Текст книги "Осужденные и глупые женщины (сборник)"

– Куда? – непроизвольно бросила девушка.

– На склад военизированной охраны, необходимо вооружиться.

Бородатый с девушкой недоумевающе посмотрели на него и один из них спросил:

– А ты согласовал? Вход в учреждение с оружием запрещён.

– Да, – бросил круглолицый, дополнив: – На нас возможно нападение.

Оставив бородатого за аппаратурой, девушка с круглолицым сходили на склад, принесли оружие. Открыв окно, напротив аллеи, ведущей к столовой, круглолицый установил трёхногий ручной пулемёт, раздав каждому по пистолету.

Время шло, ничего не происходило.

Бородатый сидел за аппаратурой и ставил то, что требовалось по прослушиванию из разговоров осуждённых. Круглолицый сидел неподалёку от пулемета, ёрзая на стуле, явно нервничал. Девушка, сидевшая рядом с ним, непонимающе посматривала в ожидании каких-либо распоряжений. Круглолицый, повернулся к ней и сказал:

– Вызови сюда Новгородова, пусть доложит, что у них и как.

Девушка позвонила на отряд, чтобы Новгородов явился в дежурный пункт. Стали ждать.

Время уже было обеденное, и отряды осуждённых в соответствии своих графиков шли в столовую обедать. Очередная колонна осуждённых направлялась по аллеи. Вдруг круглолицый вскочил со своего места и бросился к пулемету, крича:

– Вам не завладеть мною, – и открыл огонь.

Он расстреливал безоружных людей так, словно боялся, что кто-то останется жив. Пулеметная очередь косила людей направо и налево, пока не кончилась лента. С невменяемым взглядом повернувшись к девушке, закричал:

– Давай ещё патроны!

В этот момент дверь дежурного пункта открылась, и в неё ввалился непонимающий Новгородов, отвлекая всех от пулемета.

– Вот он предатель! – закричал круглолицый и, выхватив из кобуры пистолет, выстрелил в Новгородова.

Бородатый, поняв, что это безумие, достал пистолет и выстрелил в голову круглолицего.

Девушка, увидев истекающего кровью любимого, закричала:

– Сволочь, зачем, – и выхватив оружие, разрядила в бородатого.

Упав на колени и обняв кроваво-высокий лоб любимого, девушка не могла прийти в себя, выстрелом лишила себя жизни.

* * *

Застучал факс, пришло сообщение: по такому-то адресу проживала девочка, Катя Стрельникова, в возрасте пяти лет пропала без вести.

* * *

Дневальный, что работал в дежурном пункте, как обычно, зашёл спросить:

– Убраться надо или что-то принести:

Увидев всех с оружием в руках. Решил:

– Ну вот, придурки и вооружены, то притащили бочки с каким-то там дерьмом и всё как кони ржали, отлив питья куда-то там таскали.

Поняв, что ничего не надо, пошёл к себе в кондейку отдыхать.

Услышав крик, стрельбу, пальбу, он забежал наверх дежурного пункта, увидел только трупы. Понял, что к чему, взял мел – на бочках твёрдою рукой, большими буквами написал.

«Средство для сведения с ума».

Подумав, что ж они себе там напридумывали. И, засмеявшись, убежал.

Он видел раньше, как они таскали жидкость с бочек, разливая то в санчасти, то в столовой, туда, где всюду люди. И понял, явно тут подвох, сам подливал им постоянно, а после всё, смеясь, не понимая сути, думал. Ну и дураки, всё зеков пользуют как слуг.

Но долго рассуждать уже не мог, придя к себе, включил он телевизор, и грусть его взяла, там передача шла, про то, как измывались люди, высмеивая недостатки друга, утратив свой контроль, теряясь в поисках разлуки, и погибали кто где мог.

Кто-то в безразличии своих детей, напившись, отморозив ноги, гангрену получив, умирал от жадности родни. Кто-то сжёг другого из-за денег, теперь всё нюхая вокруг, искал какой-то запах, стремясь избавить наваждение. Другой смеялся над людьми – погиб в автомобильной катастрофе. И так, смотря всё это, он путь себе определил, решил, что ждать уже не станет развязки долгого пути. Верёвку взял, и там его потом нашли.

