Текст книги "Россия в современной геополитике"

5. Внутренняя геополитика определяет формы регионального взаимодействия на уровне межгосударственных и трансрегиональных отношений, учитывает особенности сорасположения составных частей страны по отношению к третьим странам – союзникам и потенциальным геополитическим противникам. Современные процессы глобализации – с одной стороны, и регионализации – с другой стороны будут способствовать дальнейшему развитию таких социальных сетей, которые не входят в парадигму региональной политики.

6. Внутренняя геополитика решает задачи обеспечения действенного контроля над территориями государства, которое в условиях процессов глобализации теряет привычную ранее монолитность, и его регионы становятся субъектами мировой политики, удовлетворяющими не только региональные, но и общегосударственные потребности. В этих условиях исчезают привычные ранее границы между внутренней и внешней политикой.

7. Внутренняя геополитика должна анализировать этнополитические процессы (включая конфликтогенные) в регионах, учитывать геополитические коды региональных этнических систем, богатство их социального генофонда как части мировой геоцивилизационной системы, оценивать геополитическую роль межцивилизационного, трансрегионального взаимодействия, которые не являются объектом региональной политики.

8. Объектом и субъектом внутренней геополитики является региональная политическая элита в той мере, в какой ее деятельность как внутри страны, так и на международной арене затрагивает общегосударственные, геополитические интересы. Трансрегиональный политический маневр элиты может быть реализован в качестве ресурса для дальнейшего структурирования российского геополитического пространства.

9. Внутренняя геополитика анализирует региональную структуру как некую результатирующую взаимодействий в геопространстве Российской Федерации разного рода силовых геополей (военных, политических, экономических, культурных, идеологических и т. д.), носителями которых выступают российские регионы.

10. Внутренняя геополитика выявляет и отвечает в регионах на геополитические вызовы и угрозы, на военно-политическое давление, экономическую, информационно-психологическую, культурно-историческую, этноконфессиональную, демографическую экспансию различных геополитических сил, определяющих особенности глобального развития.

Внутренняя геополитика направлена на обеспечение региональной и национальной безопасности государства как актора мировых геополитических процессов.

11. Задачей внутренней геополитики является выработка национальной идеологии, мировоззрения, объединяющего регионы в единое духовное пространство, что является необходимым условием повышения геополитического статуса страны в мировых процессах. Непосредственное решение всех этих задач региональная политика не предполагает.

В тоже время региональная политика и геополитика государства как его внутренняя и внешняя функции неразрывно взаимосвязаны и взаимообусловлены. Причем характер взаимосвязи не линейный, жестко детерминированный, где одна сторона выступает причиной, а другая следствием, – она носит функциональный характер, причина и следствие в ней могут меняться местами. Особенности этой связи во многом определяются теми стратегическими целями, на которые ориентируется государство. Отсюда вытекает правило: если правящая элита стремится к внешнему могуществу, территориальной экспансии, то вся внутренняя политика, в том числе региональная, выполняет подчиненную роль, служит реализации геополитических замыслов. Если же государственное руководство стремится в первую очередь к обеспечению внутреннего развития, то в этом случае задача геополитики – обеспечить стабильность, благоприятные внешние условия для реализации внутренних задач. В любом случае найти оптимальное соотношение между внутренней региональной политикой и геополитикой – важнейшая задача правящей элиты любого государства, тем более государства с такими региональными и геополитическими проблемами, какие есть у современной России [80, 193].

В методологии внутренней геополитики государства вообще и России в особенности важное место занимает категория геопространства. Геополитический смысл или вектор внутренняя геополитика приобретает только тогда, когда она четко связана с единым геопространством страны, становящимся причиной и местом возникновения геополитического процесса, оказывающего влияние на глобальное развитие. Та или иная территория региона представляет ценность не только как таковая, но и как часть единого геополитического пространства страны.

