Текст книги "Оптина Пустынь. История обители и жизнеописания скитян"

Бывали у о. Амвросия многие католики и лютеране, например сенатор Тизенгаузен, бывший вице-губернатор Баранович, многие врачи, обратившиеся впоследствии в Православие. Обращалась за советом даже из Женевы одна француженка после размолвки со своим патером.

Из русских писателей особенно чтил о. Амвросия Константин Николаевич Леонтьев. Он несколько лет приезжал в Оптину Пустынь пожить близ старца и попользоваться его советами и беседами. Первый раз по приезде из Салоник, где он был консулом (в Оптиной Пустыни так и звали его до конца жизни – «консул»), а потом с 1886 года, когда получил отставку от должности цензора, до отъезда в Троице-Сергиеву Лавру, принявши тайное пострижение за несколько дней до кончины о. Амвросия († 10 октября 1891 г.). К нему о. Амвросий имел такое доверие, что нередко адресовал к нему тех из своих интеллигентных посетителей, которые нуждались в убеждениях о суете мира сего и необходимости веры в Евангелие[29]29
  К.Н. Леонтьев напечатал брошюру «Православный немец о. Климент Зедергольм» в 1880 году.


[Закрыть].

Константин Николаевич часто высказывал, бывая на скитских бдениях у старца, что с большим удовольствием посещает скитское бдение. Все необыкновенно оригинально: лес, уединение, скит, розовый цвет Святых ворот, напевы, вдохновенный свыше старец, совершенно бесстрастный, – даже к музыкальным звукам певцов. И все существующее здесь составляет необходимую принадлежность, чтобы среди всего этого появлялся и возрос о. Амвросий. «Даже плохие люди – и те здесь нужны».

Столь же восторженный отзыв о Пустыни дает письмо католика, известного в России археолога, тайного советника Жизневского к послушнику Пустыни Е. 12 мая 1887 года: «С сердечным сочувствием я отнесся к вашему водворению в Оптиной Пустыни, – пишет Жизневский. – Она мне знакома с 1850 года. В ней был я два раза – и однажды с известным писателем, графом Алексеем Константиновичем Толстым. О ней сохранены мною самые отрадные воспоминания. Статья “О. Климент Зедергольм“ оживила такие воспоминания, когда она впервые появилась в “Русском вестнике“. Она-то, я думаю, не одного человека с душою привлекла в стены этой святой обители. Туда по временам ездил мой приятель сенатор Н.О. Тизенгаузен. Вот почему особенно дорог мне ваш подарок – книга “Отец Климент Зедергольм“…» (Она послана была по совету старца.)

Кроме Алексея Толстого, который за 3 версты из города Козельска приходил в Оптину Пустынь несколько раз пешком, посещали о. Амвросия и другие писатели. Так приезжали, например, Ф.М. Достоевский с В.С. Соловьевым.

Считаем долгом восстановить здесь истину относительно отзыва о. Амвросия о В.С. Соловьеве. Автор «Очерков жизни о. Амвросия» (Ч. 1. С. 94) пишет, что о В.С. Соловьеве старец сделал «неодобрительный отзыв», причем сослался на январскую книгу «Душеполезного Чтения» за 1892 год, С. 46, а там сказано, что «Соловьев не верит в будущую жизнь». Очевидно, слова старца, если их и слышала госпожа N от самого о. Амвросия, то не поняла смысла их. Нам лично о. Амвросий сказал (по поводу полемики К.Н. Леонтьева с Соловьевым о сочинениях Данилевского): «Спроси-ка Соловьева, как он думает о вечных мучениях?» В этих словах старца исключается всякое сомнение относительно веры Соловьева в будущую жизнь. Да это видно и из последних замечательных сочинений его, Соловьева: «Оправдание добра» и «Три разговора под липами».

Близок к старцам Оптиной Пустыни был также Тертий Иванович Филиппов. Он был духовным сыном о. Макария. Был в первый раз в Оптиной Пустыни 29 июля 1855 года[30]30
  Перевел с греческого «Толкование на молитву “Отче наш“» (Москва, 1853). В 1856 году хлопотал и наблюдал за изданием оптинских переводов.


