Текст книги "Я, Легионер"

Началось продолжительное упражнение, и те, кто не успевали следовать ритму Ружы, получали пинок в ягодицы. Отжимания было одно из упражнений, которым я занимался с самого раннего возраста, и, как увидел, в Легионе оно было главным наказанием, которому мы подвергались сразу же после прибытия в Страсбург. Я продолжал делать отжимания, уверенный в своих силах. Половина роты уже пала на пол, и получала за это пинки ефрейтора. Вдруг, как будто Руже, вдруг надоело пинать, но он ускорил темп криками «En haut! En bas!» («Вверх! Вниз!»).

Я не понял, что это упражнение закончится только тогда, когда последний из нас останется без сил и рухнет на кафельный пол коридора. Настала и моя очередь. Вдруг я почувствовал, что у меня не было сил подняться, и когда невероятным усилием напрягая в очередной раз мышцы, они отказали, я рухнул на холодный пол. Я был полностью исчерпан. В минуту, когда я ожидал получить профилактический пинок, инструктор закричал:

– Вставай, присоски, и все по комнатам! У нас уйма работы сегодня.

Первой задачей было убраться в шкафчиках. Вся одежда, полученная в Обани, должна была сложена, образуя квадрат размером тридцать на тридцать сантиметров. Затем она должна была быть разделена на категории: спортивный костюм, военная одежда, парадная форма, рубашки…

Мы почти навели порядок, когда снова прозвучал крик Ружи:

– S4, коридор!

Мы не успели реагировать достаточно быстро и не выстроились вовремя и следующая команда была:

– S4, в положение для отжиманий!

Мы повторили упражнение, которое недавно проделывали, но на этот раз все мы рухнули, так как силы даже самых выносливых, были исчерпаны.

– Встать! Норматив на построение в коридоре десять секунд. Возвращайтесь по комнатам!

Мы вернулись и те, кто говорил по-французски, объяснил тем, кто не понимал этот язык, что есть норматив выстроиться в коридоре, и мы должны быть готовыми быстро реагировать на приказ капрала. Все стояли на чеку, готовые быстро отреагировать на команды инструктора, и когда крик «S4, couloir» нарушил молчание опять, все мы бросились как сумасшедшие, но в желании выполнить норматив, начали толкаться и бороться за место в строе. Ружа считал секунды ледяным тоном: «Un, deux, trois, quatre». После того как спокойно отсчитал до десяти и увидел, что некоторые до сих пор еще толкались и суетились, последовало:

– S4, en position pour les pompes!

Большинство из нас свалились до двадцатого отжимания, потому что мы уже дважды перегружали мышцы.

– Встать! Я вижу, сил у вас нет на упражнения, поэтому я вам найду другое развлечение.

Ружа прошел по комнатам, но вместо того проконтролировать, как мы убрали шкафчики, он взял все наши вещи, бросил их на пол, и приказал все убрать. Только мы начали складывать, когда новая команда эхом пронеслась в здании Третьей роты.

– S4, en bas![14]14
  Вниз (франц. – прим. перев.)


[Закрыть]

Мы сразу же бросили уборку и побежали вниз по лестнице к выходу. Перед зданием было больше места, чем в коридоре, и мы успели построиться. Ружа удовлетворенно смотрел на нас, когда какой-то француз пробормотал в строю: «Если так будет продолжаться, то сегодня мы не успеем собраться».

– Что я слышу? – инструктор посмотрел на нас строго. – Спешите убрать шкафчики что ли? Не волнуйтесь, ночь впереди, и у нас есть достаточно времени. Теперь я предлагаю вам побегать, чтоб аппетит появился к ужину.

Мы пробежали несколько раз по внутренним аллеям казармы, а затем вернулись по комнатам и продолжили с уборкой шкафчиков. Мы не успевали сделать что-либо, так как каждые пять минут крики Ружи расщепляли тишину: «S4, en bas!», «S4, retour dans les chambres!», «S4, couloir!». И, конечно, „S4, en position pour les pompes!“.

