Текст книги "Я, Легионер"

Легионер Фудзисава Токио, 1996

Уже четыре года Фудзисава служил сержантом в одной из танковых бригад японской армии. Он отличился как самый лучший стрелок в эскадроне, но в последнее время его энтузиазм служить своей стране значительно уменьшился. Он пожертвовал своей молодостью во имя военной карьеры. Фудзисава тренировался усиленно, полностью выкладывался на стрельбах, учениях, изучал боевые тактики, но никогда не видел ничего реального и даже не приближался к нему, он не участвовал в настоящей миссии, и это лишало его мотивации. Он уже не чувствовал волнения и эмоций первого года службы, когда он гордился каждым выполненным нормативом. Ощущение, что он воин, которой защищает интересы своей родины, исчезло, и он ходил в часть только потому, что там было его рабочее место. Он часто размышлял о философии самураев, готовых умереть за своего сегуна. Они кончали собой, когда не могли выполнить свою миссию.

Самураи были самыми великими воинами, о которых с благоговением рассказывали в Японии. Японская армия была одной из самых древних, но после Второй мировой войны, в соответствии с конституцией страны, ее солдаты не имели права покидать территорию своих островов. Фудзисава был обречен служить только в своей стране. Восхищение мужеством и хладнокровием самураев только усиливало его желание в один прекрасный день испытать себя в реальных военных действиях. Мир изменился, но сержант танковой бригады часто засматривался на меч, висящий над его кроватью. Этот древний самурайский меч принадлежал какому-то прадеду Фудзисавы, и правнук воспринимал этот меч как послание. Видимо, его предки ожидали от своего наследника, что тот будет защищать честь своей страны и своей семьи, как они сами делали когда-то. Молодой сержант был смущен. Воинская честь осталась в прошлом вместе с владельцем меча, так как Япония, очевидно, уже не нуждалась в самураях. Всегда дисциплинированный Фудзисава, хотя и с меньшим энтузиазмом, продолжал доблестно служить, пока однажды он не услышал, как два солдата говорят о какой-то армии в Европе, где у каждого есть шанс испытать себя. Она участвовала во всех крупных конфликтах в мире – за последние два столетия. Под впечатлением услышанного молодой человек был по-настоящему заинтригован, и отправился на поиски дополнительной информации об этой армии, называемой Иностранным легионом. Наконец ему удалось найти книжку бывшего японского легионера. Там было описано, как проходит подбор кандидатов в главном центре вербовки в городе Обань, где-то на юге Франции. Автор рассказывал о последних миссиях славного Легиона, чьи солдаты участвовали как Голубые каски Организации Объединенных Наций в Камбодже, Руанде и Чаде в Африке, а в Персидском заливе они были рядом с американцами в операции «Буря в пустыне». В то время они принимали участие в кровопролитиях на территории бывшей Югославии. Фудзисава пришел в восторг от идеи принять участие в настоящем бою, и эта армия, составленная из солдат со всей планеты, не выходила у него из головы. Однажды, перечитывая книгу в пятый раз, сержант-танкист решил попробовать свои шансы в рядах французского Иностранного легиона.

Фудзисава сидел молча рядом со своим отцом в маленькой скромной столовой их квартиры, а мать подавала традиционные суши. Телом он был там, но мысли завели его на далекие поля сражений, где солдаты Иностранного легиона сражались, защищая честь своих предков. Независимо от того был ли конфликт религиозного или политического характера, легионеры всегда участвовали в битвах в далеких и экзотических странах. Они были настоящими профессионалами в глазах молодого сержанта.

– У тебя проблемы, сынок? – прервал мысли Фудзисавы пожилой отец. – Я вижу твое лицо озабочено.

– Нет, папа – ответил, вздрогнув Фудзисава, который моргал, как будто только что проснулся. Однако его отец зорко за ним наблюдал, ожидая правды.

– Единственное, что я должен тебе сказать, это то, что я прекратил мой контракт с армией. Я решил изменить свою судьбу.

– Ты давно повзрослел, и только ты один можешь решить, что делать со своей жизнью.

