Текст книги "Ричард Длинные Руки – воин Господа"

Сэр Джон Дэй коротко поклонился. Голос его был сух и тверд:

– Разрешите откланяться, Ваше Величество?

– Идите, – разрешил Шарлегайл.

Бароны, стараясь не выказывать страха или потери присутствия духа, поклонились один за другим, коротко и формально, а ушли с гордо вскинутыми головами. Несколько человек унесли останки барона Фольгарта, а слуги принялись засыпать опилками лужу крови.

Дверь с грохотом распахнулась, ворвался Беольдр. Глаза его метали молнии, в руке блистал огромный меч. Он выбежал на середину зала, огляделся, бросился к королю. Шарлегайл устало кивнул, рука соскользнула с подлокотника, указывая на соседнее кресло.

Беольдр подошел, но садиться не стал. Его встревоженные глаза быстро пробежали по измученному лицу брата.

– Мне сказали, – прорычал он гневно, – мне такое сказали!..

– Спрячь меч, – попросил Шарлегайл. – Мне от блеска железа уже дурно.

– От блеска мечей? – удивился Беольдр. – Раньше ты так не говорил!

Он бросил меч в ножны, сел рядом. Шарлегайл сказал слабо:

– Я вижу их обнаженными слишком часто… Спасибо, Беольдр, но твой спутник успел вовремя. Я тебе позже расскажу, что случилось, а пока… Дорогой Дик, подойди ближе.

Я подошел и, не зная, становиться ли мне на одно колено или на оба, ведь я не рыцарь и вообще не благородный, поступил, как должен поступить неблагородный и вообще неграмотный: подошел, с шумом вытер рукавом нос и с любопытством уставился на живого короля.

Шарлегайл улыбнулся, мол, не обманешь, сказал мягко:

– Дик, спасибо… Это Господь наш милостив и потому долго терпит… хоть потом и больно бьет. Ты же быстр в решениях и бьешь тоже… больно. Я прошу тебя, пойди отыщи мою королеву. Что-то она не пришла… а мне сейчас ее присутствие просто необходимо…

Я поклонился, выставив вперед ногу, и подвигал руками, словно размахивал невидимой шляпой с длинным пером, после чего вышел из зала. Кто-то из братьев удивленно ахнул, а другой ругнулся.

Слуги и встречные отвечали, что королеву не видели, но, скорее всего, она там, где Шарлегайл. Или просто пожимали плечами. За время поисков я успел перебрать десяток вариантов, почему король послал за королевой именно меня: то ли принимает за мальчишку на побегушках, то ли это признак доверия. Или еще какие-то средневековые хитрости…

Анфилада залов закончилась тупиком. Я ругнулся, в лом возвращаться по всей дуге, чтобы точно так же пройти по анфиладе, а почему здесь не предусмотрены воздушные мостики… Сердце стукнуло взволнованно, еще и еще. Я огляделся, подошел к мраморной статуе воина. Воздушные не предусмотрены, это же Средневековье, но если бы я был хитроумным строителем замка, я бы здесь предусмотрел типично средневековую феодальную хитрозадость…

Статуя тяжело сдвинулась, одновременно часть стены ушла в глубину. Я поспешно бросился в пролом, рука как будто сама выдернула из стены факел. Под ногами качнулась каменная плита, там, в зале, заскрежетало – это статуя воина поползла на место. Часть каменной кладки тоже вернулась, как будто выполняла заученное па из тяжеловесного балета. Я оказался отрезанным от зала, но факел в моей руке горит, наполняя узкий подземный ход ароматом смолы, а сам я взведен, как тетива арбалета, взволнован, но…

Уже в который раз я чувствовал, что постиг и замыслы архитектора, и понимаю замыслы короля и его баронов, понимаю почти все, ибо это сложности только для них, они еще не представляют настоящих сложностей, это я вижу ход их мыслей, которые только им кажутся изощренными. Даже тайный проход я замаскировал бы куда изящнее, хоть и не знаток в средневековом зодчестве…

Ход настолько узок, что я постоянно протискивался, обдирая локти и спину, а от пригибания заныла спина. Все-таки есть и минусы, что акселерация началась так поздно.

Ход слегка изгибался, дважды мне слышались голоса, но когда я останавливался и начинал вслушиваться, голоса отдалялись и пропадали. Факел нещадно дымил, в глазах щипало. Я протискивался уже злой, мог бы и не выпендриваться со своим комплексом превосходства, как вдруг голоса послышались снова. На этот раз донесся звонкий женский смех.