Так, как только привыкли к этой игре, при последнем построении в коридоре, мы успели сделать это до того как Ружа сосчитал до десяти. На этот раз он был доволен нами и после того как мы построились в две колонны в роте, он повел нас в столовую. Я имел честь сидеть за его столом и услышал очень четко очередной крик: «Встать! Всем выйти!». Некоторые из них едва начинали кушать, но мы не могли протестовать, мы имели право только выполнять приказы капрала. Легионеры других рот ели спокойно, но для нас, новичков, все было иначе. Быстро узнали, что вы всегда должны быть готовы выполнить приказ нашего командира. Мы оставили ужин и бросились к выходу столовой. Мы выстроились быстро, и подумали, что Ружа похвалит нас, но просто последовал новый приказ:

– S4, бегом в роту и стройся в коридоре!

Как обычно, те, кто не понял, бегали за теми, кто разбирался, что требуется от всех нас. Мы поднялись по лестнице, топая как стадо быков. Мы быстро построились и встали мирно. Ружа как воду канул. Он, очевидно, не бегал. Мы стояли выпрямленные как струны, и те, кто не понимал по-французски, интересовались, неужели те из нас, за которыми они бежали, как слепые овцы, лучше понимали то, что хотят от нашего взвода.

Обычно Третья рота состояла из четырех взводов, но в тот день мы были одни в здании. S1 окончили обучение и отправились обратно в Обань. S2 и S3 были на учениях в горах, а мы, S4, ожидали пополнение из Обани, чтоб отправится на пресловутую «ферму страдания». Это было в пятницу вечером и в здании Третьей роты были только мы, дежурный сержант Раза и капрал Ружа. Прождав несколько минут, мы услышали тяжелые шаги капрала, который медленно поднимался по лестнице. Наконец, он подошел к нам и начал нас пересчитывать. Он должен был посмотреть, не потерял ли он какую-ту заблудившеюся овцу. Убедившись, что никто не отсутствует, он предложил нам новую игру:

– Не кажется ли вам, что сегодня слишком спокойно? Необходимо движение, поэтому даю вам минуту, переодеться в спортивную одежду и построиться здесь, в коридоре. Действуйте!

Ружа отсчитывал секунды, пока мы искали спортивную одежду. Он не дал нам времени, чтобы убрать шкафчики и большинство наших вещей было на полу. Капрал считал секунды медленно, пока мы пытались найти спортивную одежду. Эту миссия была невозможно выполнить при этих обстоятельствах, потому что наша одежда была не только на полу, но и перемешана. Кроме того, парни, которые не знали французский, не понимали, что именно они должны делать. Они просто смотрели с любопытством на франкофонов, которые давали себе отчет в том, что справиться с этой задачей не возможно.

Когда время истекло, мы все услышали команду «S4, en position pour les pompes!» И снова последовало наше любимое упражнение. Пока мы нагружали исчерпанные мышцы, наш инструктор говорил спокойно:

– Теперь вы понимаете, почему все должно быть по ниточке в вашем шкафу. Для того, чтобы быстро сменить форму на спортивный костюм, ваша одежда всегда должна быть на определенном месте. Посмотрите, на что вы похожи, шайка попрошаек! Вижу, некоторые обули разные кроссовки, некоторые шорты одели задом наперед, но большинство из вас даже не попытались найти одежду, потому что она не в порядке и у них нет шанса на успех. Я вижу, что ваши силы быстро вянут при отжиманиях, так что вы сегодня никуда не годитесь. Вы еще очень далеки от момента, когда станете легионерами. Давай, вставай и серьезно займись шкафами! Я хочу, чтоб все было тютелька в тютельку!