[Закрыть]. Потом в мае 1886 года приезжал из Петербурга (через Москву) вместе с К.Н. Леонтьевым и одним сотоварищем и, наконец, в июле 1891 года. О последнем приезде извещал письмами послушника Е. о. Амвросий, от 12 июля 1891 года: «Я теперь нахожусь в Рудневе, и ко мне в Руднево (близ Шамордина) приезжал Т.И. Филиппов и очень пожалел, что тебя нет в Оптине, куда он в тот же день и отправился». А Тертий Иванович от 16 января 1892 года писал: «Очень скорбел я, что в последнее мое посещение Оптиной Пустыни не застал в ней вас. Зато успел дать последнее целование вскоре отшедшим от нас о. Амвросию и К.Н. Леонтьеву. Первого нашел я на хуторе близ Шамордина и получил от него напутствие на защиту святых Божиих церквей, о мире и благостоянии коих возносятся ежедневно во всей России молитвы, и в то же время на мир и благостояние их появляются дерзкие и преступные посягательства. Перед разлукою я попросил старца возложить на мою голову свою руку, что он и исполнил, промолвив: “Да будет в этой голове всегда воля Божия“…» Эти письма приводятся здесь в опровержение утверждения Н.И. Субботина[31]31
  «Душеполезное чтение», апрель 1900 г.


[Закрыть], что будто бы оптинские старцы прекратили всякие сношения с Филипповым.

Граф Л.Н. Толстой был у о. Амвросия три раза. Первый раз (до отлучения от Церкви) с Н.Н. Страховым 22 июля 1877 года[32]32
  В одном черновом письме о. Климента от 22 июля 1877 года сказано: «Письмо прервано посещением неожиданных гостей: Л.Н. Толстым и Н.Н. Страховым».


[Закрыть], второй раз был инкогнито, с конторщиком своим и учителем, в 1881–1882 годах, а третий раз с супругою, тремя детьми и родною сестрою[33]33
  Родная сестра графа проживала сперва в Белевском монастыре, а потом перешла в Шамординскую общину под руководство о. Амвросия.


[Закрыть] в 1890 году.

О втором путешествии графа в Оптину Пустынь напечатано в газете «Неделя», за 1900 год, воспоминание конторщика в следующих словах: «Весною 1881 или 1882 года Л.Н. пешком приходил в Оптину Пустынь с сельским учителем и мною (служившим 35 лет конторщиком у графа). На пятый день (около 200 верст) пришли мы в Оптину Пустынь. Был седьмой час вечера и звонили к ужину. Пошли и мы с Л.Н., причем, так как мы были в самых простых одеждах, да и в лаптях, нас не пустили в первые две комнаты, которые почище, а посадили в третьей вместе с нищими. На другой день Л.Н. зашел, между прочим, в монастырскую книжную лавку. Слышит он, как какая-то баба просит Евангелие за пятачок, а монах отказывает, потому, говорит, «дешевые Евангелия все вышли, остались только дорогие». Узнал Лев Николаевич, что баба хочет купить Евангелие для сына своего, взял с прилавка Евангелие, заплатил за него 1¹/₂ целковых и отдал бабе. “Вот, возьми, – говорит, – сама читай и сына своего учи, потому что Евангелие утешает нашу жизнь“. Случай этот вызвал особое внимание ко Л.Н. Он совсем этого не желал, но его узнали, и пришлось ему идти по приглашению к архимандриту. Потом он посетил о. Амвросия и остался очень доволен беседой с ним. Выйдя от него довольный и радостный, он сказал: “Этот о. Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним – и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога“».

В третий приезд, в 1890 году, Лев Николаевич, остановившись в монастырской гостинице, отпустил семейство[34]34
  Одна дочь его не пожелала идти.