* * *

Субъект всё понял, глазами не своими видел.

Разверзлась земля дежурного пункта, рука оттуда вышла, и душу Новгородова под землю унесла.

Бородатого душа вверх спокойно поднялась.

А на грани тех границ, словно бы не разобрать, круглолицего душа на земле осталась.

Но недолго, вверх пошла, нет безумию предела.

Да плевать, что по обрядам церкви самоубийцу не хоронят, а закапывают просто в землю.

Душа той девушки в любви достоинство нашла и направлялась вверх, ища в спокойствии спасенье.

Над колонией кружили тени, собирая души. И прощаясь, говорили:

– Записи свои веди и найдёшь всё то, что нужно, а всех тех, кто повторит, ждёт – «ремикс бездарности».

В этот же вечер. Заместитель начальника по безопасности стоял на балконе своего дома, нервно покуривая сигарету.

Вдруг видит, к балкону подлетает конь пегас и, на удивление заместителя начальника БиОР, грустными губами говорит:

– Садись, полетаем.

И заместитель полетел, пятнадцатый этаж был.

Учреждение расформировали, субъекта перевели в другое учреждение, где он освободился.

А после в жизни всё искал, кого-то разрушал, кому-то помогал.

Выравнивал баланс несоответствий.

Циклодол

Предисловие к истории

Эта история посвящается людям, имеющим фантазию, но не имеющим возможности её реализовать.

Глубочайшее заблуждение человечества, считающего, что наркотические средства, расширяющие сознание, способны вывести человека на уровень необычайной фантазии. Любая фантазия под воздействием средств является лишь хаотично-фрагментарным восприятием искажённой действительности. И только знания способны упорядочить и сформировать историю.

Возможно, у данного человека подобная фантазия являлась единственной в жизни, что доставляло ему необычайное удовольствие с энтузиазмом рассказывать про инопланетян, множество раз, каждому встречному.

И только объединив её с реальностью, можно увидеть, как отбывают наказание осуждённые в столь хвалебных российских учреждениях пенитенциарной системы, где так красочно всем преподносят о воспитательных мерах их перевоспитания.

Не верь, читающий эту историю, – но когда тебя будет грабить очередной ублюдок, разбивая биту о твою голову, вспомни то, что ты не воспринимал всерьёз. Ведь каждый находящийся в местах лишения свободы – уже осуждён обществом за свои деяния и большего не должен на себе нести, пребывая в рабском состоянии обогащающихся лиц пенитенциарной системы.

Сергей возвращался домой.

Его дом мало напоминал те радостные дома, где встречают любовью, окружающей своих близких, переживая за них и стараясь всеми силами помочь в определении жизненного пути.

Отца убили в пьяной потасовке, когда он был грудным ребёнком, мать работала уборщицей в машиноремонтной службе небольшого провинциального городка. Обеспечить нормальное воспитание и достаток единственному сыну не имела возможности, постоянно гоняясь за дополнительным заработком. Что позволило ему сформироваться в соответствии с дворовыми традициями в банального преступника, постоянно ищущего приключений.

Вот и сейчас Сергей, проходя по знакомым улицам города, купил большую машину, решив – домой успею, зайду к жене, которая за всё время пребывания в местах лишения свободы написала только одно письмо. Беременна.

Сергей через мать узнал, что жена родила мальчика от какого-то хахаля и растит.

Подарив ребёнку машину, Сергей вышел на улицу поговорить с женой.

Разговор не ладился. Жена твердила, что постоянно сидишь, толку никакого, подаю на развод.

Сергей всё выслушал, посмотрел на разломанный подарок, который ударами об пол был уничтожен. Подумал, какой-то придурковатый ребёнок, и сказал:

– Всё понятно, делай что хочешь, на развод дам согласие. – И пошёл к себе домой.

Мать, привыкшая к постоянным посиделкам сына в местах лишения свободы, напоминая проводника в поезде, встретила со стандартным набором слов, накормила, дала постельное бельё.