Мы уже предвкушали бессонную и безумную ночь, и думали, что Ружа будет постоянно нас разыгрывать своей линейкой каждые пять минут, но, к удивлению всех нас, после полуночи, наконец, наши шкафы были прекрасно убраны, наш капрал оставил нас в покое и нам удалось поспать по крайней мере пять часов. На следующий день все началось с «S4, couloir» и мы успели построиться в установленные законом десять секунд. Мы сделали большой шаг вперед всего за день, и румын был очень доволен нами.

После завтрака нас собрали на небольшом стадионе Четвертого иностранного полка. Там нас ждал командир взвода, старшина Халиль. Он сказал нам, что начнем с теста Купера, через какой мы прошли в Обань.

Я не боролся за первое место и пробежал двенадцать минут с легкостью, увеличивая свой рекорд на двести метров. Я чувствовался более уверенным и убедился, что страдания предыдущего теста были вызваны исключительно простудой, симптомы которой исчезли неделю назад.

После спорта командир приказал построиться в роте со всеми вещами. Снова опустели шкафчики, убранные к полуночи. Те из нас, кто не понимали по-французски, теперь автоматически повторяли то, что делали другие. Мы построились в линейку, постлали свои пластиковые покрывала на пол и поставили все свои вещи. Командир проверил наше снаряжение и сказал, что мы не должны ничего терять и несем персональную ответственность за все то, что Легион нам дал.

Затем нас снова перевели в распоряжение Ружи, который продолжал своими забавными проверками по тревоги, отжиманиями и уборкой шкафов. В те первые дни в базе Кастельнодари было очень мало времени поговорить друг с другом. Только когда мы убирали шкафы, у нас было время познакомиться с соседями по койкам. С одной стороны, был Янчак поляк, который был очень заинтересован во французском и постоянно спрашивал меня о том или ином слове. Я помогал ему усердно, как пытался помогать Эрвину в Страсбурге. На кровати с другой стороны от меня спал француз по имени Жан. Он был очень спокойным парнем и, в свою очередь помогал мне, объясняя некоторые слова. Во французском Легионе говорят в основном на жаргоне, а я, с моим французским из книг Гюго и Бальзака, почти не понимал их. Благодаря соседу по койке я начал изучать их специфическую быструю речь и в конце обучения уже говорил свободно с французской группой.

В те первые дни в Кастельнодари все иностранные добровольцы поняли, насколько важно знать французский. В дополнение к пониманию приказов своих командиров, он был необходим для общения с товарищами. Во взводе я был единственным болгарином, и если бы я не знал, французский или русский, я остался бы изолированным от остальных, и ситуация могла быть очень серьезной.

Следующий день начался легким семикилометровым кроссом, а затем наш старшина построил нас и представил своего заместителя, сержанта Рашита. Рашита был также румыном, как и Ружа, но я никогда не слышал их говорить между собой на родном языке, по крайней мере, пока они были с нами.

Командир объяснил, что наш взвод будет скомплектован группой добровольцев из Обани, после чего нас распределят в три боевые группы. Сержант, командующий первой группой, был в отпуске. Вторая группа была во главе с сержантом Вэбе, который был родом из Сенегала, но на удивление всем был белым. Третья группа была в распоряжении сержанта Разы Финимпанана, которого мы знали как Раза. Представлен нам был еще один капрал, бывший наемник из Южной Африки. Его имя было Буун и говорил по-французски с сильным английским акцентом. В этот день мы перешли под командование бывшего наемника. Во второй половине дня мы узнали, что капрал Ружа оканчивал свою карьеру инструктора, так как он был распределен в Тринадцатую полубригаду Иностранного легиона, которая действует на территории Джибути.

Румын в тот же день уехал из Третьей роты Четвертого иностранного полка, прослужив два года и четыре месяца. Капрал Буун повел нас в комнату с доской. Он должен был нам объяснить слова песни легионеров, под названием «В Африке». Южноафриканец пояснил, что мелодия будем отрабатывать с сержантом Разой, который обладал красивым голосом. С бывшим наемником мы будем работать только над словами.

