Текст книги "Общее учение о государстве"

Путем критического рассмотрения других теорий мы пришли уже к важнейшим результатам, теперь нам остается еще положительно и всесторонне определить существо государства[182]182
  Ср. также, Jellinek System, стр. 26 слл.


[Закрыть].

Чтобы выяснить социальное понятие государства, мы должны вернуться к конечным, могущим быть доказанными фактическим составным элементам государственной жизни.

Конечными объективными элементами государства представляется сумма определенных, проявляющихся в действиях социальных отношений между людьми или, еще точнее, так как понятие суммы означает уже форму субъективного синтеза, – определенные одно-временные и следующие друг за другом действия, проявляющиеся во взаимных отношениях людей. Государство, таким образом, ни в каком направлении не представляется субстанцией, а исключительно – функцией. Лежащей в основе этой функции субстанцией являются и всегда остаются только люди.

Но эта функция – исключительно психического характера, и если она имеет и физические последствия, то всегда лишь через посредство психики. Государственная функция относится, таким образом, к разряду массово-психических явлений.

Нетрудно видеть, что это относится и ко всем другим социальным явлениям. Прежде всего к языку, бытие которого проявляется лишь в произнесенном или писанном слове, которое может приобрести реальное бытие всегда лишь в психике человека. Ибо не прочитанное или каким-либо иным путем не доведенное до сознания слово не имеет самостоятельного существования. Язык есть проявляющаяся через посредство звуковых и письменных знаков психическая функция. И его субстанцией служат только люди. Отрешенного от людей и самостоятельного бытия языка – не существует.

Затем – к религии. И она есть чистая функция, не субстанция. И она означает определенное содержание сознания человеческих индивидов и основывающиеся на нем человеческие отношения. Буддизм, иудаизм, христианство суть человеческие представления, отношения, действия. История религии тождественна с историей религиозных представлений и их последствий. Религия существует не рядом с людьми, а в них самих.

То же относится к искусству и науке, к праву и хозяйству. В них нельзя видеть объективных реальных сил, хотя они и кажутся как таковые противостоящими индивиду. Они все – явления человеческой психики, которые хотя и вызывают изменения в мире объектов, но первично, однако, состоят из ряда психических актов. И они суть функции, не субстанции.

Это соображение имеет величайшее значение для познания существа всех социальных наук. Это – науки о человеческих отношениях и их внешних последствиях. Все содержание сознания человека распределяется между ними и разрабатывается специальными дисциплинами. Они все суть науки об определенных, связуемых их объектом психических функциях.

С этой, единственно правильной, точки зрения – конструкции государства как функции человеческого общения – становится ясной ошибочность целого ряда основных государственно-научных учений. Прежде всего учения, рассматривающего государство как стоящее рядом с людьми или над ними естественное образование. Тот факт, что конкретные государственные состояния в значительной мере созданы не современностью, а унаследованы от прошлого, что политические учреждения являются, таким образом, не безусловно произвольными созданиями человека, нередко служил источником вытекающего из неясности мысли взгляда на государство как на силу, отрешенную от человека, находящуюся вне сферы его воз-действия. Но всякая традиция, как бы она ни была могущественна, как бы сильно ни были проникнуты ею все социальные явления, действует не как извне привходящая сила, а только в силу внутреннего воссоздания ее каждым последующим поколением. Не слепые, бессознательно действующие силы мистически создают непрерывность всех человеческих отношений. Все, что знали и умели предшествующие поколения, должно, напротив, вновь быть внутренне пережито каждым последующим поколением, должно быть воссоздано им путем изучения и испытания на практике, а эти процессы относятся преимущественно к сфере сознательного. Мы редко считаемся с тем неоспоримым фактом, что существование индивидов постоянно является результатом не только бессознательно творческих естественных сил, но и сознательных, разумных волевых актов. Голод и инстинкт воспроизведения суть естественные силы, но удовлетворение их является результатом волевых актов. В частности, воспроизведение и смена поколений не могут быть рассматриваемы как результат действия только слепых естественных инстинктов, как показывают явления аскетизма, искусственного ограничения размножения, убийства детей и несчастного заброшенного их положения у многих первобытных народов, без сомнения, вызвавшие вымирание некоторых из них. Но то, что постоянно подвергается воздействию человеческой воли, не может быть названо простой природной силой, чисто естественным образованием, если только не отвергать совершенно всякое различие между внешним механическим и внутренним психологическим явлением, что значило бы уже перейти в область метафизики.