Хотя Сергей и отбывал последнюю судимость по глупому стечению обстоятельств, это мать не успокаивало. Возвращаясь с вечеринки в ночное время, Сергей, испытывая нужду по тяжёлому, зашёл в парадный подъезд взять газету. Поднимаясь по лестнице, обнаружил ювелирные изделия, решил, возможно, кто-то потерял или скинул улику. Спокойно положил в карман, поднимаясь выше, в надежде найти ещё. В это время в подъезд вошли сотрудники вневедомственной охраны. Их вызвали по подозрению в совершении преступления, кто-то из проживающих в подъезде видел заклеенные глазки квартир. Сергея задержали и предъявили обвинение в квартирной краже. В подъезде нашли перчатки, сумку, которые Сергею не принадлежали, что подтвердила экспертиза. Но для российского судопроизводства этого вполне достаточно. Не имея никаких прямых доказательств пребывания в обворованной квартире и отсутствие иных украденных предметов. На основании только ювелирных изделий и того, что Сергей ранее судим за аналогичное преступление, суд по надуманной версии, что у Сергея было много времени избавиться от других вещей из обворованной квартиры, с учётом непризнания вины, назначил срок в шесть лет строгого режима.

Которые Сергей отбывал в родной Карелии.

Поднявшись в комнату второго этажа частного дома, Сергей услышал шум внизу. Дверь комнаты распахнулась, и в неё вошёл с наборным текстом старый друг Антон.

– Рад видеть, как узнал, что освободился, сразу к тебе. Что грустный? Может, выпивки или чего другого?

Сергей тоскливо посмотрел на Антона и сказал:

– Ничего не хочу, мало того, что отсидел непонятно за что, с женой пустота, мать всё недовольна, просто тоска.

– Да, не гони. Знаешь что, у меня есть циклодол, таблетки что «дурикам» дают, чтобы из депрессии выводить. Давай закинемся, и всё как рукой снимет, – поддержал Антон.

– Циклодол, – припоминал Сергей, – кажется, знакомое, что-то по малолетству вроде пробовал, никакого эффекта.

– Значит, мало было. Давай по пласту закинемся, и будет класс, – подчеркнул Антон.

– По десять таблеток, – озадачился Сергей.

– А что, нормуль.

– А, давай, всё равно дерьмо вокруг, – махнул рукой Сергей.

Приняли по десять таблеток, запили пивом, принесённым Антоном.

Сидели, сидели и ничего.

– Что-то ничего не цепляет, ерунда какая-то, – высказался Сергей.

– А давай ещё по пятёрке закинем, – предложил Антон.

Закинули ещё по пять таблеток. И ничего.

– Слушай, так не пойдёт, необходимо выпить за твоё освобождение. У тебя деньги есть? – спросил Антон.

– Нету.

– А что-нибудь продать есть? – поставил вопрос Антон.

Сергей осмотрел пустую комнату, в которой стоял шкаф, кровать и пара табуреток.

– Вроде ничего нет. Хотя, – вспомнил Сергей, – есть микроволновая печь на кухне, она всё равно не нужна. Давай её продадим, – решил Сергей.

– Давай, – поддержал Антон, знаю на рынке один ларёк, там армянка скупает всё подряд.

– Отлично, – согласился Сергей.

Взял микроволновку, и направились на рынок.

Посередине рынка Сергей остановился.

Странно.

Проходящие по рынку люди спешили, суетились, что-то покупали, что-то продавали.

И вдруг картина происходящих событий рынка стала меняться.

Сергей с удивлением посмотрел вокруг.

Кучка папуасов с копьями в руках проходила мимо. Один из них споткнулся, подобрал что-то с земли, догнал других.

Антон в плечо толкнул Сергея.

– Что встал, пошли, вон напротив ларёк.

Наваждение рассеялось.

Сергей зашёл в ларёк, предлагая толстой армянке микроволновую печь.

Та осмотрела, говорит:

– Необходимо проверить.

Взяла вилку шнура и хотела воткнуть в розетку.

– Стой, – закричал Сергей. – Это змея, в твоей руке, сейчас ужалит.

Армянка недоумевающе посмотрела на Сергея. Поняв, что он в невменяемом состоянии, сунула в руку Сергея тысячу рублей, сказав – микроволновка больше не стоит, и выдворила его за дверь.