– Франзуски яжик, оучень странно! Поймите вы это странным! Understand you it’s bizarre! Maintenant I explique for you this song in French OK! First or D’abord I’ll read this song, je vais lire ce chanson Ecoutez OK!

После этих полупонимаемых слов старый вояка начал читать текст. Время от времени, вставлял «OK» или «All right mec[15]15
  Все в порядке, мужики (англ. – франц. – прим. перев.)


[Закрыть]», а когда закончил, написал крупными буквами на доске «En Afrique». На этот раз атмосфера в комнате не имела ничего общего с университетом. Я смотрел на бывшего наемника в камуфляжной форме, который пытался объяснить нам, добровольцам, в основном из Восточной Европы, слова песни, говоря нам по англо-французски, при этом с южноафриканским акцентом, и я не мог поверить своим глазам. Это был или сон или было шоу. Буун, однако, продолжал упрямо:

 
„En Afrique malgré le vent, la pluie,
Guette la sentinelle sur le piton…“
 
 
«В Африке, несмотря на ветер и дождь
Постовой всегда на чеку»
 

После прочтения этого стиха, капрал попытался объяснить жестами, помогая себе словами на английском или французском. В Африке, «levent» произнес с усилием это французское слово, имитируя свистом ветер. Он посмотрел на нас, уверен, что мы понимаем, и чтоб убедить себя, подтвердил: «OK. Tous understand!» Тогда он застал, как на страже, говоря нам что он находится на холме и повторял: «Guette La Sentinelle Guette la sentinelle sur le piton…». Все поняли, что идет речь об Африке и о ветре.

 
„Mais son coeur est au pays chéri,
Quitté pour voir des horizons lointains…“
 
 
«Но его сердце в дорогой родине.
Которую покинул, ища новые горизонты.»
 

Я видел, что ему совсем не было легко, объяснить нам смысл французских слов. Он, все-таки, был легионером, и это была его миссия, так что при следующих строках Буун разыграл самую выразительную пантомиму, которую я видел в своей жизни. Мы видели, что ни ветер, ни буря беспокоят постового.

Буун сделал грустную мину и жестами объяснил, что в мыслях он возвратился на родину. Потом он очень хорошо сыграл как он покидает свою страну с единственным желанием путешествовать и увидеть мир.

 
„Ses yeux ont aperçu l’ennemi qui s’approche,
L’alerte est sommée, les souvenirs s’envolent,
Maintenant au combat…“
 
 
«Его глаза заметил приближающегося врага
сигнал тревоги, воспоминания исчезают…
Время для борьбы…»
 

Вдруг постовой, в чью роль вжился капрал Буун, вскочил и ответил огню противника, что на секунду вырвало его из воспоминаний. Он закричал на английском: «Now! Action!» и продолжил отстаивать свою позицию против воображаемых противников. В какой-то момент он повернулся к нам и сказал: «You understand «ennemi»?». Но после шоу слов не требовалось. Все мы узнали, что враг был уже на сцене. Легионер забил тревогу и битва началась. Оставался только припев»

 
«Dans le ciel brille l’étoile qui lui rappelle son enfance,
Adieu mon pays, adieu mon pays,
Jamais je ne t’oublierai»
 
 
«В небе блестит звезда,
Которая напоминает ему о детстве.
Прощай, моя Родина, я никогда тебя не забуду».
 

Буун уставился в потолок, воображая, что это небо и вдруг глазами застрял в одну точку и объяснил, «the star, l’étoile». Затем он снова сделал печальное лицо, и подтвердил «Adieu mon pays, I will never forget you, jamais oublier». Это был конец невероятного шоу, только аплодисментов не хватало. С одной стороны, мы, как дети из детского сада изучали слова песни, но с другой, это был первый настоящий урок французского для тех, кто должен были выучить этот трудный язык для произношения язык.