[Закрыть] к о. Амвросию, а сам пошел в скит к родственнику, добровольному послушнику N. Передав N поклон от семейства, Лев Николаевич расспрашивал его о скитских правилах, одобряя пост и воспрещение входа в скит женщин. Коснулся также вопроса о цели жизни, для чего мы живем? Послушник, слышавший за церковной службой пояснение об этом предмете, сказал, что, по воле Создателя, мы должны восполнить число падших ангелов на небе. «А кто это тебе сказал?» – переспросил Лев Николаевич. «Да я слышал это в церкви», – отвечал послушник.

Пригласив затем N повидаться с семейством, граф прибавил: «А что, не побывать ли и мне у о. Амвросия?» N отвечал: «Как хотите».

Возвратясь в гостиницу, Лев Николаевич встретил свою семью, возвращавшуюся от о. Амвросия с очень довольным расположением, и решил побывать и сам у о. Амвросия. После свидания с о. Амвросием Лев Николаевич зашел к К.Н. Леонтьеву, как к старому знакомому. «Как это ты, образованный человек, сделался верующим и решился тут жить?» – сделал Лев Николаевич вопрос Леонтьеву. Тот отвечал: «Поживи здесь – так сам поверуешь». – «Еще бы, запереть себя здесь, – возразил Лев Николаевич, – так поневоле поверуешь. Я твою философию, брат, не читаю, а только беллетристику, – выразился граф. – Пиши, брат, пиши, в старости и от 80-летних авторов выходили знаменитые творения». Во время чая разговор коснулся старца о. Амвросия: «Вот человек хороший! Я был у него и завтра думаю опять побывать. Он преподает Евангелие, только не совсем чистое, а вот – мое Евангелие», – при этом взял из своего кармана книжку и подал Леонтьеву. В это время у Леонтьева была брошюра Елеонского, в которой доказана тождественность и неповрежденность Евангелия и отвергались противные мнения Толстого. Леонтьев подал ее Льву Николаевичу, но он сказал: «Брошюра дельная, она рекламирует и мое евангелие». Тут Леонтьев не сдержал себя, вспыхнул и сказал: «Как это возможно, чтобы здесь, в Пустыни, быть, где такой старец, как о. Амвросий, – и говорить о своем евангелии? Это можно разве в какой нибудь глуши, в Томске, что ли?» Замечание это задело гордость Толстого. Он резко ответил: «Что ж, у тебя много знакомых, пиши в Петербург – может быть, сошлют меня в Томск». Затем ушел в гостиницу и уехал в Ясную Поляну, не побывав у старца (и не заплатив денег кузнецу за ковку лошадей). На другой день Леонтьев попросил Е. узнать от о. Амвросия подробности о его беседе с Толстым, но о. Амвросий одно только велел передать Леонтьеву, что Толстой был у него около часа. «При входе Толстого в мою келью я благословил его, и он поцеловал мою руку. А когда стал прощаться, то, чтобы избежать благословения, поцеловал меня в щеку». Рассказавши это, старец едва дышал, так сильно утомила его беседа с графом. «Горд очень», – добавил о. Амвросий.

Перед выходом Толстого из кельи позван был туда к старцу Ш., и он слышал, что старец предложил Льву Николаевичу принести печатное покаяние в своих заблуждениях. Затем Толстой, выйдя в общую приемную (зальце), где были Леонтьев, Б. и Ш., высказался о своей беседе со старцем так: «Я растроган, растроган!» Он собирался еще побывать у старца на другой день.

Кстати здесь привести отзыв самого Л.Н. Толстого об Оптиной Пустыни.

