Текст книги "Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары"

28 или 29 ноября президент «Формулы-1» Берни Экклстоун подлил масла в огонь, заявив, что Европа кончилась, и теперь это не более чем просто хорошее место, чтобы съездить туда отдохнуть, и что он хотел бы увидеть гран-при ЮАР или Мексики, а из европейских гран-при оставить от силы четыре на весь сезон.

КЕН РАССЕЛЛ – 29 НОЯБРЯ

К моменту написания книги Расселл не знал, что он уже поставил свой последний фильм на большом экране.

Митинг, на который я бы пошел, был бы митингом против протестующих с одновременной критикой власти за слишком сильные подвижки либеральному движению; я был такой не один, но таких митингов не проводилось. Кроме того, уверен, что так же как протестное движение было подорвано присутствием некоторых личностей и сил, с которыми никто из оппозиционеров не хотел себя ассоциировать, не то что находиться в одной толпе, так и тот, несостоявшийся митинг был бы заполнен разного рода националистскими или псевдо-христианскими движениями, представителями «элиты» и прочей мишурой, которая дискредитировала одним присутствием любую добродетельную предпосылку.

6 ДЕКАБРЯ

Только после 5 декабря, когда на следующий день после выборов, недовольная молодежь вывалила на митинг в центре Москвы с криками «Революция!», стало понятно, в чем был смысл ХХ века: не позволить превратить XXI-й век в новый ХХ-й. Западные СМИ и просто сайты вроде Livejournal сразу же запустили в общественное мнение аналогию в ожидании «арабской весны в России». Но нормальные люди уже все понимали, и отвечали в комментах: «I really hope that Western special services will not success this time in Russia, as normal, usual Russian people do not support these very few protestants that are trying to make a new Arab Spring».

Митинг на Болотной площади в субботу 10 декабря, от которого ожидали переворота (власти позволили собраться в центре Москвы до 30 тысяч человек) рассосался так же, как все остальное будет рассасываться после онтологического слома. Люди еще не вполне понимали, что попали за стену, которая отделила время новое от времени, которое было на протяжении пятидесяти лет, и перестроиться смогли не сразу. Ну ничего. Вот здесь можно было почувствовать какое-то коллективное движение к христианскому единству: и те явно предпочли бы обойтись без силовых мер решения проблемы, и власти тоже предпочли бы, и получилось то, почему и должно было пойти по самому идеальному сценарию: те проявили свое нежелание революционных бунтов с применением силы, а власти не просто возрадовались этому как слабости оппозиции, а увидели тут возможность решения вопросов. От того, как та и другая сторона повела себя после этого, зависел весь дальнейший диалог. Все получилось как нельзя лучше, и можно было писать статью «конец насилия». ОМОН улыбался и был услужлив с пенсионерами, по сообщениям присутствовавших, и не подавал ни малейшего желания применять силу, хотя это и нельзя еще признать за «подставь другую щеку», это первый шаг к тому. Так власти, выдержав идеальную дипломатическую позицию, предложили оппозиции самой подставиться, чтобы та совершила какую-нибудь нелицеприятную ошибку, которая могла бы дорого стоить ее имиджу в глазах абсолютного большинства людей, у которых и так были сомнения в том, хотят ли они оппозиционировать. Но те не совершили, по всей видимости, такой ошибки, и получилось еще лучше: они показали, как нужно вести себя, чтобы не вызывать к себе силовых мер, и это было вектором развития к тому, чтобы социализм рассосался в этой стране в принципе. В конечном итоге, получилось, что люди, пришедшие на митинг, смогли принести результат положительного характера, хотя, возможно, не тот, который они держали в уме. К тому времени претензией было не только не свержение власти, а просто «за честные выборы, против революции». Люди радовались, дарили ОМОНу цветы и шарики, тем явно была дана директива соблюдать предельную, невиданную вежливость, вот именно по причине того, что это было принято за маску, которую как надели, так и снимут, у многих осталось неудовлетворение от того, по какому миролюбивому сценарию все пошло. Понятно, что многие из зачинателей пришли на митинг вовсе не ради этого, весьма неожиданного эффекта, и вместо того чтобы ухватиться за его положительные аспекты, предложили как-нибудь все-таки добиться столкновений с охраной правопорядка – например, на следующем митинге.

