Текст книги "Следствие… Том 1"

Карл Валуа

Вернувшись во дворец, Карл вызвал к себе казначея Эдмона Рагье и встретил его вопросом:

– Дорогой Рагье, ответьте мне, как проходит сбор податей?

– В общем-то, не так уж плохо, как могло быть.

– А что возможны недовольства?

– Нет, сир, больше всего наши мытари боятся увидеть веселье и услышать смех в ответ на их требование.

– Не понял.

– Ваше величество, когда у крестьян, ремесленников и торговцев ещё что-то есть, они стонут, ревут, но отдают. Если же смеются, спеши унести ноги, ибо рискуешь потерять голову. Знаю по собственному опыту и опыту других.

– Вот оно что… И как скоро мы сможем услышать смех?

– Боюсь, что это может случиться даже завтра, особенно в пограничных провинциях.

– С пограничных не собирайте. Их верность нам особо дорога.

– Слушаюсь, сир!

– Ну, хорошо, спасибо. Передайте секретарю, чтобы позвали Роббера Ле Масона.

Рагье вышел. Карл шагнул к окну и глянул в окно. По двору расхаживал незнакомый священник.

– Ваше величество, рад видеть в полном здравии правителя и друга.

Карл резко обернулся с вопросом:

– Не посчитаете ли вы излишним созвать Генеральные Штаты? Мы так сейчас нуждаемся в деньгах.

– Ваше величество, созвать Генеральные Штаты не труднее, чем протереть там новые штаны, но толку-то… Деньги растекутся по сундукам де Шартра, де Гокура, Ла Тремуйля и так далее… Война не закончится, а казна опять до осени иссякнет.

– Что же вы предлагаете?

– Конкретно не готов ещё сказать, я полон необъяснимых ощущений, образов, предчувствий и ассоциаций, и мне думается, что мы уже в преддверии невероятного по форме, но очень мудрого по содержанию решения.

– Надеюсь, вспомните вы дверь сюда, когда вас осенит?

– Непременно, сир. Это моя святая обязанность.

– Ну, хорошо, благодарю вас. Передайте секретарю, чтобы послали за Маше.

Старик Ле Масон с поклоном скрылся. Карл выглянул опять в окно. Вновь увидел во дворе провинциального кюре. Услышал за спиной движение. Обернулся. В дверях стоял прелат.

– Что новенького есть у вас?

– Да, ничего достойного внимания.

– А что за кюре кружит под окнами донжона?

– Кюре, Жан Минэ, из Шампани. Что-то надумал себе и вообразил, что должен непременно доложить об этом лично вам.

– Так пусть доложит. Пропустите.

– Слушаюсь, ваше величество, – Маше покорно поклонился и исчез.

Карл вернулся к окну, распахнул его. Старик во дворе остановился и глянул на открывшееся окно. Потом повернулся в сторону крыльца. Поклонился. Направился к входу. Подул ветерок. Карл прикрыл окно и обернулся к двери. В кабинет вошёл кюре.

– Ну, что вы там, padre, придумали? Выкладывайте.

– Ваше величество, я не стану рассказывать вам вещие сны и не буду обманывать, что видел чудо. То, что пришло мне в голову – это плод холодных раздумий о судьбе отечества. Однако знаю наперёд, что это может показаться вам необычным настолько, что вы сочтёте меня сумасшедшим…

– Ближе к делу, padre.

– Ваше величество, королевство истощилось, силы его на исходе. Женщины рожают мужчин, но их явно недостаёт. Они продолжают гибнуть. Мне трудно назвать истинную причину наших неудач. Может быть, виновны военачальники; быть может, в этом вина ваших слуг; а может, виновны мы – слуги Господа. Но мне сдаётся, что я нашёл универсальное средство.

– Ну-ну, и что же это?

– Ваше величество, нужно под королевское знамя поставить девчонку. Простую, но хорошенькую. Чистую, непорочную деву, одетую в латы. Это должно изменить общее настроение как на нашей стороне, так и по ту сторону.

Едва скрывая нахлынувшую скуку, Карл сделал несколько нервных, нетерпеливых шагов по кабинету. Вдруг почувствовал боль в ушибленной ноге, остановился. Тотчас вспомнилась неудачная охота, падение с лошади, злая шутка и ядовитый смех кузена. Гнев подступил к горлу и вырвался стоном. Подавляя его, Карл тяжело вздохнул.