Ему сделан был одним немцем вопрос о том, имеет ли вообще человек право убить себя? На это Толстой ответил письмом, напечатанным в «Южном обозрении» за 1890 год («Неделя», 1900 г., № 18), следующее: «Вопрос неправильно поставлен. О праве не может быть и речи. Вопрос может быть только о том, разумно ли и нравственно ли (разумное и нравственное всегда совпадают) убить себя? – Нет. Неразумно. Так же неразумно, как срезать побеги растения, которое хочем уничтожить: оно не погибнет, а только станет расти неправильно. Жизнь неистребима; она вне времени и пространства, и потому смерть только может изменить ее форму, прекратить ее проявление в этом мире. А прекратив ее в этом мире, я, во-первых, не знаю, будет ли проявление в другом мире более мне приятно, а во-вторых, – лишаю себя возможности изведать и приобрести для своего “я“ все то, что оно могло приобрести в этом мире. Кроме того, и главное, это неразумно потому, что, прекращая свою жизнь из-за того, что она мне кажется неприятной, я тем показываю, что имею превратное понятие о назначении своей жизни, предполагая, что назначение ее есть мое удовольствие, тогда как назначение ее есть, с одной стороны, личное совершенствование, а с другой – служение тому делу, которое совершается всею жизнью мира. Этим же самоубийство и безнравственно: человеку дана жизнь вся и возможность жить до естественной смерти, только под условием его служения жизни мира, а он, воспользовавшись жизнью на столько, на сколько она была ему приятна, тогда как, по всем вероятиям, это служение начиналось именно с того времени, когда жизнь показалась неприятной. В Оптиной Пустыни в продолжение более 30 лет лежал на полу разбитый параличом монах, владевший только левой рукой. Доктор говорит, что он должен был сильно страдать, но он не только не жаловался на свое положение, но, постоянно крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, выражал свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась в нем. Десятки тысяч посетителей бывали у него, и трудно представить себе все то добро, которое распространилось на мир от этого лишенного всякой возможной деятельности человека. Наверное, этот человек сделал гораздо больше добра, чем тысячи и тысячи здоровых людей, воображающих, что они в разных учреждениях служат миру. Пока есть жизнь в человеке, он может совершенствоваться и служить миру. Но служить миру он может только совершенствуясь, а совершенствоваться – только служа миру»[35]35
  «Служа миру» – конечно, не в грубом смысле этого слова. «Служить миру» – значит вообще служить своему назначению в мире, будет ли это назначение монаха молитвенника или простого мирянина – ремесленника и труженика, – служить честно, добросовестно и ради Господа. Что касается, в частности, монашеской жизни, то ее «служение миру» даже может быть особенно благотворно и существенно. Стоящий на высоте своего назначения, хотя бы и никому до времени не ведомый, монах составляет одну из светлых точек лежащего во зле мира. Совокупность таких точек, хотя бы в отдельности малых и небрегомых, составляет «свет мира», «соль земли», «цвет неба». Монах может и должен служить миру добрым примером жизни, всецело погруженной в Бога.


[Закрыть].

Монах этот был иеродиакон Мефодий, разбитый параличом и лежавший 24 года на одном боку.

Таковы плоды, которые приносила монашеская жизнь под руководством опытных старцев, каковыми были в Пустыни: отцы Моисей, Леонид, Макарий и Амвросий, – плоды, свидетельствуемые лицом, отступившим от Православия.

В лице о. Амвросия мы видим человека, по милости Божией, – в духе целомудрия, смиренномудрия и любви – этого высшего дара, венца добродетелей. В течение 30 лет он был чудным светильником монашества, обладая даром прозрения, насколько в каждом случае было угодно воле Божией. Его советы были краткие, практичные, мудрые, утешающие, с присущим ему юмором. Из любви к ближним оставил он схимнический затвор, схимнические правила. Ему поверялись русским народом заветные тайны, денежные затруднения, торговые предприятия. Он был тонкий психолог, был на высоте движений русской мысли. Характеристика его деятельности, его замечательные мысли и советы, редко касавшиеся догматики, преимущественно относились к вопросам нравственности.

Еще в первый год своего старчества он писал к одной особе 31 декабря 1860 года следующее: «Давно собирался я успокоить Вас, многозаботливая П.В., касательно боязни Вашей, что будто я оставлю Вас и не буду писать к Вам. Ежели я по слабости своего характера не отказался от Вас, не знавши Вас как должно, а согласился на предложение Ваше, не желая оскорбить Вас, в крайней нужде духовной находящуюся, то теперь ли могу оставить Вас, когда я по недостатку истинного рассуждения, презрев свою душу и собственное спасение, оставил на произвол судьбы, мняся заботиться о душевной пользе ближнего.