11 ДЕКАБРЯ

Самое обидное, что у президента не было ни малейшей возможности привлечь общественное внимание к более положительным аспектам митинга, повернув ситуацию таким образом, что любое усиление экстремизма после 10 декабря было бы встречено дружным «бу-у-у». Интересно, понимали ли те, кто пришел с табличками вроде «Ничего такого. Просто за честные выборы», на один митинг с радикальными оппозиционерами, что президент не сможет не дать один жесткий ответ на всех, потому что любое движение навстречу самому добродетельному посылу на этом митинге будет подразумевать, пусть и формально, признания в высшей степени нежелательные для имиджа страны в глазах мирового сообщества, и, в конечном итоге, ненужные самим же этим людям. Надо полагать, теперь, когда более реальным вариантом развития событий представляется экстремизм, многие из тех, кто не призывал на Болотной к свержению власти, согласились бы вообще замять эту историю с выборами – ну, знаете, в последний раз – и просто подарить ОМОНу цветы. Отсюда вывод: не лезь на митинг с такими внутренними противоречиями как неуверенное христианство. Но вообще я удивлен: там было что-то похоже на humility русского человека или мне померещилось? Сдается мне, только так и можно победить. Тогда же родилась идея, что основная проблема русского западничества в начале XXI века – найти Запад, она вселяла тревогу еще потому, что можно было ошибочно решить, что Запад – это где-то на западе, хотя его там уж след простыл.

Вероятно, мы наблюдаем конец социалистической cause. Сейчас эти ребятки совершат какую-нибудь ошибку, которая будет настолько немыслимой по масштабу своего идиотизма и степени ugliness и при этом очевидной всем и каждому, что вся глубинная сущность этого движения, вернее, то, до чего оно докатилось к началу XXI века, вскроется и зафиксируется в памяти людей на долгие и долгие годы. Понятия «идеализм» и «полазить по баррикадам, как в мае 68-го» будут наконец-то и навсегда разделены; молодые бунтари, которым требовалось полсекунды умственного труда, чтобы осознать себя как борцов против капитализма, теперь, скорее, потратят уйму времени на поиск качественно новых способов разрешения недостатков, только чтобы не приближаться к социализму на расстояние пушечного выстрела. По-видимому, на наших глазах заявило о себе последнее поколение, которое еще считало прикольным поставить свое лицо на портрет Че Гевары, но еще не вполне готово взять в руки настоящее боевое оружие. То, что их звездный час заключался в том, чтобы получить по голове РОВНО за то, что они помогали завести свои идеалы в трубу, думая, что за свои убеждения стоит пострадать, останется в истории как главная характеристика. Меры противодействия, примененные к ним, были вынужденными и, в целом, соответствующими их поведению, хотя и не приемлемы далее – но, благодаря им, 90 процентов людей сплотятся в поиске качественно новой парадигмы мировосприятия, основанной на традиционных христианских ценностях. Те же, кто пожелает продолжить распространять свое самоуничтожение на всех людей, уйдут в подполье, где их убеждения потребуют от них все более усиливающихся форм отступления от всех морально-этических норм, в результате чего им будет выделено глубоко маргинальное положение в человеческом сообществе нового типа.

Каннский кинофестиваль станет официальным прибежищем для террористов, каким он и выступал почти что с самого своего основания под прикрытием крупного мирового киносмотра. В 2025 году, когда будет отмечаться юбилей «Догмы», в Аду развесят веселые флажки и транспаранты («Dogma: 30 Years Bringing Out the Worst in People»). Наверху в этот момент самой популярной киноведческой литературой будет книга «200 французских режиссеров, более талантливых, чем Годар», написанная на русском языке.

Самое интересное, что под всем этим процессом «Дом» Олега Погодина расходился по торрент-треккерам, получая отзывы тысяч людей, которые до того момента даже не слышали о таком фильме (такая судьба была и у «Неподебимого» в конце 2008-го – начале 2009 года).

ТИНКЕР-ТЭЙЛОР – 18 ДЕКАБРЯ

Сначала фильм заваливает деталями быта, но потом их становится так много, что почти невозможно уследить за всеми деталями, которые имеют внесюжетное значение, – быт, становясь сверхнатуралистическим, становится символом. Все эти детали не случайны, как в старых фильмах из Восточной Европы, где режиссеры находили реальность на улице и превращали ее в символ, и больше мало что умели, помимо этого. Этот режиссер свою реальность не находит, а конструирует, и вот это определение для фильма – конструктор.