После неимоверных усилий капрала Бууна появился сержант Раза, который в свою очередь должен был научить нас петь мелодию. Я начал понимать, что каждая песня легионеров несет в себе послание и что через слова мы узнавали о традициях Иностранного легиона. У сержанта был довольно хороший голос, и когда он запевал, мы могли следовать за ним. Но он прервал нас и начал нас распределять по голосам. Я почувствовался частью хора. Раза сказал некоторым ребятам из строя, которые пели хорошо, петь громче, и в нашем взводе был все отлично. В этот день сержант нас похвалил и объяснил, что как в пении, так и в бою мы все должны быть как один.

– То, что имеет значение, это достижение взвода S4, а не отдельные результаты. Чтобы чувствовать себя хорошо в Легион, вы должны делать все так, как вы только-что спели эту песню. Те, кто хорошо пел, прикрыли своими голосами, тех, которые фальшивили. Это ваша обязанность и во время испытаний, марш-бросков и учениях. Давайте помогать друг другу в боевых парах. Вы всегда должны работать как одна команда, связанная между собой, все вместе!

В Кастельнодари, главный урок, который нам преподавали, был – реагировать все вместе, как один. Из-за ошибки одного – целый взвод страдал. Потом мы разбирались с теми, кто не смогли следовать за остальными. Если он не понимал язык, находился кто-то, который смог объяснить, но если он продолжал ставить палки в колеса, его жизнь превращалась в ад. Таким образом, еще на первой недели в Четвертом иностранном полку двое ребят из нашей группы захотели покинуть борьбе за место в Легионе. Но здесь вещи стояли по иному, чем в Обани. Мы были зарегистрированы под номерами, как французские солдаты, и хотя мы еще не были легионерами, возвращение к гражданской жизни не было разрешено. Оба парня были помещены в карцер и, выйдя оттуда, служили до конца нашего обучения в роте технического обслуживания, где им всегда давали самую грязную и тяжелую работу. После трех месяцев их признали негодными к военной службе, и только того позволили вернуться к своей прежней жизни.

Таким образом, в пении, маршировках и активного спорта прошла моя первая неделя в школе Легиона. В общем, это все началось мирно, за исключением первого дня. Единственная трудность оказалась уборка личных шкафчиков. Я никогда не забуду, как дежурные капралы одним махом сбрасывали наши вещи на пол снова и снова, чтобы достичь идеального порядка. Каждый очередной провал сопровождался нарастающим счетом отжиманий, почти до потери сознания.

В конце недели из Обани приехали остальные утвержденные добровольцы и наша боевая группа S4 была уже полностью укомплектована. К моему большому сожалению, Владо, единственный прошедший через все испытания болгарин, который ожидал только решения Гестапо, не был среди новичков. Я видел много знакомых лиц, так как с большей частью ребят ждал вместе для медицинского обследования в Обани. Один из русских поведал мне, что моего соотечественника не приняли и он вернулся к гражданской жизни, так что я остался единственным болгарином в нашем взводе. Я очень обрадовался Фудзисаве, маленькому японцу, с которым мы прошли через тест Купера и кто, подобно мне, был единственным представителем своей нации. Он поздоровался со мной легким кивком головы, как поступают японцы, и пошел в свою новую комнату.

Фудзисава, кроме того, что приходил из совершенно иного, в языковом отношении, мира, оставался наиболее оторванным от реальности. Он был настоящей одиночкой в нашей роте добровольцев. Джеймс Форд был так же единственным представителем своей нации, но его на его родном языке говорила большая часть планеты, Джеймс также свободно говорил по-французски – необычайно для американца.

На второй день новой недели каждый из нас получил по автомату FAMAS и полное боевое снаряжение, в том числе патронташ, каску, спальный мешок, непромокаемые плащи, большой ранец, маленький боевой ранец и кучу мелких предметов, за которые с того времени мы отвечали головой. Нам объяснили, наш самый верный друг, брат или жена, наш FAMAS, номер которого нужно было выизустить. В учениях или во время миссии автомат должен быть с нами на каждом шагу, даже ночью в спальном мешке. Старший сержант Халиль проверил экипировку каждого из нас и сказал, что через час мы отправляемся на ферму, где он и сержанты сделают из нас настоящих легионеров.