– Ну, что вы, что вы, padre, это не годится. Всё что угодно, только не это. Не хватало ещё, чтобы в хроники Франции попала какая-то девка!

– Ваше величество, что такое пять-шесть лет удачных военных действий по сравнению с многовековым прошлым и ещё большим будущим Франции? Ничто! Но это будут годы освобождения, на смену которым придут счастливые и безмятежные годы вашего правления.

– Нет, нет, святой отец, я не могу пойти на это. Уж слишком необычно то, что вы предлагаете. Слишком! Это вздорная мысль! Да вы, просто… Нас засмеют. Представляю: девка в армии! Нет, нет! Идите. Я обещаю забыть о нашем разговоре. Ступайте.

В тяжелом расстройстве старик покинул Шиньон.

Париж

Дверь под вывеской «Железный рак» не успевала закрываться. Из трактира, расположенного в полуподвале здания, густо несло подгоревшим мясом и вином. По каменным, сглаженным, затоптанным и скользким ступеням старик спустился вниз, прошёл в самый дальний и тёмный угол, уселся за стол спиной к залу. По летним, пыльным, полным нищими и бродягами, солдатами, погорельцами и разбойниками, он проделал большой путь. От Шиньона на лошади доехал до Буржа. Там продал телегу вместе с лошадью и отправился дальше пешком. В Жьен пришёл в разбитых башмаках. Однако денег на починку тратить не стал, отправился дальше в Осер. В дороге башмаки развалились окончательно, и с ними пришлось расстаться. В Осер пришёл босиком, но в нём ещё можно было угадать бывшего кюре; хотя лицо его заросло бородой, а коричневая повседневная сутана выгорела под палящим солнцем, полиняла под проливными дождями, истрепалась ветрами, измялась в полях и лесах, где её хозяин, короткими летними ночами, засыпал до зари чутким стариковским сном, то в обществе беженцев и погорельцев, то среди паломников или бродяг, а то и просто в немом, бессловесном одиночестве. В Труа, решившись поставить крест на духовном поприще, он, чтобы не обременять себя и не искушать лихую, лесную братию, продал все лишние вещи и в Париж вошёл с пустой котомкой, с горстью монет, оборванный, босой, загорелый, седой, похудевший и бородатый – что-то среднее между священником и бродягой. Усталость была великой. Он сидел долго сутулый и молчаливый, но какой-то торжественный от уверенности в необходимости и величии собственной миссии.

К нему подошла молодая хозяйка трактира.

– Будете есть?

– Да.

– Вина принести?

– Нет, не надо. А рыбу я съем с лепёшкой.

– Бульон и пару раков с зеленью, – подсказала хозяйка.

– Хорошо, давайте.

Хозяйка вернулась очень скоро, неся на медном блюде заказ. Получив деньги, она ушла.

Вскоре в трактир спустились трое английских солдат. Они заказали вино, мясо и принялись за пиршество. Из-за соседнего стола вытянули немолодую француженку; усадили за свой стол; принялись поить её вином и наперебой щупать. Захмелев, затянули песню.

 
Пресвятая Мама,
От войны огня,
От стыда и срама
Не спасти меня!
Брошу я сутаной
Попусту трясти,
Попрощаюсь с саном,
Господи, прости!
Дыблюсь я горою,
А в сознанье муть,
Лишь перед собою
Вижу зад и грудь.
Брошу я сутаной
Попусту трясти,
Попрощаюсь с саном.
Господи, прости!
Милая Ивойя
И малышка Сью,
Вам обеим, стоя,
Что-то сотворю.
Брошу я сутаной
Попусту трясти,
Попрощаюсь с саном,
Господи прости!
 

К столу, за которым сидел старик, подошли двое подмастерьев, Ирминон и Гийом, да старый мастер Филипп Трюмо. Ремесленники окликнули хозяйку, заказали мяса и вина. Филипп Трюмо, оглядев зал и француженку в обществе англичан, сказал:

– Вот так и Франция: её щупают, дурят, а она вечерами смеётся, но каждое утро плачет.

– Неужели этому не будет конца, мастер? – спросил Ирминон.