Эти детали специально забивают фабульный ряд. У него peculiar манера вводить в действие, не представляя ни характеров, ни даже имен героев, так что ориентироваться в фильме очень трудно. Возможно, таким образом он специально погружает в эту атмосферу труднопознаваемого, которым является работа этих людей. И тогда зернистое изображение дает ощущение тягостной тоски, такое семидесятническое, что на фильм наброшена завеса. Его отклонения от линейного развития, долгие куски новых линий, оставляющие предыдущие линии, вместе с их участниками, где-то позади, так что мозг силится удержать их в памяти, – это то ли современная манера складывать события одно за другим, то ли специально поставляет зрителя в положение глаза, которые бросается в стороны в поисках крота. Ну и нельзя не заметить эти вброшенные детали, надписи на стене: «Будущее – это женщина». Олдман заметил, что режиссер снимал все длиннофокусными линзами, как peeping Tom, подсматривая за личной жизнью героев – что, конечно, идеальное решение для шпионского фильма. Финальная оркестрация под песню возвращает фильм в область, где существуют шедевры, из которой он вышел, и совместить то, что было посередине, становится задачей на пересмотр.

В этот момент фильм из cryptic переходит в разряд cryptogrammatic, и складывается его тема: язык. То, что мы видим перед глазами, не является правдой, и после всех поворотов нет уверенности, что ни один флэшбэк не был ложным, или вообще – флэшбэком. В конце отыгрываются и код ребенка (он обыгрывает имя мальчика – Билл задолго до того, как мы понимаем значение этого имени для него), и в конце он стреляет из винтовки в «крота». Но главный «крот» – режиссер в чужой культуре, дающий сплав традиций повествовательного и образно-смыслового, какой не так часто встречается в истории кино, как можно подумать и как хотелось бы. Это еще один русский фильм, какой мы могли бы снять. И правда, в нем слишком много нашего, можно представить, как человек, взявший лучшее от обеих школ, мог бы снять эту картину, полностью русскую, но о чужой культуре, на чужом языке.

Карла – это Маркс женского рода, социализм и Россия как женщина, «будущее за ней» это страшная мысль для англичан; это фильм о поражении мальчиков, кем и были английские мужчины во второй половине ХХ века.

В фильме упоминается клуб Savile, в который ходит персонаж Фёрта, и тут же в ключевой сцене раскрытия их романа с женой, фигурируют красные носки.

Это был уже второй раз после фильма «Американец», когда я заметил параллели между современным фильмом и творчеством Найджела Болчина, и в тот момент родилась идея, что тренд современной культуры можно определить как платонизм. Мельвиль – это платонизм под фотографией.

ЕДИНЫЙ ШИФР

Не успели мы порадоваться возрождению классицизма, вздохнув при взгляде на возраст этих режиссеров, как 2011 год принес нам два абсолютно современных шедевра («Ханна», «Жестянщик, портной, солдат, шпион»), великий, но несовершенный эпистемологический фильм («Древо жизни») и еще ряд картин, где достоинства в той или иной мере были неожиданны. После 2010 года движение к единой мировой культуре получило проявление в едином шифре, которым стали все фильмы, которые чего-то стоили. В этот момент я понял: фильмы не только стали лучше – они стали продвигать идеи, которых не видели в кино, и это были те самые идеи, которые родились в нас за последние несколько лет, о которых мы много думали: так что кино, словно осуществляло наше мироощущение, подтверждало его, говорило с нами, обращалось к нам прямо из момента, который был сейчас.

