Текст книги "Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль"

3. Накануне партсъезда

Между тем внутрипартийная борьба осенью 1937 г. вновь резко обострилась. Оппозиция выступила с несколькими документами, предшествовавшими XV съезду партии, который был назначен на декабрь 1927 г. Важнейшими из них были контртезисы по пятилетнему плану и контртезисы по работе в деревне. Лишь первый документ был опубликован,[993]993
  Дискуссионный листок № 5. Правда. 1927. 17 ноября.


[Закрыть] второй же не был доведен до ведома коммунистов, несмотря на официально объявленную предсъездовскую дискуссию.[994]994
  «Полагая» (скорее всего, не наивно, а играя в наивность), что открывается подлинная дискуссия, Зиновьев, Каменев, Муралов, Раковский, Смилга и Троцкий 2 ноября 1927 г. обратились в редакцию «Правды» с письмом, в котором просили немедленно опубликовать посылаемые ими тезисы о работе в деревне. «Какую бы то ни было задержку в напечатании тезисов мы будем рассматривать как издевательство над решениями пленума и интересами подготовки съезда», – писали они, добавляя, что в том случае, если 3 ноября «Дискуссионный листок» печататься не будет, тезисы должны быть помещены на одной из основных страниц «Правды» (РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Ед. хр. 150. Л. 1). Никакого ответа из центрального партийного печатного органа авторы не получили.


[Закрыть] Они вошли в сборники дискуссионных материалов, выпущенные в 1928 г. (всего было выпущено четыре сборника под общим названием) и построенные таким образом, что за каждым материалом оппозиции следовала череда выступлений, обвинявших оппозиционеров в преступлениях перед партией. Тезисы о пятилетке были опубликованы здесь без подписей, вторые тезисы – за подписью девяти партийных деятелей, в том числе Раковского (другими подписантами были Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бакаев, Евдокимов, Муралов, Смилга, Петерсон).[995]995
  Партия и оппозиция накануне XV съезда ВКП(б): Сборник дискуссионных материалов. М., 1928. Вып. 2. С. 32–68; Вып. 3. С. 24–61.


[Закрыть] Оппозиция считала, что путем правильного использования бюджета, кредита, цен, связей с мировой экономикой можно получить средства для более смелого решения задач индустриализации и подъема культуры масс. Вносились предложения о повышении заработной платы рабочим в соответствии с повышением производительности труда, недопущении поползновений к удлинению рабочего дня, пресечении «бюрократических безобразий» и т. д.

Явно переоценивая остроту классовых схваток в деревне, оппозиционеры, включая Раковского, заявляли: «В разыгравшейся в деревне классовой борьбе партия не на словах, а на деле должна стать во главе батраков, бедняков и основной массы середняков и организовать их против эксплуататорских стремлений кулачества».[996]996
  Партия и оппозиция накануне XV съезда ВКП(б). Вып. 3. С. 58.


[Закрыть] Основная часть середняков должна быть организована вокруг сельсоветов и кооперации; должен быть создан Союз деревенской бедноты, в котором было бы обеспечено пролетарское влияние; ограничены эксплуататорские поползновения кулачества; деревню намечалось систематически и постепенно подводить к переходу на крупное машинное коллективное хозяйство.

Что же во всех этих утверждениях и требованиях было антипартийного? Наоборот, все они целиком и полностью исходили из уравнительных и мессианских большевистских догматов! Но основные усилия оппозиции по-прежнему концентрировались на критике бюрократических методов партийной и государственной работы, на сосредоточении власти в руках Сталина, и именно это вызывало наибольшую озлобленность правившей группы.

21–23 сентября состоялся объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Троцкий, Зиновьев, Муралов, Смилга и Евдокимов попытались обосновать на нем взгляды оппозиции, но их выступления не слушали, прерывали грубыми, оскорбительными выкриками. Стенограмма пленума не опубликована и остается недоступной для исследователей. Но известно, что Х. Г. Раковский на нем не выступал. Он подготовил подробный конспект речи, которую собирался произнести. Но, как это уже бывало, прения были оборваны как раз тогда, когда очередь дошла до него.[997]997
  Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927. Т. 4. С. 242.


[Закрыть] Поэтому Раковскому осталось солидаризоваться со Смилгой и Евдокимовым в том, что права партии узурпированы ее высшим руководством.

Октябрьский пленум исключил Л. Д. Троцкого и Г. Е. Зиновьева из ЦК, обвинив их в проведении фракционной работы. Пленум принял решение об организации предсъездовской дискуссии, но в таких рамках, чтобы не допустить возможности публикации материалов оппозиции.[998]998
  Правда. 1927. 25 октября.


[Закрыть] Приверженцы большинства уверяли на пленуме и после него, что появление оппозиционной платформы означает создание новой, троцкистской партии. Пленум отклонил предложение деятелей оппозиции о публикации ее платформы, ссылаясь на резолюцию X съезда РКП(б) «О единстве партии».

После октябрьского пленума члены ЦК и ЦКК, принадлежавшие к оппозиции, включая Раковского, выступили с заявлением по поводу решения об исключении Троцкого и Зиновьева из состава ЦК.[999]999
  Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927. Т. 4. С. 225–230.