– Да, именно поэтому хочу тебе сказать, что через две недели я уезжаю в Европу. Там я попытаю свою удачу.

– Почему ты решил, что удача от тебя отвернулась?

– Я просто хочу попробовать свои силы в армии, где собираются добровольцы со всего мира. Это элитный корпус, который участвует в каждой более или менее серьезной настоящей битве на нашей планете. После всех тренировках и годах в нашей армии хочу увидеть, действительно ли я достоин быть воином. Я хочу участвовать в настоящей миссии, с настоящим врагом.

– Настоящая битва, сын мой, – это битва за жизнь, а не за смерть. Истинный воин не просто солдат, который ищет славы, – он уверенный в себе человек, у которого нет необходимости постоянно доказывать свою силу, не имея на то существенных причин.

– Ты говоришь так только потому, что хочешь уберечь меня от опасности, папа, но я уже принял решение, и ничто не может меня остановить!

– Хорошо, сынок, я надеюсь, ты останешься в живых, и желаю тебе стать не только храбрым, но и мудрым воином. Я дам свое благословение тебе, но я хочу, чтобы ты обещал мне что-то до того, как ты уехал.

– Да, папа, что ты хочешь, чтобы я тебе обещал?

– Когда покончишь со своими приключениями, с этой армией иностранцев, не оставайся в Европе, вернись сюда заботиться о матери. Я стар, и скоро наступит день, когда ты будешь главой семьи. Счастье нашего дома зависит от тебя.

– Ты не настолько стар, папа, но я обещаю вернуться живым и здоровым, и ты увидишь меня снова, как сейчас, и мы вместе займемся домом.

– Я надеюсь, что будет так.

Через две недели после этого разговора бывший сержант японской армии сидел, удобно расположившись, в самолете из Токио в Париж. У него был с собой небольшой словарь, откуда заучивал французские выражения. Японец говорил немного по-английски и знал латинский алфавит, но произношение французских слов было очень трудным для него. Согласно прочитанной Фудзисавой брошюре о Легионе, язык не являлся обязательным условием при приеме кандидатов. Во время этого длительного перелета он был настолько погружен в свой словарь, что не сомкнул глаз ни на миг.

Японец усердно оформлял французские предложения, означающие, что он доброволец, который хочет служить в Легионе, и ищет дорогу к казармам. Он записывал фразы в блокнот и повторял: «Je Suis volontaire!», «Je servir Légion Etrangère», «Оù trouver caserne Légion». Когда бывший танкист прилетел в Париж, в его голове был какой-то странный набор французских слов и фраз: «Je Légion, caserne et volontaire servir, armée».

Париж – самый посещаемый город в мире. Улицы были полны туристов.

Японские группы гуляли организованно по Елисейским полям, но Фудзисаву не интересовали достопримечательности. Он прошел мимо Эйфелевой башни, даже не поднимая головы, чтобы посмотреть на нее. Перешел мост «Альма», не обращая внимания на переполненные туристами катера, проплывающими под ним. Мечта многих японцев была увидеть Париж, но молодой человек шел к своей единственной цели – Обань, казармы Иностранного легиона. Японец имел при себе только адрес Alma mater Иностранного легиона в Обани и понятия не имел о существовании Форта де Ножен, центра вербовки в Париже. Таким образом, из всех достопримечательностей и памятников японца интересовал только Лионский вокзал, откуда на юг Франции отправляются поезда. Когда он наконец добрался до кассы, то положил большие усилия сказать грамматически правильно, что ему нужен поезд в Обань: «Voyage Aubagne, train Aubagne». Ему несколько раз объяснили, что он должен пересесть на другой поезд в Марселе, и когда ему показали время пересадки, отпечатанное на билете, японец кивнул, что понял и снова с большим усилием воли, сказал: «Compris, compris».

Потомок самураев ехал уверенно к своей мечте. За его спиной остался Париж с толпами туристов, красивыми зданиями, мостами над Сеной и художниками рядом с ними. У японца не было времени вникнуть в средневековую европейскую культуру. Его дух был уже в рядах легионеров, и теперь тело просто догоняло дух.