Нас посадили в три грузовика, так как нас было три боевые группы и отправили к настоящим испытаниям. Мы прибыли в известную ферму в около двух часов дня и хотя был конец октября, и в этой области осадки являются обычным делом, в тот момент солнце освещало несколько холмов, окружающих небольшое озеро. Картина была очень приятной и не имела ничего общего с угрозами и предупреждениями сержантов инструкторов.

В таком красивом месте можно было бы подготовить замечательный отдых, наслаждаясь природой, но, к сожалению, мы не уезжали в отпуск, а провести один из худших месяцев обучения в Легионе. За мою боевую группу отвечал капрал Буун, второй бы занялся капрал Мунителло и третьей – Пайетт.

Мунителло был француз итальянского происхождения и часто шутил, что его дед был одним из боссов сицилийской мафии. Он был очень горд тем, что был инструктором, и даже немного задирал нос. Он мечтал в один прекрасный день пойти во Второй парашютный полк Легиона и вступить в ряды самых элитных коммандос отряда разведчиков (CRAP).

Капрал Пайетт был самым молодым инструктором, но был лучшим спортсменом в взводе. В своей группе кроссы были самые длинными и скоростными, и физические упражнения, были как для олимпийских чемпионов. Так что если кто-то не выдерживал в третьей группе, во главе с сержантом Раза и его молодым капралом, уходил во вторую.

Вторая боевая группа была под командованием сержанта Вэбе, который был более умеренным в отношении физических нагрузок при занятиях спортом. Первая боевая группа, в которой я был, на данный момент, не имела командира, так как наш сержант был в отпуске, и на первых порах мы остались в распоряжении зама старшего сержанта Халиля, сержанта Рашиты, а в случае, если последний был занят, нас распределяли в другие две группы.

Нас построили и командир взвода начал объяснять наше разделении по парам. «Ваш напарник является неотъемленной частью вас и во время обучения, даже когда вы идете в туалет, вы должны быть вместе». Мы должны были понять, что одному в Легионе не выжить. Пара является наименьшей единицей боевой группы. «Если твой напарник погибнет, погибнешь и ты, потому что не будет никого за твоей спиной», продолжил старшина. «Работа по парам является наиболее важным, это то что вы должны узнать, в течение следующих четырех месяцев».

Пары были организованы так, что всегда один говорил по-французски, чтобы была возможность выучить партнера и помогать ему в освоении языка. Моим напарником был поляк Янчак. Могу сказать, что выбор был хорош – этот парень был не только умен, и быстро все воспринимал, он тоже был очень тихим, никогда не терял самообладание и мужество, и мы боролись с трудностями вместе. Все стояли смирно по парам, и командир продолжил свою речь:

– Мы одна семья, мы братья по оружию и судьбе! Ваши сержанты и капралы ваши – ваши старшие братья и вы должны осознать, что с сегодняшнего дня, их слово закон для вас! Вы добровольцы и никто не привел вас сюда силой! С этого момента вы должны забыть все ваши привычки на гражданке и обучение уже началось. Я оставляю вас в руки ваших сержантов.

Тогда старшина издал приказ:

– Четвертая рота под моим командованием, смирнооо! Остаетесь в распоряжении сержанта Раза.

– Принимаю роту под мое командование, к вашим приказам, господин старший сержант! – Раза сказал и тут же повернулся к нам. – Постройтесь в две колонны, нас ожидает вечерняя тренировка! Сегодня мы потеряли много, и нужно наверстать упущенное. За мной, бегом марш!

Мы пробежали несколько раз по ферме и Раза привел нас к ангару полном оборудования для бодибилдинга, турниками, перекладинами, и там было и три свисающих с потолка канаты, 6 м в длину.

