Текст книги "Не ведая сомнений"

Глава десятая

До наступления Нового года в судьбе лейтенанта Иванова ничего особенного не произошло. Все готовились к празднику. Семья Ивановых встречать 1982 год решила вместе с друзьями-соседями, жившими вместе с ними в одном пятиэтажном доме. На общий стол каждая хозяйка готовила и несла какое-то своё необыкновенное блюдо. Кто, получив посылку с юга, принёс свежие фрукты, а с севера – кедровые орехи, грибы. С местного рыбоконсервного завода на столе красовалась копчёная рыба. Кроме этого было наготовлено неподдающееся счёту количество салатов, тушёных, варёных и печёных изделий. Под такую грандиозную закуску требовалось много спиртного. Эту миссию с удовольствием взяли на себя мужчины. Короче говоря, к встрече 1982 года всё было готово.

Пока офицеры находились в казармах, проводили построения и поверки личного состава, женщины накормили и уложили спать маленьких детей, старшим было разрешено вместе с взрослыми встретить Новый год.

В двадцать два часа проведя «отбой» личного состава и ещё с полчаса подождав, пока все заснут, Иванов поспешил домой.

– Коля, мы опаздываем, – встретила его упрёком жена. Ребята все уже давно дома, лишь одного тебя как всегда нет.

– Ты ж знаешь, что я сегодня ответственный, – сказал он, быстро переодеваясь и приводя себя в порядок.

– Ты опять одеваешь форму? Не надоело? – спросила она.

– Я к ней привык, чувствую в ней свободно. Когда она на мне, все девки оглядываются и строят мне глазки, – усмехнулся он. К тому же такую солидную дату как Новый год надо встречать особо торжественно, – закончил он.

– Хорошо я с тобой согласна, но что ты там про каких-то девок говорил, а? – при этих словах Лида взметнула на мужа жёсткий, ревнивый взгляд.

– Да это я так, ради примера, пошутил, – улыбаясь, прижимая её к себе, сказал Николай.

– Ладно, не заигрывай, на первый раз поверю, – уходя от объятий, сказала она.

В дверь постучали. Лида поспешила открыть её. На пороге стояла соседка Татьяна, но не та, что жила в бараке с ними, а другая. Кстати семья Юры и Тани, прежних их соседей, тоже недавно получила однокомнатную квартиру.

– Ну, сколько вас можно ждать Ивановы?! – возмущённо сказала она.

– ведь Старый год надо ещё успеть проводить.

– Всё идём, – поспешила ответить Лида.

– Как там сын, спит? – спросил Николай.

– Спит, я его недавно хорошо накормила, – ответила жена.

– Ну, девчонки, тогда пошли гулять, – и он неожиданно крепко, схватил за талии обеих молодых женщин и прижал их к себе. Они взвизгнули, ударили ему по спине и тут же выскочили из квартиры.

На третьем этаже в этом же подъезде в квартире старшего лейтенанта Карачкова давно всех ожидал великолепно накрытый стол. Ребята, пришедшие первыми и ожидавшие пока подойдут остальные, были уже навеселе, перехватив втихаря от своих жён по рюмке-другой водочки.

В углу на стуле, настраивая видавшую виды гитару, и подбирая аккорды, по тем идеологическим временам запретную, но полюбившуюся офицерам песню, один из офицеров вполголоса пел:

«Поручик Голицын, раздайте патроны,

Корнет Оболенский, надеть ордена!»

сл. В. М. Моксякова.

– Ну, наконец-то и поручик Иванов с супругой пожаловали, – с радостью встретил запоздалых гостей хозяин квартиры.

Это был тот самый Юрий Карачков, взводный седьмой танковой роты, который на осенних учениях оставил свою карту в латышском кабаке.

– Всё друзья, ждать больше нельзя. Водка греется, закуска стынет. Всем к столу, – обратился он к присутствующим.

Расселись парами. Мужчины наполнили женщинам и себе бокалы и рюмки. На тарелки положили холодные закуски. Торжественную часть вечера открыл, как и положено, хозяин квартиры.

– Господа офицеры, дамы, позвольте мне поздравить всех вас с успешным завершением трудного, но надеюсь не омрачившего никого из здесь присутствующих 1981 года. Так пусть же всё самое хорошее, что было в этом году навсегда останется с нами, а плохое исчезнет в небытие! Предлагаю поднять бокалы, выпить! – завершил он короткую, пафосную речь.

Все поддержали. Зазвенели бокалы.

Затем последовало ещё несколько тостов. Женщины потребовали музыку. Юра включил кассетный магнитофон. Вечер закручивался, словно зимняя слепящая вьюга, захватывая в себя собравшихся людей, окружавшее их пространство. Во многих квартирах армейских пятиэтажек, там, где в окнах ярко горел свет, также бурно отмечали новогодний праздник. Народ, провозглашая тост за тостом, выпивая рюмку за рюмкой, бокал за бокалом повышал своё внутренний тонус, накал, чтобы в ноль часов по Московскому времени, под бой Кремлёвских курантов разом взорваться дикими воплями радости и счастья, приветствуя приход очередного Нового года.

– Пора включать телевизор. Сейчас будет выступать Брежнев, – громко сказал Иванов.

– Я разолью шампанское! – крикнул Володька командир взвода из девятой танковой роты. Все притихли. Ждать оставалось считанные минуты. Старый, доживающий свой век генсек в последний для себя раз поздравлял народ величайшей в мире державы с наступлением Нового 1982 года.

Отсчёт последних ударов кремлёвских курантов. Яркий взрыв Кремлёвского салюта. Гимн страны. Звон бокалов с искрящемся «Советским» шампанским. Крики: «Ура!», свист и визг. Новый год наступил!

Выпив ещё по паре рюмок и хорошо закусив, все поспешили одеться, чтобы выйти на улицу и полюбоваться уже своим салютом, вдохнуть свежего, морозного воздуха. В те времена ещё не было такого как сейчас разнообразия всевозможных фейерверков, обходились простыми хлопушками, бенгальскими огнями, выстрелами из охотничьих ружей. В военных городках данный набор пиротехнических изделий был чуть разнообразнее. Вместо петард, взрывали взрывпакеты, а вместо фейерверков – пускали вверх сигнальные и осветительные ракеты. Также поджигали трубчатый танковый порох, и он зелёно-красной змеёй со свистом носился в разные стороны. Всё это представляло определённую опасность для людей. Но разве разгорячённую спиртным душу русского человека успокоишь в такой праздник, в такую ночь!? Эх, гулять, так гулять! На всю катушку!

На улице было шумно. На дворовой площадке рядом с домом собралась практически вся пятиэтажка. И в этой суете никто не заметил отсутствие Карачкова. К этому времени он был уже прилично во хмелю. Все радовались наступившему Новому году, кричали, прыгали, жгли бенгальские огни. В этот момент на балконе своей квартиры показался Юра с ракетницей в руках. Те, кто был внизу, подумали, что это он в честь праздника будет салютовать вверх, в звёздное небо и приготовились наблюдать за запуском ракеты. Однако, старлей зарядив ракетницу, стал наводить её прямо на людей. Все притихли, лишь кто-то из парней сказал:

– Юрка брось оружием баловаться, спускайся к нам. – Но проходили секунды, а ничего не менялось. Обстановка становилась всё более напряжённая. Кто знает, что у пьяного на уме. Юре это показалось смешно, и он громко захохотал.

– Что ребята, испугались!? – крикнул он, – это вам не на учениях!

В этот момент со стороны коридора его позвала Надежда, его жена. Он, теряя равновесие, резко повернулся, указательный палец инстинктивно нажал на спусковой крючок. Произошёл выстрел осветительной ракеты. Люди вздрогнули, сжались в комок. Белой, жгучей кометой ударилась она в центр застывшей от ужаса толпы, затем отскочив от мёрзлой земли, рассыпаясь каскадом белых, горячих искр, полетела в сторону части.

– Вот это номер…, – сказал Владимир. – И никого не задела. А ещё говорят: «Пуля – дура».

– Так это ж не пуля, значит и не дура, – стараясь у всех поднять «потухшее» настроение усмехнулся лейтенант Байбаков – один из госей. – А ну, девчата, покажите Юрке «где раки зимуют». И хватит мёрзнуть на улице, всем в квартиру, за стол! Салют, ура Новому году!

– Хватит салютов, вы и так каждый день стреляете. А этому хулигану мы сейчас покажем, – поддержала Николая Татьяна.

Все вернулись в квартиру, женщины отчитали Юрку, надавали ему тумаков, затем закрыли его в свободной комнате, где он тотчас же и уснул. Праздник продолжался. Из соседней квартиры пришли ещё гости со своим шампанским. Один из них, вновь взял в руки гитару, проверил настройку струн, приятным баритоном запел:

 
«В старом замке усадьбы дворянской
Расплескался серебряный свет
На балу накануне Германской
Танцевал с гимназисткой поэт.
Он кружился – а флейты с альтами
На три счёта шептали ему:
Душу – Богу, сердце – даме,
Жизнь – государю, честь – никому!»
 

сл. П. Синявского

Все были до глубины души поражены красотой содержания этой песни. По её окончании дружно хлопали, просили ещё что-нибудь исполнить. Почти до самого утра народ пил, ел и пел, встречая Новый 1982 год, без сожаления выплёскивая из себя всё накопившееся напряжение и проблемы.

А утром, следующего дня, ровно в десять часов, полк в полном составе, как на параде, стоял на плацу. Опухшие лица командного состава, тяжёлый перегар, говорили о том, что прошедшая ночь «удалась!». Теперь бы поскорее вернуться в «исходное положение», избавиться от головной боли и прочих неприятностей, выпив капустного рассола или на худой конец опохмелиться. Но командир полка знал иной метод «лечения» этой «болезни».

Подполковник Безрученко на своей огромной практике видел всё и для него не было проблем привести в чувство своих подчинённых. Он на плацу, на лёгком морозце приказал устроить двухчасовые строевые занятия, прохождения подразделений с песней. Сначала всем было тяжело, но к концу «экзекуции» офицеры «пришли в себя», подразделения, после праздничного расслабления вновь стали управляемыми, а полк превратился в единый, мощный, ударный «кулак».

По окончании строевых занятий, комбаты с замполитами ещё раз уточнили списки старших и ответственных на период праздников, проинструктировали их. После чего офицеры, оказавшиеся не удел, были отпущены домой. У личного состава впереди был праздничный обед, увольнения в город, просмотр кинофильмов в гарнизонном клубе. Так для военнослужащих девяносто восьмого гвардейского танкового полка начался первый день 1982 года.

Без особых изменений в жизни семьи Ивановых прошла зима, а за ней весна, наступило лето. За этот период Николай ездил в учебку в Добеле за молодым пополнением, где встретился с однокурсником Александром Архиповым. Но спокойно посидеть и поговорить по душам им не получилось. Служба!

Затем вместе с лейтенантами полка бывшим соседом по бараку Юрой Щегловым и командиром взвода второго танкового батальона Володей Ханом в сопровождении трёх сержантов, ездил в город Иваново за призывниками. Там, на обратном пути, когда они везли назад в трёх переполненных плацкартных вагонах неуправляемую, готовую в любую минуту взорваться толпу молодых людей, произошёл неприятный случай. Несмотря на то, что всем призывникам строго настрого было запрещено иметь при себе, а тем более употреблять спиртные напитки, некоторые из них этот запрет игнорировали. При посадке все их вещи обыскивались, из вагонов выходить, в период следования состава, строго запрещалось. Однако, всё равно, имея в карманах немалые деньги, молодые ребята, не чувствуя за собой никакой ответственности, на остановках через открытые окна, форточки покупали у местных жителей водку, самогон.

Несмотря на то, что в каждом вагоне находился офицер и сержант, ответственные за перевозимых призывников, предотвратить все подобные случаи было не возможно.

Иванов и Хан назначили у себя в каждом плацкартном купе по старшему из числа призывников. Сержанты – отвечали за общий порядок, контролировали выходы. Сами же офицеры постоянно курсировали по вагону, наблюдая за обстановкой. Так проехали несколько остановок. Всё было нормально. Прошло ещё некоторое время и вдруг в вагон к Иванову ворвался Юра. Он был сильно напуган.

– Что у тебя случилось? – спросил Николай

– У меня призывники водку достали, шум, дебош устроили. Подчиняться отказываются. Говорят, что пока Присягу не приняли, наши армейские порядки им «до фени», – нервно ответил Юрий.

Да, дела плохие, – сказал Иванов. – Надо позвать Хана, с ним пойдём разбираться в твоей ситуации. – Николай моментально сообразил, к каким последствиям может привести малейшее бездействие, нерешительность, промедление с их стороны. Ведь перед отправкой их инструктировали, приводили реальные жуткие примеры, когда пьяная неуправляемая толпа призывников по маршруту следования транспорта совершала тяжкие уголовные преступления, связанные с убийством, грабежом, изнасилованием. Допустить такое они не имели право.

Когда три офицера вошли в вагон Щеглова, в нос им ударил крепкий запах самогона вперемешку с чесночной закуской и сигаретным дымом. В середине, возле одного из плацкартного купе сидели и стояли несколько человек, поскольку внутри места всем не хватало.

Офицеры подошли вплотную к купе. Из более сотни человек, находящихся в вагоне они насчитали двенадцать, которые участвовали в пьянке, остальные находились на своих местах. Эту «болячку» надо было срочно ликвидировать, пока она не разрослась и не охватила весь контингент. Что будет тогда – никому не известно.

Лейтенант Хан шагнул вперёд, его узкие корейские глаза блеснули недобрым огнём.

– Почему пьём? – спросил он, – ведь приказано всем соблюдать дисциплину, порядок, не употреблять спиртные напитки.

– А, вот хотим и пьём! – дерзко ответил слева, посредине сидящий долговязый парень, – знаешь, что лейтёха, мы и дальше будем пить. Хочешь и тебе налью.

Парень и окружавшие его дружки нагло в лицо офицерам стали хохотать.

Иванов, стоя чуть в стороне. Он ещё только соображал, что в таких случаях надо делать, как увидел: молниеносным движением правой руки Хан схватил стоящую на столе полную бутылку водки или самогона и столь же мгновенно опустил её на голову ничего не подозревавшего призывника. Осколки стекла, брызги спиртного разлетелись по купе. Оглушённый парень завалился без сознания на бок. Ещё секунда и обезумевшая от страха компания разбежалась по своим местам. В вагоне повисла тишина, нарушаемая стуком колёс поезда.

– Ну, ты Вовка даёшь! – произнёс Николай, – я не думал, что мы с ними так быстро справимся.

– Главное в таком деле, то есть когда применение физической силы неизбежно, выбери главаря и постарайся одним ударом вырубить его. А «шестёрки» сами разбегутся. Так меня учил мастер каратэ, – сказал Хан.

– И давно ты этим занимаешься, – спросил Юра.

– С четырёх лет, – гордо ответил Владимир.

– Ладно, а с ним, что будем делать, он не загнётся? – кивнул Николай в сторону лежащего парня.

Хан подошёл к призывнику, потрогал его шею в районе сонной артерии, осмотрел голову, поднял закрытые веки глаз.

– Так, отключился малость. Надо холодное на голову положить. Скоро само пройдёт, – поставил заключительный диагноз кореец. – Мой совет, – обратился он к Юре, – ты с ними пожёстче, пусть от «мамкиной титьки» побыстрей отвыкают и за свои поступки учатся отвечать.

Дальнейшая дорога сюрпризов не принесла. Все призывники были в целости и сохранности, не считая синяка на бестолковой голове одного из них, доставлены в часть.

Затем Иванов целый месяц возил на ремонт двигатели из Мамоново в Белоруссию, конкретно в город Борисов. Поездки были утомительные, но интересные. Николай с водителем – девятнадцатилетним парнем, несколько раз пересекли Калининградскую область, Литву, и часть Белоруссии. Дороги на всём пути были хорошие, машина КАМАЗ – новая, проблем в связи с этим у них не возникало.

Самое приветливое население, по тому маршруту, где пролегал их путь, Николаю показалось белорусское. В столовых, магазинах, на территории Белоруссии, где Иванов с водителем останавливались покушать или что-то купить, завидя на них военную форму, танковые эмблемы, к ним обязательно кто-нибудь подсаживался или подходил. Предлагали вместе пропустить по «чекушке», звали к себе в гости, молодые мужики вспоминали службу, а старики – войну.

В Литве наоборот, местные старались отвернуться, не заметить, показать, что по-русски не понимают, хотя ясно что это было не так. Вот она благодарность России от народов Прибалтики. Ведь только благодаря её появились на свет эти три небольшие республики: Латвия, Эстония, Литва, ставшие не так давно независимыми государствами. Однако, как говорят: «сколько волка не корми, – всё равно в лес смотрит». Наша религия, философия жизни, культура чужды им, неприемлемы. Они не хотят, чтобы огромный, неповоротливый «русский медведь» разрушил их неспешный обеспеченный образ жизни. Им ближе западная философия, религия, стиль существования. Это проглядывалось ещё в советские времена, чего уж говорить о сегодняшних днях. Но достаточно об этом, вернёмся к лейтенанту Иванову.

А лейтенант Николай Иванов и с этой задачей, по транспортировке танковых двигателей на большие расстояния, также успешно справился. С литовцами хоть и не нашёл общего языка, но не поругался, а с белорусами, наоборот, подружился, но «не спился». Нельзя, служба!

В Борисове на танко – ремонтном заводе, Николай впервые увидел и почувствовал запах Афганской войны. Сюда на завод эшелонами привозили подорванную и подбитую военную технику. На железнодорожных платформах стояли разорванные БТРы и БМП-шки, закопчённые безбашенные танки. «Сколько ж людей там гибнет?» – подумал Иванов, – «а нам ничего не говорят».

Пока Николай пропадал в командировках и на полигонах, его жена, чтобы не сидеть одной летом в этом затерянном на карте СССР уголке, уехала с сыном к своей матери в Челябинск. Иванов узнал об этом, когда прибыл из очередной поездки. На столе лежало письмо. Пока Николай читал его и обдумывал, что можно было бы приготовить себе на ужин, в дверь постучали.

– Заходите, открыто, – крикнул Иванов.

В комнату к нему вошёл старший лейтенант Евстафьев – командир седьмой роты, живший в соседнем подъезде.

– Привет! – усмехнулся он, – что и тебя твоя вторая половина бросила?

– Почему бросила? – уехала к матери, мы это обговаривали, – сказал Иванов. – Только вот вроде и знаешь, а что-то тоскливо на душе.

– И у меня тоже тоскливо, – сказал Евстафьев. – Папаша моей – генерал, никак меня признать не хочет, вот и мотается она с ребёнком от меня к родителям.

– А, где родители живут? – спросил Николай.

– В Риге, – ответил Виктор. – Но ладно о грустном, пошли ко мне. У меня есть бутылка хорошего коньяка и палка копчёной колбасы, зальём наши душевные раны.

– Согласен, – грустно вздохнул Иванов, и они направились в квартиру Евстафьева.

Офицеры посидели хорошо. Бутылку коньяка выпили до дна. Поговорив о службе, женщинах и политике, они решили немного освежиться, то есть пройтись в город и обратно. Что ж, решение принято, надо исполнять. Они тут же вышли из квартиры Евстафьева и направились пешком в сторону города.

Тихий, поздний летний вечер. Всё население маленького приграничного городка Мамоново находится в своих квартирах, возможно, готовится ко сну. В это самое время два молодых офицера в обнимку, стараясь одновременно печатать строевой шаг, выходят на выложенную ещё немцами центральную мостовую. Они проходят сотню, другую метров, но ни одна душа не реагирует на их появление. Им становится как-то не по себе. Как-будто они одни в этом мёртвом городе. И что офицеры делают, нет не палят из пушки и даже не стреляют в воздух из пистолетов поскольку их у них на донный момент нет, а просто запевают строевую песню. И так печатая со всей силой шаг, оря во всю глотку, они кругами начинают курсировать по центру городка. В отдельных домах загорается освещение в окнах. Люди прислушиваются: «Не война ли? Граница же рядом? А может ночью войска вводят или передислоцируют?»

И так офицеры ещё бы наверно долго ходили, пока в их крови гуляла взбудораженная алкоголем кровь, но они неожиданно повстречались со служащей своего же полкового штаба Катей. Она возвращалась от какой-то подруги домой и таким образом попалась на глаза Иванову и Евстафьеву. Офицеры её знали хорошо, как и она их.

– Гуляете ребята? – спросила она.

– Да гуляем, – утвердительно ответили оба.

– А, по какому случаю? – вновь спросила она.

– Жёны нас с Николаем бросили, вот мы и гуляем, – сказал Евстафьев.

– Ладно, парни, пойдёмте в гарнизон, вы мне по дороге песни петь будете, а то вас точно милиция или патруль арестует, – сказала она.

Они не сразу, но согласились.

Дойдя до своего подъезда, Иванов попрощался с Евстафьевым, Катей и пошёл спать к себе в квартиру. Витька же остался уламывать подругу, предлагая пойти с ним.

Наутро с больной головой Николай прибежал ровно к началу полкового развода.

– Ну как вы с Евстафьевым вчера погуляли? – спросил Чигвинцев.

– Нормально, а ты откуда знаешь? – спросил удивлённо Иванов.

– В нашем маленьком городке разве такой концерт утаишь? Здесь мышь пискнет и то всем станет ясно: где и чья. На будущее это запомни, – сказал ротный.

– Запомним, – задумчиво вздохнув, ответил Николай.

Буквально через месяц после этого Иванова отправили в очередной отпуск. Он снова поехал к родителям на юг, чтобы беззаботно отдохнуть целых тридцать дней, временно забыв о службе, о своём личном составе. Николай вылетел в Краснодар, куда должна была прибыть, из Челябинска и его жена с сыном.

Лида вновь забеременела. Второй ребёнок, как и первый ожидался зимой в декабре-январе месяце. Тёплое Кубанское солнце, свежие овощи, фрукты были так своевременны и необходимы ей и будущему малышу. И они воспользовались этой возможностью с лихвою, благо родители Николая проживали в тёплом южном городе и у них там была своя небольшая дача. В итоге через месяц загоревшие, отдохнувшие, с запасом жизненной сил, энергии, они вернулись в ставшее родным Мамоново.