Геопространство и, прежде всего, российское представляет собой важный властный ресурс. Управленческие решения, законы достигают периферию лишь через определенное, иногда очень значительное время и, зачастую, уже с определенными искажениями и интерпретациями. Такие остроосязаемые периоды безвластия, «провисания» властных отношений на деле означают, что само пространство от центра до окраины, от столицы до границы является, по сути, своеобразным политическим актором, оказывающим влияние на геополитическое положение страны [107, 34]. При этом механизм воздействия властного центра на политическое пространство социума нелинейного времени можно образно сравнить с распространением кругов от брошенного в воду камня. Если импульс слабый в пространстве он затухает.

Геополитика предполагает государствоцентричный взгляд на проблему пространства. При этом метаобразность геополитики мира постмодерна ведет к интерференции (усилению или ослаблению) совершенно различных пространственно-смысловых коннотаций[1]1
  Коннотация (от лат. connotatio – добавочное значение) – дополнительные черты, оттенки, сопутствующие основному содержанию понятия, суждения.


[Закрыть]. И внутри политико-географического образа (ПГО) государства могут быть в соответствии с принципом матрешки ПГО ее территорий (регионов) [107, 111]. Россия из однополюсной неуклонно превращается в многополюсную страну. Регионализация пробуждает к жизни, наряду с Москвой, и другие центры притяжения, которые начинают выполнять геополитические функции. Так, Санкт-Петербург, благодаря своему местоположению, промышленному и научному потенциалу, постепенно становится «северной столицей». На особую роль претендует Нижний Новгород. На Урале естественным центром ввиду экономической и научной мощи области является Екатеринбург. В Сибири несколько городов претендуют на роль столицы макрорегиона. В силу своей отдаленности и пограничного положения особняком оказались Владивосток и Калининград. На юге России Ростов-на-Дону выступает с особыми претензиями. Казань так же претендует на роль одной из цивилизационных, конфессиональных «столиц» России.

Поэтому под воздействием глобализации и регионализации в регионах формируются многоуровневые системы геопространства, в котором геополитический процесс имеет соответственно многоуровневое и многокачественное измерение. Он может быть представлен как последовательное чередование качественных состояний геопространства страны, геополитического значения регионов и может развиваться в сторону укрепления геополитической роли государства или в сторону его ослабления.

Геопространство имеет по своей природе сетевую структуру. Не случайно, испанский политолог М. Кастельс характеризует современное общество как «общество сетевых структур», главным признаком которого является доминирование политической морфологии над националистическим действием [368, 469—470]. Поэтому включение в сетевые структуры, конфигурации сетевых потоков в регионах становятся доминирующими политическими тенденциями геопространства современных государств.

Понятие «геопространство «позволяет в наиболее формализованной и нормативно определенной форме охарактеризовать состояние сопряженности различных многоуровневых систем, складывающихся, развивающихся и функционирующих в рамках единой территории государства, региона. Это совокупная сфера влияния сообщества политических акторов. Геопространство имеет ресурсы: географические, экономические, социальные, демографические идеологические, культурные, административно-правовые. Пространственное расположение этих ресурсов образует различные уровни организации геопространства: политическое, правовое, экономическое, духовное и т. д. Отсюда геопространство государства имеет в качестве структурных элементов соответствующие пространства (политическое, экономическое…).

Таким образом, геопространство государства имеет сложную организованную интегральную структуру, состоящую из политического, экономического, социального, культурного, физического пространств. «Наложение этих пространств создает дифференциацию интегрального геопространства – социально-экономических и природных условий политической деятельности: специализации и структуры хозяйства, уровня и образа жизни, наконец, политической культуры, – подмечает Ю.В. Тихонравов. – Глубинная основа дифференциации геопространства – динамично развивающийся процесс территориального разделения труда» [308, 27].

Геопространство России в рамках такой структуры состоит из геополитического ядра, внешней, внутренней полупериферии и периферии. Внешняя периферия – это Сибирь, Дальний Восток, Северный Кавказ и т. д. Все жизнеспособное пространство регионов сконцентрировано, приближено к своему центру. То же самое можно наблюдать в отношении районных пространств. Но каждый регион, район и иная административно-территориальная единица имеет свой центр, полупериферию и периферию.