Определенное точнее государство состоит в отношениях воль множества людей. Люди, которые приказывают, и те, кто повинуется этим приказаниям, образуют субстрат государства. Государство имеет, впрочем, и территорию. Но присматриваясь к вопросу ближе, мы видим, что и территория есть связанный с человеком элемент государства. Оседлость есть свойство, состояние живущих в государстве людей, и все юридические влияния территории – как это ниже будет доказано подробно – могут осуществляться только через посредство психики человека. Совершенно отрешенной от человеческих субъектов существует не территория, а только части земной поверхности.

Конечными объективными составными элементами государства являются, таким образом, отношения воль властвующих и подвластных, причем обе эти группы непрерывно существуют во времени и, по общему правилу (если государственная территория не прерывается владениями других государств), и в пространстве. Теоретическое наблюдение показывает постоянную смену властвующих и подвластных индивидов, собственно существует даже столько же отношений властвования, сколько имеется индивидов. Но эти отношения, если их изолировать и рассматривать только отношение воли к воле, совершенно тождественны, так что они могут быть подводимы под общие понятия.

Задачей науки является, прежде всего, систематизация явлений. Эта систематизация совершается путем объединения разрозненных элементов существующего в единые целые. Но в основу каждого единства должен быть положен какой-либо объединяющий принцип. Прежде всего мы должны поэтому найти объединяющий принцип для волевых отношений, совокупность которых представляется нам в виде государства[183]183
  Вопрос об объединяющих принципах впервые подробно исследован был Стоей. Ср. обстоятельное изложение Göpperta, Ueber einheitliche, zusammengesetzte und Gesammt-Sachen, 1871, стр. 10 слл.; наиболее основательное и систематическое исследование этого основного гносеологического вопроса у Siegwart’a II, стр. 32 слл., стр. 117 слл., 244 слл., ср. также Jellinek System, стр. 20 слл.


[Закрыть].

Существуют пространственные и временные единства.

То, что представляется нам отграниченным, по отношению к другим явлениям, в пространстве или во времени, мы конструируем как единство. Такого внешнего, механического единства недостаточно для государства. Группа людей, ограниченная от другой только территорией, еще не есть государство. Существуют, далее, каузальные единства. Все то, что должно быть сведено к общей причине, представляется нам как единство. Такие каузальные объединяющие элементы хотя и существуют в государстве, но недостаточны для того, чтобы оно представлялось непрерывным единством. Народ представляется нам единством, так как он возникает, между прочим, также каузальным путем происхождения; но при образовании новых государств или расширении территории государства этот каузальный фактор либо отпадает, либо значение его уменьшается, как это в меньших размерах происходит и при нормальных обстоятельствах вследствие эмиграции или иммиграции. Третий вид представляют единства формальные. При неизменности формы совокупность, даже при перемене и изменениях ее частей, представляется нам одним и тем же объектом. Государство являет и такого рода постоянные формальные элементы. Государственные учреждения по общему правилу сохраняют в течение продолжительных периодов времени неизменными определенные формы, вызывающие представление о единстве во времени этих учреждений. Палаты, министерства, армию и т. д. мы конструируем как единства, несмотря на их изменения в историческом развитии, в силу постоянных или лишь медленно преобразующихся их форм. Так, университеты, школы, полки празднуют столетие и более продолжительные юбилеи, так как определенные формальные элементы остаются в них неизменными, несмотря на изменения их организации, назначения, состава. Но категория формального единства сама по себе еще недостаточна для систематизации государственных отношений во всем их многообразии.

Существуют, наконец, телеологические единства. Совокупность, части которой связаны друг с другом длящейся общей целью, неизбежно представляется нам единством, и это единство является для нашего сознания тем более резко выраженным, чем многочисленнее объединяющие цели и чем сильнее их влияние. В природе телеологическое единство является для нашего мышления связующим элементом той совокупности биологических процессов, которую мы объединяем под названием организма. В мире социальных явлений на телеологическом единстве основаны порядок и оценка наших действий, духовное общение и экономический оборот, индивидуализация созданных нами и предназначенных для нас объектов, так что цель может быть рассматриваема как principium individuationis для всех дел человеческих. Применяя категории цели, мы отделяем важные действия от безразличных, объединяем определенное число отдельных актов в единое целое: только с этой телеологической точки зрения являются единствами юридические сделки и деликты; при посредстве момента цели мы объединяем даже множество пространственно разделенных объектов в единство вещи, в юридическом смысле; моментом цели мы разделяем непрерывно текущие ряды наших действий на разного рода единства, которые с чисто психологической точки зрения представляют совокупность отдельных психических актов.