[Закрыть] Документ давал справедливую оценку произошедшего. «Этот акт является еще одним шагом на пути устранения от руководства партии и революции той группы товарищей, которая совместно с Лениным стояла у руля революции». Исключение рассматривалось как часть плана сталинской группы, который начал выполняться со времени июльского пленума ЦК 1926 г. и целью которого являлось устранение оппозиционных деятелей из партии. «Маневрируя, не стесняясь средствами, Сталин упорно идет к этой цели. Он стремится заполнить время от пленума до XV съезда травлей оппозиции». Лидеры оппозиции призывали членов партии бороться за честный созыв XV съезда, против раскола – только при условии полного освещения взглядов оппозиции съезд сможет разобраться в действительных разногласиях в партии, полагали эти деятели.

Когда же за месяц до XV съезда, с 30 октября, была объявлена общепартийная дискуссия, Х. Г. Раковский направил для публикации в «Дискуссионном листке» обработанный конспект своего несостоявшегося выступления на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК.[1000]1000
  Там же. С. 241.


[Закрыть] Разумеется, этот документ, как и другие материалы оппозиции, включая проект ее платформы, опубликованы не были. В течение десятилетий текст хранился в архиве Л. Д. Троцкого и лишь сравнительно недавно увидел свет.[1001]1001
  Оппозиция и третья сила: Несказанная речь Раковского на объединенном пленуме ЦК и ЦКК // Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927. Т. 4. С. 242–249.


[Закрыть]

Непроизнесенная речь Раковского дает яркое представление о его политических позициях и идейных установках конца 1927 г. и поэтому заслуживает подробного рассмотрения.

Х. Г. Раковский прежде всего дал представление о той атмосфере бешенства, в которой протекал пленум. «Товарищи, я готов следовать примеру тов. Бухарина, звавшего пленум к хладнокровию, хотя большинство, к сожалению, не послушалось этого совета и продолжало срывать с трибуны ораторов оппозиции, продолжало прибегать к малоубедительным аргументам – бросанию стаканов после того, как были использованы переплетенные тома.[1002]1002
  Лишь с чрезвычайно большим трудом можно представить себе, что на заседании главного руководящего органа ВКП(б) во время выступления Л. Д. Троцкого из президиума в него был запущен стакан, а перед этим Ярославский швырнул в него какой-то том официальных партийных материалов. Троцкий назвал такие методы «фашистско-хулиганскими» (Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927. Т. 4. С. 230–231).


[Закрыть] Я намерен в обсуждение этого вопроса об исключении тт. Троцкого и Зиновьева внести максимум хладнокровия и спокойствия».

Раковский указал, что исключение из ЦК двух виднейших деятелей партии, соратников Ленина, является громадным ударом по всей партии, что аргументы в пользу их исключения убоги, что в выступлениях представителей руководящего большинства отсутствовал анализ внутреннего и международного положения страны и прежде всего того, как исключение Троцкого и Зиновьева из ЦК отразится «на состоянии классов внутри страны и за рубежом». Раковский высмеял аргумент Сталина по поводу брошюры Троцкого 1904 г., которую тот действительно посвятил «дорогому учителю П. Б. Аксельроду».[1003]1003
  Сталин И. Сочинения. М., 1949. Т. 10. С. 204–205.


[Закрыть] «Я не знаю, – отмечал Раковский, – забыл ли Сталин или он не знает, что Ленин несколько раньше тов. Троцкого также назвал Аксельрода “дорогим учителем”».[1004]1004
  У Ленина можно найти десятки высказываний о выдающейся роли П. Б. Аксельрода, как и других членов группы «Освобождение труда», в пропаганде марксизма в России и политическом пробуждении российского пролетариата.


[Закрыть] «Нельзя также считать аргументами всю ту дребедень, все те антибиографические и биографические сведения, которые в изобилии приводились здесь, но которые с излишком покрываются обоснованной теоретической критикой, которую мы слышим со стороны оппозиции».

Показывая, по каким причинам фигурировали только аргументы о партийной дисциплине, Раковский, по существу дела, отмечал демагогию сталинской группы, хотя и не употреблял этого термина. «Приводя эти аргументы, легче всего возбудить ненависть и озлобление против оппозиции. Партия не знает, кто является первым, систематическим и самым ответственным нарушителем партийного устава, партийной дисциплины и партийного единства. Значительная часть молодых членов партии еще склонна принимать существующий режим в партии за нормальный режим, а всякое уклонение – не от партийного устава, а от искаженного партийного режима – она принимает за нарушение устава, за нарушение дисциплины и единства партии».

Оратор отверг прозвучавшее на пленуме обвинение по адресу оппозиционеров в связи их с контрреволюционным подпольем, внезапно возникшим «делом о заговоре», о некоем «бывшем колчаковском офицере» и группе бывших эсеров.[1005]1005
  Судя по воспоминаниям бывшего сотрудника ОГПУ А. Орлова, агент ОГПУ провокатор М. С. Строилов (в материалах 1927 г. его называли Щербаковым), обещавший приверженцам Троцкого достать бумагу для издания нелегальных материалов, был по указанию Сталина, переданному заместителю председателя ОГПУ Г. Г. Ягоде, «повышен в чине», превращен во «врангелевского (не колчаковского!) офицера» для того, чтобы можно было обвинить оппозиционеров в тайном сотрудничестве с бывшими белогвардейцами (Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 205). Гипотеза о том, что Щербаков являлся агентом ОГПУ и был использован для дискредитации оппозиции, была выдвинута еще на октябрьском пленуме 1927 г. Зиновьевым (Правда. 1927. 2 ноября).