Трюмо тяжело вздохнул.

– Не знаю. Да и знает ли вообще кто-либо…

Жан Минэ, не поднимая глаз от стола, молча жевал рыбу. Подошла хозяйка, вытянула из-за пояса тряпку, смахнула ею крошки и кости на пол, сидящей под столом собаке, поставила на стол дымящееся мясо и вино.

– Вот вы, старый человек, – обратился мастер к Минэ, принимая протянутую Гийомом кружку с вином. – Вы знаете, кто может спасти нас от позора?

Старик поднял глаза, оторвался от еды, вытер руки о потрёпанное одеяние, не спеша, ответил:

– Я знаю не более вас, но люди говорят разное.

– А-а! – отмахнулся Трюмо. – Болтают все и всё, а дельного – никто!

Минэ достал из-за пазухи потёртую книжку.

– Ну, вот один английский поэт, Мэрлин, пишет:

«Из дубового леса выйдет дева и принесёт бальзам для ран. Она возьмёт крепости и своим дыханьем иссушит источники зла; она прольёт слёзы жалости и наполнит остров ужасным криком. Она будет убита оленем с девятью рогами: четыре из них будут нести золотые короны, а шесть превратятся в рога буйволов и произведут шум на Британских островах. Тогда зашумит датский лес человеческим голосом: „Приди, Камбрия, и присоедини к себе Корнуэлл!“».

Пока старик читал, к столу подошли крестьяне, извозчики и ремесленники. Они подсели, заказали вино, еду и прислушивались к чтению. Трюмо и его подмастерья выпили и принялись за еду.

– Среди всей этой белиберды есть хоть несколько здравых слов? – спросил мастер.

Кюре поднял на него глаза.

– Мне думается, есть. Вот: «из дубового леса выйдет дева и принесёт бальзам для ран». Тут всё просто и понятно. «Она возьмёт крепости и своим дыханьем иссушит источники зла». Яснее не бывает. В следующей строке идёт речь о её добродетели, о способности чувствовать чужую боль и о победе. Что до острова, то это, наверное, Сен-Лу или Туаль, что на Луаре возле Орлеана, где она нанесёт главное поражение англичанам. Толковать дальнейшее трудно, но последняя фраза о шуме на Британских островах говорит сама за себя…

Один крестьянин за соседним столом внимательно вслушивался в то, что говорил старик, затем поднялся вместе с тарелкой и вином, подсел ближе и спросил:

– А где это лес такой дубовый?

– Дубовых лесов во Франции немало. Есть они и на границе с Лотарингией, – ответил Жан Минэ.

– Вы оттуда? – наклонился к нему Трюмо.

– Я бывал там, посетил пустынь Нотр-Дам-де-Бермен, что неподалёку от Вокулёра. А ещё в том краю есть деревенька Домреми-Гре. Растёт посреди неё дерево Дев, а возле дерева бьёт источник с целебной водой. Я пил ту воду, омыл глаза и ноги…

– Ну, и как? – заинтересовался один пожилой ремесленник.

Кюре погладил себя по груди и похвастался:

– Вижу лучше, ноги сильнее, в груди благодать.

– Ишь, ты! – воскликнул пожилой крестьянин. – Хорошая водица! Надо бы побывать там! А как называется деревенька та?

– Домреми-Гре, – ответил кюре негромко, но любовно, выговаривая каждый слог.

– Домреми, – повторил крестьянин.

– Как? – переспросил тугой на ухо ремесленник.

– Домреми! – Повторил для него другой.

– Старый человек брехать не будет, – тихо сказал один извозчик другому.

Ирминон прищурил один глаз.

– И что же, в той деревеньке славные девки?

– Да, девицы в тех краях прехорошенькие, – качнул головой Минэ.

– А может, в той деревне и живёт та дева, что придёт с мечом? – придвинулся к нему Гийом.

– Наверное, да, коль один поэт-француз сочинил такое, – ответил кюре.

 
Погубит Францию бабёнка
Утехи ради, смеха для,
А деревенская девчонка
Спасёт страну и короля.
 

– Да, неужто, во Франции есть ещё девки? – изумился Ирминон. – Вот ты, Ивойя, девка или нет? – обернулся он к хозяйке и ущипнул её.