Не знаю, есть ли кто неразумнее меня! Будучи немощен крайне телом и душою, беруся за дело сильных и здоровых душевно и телесно. О! дабы простил мне Господь неразумие мое за молитву блаженного отца нашего Макария».

Преподавая благословение и советы приходившим к нему, старец был снисходителен в высшей степени. Одной духовной дочери он сделал такое разъяснение: «Когда я говорю, надобно слушать с первого слова: тогда будет послушание по воле Божией. Я мягкого характера; уступлю, но не будет пользы для души»[36]36
  Имя о. Амвросия вызвало многих составителей брошюр, касающихся его жизни. От Оптиной же Пустыни издана одна только брошюра под заглавием: «Краткое сказание о жизни оптинского старца иеросхимонаха Амвросия». (Москва, 1893). Но в эту книгу не вошли письма о. Амвросия. Между тем как именно из писем о. Амвросия только и можно составить точное понятие о необыкновенной мудрости этой светлой души. Половина книги архимандрита Агапита состоит из записей трех особ, находившихся под руководством старца. Но субъективные ощущения могут служить лишь материалом для полной биографии о. Амвросия (для которой время еще не настало) и не вполне освещают сокровенную глубину всех действий старца, который учил каждого из своих присных сообразно с условиями его нравственного, физического и общественного положения.


[Закрыть].

Воплощенная любовь о. Амвросия к ближним существовала в нем вместе с глубокою ненавистью ко врагу рода человеческого, ко злу. Принимая к себе кого-либо под свое руководство, старец испытывал всесторонне его духовные наклонности. Некоторых из духовных детей своих научал смирению уничижением, а иногда ударом костыля, иногда публично. При откровении помыслов иногда наносил, но чаще показывал вид, что наносит удары (в особенности за чревообъедение и другие плотские страсти) костылем, или палками, или плетками, которыми бьют мух. Никогда не позволял он при себе пустого или гнилого слова, всегда выражал мгновенный гнев. В видах, ему известных, он, ничтоже сумняся, в некоторых случаях награждал пощечиной и иеромонахов.

Никак нельзя было предугадать, как поступит в каком-либо случае о. Амвросий. Так, одна крестьянка Черниговской губернии просила совета о. Амвросия и писала в письме, что она живет в большой семье, муж на заработках, свекровь померла, золовка больная, а свекор пьет и буянит. Так как ей жить благословит батюшка? – Когда письмоводитель готовился писать не раз повторявшийся на подобные случаи ответ, что, мол, трудись, будь ласкова с золовкой и послушна свекру, о. Амвросий велел написать в ответе следующее: «Будь смелее. Когда ложишься спать, клади с собою на постель березовое полено, да потолще». – И что же? Через несколько времени эта крестьянка прислала благодарственное письмо о. Амвросию за совет и дополнила, что свекор перестал пить и стал жить степенно.

Многие достоверные свидетели утверждают, что, кроме дара исцелений болезней, о. Амвросий имел дар прозрения будущего.

По изъяснению апостола Павла (см. 1 Кор. 14, 22), пророчество есть знамение для верующих. Для современных же передовых людей, доверчиво принимающих европейские отрицательные мнения, кстати напомнить слова ученого многоведателя Гумбольдта: «Высокомерный скептицизм, отвергающий факты без рассмотрения, достоин во многих отношениях порицания более, чем неразумное легковерие»[37]37
  Фламмарион. Неведомое. С.-Петербург, 1901. С. 34.


[Закрыть]. «Истинное же чудо, – говорит св. Иоанн Златоуст, основываясь на словах, сказанных Спасителем 70 ученикам (см. Лк. 10, 20), – есть любовь».

При всех своих необычайных дарованиях о. Амвросий иногда советовался и с другими лицами, которых считал способными высказать дельное мнение, но с двоякой целью, иногда для проверки своего мнения, а большею частью для научения того, кого вопрошал.

После кончины о. Макария издание святоотеческих книг продолжалось под руководством о. Амвросия.

1) Издана в 1861 году первая книга «Сказание о жизни и подвигах старца Оптиной Пустыни иеросхимонаха Макария». Составлена архимандритом Леонидом (Кавелиным).