[Закрыть] Он показал, что в длинном докладе на пленуме председателя ОГПУ В. Р. Менжинского в оглашенных им показаниях арестованных лиц не было ни прямого, ни косвенного намека на какое-либо отношение этого дела к борьбе оппозиции.

Склонный к историческим аналогиям, внимательно следивший за литературой о европейских революциях XVIII–XIX вв., Х. Г. Раковский обратил внимание на книгу известного французского историка Жоржа Ленотра «Робеспьер и Матерь Божия», написанную на основе архивных документов.[1006]1006
  Lenotre G. Robespierre et la «Mère de Dieu». Paris, 1926.


[Закрыть] В книге рассказывалось об одной старухе, мнившей себя «Матерью Божией» и имевшей какое-то отдаленное, по существу дела случайное отношение к Робеспьеру. Собирая обвинительный материал против него, враги облыжно приписали ему связь с указанной дамой, построив «на этой дребедени» обвинение в заговоре против конституции. «Разве история должна повторяться в самых мельчайших подробностях?» – вопрошал Раковский.[1007]1007
  В книгах Ленотра и других историков речь идет о полусумасшедшей Катерине Тео, при посредстве которой была предпринята попытка скомпрометировать или, по крайней мере, представить Робеспьера в смешном виде, ибо Тео считала его мессией. Ссылки на Ленотра – это подтверждение незаурядной исторической эрудиции Раковского, его интереса к истории Франции и особенно к революции конца XVIII в. Бывший деятель румынского рабочего движения М. З. Вильдер, работавший в конце 20-х годов в Институте Маркса – Энгельса, вспоминал, что, возвратившись из Франции, Раковский посещал его в институте. Оба вспоминали былое. Раковский, по словам Вильдера, «очень увлекался в то время учением великого французского социалиста-утописта Сен-Симона» (Вильдер М. З. Одна из страниц эпохи мужества и героизма // Вопросы истории КПСС. 1989. № 10. С. 109). Вскоре, находясь в ссылке, Раковский развернет подготовку труда по этой проблеме.


[Закрыть]

Наиболее подробно, учитывая характер своей предыдущей деятельности, Раковский остановился на той связи, которую он усматривал между внутрипартийным положением и борьбой в ВКП(б), с одной стороны, и тактикой международного капитализма – с другой. Приводились данные о том, что в западных буржуазных кругах борьба в СССР воспринимается как конфликт между революционным крылом (оппозицией) и умеренной частью (большинством), и это приводит к некоторым практическим выводам. В правящих кругах капиталистических стран возникает установка на торможение в решении вопроса о долгах, так как, по их мнению, большевики «будут вынуждены признать долги и в будущем заплатить нам больше, чем это готовы были бы сделать теперь». В качестве иллюстрации того, как, «ставя ставку на умеренное большинство ЦК, международный империализм дает нам бои и, самое главное, выигрывает их», Раковский привел конфликт с Францией, связанный с его отозванием с дипломатического поста. Кампания против полпреда, по его убеждению, исходила из предпосылки, что он, принадлежа к оппозиции, может не надеяться на защиту собственного правительства, в доказательство чего приводились документальные выдержки из французских газет, заявления А. Бриана и т. п. «Эта уверенность нашла видимость подтверждения в пассивности Наркоминдела и Политбюро по отношению к своему представителю в Париже». «Исторический смысл последнего франко-советского конфликта заключается в том, что переговоры на тех основах, которые Политбюро считало единственно совместимыми с нашими политическими и экономическими интересами, сорвались. Французское правительство будет теперь выдвигать новые требования… Теперь мы входим в новую полосу, когда соглашение будет возможно ценой капитуляции с нашей стороны. Изменить создавшееся положение к выгоде для нас можно только решительным изменением всего партийного курса».

В этих высказываниях проявлялась неоправданная экстраполяция фиксированного политического момента на будущее, не учитывалась поливариантность развития как СССР, так и капиталистического мира. Но с точки зрения того конкретного положения, которое имело место во второй половине 1927 г., анализ Раковского был весьма убедительным.

Х. Г. Раковский высказал убеждение, что вера «сторонников аппаратной власти» в укрепление партии путем избавления от оппозиционеров является самообольщением. «Коммунистическая партия, которая перестает свободно обсуждать – конечно, в рамках подлинного партийного устава – крупные вопросы внутренней и внешней политики, такая партия не смогла бы удержать свою роль руководителя пролетарской диктатуры и международного рабочего движения. Я жалею руководителей партии и Политбюро, если они и дальше будут считать, что можно руководить великим революционным государством в тягчайшей международной и внутренней обстановке, опираясь не на сознательного партийца, а на своего аппаратчика. Я жалею этих товарищей, когда они ищут опоры в тех людях, которые, являясь только тенью самих руководителей, будут вторить тому, что им предписывается из агитпропов, что им преподносится по шпаргалке. Таким образом руководить страной нельзя!»