Та легко взвизгнула и хлестнула его тряпкой по смеющемуся лицу.

– Чем языком чесать да зубы скалить, шёл бы в армию дофина Карла.

– Вот я и говорю: во Франции легче получить по морде тряпкой, чем найти девку! – рассмеялся Ирминон, да так, что у него через нос пролилось вино.

– Так может, англичане и задержались у нас так долго, что никак не могли отыскать девку? А? – с нарочитой наивностью обвёл всех взглядом Гийом, опрокинул в рот очередную кружку вина и вытер губы рукавом.

– А давай, Ивойя, мы тебе на самом широком и круглом месте напишем: «девка» и покажем англичанам. Может, они к утру и уйдут к себе, – предложил рыжий с красной физиономией извозчик и, широко разевая рот, захохотал.

– А ты себе на другом месте напиши: «мерин»! Может, они тебя и запрягут! – ответила Ивойя и зашвырнула тряпку ему прямо в рот.

От общего хохота затрясся стол, а с потолка осыпалась пыль. Никто не заметил, как возле стола появился патруль из нескольких солдат во главе с офицером.

– Который из них? – спросил тот у низенького, толстенького горожанина.

– Вот этот старик, – коротышка указал на кюре.

– Пойдёмте с нами, – скомандовал начальник патруля.

Среди наступившей тишины Жана Минэ под конвоем вывели из трактира.

Жан Минэ и Жан Лемэтр

– Итак, вы утверждаете, что должна объявиться дева-героиня, которая принесёт освобождение Франции? – откинувшись на спинку стула, спросил священника официал.

Старик пожал плечами.

– Como le о comprade, cusy ve le vendo, – ответил кюре и тотчас перевёл. – За что купил, за то и продаю.

– М-м-м… – официал, не торопясь, с интересом оглядел Жана Минэ. – Не часто встретишь странника, знающего латынь. Кто вы? Мэтр? Священник? Расстрига? Еретик? Шпион или бродяга?

– Я старик, паломник, ходил на восток, посетил святые места.

– А где же ваш дом? Откуда вы появились в Париже? Если вы человек без имени и роду, то, имея данные о вашей вредной деятельности, мы можем бросить вас в яму с волками. Если же вы священник… То… Можете идти. Я лицо не духовное, допрашивать и задерживать вас не смею.

Старик чуть-чуть привстал, но почувствовав подвох, сел. Официал замер, чуть прищурив глаза.

– Идите, идите, святой отец. Забирайте свою книжицу и ступайте. И примите дружеский совет: оставьте это пустое и опасное дело.

Минэ поднялся, взял книгу со стихами Мерлина и направился к двери.

– Я попрошу вас задержаться! – вдруг услышал он другой голос и обернулся. Из тени появился другой человек, лицо которого старику показалось знакомым. – Я задержу вас. Ненадолго, – сказал тот и продолжил. – Вы должны будете мне назвать своё имя и приход, в котором служите. Надеюсь, у вас не возникает сомнения относительно моего права задержать и допросить вас? Мне кажется, мы где-то встречались. Впрочем, вспомнил. На соборе в Бессиньи по случаю аутодафе! Узнали? Узнали. Инквизитора Жана Леметра, однажды узнав, забыть уже невозможно. Итак, я жду. Молчите? Напрасно. Впрочем, догадываюсь. Вы вырастили в своей пастве девчонку и сейчас готовите ей почву? Ну, отвечайте же, брат… И учтите: каждая секунда паузы – есть поиск выгодного вам ответа, которого, если вы искренни, искать не надо. Не так ли? Так, кто вы?

– Бродяга, – после долгой паузы, обречённо, но с вызовом ответил старик.

– Ну, зачем? Это же неправда. Вы – деревенский священник. В вас виден кюре за четыре лье. Вы, наверное, из партии графа Арманьяка, сторонников Карла Валуа.

– Я не сторонник никакой партии. Я – просто, француз!

– Что вы говорите?! Ну, надо же! И я француз!

– Но вы против французов, потому, что вы с англичанами. А они враги настоящих французов. Вы… – старик запнулся, напрягся и задрожал от гнева.

– Ну, и?