2) В 1862 году – «Собрание писем о. Макария». 4 тома к монахиням, 1 том к монахам и 1 том к мирским особам.

3) В 1866 году выпущено новое издание «Аввы Дорофея», приготовленное к печати о. Климентом и о. Анатолием.

4) В 1869 году – «Симеона Нового Богослова 12 слов». Перевод о. Климента и о. Анатолия.

5) В 1870 году – «Жизнеописание игумена Антония», составленное о. Климентом.

6) «Прп. отца Феодора Студита огласительные поучения» в русском переводе. Труды о. Климента, о. Анатолия и о. Ювеналия.

7) В 1874 году – «Петра Дамаскина», перевод иеромонаха Ювеналия.

8) В 1876 году – «Жизнеописание старца Леонида».

9) В 1876 году – «Описание Козельской Оптиной Пустыни», составленное о. Леонидом (Кавелиным).

10) В 1878 году – «Царский путь Креста Господня», перевод о. Климента (Зедергольма).

11) В 1882 году «Жизнеописание архимандрита Моисея», составленное архимандритом Ювеналием.

Епископ Петр актом 28 ноября 1878 года предоставил издание в пользу Оптиной Пустыни прежде изданных книг:

12) В 1885 году – «Указание пути ко спасению (опыт аскетики)».

13) В 1887 году – «О монашестве» и другие.

Кроме сего, издано двадцать брошюр разного содержания и печатались новые издания уже выпущенных в свет прежних произведений.

Не способный ни к каким монастырским послушаниям, исключенный из штата Оптиной Пустыни по неизлечимым болезням и оставленный Св. Синодом на пропитание и призрение Пустыни, иеромонах Амвросий своею нравственною силою и Божиим произволением оказался на самом деле властным руководителем и распорядителем монастырской жизни – и духовной, и материальной. И не только что питался и призревался Пустынью, но сам был главным источником материальных средств для обители и скита и сам призревал сирот, помогал бедным, целил болезни душевные и телесные именем Господа Иисуса Христа. Хотя десятки лет не участвовал в церковных службах, но проповедовал Христа и учил христианской жизни сотни тысяч людей. Из помощника настоятеля, как положено по монастырскому уставу, он силою нравственною стал главенствующим в обители. Сам о. Исаакий, официально бывший настоятелем, духовно подчинил себя добровольно о. Амвросию.

Скитская жизнь в то время так сложилась, что скитоначальник и братский духовник и сотрудник о. Амвросия по переводу святоотеческих писаний и по старчеству над всеми сестрами Шамординской общины (так как о. Амвросий оставлял под своим духовным руководством только некоторых интеллигентных сестер) всецело занят был своими духовными обязанностями и сердечною умною молитвою, так что хозяйство скита велось по необходимости келейниками о. Анатолия, которые, по незнанию правил расходования церковных сумм, однажды израсходовали банковский билет, не подлежащий расходу. Этот случай побудил о. Амвросия скитские средства взять в свою келейную для распоряжений, чему о. Анатолий, вовсе не бравший денег в свои руки, очень рад был, так как это освобождало его от хозяйственных обязанностей, отдалявших его от непрестанной внутренней молитвы.

Между тем и духовные дети, и богомольцы, являвшиеся к о. Амвросию за советами, возлагали на старца обязанность употреблять приносимые ими жертвы по его усмотрению на богоугодные дела. Безысходные нужды бедных людей, ищущих спасения, возложили на старца бремя удовлетворения по возможности нуждающихся, призрения неимущих и основания женских обителей.

Для большего удобства людей, проходящих монашескую жизнь, житейские попечения о содержании обители возлагаются на одних игуменов или настоятелей и казначеев. Но «праведнику закон не лежит». И о. Амвросий решился быть, так сказать, передатчиком денег из рук жертвователей в руки нищих и убогих. Удовлетворяя с рассудительностью, ему свойственною, просьбы нуждающихся в единичных случаях, о. Амвросий склонял благотворителей к устройству женских общин для тех женщин, труд которых весьма часто не дает средств к безбедному существованию. Таким образом, попечением о. Амвросия возникла в г. Кромах (Орловской губ.) и по его благословению устроены благотворителями Козельская община, в Полтавской губернии, и Пятницкая, в Воронежской губернии.