Подошедший Антон спросил.

– Ну что, где деньги?

– Какие деньги? – прозвучал вопрос.

– Как какие, за микроволновку.

– Не знаю, – озадачился Сергей.

Антон понял, что Сергей в прострации, просмотрел содержание карманов. Нету. И тут увидел деньги в руке Сергея.

– Да вот же они.

Сергей закричал:

– Не трогай, стоит мне руку разжать, как они улетят.

– Хорош дур-ру гнать, – засмеялся Антон, решив, что с Сергеем на сегодня делать нечего. Взял деньги, дал Сергею ещё пласт таблеток, и на этом распрощались.

Сергей вернулся домой.

Поднялся на второй этаж своей комнаты, расположился на кровати и стал смотреть в окно напротив. Тоска и грусть одолевали Сергея. Вспомнив про таблетки в кармане, проглотил ещё пять штук. Время шло, близился закат, Сергей съел ещё пять таблеток и потерял отсчёт времени.

Наступила ночь, луна вышла в небо, а Сергей всё смотрел в окно.

Странно, подумал Сергей, вроде как луна увеличивается.

И по мере смотрения на луну Сергей понял, что луна, увеличиваясь, приближается к окну, всё ближе и ближе, пока своим светом полностью не заполнила окно.

Неожиданно в свете луны открылась дверь, и на фоне светящейся дороги к окну направились трое инопланетян.

Шокировало и удивило Сергея не то, что инопланетные существа спускались в ярком свете луны, а то, что из головы уходящих в плечи трубок переливалась какая-то жидкость и – не было – рта.

Стараясь получше их рассмотреть, Сергей привстал на кровати и вдруг услышал:

– Не беспокойся, мы прибыли из другой галактики, для того чтобы исследовать тебя.

Это ещё больше озадачило Сергея. Как они могут говорить, а я их слышать, если у них отсутствует – рот.

– Не переживай, – услышал Сергей, – мы понимаем тебя, ты понимаешь нас, для этого не нужно коммуникативно-речевое общение.

– Но почему вы выбрали меня? – спросил Сергей.

– Всё просто, мы проплывали мимо и увидели сидящего человека в размышлениях. А лучший исследуемый объект – это мыслитель.

– Ну-ну, исследуйте, – заключил Сергей, желая встать. И только сейчас понял, что не может пошевелиться.

– Всё нормально, – услышал Сергей инопланетный голос. – Исследование проведём прямо тут.

Сергея переложили на каталку. Двое инопланетян с переливающимися жидкостями в голове встали с разных сторон. Третий встал возле головы, куда на тележке подкатил инструмент для препарирования.

Сергей, увидев инструмент, испугался и закричал:

– Что вы хотите делать? – услышав в ответ:

– Не переживай, больно не будет, мы просмотрим содержимое твоего мозга, чтобы лучше узнать жизнедеятельность людей на земле.

Сергей подёргался, пытаясь встать, понял, что бесполезно, беспомощно решил:

– Делайте что хотите.

Осматривая пришельцев, Сергей всё же удивлялся, почему у них лица как у людей, а рот отсутствует. И, не давая себе закончить в рассуждениях, увидел, как стоящий над головой инопланетянин взял машинку для препарирования черепа.

Машинка завизжала и прошлась чуть выше глаз, по всей голове.

– Сволочи, – закричал Сергей, – можете всего меня изрезать. После Карельского ЛИУ-4 ваше разрезание головы всего лишь миг по сравнению с длительностью пыток, издевательств, проводимых в так называемом туберкулёзном лечебно-исправительном учреждении под псевдонимом «Онда».

Сергей удивлённо смотрел, как инопланетяне отделили верхнюю черепную коробку и положили рядом с инструментом.

Боли нет, крови минимум.

Мозг Сергея облили какой-то жидкостью и воткнули иголки с проводами.

– Заливайте, заливайте, – кричал Сергей, – это ерунда по сравнению с тем пребыванием в Карельском ЛИУ-4. Ещё никакого нарушения не совершил, а прибывших в учреждение размещают в камерах штрафного изолятора (ШИЗО), с последующим переводом в карантинное отделение. И пока находишься в ШИЗО, у людей, не ознакомленных с правилами содержания требуют каких-то докладов. Назначают дежурного. Хоть кричи этот доклад, хоть говори, это всего лишь повод для сотрудников.

– Не почищен кранчик умывальника. Нарушение. Кто дежурный?

Молчание.

– Построились.

На любого ткнули пальцем.

– Ты. Выходи.

Раздели донага. Трое сотрудников учреждения навалились на обнажённого. Крик, боль, сделали растяжку на шпагат.

– В камеру. Залить хлоркой. Все запрыгнули на нары.

Дневальный из среды осуждённых по самодеятельным организациям (СО) несёт полведра сухой хлорки, добавляет воду и этот концентрат выливает в камеру.

– Руками лица не закрывать.

Загоняют в камеру обнажённого, кидают тряпочку размером с носовой платок.

– Убирай хлорку. Плохо уберёшь, опять зальём.

Дышать нечем, камеры без вентиляций. Слёзы, сопли, непереставаемый грудной кашель.

– Руки убрали от лиц, – кричит в глазок дневальный ШИЗО.

Обнажённый тряпочкой убирает желеобразную хлорку.

– Руки убрали от лиц, а то сами будете убирать после шпагата, – повторяет в глазок дневальный.

Дышать нечем, спуститься с верхних нар не дают, задыхаешься, кашель.

Обнажённый убирает хлорку, руки разъедены, все в крови, кровь повсюду.

Так всю ночь.

День вроде спокойно, все отходят от хлорки.

Вечером опять.

– Кто дежурный, плохо убрали. Залить хлоркой.

Всё повторяется.

Уже говоришь обнажённому, не убирай, бесполезно, что, не понял – любой повод найдут и зальют.

Но страх настолько сильный – что убирает.

Задыхаешься в безостановочном грудном кашле. Вспоминаешь, как один из заключённых (в будущем профессор медицины), спасаясь от туберкулёза в Петропавловской крепости царских времён, закрывался подушкой при сильном грудном кашле, не позволяя сильному потоку воздуха, вырывающемся из лёгких, рвать капилляры, содействовать распространению палочек Коха по лёгким.

Но это ж туберкулёзное лечебно-исправительное учреждение Карелии, где так любят хвастаться, что неподалёку дача Путина, соответственно, и лечение своеобразное, после закормят лекарствами для восстановления здоровья.

– Так что заливайте, заливайте.

Инопланетные существа, рассматривая мозг, стали между собой общаться.

– Что он трепыхается? – спросил один из инопланетян, отделяя мозг от черепной коробки и перекладывая на кушетку стоящего рядом стола под инструментом.

Странно, рассудил Сергей, и не больно даже. Смотришь только, что они там извлекают. Удивляешься лишь трубкам с пузырьками.

Сергей сидел в пересыльной тюрьме номер семь Карелии (для местных – следственная) под следствием, за мелкую кражонку, освободился он с «Онды» по звонку. Шесть лет на швейке проработал и месяц на свободе.

Рассказывал историю свою, про жизнь, об «Онде» мало говорил, всё собирался на свободу.

Другой, дневальный бывший, с данной зоны всего лишь день был на свободе. Он с пневматическим стволом ограбил несколько ларьков, потратить деньги даже не успел, как пьяного поймали. В камере кричал всё время, орал в окно – построились, равняйсь, смирно, проходи по одному, не толкаться. Всё спрашивал субъекта, знал того, другого, по учреждению четыре Карельского туберкулёзного учреждения (ЛИУ-4) под псевдонимом «Онда».

Знал, знал, конечно, отвечал субъект, бывал на этой зоне, в две тысячи втором году.

Попал он в камеру случайно к ним.

С распределения транзитной попросту тюрьмы, а в перемешке учреждение под номером седьмым. Там даже в нём самом намешано – и строгий, общий режим содержания лагерной системы, и тюрьма как пересылка.

Обследование медицинское как основа. Оставить осуждённых в данном учреждении, отправить по соседству в посёлок Надвоицы, учреждение номер один строгого режима. Анализы и всё такое. Сняла с этапа фтизиатр, так ласково отметив:

– Вкрапления присутствуют на правом лёгком, есть подозрение на туберкулёз, поставлю нулевой диагноз, съездишь к нам в лечебницу четыре (соседствующей с учреждением один посёлка Надвоицы), – и перевели субъекта в трёхместку туббольных, Сергея и дневального.

Сидел субъект недолго там, ни курева, ни чаю, никто не помогает на тюрьме, прогулка, дворики на крыше, и то соседи все молчат. И сам субъект всё больше слушал, про «Онду» знал немало он, почти что год бывал когда-то там.

Смеялся над историей Сергея, когда тот повторялся про инопланетян.

– Ты представляешь, выходят все прозрачные, и трубки в шею с головы уходят, а в них там жидкость булькает какая-то, и все – молчат.

Субъект ну просто ржал без остановки, смешно рассказывал, не передать.

Дневальный бывший, видя это, вмешивался сам и начинал рассказывать про разных осуждённых с «Онды». Садиста вспомнил одного. Субъект, конечно, знал его, он был в то время старшим вышкарём осуждённых. В учреждении поставлен был принцип сталинских ещё времён.

Учреждение на высоте гористой местности, обдувается со всех сторон, по периметру охраны – вышки от сотрудников стоят и внутри учреждения вышки для осуждённых – контролировать сотрудников, отмечать обходы их через каждые два часа и смотреть за нарушением осуждённых, кто куда пошёл, отмечая всё в блокнотики для отчётности в нарядной.

В низине всё леса сплошные, виднеется край озера, исходная, наверно – псевдонима «Онда», и параллельно озеру алюминиевый завод, сырьё переливают в чушки там, от этого все местные считают, с зубами там проблема, просто выпадают. Возможно, есть осадки, над этим не задумывался субъект, но видел медсестру, уколы делала, всегда стеснялась говорить.

В учреждение того периода субъект приехал как и все, в Санкт-Петербурге на «Крестах» был обнаружен туберкулёз, отправили «лечить».

Прошёл «прожарку», как и все.

По прибытию всех прибывших разместили в изолятор (ШИЗО). Возвратчиков с больницы г. Медвежьегорск в камеру отдельно, четверых, как новых, в камеру отдельно, соседнюю.

Всех этапников субъект, конечно, знал, вместе выезжали.

Алексей, рослый парень, спокойный очень, двадцать лет. Роман Зайцев, интересен был, чёрный, небольшого роста, с лёгкостью подстраивался под людей, гибкость там редчайшая была, попросту актёр. Был он раньше в этом учреждении с небольшим лишь сроком, ехал отбывать повторно, вёз тринадцать лет за двойной разбой. И затихарённый под обычного осуждённого с категории «обиженных», так в среде осуждённых называют гомосексуалистов, лет под двадцать пять, с неясной внешностью, всё консервы поглощал в «столыпино» (вагон для перевозки осуждённых) с Алексеем и Романом.

Как-то сразу вычислил субъект его, с камеры «Крестов» вышел на испуге, всё смотрел по сторонам и в транзите осторожно вёл себя, сторонился незнакомых в коллективе, после понял, что никто не догадался, стал подстраиваться под них. Дав оценку, субъект попросту игнорировал его. После подтвердилось всё.

А пока смотрел субъект, как с подъёма досок откидных всех построили, и ответственный дежурный с парою сотрудников кричит – почему кранчик умывальника не чищен.

Все с вопросом в голове, только прибыли, какой тут кранчик – на хрен.

Разоряется, кричит, ткнул пальцем на «обиженного» – ты дежурный, хлоркой всех залить. Вытащили на коридор его, догола раздели, на растяжку – двое сотрудников навалились. Связки все порвал, на шпагат уселся. В камеру обратно затолкнули, тряпочку в лицо, следом целое ведро концентрата хлорки выплеснул дневальный.

Поначалу ничего, после попросту не продохнуть. Все на нары, закричал дневальный, руки все от лиц убрали.

И сидишь на корточках, на нарах, понимаешь, сделаешь не так, будешь на растяжке. А дневальный бегает и в глазок всё повторяет – убирай быстрей, руки все поубирали от лиц.

Замкнутое пространство, три на три квадрат, вытяжка отсутствует, слёзы, сопли, пот ручьём, кашель не остановить. Этот дурачок всё убирает что-то там. Пальцы все разъедены, кровь течёт, но старается всё вытирать, перепуган напрочь.

Говоришь ему, на хрен это нужно, делай только вид, всё равно повод найдут, главное для них хлоркою залить.

Бесполезно, вытирает. После через щели спад идёт, всё рассасывается как-то, наплевать и на обед, просто набираешь. Вещи «дежурного» к вечеру лишь отдают, как подсохнет малость в камере. Ужин съел, сбил немного кашель, просто не заснуть.

А с утра ну просто повторенье. Алексей попал в «прожарку», ограничились лишь хлоркой, полведра сухой и воды остаток на ведро, видимо, намеренно размешал дневальный на глазах осуждённых, чтобы знали, тут не шутят.

Спрашиваешь у Зайца, сколько это будет длиться, он лишь говорит, пару дней потерпите, в учреждении попроще, здесь всего лишь данное.

После моют, одевают, вещи лишние на хранение сдают, робы (рабочая – повседневная одежда осуждённых) все коричневые, как у школьников на Украине под восьмидесятые годы прошлого столетия. Снабжение плохое, даже этого не доставалось всем. Выдали субъекту клифт коричневый и штаны изношенные каким-то работягой, с коленными заплатами на них. Унижение такое Ромка Зайцев поддержал, не гони, в зоне и похлеще есть.

После переводят в карантин на пятнадцать дней, до распределения в отряды.

Учреждение само в форме небольшое, по количеству осуждённых выдержка под тысячу не более, но нагромождений зданий много.

Здание, как и везде, вход в учреждение, дежурные сидят (ДПНКа) там же комнаты свиданий, длительных, коротких. Слева, в край угла периметра, изолятор (ШИЗО, ПКТ – помещение камерного типа). По прямой от входа микромагазин, дальше здание большое, трёхэтажное, поделено довольно интересно, справа вход на карантин, первый весь этаж под ним, дальше вход на бесконвойку и отряд под хозяйственную обслугу, тех, кто в учреждении на объектах обеспечения и в охране вышкарей функции администрации выполняет, в будках по учреждению сидят, нарушения осуждённых всё выявляют. Столовские работники, котельной, там же староста из церкви – что напротив входа слева, к руководству учреждения, на второй этаж. Дальше, по последовательности зданий, за церковью, котельная, за общим зданием администрации и карантина с сопутствующей хозобслугой, через микрополе для футбола, огромная столовая, поделена на два различных входа, как в целом всё учреждение – разделено на вид бактерий, плюс и минус, для регулярного лечения.

Работать могут только с минусом, у данных осуждённых палочка Коха неактивна, попросту молчит, а если и отхаркивается, то мёртвая, ведь в основе препаратного лечения свести на минимум размножение палочки Коха, а дальше сам иммунитет работает, усилить витамином можно и калорийностью продукта.

Поэтому и с плюсом на работу не берут, в основе не бактерия виновна, а слабость лишь иммунитета. Но в учреждении, наверно, все мыслят по-другому, с исходной от заразности бактерий, в режиме подавления людей.

За зданием столовой микроблоки хозяйственной работы, слесарка, автомастерская, построили парник.

По осевой, через дорогу, к началу входа, здание для инвалидов, здание плюсовиков, поделено на две половины, с отрядом (минус) рабочих на промышленной зоне – швейка, ширпортребка, разного по дереву, в основе всё для бань, первый и второй этаж. Дальше здание стационар, тоже двухэтажное, там приём врачей, а над ними содержание тяжелобольных.

За стационаром, удаляясь от главной аллеи, в правую сторону от входа, здание такое же, поделено – нижний весь этаж под режимный отряд, верхний нерабочий (минус).

За ним микробаня и огромная котельная из красного кирпича в нерабочем состоянии. Строили её, чтоб в проекте близлежащие за зоной здания отапливать, там свинарник, здания жилые и административные, где работают расконвоированные (бесконвойка осуждённых). Остальные здания, как везде в Карелии, в основном из силиката, камня много, глины мало.