Раковский заключал тезисы своего непроизнесенного выступления убеждением, что руководящая группа не в состоянии возвратиться с того гибельного пути, по которому она идет, что исправление создавшегося положения может быть осуществлено только самой партией.

Это был документ, исполненный решимости продолжать борьбу за возвращение к ленинской политике, как ее понимали оппозиционеры, но в то же время наивно недооценивавший те тягчайшие административно-бюрократические деформации, которые, имея корни в самих политических представлениях и государственно-политической практике Ленина, уже произошли в партии и которые не давали реальной возможности обычным квазидемократическим путем устранить Сталина и его группу с руководящих партийных и государственных постов.

Судя по времени смещения с дипломатического поста, можно полагать, что Х. Г. Раковский возвратился в СССР в середине октября.[1008]1008
  В качестве курьеза можно привести сообщение французской газеты «Журналь», перепечатанное солидной болгарской газетой, о том, что Раковский намеревался 16 октября тайно выехать из Парижа в Москву, но не смог приобрести билета в спальный вагон (Слово. 1927. 17 октомври). На самом деле отставной полпред, пообедав в последний раз в компании А. де Монзи и других французских друзей (Конт Ф. Указ. соч. С. 226–227), выехал на автомашине в Мюнхен, чтобы не дать новых поводов для инсинуаций правой прессы в связи с его официальным отбытием из Парижа. Затем он поездом отправился в Берлин и оттуда в Москву. В течение всего путешествия его сопровождал румынский писатель Панаит Истрати, который в вагоне с изумлением обнаружил, что под фраком у Раковского оказалась изношенная нижняя рубаха (Istrati P. Vers l’autre flame: Après seize mois l’U.S.S.R. Confession pour vaincus. Paris, 1987. P. 66).


[Закрыть] Видимо, соответствует истине показание Раковского на провокационном судебном процессе 1938 г. о том, что, отправляясь в Москву после снятия с дипломатического поста в октябре 1927 г., он остановился в Берлине в советском полпредстве, где встретился с Н. Н. Крестинским, являвшимся полпредом в Германии, и Л. Б. Каменевым, занимавшим недолгое время такой же пост в Риме. Естественно, трое политических деятелей обсуждали текущее положение в стране и мире. В то же время явно клеветническим было утверждение, признанное Раковским на процессе, что было принято решение «маневрировать».[1009]1009
  Судебный отчет по делу антисоветского «правотроцкистского блока». М., 1938 (далее Судебный отчет). С. 141–142; Стенограмма бухаринского процесса. М., 2007. С. 234. Установлено, что стенографический отчет не был существенно фальсифицирован, но он редактировался, в том числе лично Сталиным, причем искажению подверглись прежде всего показания Бухарина (Мурин Ю. История одного признания // Совершенно секретно. 2009. 23 июня). Издание же 2007 г. осуществлено по архивному подлиннику стенограммы. Что же касается допросов Раковского, то их тексты в обоих изданиях совпадают, что позволяет нам ссылаться на стенограмму 1938 г.


[Закрыть] Подразумевалось при этом намерение, скрывая истинные цели, проводить ту или иную линию в зависимости от обстоятельств, но линию, выгодную для оппозиции, то есть в сам по себе безобидный термин «маневрирование» вкладывался криминальный смысл.[1010]1010
  Современный автор В. В. Соколов, являвшийся в 80-х годах заместителем начальника Историко-дипломатического управления Министерства иностранных дел СССР, без каких-либо ссылок, видимо на основе собственного воображения, описывает встречу Раковского, Крестинского и Каменева в таких выражениях, которые недалеко ушли от лексики «Краткого курса истории ВКП(б)» и являются, по существу дела, клеветническими. Он пишет: «Все они знали друг друга много лет, нередко спорили, а бывало, что вместе выступали против Ленина (?)… Он (Крестинский. – Авт.) пытался их убедить изменить тактику борьбы, но понял, что его аргументы не доходят до них. Их уязвленное самолюбие (?) диктовало им другой тип поведения (?)» (Новая и новейшая история. 1989. № 5. С. 134–135). Все вопросительные знаки в цитате принадлежат авторам книги. Здесь, во-первых, грубым искажением истины является утверждение, что в составе РКП(б) Раковский когда-либо выступал против Ленина, тем более вместе с Каменевым. Во-вторых, автор облыжно сводит причины и мотивы деятельности оппозиции, по крайней мере осенью 1927 г., к «уязвленному самолюбию», голословно отрицая тем самым глубоко идейный и принципиальный смысл борьбы оппозиционеров против сталинщины.


[Закрыть]

Комментируя встречу в Берлине, П. Бруэ уместно, хотя и на базе лишь последующего опыта, замечает: «Мы можем представить себе трех человек, олицетворявших тогда, если говорить в целом, три позиции, по которым произойдет раскол в рядах старой гвардии большевиков: сторонники капитуляции перед угрозой исключения, как Крестинский, сторонники капитуляции во имя реинтеграции, как Каменев, и, наконец, сторонники сопротивления, как Раковский».[1011]1011
  Broue P. Rako // Cahiers Leon Trotsky. № 18. P. 11.