Существенно телеологическим является также единство государства. Множество людей объединяется в нашем сознании, если они соединены друг с другом постоянными находящимися во внутренней связи целями. Чем интенсивнее эти цели, тем сильнее выражено единство. Но это единство проявляется также вовне вследствие организации, т. е. через посредство лиц, призванных к осуществлению этих объединяющих телеологических моментов. Такие организованные, состоящие из людей, целевые единства называются человеческими коллективными, или союзными, единствами. Телеологическое единство государства точнее определяется, таким образом, как союзное единство.

В союзном единстве необходимо связаны друг с другом единство целого и множественность его членов. Единство ограничено именно исключительно целями союза, соответственно чему индивид занимает двойственное положение: как член союза и как свободная от союза индивидуальность. Интенсивность союза различна в зависимости от силы и значения создающих его целей. Она минимальна в частных союзах, увеличивается в публичных и достигает величайшего напряжения в государстве, так как государство из всех союзов являет наибольшую полноту постоянных целей и наиболее развитую и всеобъемлющую организацию. Государство является наиболее необходимым и в то же время заключающим в себе все другие союзным единством. От всякого другого союза можно в современном государстве отказаться, все принудительные союзы в государстве получают свою принудительную силу от самого государства, так что только государственное принуждение может прикрепить индивида к союзу. От самого же государства никто уйти не может, – эмигрант, лишенный отечества, остается подчиненным какой-либо государственной власти, он может менять государство, но не уйти от самого учреждения государства, тем более что внегосударственные пространства на земном шаре все более суживаются.

Государственное союзное единство покоится на внешней основе отграниченной части земной поверхности. Оно имеет территории, т. е. пространственно отграниченную область исключительного властвования. Точнее его можно определить поэтому как союзное единство оседлых людей. К государственному единству принадлежат, впрочем, и пребывающие вне пределов государства подданные, хотя они не под-чинены отечественному государству в той же мере, как находящиеся в пределах его; впрочем, наличность собственных подданных за границей не представляет существенного для государства явления.

Объединенные в союзное единство государственные волевые отношения представляются существенно отношениями властвования. Не в том смысле, чтобы властвованием исчерпывалось существо государства. Но наличность отношений властвования настолько необходима для государства, что его невозможно мыслить без таких отношений. Государство обладает верховной властью. Властвовать же – значит обладать способностью принуждать другие воли к безусловному исполнению своей воли, безусловно осуществлять эту свою волю вопреки воле других. Эту силу безусловного осуществления собственной воли вопреки воле других имеет только государство. Государство – единственный союз, властвующий вследствие присущей ему первичной силы, которая юридически не может быть выводима от какой бы то ни было другой силы.

Вследствие этого представляется невозможным подчинять государство как видовое понятие какой-либо высшей категории политических общений[184]184
  G. Meyer, стр. 2 слл. Политическим общением он называет общение с материально неограниченной, простирающейся на все стороны человеческой жизни сферою влияния. Такую имеет, однако, только государство; ею не обладают, как признает и сам Meyer, стр. 37, 41, ни коммунальные союзы, ни те виды союзов государств, которые он причисляет к политическим общениям.


[Закрыть]. Политическим общением является либо государство, либо союзы, заимствующие свою власть от государства. «Политический» – значит «государственный»; в понятии «политический» уже мыслится понятие государства. Всякая власть в государстве может исходить только от государства. Общение, обладающее в каком-либо направлении самостоятельной, не производной властью, само является в этом направлении государством. Невозможно, правда, обойтись без предварительных вспомогательных понятий вроде политических союзов, общений, образований, – причем необходимо различать, обладает ли союз первичной или производной властью, – но высшей научной ценности такое вспомогательное представление не имеет[185]185
  Это относится к возражению G. Меуег’а, стр. 3 прим. I.


[Закрыть].

Мы приходим, таким образом, к следующему результату: государство есть обладающее первичной господствующей властью союзное единство оседлых людей[186]186
  Ниже это положение будет еще подробнее обосновано и защищено от возражений. Здесь упомянем только, что возражения Rehm’a Staatslehre, стр. 114, против необходимости первичной верховной власти основаны на неправильном учении о возникновении государства, подробное опровержение которого будет дано ниже. Государство исторически может быть создано другим государством, но юридически оно всегда заимствует свою власть только от самого себя. Государственная власть Болгарии есть не производная турецкая, а первично болгарская власть; власть ее не заключена потенциально в турецкой власти, как это имеет место с собственными, но деривативными правами общины по отношению к господствующей над ней государственной власти. Язык дипломатических документов, на который ссылается Rehm, не имеет никакого значения для решения таких основных вопросов; как мыслили редакторы протоколов Берлинского конгресса, возведение Болгарии на степень государства – для науки совершенно безразлично. Турция же не могла «на основании государственного права превратить в государство свою провинцию, так как и по турецкому государственному праву одно государство не может создать другое.