– Вы…

– Ну, кто мы? – Леметр подступил к нему и с высоты небольшого роста – снизу вверх – вызывающе уставился в глаза старика.

– Вы предатели! – зловещим шёпотом процедил кюре.

Кровь ударила в лицо Леметра. Тяжело сопя, он метнулся к двери и пинком распахнул её.

– Стража!!! – скривившимся ртом крикнул он.

На крик его в кабинет вбежали солдаты. Леметр вплотную приблизился к старику и с инквизиторской улыбкой, глядя то ли на грудь, то ли на горло своей жертвы, ядовито прошипел:

– Вы напрасно надеетесь на открытый суд. Его не будет, дорогой кюре. Бродяге этого не положено. О вас больше никто не услышит. В яму этого… Бродягу!!!

Странники

Прошло лето. Кюре не возвращался. Жанна была в отчаянии. Ослушаться кюре она боялась и по нескольку раз в день, как только выпадало свободное время, бежала к церкви или на дорогу. Но тщетно. В церкви был только викарий, а на дороге появлялись то паломники, идущие к аббатству Сент-Мишель или к целебному источнику, то беженцы из разорённых деревень.

Однажды Жанне показалось, что она увидела кюре и помчалась навстречу путникам. Но то был старик, издали похожий на священника.

– Вы не встречали нашего кюре, Жана Минэ? – обратилась она к нему.

– Может, и встречали, – переглянувшись со своими спутницами, ответил старик. – А что это за деревенька?

– Гре, – ответила Жанна.

– А далеко ли Домреми? – спросила спутница старика у Жанны.

– Да вот, за ручьем. Это одно и то же, – ответила девушка.

– Говорят, у вас тут есть дерево дев, а возле него родник с целебной водой?

– Да, это у нас, пойдёмте, я покажу.

– А может, у вас есть и дубовый лес? – осторожно спросил старик.

– Да вот он – Шеню! – Жанна показала рукой на лес.

– А ты кто будешь-то? – обратилась к ней одна из паломниц. – Уж не та ли ты дева, которая должна победить англичан?

Жанна оторопела с широко раскрытыми серо-голубыми глазами.

– Скажи, не бойся, мы за тебя молиться будем, – сказала другая женщина, ласково оглядывая её и поглаживая по плечу.

– Это ты? – подступил к ней старик.

– Да, это я, – после некоторой паузы ответила Жанна и почувствовала себя как будто выше и старше. Она повела странников к источнику. Старик шёл рядом.

– Великая беда пришла на нашу землю. Англичане заняли множество городов. Король хочет освободить Орлеан…

– А без тебя он не может этого сделать, – продолжила за него женщина.

Другая взяла Жанну под руку.

– Про это и в книге написано. Мой сын встречал учёного человека, рассказывал, как тот читал из этой книги: «Придёт, придёт дева из дубового леса, где есть дерево дев и чудный источник. И та дева изведёт супостатов, погонит их как быков на британские острова». Вот так. – Он наклонился к Жанне и продолжил. – Иди, милая, прямо к королю, скажи ему: «Бог велел мне помочь тебе отвоевать Орлеан и надеть на тебя корону».

– Да, дева, тебя ждут везде, – вторая женщина погладила её по рукаву. – У нас только и разговоров, что о тебе. Король знает о тебе, только не ведает, где ты живёшь, а то бы давно привёз к себе, в замок, на совет. Там у него уже всё припасено: и кольчуга, и меч, и конь – всё, только приходи во дворец.

Другая женщина легко прикоснулась к залатанной одежде девушки, словно поправила что-то на ней.

– У нас ещё давно говорили, что король ждёт тебя и глаз не смыкает.

Все четверо остановились у источника. Старик опустился на колени перед ним и зачерпнул кружкой воду.

Ну, ничего, теперь-то уж скоро свершится, раз мы тебя нашли.

Странники напились воды, наполнили кувшины, поклонились в пояс и пошли дальше.

Жанна долго смотрела им в след и махала рукой.

– Что это за люди, Жанна? О чём они говорили с тобой? – услыхала она из-за спины и обернулась.

Это был Дюран Лассар, муж двоюродной сестры из Бюрей-де-Пти.