[Закрыть]

Х. Г. Раковский принял активное участие в устной пропаганде взглядов оппозиции, фиксируя главное внимание на резкой критике бюрократических извращений в партийной и государственной жизни и деятельности. Судя по имеющимся сведениям, он неоднократно выступал или пытался выступить на собраниях коммунистов Москвы. Об одном из таких выступлений, состоявшемся 31 октября, свидетельствовал Л. Д. Троцкий, описавший двухтысячное собрание в Колонном зале Дома союзов (бывшем Дворянском собрании), на котором с большим трудом к трибуне удалось пробиться Л. Б. Каменеву и Х. Г. Раковскому. Но услышать, что они говорили, было почти невозможно, так как сталинисты «твердо решили не дать собранию выслушать речи представителей оппозиции. Это, в сущности, то же, что сделано с платформой. Запрещать платформу или поднимать грохот во время речей тт. Каменева и Раковского могут те, кто боится партии, то есть боится, что она услышит и поймет».[1012]1012
  Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927. Т. 4. С. 232.


[Закрыть]

В тот же день Раковский выступил на партконференции Краснопресненского района Москвы. «Правда» отказалась опубликовать его речь, и о ней можно судить лишь по выхваченным из контекста выдержкам и враждебным комментариям. «Нового он не сказал ни единого слова, – утверждал корреспондент, – опять все то же: о кулацкой опасности, о росте частного капитала, о росте термидорианских настроений». Журналист злорадно писал, что, когда Раковский попытался опровергнуть инсинуации о намерении оппозиции создать вторую партию, начались крики: «Уже создаете!», «Уже вербуете!», «Преступники!» и т. п. «Стараясь перекричать шум, – комментировала газета, – оратор только подливал масла в огонь, когда распинался о том, что путь создания второй партии гибелен для революции». Когда же он вспомнил эпоху Ленина, выборы по платформам, клакеры подняли такой неистовый вой, что Раковскому пришлось прервать выступление.[1013]1013
  Правда. 1927. 1 ноября.


[Закрыть]

Архивные документы все же позволяют создать более четкое представление о выступлении Раковского перед партийцами Красной Пресни. Выступавший с докладом о работе ЦК ВКП(б) М. И. Калинин убеждал присутствовавших, что в конфликте с Францией советская сторона вышла победителем, так как были сохранены дипломатические отношения, оправдывал отказ от решительной защиты Раковского на посту полпреда, хотя и отметил его роль в переговорах, проявленную им энергию.[1014]1014
  Центральный архив общественно-политической истории Москвы (далее ЦАОПИМ). Ф. 69. Оп. 1. Ед. хр. 455. Л. 17–18.


[Закрыть]

Получив слово, Раковский посвятил речь главным образом обоснованию тех пунктов платформы оппозиции, которые были связаны с соотношением классовых сил, в частности «термидорианской опасности», и происходившему, по мнению оппозиционеров, укреплению кулачества. В то же время он решительно опроверг приписывавшееся оппозиции намерение создать вторую партию, назвав такое намерение не только преступным, но и безумным, крайне при этом сгустив краски, что видно, в частности, из следующих его слов: «Это означает гибель советской власти, советской революции, это означает закат на десятилетия в деле развития международного революционного движения».[1015]1015
  Там же. Л. 43.


[Закрыть] Можно не сомневаться, что эти слова были глубоко искренними. Как же глубоко засел догмат однопартийности в душах даже наиболее образованных и сравнительно широко мысливших деятелей ВКП(б)!

Немаловажное значение придавал Раковский своей агитационной поездке на Украину, где кадровые работники и население хорошо помнили о его деятельности и в значительной своей массе относились к нему с уважением.

Но Христиан Георгиевич не учитывал в полной мере, что сталинская бюрократия, мобилизовав аппарат агитации, смогла создать в партийных организациях устойчивое антиоппозиционное настроение, более того, вызвать у основной массы коммунистов стадное чувство ненависти к оппозиционерам. Показателем этого может служить, например, резолюция коммунистов трамвайного парка города Рязани, требовавшая применять к ним самые жестокие меры репрессии, вплоть до расстрела.[1016]1016
  РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Ед. хр. 109. Л. 55.


[Закрыть]

Раковский приехал в Харьков 5 ноября. Он выступил, судя по покаянному заявлению в ЦКК КП(б)У бывшего оппозиционера Кричевского, на трех районных собраниях членов партии, примыкавших к оппозиции, на которых присутствовало около 300 человек.[1017]1017
  Партия и оппозиция накануне XV съезда ВКП(б). Вып. 1. С. 149.


[Закрыть] Это отчасти подтверждается другими представителями оппозиции Е. Г. Ходоровским и Николаевым, которые, также покаявшись, сообщили, что 5 ноября в 1 час дня на Чеботарской улице в небольшой комнате собралось свыше 100 человек (по Ходоровскому) или 70 (по Николаеву). Собрание было организовано по всем правилам конспирации, выставлены пикеты. В докладе о внутрипартийном положении Раковский проинформировал о работе оппозиции в Москве, о сборе подписей под ее платформой, о «смычке вождей оппозиции с рабочими» и т. д.[1018]1018
  Государственный архив Харьковской области (далее ГАХО). Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 917. Л. 3; Пролетарий (Харьков). 1927. 6 декабря.