И как прилегающая территория вокруг зданий, где плюсовики живут, небольшая промышленная зона одноэтажных зданий, швейка, рукавицы большей частью шьют, микроцех для токарей.

На другой лишь стороне, в здании из двух частей, производят резчики по дереву разного рисунка черпаки для бань, рядом мебель данной продукции. Могут на заказ сделать что угодно. Ширпотребщики, так называют тех, кто может сделать разную сувенирную продукцию, пользовались спросом, по сути, как и везде. Мастеров, как правило, от года в год всё меньше, и поэтому им даже там позволяли жить вольготнее.

Карантин, по сути, ничего особенного, по режиму времени расписано. Заправка кроватей вся «по-белому», с конвертом наверху, (простынью застилается матрас, в другую складывается одеяло, оставляя полосу, а сверху треугольник полотенца). Доклад к распределению в учреждение по очереди читается в помещении под приём пищи, прогулка, а вечером зубные щётки в руки, и натираешь деревянный пол, ползая на корточках.

Обследование врачей, анализы, мокрота.

Старшиной был тогда Солдатов, Солдат – по фамилии и кличка, паралич руки, с ногой проблема, попросту кричит – тщательнее убирайте и доклад на имя начальника учреждения кричите громче, чтоб слышно было наверху, где кабинеты все.

– Здравствуйте. Разрешите войти. Осуждённый такой-то, такой-то, начало срока, конец срока, на распределительную комиссию прибыл.

Зайцев Рома, зная всё заведомо, делает карьеру, пишет докладных побольше, «упаковывает» в изолятор (ШИЗО) там кого-то.

Дни проходят однотипно, и вот распределение.

Зайцев Рома с Алексеем перешли в дневальные, по отрядам разным разбрелись, а субъект в отряд нерабочий, что за зданием стационара, на второй этаж попал.

Понял, жить тут явно нереально, посмотреть в окно нельзя, ходят «добровольцы» разные, на руке повязка «активист», глупый вывод создают – готовится к побегу, сел на корточки, устал, воровскую жизнь традиций поддержал и тому подобный бред. Пишут сразу докладные, штуки три напишут, в изолятор угодишь, будешь нарушителем режима содержания.

В секции кровати все по кругу, весь отряд ходит по одной лишь стороне, справа налево. Режим расписан безупречно, поминутно, две уборки, утро, вечер, после сократили до одной. Время личное как будто есть, на деле просто нет, час там, полтора, тихий час как дополнение, расправился, заправился, не понял, что и делал, вроде отдыхал. Либо телевизор смотришь, либо в очереди стоишь, в туалет, каптёрку чаю заварить, и дневальный, как регулировщик, только говорит, в туалет один, в умывальник, в помещение просмотра телевизора.

Съесть что-либо из посылки, передачи только вечер, полтора часа на это. Простоишь в каптёрку очередь, после думаешь, зачем, взял лишь горсть конфет да пачку сигарет. Угощать никого нельзя, максимум лишь сигаретой, пачкой выручил, нарушение получил – отчуждение имущества.

Для дневальных лишь раздолье, может взять и больше, под предлогом – что поменьше будут замечать, а на деле лишь иллюзия, только повод дай, напридумывают такой нелепости нарушений… что из изолятора не вылезешь.

Так субъект, по привычке побыстрей обжиться, получил посылку, всё раздал.

Сделал только вывод. Старшина отводит от себя, легче попросту дневального списать, мало ли пожалуются. Собирает через них лучшее, что есть в наличии осуждённых, после закрепляет власть, отдаёт нарядчику. Там он главный среди них. Как второй начальник учреждения всё рекомендует кого из старшин, дневальных сменить, начальство же указания ему даёт, на планёрке, перед строем всех старшин, как руководить в отрядах.

Знал субъект нарядчика давно, ещё по больнице г. Медвежьегорска, бегал в санитарах он, после стал завхозом, и пути с субъектом разошлись. Тут же в карантин только он зашёл, а субъект ему – здравствуй, Александр, видно, в гору ты пошёл, а в ответ пренебреженье – ты мне просто незнаком. Внешний вид «убил» его. Но субъекту было наплевать, он в штанах с заплатками только пользу получил.