[Закрыть].

Вследствие синтетического объединения бесчисленных волевых отношений сами эти отношения получают двойную квалификацию. Естественные индивидуальные волевые акты переносятся нашим мышлением одновременно и на само союзное единство. С точки зрения единства индивидуальные акты, выражающие это единство, исходящее от него, приписываются союзному единству. Лица, от которых исходит властвующая воля, становятся, поскольку они создают эту волю, орудиями воли, т. е. органами целого[187]187
  Что применением понятия органа мы отнюдь не уклоняемся на путь органического учета о государстве, ср. также Jellinek System, стр. 35 слл.


[Закрыть]. Если синтез человеческой массы в целевое единство логически неизбежен, то не менее необходимо логически относить волю органа к союзному единству, признавать его волю волей последнего.

От конечных доступных восприятию фактов государственной жизни мы постепенно дошли, таким образом, до высшей формы синтеза этих фактов. Обладает ли этот синтез трансцендентным значением по отношению к миру нашего внутреннего опыта, соответствует ли ему что-либо в объективной природе, существуют ли в какой-либо форме и независимо от нашего мышления те единства, которые мы с логической необходимостью создаем, применяя категорию цели, – мы не знаем и не можем знать при тех средствах, которыми располагает научная мысль. Здесь кончается доступное нам положительное знание и начинается область метафизической спекуляции. Этой границы мы не перейдем.

К развитому здесь понятию государства должна примкнуть и юридическая конструкция этого понятия. Может ли государство – и в какой мере – само быть названо продуктом права, мы рассмотрим в другом месте. Возможность правового самоограничения государства, в силу которого оно подчиняется праву, делается носителем прав и обязанностей, мы должны здесь предположить доказанной.

С юридической своей стороны государство, как видно из предшествующих критических замечаний, может быть конструируемо только как субъект права, причем, точнее, оно должно быть подведено под понятие корпорации. Субстратом корпорации всегда являются люди, образующие союзное единство, руководящая воля которого сосредоточивается в членах самого союза. Понятие же корпорации – чисто юридическое; как и всем другим правовым понятиям, ему в мире фактов не соответствует что-либо объективно восприемлемое; оно является формой юридического синтеза для выражения юридических отношений союзного единства, отношения его к правопорядку. Поэтому, приписывая государству, как и вообще корпорации, юридическую личность, мы не прибегаем к ипостасированию или фикции, ибо личность есть не что иное, как субъект права и означает поэтому, как указано нами выше, отношение отдельной или коллективной индивидуальности к правопорядку. Значительная часть заблуждений в области учения о юридическом лице проистекает из наивного отождествления лица и человека, хотя уже поверхностный взгляд на историю рабства должен бы показать всякому юристу, что оба эти понятия отнюдь не покрывают друг друга.

Как правовое понятие государство есть, таким образом, обладающая первичной верховной властью корпорация населяющего определенную территорию народа или, применяя употребительный в новейшее время термин, обладающая первичной властью территориальная корпорация.

Более глубокому обоснованию и развитию выясненного здесь понятия государства мы посвятим ряд отдельных исследований. В особых главах мы остановимся на вопросах об обосновании (Rechtfertigung) государства, о существе и объеме государственных целей, имеющих для понятия государства конститутивный характер, а равно на учении о суверенитете.

Глава седьмая. Учение об обосновании государства

Человеческие учреждения коренным образом отличаются от явлений природы тем, что своим происхождением и развитием они обязаны волевым процессам. Человеческая же воля никогда не действует просто как сила природы, эффект которой, поскольку он не уничтожается другими силами, является непрерывным. Продолжительность же волевых актов всегда зависит от рациональных оснований. Для индивидуального сознания социальная жизнь и ее несовершенства никогда не подпадают только под категории необходимого, а всегда также под категорию должного.

По самой природе нашего мышления у нас в отношении всех социальных учреждений всегда возникает поэтому критический вопрос: почему они существуют? Вопрос этот отнюдь не относится, как это нередко ошибочно предполагалось, к историческому возникновению учреждений. Ответы на этот вопрос должны нам дать не историческое познание, а принципы деятельности. Каким бы образом ни возникли учреждения, они должны, для того чтобы продолжать существовать, представляться сознанию каждого последующего поколения разумно обоснованными.