Внутренняя периферия – совокупность периферий районов, областей, краев, республик, пространств, отдаленных от административных центров регионов, районов. Полупериферия – это пространство между сердцевиной, ядром региона и его окраиной, административной границей, между центром и дальними уголками территории района. Внутренняя периферия и полупериферия – это не сплошное, не целостное, а фрагментарное пространство. Разные части полупериферии ориентированны на внутренние, а периферии – на внешние центры. Единый пространственный каркас внутренних полупериферий и периферий отсутствует. Это совокупность разрозненных частей подавляющего большинства регионов страны. В периферийном пространстве другие территории решают свои задачи, чуждые этому пространству. Такое пространство несамостоятельно, не самодостаточно, неспособно к саморазвитию. Ее ресурсы эксплуатируют свои или чужие центры и территории.

Внутренние полупериферия и периферия начинаются в сотнях километров от Москвы и пронизывают насквозь даже самые освоенные регионы, занимая в них немалую часть территории. Своя внутренняя периферия каждого региона обречена на прозябание, на деградацию. Она становится все менее связанной внутренне и все более отдаленной от центра не в пространстве, а во времени (из-за свертывания транспортной инфраструктуры) и социальной доступности. Внутренняя полупериферия занимает промежуточную позицию. Здесь еще присутствуют отдельные «точки» роста, развития и еще не столь заметны процессы деградации.

Внутренняя периферия – это не провинция, которая является самобытной зоной традиционной жизни и хозяйства, пространственно сложной и сплошной, культурно богатой, потенциально самодостаточной и способной к саморазвитию [134, 55—57].

Внешняя полупериферия начинается с Урала. Его пространство исторически формировалось как индустриальная часть общего геопространства страны. Урал был местом ссылки и каторги, куда бежали тоскующие по воле. Чем дальше от Москвы, тем больше свободы или хотя бы ее возможности. Здесь остались осколки казачества и старообрядчества, российского аналога протестантизма. Южная часть полупериферии – прежняя Новороссия с ее смешением языков и этнических типов [109, 60].

Региональная структура России в конкретный момент политического времени является некой результирующей целенаправленных усилий по изменению геополитического пространства. Причем усилия эти могут исходить, как отмечалось выше, от центральных и региональных властей, и даже извне. Здесь важной задачей геополитических исследований являются фиксация, анализ и прогноз пространственных взаимодействий разного рода силовых геополей (военных, политических, экономических, культурных, идеологических и т. д.), носителями которых выступают российские регионы. Источником сложных силовых взаимодействий могут быть Центр, сами регионы, а также внешние геополитические силы, определяющие глобальные процессы. Здесь под полем мы понимаем пространство, в котором можно обнаружить взаимодействия различных сил. При этом политическое пространство в целом может включать в себя множество влияющих друг на друга полей [256, 101]. Единое геопространство государства как причина и место возникновения геополитических процессов порождает специфические закономерности:

1. Действие позиционного принципа (давление места), суть которого охарактеризована Б.Б. Родоманом. Им выявлены взаимозависимость и взаимозаменяемость положения объекта в пространстве с его физическими свойствами и функциями (ролями). В соответствии с этим физические и функциональные свойства нередко объясняются через географическое положение. Такие сведения первых к последнему называются позиционной редукцией. Установлено, что если объект не находится в точке своего территориального оптимума, то можно допустить, что на него действует сила, названная давлением места, или позиционным давлением. Объяснение внутреннего содержания региона его положением в пространстве Б.Б. Родоман и назвал позиционным принципом [269, 14—20]. В геополитическом пространстве также действует позиционный принцип и давление места в нем выражено сильнее [240, 100].

2. Стремление к сбалансированию компонентов, действие закона факторной относительности, принципа окружающего соседства и компромиссного сосуществования.

3. Одновременное существование дискретных и континуальных геообразований (задание зон и ареалов; азональности).

4. Тенденции к образованию локальных неоднородностей и последующей концентрации на них вещества, энергии и информации (задание зон влияния и соответствующих потоков).

