Текст книги "Не ведая сомнений"

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, так подошёл к своему завершению и их отпуск. Набрав с собой как можно больше фруктов, банок с вареньем и прочих продуктов, чтобы хватило на более долгое время в голодной Калининградской области, Ивановы вылетели самолётом домой, на западную границу, в свою часть.

Глава седьмая

В 1981 году крайне обострилась внутренняя политическая и экономическая обстановка у западного соседа СССР – Польши. Возглавляемая Лехом Валенсой профсоюзная организация «Солидарность», почувствовав слабость власти и получив поддержку Запада, открыто выступила за свержение политического строя в стране. В социалистической Польше, входящей в состав Варшавского военного Договора назревал хаос, возможно гражданская война. Этого, прежде всего руководство Советского Союза, да и трезво мыслящие силы в самой Польше позволить не могли. Поддерживаемый со стороны СССР, пользуясь авторитетом в стране и прежде всего в армии, к руководству Польши пришёл генерал армии Войцех Ярузельский, сконцентрировавший в одних руках всю военно-политическую власть в государстве. Он попытался вначале демократическими методами восстановить порядок в стране, но «верхушка Солидарности» этого уже не хотела. Она шла на решительный конфликт с властью, втягивая народ в кровавую бойню революций и мятежей. Капиталистический Запад всеми силами способствовал этому. Рушилось одно из основных звеньев в цепи Социалистических стран.

Советский Союз не собирался сдавать свои позиции на Западе, беспомощно наблюдая, как гибнет с огромным трудом и жертвами выстроенная политическая и социально-экономическая система. В связи с этим, войска западных округов (Киевского, Белорусского, Прибалтийского) и Балтийского Флота приступили к подготовке широкомасштабных военных учений. Тем самым СССР давал понять, что Польшу он никому не сдаст. Основной этап учений предполагалось провести в начале сентября на военных полигонах Прибалтики, Белоруссии и акватории Балтийского моря. Частично они затрагивали и ряд стран Варшавского блока. Уровень их был максимально высокий, приближенный к боевым действиям. Среди присутствующих должны были находиться министр обороны маршал Д. Ф. Устинов и начальник генерального штаба маршал Н. В. Огарков.

Девяносто восьмой гвардейский танковый полк, в котором в то время продолжал служить Николай Иванов, также приступил к подготовке к учениям. На полигонах части, не прекращая днём и ночью, ревели танковые двигатели, слышалась стрельба. В запасных районах отрывались окопы. Склады пополнялись боеприпасами, горюче-смазочными материалами и провиантом. Все понимали, что всё это одними учениями может не закончится. В нескольких километрах от города Мамоново, где базировался девяносто восьмой гвардейский танковый полк, проходила граница с Польшей. В связи с тем, как там накалялась внутриполитическая обстановка, интенсивнее проводились соответствующие мероприятия на другой стороне границы.

Офицеры неделями не бывали в своих семьях, «пропадая» с личным составом на занятиях, в нарядах, караулах, на всевозможных работах. Иванов, похудевший и загорелый, старался всегда выбрать время, чтобы забежать домой. Иногда это получалось. Сын быстро подрастал, радовался приходу отца. С удовольствием рассматривал и играл военной амуницией: портупеей, кобурой пистолета, на время забывая о традиционных детских игрушках. Николай, делясь с женой новостями, серьёзно предупредил её, что как только начнётся что-нибудь серьёзное и их полк двинут в Польшу, она сразу же, немедленно должна выехать в Челябинск к матери.

Однажды перед обедом Иванова вызвали к командиру полка. Он быстро по-курсантски начистил до блеска сапоги, металлические части портупеи и в полном недоумении направился в штаб. Войдя в кабинет подполковника Безрученко, Николай, приложив руку к козырьку фуражки, лихо доложил о своём прибытии. В кабинете кроме комполка находились начальник штаба майор Орлов и председатель жилкома жена Безрученко.

– Ну что лейтенант, – сказал подполковник, – твоё подразделение, как мне доложили, показывает хорошие результаты в дисциплине, боевой и политподготовке. Ты, сынок, становишься не последним офицером в части. С чем я тебя и поздравляю. В семье у вас родился ребёнок. Молодец, так держать! – тут он грузно поднялся из-за стола, подошёл к застывшему по стойке смирно Николаю, крепко пожал ему руку.

– Тут мы подумали, – продолжил комполка, – что такого офицера надо поддержать. Хватит твоей семье мучиться в бараке, пора переезжать в нормальную квартиру.

При этих словах у Иванова перехватило в горле.

– У нас появилась частично свободная квартира, – продолжила жена подполковника, – хозяин её сейчас в Афганистане. Его вещи находятся в одной комнате, а другая – пуста. После службы в ДРА он вряд ли вернётся в нашу часть. Поэтому мы вам предлагаем занять данную жилую площадь и жить временно в свободной её части до той поры, пока семья этого офицера не вернётся или не заберёт свои вещи. Оплачивать коммунальные услуги будете вы, а с оформлением придётся подождать. Вы согласны? – закончила она.

Да разве надо было спрашивать Николая, его просто переполняло счастье. Ни каких тебе печек, раз в неделю бань, общих кухонь, туалета на улице. У них теперь будет почти своя благоустроенная квартира! Ему хотелось быстрее поделиться этой новостью с женой.

– Огромное вам спасибо! – громко ответил он. – Буду и впредь также достойно исполнять свои обязанности, и выполнять воинский Долг!

– Вот и хорошо лейтенант, – сказал комполка, – а сейчас с председателем жилищной комиссии пройдёте, посмотрите квартиру, и получите от неё ключи. Если вопросов нет, можете идти.

Пятиэтажный панельный дом, в котором предстояло жить семье Ивановых, стоял рядом с территорией части. Квартира находилась на втором этаже и представляла собой всеми известную форму «распашонки». Одна небольшая закрытая комната выходила окнами на север, другая побольше – на юг. Маленькая кухонька также была на южной стороне.

– Ну, как вам, подойдёт? – спросила председатель жилкома.

– Конечно, подойдёт, – взволнованно ответил Николай, словно ожидая, что её в последний момент ему не дадут.

– Тогда держите ключи, счастья вам, и благополучия, – сказала тепло улыбнувшись она.

Иванов ещё раз осмотрел комнату и кухню, а затем, закрыв дверь, пулей полетел к жене сообщить долгожданную радость: им дали квартиру!

Уже на следующий день семья Ивановых осваивала новую жилплощадь. Не смотря на голые стены, в ней казалось тепло, уютно и просто хорошо. Теперь ближе к дому находились гарнизонный магазин и сам город. Рядом жили семьи новых друзей и товарищей по службе. Да и до казармы, где располагался батальон Николая, было всего каких-то двести метров. Теперь Иванов мог позволить себе чуть дольше поспать и по возможности сбегать на обед. Но хватит о быте, вернёмся к службе.

Личный состав восьмой танковой роты за прошедший год службы значительно повзрослел. Это были уже не «зелёные» пугливые воробышки, а закалённые в учениях, нарядах, караулах крепкие парни. Им не хватало места в серой и гнетущей казарме, хотелось выплеснуть бродившую молодую энергию за её пределы или утопить в спиртном угаре. Командир роты Чигвинцев видя это, предпринимал всевозможные меры по усилению контроля за личным составом. Офицеры старались так «замучить» на занятиях и тренировках подчинённых, чтобы к концу дня у тех не было никакого желания уйти в «самоход» или сделать ещё что-нибудь нарушавшее уставной порядок. В основном это им удавалось. А вот в более «демократичной» обстановке соседней девятой роте ночью, оставшись без присмотра офицеров, двое солдат забрались в каптёрку и там, в темноте, попытались «гульнуть», выпить спиртного. Однако, перепутав бутылки, вместо водки выпили метилового спирта. Один из солдат сразу опрокинул в горло с полстакана, другой только попробовал. В итоге первого парня через три дня не стало, а второй отделался «лёгким испугом». Командир роты за этот случай получил «неполное служебное соответствие», а мог быть наказан ещё строже, несмотря на то, что-мужик-то он был не плохой.

Однажды в июле месяце Николая назначили на неделю ответственным за танкодром. Это означало, что все семь дней он должен был находиться с механиками-водителями учебных машин. Отлучаться куда-либо категорически запрещалось. Жили они в казарме полностью автономно. С полка им привозили или приносили пищу. Задача, которую выполняло это сборное подразделение, была проста: производить обслуживание и незначительный ремонт учебных танков, а также готовить их для занятий по вождению. Танкодром находился на берегу Вислинского залива. Здесь Иванов «отвёл душу» накатавшись на боевых машинах по песчаным плёсам, взбираясь на крутые берега, преодолевая противотанковые рвы, надолбы, воронки. Однако, через несколько дней это ему надоело. В четырёх километрах у него находилась семья, а он не мог даже на минуту оставить без присмотра личный состав и технику на танкодроме. Пока шли плановые ежесуточные занятия, это отвлекало. Но тут наступили выходные дни. Делать, по сути, было нечего. Иванова мучительно терзала мысль: «Эх, сбегать бы на часок-другой к семье». И он решил, после вечерней поверки личного состава на ночь сходит домой.

Николай так и сделал. После поверки, дождавшись, когда солдаты лягут спать, оставив за себя старшим сержанта и проинструктировав его, легко побежал в сторону военного городка. Что для него были эти четыре километра, да он их просто и не заметил. Ворвавшись как тёплый летний ветер в квартиру, он крепко обнял жену, поцеловал спящего сына. Жена была искренне рада ему. Лида тут же пошла накрывать на стол, а Николай залез в ванну. Как приятно смыть с себя недельную пыль и пот, ощутить живое прикосновение чистой воды. Это подлинное блаженство!

Было уже поздно. Сын крепко спал, а Николай с Лидой всё сидели за столом, разговаривали, делились новостями о том, что пришли письма от родных, как растёт ребёнок, обсуждали складывающиеся отношения с соседями. Они уже собрались идти спать, но тут в дверь постучали. Иванов встал, открыл её. На пороге стоял посыльный от дежурного по части. Он передал приказ дежурного, срочно прибыть на танкодром, так как там произошли неприятности. При этих словах Николая словно окатило холодной водой. Сказав посыльному, что он всё понял и через тридцать минут будет там, поспешил одеться, простился с женой. Лида была не меньше мужа взволнована. Что там могло произойти в его отсутствие? Лишь бы никого не убило. Эх, лейтенант Иванов!

Выйдя на улицу, Николай наткнулся на стоящий возле входа кем-то оставленный велосипед.

– А, потом верну, – долго не раздумывая, он вскочил на него. Ветер зашумел в ушах от скорости, с какой лейтенант понёсся по дороге на танкодром. И уже через несколько минут был там. Танки стояли на месте. В окнах казармы виднелись тусклые огни ламп дежурного освещения. Бросив велосипед, Николай вихрем влетел в помещение. Дневальный, спрыгнув с тумбочки, на которой сидел, испуганно моргая глазами, позвал сержанта. Тот нехотя встал с кровати, поправил обмундирование и доложил лейтенанту, что в подразделении за его отсутствие ничего не произошло.

– Как это ничего не произошло?! – возмущённо закричал на него лейтенант. – Мне сообщает дежурный по полку, о том, что здесь «бардак», а у вас значит всё хорошо! Поднять весь личный состав на поверку!

– Рота подъём! – скомандовал сержант.

Солдаты недовольные, чертыхаясь, не спеша вставали. После того, как последний военнослужащий занял своё место в строю, Иванов лично по списку проверил их наличие. Не хватало одного – Нуритдинова механика-водителя учебной машины с его взвода. На вопрос:

– Где он? – все молчали. Николай прошёлся вдоль строя, от троих солдат – «дембелей» почувствовал запах алкоголя.

– Теперь мне всё понятно, – грозно сказал Иванов. – Вам троим за распитие спиртного «губа» (гарнизонная гауптвахта) и пара месяцев дополнительной службы. Сейчас за вами прибудет дежурная машина. Теперь насчёт Нуритдинова. Мне хотелось бы знать, куда он ушёл? Пока я не получу ответ будем стоять. Ну?! – повысил он голос.

Среди солдат прошёл шёпот.

– Так есть среди вас кто-нибудь смелый, готовый постоять за коллектив, а не за одного негодяя? – спросил Николай.

– Сержант, окинул взглядом своих сослуживцев, видимо ища в их глазах поддержку, сказал, что Нуритдинов поехал на танке в сторону рыбоконсервного завода, находящегося недалеко от танкодрома.

– Я не понял?! – удивился Иванов, – Вы сказали он поехал, на чём?!

– На своей машине, – сказал сержант.

– На танке ночью за продуктами и водкой?! – в гневе закричал лейтенант. От одной этой мысли его самого пробил холодный пот.

– Так точно, товарищ лейтенант, – опустив голову, окончательно признался сержант.

– Приказываю! – жёстко скомандовал Николай, – личному составу до прибытия дежурного по полку оставаться в строю! Я убываю за Нурутдиновым.

Он немедленно связался с дежурным по полку, доложил обстановку и тут же убыл на поиски исчезнувших солдата и боевой машины.

Ночь была тёплая и светлая. Иванов отыскав на песке свежий след танковых гусениц, побежал, но нему. Ноги вязли в песке, спотыкались о корни, сухие ветки деревьев, камни, но он ни на секунду не останавливаясь, как одинокий, матёрый волк, неуклонно приближался к своей цели.

Когда примерно километра три остались за спиной Николая, перед ним внезапно возник огромной тёмной силуэт, наполовину скрытой кустарником. Да, это был танк Нуритдинова. Люк механика-водителя открыт, в машине и рядом с ней – никого. Иванов осторожно влез на броню, опустился на место механика-водителя. Немного подумав, выдернул из электрической системы запуска двигателя «мост» – необходимую для этого деталь, затем вылез из танка и спрятался рядом с ним в кустах. Он решил дожидаться солдата. И пробудившееся в нём охотничье чутьё не обмануло его. Минут через двадцать послышались быстрые шаги со стороны комбината. Вот кто-то вскарабкался на трансмиссионное отделение, прошёл по борту танка, остановился перед открытым люком механика-водителя. Лейтенант выглянул из «засады». На фоне ярко светящих звёзд и луны он отчётливо увидел и узнал Нуритдинова. Тот совершенно спокойно поставив на броню звякнувший стеклом вещмешок, влез в узкое водительское отделение.

– Ну, привет Нуритдинов! Далеко собрался? – внезапно появившись перед машиной, сказал Иванов.

Солдата от неожиданности на несколько секунд парализовало. Затем придя в себя, он со страха начал запускать двигатель, видимо ещё не понимая сложившуюся ситуацию. Но как не старался Нуритдинов, двигатель не запускался. Тогда он попытался закрыть крышку люка, чтобы таким образом спрятаться от разъярённого лейтенанта. Иванов понял это. Быстро вскочил на броню, ногой прижал крышку, а руками схватил за голову и шею солдата и резко выдернул его из танка. Задыхаясь, Нуритдинов перестал цепляться за броню. В следующее мгновенье, Николай немного оттолкнул его от себя и тут же ударил справа по корпусу. Солдат потеряв равновесие, замахав в воздухе руками, слетел с танка в песок. Лейтенант залез на место механика-водителя, вставил в блок электропитания изъятый им «мост», завёл двигатель, включил фары СМУ.

– Нуритдинов! – крикнул Николай, – бегом впереди танка к казарме! Остановишься – задавлю! Ты меня уже достал!

Солдат мигом встал и с испугом оглядываясь, побежал по набитой танковой колее. Сзади его, ревя своими семьсот восемьдесятью «лошадями», лязгая стальными гусеницами, тёмной, тяжёлой массой, практически наступая на «пятки», двигалась боевая машина.

Когда они таким вот образом добрались до казармы, Нуритдинов еле-еле передвигал ноги. Тело его била нервная дрожь.

Возле домика стояла дежурная машина. – «Значит», – подумал Николай, – «дежурный по полку уже здесь». – Поставив и заглушив танк, Иванов вместе с ожидавшим его Нуритдиновым, вошёл в казарму. Там перед строем расхаживал капитан – начальник штаба соседнего батальона и проводил с личным составом нравоучительную беседу. Он говорил:

– В нашей Советской, а ранее русской Армии всегда был такой девиз: «один за всех и все – за одного!». Этим мы отличаемся от других народов мира, этим мы крепки и непобедимы. Ещё раз напомню, что до последнего солдата стояла Брестская крепость. Ради своих товарищей на амбразуру вражеского пулемёта бросались десятки Матросовых. А почему? Потому что это всё строится на практике воспитания. Я не говорю о высоких нравственных качествах, это и так понятно. Однако, как мы видим, не у каждого из вас, к сожалению, они имеются. Я говорю о другом, более простом. Вот, например, пошёл в самоход один солдат – значит, будет наказан не только он, но и всё подразделение. Почему вы все сейчас не спите, да потому что ваш товарищ совершил противозаконный проступок – угнал танк. Пока он не будет найден и доставлен на гауптвахту, ни один из вас не покинет этот строй. Так было и так будет всегда. Понятно! – закончил он.

– Так точно, – вяло, но одновременно ответили военнослужащие.

В это время в казарму вошли Иванов и Нуритдинов. Николай, приложив руку к головному убору доложил дежурному по полку о случившимся во вверенном ему подразделении. Капитан спокойно выслушал, спросил лейтенанта, не нужна ли ему его помощь, а также кого забрать с собой на гауптвахту. Иванов от помощи отказался, а на «губу» представил трёх «дембелей» употребивших спиртное и Нуритдинова. Ещё он попросил дежурного забрать в городок «позаимствованный» им велосипед. Капитан сказал, что командиру полка об угнанном танке докладывать не будет, а об остальном придётся. На этом офицеры расстались.

Иванов ещё с полчаса производил разъяснительную беседу с личным составом и только к трём утра, видя, что солдаты скоро начнут падать, разрешил произвести «отбой». А на другой день вместо воскресного отдыха он провёл утреннюю зарядку, закончившуюся кроссом на три километра. После завтрака и до обеда продолжил занятия по строевой подготовке и уставам. Затем, покормив обедом людей и дав им тридцатиминутный отдых, отправился с механиками-водителями готовить технику к предстоящей учебной неделе. С этого дня с «разбродом и шатанием» в этом сборном подразделении было покончено. Личный состав, почувствовав твёрдую руку, стал добросовестно выполнять свои обязанности.

За данные события, происшедшие на танкодроме Иванов не получил сколько-нибудь серьёзных взысканий, хотя был готов ко всему. Один лишь комбат на совещании в батальоне немного покричал, да объявил устный выговор. Это практически ничего не значило. Видно о событиях на танкодроме в штабе полка было не известно, либо никто не хотел «выносить сор из избы». Короче говоря, Николаю здорово повезло.

Глава восьмая

Второй год службы для Николая Иванова в девяносто восьмом гвардейском танковом полку ознаменовался тем, что ему посчастливилось, как человеку военному, офицеру, принять участие в исторически важных военных учениях «Запад -81».

Справка:

«Это оперативно-стратегические учения армии и флота СССР и стран Варшавского договора, проходившие с 4 по 12 сентября 1981 года на территории Белорусского, Киевского и Прибалтийского военных округов, а также в акватории Балтийского моря. Помимо Советского Союза, учения проводились также на территории нескольких дружественных государств. Они являлись одними из крупнейших оперативно-стратегических учений в истории советских Вооружённых Сил. По своим масштабам были сопоставимы лишь с крупными операциями времен Великой Отечественной войны. В ходе учений „Запад-81“ впервые были опробованы автоматизированная система управления и некоторые виды высокоточного оружия.»

Учения «Запад -81» состояли из двух этапов. Основной, он же и заключительный, начался второго сентября и продолжался десять дней. Подготовка к ним заняла значительно больше времени. После второй мировой войны Советский Союз впервые проводил столь мощные военные учения, приближенные к реалиям современного боя. Участие девяносто восьмого гвардейского танкового полка в них сводилось: к совершению своим ходом длительного марша; подготовке и форсирование водной преграды; захвата и удержание плацдарма. Это были серьёзные учебно-боевые задачи.

Третий танковый батальон майора Ибрагимова, по замыслу должен был форсировать реку Неман. Одной ротой под водой, второй на плавсредствах, а третьей – по понтонному мосту. Река Неман – это серьёзная водная преграда. В месте форсирования ширина её достигала двухсот метров, глубина на мелководьях составляла четыре-пять метра. По ней ходили буксиры, баржи и катера. Для танков, с установленным на них оборудованием для подводного вождения, такая глубина являлась максимально допустимой. Плохо подготовленная экипажем боевая машина, неправильно выбранный сапёрами участок для форсирования, любая ошибка механика-водителя в период движения под водой – всё это могло привести к печальным последствиям. Если двигатель танка заглохнет, значит останавливаются и системы жизнеобеспечения. Помпа (водяной насос) переставал откачивать поступающую внутрь воду, замыкала и выходила вся электропроводка и все электрические системы, уходил воздух. Люки до полного затопления машины из-за большого наружного давления не открывались. Экипаж в таких условиях был бы обречён. Но для подобных рискованных ситуаций в каждом танке, у каждого члена экипажа имелся специальный изолирующий противогаз, на то время – ИП-46, который позволял человеку около часа продержаться под водой без атмосферного воздуха. Этого времени, как правило, хватало, чтобы тягачами вытащить боевую машину на берег или экипажу самостоятельно покинуть её.

Последние перед ученьями дни третий танковый батальон усердно тренировался по отработке действий экипажа во время выхода из затопленного танка. Сначала все досконально изучили изолирующий противогаз, опробовали его действие в бассейне. Смешно со стороны было наблюдать, как по дну бассейна в противогазах, с гирями в руках (иначе вода выталкивает на поверхность) друг за другом движутся «человекообразные монстры», которых периодически подёргивая за верёвку, вели контролёры. Затем, после этой водной процедуры наступал самый ответственный момент занятия. Экипаж спускался по лестнице в глубокий, небольшой по габаритам, пустой бассейн. Там находился макет башни танка. Военнослужащие поочерёдно спускались туда, закрывали люки, занимали свои боевые места. От инструктора поступала команда: «Надеть изолирующие противогазы!» По её выполнению в бассейн по трубам подавалась холодная вода. Она медленно заливала макет. Затем он и вовсе исчезал в глубине. Тогда инструктор перекрывал кран, стучал молотком по металлической лестнице, подавая соответствующие сигналы. Экипаж, принимая их, должен был соответственно отвечать. В конце подавался сигнал покинуть танк.

Открыв где-то в глубине крышки люков, с трудом, в кромешной тьме пролезая сквозь них, испытуемые, словно пробки, выскакивали на поверхность бассейна. Замёрзшим и изрядно напуганным парням помогали их товарищи вылезти из воды, сбросить неудобную, но необходимую в подобных ситуациях амуницию. Эта же участь касалась не только личного состава, но и офицеров. Каждый на своей «шкуре» должен был почувствовать и перенести ледяное прикосновение «преисподней», чтобы в критических ситуациях спасти свою жизнь и экипажа.

И вот, ранним сентябрьским утром полк подняли по команде «Тревога!». По заранее отработанной схеме, механики-водители как всегда сломя голову бросились в парк, посыльные – за офицерами. А ещё через сорок минут, на территории парка не было уже ни одной боевой машины. Только ветер кружил поднятую десятками колёс и гусениц пыль. Полк в колоннах по-батальонно быстро уходил из-под возможного «удара противника» в заранее оборудованный запасной район. Там, загнав танки в окопы и хорошо замаскировав их от авиации, стали ждать дальнейших команд.

Вечером комбат собрал офицеров батальона на совещание. В начале, каждый командир роты доложил о положении в своём подразделении и готовности к выполнению дальнейших задач. Затем начальник штаба ввёл присутствующих в тактическую обстановку, зачитал приказ комполка о действиях командного и личного состава в период учений. За ним выступили замполит и зампотех по своим специфическим вопросам. В заключении слово взял комбат. Он сказал:

– Как бы не были учебные задачи приближены к боевым действиям, жизнь солдата и офицера – дороже всего. Это будет основным критерием при подведении итогов учений, – закончил он. На том и разошлись.

Вечером каждый военнослужащий получил сухпаёк на сутки. Экипажи запаслись питьевой водой. Все с нетерпением ждали команд: «Заводи!», «Вперёд!». И они прозвучали, как это всегда бывает в подобных случаях – неожиданно, ранним утром. Движки десятков машин взревели, окутав лес сизым дымом. Повсюду слышался металлический лязг гусениц. Земля больно и нервно задрожала.

Девяносто восьмой гвардейский танковый полк должен был совершить дневной многокилометровый марш в район реки Неман и там в лесу, скрытно подготовиться для молниеносного форсирования водной преграды. Подготовка же сводилась: к дозаправке техники ГСМ, проверке её технического состояния, установке на ней оборудования для подводного вождения и герметизация. Выполнение учебно-боевых задач было строго определено по рубежам, времени, а также во взаимодействии с другими частями. Любое отклонение от них в боевой обстановке вело бы к большим людским потерям.

Марш по пересечённой местности оказался для танкистов очень сложным испытанием. Дождливый прибалтийский климат превратил каждую балку, низменный участок, речушку в непроходимое для тяжёлой техники препятствие. Если первые машины на скорости ещё успевали проскочить ту или иную преграду, то следом идущим доставалось перепаханное гусеницами вязкое грязевое поле. Многие танки, не сумев преодолеть его, «садились» на днище, беспомощно вращая гусеницами. На помощь им приходили тягачи с длинными тросами или, в большинстве случаев, обычное бревно самовытаскивания, которое имелось на каждой машине помогало выбраться из «западни». В этих случаях экипажу приходилось хорошо повозиться с этим приспособлением непосредственно в самой грязи. Но чувство долга, ответственности, товарищеского соперничества, да и молодого азарта, – подвигали людей терпеть тяжелейшие физические и психологические испытания, преодолевать, в конечном счёте, все препятствия.