[Закрыть] Кричевскому особенно запомнилось, что Раковский «оттенил неправильную линию ЦК по международному и хозяйственному вопросам».[1019]1019
  Партия и оппозиция накануне XV съезда ВКП(б). Вып. 1. С. 149.


[Закрыть] При этом, несмотря на давление, под которым находились бывшие оппозиционеры, они в своих заявлениях вольно или невольно отмечали то, что прямо расходилось с оценками и выводами октябрьского пленума ЦК и ЦКК. Так, по их словам, считая необходимым проводить работу среди беспартийных, Х. Г. Раковский подчеркивал, что это не должно сопровождаться попытками их организации.

В связи с развернутой оппозиционерами кампанией за приглашение Раковского на харьковские промышленные предприятия предполагалось, что на собраниях беспартийных он «изложит только положительную часть нашей платформы и только в случае резких выпадов против оппозиции выступит с критикой ЦК».[1020]1020
  Партия и оппозиция накануне XV съезда ВКП(б). Вып. 1. С. 149–150; Пролетарий. 1927. 6 декабря. О том, как спекулятивно и лживо трактовались события сталинистами, довольно ярко свидетельствует статья Е. М. Ярославского «Троцкистская партия на Украине. (О заявлении Кричевского)», в которой говорилось: «Из заявлений Кричевского мы знаем теперь, что т. Раковский на подпольных (курсив Ярославского. – Авт.) районных собраниях в Харькове предложил провести работу среди беспартийных» (Там же. С. 156).


[Закрыть] На тайных собраниях Раковскому задавали вопросы по поводу обвинений оппозиционеров в намерении создать вторую партию. Его ответ, который, безусловно, выражал взгляды всей оппозиции, оставался категорическим: «Если нас даже исключат из партии, мы не пойдем на организацию второй партии, мы будем в наших условиях указывать партии на ее недостатки и ошибки для того, чтобы она могла их своевременно исправить. Вопрос о второй партии сейчас не стоит и стоять не может».[1021]1021
  ГАХО. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 917. Л. 3. Это заявление, как и предыдущие, может, между прочим, служить одним из опровержений злонамеренных утверждений сталинской группы о намерении «троцкистов» создать вторую партию, которые повторяли без ссылок на источники (имея в виду, возможно, доносы сексотов ОГПУ) даже некоторые квалифицированные историки, например В. А. Старков уже во время перестройки (Вопросы истории КПСС. 1991. № 5. С. 83). Троцкий, Раковский и другие оппозиционеры просто не могли выступать в это время за создание второй партии, так как это решительно противоречило большевистской системе взглядов. Выступить за вторую партию – значит отказаться от большевизма, полагали они тогда. Лидеры оппозиции просто не доросли до таких представлений. Эти деятели решительно ограничивали себя догмами диктатуры пролетариата и руководящей роли в ней революционной партии.


[Закрыть]

5 ноября в Харькове состоялось торжественное собрание, посвященное годовщине Октябрьской революции. Х. Г. Раковский принял в нем участие. Хотя и не избранный в президиум, он демонстративно занял в нем место в соответствии с имевшейся традицией в качестве члена ЦК ВКП(б) и заместителя наркома иностранных дел, – эти посты он еще сохранил. Республиканская печать сообщила в связи с предложением об избрании Раковского в президиум: «Это предложение собрание встретило криками негодования, и при голосовании оно было отклонено всеми против нескольких сторонников оппозиции».[1022]1022
  Комуніст. 1927. 6 листопада.


[Закрыть]

Пытаясь не допустить выступления Раковского, руководители Украины здесь же, в президиуме, передали ему прибывшую телеграмму, в которой от имени ЦК и ЦКК ВКП(б) выдвигалось требование его немедленного возвращения в Москву.[1023]1023
  ГАХО. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 918 к. Л. 102.


[Закрыть]

По настоятельной просьбе Христиана Георгиевича ему все же было предоставлено слово. Однако еще до первой попытки критически оценить деятельность ЦК и правительства раздались бурные крики хорошо организованного «стихийного» возмущения.

Доведенный до высшей степени нервного напряжения, Раковский бросил фразу, обращенную к находившимся в президиуме членам зарубежных рабочих и крестьянских делегаций, не являвшихся коммунистами. Умело ее использовавшие и обыгрывавшие в течение следующего месяца сталинисты передавали эту фразу по-разному, но смысл вариантов был близок. Л. М. Каганович, например, процитировал Раковского так: «Смотрите, как здесь, у нас, можно свободно высказываться представителям рабочего класса. Это – социал-фашизм».[1024]1024
  Правда. 1927. 6 декабря; XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б): Стенографический отчет. М., 1928. С. 137–138.


[Закрыть] Внешняя картина того, что происходило в харьковском театре «Муссури» в тот вечер, передана тогдашним секретарем губкома партии П. П. Постышевым Сталину в письме от 11 ноября, которое явно ожидали в Москве: «На это заседание явился и Раковский, сидел на сцене, потом записался для выступления по докладу. К концу заседания ему было слово предоставлено. Но не успел он встать на трибуну, как в зале поднялся невероятный шум и крики “Долой!”, “Вон!”, “Раскольник!” и т. п. Здесь я вам должен сказать, что этот самый крик и рев не являлись искусственными. Правда, активка коммунаров была подготовлена (! – Авт.), но беспартийная масса самым активным образом гнала Раковского с трибуны. Одна женщина-работница подбежала к трибуне, пытаясь схватить Раковского за рукав и стащить его с три буны».[1025]1025
  ГАХО. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 918 к. Л. 101.