5. Формирование особой структуры геопространства как отработку в бескомпромиссной борьбе энтропийного и неэнтропийного процессов (отсюда стремление к выделению географических структур, наличие границ разной степени размытости).

6. Стремление к сближению разноуровневых систем как одну из основных тенденций в развитии геопространства и др. [314, 32—46].

Во внутренней геополитике России Москва как геополитический Центр объединяет российское геопространство четырьмя основными геополитическими векторами:

1) восточным (Москва – Восток),

2) западным (Москва – Запад),

3) северным (Москва – Север),

4) южным (Москва – Юг).

Соответствующие этим векторам периферийные пространства обладают специфическими характеристиками и особой структурой. Таким образом, главным содержанием темы «внутренней геополитики» России является анализ геополитической структуры этих четырех периферийных пространств, качества и характера геополитических векторов, связывающих их с Центром.

Западный и южный векторы, с геополитической точки зрения, «незакончены», «открыты». Они упираются в сложную геополитическую систему значительного территориального объема, которая отделяет континентальную массу России от идеальной границы – береговой линии. Южные и западные границы России, с геополитической точки зрения, представляют собой широкие пояса, отделяющие центральную часть от береговой линии. В этом отношении эти два вектора представляют собой наиболее уязвимые для России направления, и вся геополитическая динамика по этим осям является крайне напряженной, сложной, имеющей множество уровней и измерений.

Западный и южный векторы сочетают в себе как внутренне-, так и внешнеполитические аспекты, так как здесь регионы собственно России-Евразии плавно переходят в зоны, находящиеся под контролем других государств, некоторые из которых принадлежат к лагерю талассократии. Северные и западные границы России совпадают с береговой линией, «государств-прокладок» не существует, и поэтому политическая динамика в этих направлениях исчерпывается внутриполитическими темами. На Севере и на Востоке Россия имеет законченные геополитические границы. Две пары лучей дают полную геополитическую симметрию. Протяженность северных и восточных берегов России сопряжена с демографической разряженностью, коммуникационной неразвитостью. Западные и южные границы сухопутны, густо заселены, ландшафтно разнообразны и представляют собой объемные полосы значительной площади. Векторы, идущие из центра к периферии, «импульсы континентальной экспансии», сталкиваются постоянно с противоположным силовым давлением талассократии [87, 302—305].

1.2. Западный вектор российской внутренней геополитики

Характер западного вектора внутренней геополитики России определяется непосредственным соприкосновением ряда российских регионов со странами, входящими в блок НАТО. По мере включения России в процессы глобализации из-под контроля государства стали ускользать обширные традиционно им контролируемые сферы жизнедеятельности общества. Это ведет к утрате государством многих инструментов социального контроля, механизмов социального регулирования, что неизменно означает ослабление государственной власти, «размывание» суверенитета Российской Федерации. В этих условиях большинство факторов внутреннего национального развития становятся предметами международного внимания, от которого в решающей степени зависит место Российского государства и ее регионов в системе мировых координат. Поэтому во внутренней геополитике России стали актуальными и военно-стратегические вопросы.

Вступление стран Балтии в НАТО непосредственно стало затрагивать безопасность западных регионов России. Исчезла буферная зона, которая разделяла стороны. В странах Балтии вновь воссоздаются и расширяются военные объекты. На прежних аэродромах Советской Армии в Балтии размещаются теперь боевые самолеты Североатлантического блока. В Польше продолжается активное строительство инфраструктуры для войск НАТО, включая расширение аэропорта, военного порта Гдыни, размещение противовоздушных командных пунктов и станции связи, соединенной системой предупреждения НАТО и морскими кораблями. Разрушая Берлинскую стену и Варшавский договор, последнее руководство Советского Союза не позаботилось о правовом обеспечении военно-политического нейтралитета своих бывших союзников, а тем более – республик, входивших в состав СССР. В результате военные силы НАТО оказались в 130 километрах от Санкт-Петербурга. Военные эксперты отмечают, что США приняли Доктрину первого, обезоруживающего удара 80 тысячами крылатых ракет по административным и военным центрам, в том числе по шахтным пусковым установкам с точностью в 1,5-2 метра и с интенсивностью пуска в 1000 ракет в сутки. Подлётное время стратегической ударной авиации НАТО от границы Эстонии до Санкт-Петербурга не превышает 4 минут, до Москвы – не более 18. «Зачистку» территории от очагов сопротивления после обезоруживающего удара крылатыми ракетами могут провести войска НАТО в составе 24 дивизий и 254 бригад, имеющих на вооружении только в Европе до 13 тысяч танков, 25 тысяч боевых бронированных машин, несколько тысяч самолетов. В целом ВС США и НАТО на территории континентальной Европы имеют 2 армии, 23 дивизии, 84 полков и бригад, 10014 танков,18890 орудий, 543 корабля с 2500 крылатыми ракетами и 3862 самолета. А ВС РФ на Северо-Западном и Западном стратегических направлениях имеют всего 3 дивизии, 4 полка и 5 бригад, 510 танков, 1200 орудий, 88 кораблей (без крылатых ракет) и до 200 самолетов. Таким образом, возможности российских ВС на этом стратегическом направлении на порядок ниже группировки ВС США и НАТО [54, 6-8].

На территориях стран Балтии, как и в Польше, теперь можно разместить любой военный контингент и самые современные боевые системы. Таким образом, в Польше и Балтии уже создана и будет расширяться далее натовская военная инфраструктура, обеспечивающая США и их союзникам возможность быстрого сосредоточения в непосредственной близости от российских границ значительного количества современного вооружения, военной техники и войск.

Соединенные Штаты уже располагают потенциалом стратегической мобильности, обеспечивающим в сочетании с уже существующей в «принимающих странах» инфраструктуры возможность быстрой переброски значительного количества современного вооружения, военной техники и войск на территорию Польши и стран Балтии. В составе «трансформированных» дивизий американских сухопутных сил уже созданы бригадные боевые группы, которые с техникой и вооружением в течение дух суток могут быть оперативно переброшены в Польшу и страны Балтии. И США делают это в отсутствие всякой объективной военной необходимости и соответствующих военных рисков и угроз своей национальной безопасности. Становится очевидным, что США их союзники по НАТО и, в первую очередь, Польша, рассматривают Балтийский регион и как место возможного крупномасштабного военного конфликта, готовясь к участию в нем, и как плацдарм для дальнейшего и планомерного наращивания в нем своего военного присутствия.

Таким образом, на западном геополитическом векторе сама военная угроза национальной безопасности России стала реальностью. И вопрос состоит лишь в вероятности ее реализации в тех или иных условиях обстановки [214]. В связи с этим реальная (а не «словесная») готовность России к парированию возникшей угрозы должна быть обеспечена и поддерживаться уже сегодня.

В этих условиях Минск является единственным, пока еще не потерянным, стабильным политическим и военным союзником Москвы. Его потенциал может (и должен) быть максимально использован для своевременного и эффективного парирования военной угрозы, исходящей России на Западном направлении от НАТО, в первую очередь, с территории Польши и стран Балтии. Что предполагает, как минимум, возможность покрытия из российского бюджета на безвозмездной основе части оборонных расходов Беларуси. Видимо, привычка ведения «политического» диалога с Беларусью через «Газпром», РАО «ЕС России», министерство финансов или иные структуры не является адекватной современной военно-стратегической обстановке [214].

Политические процессы в 90-ые годы вызвали эрозию единого геополитического пространства страны. Поэтому в настоящее время весьма опасными региональными геополитическими вызовами являются начавшиеся в начале 90-х годов XX века в постсоветской России процессы территориальной дифференциации страны, которые породили сильные территориальные контрасты и диспропорции между субъектами Федерации. На западном геополитическом векторе наибольшую озабоченность в этом направлении, вызывает статус Калининградской области. Сохраняется опасность «ползучего реванша» со стороны Германии. Одной из неофициальных концепций является образование «Ганзейского региона Балтика» с включением в него трех прибалтийских государств и «Еврорегиона Кёнигсберг». Главная цель сторонников этой концепции – создание в ближайшие годы таких политических, экономических и юридических условий, которые позволят поставить вопрос о приеме «Еврорегиона Кёнигсберг» в члены Европейского союза вслед за Литвой, Латвией и Эстонией. При этом участие России никоим образом не предполагается. Видимо, считается, что экономическое развитие «под крылом» Германии позволит создать такую политическую ситуацию, при которой «Еврорегион Кёнигсберг» будет иметь достаточную юридическую автономность от России, чтобы самостоятельно решить вопрос о своем вступлении в Евросоюз. Некоторые литовские политики действуют даже решительнее немецких. Калининград они называют Караляучюсом, а всю территорию этого российского региона – не иначе как Малой Литвой. На разного рода международных форумах распространяется изданная в США «Энциклопедия Малой Литвы», в которой Калининградская область обозначена как «Караляучюсский край Литвы, оккупированный Россией», как «этническая земля балтов» и часть их «исторического наследия».

Представитель организации «Единство Балтии» Г. Багатис полагает, что президенты балтийских стран должны выступить с совместным заявлением, признающим факт оккупации Россией «Кёнигсбергского края», и вынести его на рассмотрение ООН. На уровне парламентской политики Литвы прослеживается стремление изолировать Калининград от остальной территории России, а саму Россию – от интеграционных процессов в Евросоюзе [125]. В основе своей финансовой и технической поддержки Калининградской области ЕС и ряда его членов лежит создание европейского лобби в калининградской интеллектуальной, бизнес– и управленческой элите, которая сейчас определяет и будет определять калининградское будущее, а также формирование нероссийской территориально-государственной идентичности населения области. Сепаратистские настроения распространены среди молодежи. По данным администрации Калининградской области, в западном направлении молодые калининградцы передвигаются чуть ли не в шесть раз интенсивнее, чем в восточном. В направлении отделении Калининградской области от России на практике работают и некоторые депутаты Калининградской областной думы. Калининградские законодатели подготовили законопроект о придании данному региону статуса федерального округа или отдельной федеральной территории. Входящий в группу разработчиков законопроекта областной депутат С. Гинзбург решил пойти дальше простого обособления Калининградской области от России и предложил… в одностороннем порядке отменить въездные визы на территорию Калининградской области. Как будто речь идет не об отдельном федеральном округе, а уже об отдельном государстве. Тут уже у обозревателя В. Мартынюка возникает совершенно резонный вопрос, воспринимает ли С. Гинзбург калининградскую землю как часть России. Похоже, считает обозреватель, что авторы законопроекта и не скрывают намерения сделать Калининградскую область фактически суверенной, хотя на бумаге обозначают это максимально обтекаемо. Иначе как тогда можно расценить следующее разъяснение, данное «Независимой газете»: дескать, обособление региона от остальной России поможет «защитить местный бизнес от потока ведомственных инструкций, которые мешают развиваться калининградской экономике»? [43].

Все это у В. Мартынюка неизбежно освежает в памяти речи лидеров бывших советских республик на заре «новой России» перед «парадом суверенитетов», которого (суверенитета) республики взяли (каждая – себе) столько, сколько можно было унести.