У меня ноги примерзли к стене, смех показался знакомым. Факел я завел за спину, чтобы не выдал светом, и тут уже сам увидел в темноте крохотное светлое пятно. Поколебавшись, втихую затоптал факел, глаза привыкли к темноте, теперь светлое пятно стало ярче. Приблизивши глаз, рассмотрел крохотное отверстие, похоже, в толстом ковре или гобелене на стене. С этой стороны недостает кирпича, а дыра искусно замаскирована гобеленом. Тот наверняка приколочен к стене намертво…

Ладно, сказал я себе. Будем считать, что это прообраз современных микрофонов и видеокамер. Если приблизить глаз вплотную, обдирая морду о камни, обзор увеличивается, виден крупный мужчина с надменным лицом, одет богато, но без доспехов и оружия… Ага, это же один из тех, кто стоял тогда рядом с Фольгартом, а потом с сэром Джоном Дэем, но рта не открыл, а сейчас у него, похоже, рот вовсе не закрывается…

– Да сядьте же, – говорил он умоляюще, – Ваше Величество!.. Позвольте видеть в вас прекраснейшую из женщин, что, уверяю вас, намного большая редкость, чем просто королева!.. Ибо королевами становятся по воле людей, а красивыми – по воле Господа нашего…

В поле зрения появилась Шартреза, в самом деле прекрасная женщина, фотомодель в самом расцвете женственной красоты, с безукоризненным телом, красивая и чувственная. С победоносной улыбкой, как на конкурсе красоты, она красиво прошла к столу и грациозно опустилась в мягкое кресло.

– Итак, сэр Гаальц, – произнесла она звонким красивым голосом, – я слушаю вас.

Барон с тяжеловесной грацией подошел, голова его склонилась на грудь в учтивом поклоне. Я видел, как он вперил жадный взгляд в ее предельно низкое декольте, даже причмокнул толстыми мясистыми губами. Глаза его затуманились. Выпрямился с трудом, их взгляды встретились.

– Прекрасная Шартреза, – сказал он предельно учтиво, – почему бы вам не стать Королевой?

Она засмеялась, красиво закидывая кудрявую голову, чтобы лучше было видно ее тонкую нежную шею, созданную для поцелуев.

– Дорогой барон, но я и так королева!

– Я имел в виду – Королевой, а не королевой, – уточнил Гаальц. – Простите мою прямоту, но мы, удельные бароны, привыкли говорить начистоту. Когда-то и здесь умели так же, но это баронство раньше других успело превратиться в королевство, и здесь быстро иссяк наступательный дух настоящих мужчин.

Королева смотрела на него с интересом. Не закричала, не возмутилась, что Гаальц, судя по его виду, счел хорошим знаком.

– Дорогой барон, – произнесла она наконец томно, однако голос ее был осторожным, – это все-таки речи… речи неповиновения!

Гаальц поклонился.

– Только не вам, моя королева, – сказал он пылко. – Только не вам!

Она встретила его жадный взгляд спокойной улыбкой.

– И что вы хотите?

Гаальц сам принес из другой комнаты поднос с кувшином и двумя небольшими изящными кубками из серебра. Поклонился, опустил на стол.

– Я даже рад, – сказал он, – что в виду особенностей разговора… присутствие слуг нежелательно. Зато это дает мне возможность поухаживать за вами лично. Оказывается, это так приятно! Я хотел бы пойти и дальше… в своем служении.

Она так же с улыбкой смотрела в его крупное мужественное лицо. Он был молод, силен и всячески подчеркивал свою силу и молодость, открывая крепкую загорелую шею, обнажая руки, а ворот вязаной рубашки держал расстегнутым так, что хорошо были видны черные курчавые волосы на груди…

– Что вы имеете в виду? – спросила она мягким обволакивающим голосом. – Спасибо, у вас изумительный вкус…

– Надеюсь, не только с вином, – ответил он. – Ваше Величество, мы, пограничные бароны, не умеем ходить вокруг да около. Скажу прямо: любой из нас весьма горд и своенравен. У нас суровая жизнь, что поделаешь! В каждом встреченном видишь в первую очередь противника… Но не так с женщинами, Ваше Величество! Словом, вам мы подчинялись бы не только со смирением, но и с радостью.

Она кивнула, принимая слова, но в ее ясных глазах было предостережение, что принимает только комплимент, не больше.

– Король стар, – сказал Гаальц. – Он уже не может принимать правильные решения…

– Но я молода, – возразила Шартреза. – Он может прислушиваться ко мне… Кроме того, если он умрет, править буду я.

Злая улыбка исказила суровое лицо Гаальца.

– Ваше Величество знает, – проронил он вкрадчиво, – для какой цели привезена принцесса Азалинда. Возможно, король поспешит отдать ее замуж, а ее ребенка наречь наследником трона?.. Или, того хуже, в случае своей кончины объявить правительницей ее?

Шартреза нахмурилась.

– Он этого не сделает!

– Да? – спросил Гаальц.

Его сильные загорелые руки с легкостью подхватили кувшин и галантно наполнили ее опустевший кубок, а потом свой. Шартреза на этот раз только пригубила, роскошные брови сдвинулись, а глаза невидяще смотрели в одну точку. Потом вздрогнула, на губах мелькнула виноватая улыбка. Она задержала взгляд на сильных обнаженных руках, покрытых курчавыми черными волосами, перевела взгляд на широкую грудь барона, улыбка стала шире.

– Ладно, – произнесла она. – Прямоту на прямоту. Вы меня пригласили с какой целью?

Гаальц поставил кубок очень осторожно, словно тот был из тончайшего льда, поднял сразу посуровевшие глаза на прекрасную королеву.

– Все бароны… – сказал он и повторил громче. – Все бароны… да-да, все!.. мы знаем настроение и тех, кто здесь не присутствует, так вот, все бароны… предпочли бы служить только вам, Ваше Величество. Ваша красота и наша мощь – это залог устойчивости королевства Зорр. Скажу прямо, дни Шарлегайла сочтены. Он стар, его перестают слушаться даже здесь, в Зорре. Бароны уже открыто не повинуются, а он ничего не может сделать. Да, он убил Фольгарта, но пусть подобное попробует в наших землях!.. Там не поможет никакая магия, никакая чертовщина. Да, я здесь склонил голову… но завтра я уеду в свои владения. И с того дня в Зорр не поступит ни единой золотой монеты, ни одного мешка с зерном, ни одной туши убитого оленя. Все бароны потрясены и возмущены подлым убийством барона Фольгарта. Тем более что он был убит колдовством, а мы храним верность Христу и Святой Церкви, что бы враги о нас ни говорили! Это сам Шарлегайл толкает нас на мятеж, дорогая королева.

– Я понимаю вас, – произнесла она мягко. – Представьте себе, понимаю. Свергнув Шарлегайла, вы неизбежно ввяжетесь в кровавые распри. Каждый захочет стать королем. Ведь у каждого запутанная и ветвистая родословная, у каждого свои заслуги перед Зорром… не так ли? А провозгласив меня королевой, вы обретаете ту власть и независимость, которой жаждете… и в то же время общая клятва в верности мне не позволит начать опасную войну…

Гаальц внимательно смотрел в ее безукоризненное лицо.

– Вы… удивительно точно все сформулировали, Ваше Величество. Честно говоря, вы настолько красивы и великолепны, что я просто не ожидал… не ожидал…

Она тихо засмеялась.

– Надеюсь, вы только одну меня недооценили, мой дорогой барон.

Ее красивое лицо на миг обрело холодный оттенок, словно превратилось в мраморное. Черты лица при всей безукоризненности стали резче, как у хищного зверя, а теплые лучистые глаза полыхнули грозой. И тут же снова мягкая улыбка заиграла на ее губах, что из холодных и тонких снова стали пухлыми, мягкими, глаза засветились дружелюбием.

– Да, – проговорил Гаальц, слегка опешив, – да… Вы умеете разоружить даже самых опасных противников. Вы очень умная женщина, моя королева. Я боюсь, что нам в нашем соглашении надо предусмотреть пункт, запрещающий вам выходить замуж.

Она вскинула тонкие соболиные брови.

– Почему?.. Если честно, я и сама не собираюсь этого делать, но… почему это важно вам?

– С вашим умом и красотой, – ответил Гаальц просто, – такой человек станет опасен. Да и вообще… пусть наши бароны заранее знают, что вы для них недоступны. В нашем мире необходимо равновесие.

Она кивнула:

– Понимаю. Как я уже сказала, мне не нужны мужчины рядом. Может быть… для постели, хотя я, честно говоря, к этим делам достаточно равнодушна, но уж ни в коем случае не желаю, чтобы кто-то повелевал мною, будучи всего лишь супругом.

Гаальц кисло улыбнулся.

– Браво. Ваше Величество, признаюсь, вы меня ошарашили. Я не ожидал, что встречу такой ум и такое понимание обстановки, так что мне надо срочно перестраиваться. Я полагал, что мне придется вести долгую интригу, подходить издалека, в чем-то убеждать, объяснять, уговаривать…

Она покачала головой:

– Как видите, мы уже прояснили позиции друг друга.

У меня затекла спина, а чад от погасшего факела все еще продолжал щипать глаза. Я страшился, что в зале услышат запах гари, потом вспомнил, что по всему замку постоянно пахнет горелым: везде жгут камины, везде жарят, варят, сушат, просто прогревают остывшие за ночь комнаты…

Я услышал, как в комнате Гаальц сказал твердо, властно, но в голосе звучало страшное напряжение и даже неуверенность:

– Итак, Ваше Величество, мы выложили все карты. Что скажете вы?

Я проморгал слезу и снова приник к глазку. Видно, как медленно и задумчиво Шартреза поднимает голову. Гаальц снова сходил в соседнюю комнату, вернулся с новым кувшинчиком. Вино явно слабое, терпкое, но приятное на вкус, я чуть не назвал год урожая, глядя на выразительное лицо королевы. В движениях барона чувствовалась нервозность, лицо побледнело, а на лбу проступили мелкие капельки пота. Он уже чувствует, что просчитался. Хотя бы в том, что за прекрасной внешностью королевы не разглядел немалый ум, проницательность и даже властную жестокость. А теперь достаточно ей все рассказать королю…

Он зябко передернул плечами. Похоже, сейчас думает, что, может быть, им удастся своей группой убить Шарлегайла и захватить замок. Но половина из них сложит головы. А вот из своих владений весь Зорр можно захватить руками вассалов.

Шартреза задумчиво водила кончиком розового пальца по ободку кубка. Бриллианты в кольцах сверкали мелкими искорками.

– Да, – ответила она медленно, – да.

– Что, Ваше Величество?

Она подняла на него взгляд. По бесподобным губам промелькнула легкая улыбка.

– Я с вами, – сказала она. – У меня есть и свои соображения.

Гаальц спросил нерешительно:

– Какие-то… еще?

– Да, – сказала она просто.

– Простите… осмелюсь я узнать? Это важно, как вы понимаете, Ваше Величество.

– Да, – ответила она. – Понимаю. Вам не надо опасаться, что я выйду замуж за одного из вас… за одного из могучих баронов. И он станет королем. Нет, у меня есть другое желание…

– Ваше Величество?

– Я смогу взять в мужья, – ответила она с усилием, – кого-нибудь из… простых, но сильных и красивых мужчин. Нет, не для того, чтобы сделать его королем. Королевой останусь я!.. Но я хочу ребенка. Хочу, чтобы мне было кому менять пеленки, кормить, учить ходить, разговаривать… И вот он станет королем.

Гаальц низко поклонился, скрывая огромное облегчение.

– Ваше Величество, я целиком и полностью… Уверен, что ни у кого не будет возражений. Нас вполне устраивает малолетний король, который достигнет зрелости лишь тогда, когда мы все уже состаримся.

Шартреза подняла на него большие прекрасные глаза.

– Кстати, – сказала она вдруг. – Почему я? Ведь есть еще принцесса Азалинда! Она – королевской крови. Она имеет на трон прав гораздо больше.

Гаальц покачал головой.

– Именно потому, что она – королевской крови. Ваше Величество, она слишком своенравна. И к тому же пробыла слишком долго в Срединных Королевствах… мы ее не знаем. По слухам, она слишком щепетильна, слишком верит в силу духа, а правитель должен быть более практичен. Вы нам куда понятнее… и приятнее.

Королева допила вино, поставила кубок и легко поднялась из-за стола.

– Чудесное вино. Мне кажется, такого нет даже в королевских подвалах. Хорошо, сэр Гаальц. Считайте, что я с вами. Однако я должна быть уверена, что вы не завлекаете меня в какую-то сложную интригу, в результате которой погубите меня в глазах Шарлегайла. Нет-нет, не спорьте! Вы же знаете, что можете это сделать. Чтобы вам поверить безоговорочно, я должна послушать и других. Убедиться, что они считают точно так же. И что все готовы… или хотя бы большинство… сместить короля и поддержать на троне меня.

Гаальц поклонился.

– Все будет сделано, Ваше Величество. Я соберу всех, а вам сообщу сразу же.

– И еще, – сказала она после небольшого колебания. – Я не хочу, чтобы Шарлегайла… убивали. Ведь можно и в почетную ссылку? Он сделал много для укрепления королевства. Будет не только справедливо, но и послужит для укрепления моего авторитета, если он… будет доживать свой век где-нибудь в тиши и покое.

Гаальц поклонился снова, на лице на миг появилась гримаса, но он сказал твердо:

– Он наш враг… но вы снова правы. Для королевства будет лучше, если его просто сместят, а не убьют.

Шартреза улыбнулась, ее глаза сияли, улыбка была обворожительной, а когда легко двинулась к двери, Гаальц пожирал глазами ее пышную фигуру. Затащить бы ее в постель прямо сейчас, прочел я по его глазам нехитрые мысли. Говорят, она всегда носит в рукаве кинжал, но его можно отнять… Правда, поговаривают, что лезвие отравлено, однако… Нет, сейчас нельзя, но когда-то время придет и для тебя, королева.

Из второй комнаты, куда Гаальц ходил за вином и получал инструкции, вышли Истаниэль, сэр Джон Дэй, последний из сегодняшней четверки баронов, а также еще несколько хмурых могучего сложения мужчин. Истаниэль уже был навеселе, да и Джон Дэй набрался, судя по его виду, но красные от выпитого глаза смотрят с угрюмой настороженностью, а движения не утратили быстроты и точности.

Истаниэль проворчал:

– Она еще и ставит условия!.. Должна бы визжать от счастья.

Гаальц сказал успокаивающе:

– Все хорошо!.. А то, что она ставит условия, что ж… это такая мелочь, что мы их просто не заметим. Да и многое может случиться до того времени, как она отыщет себе в мужья красавца-конюха… Главное другое: что делать с Шарлегайлом? Она ставит условие, чтобы с ним ничего не случилось, но понятно, что его надо убить в числе первых. Я надеюсь только, что она думает то же самое, что и мы, только говорит церковно правильные слова, будто Господь прислушивается к каждому сказанному нами слову.

Сэр Джон Дэй бросил отрывисто:

– Шарлегайл погибнет в числе первых, это понятно. Погибнут многие… хотя и без необходимости, а только потому, что по долгу бросятся защищать короля. Хотя даже они будут понимать… уже понимают, что правы мы. Оставшиеся принесут присягу королеве…

Четвертый барон хихикнул:

– Думаю, сделают это с удовольствием. Женщина на троне – это более мягкое правление, снижение налогов, установление мира с соседями, уступки баронам, графам, лордам, устройство увеселений…

– Король умрет, – подытожил Гаальц. – А кто еще умрет – это неважно. Все остальные могли бы служить нам… Но в таких беспорядках гибнет много людей, которым гибнуть необязательно. Сейчас главное другое. Мы должны собрать где-то всех, кто поддерживает нас. Пусть в конце концов все станет ясно. И когда все увидят, сколько нас, что нам достаточно просто явиться и велеть Шарлегайлу убираться… Словом, королева увидит нашу мощь, а мы принесем ей клятву верности… тем самым связав ее навечно и нерушимо с нами. С заговорщиками!

Истаниэль кивнул, лицо его стало суровым.

– Да будет так. Король предоставил нам огромные комнаты. Соберем всех у нас?

– Да.

– А короля это не насторожит?

Гаальц зло ухмыльнулся.

– Некому настораживаться. Слишком много доблестных рыцарей погибло, чьи залы опустели… и где теперь располагаемся вольготно мы. Слишком много погибло воинов не только из пограничных войск, но даже из дворцовой стражи. Я скажу вам то, что вас удивит…

– Что?

– Охраняются только главные двери. Во всем дворе всего четверо стражей, они все в тронной комнате. На охрану остальной части дворца не осталось ни единого человека!

Джон Дэй покрутил головой:

– Тогда что мы теряем? Пойти и прямо сейчас…

Четвертый барон нервно предостерег:

– Вы забыли того странного простолюдина, что пришел с Ланселотом?.. Мне не нравится ни его меч, ни его нечестивый молот. И хотя против толпы он ничего не сможет, но не хотелось бы, чтобы он метнул молот в мою сторону.

Гаальц добавил:

– А когда королева станет единственной правительницей, то кто знает… может быть, он и будет именно тем конюхом… ха-ха!.. И его молот и меч послужат нам. Ведь он, насколько мне уже известно, не присягал служить королю.