[Закрыть]

Касаясь этой части письма, мы хотели бы обратить внимание на два момента. Во-первых, Постышев признал, что содержанием выступления Раковского большинство участников собрания не интересовалось, что он уже стал одиозной фигурой в силу самого факта участия в оппозиционной организации. Во-вторых, поражает грубое противоречие, которое обнаруживается в соседних строках, – отрицание искусственности «крика» и «рева», с одной стороны, и циничное признание, что «активка» была подготовлена, – с другой.

Постышев продолжал: «Раковский – бывший председатель Совнаркома – стоял на трибуне бледный, как полотно. Потом, озлобившись, он начал потрясать кулаками перед аудиторией. Это еще более озлобило присутствующих. В президиуме сидели представители иностранных делегаций, к которым он обратился с речью примерно такого содержания: “Смотрите, как здесь зажимают и не дают инакомыслящим высказаться и что здесь воспитывают фашизм”, после чего он покинул зал заседания».[1026]1026
  Там же. Л. 101–102.


[Закрыть]

Партийным аппаратом были блокированы и сорваны попытки Х. Г. Раковского выступить на предприятиях Харькова, хотя рабочие некоторых заводов города хотели с ним встретиться и даже собирали подписи с требованиями его приглашения. О популярности Х. Г. Раковского среди трудящихся Харькова и о том, что страх перед усиливавшейся партийно-государственной бюрократией, перед угрозой репрессий с ее стороны еще далеко не полностью сковал общественное мнение, свидетельствуют многочисленные вопросы, которые задавались на кустовых собраниях членов партии, проводившихся вскоре с целью добиться осуждения оппозиции рядовыми коммунистами. Если в отношении некоторых деятелей оппозиции вопросы носили различные интонации, в том числе явно враждебные, то в отношении Раковского ни одного вопроса такого рода не было. Член ВКП(б) Остапенко задал на кустовом собрании Ивановского района вопрос: «Рабочие ВЭКа (завода Всеобщей электрической компании. – Авт.), первой государственной типографии и других предприятий давали подписи, требуя выступления Раковского на предприятии. Почему его туда не пустили, ведь это же всеобщее требование рабочих?»[1027]1027
  ГАХО. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 917. Л. 7.


[Закрыть]

Особенно много вопросов, касавшихся Раковского, задано было на третьем кустовом собрании. Среди них были такие: «Оппозиция растет с каждым днем, а вы не говорите, что хочет оппозиция; скажите, не должно ли быть у меня такое заключение, что оппозиция права. Скажите, почему он пользуется большим авторитетом у рабочих. Вот рабочие говорят, что в театре “Муссури” президиум не давал говорить Раковскому»; «Скажите, чего старые революционеры, например, Раковский, Зиновьев и другие, перешли на сторону оппозиции?»; «Чем объясняется, что такие гениальные люди, как Зиновьев, Каменев, Раковский и другие, пошли за оппозицией?»; «Если партия говорит, что она права и вся ее линия правильна, то почему необходимо закрывать рот оппозиции, почему не дали говорить Раковскому?»; «Как откликнется масса на исключение из рядов ВКП(б) тт. Троцкого, Зиновьева и других вождей, которые имели в революции громадные заслуги? Будут ли присутствовать на XV съезде Троцкий, Зиновьев, Раковский?»; «Почему оппозиции не дают свободно высказываться, примерно как срыв Раковского со сцены и т. д.?»; «Когда не дали слова Раковскому, на производстве пошли разговоры, следовало бы объяснить всем рабочим»; «Чем объяснить то, что в оппозиции крупнейшие научно-политические силы, как-то Троцкий, Зиновьев, Каменев, Раковский, Смилга, Преображенский, Пятаков, Мясников, Шляпников и т. д.?»[1028]1028
  Там же. Л. 13–16.


[Закрыть]

Аналогичные вопросы ставились и в других районах Харькова. Вот лишь несколько из тех, которые были заданы партийцами Журавлевского района: «Б[ывший] полпред во Франции т. Раковский, чем он не согласен с партией?»; «Неужели вчерашние вожаки и строители социализма тт. Каменев, Зиновьев, Преображенский, Смилга, Раковский и другие видные деятели Октябрьской революции не понимают, что делают и куда ведут партию?»; «Почему именно т. Раковского, одного из вождей партии, французская буржуазия не смогла терпеть в своей стране? Прислушайтесь тупым ухом к тону политики оппозиции, не режет ли [она] до боли слух буржуазии?»[1029]1029
  ГАХО. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 917. Л. 28–29.