Он приводит общую оценку инициативе калининградских депутатов со стороны Генерального директора Центра политической информации А. Мухина в беседе: «Любое направление в сторону суверенизации этой территории имеет свои подводные камни. Этот процесс будет, безусловно, поддержан некоторыми заинтересованными лицами в той же Германии, в Польше, странах Балтии. Они, так или иначе, заинтересованы в том, чтобы Калининградская область со временем все больше и больше отделялась от России. Балтийские страны изначально критически оценивали право России на Калининградскую область, так что любая форма суверенизации этого региона ими уж точно будет воспринята скорее в радость. Подобные инициативы в конечном итоге ведут лишь к подрыву государственности и просто ухудшают связь этой территории с «материком». Эксперт считает, что последние инициативы тамошних депутатов ведут лишь к подрыву российской государственности [195]. Поэтому во внутренней геополитике России необходимо принять решительные меры по укреплению единого геополитического пространства страны. Следует значительно усилить степень коммуникативных, в первую очередь, транспортных связей основной территории России с ее Калининградским анклавом. На данном направлении необходимо развивать и расширять все виды регулярного прямого сообщения, начиная от паромного – на Санкт-Петербург, до авиапассажирских перевозок (не только самолетами, но и вертолетами), в первую очередь на Санкт-Петербург, Новгород, Псков. При этом государство должно дотировать жителям Калининградской области – гражданам России до половины их расходов (стоимости билета), связанных с использованием ими услуг национальных пассажироперевозчиков при перемещении с территории анклава на основную территорию России и обратно. Жителям Калининградской области – гражданам России (почти 800 тыс. чел.), необходимо создавать условия для удобного и быстрого перемещения на основную территорию России, а не «облегчать» условия для выезда из страны, как это делается сейчас [214].

На западный геополитический вектор России оказывают влияние и другие геополитические вызовы, среди которых следует, прежде всего, выделить территориальные, так как по всему периметру государственной границы Российской Федерации сопредельные государства имеют территориальные претензии. На страницах финской прессы периодически поднимается вопрос о предъявлении территориальных требований к России.

Ряд финских организаций продолжают мечтать о «Великой Финляндии», в которую войдут: часть территории Норвегии, Швеции, Эстония, Выборг, Карелия, Кольский полуостров, Архангельская область. Наиболее радикальные финны считают, что «Великая Суоми» будет простираться даже до Урала. Выступая за возвращение «исконно финских земель«, спикер финского парламента Р. Уосукайнен даже допускает проведение этнических чисток на этих территориях. В финской прессе появился подробный отчет о презентации книги «Возвращение Карелии» В. Сакси. По его мнению, РФ должна отдать Финляндии Северное Приладожье, Карельский перешеек и Печенгу, вернуть деньги, выплаченные в качестве репараций СССР, а также возместить материальный ущерб, нанесенный финской стороне в ходе военных действий и в послевоенный период. Журналист Бэкман в статье «Финляндия без маски» пишет: «Многие финские официальные лица ждут, что Россия распадется за 2015—2025 годы, в результате чего обширные территории отойдут к Финляндии. По мнению финнов, Россия является в экономическом плане ничтожно маленьким государством-паразитом и развивающейся страной, жадные руководители которой разворовывают все средства, приходящие из-за рубежа» [259].

Геополитическая экспансия соседних государств ведет к снижению государственной идентичности людей. В пограничных регионах близость к границе стала отражаться на менталитете людей, укладе и традициях местного сообщества. Идет ассимиляция, развиваются общественно-политические, торгово-экономические, культурные связи, перенимаются иностранные нормы и правила.

Так, с 1992 года в Печорском районе идет процесс предоставления жителям эстонского гражданства. К настоящему времени более 10 000 печерян имеют гражданство Эстонии (всего в районе живет около 25 тысяч человек). Лица с двойным гражданством баллотируются на выборах в местное самоуправление, проходят службу в правоохранительных органах, работают в государственных учреждениях, отмечает эстонский новостной портал Delfi. «Некоторые граждане Печорского района Псковской области, имеющие два гражданства – российское и эстонское – могут являться орудием экономической экспансии Эстонии в Псковской области, конкретно – в Печерском районе», – заявил начальник Пограничного управления ФСБ России по Псковской области генерал-майор И. Бобряшов. Он также обеспокоен тем, что молодые люди, имеющие два гражданства, предпочитают служить не в российской армии, а в эстонской. «Проводимая политика Эстонии в отношении Печорского района является рычагом, с помощью которого эстонские власти и неправительственные радикальные структуры, опираясь на данную категорию граждан (с двумя гражданствами), смогут прибегнуть к реализации своих устремлений в экономической и политической экспансии в отношении территории РФ», – подчеркнул И. Бобряшов [17]. Все это подрывает символический капитал российской геополитики.