Обань

Вероятность быть принятым в Легион была примерно десять процентов, иногда даже и меньше. Каждую неделю из разных уголков мира в Обань прибывало кандидатов триста, из которых после тестов военная комиссия выбирала человек 30. Эти тридцать выбранных еще не становились легионерами. Для них все настоящие испытания были еще впереди. Они должны были пройти четырехмесячное обучение в школе Иностранного легиона. Статистика показывает, что в ходе обучения, который был и естественным отбором кандидатов, еще двадцать процентов выбывали из борьбы за место в Легионе.

Было шесть утра, и автобус из казармы имени Виено приехал забрать нас с вокзала в Обани. Я и мои новые товарищи горели нетерпением попасть в первый настоящий полк Иностранного легиона. Автобус остановился у ворот Alma mater легионеров. Старшина, который сопровождал нас по дороге из Страсбурга, отдал честь постовому, и автобус пересек порог казармы «Виено». Как только мы вышли из автобуса, мы были переданы невысокому капралу ирландского происхождения. Он говорил очень быстро и с сильным акцентом, так что я ничего не понимал из того, что он говорил. Мои спутники привыкли полагаться на меня в качестве переводчика и ждали моего ответа или объяснения. Какой-то русский спросил меня, что мы должны делать, но на этот раз и я не понимал.

Ирландец начал нервничать.

– Зыткнись, бордель! Говорящие по-французских есть, да? – он смотрел и ждал, чтобы кто-нибудь отреагировал. Видимо, он хотел знать, говорит ли кто-нибудь из нас по-французски. Мы стояли, как вкопанные, пока я не решился заговорить.

– Я понимаю по-французски, но если можете, говорите медленней.

– OK That’s good – вздохнул ефрейтор с облегчением и стал говорить значительно медленнее. Только сильный акцент остался. – Корошо, шлушай, сичас, ты повесишь другим, что я ждешь командую. – Он посмотрел строго и продолжил: – Ici la Légion, moi CAPORAL. Вы мой солдат! – Он показал нам свои погоны и повторил:

– Caporal, естя для вас мама и папа, здесь нет гражданки, ясно?

– Да, я вас понимаю – ответил я и повернулся к полякам и русским, говоря, что он наш шеф.

– Fuck! Toi you don’t understand, rien compris, – ирландец сердито накричал на меня, что я ничего не понял. – Вот легиона. Нет время на переводы. Ты подчиняться приказам и остальные идут за тобой. Now мы начинаем. Каждый раз ты должны отвечать «OUI, Caporal» или «NON, Caporal», но всегда «Caporal». Ясно это?

– Oui, Caporal, – ответил я.

– OK. Теперь, каждый, повторите!

– Oui, Caporal! – ответили хором все.

– Now, ты говорите французский, встан спереди. ОК. Оштальные – в две колонки. Go, go! – Ирландец начал встраивать нас, пока мы не оформили колонну. – Теперь ты интеликент, который француский говорить, у тебя одна минута, чтобы объяснить другим, что здесь, в Первом иностранный полк, всегда движется колонна. Яшно?

– Oui, Caporal, – снова ответил я и начал объяснять по-русски другим, которые кивали головами, что все поняли.

Мы вошли в здание, где ночевали кандидаты в легионеры, там один за другим снова сдали свою гражданскую одежду и принадлежности, получили только шорты и футболки. Единственное, что нам было позволено сохранить из гражданских вещей, были кроссовки. Конечно, этой привилегией пользовались только те, у кого на ногах были кроссовки. Тем, у кого не было, дали спортивные туфли военного образца. Мы переоделись, и нас повели на второй этаж, где нас распределили по спальным помещениям – в зависимости от свободных мест.

Так как мы были новичками, нам выпала честь вычистить все здание. Комнаты были пустыми, потому что кандидаты в легионеры не имели права входить туда днем. Я лишь вечером познакомился с соседями по комнате, когда все пришли после вечерней проверки. В моей комнате было два чеха, русский, афроамериканец и три француза. С этого момента моя роль лидера-переводчика кончилась.