[Закрыть]

Вновь и вновь звучали вопросы, выражавшие возмущение обструкцией, которая была устроена Х. Г. Раковскому на торжественном заседании Харьковского горсовета, и недопущением его на предприятия города: «Почему на некоторых фабриках и заводах не удовлетворяют требование рабочих, которые требуют выступления Раковского?»; «Выступал ли Раковский на ГЭЗе (государственном электротехническом заводе. – Авт.) и как его встретили рабочие?» (вопрос был подчеркнуто риторическим, ибо отказ допустить Христиана Георгиевича на ГЭЗ, как и на другие предприятия, был безусловно хорошо известен выступавшему!); «Правильна ли политика парторганизаций, настроенных членами ЦК, не дающими слова для выступления оппозиции, как это, например, было на пленуме горсовета с Раковским?»; «Не является ли недопущение т. Раковского в рабочие массы боязнью аппаратчиков (портфельщиков) потерять свои портфели?».[1030]1030
  Там же. Л. 26–27.


[Закрыть]

Мы подробно остановились на этих вопросах, потому что они достаточно ярко опровергают утверждения сталинистов того времени и их преемников в будущем (вплоть до близкого к нам времени, включая некоторых профессиональных историков[1031]1031
  См., например: Корнiйчук А. В. З історії боротьби партійних організацій України проти троцкистсько-зінов’ївського блоку // Український історичний журнал. 1973. № 11. С. 15–24.


[Закрыть]), будто партийная организация и рабочий класс Украины проявили полное и трогательное единение, решительно осудили выступления оппозиции, дали ей «должный отпор» и т. п. На самом деле в широких кругах рабочих и служащих, в том числе коммунистов, возникали недоуменные вопросы, подрывавшие авторитет высших партийных и государственных органов. В некоторых случаях эти недоуменные вопросы выплескивались наружу. Они не получали вразумительных ответов, а авторы вопросов брались на подозрение и позже становились жертвами кровавой сталинщины.

Х. Г. Раковского звали к себе и жители других городов. Иногда сведения об этом проникали в печать. Просочилась, например, информация, что на деревообделочной фабрике в Киеве собирали подписи под приглашением Раковского, правда, не для политического выступления, а для того, чтобы он поделился воспоминаниями. Очевидно, что работников фабрики интересовала прежде всего его позиция по жгучим вопросам современности. Как видно из сообщения, подписавших приглашение заставили от него отказаться.[1032]1032
  Комуніст. 1927. 13 листопада.


[Закрыть]

Требовались немалые усилия агитационно-пропагандистского характера, сопровождавшиеся не просто «наклеиванием ярлыков», а оскорбительными и клеветническими обвинениями в сочетании с угрозами репрессий для того, чтобы свести влияние Раковского и других оппозиционных деятелей на нет. Такие усилия стали предприниматься уже с первых чисел ноября. Приведем лишь два примера. Заголовки первой полосы харьковской газеты «Пролетарий» от 3 ноября гласили: «По всей стране партийные организации дают единодушный отпор зарвавшимся оппозиционерам», «Фракционной работе оппозиции должен быть положен решительный конец», «Фракционерам не место в ленинском комсомоле». Через неделю эта же газета в передовой статье «Приговор масс» заявила: «Классовый инстинкт… безошибочно угадывает в кучке разнузданных фракционеров новое орудие в руках враждебных классовых сил» и, разумеется, горячо одобрила «гостеприимство», оказанное Раковскому в Харькове.[1033]1033
  Пролетарий. 1927. 10 ноября.


[Закрыть]

Между тем Х. Г. Раковский продолжал мужественную борьбу, стремясь довести свою оценку внутреннего и международного положения до ведома коммунистов Украины. Из Харькова, становившегося, по словам Л. Д. Троцкого, «центром сталинского изуверства»,[1034]1034
  Троцкий Л. Портреты. С. 106.


[Закрыть] он выехал в Днепропетровск. Здесь 7 ноября он выступил на демонстрации, о чем сообщил Сталину все тот же Постышев.[1035]1035
  ГАХО. Ф. 10. Оп. 1. Ед. хр. 918 к. Л. 104.


[Закрыть] 8 ноября Раковский провел собрание сторонников оппозиции. «Такого бесчинства наша партия не видела» – так прокомментировал это собрание секретарь окружного комитета партии Медведев на следующий день, выступая на партконференции Кайдакского района Днепропетровска.

Будучи членом ЦК партии, Х. Г. Раковский принял участие в этой конференции и попросил слово для содоклада. «Собрание встретило просьбу оппозиционного гастролера взрывом негодования и отвергло его домогательство», – кликушествовала республиканская газета.[1036]1036
  Пролетарий. 1927. 10 ноября.


[Закрыть] Раковский получил лишь слово в прениях. Сообщение той же газеты под издевательским заголовком «Неудачная “гастроль” тов. Раковского в Днепропетровске» и, в свою очередь, выдержанное в столь же низкопробных тонах дает все же возможность установить главное содержание его выступления: «В течение 17 минут тов. Раковский старался защитить троцкизм, договорившись до того, что Троцкий не “троцкист”». Последовало продолжение харьковской инсценировки – слова Раковского встречали смехом, требовали лишить его слова. Под крики «Вон!» и свист Х. Г. Раковский вынужден был оставить трибуну.[1037]1037
  Звезда (Днепропетровск). 1927. 11 ноября; Пролетарий. 1927. 10 ноября.


[Закрыть]