МИССИЯ-4

Новая «Миссия невыполнима» географически выстроена как погружение вглубь восточной культуры в поиске спасения остатков западной – воскресающей в финале (в Сан-Франциско, спасенном от ядерной катастрофы) в виде белой женщины, – только чтобы попрощаться насовсем. Жаль, что создатели фильма как будто не вполне отдавали себе отчет в том, что их материал воспринимается не на реалистическом, а на символическом уровне, и основали драматическое движение на фабульной интриге, как это обычно делается, а не на развитии образно-смыслового плана. Тогда и финал не показался бы размазыванием романтических соплей, а приобрел бы тот щемящий смысл (который в нем actually подразумевается, и можно сказать, почти «есть»), ни подзаголовок Ghost Protocol, также под носом у зрителя, не превратился бы в чисто абстрактное сочетание слов, а уход главного героя в туман – пошлостью. И это при том, что некоторые сцены, казалось бы, не оставляют сомнений в том, что воспринимать все это нужно именно как шифр для последовательного считывания. Темнокожая женщина ударом каратэ выбрасывает из окна небоскреба Бурдж-Халифа в Дубае наемную убийцу-француженку, которая продает ядерные секреты в обмен на бриллианты? You’ve gotta be kidding me, если это случайность.

Странное сочетание hi-tec whimsicality и драматической серьезности касается вопроса видения истинного и ложного в связи с проблемой линейной перспективы: режиссер-мультипликатор, получивший в наследство эту фотографию со встроенным натурализмом звука и цвета, не знает, хочет он от этого материала комической утрированности в той мере, которая нарушит баланс серьезности для игрового фильма, и, боясь утратить этот баланс, припускает серьезность, потому в фильме нет серьезности, которая не указывала бы на саму себя как на серьезность. Тут явно проявляется его воспитание в культуре линейной перспективы, для которой «остранение» – нечто не вполне знакомое, и все стремится к совпадению; на этой дихотомии и держится весь его дисбаланс. И все это на фоне их слов начальника, напряжение между США и Россией не было таким сильным со времен Кубинского кризиса, и ощущения приближающегося конца западного мира. Начальный эпизод с побегом под песню Дина Мартина и контрапунктирование становится почти embarrassing. Действие в Москве занимает всего один день, а потом начинаются перелеты, но это разжимание никак не обыгрывается.

21 ДЕКАБРЯ: массаж, электрофорез, пересмотр «Шпиона» в Ролане, Библио-Глобус и Му-му, «Теремок» в Буме и корейская девочка

Выходные в Марфино, поездка на маршрутке до ВДНХ.

27-го ДЕКАБРЯ: написал Анне Чикишевой, что прощаюсь, и на следующий же день на стене вконтакте появился ролик с Одри Хепберн и песней.

Так феноменом 2000-х, который нельзя было пропустить, была повальная любовь современных молодых девушек к фильму «Завтрак у Тиффани», с этой его песней, «Грустно быть шлюхой», которая получила «Оскар» и навсегда стала гимном дочерней культуры перед самым выходом в материнскую – это был последний момент перед раскрытием, дальше труба; не за что держаться, уже близко. Это такой момент: до него еще нет, а после него цинизм уже закроет; трудно представить, чтобы Лисбет Саландер вздыхала по этому поводу. А спустя пятьдесят лет эта песня стала почти реквиемом по традиционной женственности, приобрела невозможно щемящий смысл. Было это ощущение, что мы потеряли женщину.

29 ДЕКАБРЯ: Жестянщик-портной, Максим Малышев в Пионере, потом Шоколадница с Андреем-Настей в Европейском

30 ДЕКАБРЯ: Олег, сказки, Ежик в тумане, папа приготовил курицу и уехал, Бьярнхоф и десятый сеанс массажа

31 ДЕКАБРЯ: сидел Вконтакте, там была сценаристка из Питера по имени Любовь, учившаяся в институте кино и телевидения, она и ее подруги лайкнули на сайте «Вконтакте» мой ролик из фильма «Широко закрытые глаза», где Николь Кидман в конце говорит мужу, что им нужно потрахаться. У нее на страничке была свалка, ужас и Ад, воспоминание о времени, когда она была маленькой девочкой, и нарисованный образ белокурой дьяволицы со змеиным, раздваивающимся на конце языком. Из ее страницы я узнал про песню Negative Sex: современные девушки уже осмыслили себя как «негативный пол».

Всю первую неделю января проболел.