Особенною заботою для о. Амвросия в 70-х годах было устройство Гусевской женской общины в Саратовской губернии. Это можно видеть из писем о. Амвросия к настоятельнице означенной общины, напечатанных в «Душеполезном чтении». Из переписки об этой общине сохранилось также замечательное письмо преосвященного Тихона, епископа Саратовского, от 15 мая 1878 года к о. Амвросию. «Прежде всего прошу меня извинить, – пишет епископ Тихон, – что до сих пор я не отблагодарил Вас за присланные мне книги. Марина Яковлевна Трунова сообщила мне вчера скорбную весть, что более всех потрудившийся в издании книги «Царский путь Креста Господня» скитский иеромонах Климент Зедергольм отыде ко Господу. Царство ему Небесное! Да внидет сей верный и добрый раб в радость Господа своего! Прилагаемые при сем 25 рублей прошу передать в кассу, в счет которой Ваша св. обитель издает в свет такие душеполезные книги.

Согласно Вашему ходатайству, мною сделано распоряжение, чтобы начатое дело об открытии Гусевской общины было двинуто вперед. Оказалось, по справке, что тормозилось это дело о. Левитским. Саратовская Духовная Консистория доселе никак не могла вытребовать от него всех документов, которые необходимо нужно препроводить в Св. Синод вместе с делом. Надо полагать, что медлить делом этим составляет интерес отца Левитского. Чем дальше будет находиться общинная земля в его заведывании, тем, очевидно, для него будет выгоднее. Из Вашего последнего письма я замечаю, что и Ваша вера в бескорыстие этого священника начинает колебаться. Недаром, значит, соседние иереи навевали мне сомнение относительно бескорыстия о. Левитского. Хорошо, что еще Вы во главу будущей общины поставили такую умную и энергичную сестру, как Трунова…

Тихон, недостойный епископ Саратовский.

P.S. Устройство церкви в Гусевской общине мною разрешено словесно».

Некоторое время о. Амвросий занят был мыслию об устройстве женской общины в Рязанской губернии, доверяя рассказам некоторых лиц, увлеченных религиозной мечтою и сновидениями о имеющем быть монастыре на месте будто бы старого, существовавшего в древности. Но как показания тех лиц впоследствии не подтвердились, то и мысль оставлена без исполнения, с небольшим для о. Амвросия убытком.

В последние годы заботился он об основании женской общины в Шамордине, в 12 верстах от Оптиной Пустыни. Постепенная подготовка к этому делу началась у него с 1871 года. Сначала было куплено имение в 16 десятин при Шамординой. Потом прикуплена еще земля до 180 десятин на средства Ключаревой, которая сделала завещание, чтобы после смерти ее и ее двух малолетних внучек открыта была женская община. В 1881 году скончалась г-жа Ключарева, а в 1883 году весною заболели дифтеритом и обе внучки и скончались в июле месяце. Преосвященный Владимир оказал полное содействие ходатайству старца о. Амвросия об открытии в Шамордине женской общины. Осмотрев место, владыка сначала разрешил обратить господский дом в домовую церковь, которую сам и освятил 1 октября 1884 года. Начальницею общины поставлена была о. Амвросием на первых порах старица мать Алимция, но выбор оказался неудовлетворительным, так как она была болезненна и к управлению малоспособна. Для первоначальных хлопот по делам открываемой общины, требовавших разъездов и представления к властям мира сего, приняла на себя труд почитательница о. Амвросия, молодая образованная помещица Софья Михайловна, по второму мужу Астафьева. При ней община была официально открыта, и она же сама избрана была в настоятельницы. В короткое время жилые строения Шамордина были заняты новыми сестрами до тесноты. Начались постройки новых келий; но пока келья строилась, уже вновь прибывало вдвое более сестер. В 1887 году настоятельница Софья скончалась, завещав все свое имущество и капитал в пользу общины. В пользу той же общины некоторые особы, пожелавшие жить под старческим руководством о. Амвросия, предоставили в его безусловное распоряжение все свое достояние. Для ведения дел по имениям этих особ и самой общины о. Амвросий благословил добровольного послушника скита под своим наблюдением и руководством. Ссудосберегательных касс в то время еще не существовало, и потому поступившие в общину сестры с отречением своей воли и достояния вручали в распоряжение старца все свои достатки, и большие, и малые, с тем чтобы по смерти их капитал поступил в пользу общины. На крупные суммы получаемые проценты употреблялись старцем в пользу общины, а вкладчицам выдавалось только такое количество денег, какое могло удовлетворить монашеские их потребности; к мелким же суммам на нужды сестер о. Амвросий добавлял деньги из средств благотворителей. На постройку нового храма для общины были составлены и утверждены надлежащими властями планы. Построен был в Шамордине кирпичный завод и нанят был управляющий для заведывания всеми постройками и для наблюдения за сельским хозяйством. Кирпич, выработанный в первое лето, для храма оказался негодным, почему был употреблен на кладку печей и построек. Благотворители прислали на свой счет архитектора, который жил там два года, но и на второй год сработанный кирпич оказался негодным и также употреблен на другие надобности.