– Вы видите эти канаты? – крикнул сержант. – Вы должны подняться до потолка только руками. Ну, первые три, поднимайтесь!

Мы начали висеть, напрягая мышцы, но было очевидно, что даже самым сильным не хватало сноровки. Некоторым удалось достичь почти до самого верха, но они оставили кусочки кожи на веревке. Один парень даже упал с двух метров на спину, но внизу был предусмотрительно насыпан песок, который очевидно и раньше смягчал подобные падения. Один Павлов, бывший капитан Советской Армии, справился без ошибок. Он поднимался с такой прытью, как будто в свое удовольствие, не уступая, в спортивном отношении, никому из инструкторов. После него двум парням удалось достичь до потолка, но было видно, что у них почти не было сил при спускании. Фудзисава также сумел подняться с первой попытки, но оцарапал палец при возвращении. Цибульский достиг вершины, но с последними силами при спускании рухнул и содрал ладони. Американец Форд начал довольно технично, достиг до середины веревки и вернулся в так же спокойно. Джеймс всегда выглядел как будто он был на летнем лагере. Я, в свою очередь, штурмовал канат, тем же глупым и самоуверенным способом, как и во время теста Купера в Обани, но очень быстро мои силы и уверенность испарились, и на четвертом метре я поскользнулся, оставляя кожу и кровь на канате.

– Ну, я вижу, что у вас достаточно желания достичь вершины, но вам не хватает сноровки – начал объяснять сержант Раза. – Я хочу, чтобы вы внимательно следили за движением не только рук, но и за взаимодействие с ногами, которые, не прикасаясь каната, могут подтолкнуть ваше тело вверх.

Темнокожий сержант снял берет и ремень, и налегке поднялся вверх, поднимая тело с правой рукой и толкая движением левой ноги. Выглядело, что ноги поднимались по невидимой лестнице. Когда он достиг потолка, повернулся к нам, говоря смотреть внимательно, и очень медленными движениями пошел вниз, соблюдая при этом координацию рук и ног.

– Теперь ваша очередь, по человеку на канат! – приказал снова сержант.

Кто-то из ребят попытался возразить, показывая окровавленные руки, но Раза только улыбнулся и указал на веревку, дав старт первым трем добровольцам. На этот раз ребята прошли всего два метра, но спускались вниз очень осторожно, стараясь не поскользнуться снова.

– Это гораздо лучше! – поощрил их Раза. – Вы начали думать и предусмотрели, что вам понадобятся сила и для спускания.

После того как мы сделали второй несчастный, но, безусловно, более внимательный опыт, капралы решили соревноваться, залезать два раза без передышки на шестиметровую высоту. Выиграл Паейтт, который решил примерить силы с Павловым, единственный из потенциальных легионеров, имевший реальный шанс против инструктора. В глазах молодого капрала был огонь в глазах и большое желание победить, в то время как бывший капитан Советской армии стоял с полным безразличием у каната. Старт был дан и соперники взлетели. При первом восхождении победил Пайетт, который коснулся потолка первым, но со своей великолепной техникой и спокойствием Павлов, стал победителем при втором восхождении, и соревнование закончилось вничью.

Мы очень гордились нашим представителем, и все приветствовали его громкими аплодисментами. Русский только кивнул, бормоча: «Ну что, все нормально». После того как окончили свой первый спортивный аперитив, нас выстроили в трусах с полотенцами в руках на лужайке перед душевой и дали нам 10 минут помыться. Было десять душев, а нас человек 50, и мы попытались сорганизоваться и встать в очередь по пяти душ на душ. Началось соревнование, а времени помыться почти не было. Только американец стоял в стороне от кучи-малы и ждал с олимпийским спокойствием, чтоб освободился душ. На первый взгляд он выглядел как мальчик, приехавший сюда на отдых, но он никогда не задерживал группу.