– Это, наверное, святые, дядя. Они сказали мне, что я должна пойти к королю и сказать ему, что меня послал к нему на помощь сам господь Бог, чтобы вернуть ему Францию. Откуда они узнали про меня? Я, конечно, давно думала о том, как помочь королю, но никому не говорила; а сегодня они пришли сюда и сказали мне об этом. Представляешь, дядя? Они сами сказали мне об этом!

По щекам её катились слёзы счастья.

– Дядя, ведь нельзя же ослушаться господа? Я помогу королю! Я никого и ничего не боюсь! Какое счастье, дядя! Господь услышал мои молитвы и прислал ко мне святых!

Вдруг Жанна запнулась, всплеснула руками и положила их на грудь, испуганно глядя на зятя.

– Постой, постой, но как же я поеду к королю, ведь у нас нет ни одной свободной лошади. Да и отец ни за что не отпустит меня. Он хочет выдать меня за Жана Лопоухого. Как быть? Помоги, дядя!

Дюран улыбнулся.

– Ничего. Я упрошу твоего отца, чтобы он отпустил тебя к нам, помочь моей Овьетте. А лошадь нам должен дать королевский капитан Роббер де Бодрикур из Вокулёра.

В тот же вечер Жанна уехала с Лассаром в Бюрей-де-Пти.

Робер де Бодрикур

На следующий день у маленького замка Вокулёра появились Дюран Лассар и Жанна. У входа их встретил охрипший, старый, дряхлый пёс с клокастой, длинной бурой шерстью. Рядом, на огромном валуне, сидел такой же ветхий и дряхлый охранник.

– Вам чего? – спросил он, когда, налаявшись, умолк пёс.

– Нам надо повидать капитана Бодрикура.

– Нет его! – буркнул старый солдат.

– Как это, нет? Вчера только был, а сегодня уже нет.

– А сегодня – нет.

– Куда же это он мог подеваться? – не унимался Лассар.

– Ты что же, хочешь, чтобы я тебе за две кружки вина выдал секрет?

– Ишь, ты на что намекаешь! И где же его взять-то, вина, коль вокруг такое разорение?

– А это уж не моя забота. Тебе нужен капитан, а не мне.

В эту минуту из замка вышла служанка с большой корзиной белья.

– Чего тебе, Дюран? – увидев Лассара, спросила она.

– Да вот, хотел повидать капитана…

– Опоздал. Сегодня ночью он с отрядом отбыл в Домреми. Туда этой ночью напала банда де Орли.

– Вот глупая баба! – возмутился старик. – Сама не пьёт и другим не даёт.

– Нельзя тебе! – ответила ему служанка, нарочно задела о его шлем так, что тот свалился и загремел, подпрыгивая по камням.

– Это почему же мне нельзя? – удивлённо и растерянно пробормотал тот, суетливо, пытаясь поймать упавший шлем.

– Рассыплешься! – ответила служанка, уводя за собой Лассара и Жанну.

В доме Лассара было темно. С треском горела печь, и яркие, огненные блики от неё метались по стенам и по лицам Жанны и маленькой Сусанны, дочери Лассаров. Они сидели перед теплой печкой, и Жанна рассказывала племяннице историю, придуманную на ходу.

– И вот в день свадьбы, когда гости захмелели, и веселье стало шумным, Маргарита незаметно для всех вышла из-за стола, поднялась в свою комнату, сняла подвенечное платье и облачилась в мужскую одежду. Так же незаметно выбралась во двор, отвязала коня и выехала прочь.

Голос Жанны, негромкий, мягкий и певучий, звучал страстно и волнующе. Маленькая Сусанна прижалась к Жанне и, затаив дыхание, смотрела на неё. А Жанна продолжала фантазировать.

– Маргарита добралась до короля и сказала ему: «Ваше величество, меня послал к вам на помощь сам господь Бог. Давайте мне армию, и я разобью врагов». Король распорядился дать ей армию. Маргарита разбила англичан и, не дожидаясь королевских наград, покинула армию. Тотчас укрылась в мужской обители под именем юноши Поля Агия. И вот прошло много лет. Никто из монахов не догадывался, что брат Поль Агий не мужчина, а дева…

Дверь дома распахнулась. Вошёл Дюран. Жанна посмотрела в его сторону и продолжила:

– И вот однажды Маргарита сильно заболела. А когда почувствовала, что пришёл её смертный час, она позвала настоятеля и призналась ему во всём. Сразу же после этого она умерла. И тогда монахи назвали её святой.