ДЕВУШКА С ТАТУИРОВКОЙ ДРАКОНА

И вот здесь мы с Дэвидом Финчером расходимся. Люди, которые старше меня, вероятно, не застали этот социальный тренд, и я им завидую, потому что до смерти надоели эти новые юные идеалистки, стремящиеся, как мужчины, к свободе от физической оболочки, но не понимающие, в чем ее смысл; падкие до политических и эстетических доктрин, в корне противоположных идеализму; проникнутые презрением к мужчинам оттого, что рожать детей в этом мире, куда их забросили, по-видимому, не придется. Весь этот «негативный пол», как они уже себя отрефлексировали. Понятно, что родилось поколение девушек, у которых сняты заслоны перед вещами, с которыми женщине тяжело жить, и страшно жаль, но верните уже нормальных женщин со всеми их заслонами, правда.

Забавно, что французские киноведы давным-давно прознали про садоанальные мотивы в творчестве Хичкока – но не восприняли это как нечто неправильное, а защитили на эту тему кучу диссертаций и Америке не сказали. Но французы с самого начала придумали, как использовать Америку в целях уничтожения западного мира, для начала уничтожить Англию, а затем, если для достижения основной цели будет нужно, чтобы и Америка закончилась, так тому и быть. Пожалуй, это самая главная тайна, которая не должна была раскрыта, чтобы это не изменилось. А теперь Америка сокрушается, что ее статус мирового лидера подходит к концу. Сюрприз!

Цена за это оказалась высокой, и ей теперь придется долго осмыслять свою национальную идентичность как использованную в самом страшном заговоре. Америка была нужна только на период огромного производства, скачка, но она не будет нужна в момент, когда материю начнут оборачивать вспять страны с неэнтропийным характером – если только не перестроится таким образом, какой предлагал им еще Майкл Пауэлл в начале 50-х годов ХХ века. Ха-ха. Какая-то часть Америки, безусловно, так сделает – и здесь они откроют впервые Пауэлла и Прессбургера так, как их нужно было открывать: в сущностном ключе, а не в том, при котором они накладывают на фильмы свое восприятие.

Хороший момент с домашней лапшой, которую она готовит в микроволновке, залив горячей водой из-под крана, и «Кока-Колой», кроме связки банок которой у нее мало что еще есть в холодильнике, показывает, как можно при помощи укрупненной детали задать черты характера героини: далее в сюжете будет проведена мысль об ее отсутствии интереса к деньгам и определенному резисту к еде в особенности; женщина, которая не заботится о своем теле.

Фильм разделен на две половины, и в первой драматическое движение строится на том параллелизме, который предвосхищает их встречу, но вместо того, чтобы давать подчеркиваемый переход, Финчер, посчитав принцип банальным, намеренно стирает логику в переходах, убирая связь между событиями, помимо хронологической – той, в которой они следуют друг за другом в таком порядке. Таким образом, он уничтожает символическое движение под фотографией, оставляя только верхний пласт действия.

В этих сценах нельзя не заметить высочайшую культуру работы с пространством; он практически не нарушает локализованную рамку кадра и работает со всем задействованным пространством кадра, будь то голая стена или что угодно еще; каждый из этих планов вызывает в зрителе то чувство, которое раньше называли «остранением»: осознанием того, что поверх кадра лежит еще один, символический смысл, указывающий на сам кадр, построенный режиссером, и именно это в нем и нравится.