В девять вечера потушили свет, и мы должны были быть в постели, потому что день легионеров начинается рано. Перед сном я услышал, как французы испуганно шептались, что этой ночью оканчивается дежурство ирландца, и он будет заменен другим капралом, еще более сумасшедшим и, вероятно, будет гнуть нас. Они называли нового капрала «Кинг-Конг» и говорили, что он чудовище для новичков и принуждает много кандидатов в легионеры вернуться к гражданке. Здесь, в Обани, я снова дал себе отчет, насколько мне был полезен французский язык. Благодаря ему я понимал, что происходило и говорилось вокруг меня. Таким образом, мне стало ясно, что большинство из ответственных за нас офицеров и капралов горячились, чтобы напугать нас и подвергнуть испытаниям наше мужество и желание стать легионерами.

Во время моей первой ночи в этом иностранном полку я проснулся от свиста и криков нового капрала. Я ничего не понял из его могучего рева, но у моих соседей по комнате уже был опыт, и они знали, что делать. Теперь я, в свою очередь не понимая, что происходит, последовал за ними бегом к лестнице.

Мы собрались во внутреннем дворе здания, где начали весьма хаотично формировать несколько колонн. Я уже стоял в колонне, но все еще слышал топот и крики Кинг-Конга, который будил соней пинками.

Наконец он появился перед нами с двумя парнями под мышками. Капрал был похож на великана, который нес двух ягнят. В следующую секунду он бросил свою ношу в грязь перед нами и закричал голосом, казалось, вышедшим из недр египетских пирамид: «Встаньте в строй, ленивые ублюдки».

Увидев эту сцену, я понял, почему ребята в моей комнате его называли Кинг-Конгом. Он был в самом деле огромным, но это было не единственным, что вызывало страх и панику. Я не принимал его всерьез, пока не встретил впервые его взгляд. Когда все мы построились и встали смирно, огромный капрал прошел перед нами, устремив свой суровый взгляд на каждого из нас. Кинг-Конг уставился на последнего из первого ряда, парень не удержался и повесил голову. Сию же минуту кандидат получил пощечину, а за ней пророкотало:

– Посмотри мне в глаза, придурок! – доброволец посмотрел снова в глаза огромного капрала, но на этот раз его тело задрожало. – Чо ищешь здесь, засранец малый? Почему ты хочешь служить? – спросил Конг.

– Чтобы изменить… Ах, изменить… ааа… – попробовал ответить парень, заикаясь.

– Что изменить, гражданское дерьмо?

– Преобразить, свою жизнь, mon caporal.

Хотя и дрожащим голосом, парень нашел в себе силы ответить и по-прежнему выдерживал свирепый взгляд гиганта. Кинг-Конг склонился над ним, и все мы ожидали, что в следующую секунду он его отдубасит, но ефрейтор заговорил спокойнее.

– Думаешь, что можешь преобразить свою жизнь здесь? Честно говоря, я в это не верю. Ты просто поменяешь трусы, а затем вернешься к своей тихой гражданке.

Конг наклонился и застыл лицом к лицу с парнем, затем прокричал:

– Понятно?

– Oui, аааа… Mon Caporal, – ответил, чуть не плача, парень, который был очень травмирован, и все его тело дрожало. Кинг-Конг, после того, как психологически раздавил парня, повернулся ко всем нам:

– Начнем с первого урока. Мой ранг Caporal-chef, но это не имеет ничего общего с офицерскими званиями. Я всего лишь младший сержант, и нет необходимости называть меня mon caporal-chef. Ваш ответ всегда должен быть кратким, и у вас одно единственное право, отвечать мне «Oui, Caporal-chef».

Тогда я понял, что кроме ефрейторского, в Легионе есть и другие звания. Я начал рассматривать погоны, которые были на квадрате, повешенном на его груди, и заметил, что в дополнение к двум зеленым полоскам, которые носили ефрейторы, была и третья окрашенная желтым. Через две секунды увидел, что туловище младшего сержанта двигалось ко мне.