Дела хозяйственные по общине более и более затруднялись. С одной стороны, сестры устрояемой общины с настоятельницею жили в зависимости от хозяйственных распоряжений мирского человека – управляющего: везде постройки, везде рабочие; во всем надо было на месте относиться к управляющему, даже отпуск лошадей для поездки настоятельницы к старцу зависел от управляющего. Зимой однажды дорожки в церковь были занесены снегом так, что и настоятельница не могла пройти в церковь.

Все эти неудобства сестры общины, число которых в короткое время увеличилось до нескольких сот, переносили с терпением. Между тем переданных в руки о. Амвросия собственно на постройку храма десяти тысяч рублей оказывалось недостаточно для полного устроения общины. Ему предстояло или остановиться на полпути, или искать новых благотворений. И о. Амвросий решился поступить таким образом: получив уверение от некоторых духовных дочерей, что они представляют в его распоряжение недвижимые свои имения, он расходовал на общину наличный капитал прочих вкладчиц сестер на соответственную ценности имений сумму.

Такие кредитные расходы дошли в 1889 году до 120 000 рублей. На обеспечение капитала вкладчиц о. Амвросий упрочивал общине следующие недвижимые имения: в Калужской губернии, близ Тихоновой Пустыни заливные луга; в Тульской губернии усадьбу с 240 десятинами земли; в Старооскольском уезде Курской губернии глубокого чернозема тысячу десятин, кроме других земель в Калужской губернии.

Но заглазное ведение многосложных построек в Шамордине вызывало различные недоумения; просьбы сестер о необходимости новых построек и служб требовали личного осмотра на месте: все эти обстоятельства вызвали о. Амвросия на решимость лично направлять устройство общины как во внешнем, так и в особенности во внутреннем устройстве общежития.

Посему в письме к своему доверенному добровольному послушнику от 2 июля 1890 года о. Амвросий писал следующее: «5 июля будет освящение храма в Шамордине (деревянного), и я собираюсь сперва поехать в Руднево (усадьба близ Шамордина), но не знаю, как смогу».

О. Амвросий находил, что для обеспечения содержания Шамординской общины более полезны недвижимые имения, чем денежный капитал. В этих видах он благословил в курском имении организовать и ввести многопольное хозяйство по плану Колесова, директора Харьковского земледельческого училища, дважды осматривавшего имение в 1890 году и предвидевшего кризис трехпольного хозяйства в черноземных губерниях. Это мнение вполне разделял о. Амвросий, почему и назначил в тульское имение управляющим своего внука. На первый раз для посева доставлена была туда рожь из курского имения, а в курское приглашены были специально образованные управляющий и помощник (по кончине о. Амвросия все это отменено).

Перед отъездом своим из скита в Шамордино о. Амвросий приказал уничтожить большую часть своей обширной переписки; а по кончине его уничтожены и все оставшиеся в его келье письма и бумаги.