r. l.
[Закрыть]. Прибегай к слезам во всяком прошении, ибо Господу твоему благоприятна молитва, совершаемая со слезами[316]316
De Oratione 6.
[Закрыть].
Почему столь высоко ценится слезная молитва? Почему Богу столь отрадно видеть, как мы в молитве проливаем слезы? Ответ можно найти в самом Священном Писании. Слезы великой блудницы[317]317
См.: Лк 7, 36.
[Закрыть], слезы Петра после постыдного отречения[318]318
См.: Мф 26, 69.
[Закрыть] имеют то же значение, что и исповедь мытаря в храме: «Боже, милостив буди мне грешному»[319]319
Пс 50, 1; Лк 17, 13.
[Закрыть]. Слезы без слов – это исповедание того, что мы нуждаемся в спасении. Христос пришел не для того, чтобы призвать не имеющих нужды в покаянии праведников, а чтобы призвать грешников, которые себя признают таковыми. Следуя святоотеческому учению, Евагрий настаивает на том, что слезами надлежит начинать всякую молитву, исповедуя тем самым свою греховность и нужду во спасении.
Слезы, проливаемые в молитве, воздействуют не только на Бога, но и на нас самих, производя в нас перемены:
Ничто так не мешает обрести благодать Божью, как ожесточенность, присущая каждому из нас. Именно поэтому слезы – неотъемлемая часть «практической жизни», то есть аскетического подвига, его трудов, которые ведут к радости познания Бога[323]323
In Ps. 125, 5 f.
[Закрыть]:
Разве в заповедях блаженства Христос не обещает радость плачущим[325]325
См.: Лк 6, 21.
[Закрыть]? Тогда становится понятно, почему Евагрий пишет:
Уныние – злейший враг слез, которые проливаются в сердечной молитве, и чтобы смягчить эту «ожесточенность», остается лишь снова и снова искать прибежище в слезах.
* * *
Но что делать, когда даже самая усердная молитва о стяжании дара слез остается бесплодной? Благоразумию известно другое испытанное средство против вражьих козней – «противоречие», противостояние. Его часто понимают неверно, и Евагрий посвятил ему одно из своих самых пространных произведений «Антиррезис» («Опровергатель», или «Противоречник»). Противостояние, в частности, состоит в многократном повторении с горячим сердцем тех стихов из Священного Писания, которые выбраны в зависимости от состояния духа молящегося. В этой практике, получившей необычайно широкое распространение, Евагрий опять непосредственно обращается к святоотеческой традиции. Непревзойденным образцом ему послужили три искушения Христа в пустыне, когда вместо того, чтобы вступить в спор с лукавым, Он «закрыл ему рот» самим словом Божьим[327]327
Antirrheticus, prol.
[Закрыть]. В восточном христианстве на этом принципе основана известная всем практика Иисусовой молитвы – по многу раз повторять одно-единственное прошение, взятое из Библии. В нем содержится все, о чем следует просить у Бога: исповедание Христа Сыном Божиим ведет к покаянию в грехах и признанию нужды во спасении, которые становятся мольбой о милости[328]328
Cf. G. Bunge. «Priez sans cesse». Aux origines de la prière hésychaste // Studia monastica. 1988. № 30. P. 7–16.
[Закрыть].
Весьма знаменательно, что коптская традиция возводит эту форму молитвы к Макарию Великому, упоминая в качестве гаранта ее подлинности имя Евагрия[329]329
Am. 160, 11 s.
[Закрыть]. Соседство этих имен вполне обоснованно, поскольку, как мы говорили выше, Евагрий учит, что «молитва с трезвением и бодренностью»[330]330
De Octo Spiritibus Malitiae VI, 18.
[Закрыть] исцеляет от уныния. В своем «Слове о молитве» он также дает совет в случае особенно сильного искушения прибегать к «молитве краткой и пламенной»[331]331
De Oratione 98.
[Закрыть], немногословной и настойчивой. В сущности эта молитва была «односложной», «монологической молитвой», хотя сам Евагрий, вероятно, не ограничивался одним-единственным словом. Вероятно, он полагает, что каждый со временем находит собственную молитву. Всеми почитаемый авва Исаак, научивший Иоанна Кассиана «огненной молитве»[332]332
Cassian, Conlationes X.
[Закрыть], был не кто иной, как Евагрий, с которым он лично встречался в Египте и чьи наставления неоднократно цитировал, при этом не упоминая его имени. Все сводится к стиху псалма 69, 2: «Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися» («Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне»).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