Биография семьи, начавшаяся как расследование, превращается в раскрытие тайны антисемитских убийств, убийств женщин с еврейскими именами. Под прикрытием библейских наказов фашисты ведут жестокую расправу над женщинами, и таким образом современное либеральное общество расправляется с обоими врагами: фашизмом и христианством. Однако интересным образом agenda героев не подчеркивается: либерализм Бломквиста опущен до степени, в которой он становится чистым листом, а Лисбет фигурирует как загадка – она выполняет работу, которая ей поручена правительственными структурами. В 90-е расстановка добра и зла была бы очевидной, но в фильме 2011 года, кажется, упущено какое-то смысловое звено, в котором вся суть. А дело в том, что в своем расследовании Лисбет прибегает к средствам, которые в 30-40-е годы, в долиберальном обществе, которое во многом было бы названо фашистским с точки зрения современных либералов, были определены не иначе как фашизм, и вот это и есть то, что пугает режиссера. Известный факт, что голливудская индустрия поддерживается еврейскими деньгами, и Финчер не уверен, во-первых, в том, что Лисбет Саландер – как антропологический факт – не является прямым результатом послевоенного развития европейского (западного) общества к либерализму, а, во-вторых, что он сам не отождествляет себя больше с ней, чем с журналистом. Фильм построен вокруг пропущенного смысла и продолжает следствие, делая все возможное, чтобы не указать на то, что имеется в виду: Лисбет, возможно, не понимает по молодости, но, скорее всего, просто помалкивает, но знает, что ее врагами, «злом», возможно, большим, чем то, которое уничтожало еврейских женщин, является гуманистическое добро, повернувшее тот мужской, западный мир к материализму и превратившее ее, Лисбет, в то чудовищное creature, коим она сегодня является. Почему это должно ее волновать? Она хотела бы быть нормальной женщиной, и знает, кто в этом виноват. В сцене, где она зашивает ему огнестрельную рану на лбу, крупный план впервые за долгое использован как символ – крупный план плюс – в этот момент при помощи крупного плана сообщается, впервые в фильме, что-то женское, гетеросексуальное в ней. И вот здесь это внезапно превращается в историю любви. И в этом смысле, в том, что режиссер старается сохранить в себе, фильм такой же христианский и гуманистический, как труды Ницше. С гуманизмом в ложном понимании покончено, и на повестке дня теперь то, как быть со всей этой ложью, которая отравляла подлинный гуманизм последние 60–70 лет, человеку искусства, до тех пор, пока до него не добрались те, кто не подумает; женщины. Финчеру мешает раскрыть трансцендентную этику его страна.

Финчер – экзистенциальный режиссер, так как в его фильмах проявляется экзистенциальное сознание, видящее кризис как постоянное явление. Он не может снять фильм, который не затрагивал бы тему кризиса в том или ином ключе. В исполнении Руни Мары есть это качество, которое делает ее такой современной героиней, – затаенная злоба. Мара дала сочетание невинности и злости на мужчин, которые это не оценили; актуальное для 2010 года как реакция на прошедшее десятилетие, и еще на стадии съемок было ясно, что в новой роли она рубанет эту тему так, что мало не покажется. Когда вышли первые фотографии в образе ее героини, стало ясно, что она бесстрашная. Кто еще в Голливуде мог наплевать на публичный имидж в течение года, перестать отращивать волосы и отбелить брови? Непривыкшая к славе, она, которая на половине фотографий, где ей 23–25 лет, стоит, перехватив одну руку другой у локтя, как будто камера делает с ней что-то неприличное, и закрывается, сделала стыдливость новым трендом. У нее даже не были проколоты уши. А учитывая, что это трилогия, и ей придется проделать с собой это еще два раза, это означает положить на это молодость – так как третий фильм не выйдет раньше, чем ей исполнится 30.

Эта сцена не должна удивлять; она является реальным воплощением того типа отношений, что характерен для нашего времени. Это то, что делала Мила Кунис с Джастином Тимберлэйком в фильме «Секс по дружбе», за полгода до Финчера, а именно что трахала его with a strap-on dildo, только это выражалось не в прямой форме. У нее к нему равнодушие, и легкое презрение, так что мужчина становится игрушкой для секса, больше ни на что не годен. Почему песня, где поется I wanna fuck you like an animal — это уже нормально? Как мы дошли до жизни такой? Если фильм 1961 года назывался «Вкус мёда», то теперь он называется «Вкус спермы», как вы понимаете.

у Финчера ключевое слово – «негатив»: негативный пол, негативная реализация желания

Ни один коммерческий фильм в истории кино еще не говорил нам с такой ясностью, что женщина – это глаз-член, и потому насилие, а не искусство для нее является естественным проявлением. Женщине не нужно заниматься искусством, ей нужно заниматься насилием, это приведет к такому перераспределению ролей, какое еще не может быть представлено в современном мире, так как большинство людей имеет представления о поле и характере, продиктованные влиянием Америки: а Америка никогда не могла вот понять, что секс и насилие – это немужские занятия.

Чистые стены в его квартире, и весь общий вид, который здесь уместно назвать «евроремонтом», дают ответ на руссоистский вопрос: способствовало ли развитие анального характера духовному развитию человечества.

Откуда появляется фашизм – это сильнейшая женская реакция на продолжение бабской онтологии после спадания пелены. Вот так ее эффекты за 50 лет привели к катастрофическим последствиям и вызывают нарастание фашизма, который заходит слишком далеко в своем револте против этого откровенного идиотизма. Этим 10-е отличаются от 60-х: 60-е ran wild, потому что никто не сопротивлялся; те люди были слишком старыми, чтобы что-то сделать, и просто отпустили этот мир.