Шестилетняя Сусанна вздохнула и спросила:

– Жанна, а когда ты пойдёшь к капитану Бодрикуру?

– Завтра! – ответил за неё Лассар. – Завтра утром мы пойдём к капитану Бодрикуру. Вчера с божьей помощью отвоевал Домреми у банды де Орли, а сегодня возвратился домой, в Вокулёр.

Капитан Роббер де Бодрикур лежал в постели, когда к нему вошли оруженосец Жан Мец и помощник капитана Бертран де Пуланжи.

– Там к тебе крестьянин Дюран Лассар из Бюрей-де-Пти с племянницей, – сказал помощник.

– Что ему надо?

– Говорит, с важным делом.

– Тогда подождут… Давай головы полечим, – отмахнулся капитан.

Оруженосец крикнул в растворённую дверь.

– Ришар! Вина!

Вошёл слуга с подносом. Капитан выпил вместе с помощником и оруженосцем, после чего сказал:

– Ну, зовите этого, с девчонкой.

Вошли Жанна и Лассар. Поклонились. Красными, с похмелья, глазами капитан оглядел её, затем перевёл взгляд на Лассара.

– Ну, чего тебе, Лассар?

– Ваша светлость, вот племянница моя, Жаннета из Домреми. Она вам скажет.

Капитан снова перевёл свои рачьи глаза на девушку.

Жанна облизала пересохшие губы и подняла глаза.

– Мессир, недавно меня посетили святые. Наверное, то были Михаил, Екатерина и Маргарита. Они сказали, что господь велел мне пойти к королю и помочь ему отвоевать Францию. Я пришла просить вас дать мне коня для поездки к королю.

Капитан долго разглядывал её, потом повернулся к Пуланжи.

– Бертран, сколько раз на дню к тебе приходят святые?

– Святые? А-а-а… Это бывает, когда потяну кружек восемь или девять.

– Тогда, наливай. Может, и меня посетят. Я тоже хочу со святыми угодниками поразговаривать.

Они выпили.

– Ну, как? – Бодрикур опять повернулся к Пуланжи. – Ещё нет?

– Уже, да.

– Появились?

– Посветлело, – ответил Пуланжи.

Капитан, помощник и оруженосец громко рассмеялись. Хохотали дружно. Бодрикур кулаками чесал глаза, смахивая с них слёзы.

– А может, мы не то пьём? – спросил он у помощника.

Тот повернулся к стоящему за спиной слуге.

– Ришар, принеси другого.

– Слушай, как тебя… – Бодрикур обратился к Лассару.

– Дюран, ваша светлость, – поклонился тот.

– Слушай, Дюран. А она в себе?

– Да, ваша светлость, могу поклясться.

– А может, она хватила чего-нибудь? Знаешь, как оно бывает без привычки… Я, когда первый раз набрался, жеребца за папеньку принял, а родителя наоборот, стало быть… Да хорошо у папеньки кнут был под рукой; так он меня тем кнутом и привёл в чувство.

– Она не пьёт, ваша светлость.

– Тогда отведи её домой, пусть родитель даст ей как следует по жопе. Или замуж выдаст. Правильно, Пуланжи?

– Совершенно верно и своевременно, – поддержал капитана Пуланжи и продолжил, обращаясь к Лассару. – Только не очень сильно, а то чего доброго, с великого расстройства к ней ещё и черти явятся.

Все трое опять рассмеялись.

– Вы напрасно смеётесь, мессир Бертран, – Жанна очень ласково обратилась к Пуланжи. – Как бы нам не пришлось вместе служить.

Оба – Пуланжи и Бодрикур – долго, с изумлением глядели друг на друга. Потом Бодрикур поворошил свои короткие, чёрные кудри и, выпучив глаза, прошептал.

– Пуланжи, а, по-моему, они уже явились.

– Кто? – спросил тот, наливая в кружки вино.

– Святые, – шепотом ответил капитан и показал глазами на дверь, за которой скрылись Жанна и Лассар. Рыцари вновь расхохотались и, проливая на одежды вино, опрокинули кружки.