Настал небольшой беспорядок, но все же нам удалось с грехом пополам помыться и вовремя построиться перед кухней. Все ожидали войти и поесть, но сержант нам сказал, что до того нужно определить дежурных, которые подадут пищу, а затем почистят. Было составлено расписание и каждый день две пары отвечали за порядок на кухне и завтрак, обед и ужин. Так что, кроме обучения была и работа, мы все же не были на летнем лагере, а на военной подготовке и наиболее важным являлось усвоение коллективной жизни.

Я думаю, армии во всем мире имеют много общего, но Легион является уникальным в одном отношении. Несмотря на то, для чего ты прибыл – в поисках приключений или по воле Судьбы, ты полностью отрезан от дома и родины и со временем становишься частью большой семьи и у тебя только одна родина – Иностранный легион. Кандидаты в легионеры в эти первые минуты моменты были готовы на все, чтобы найти свое место здесь, но оставались только те, которым на самом деле удалось выстоять.

Наше первое утро на ферме началось свистком для подъема в 5,30 часа и криками капралов, напоминавшие нам, что все должно быть сделано как можно быстрее. Мы скоростно побрились и с грехом пополам почистили зубы, затем повели нас на кухню, где дежурные уже сварили кофе.

Мы несли в руках кружки, которые были частью фляжек и, следовательно, нашего личного оборудования. Большинство из нас даже не зачерпнули в огромный котел с кофе, когда услышали крики капралов:

– Встать! Всем выйти!

Тот, кто успел схватить кусок хлеба, были действительно счастливым. Нас построили перед кухней, чтобы распределить различные задачи по очистке фермы. Те, которые вышли последним, должны были чистить душевые и туалеты. Гигиена, личная, и части (в данном случае фермы) была самой важной вещью в нашей повседневной жизни. После как надлежащим образом вычистили спальни, ванные комнаты и двор фермы, нас выстроили на газоне, который служил плацем. Сержант Халиль рассказал о нашем распорядке дня на сегодня. Перед нами был восьмикилометровый кросс, урок французского с нашим командиром, а затем до обеда, занятия спортом. Во второй половине дня нам снова пришлось очистить помещение, и был урок устройства автомата FAMAS. Перед ужином были маршировки, очередная чистка, и изучение двух новых песен легионеров. Час отбоя пока не был определен, потому что, как он выразился шеф, мы здесь, чтоб не спать, а легионерами стать.

На первых порах, физические упражнения не были такими изнуряющими и, как правило, все три группы справлялись хорошо с препятствиями, которые первый день, и если бы не было легионерских песен, первый день закончился мирно. Мы устали, и не могли запоминать новые тексты. Мы думали, что он уже Раза сыт по горло нашими неудачными попытками петь правильно и позволит нам лечь, когда прибыл какой-то новый капрал и мы остались в его руках, бежать вокруг фермы, пока не научимся петь. Мы бежали, потом делали отжимания под непонятными криками нового инструктора, у которого был ужасный акцент. Позже я понял, что он был на самом деле помощник-инструктором, русский, окончивший обучение всего пять месяцев до нас, что объясняло его плохой французский, но как один из первенцев по спортивной подготовке, его оставили обучаться на инструктора. После года у него бы был уже чин, в то время как в боевых частях погоны капрала могли быть получены только после третьего года, и то после двухмесячного прохождения инструкции, сопровожденной тяжелыми экзаменами. Таких помощник инструкторов, как русского, называют в Легионе foot-foot из-за их больших шансов на быструю военную карьеру. Конечно, помимо спортивных качеств необходимо иметь и голову на плечах, так что не каждый foot-foot годится в унтер-офицеры.

Нашего foot-foot звали Захаров и его задача была нас вставлять на правый путь, когда мы не выполняли свои обязанности должным образом. В данном случае, у нас не было интереса к песням и поэтому мы занимались спортом во внеочередном порядке. К 10:00 вечера Раза вновь построил нас и вечной улыбкой спросил: