Текст книги "Излом необъявленной войны. Первая чеченская"

Старший лейтенант Д. Аденин долго лечился, перенёс шесть сложнейших операций, полтора года провёл в гипсе. Завершил службу подполковником МЧС. Воспитывает двух дочерей.

Капитан Валера Николаев дослужился до полковника.

Постоянно на связи ещё со многими, кто выжил. Война нас породнила. А разлучит только смерть.

Глава 4. «Змей Горыныч» не подвёл

На войне у каждого своё место и предназначение. Но на сапёров спрос особый: без них не обходятся нигде. И в обороне, и в наступлении, и на марше они находятся впереди. «Чистят» маршрут или, наоборот, минируют подходы перед позициями, выполняют множество других задач по боевому обеспечению.

Сапёры в Чечне были особенно востребованы, ведь там велась практически партизанская война, а это в значительной степени война минная. Смерть смотрит в лицо или дышит в затылок. Ошибаться нельзя. А касательно «железных» гарантий, так это только в сказке бывает!

А ещё сапёры гордятся своим «Змеем Горынычем». Это УР-77 (установка разминирования). Реже и строго между собой называют её проще – уркой, от аббревиатуры. Предназначена она для разминирования проходов в минном поле. На базе МТ-ЛБ – две ракеты, то есть можно сделать два запуска и обеспечить два коридора прохода. Благодаря принципу действия и прозвали Змеем Горынычем. Действительно, похоже. Выстреливается ракета, раскручивая за собой, грубо говоря, длинный «рукав», наполненный пластитом. Всё это змеёй падает на землю. Потом подрывается. В результате получается сплошная полоса разрывов, все мины под ней и рядом уничтожаются. Образуется коридор, по которому спокойно может пройти подразделение. Но это прямое назначение УР-77, больше ориентированное на широкомасштабную войну.

В чеченской войне бесценные, уникальные качества установки разминирования использовали и по-другому. Например, при взятии укреплённых пунктов боевиков или при подрыве стратегически важных мостов…

В первых числах января 1995 года в Грозном сложилась критическая ситуация. С ходу взять город не удавалось. Понадобилось перегруппироваться. Возникла острая необходимость в подрыве двух автодорожных мостов в районе Аргуна. Мосты прикрывались прочными опорными пунктами боевиков и были нашпигованы артиллерией и бронетехникой. Десантура пыталась захватить мосты – неудача. Даже спецназовцы не сумели выполнить поставленную задачу. Бывает и такое.

Начальник инженерной службы Объединённой группировки войск получил задачу на уничтожение мостов. Давалось четыре дня! Решили послать проверенного и опытного специалиста, инженера, полковника Анатолия Литовченко. Быстро подготовили специальный отряд из 30 человек, получили две установки УР-77 и выдвинулись в район Аргуна.

Уже на месте Литовченко разобрался, что реальная обстановка в этом районе сложилась совсем не такая, как рисовалась в штабе группировки. Тут мог выручить только «Змей Горыныч». Доложил наверх. Замысел Анатолия Фёдоровича состоял в том, чтобы провести ночную атаку позиций боевиков, прикрывающих мосты. Попытаться подорвать мосты установками разминирования. А утром, за час до рассвета захватить подступы к мостам. В случае неудачи попытаться подорвать пролётные строения группами подрывников.

Расчёт строился и на внезапности и нестандартном подходе. Ведь с начала боевых действий подразделения федеральных войск выполняли задачи преимущественно в дневное время. Никогда ещё данный способ не применялся для уничтожения объектов. К тому же не стоит сбрасывать со счетов мощное морально-психологическое воздействие «Змея Горыныча». Анатолий Фёдорович попросил выделить для прикрытия «у́рок» три боевые машины десанта. В штабе замысел одобрили.

Выдвинулись поздно вечером. Темнота, густой туман. Двигались на малой скорости с выключенными фарами. Светились лишь габаритные огни, которые просматривались на расстоянии не более 5-10 метров. Но шум двигателей предательски выдавал их. И боевики их всё же заметили. Началась стрельба. Во многом спасли мощные деревья вдоль дороги. Обстрел прекратился сразу же после подрыва первого заряда. Пуски проводили последовательно, как по позициям боевиков, так и по обходному автодорожному металлическому мосту.

Результатов ночной атаки установками разминирования сапёры ещё не знали. А на рассвете началась основная операция по захвату подступов к мостам. И затянулась она до 10 часов по нескольким причинам. Не сработали химики: не смогли задымить местность. Местность была открытой и хорошо просматривалась. С противоположного берега реки боевики давили плотным огнём. Десантникам удалось закрепиться на удалении от мостов на 300 метров.

Тем временем две подрывные команды на автомобилях «Урал» устремились к мостам. На максимальной скорости, до 100 км/час. Литовченко возглавил первую подрывную команду, подполковник Е. Киселёв – вторую. Уже при подъезде к основному железобетонному мосту Анатолий Литовченко понял, что десантники далеко сзади, что-то корректировать было уже поздно и бесполезно, дорога каждая секунда. Сапёры мчались к мосту, как камикадзе.

Полковник А. Литовченко вспоминает это так: «Первое, что я увидел – был металлический мост. Он должен был уничтожаться подрывной группой Киселёва. „Ночной“ заряд попал точно в пролётное строение и вдребезги разнёс его. Тормозной канат заряда провисал над искорёженными металлическими перекрытиями. Это был первый в истории войн и локальных конфликтов подрыв моста установкой разминирования. К сожалению, заряд на второй мост чуть-чуть не дотянул. Он взорвался примерно в пяти метрах от третьего пролёта (по тормозному канату), но частично разрушающее воздействие всё же оказал. Часть пролётного строения была выбита, и мы воспользовались этим. Скорость была большая, длина моста – 154 метра, и важно не проскочить. Практически сразу закричал водителю: „Тормози!“ А дальше всё отработали как по нотам. Разгрузили и уложили заряд примерно за 5–7 минут. Думаю, боевики приняли нас за своих и не решились открыть огонь. Им и в голову не могло прийти, что так авантюрно можно действовать. Когда приступили к укладке заряда, работали по-пластунски. Да и десантники усилили давление на боевиков. Они вели бой недалеко от нас. Подправив удлинённый заряд, состоящий из 40 ящиков тротила и 24 стандартных кумулятивных зарядов (практически по ширине проезжей части моста), воспламенил зажигательную трубку и отполз. На всё про всё оставалась всего минута времени. Успел даже отбежать.

Прогремел взрыв. Град осколков полетел сверху. Меня спасли стальной шлем и бронежилет. Выползали из опасной зоны около часа. Тащили на себе раненого сапёра Романа Маслюка. Полностью выдохлись. К счастью, обошлось без потерь. И с поставленной задачей справились».

Кстати, значительно позже полковнику Литовченко не раз приходилось слышать мнение «знатоков» минно-взрывного дела. Мол, зачем так рисковать. Проще было бы направить машину на мост с воспламенённой зажигательной трубкой. Все эти специалисты не только не знали теории взрыва, но и не имели практических навыков по подрыву железобетонных изделий. А спустя восемь лет в газете «Красная звезда» ещё и появилась статья под заголовком «Аргунский полёт „Шмеля“». В ней майор-химик Рим Магасумов рассказывал, что именно он подорвал первым выстрелом из «Шмеля» грузовик со взрывчаткой. Не зная ни теории, ни практики взрывов, даже не владея обстановкой, майор решил создать красивую сказку…

В течение двух суток сапёры выполнили две боевые задачи. Первая – по уничтожению опорного пункта боевиков. В оборудованных окопах были обнаружены четыре сгоревших бронетранспортёра, шесть деформированных и разбросанных на позициях противотанковых пушек. Уничтожен металлический мост. Вторая задача – уничтожен мощный железобетонный мост в непосредственной близости опорного пункта.

Ранены два сапёра – рядовые Роман Маслюк и Евгений Давыдов. Врач, оказывающий первую медицинскую помощь, выразил надежду, что Маслюк будет жить. Оказалось, наоборот. Выжил Давыдов. А Маслюк умер в госпитале спустя три недели.

Командование группировки войск и лично министр обороны РФ генерал П. Грачёв высоко оценили действия сапёров. Всех участников операции представили к высоким государственным наградам, а полковника Литовченко – к званию Героя России. Однако представление к Герою странным образом затерялось в кабинетах Минобороны. Литовченко получил орден и место слушателя в академии Генштаба.

Анатолий Фёдорович уверен: в первую чеченскую войну можно было (и нужно!) использовать УР-77 по полной программе. Но этого не сделали. Например, при штурме Грозного в январе 1995 года комбриг 131-й бригады почему-то решил обойтись без инженерно-сапёрной роты, оставив её в тылу. В 81-м мотострелковом полку группы разграждения почему-то находились в середине колонны. Чётких и конкретных задач не имели. А ведь установка разминирования группы лейтенанта Курманова находилась в зоне, позволяющей нанести удар по президентскому дворцу Дудаева, основательно нарушить систему управления и вызвать панику среди боевиков. Но установка не произвела ни одного пуска! Более того, была подбита. Всего таких установок в ходе боёв в городе было десять. Ни одна не применялась!

Мы беседуем с Литовченко на его малой родине, в Светлогорске (Калининградская область). В этих местах он родился и вырос. Отсюда поступил в военное училище. Старается регулярно навещать родину. Знает каждую улицу и тропу. Даже обзорную экскурсию устроил мне по памятным местам. Но разговор вновь возвращается к тем событиям. «Все крупные здания Грозного, особенно в центральной его части, были превращены в мощные узлы сопротивления, – рассказывает Анатолий Фёдорович. – Монолитное здание Совмина, гостиница „Кавказ“. Они служили прикрытием для президентского дворца. Опыт уличных боёв в городе показал, что применение авиации на переднем крае неэффективно. Артиллерию можно использовать ограниченно. В основном применялись миномёты и орудия для стрельбы прямой наводкой. А ведь решение подобных задач было по силам именно нашим установкам УР-77».

После выполнения боевых задач в районе Аргуна полковник Литовченко действовал со своим спецотрядом в районе больничного комплекса, в направлении Дома правительства и гостиницы «Кавказ». В течение десяти дней там шли жестокие бои. Наши подразделения несли потери, продвижение застопорилось. И тут вновь сработали «Змеи Горынычи». Ситуация заметно изменилась. Здания были взяты под контроль. В действиях подразделений федеральных войск наступил перелом.

Литовченко вспоминает: «Перед тем как пускать заряды по зданию Совмина, заряды перебрасывали через пятиэтажное здание нефтяного института. И я по-прежнему считаю: начни грамотно применять установки разминирования с самого начала операции, потерь было бы значительно меньше! В чём состоял секрет неприменения УР? Боялись рисковать. Недостаточная дальность пуска, 500 метров – это опасно не только в чистом поле, но и в городе, где нет чёткой границы переднего края, где всё насыщено снайперами и гранатомётчиками. Мне пришлось провести восемь пусков зарядов. Скажу прямо: опасное мероприятие. Ведь на войне, хотим мы этого или нет, действует старый принцип: „никто не хотел умирать“. Кстати, после Аргуна я уже не надеялся на химиков, а возил с собой и применял дымовые средства самостоятельно. Как ни странно, но „помогала“ в этом и дудаевская артиллерия. В районе библиотеки имени А. Чехова, где находились позиции пуска, стоял плотный смог от кирпичной пыли, как производной от взрывов мин и снарядов. Ну и самое главное – это тщательная подготовка экипажей, руководителей пусков, разведка объектов поражения, организация управления, взаимодействия и обеспечения. Этим должны заниматься профессионалы… Любое отклонение от перечисленных мной требований может привести к трагическим последствиям. 24 февраля 1995 года установка разминирования морпехов Тихоокеанского флота произвела пуск заряда по зданию, в котором находился штаб Кемеровского ОМОНа»…

Анатолий Литовченко успешно воевал и во вторую чеченскую кампанию. Командовал всей инженерной службой Западной группировки и 58-й армией. Тогда и мне удалось самому наблюдать за «Змеем Горынычем». Зрелище, скажу вам, незабываемое. При выстреле установки раздаётся дикий рёв ракетного двигателя, и в небо со всё возрастающей скоростью начинает подниматься короткая ракета, за которой тянется что-то белое. Потом ракета улетает вперёд (сработал заряд отцепки), и на землю падает змеистая, длиннющая колбаса. Короткая пауза, и тяжёлый взрыв сотрясает землю и небеса, а на широкой полосе разлетаются куски земли, перемешанные с полосой чёрного дыма.

И страшно, и красиво одновременно. Как и на войне…

Глава 5. Подземный госпиталь

Благодаря художественным фильмам о Великой Отечественной войне в нашем восприятии образовался некий штамп, касающийся военных медиков. Чаще всего нам представляется или врач-хирург в белом халате, склонившийся над раненым в госпитале, или героическая девушка-санинструктор, вытаскивающая на себе с поля боя пострадавшего бойца. Однако в реальной жизни всё бывает значительно сложнее. Даже полевые госпитали весьма отдалённо напоминают помещения, где лежат раненые и проводятся операции. В этом могли убедиться и сами военные медики, принимавшие участие в чеченской войне.

Для капитана Вилли Курбанова, терапевта отдельного медицинского батальона 19-й мотострелковой дивизии, война началась 28 ноября 1994 года. В этот день поступила команда о выдвижении на полигон Тарское, что вблизи административной границы Северной Осетии и Ингушетии. Прибыло высокое начальство из Москвы, из Главного военно-медицинского управления. Возглавлял его генерал Савин. Он изложил основную задачу – врачи медико-санитарного батальона усиливают 693-й полк дивизии. В каждую роту, каждый дивизион откомандировать по одному врачу. В числе «усилителей» оказались хирург майор М. Муталибов, терапевт В. Курбанов, военврачи капитаны С. Сапрыкин, О. Соболев, М. Рамазанов, старшие лейтенанты Ш. Бадавиев, А. Хохоев, И. Вятскин, А. Аликперов, А. Леонидов, М. Тобоев, лейтенанты К. Зайцев и А. Нигкоев.

Подготовили санитарные автомобили, автоперевязочные. Совместно с медицинскими снабженцами сделали расчёты необходимого медицинского оборудования, медикаментов, кровозамещающих растворов, транспортных и других необходимых средств. Не на прогулку отправляются, на войну. Правда, тогда толком никто не представлял, с кем и чем придётся столкнуться всего через несколько дней. Медицинское руководство из Москвы объяснило своё решение тем, что всё делается для того, чтобы избежать больших санитарных потерь. А ещё ссылались на опыт войны в Афганистане.

Муталибов и Курбанов, уже побывавшие «за речкой», с таким мнением не согласились. Они считали, что в отдельных специальных операциях это разумно, а в крупномасштабной войне приведёт к печальным последствиям. Но кто тогда думал, что война затянется! Ведь даже министр обороны обещал справиться с Чечнёй силами двух десантно-штурмовых полков.

Надо сказать, что до войны в Афганистане курсантов-медиков на военно-медицинских факультетах и в Военно-медицинской академии практически не готовили к реальным боевым условиям. Курбанов рассказывал мне, сколько смеха и ядрёного сарказма вызывали у военной публики в Афганистане манипуляции новичков-врачей с оружием, радиостанциями. Приходилось самостоятельно учиться у обстрелянных солдат и офицеров не только элементарным вещам на поле боя, но и учиться подавлять в себе усталость, страх, чувство голода. У войны свои законы.

Самых добрых слов заслуживают и медсёстры. Для многих из них боевые действия начались за несколько лет до чеченских событий. Во время осетино-ингушского конфликта они выполняли свои обязанности на административной границе Чечни и Ингушетии. Татьяна Горюн, Ирина Корниенко, Виктория Лазарева, Наталья Кожевникова, Лариса Дубовенко, Залина Гогичаева, Валентина Мельникова, Надежда Алиева и другие.

Солдаты называли полевой медпункт «лучом света в тёмном царстве». Женщины в белых халатах трудились сутками, сменяя друг друга. Оказывали медицинскую помощь не только военным, но и местному населению. Ночные вызовы, обстрелы стали для них обыденным явлением.

А ведь у многих из них были дети. К примеру, Татьяна Горюн. Долгое время проработала в Орджоникидзевском военном училище. Когда его расформировали, осталась одна в списанной военной поликлинике, боялась, что разворуют всё оставшееся имущество. Несколько месяцев оказывала медицинскую помощь военнослужащим и членам их семей, прибывающим к новому месту службы. На базе бывшего училища формировался 503-й мотострелковый полк. Работала добровольно, без приказа и денежного довольствия.

Когда высокое армейское начальство прибыло в полк, все удивились такому благородному поступку Горюн. За один день Татьяну призвали на военную службу. В 39 лет, с тремя маленькими детьми на руках. Кстати, её дети пошли по стопам своей матери. Служили в армии, выполняли боевые задачи на Северном Кавказе.

11 декабря 1994 года на нескольких направлениях войска стали выдвигаться в сторону Чечни. На Владикавказском направлении действовал сводный отряд из подразделений армейского корпуса. Им руководил генерал В. Петрук. В составе 693-го полка – военные медики. Двигались через Ингушетию.

Военных встречали, мягко говоря, недружелюбно. Из-за живого щита, составленного из стариков, женщин и детей, выскакивали молодые мужчины с заточенными металлическими штырями и протыкали колёса, специальными крючьями обрывали трубки бензопроводов и тормозов.

Уже на следующий день в районе населённого пункта Ассиновская колонна попала под обстрел. Пошли первые потери. Было ранено 13 человек. После оказания первой медицинской помощи вертолётом отправляли во Владикавказский военный госпиталь. Войска остановились.

14 декабря боевики сбили военно-транспортный вертолёт. Об этом сообщил прибывший парламентёр. Курбанов с водителем рядовым В. Романовым выдвинулись к месту падения вертолёта. А их уже ждали. Внушительная группа людей в форме афганских моджахедов с оружием. Настроены агрессивно. Постоянно выкрикивали, провоцировали, угрожали. Они плотным кольцом окружили «таблетку» (санитарный автомобиль).

– Где лётчики? – Курбанов старался сохранять хладнокровие и не поддаваться на провокации.

– В овраге.

Погода стояла мерзкая: шёл снег с дождём. Спустились в овраг. Лётчики находились там, на расстоянии ста метров друг от друга. Оба были мертвы. Видно было, что боролись за жизнь до конца. Один из них наложил на бедро жгут и был слегка перебинтован индивидуальным перевязочным пакетом.

Сверху начали кричать: мол, будете забирать или нет. Что за вопрос! Курбанов, не задумываясь, решил забирать трупы. Первого лётчика с трудом на носилках подняли из оврага и загрузили в санитарный автомобиль. Второго еле-еле вынесли. Он оказался очень тяжёлым. А третьего лётчика не нашли. Парламентёр пояснил, что он находится в больнице Ачхой-Мартана. А это уже территория Чечни. Времени на раздумья не было. Решили сначала отвезти убитых в расположение дивизии, а затем ехать за раненым лётчиком.

В больницу приехали вдвоём: Курбанов и Сапрыкин (хирург). Там их снова ждали. Но на этот раз толпа местных жителей: старики, женщины, дети. Вновь крики и стоны, недовольство и попытки спровоцировать военных.

Лётчик оказался нетранспортабельным. Единственный вариант: надо несколько дней подождать. Этим воспользовались боевики, они старались затянуть переговоры по освобождению лётчика.

Так вот, вся эта ситуация с «мирными протестами» местного населения, бесконечными обстрелами, потерями солдат и офицеров, которые трудно было считать не боевыми, на офицерский состав действовала угнетающе. В таких случаях появляются панические настроения и так называемое состояние брожения. Несколько раз командование Объединённой группировки войск заставляло командира дивизии полковника Кандалина продолжить движение и наступать. Но ни уговоры, ни просьбы не помогали. Кандалин написал рапорт об увольнении. Его примеру последовали некоторые начальники служб. Однако ни один военный медик рапорта об увольнении не писал!

Затем произошла смена командования. Вилли Алиевич в эти дни стал вести дневник, куда записывал эпизоды, хронику событий и свои выводы. А обнародовал свои записи много позже, спустя двадцать пять лет. Вот некоторые выдержки:

«1–3 января. Войска группировки „Запад“ заняли стадион и парк имени В. Ленина. Наша медслужба расположилась в помещении небольшого кафе. Оборудовали комнаты под перевязочную и процедурную, начали принимать раненых. На коротком совещании распределили обязанности: кто чем будет заниматься, постарались наладить медицинский учёт, нашли первичные медицинские документы, начали их заполнять.

Хирурги приступили к первичной обработке ран и инфузионной терапии. Остальные врачи стали им помогать. Понемногу все стали на время хирургами. Те, кто имел свободное время, занимались эвакуацией раненых в МОСН (медицинский отряд специального назначения) из Ростова-на-Дону. Его развернули на окраине Грозного».

«6–7 января. Созданы сводные отряды для штурма президентского дворца. Появились потери среди медицинского персонала. Первый врач старший лейтенант Шульженко погиб в ночь с 31 декабря на 1 января. 7 января во время штурма погиб капитан Олег Соболев. Он действовал в роли фельдшера и санинструктора».

«Штурм был тяжёлый. Ежедневно привозили много раненых. Некоторых не успевали довозить. Были дни, когда через каждые полчаса поступало до 25 человек. Много помогал медикам заместитель командира дивизии полковник В. Еремеев. Он оперативно выделил для раненых три бронетранспортёра. Благодаря ему в приказе по группировке мы теперь считались как объединённый медицинский пункт группировки (эвакоприёмник). Меня назначили начальником этого пункта».

«15 января. Перебазировались в подвальное помещение. И опять в здание общепита. На этот раз им оказался бар-ресторан с большими подвалами. Контрразведчики предупредили нас, что будет обстрел рано утром. До рассвета весь объединённый медпункт перевели в „подземелье“. Я с капитаном С. Сапрыкиным остался для подстраховки. Не все знали о новом месте дислокации. Оставили машину МТ-ЛБ с санитаром.

В пять утра начался миномётный и артиллерийский обстрел. Снаряды рвались рядом. Поступили 19 раненых. В основном связисты и автомобилисты, которые просто не успели уйти. Среди раненых – начальник автомобильной службы дивизии. Получил тяжёлое осколочное ранение в шею. Рядом в этот момент оказались медики. Затем больше не испытывали судьбу и сразу же переехали в подвальное помещение. Теперь мы стали именоваться подземным госпиталем».

«Не забуду мужественную работу прапорщика с его легендарным МТ-ЛБ. Он занимался эвакуацией раненых. Постоянно под пулями, но дело своё знал исправно. А вскоре Костя (прапорщик) погиб».

«15–20 января. По мере пребывания новых команд спецназа, морской пехоты возникали курьёзы. Однажды морпехи обстреляли подвал. Пули буквально просвистели над головой хирурга М. Муталибова. Решили с ними разобраться по-мужски. Правда, мужики сразу извинились. Они и предположить не могли, что здесь, на передовой, расположен госпиталь, пусть и подземный.

Поговорили и решили, что морпехи оставят одного своего врача у нас. Для контроля и медицинского учёта своих раненых и больных. Так в наших рядах оказались врачи морской пехоты Тихоокеанского флота. Затем рядом с нами трудились медики аэромобильного отряда, которые принимали десантников. Организация взаимодействия между медиками различных родов войск состоялась».

«В начале февраля бои в городе стихли. Медицинский пункт (подземный госпиталь) переместился в район Андреевской долины. Снова рекогносцировка, выбор места, оборудование помещений и прочие повседневные заботы. Но стало легче. Помог приобретённый опыт».

Кстати, надо отметить, что подземный госпиталь бесперебойно существовал целый месяц, в период тяжелейших и кровопролитных боёв в Грозном. Военные медики работали по 16–18 часов в сутки. Операции шли одна за другой, без перерыва. Тяжелораненые ежедневно эвакуировались и отправлялись в МОСН, на большую землю. А Курбанов занимался, кроме всего прочего, организацией питания, снабжения, взаимодействия. Сотни солдат и офицеров получали первичную квалифицированную медицинскую помощь. А это спасённые жизни. За них и боролись ежедневно: днём и ночью. Под непрекращающуюся канонаду. Совсем рядом шли тяжёлые бои.

Весной 1995 года началась ротация. Военные медики, прошедшие суровые испытания первых месяцев чеченской войны, убывали к новым местам дислокации. Майор Муталибов и капитан Сапрыкин отправились на учёбу в Военно-медицинскую академию имени С. Кирова в Санкт-Петербург. Капитан Курбанов стал ординатором Владикавказского военного госпиталя. Для него война продолжилась. Правда, уже без разрывов снарядов. Но в госпиталь постоянно поступали раненые. И их надо было спасать…