– Чо ты смотришь? Я тот, который вас рассматривает, а не наоборот! Вы должны стоять смирно и смотреть прямо перед собой, и когда я прохожу, вы должны смотреть мне в глаза!

Как только он встал передо мной, я встретился с ним взглядом. В ту же секунду я понял, что это было не шоу. Его серо-голубые глаза смотрели на меня, как будто искали малейшее проявление слабости, которое заставило бы меня сдаться. Как будто он питался и мог насытиться этим страхом, который он искал.

Это был взгляд сумасшедшего. Он остановился передо мной, но я не опускал головы и даже пытался подражать ему, отвечая тем же взглядом. Адреналин поднимался, я чувствовал, что мое сердце бьется быстрее. Наконец он заговорил снова.

– Ты что-нибудь понял из того, что я сказал?

– Oui, Caporal-chef, – спокойно ответил я, будучи уверен в правильном ответе.

Но он наклонился надо мной, так же, как он сделал с другим парнем, и закричал:

– Здесь, в армии, не говорят тихо, как в школе! Здесь я хочу, чтобы ответ разразился громом, я хочу услышать силу вашего голоса! Это ясно?

Я ощутил, как этот огромный мужчина смотрел на меня свысока и чувствовал себя неловко, но выпятил грудь и, пристально глядя слегка бешеным взглядом в его серо-голубые глаза, закричал изо всех сил:

– Oui, Caporal-chef!

– Теперь все, хочу вас услышать, поняли, что я сказал?

– Oui, Caporal-chef! – ответили все вместе, хотя и не все понимали по-французски, но нам уже стало ясно, как нужно отвечать.

– Oui, Caporal-chef! – послышался голос с сильным акцентом, прозвучавший вне строя, где-то за сержантом.

Это был японец, который прибыл ранее в тот же день. Его имя было Фудзисава, и он появился позади Кинг-Конга неизвестно откуда. Он, видимо, ждал, чтобы гигант окончил свою речь, прежде чем попросить разрешения войти в строй.

– А ты, маленький камикадзе, где пропадал до сих пор? – Огромный легионер не мог поверить своим глазам. – Я обошел все комнаты и не нашел тебя, ты что – под кроватью дрых?

Фудзисава стоял смирно, не двигаясь, как будто говорили не ему. Он, так или иначе, ничего не понимал из того, о чем его спрашивали. Кинг-Конг начал нервничать и схватил маленького японца одной рукой, поднимая его к своему лицу. Холодные глаза, излучавшие безумие, бешено смотрели на японца. Капрал снова спросил его, где он был раньше:

– Où étais tu, bordel de merde? Я тебя не видел в комнатах, отвечай, камикадзе, пока не стало слишком поздно!

Несмотря на то, что был поднят в воздух огромным легионером, японец спокойно ответил совершенно твердым голосом:

– Я не понимать французский.

Младший сержант опустил его обратно на землю и начал объяснять свой вопрос с помощью жестов, смешивая слова из разных языков. Он окончил несколькими английскими словами, которые Фудзисава определенно понял.

– When I was in your room, where were you?[8]8
  Когда я был в своей комнате, где ты был? (английский) (прим. Перев)


[Закрыть]

– Moi, проснись раньше. Moi, пойти в ванную комнату. Moi, wake avant. Moi, go to bathroom. Moi, douche, toilette[9]9
  Я, встал раньше. Я, пошла в ванную Moi, wake up avant. Я, душ, туалет (прим. Перев)


[Закрыть] – В конце концов, ответил японец на какой-то мешанине английского и французского.

Кинг-Конг поднял его снова, но на этот раз без гнева и вернул японца в строй. После этого сержант заговорил на французско-английском, надеясь, что Фудзисава поймет.

– Здесь Легион! Все и каждый всегда должны быть вместе! Сто человек должны реагировать как один! Do you understand, petit kamikaze?[10]10
  Понимаешь, маленький камикадзе (прим. Перев)


[Закрыть]

– Oui, Caporal-chef, – ответил лаконично японец.