И вот, пройдя маршем больше ста километров, девяносто восьмой гвардейский танковый полк к вечеру прибыл в исходный район. Тут же к танкам подъехали топливозаправочные машины, ремонтные бригады. Без перерыва приступили готовить технику ко второму этапу учений форсированию реки Неман. Солдатам и офицерам не было ни минуты времени чтобы восстановить свои силы, просто немного передохнуть, поесть.

Через некоторое время поступила команда: «Офицерам третьего батальона собраться у комбата». Иванов, дав указания личному составу взвода продолжать работы, поспешил на построение.

Майор Ибрагимов стоял в окружении начштаба и замполита батальона. Предоставив время офицерам занять свои места в строю, скомандовал:

– Равняйсь! Смирна! – объявил, – Товарищи офицеры, благодарю вас за усердие проявленное в период выполнения марша!

– Служим Советскому Союзу! – дружно грянуло в ответ больше десяти «лужёных» глоток.

– Теперь для нас наступает самый ответственный период в учениях: подготовка и форсирование водной преграды. Прошу всех отнеситесь к выполнению этой задачи крайне добросовестно. В связи с чем приказываю, – здесь комбат зачитал текст приказа, по которому было чётко расписано что кому надо делать. – Вольно! – закончил Ибрагимов.

Ещё несколько минут после него перед офицерами выступали начальник штаба и заполит. Пока проходило это мероприятие, к ним подъехал и остановился ГАЗ-66, крытый тентом.

– Товарищи офицеры, – сказал комбат, – сейчас мы с вами поедем на рекогносцировку. Возьмите карты, назначьте ответственных. Через десять минут выезжаем. Разойдись!

От исходного района до реки было недалеко. По песчаной скрытой кронами деревьев лесной дороге быстро добрались до условного места. Дальше, пройдя пешком, вышли к замаскированным окопам мотострелков. На той стороне Немана располагался условный «противник», которого утром следующего дня артиллерия и авиация «смешают с песком», а остатками займутся танкисты и «пехота». Их полк должен захватить плацдарм с целью дальнейшего ввода главных сил и развития наступления.

Начальник штаба батальона на местности указал маршрут выдвижения ротных танковых колонн, участок форсирования реки, рубежи развёртывания и направление наступления. Он сказал, что в период артподготовки сапёры наведут понтонный мост, подготовят плавсредства, а их – третий танковый батальон должен будет выдвинуться непосредственно к реке, чтобы с переносом огня артиллерии вглубь обороны «противника» приступить к форсированию водной преграды. Затем командиры рот уточнили некоторые вопросы. Офицеры нанесли обстановку на свои карты. Настала пора возвращаться в исходный район, где предстояло до утра выполнить ещё много дел.

Прибыв в подразделение, Чигвинцев приказал собрать весь личный состав. На построении довёл основные требования командования, определил задачи взводам, указал время их выполнения, а также порядок несения караульной службы. Затем с зампотехом обошёл каждую боевую машину, проверил её техническое состояние, готовность к движению под водой. Сделав ряд указаний, убыл на доклад к комбату.

За весь день Иванов, как и все в батальоне ни разу не проглотил ни крошки, всё было некогда и чувство голода само по себе куда-то ушло. Однако к вечеру усталость стала о себе всё больше напоминать. Поскольку на горячее питание надеяться не приходилось (им был выдан сухой паёк), а основные работы закончились, Николай приказал наводчикам разогреть в банках кашу и заварить чай. И уже через четверть часа весь взвод Николая сидя возле костра с удовольствием уплетал гречку с тушёнкой, запивал крепко заваренным чаем сухие хлебцы. Солдаты повеселели, смеялись, вспоминая трудные моменты прошедшего марша. Остальные взводные тоже последовали примеру Иванова, организовав личному составу поздний ужин.

Закончив работы и выставив часовых, весь личный состав, в том числе и офицеры для ночного отдыха разместились на трансмиссии танков, предварительно положив на холодный металл грубый брезент, им же и укрылись. Спали в одежде, согревая друг друга теплом своих тел. Ночь была прохладная и сырая.