АНАЛЬНЫЙ ТИП ХАРАКТЕРА

но миссия Фрейда была в завершении просветительского рационализма, которым является анальный характер: механизм поведения человека, нацеленный на подсознательное стремление быть уничтоженным и наказанным за человеческое

анальная вина противоположна вине художника за создание морали, и женщина, когда она думает, что предпочла бы мужчину, чьим завершением является она, не понимает, каким ужасом это оборачивается и для нее в том числе

анальный характер – это женский характер: с точки зрения мужской экзистенции, женщина всегда остается в инфантильном периоде развития

анальный характер – это женское начало, желание быть преданным анафеме

анальный характер – это неспособность мужчины не поддаваться воле женщины, и за это она его презирает; ин фэкт, для женщины нет ничего важнее, чем экзистенция мужчины, связанная с раскрытием в нем и в ней таких качеств, которые ей самой могут при осмыслении показаться неприятными

Анальный характер – единственное объяснение абсолютно иррационального развития кинематографа по энтропийному пути, в сторону самоуничтожения, тех случаев, как «Долгий поцелуй на ночь»: когда прямо в фильме указывается причина, по которой женщина будет убивать, и ничего не делает по этому поводу.

Поведение Базена настолько иррационально, что тут должна быть более глубокая причина. Только после того, как была разрушена ложная гуманистическая подкладка неореализма, выяснилось, что у «гуманизма» было другое предназначение.

Все, что могло бы привести к моральной деградации западного мира, помогло бы привести к реализации этой идеи, эти мыслители не спасти, а уничтожить его. Видно, что анальный тип характера начал в массовом порядке вырабатываться у людей в Европе после Второй мировой войны как револт против фашизма – и в ужасе от того, что было сделано, они обвинили в этом Фрейда, и чтобы не повторилось, решили обрушить то объяснение, которое приводило народы к авторитарной власти. И тем – только помогали ситуации в мире, где фрейдистскому объяснению человека как фаллического глаза не хватало только теории, подталкивавшей этот глаз в более широкое социальное пространство. Для того, чтобы спасти западный мир, им нужно было опровергать саму природу, а не толкать в другую сторону, оставив природу. Эта идея настолько очевидна, что наводит на мысль, что она не была высказана не потому, что ученые до нее не додумались, а потому, что это спасение западного мира не входило в их планы. Разумеется, что если бы теория Фрейда была на тот момент опровергнута, развитие западного ее мира могло бы повернуться в другую сторону от коллапса. Чем это было бы мотивировано, понять несложно. И Фромм писал в таком догматическом духе, какие не пишутся без особого типа характера, что, скорее всего, говорит о том, что он сам принадлежал к авторитарному типу этики и наказывал себя за него; что анальный тип характера был у него self-inflicted и он призывал к нему Америку и мир через нее, из чувства вины перед странами колониального мира. Но хуже всего, что само словосочетание «анальный тип характера» способно восприниматься как оскорбление, и вызывать ненависть у женщины и тех, кого фаллическое объяснение глаза не устраивает. Забавно, что словосочетание «анальный тип характера» было и использовано в своей работе Фроммом, еще в программной работе «Бегство от свободы». Отсюда же делается вывод, что для социалистов анальный тип характера характерен почти поголовно.

Совершенно иррациональные попытки человека второй половины ХХ века изменить общество «в лучшую сторону» путем его либерализации, предоставления все больших прав и свобод, на деле толкавшие прямо к той цели, которой был коллапс западного мира, не могут быть осмыслены без привязки к анальному типу характера современного человека.

У женщины самой, в первую очередь, анальный характер: потому что если ей предоставить руководить, она и дальше будет заводить мир в материализм, делать себя жертвой мужского взгляда и восставать против него: два направления развития женственности, которые стали очевидными на сегодня. Анальный характер у самой женщины: она сама себя сделала мужчиной, и теперь те, кто хотят быть жертвами, выступают резко против феминизма.

Желание видеть в кино «жизнь» – это проявление анального типа характера; можно возразить, что это проявление послевоенного гуманизма, это, безусловно, так, потому что послевоенный гуманизм – это проявление анального типа характера.