Это, прежде всего, относится к государству. В каждом поколении с психологической необходимостью возникает по отношению к государству вопрос: зачем вообще государство с его принудительной властью? Почему индивид должен мириться с подавлением его воли другой волей, почему и в каких пределах он обязан приносить жертвы в интересах целого? Ответы на эти вопросы должны объяснить индивиду, почему он обязан признавать государство. Они стоят на почве не существующего, а должного; они имеют не теоретический, а практический характер[188]188
  В литературе вопроса это нередко не вполне ясно сознавалось, так что проблема обоснования государства смешивалась с вопросом о его историческом возникновении. Очевидно и сознательно смешивает их, напр., Stahl, III², стр. 169 слл. Еще Mohl, Encyklopädie, стр. 90 слл., и Bluntschli, Das Recht des modernen Staates I, стр. 298 сл., объединяют исторические и спекулятивные теории возникновения государства как координированные члены единого целого и не всегда достаточно строго различают обе категории. Значение вопроса во всей его полноте, в связи с учением о государственном договоре, впервые выяснил I. G. Fichte, Beiträge zur Berichtigung der Urteile über die französische Revolution. Sämmtliche Werke I, стр. 80 слл. На правильную точку зрения стали также впоследствии v. Eötvös, Der Einfluss der herzschenden Ideen des 19 Jahrhunderts auf den Staat, II, 1854, стр. 58 слл. и Н. Schulze, Einleitung, стр. 139.


[Закрыть]. Они образуют поэтому основу политического изучения государства, так как они преследуют ясную цель – защиты или изменения существующего государственного порядка. Ими указывается один из тех пунктов, где учение о государстве нуждается, для своего завершения, в пополнении его политическими исследованиями, – в противном случае результаты его теряют под собой прочную почву. Это явно подтверждает великая духовная борьба, разделяющая современное общество. Социализм и анархизм подвергают вообще сомнению право государства на существование, утверждая, что возможно общество и без государства. Выяснение того, что государство есть учреждение необходимое и потому долженствующее быть признаваемым, дает возможность глубже понять саму природу государства, непостижимую до тех пор, пока не отвергнуто предположение, будто оно представляет только эпизод, патологическое явление в истории развития человечества.

Ответ на поставленные здесь вопросы возможен с двоякой точки зрения. Можно рассматривать государство как историческое явление, проявляющееся в разнообразных формах, но несмотря на то всегда отправляющее определенные типичные функции, или же его можно конструировать как звено в цепи трансцендентных элементов, являющихся истинной метафизической сущностью мира явлений. Под влиянием спекулятивной философии до второй половины истекшего столетия господствовала вторая из указанных точек зрения. С падением господства этой философии положительная наука отказывается вообще от разрешения проблемы об обосновании государства, в убеждении, что эта проблема имеет необходимо спекулятивный характер[189]189
  По общему правилу, подлежащие здесь нашему рассмотрению учения относились к идеальному государству, а вопрос об историческом возникновении – к эмпирическому. Так, прежде всего Hedel н. с. § 258; далее, Н. A. Zachariae, I, стр. 57; Н. Schulze, Einleitung, стр. 139 Trendelenburg, стр. 344 слл.; Lasson, стр. 293 слл., и др.


[Закрыть]. Государственно-правовые системы последних тридцати лет не упоминают о ней вовсе, так как вполне достаточным оправданием государства является с их точки зрения сам исторический факт его существования. Лишь критика социалистов и анархистов вновь обратила внимание современной науки на высокую важность этой проблемы.

Под влиянием естественно-правовых воззрений до сих пор относящиеся сюда учения обозначались как учения о правовом основании (Rechtsgrund) государства. Это название не ясно и не верно, так как оно смешивает юридическое и этическое обоснования. Чисто юридическое обоснование государства, как это будет показано ниже, следует признать невозможным. Речь идет, напротив, о вопросе, в конце концов, чисто этическом – должно или не должно быть признаваемо государство в силу необходимости, стоящей выше индивида, государства и его права.

Бесчисленны этические теории, а с тем вместе и попытки обоснования государства. Но все эти учения могут быть подведены под несколько общих категорий, с точки зрения тех основных идей, на которых они построены.

Необходимость государства может быть обосновываема с пяти коренным образом различных точек зрения: религиозной, физической, юридической, этической и психологической необходимости. К изложению и оценке этих теорий мы теперь и перейдем.