– Кто отвечает за комнату этого камикадзе? – спросил Кинг-Конг, обращаясь ко всем нам. – Я хочу посмотреть на этого ублюдка! Пусть он выйдет перед строем!

Худой, очень высокий француз вышел из строя и подошел неуверенно к огромному человеку.

– Ты ублюдок дерьмовый!

– Oui, Caporal-chef!

– Ты кусок дерьма, который ничего не понял о Легионе! Сегодня ты бросил товарища, который не понимает по-французски. Если бы вы были на войне, он был бы мертв! – Конг умолк на мгновение, как будто вспомнил о чем-то, и потом продолжил:

– На этой неделе только ты будешь чистить туалеты и, пока будешь чистить дерьмо своих товарищей, я хочу, чтобы ты подумал над своими обязанностями. Когда до тебя дойдет, что ты несешь ответственность за людей в комнате, мы поговорим снова. Возвращайся в строй и подумай, хочешь ли ты чистить дерьмо пять лет.

– Oui, Caporal-chef! – француз повторил и вернулся к нам в строй.

В тот момент я понял, что идет дождь, и мы все промокли. Это был летний дождь, но было раннее утро, может быть, четыре утра, и было довольно прохладно. Некоторые из моих новых товарищей дрожали от холода. Огромный капрал стоял перед нами под дождем, и завел новую речь:

– Вы все шайка дрочунов и сами даже не знаете, почему вы здесь. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что вас ожидает. Сегодня вам кажется, что это курорт, но глубоко ошибаетесь, и в день, когда вы поймете, что такое Легион, уже будет слишком поздно! Эту ночь мы простоим вместе под дождем, и будем размышлять, что мы здесь делаем. Ищем ли мы приключений и является ли Легион нашим приключением? Некоторые из вас, романтические ротозеи, думают, что все как в кино. Ха-ха-ха, ребятишки, ничего романтического в рядах Иностранного легиона нет, и еще в меньшей мере во время операции. Если вы пройдете через испытания и останетесь с нами, в нашем старом Легионе, когда-нибудь вы поймете меня, конечно, если вы до этого не сдохнете. Вы все еще можете уйти отсюда здоровыми и невредимыми, так что подумайте хорошенько сейчас! Достаточно выйти перед строем и захотеть вернуться к вашей прежней лентяйской жизни… Думайте сейчас, потому что завтра может быть поздно!

Кинг-Конг продолжал ходить перед строем с безумным взглядом. Время от времени он выкрикивал: «Банда дураков, вы пожалеете об этом». Мы стояли во дворе под дождем и ломали голову, в своем ли уме этот человек. Уже в первые десять минут после речи парней семь или восемь вышли перед строем и захотели вернуться на гражданку.

Кинг-Конг засмеялся и закричал снова:

– Давай, банда идиотов, идите домой, поменяйте трусы снова! Вернитесь к маме, потому что со мной мало вам не покажется.

Мы простояли так, пока не пришло время для завтрака, и я чувствовал, что это был мой первый контакт с легендой, называемой «Иностранный легион». Сказка становилась былью, но эта быль стала невыносимой для некоторых из нас, и прежде чем мы отправились завтракать, пятнадцать кандидатов вышли из строя.

Наконец-то мы вошли в столовую. Из-за недосыпания и холодного дождя я был голоден, как волк. Я взял дополнительно хлеба с тремя пакетиками меда и увидел, что парни, стоявшие за мной, последовали моему примеру. Я никогда не ценил горячее кофе так, как в то утро. Мне посчастливилось быть в первой колонне, которая первой и вошла в столовую на завтрак, последней же колонне оставалась всего три минуты на завтрак. Я как раз доедал последний кусочек хлеба, когда высокий негр из последней колонны схватил за горло небольшого француза, крича на него на каком-то непонятном диалекте. Француз отреагировал молниеносно и вонзил вилку в руку африканца, который ослабил хватку, но он ударил головой своего противника в нос, и тот упал на землю. Два других француза бросились на негра, который был ранен. Они повалили его на землю и начали его пинать. Трое африканцев вскочили из-за стола и бросились к месту драки. Произошла бы большая катавасия с трагическим концом, если бы не вмешались Кинг-Конг и легионеры из кухни. Они ворвались в центр драки, обездвижили и драчунов, и кандидатов, которые были рядом. Вдруг все стихло, и первое, что нарушило молчание, был голос Кинг-Конга.

– Всем лечь ничком! Быстрее! Думаете, вы крутые, сейчас посмотрю, чего вы стоите. В позицию для отжимания!

Началась хорошая физическая нагрузка и те, кто не успевали следить за темпом младшего сержанта, получали в награду пинки. Капралы из кухни также помогали в раздаче ударов, но тем, кому посчастливилось испытать удары Кинг-Конга, больше не могли сдвинуться с места.

«Вверх! Вниз! Вверх! Вниз!» Продолжал кричать медвежий голос. Я думал, что это упражнение не закончится, пока мы все не получим по пинку. Моя футболка была еще пропитана дождевой водой и не впитывала пот. Капли пота, смешанные с дождевой водой, падали с моего тела на кафель столовой. Мышцы на руках горели от напряжения, но у меня не было желания попробовать пинки, так что я делал нечеловеческие усилия, чтобы держать руки в более или менее горизонтальной позиции. «Вверх! Вниз! Верх! Вниз!». И капли пота падали в том же ритме.

В какое-то время, нас остановили на положении «Вниз», и я слегка расслабился, распластавшись на плитках, но почуял, что один из капралов приближается ко мне, и снова выпрямился, как струна. Мое тело продолжало выполнять приказы «Вверх! Вниз! Вверх! Вниз!» Я больше не чувствовал своих мышц и не представлял себе, как все еще мог подниматься. Я был в странном трансе и двигался, как заведенный, но вдруг легкая боль в животе прервала мой гипноз, и я снова почувствовал жжение в мышцах. Боль была не острой, и наиболее вероятной причиной были съеденные впопыхах кусочки хлеба, но проблема была в том, что боль вывела меня из состояния транса, и теперь у меня не было сил подняться. Я знал, что скоро я получу пинок, но мои руки исчерпали весь свой запас сил, и я остался на полу, не поднимаясь. Тяжелые шаги Кинг-Конга приближались ко мне, но вместо пинка, я услышал, как он сказал:

– Давай, вставайте, придурки! Вижу, что у вас больше нет сил драться.

Этот приказ наполнил меня счастьем, и мое тело ожило. Я вскочил на ноги, пряча усталость. Я дошел до финала этого упражнения, и меня не наказали, и это означало для меня очень многое. Я опять встретил бешеный взгляд Кинг-Конга и выдержал его успешно во второй раз, после чего он начал новую речь:

– Если кто-то хочет еще драться, я готов. Ну, что случилось, обосрались? Где храбрецы, которые захотели потасовки?

Конечно, никто не осмелился – видимо, среди нас не было недоумков, и Кинг-Конг и продолжил с назиданиями:

– Вы не на улице, а здесь драки запрещены! Здесь есть дисциплина и порядок, и если вы были бы легионерами, еще сегодня полковник вас бросил бы в карцер. Но вам повезло, что вы все еще гражданские засранцы, поменявшие трусы, так что те, кто сегодня подрались, им место не среди нас. Еще сегодня все, кто вмешался в драку, вернутся на улицу и могут драться вволю. Ни один из вас не смог уразуметь, что означает слово «дисциплина», и это говорит о том, что ваше место не здесь.

– Caporal-chef! – посмел перебить ефрейтора француз, который начал спор – Черножопые все затеяли, эти грязные подонки из Сенегала и этот…

– Заткнись, быдло! – тут же огрызнулся Кинг-Конг и продолжил свою речь: – Это еще раз доказывает, что твое место не здесь, идиот. Вы должны понять, что Легион не делится ни на расы, ни на религии, ни на футбольные команды. Мы одна команда, и мы все легионеры. Нам не важно, кто кем был на гражданке. Мы не говорим о чернокожих, о желтых или белых, мусульманах или христианах, есть только номер и имя, которое дает нам Легион, и только по ним мы различаем наших товарищей. А вы, кто еще не стали легионерами, у вас даже нет этого имени и этого номера, так что, вы здесь никто и у вас нет права на мнение. Единственное ваше право внимательно слушать и выполнять приказы, и если вы не способны на это, лучше было бы, чтобы вы исчезли бы отсюда прямо сейчас! Так что сегодня, кроме тех, кто дрался, вернутся к своей жалкой жизни, и те, кто глазели с первых рядов и не сделали ничего, чтобы остановить этих засранцев. В Легионе все вместе заботимся о дисциплине, и все реагируем как один, всегда действуем вместе – парами или группами. Даже я без помощи капралов в столовой не смог бы навести порядок в несколько секунд, и я, может быть, убил бы кого-нибудь из тех придурков, которые не заслуживают такой чести, – огромный младший сержант вздохнул глубоко и закончил свою речь словами: – Думаю, вы заметили – слова «спасибо» в Легионе не существует. Ни я поблагодарил капралов за помощь, ни они меня, за то, что я спас их столовую от погрома. В Легионе нет места благодарностям, просто наша обязанность работать в команде.

***

На дворе стоял ранний сентябрь, но погода в Обани продолжала напоминать нам о жарком лете, которое шло к концу. Будили нас каждое утро в полпятого и оставляли в заднем дворе размышлять. Мы были изолированы от всего и от всех, единственные люди, которые общались с нами, были дежурные легионеры из роты, вербовавшей добровольцев. На этом заднем дворе у нас была волейбольная площадка, вокруг которой мы делали пробежки утром, чтобы согреться, было и несколько турников и брусьев, чтобы мы упражнялись в ожидании решения комиссии. Мы проводили свои дни как заключенные, а нашими тюремщиками были легионеры. Единственная разница была лишь в том, что мы пришли сюда добровольно, и нашей целью было остаться, а не уйти. Мы ждали вызова на очередной медицинский осмотр и ожидали с нетерпением решения судьбы.

Каждую пятницу группа из тридцати кандидатов уезжала в Кастельнодари, чтобы пройти через настоящие испытания легионерской жизни. Единственной целью всех претендентов, собранных из разных уголков планеты на заднем дворе, было попасть в эти группы «Богоизбранных». Мы с нетерпением мы ждали медицинского обследования, тесты на интеллектуальный уровень, психотесты, а также и через физический норматив – тест Купера. В Обани единственным нормативом, связанным со спортивной формой, который мы должны были выполнить, был именно тест Купера. Здесь главным испытание носило психологический характер, потому что мы вдруг потеряли свободу и спокойствие гражданской жизни. Мы превратились в добровольных заключенных.

В то время, пока мы ждали вызова на медицинский осмотр, были также дни, когда нас отправляли на работу. Моей первой работой в Легионе было перемыть всю посуду на кухне. Я справился успешно, и в следующий раз был отправлен на склад, где вместе с одним старшиной подготавливали форму для 27-х «Богоизбранных». Он выглядел очень спокойным и не имел ничего общего с ненормальным Кинг-Конгом. Его глаза были совершенно нормальными, и даже тон его был доброжелателен, пока я делал свое дело. Очевидно, не все легионеры были сумасшедшими. Для меня было странно, как этот человек после многих лет службы в Легионе сохранил свой спокойный и мягкий характер. Когда он передал мне пакет с зелеными беретами, которые мне надо было распределить, я отвлекся, увидев эти береты. Для меня такой берет был мечтой, и это был мой первый физический контакт с чем-то, что символизировало Иностранный легион. Зеленые береты были отличительным знаком этого элитного корпуса, в ряды которого я стремился быть принятым.

– Эй, парень, поторопись! – голос сержанта извлек меня из моих размышлений. – Если в самом деле хочешь носить Зеленый берет, тебе нужно поспешить с распределением. Все здесь расписано по часам, и нет лишнего времени.