Текст книги "Путешествие за единственным «Прощай». Основано на реальных событиях"

– Не стану возражать, мальчик, – голос Дениелса был обречённым, но в то же время смиренным, будто он принял свою судьбу без колебаний. – Я был бы очень рад, если твои слова оказались бы правдой.

Алекс остановился и, не оборачиваясь, сказал:

– Это и так, правда, ты всего лишь пытаешь запутать меня. Изощрённо, умно, но я тебе не верю.

– Это справедливо, но всё же не становись тем, кем не хочешь быть. Иначе тебе ничего не достанется от себя, кроме сожалений и обид.

– Да что с тобой вдруг случилось? – Фримен обернулся. – С каких пор ты стал проповедником, Дениелс? Ты всегда использовал людей подобных мне! Тех, кто был в отчаянии и делал всю грязную работу за тебя.

Мистер Дениелс укоризненно глядел на него исподлобья, а затем сжал переносицу руками и закрыл глаза.

– Я-не-должен-прощать-тебя, – раздельно чётко произнёс Алекс, тыча указательным пальцем. – И других, таких же. Поэтому просто исчезни и оставь меня в покое!

– Алексис, понимаешь, меня уже не спасёт твоё прощение, ведь я упустил свой шанс, – Дениелс говорил с тоской, затем в очередной раз окинул взглядом уничтоженную территорию и взглянул на Фримена, лицо его было в крови, а руки обожжены, весь с головы до ног покрытый густой сажей. – Посмотри вокруг – это всё отражение твоего внутреннего состояния. Разве эти терзания стоят каких-то обид?

– Тебе не понять…

– Конечно, не понять. Как ты сказал – все мы рождаемся в одиночичестве и умираем тоже, в одиночестве. Жаль, что я сам не дошёл до этого раньше…

– О чём это ты?

Дениелс, несколько секунд улыбаясь, смотрел на Алекса, а затем подозвал его к себе, вытаскивая из кармана портмоне, и показал ему фотографию совсем юной миловидной девушки:

– Это моя дочь – Сара. Хорошая девочка, – старик говорил о ней очень нежно. – Только упрямая, как ты. Как только она родилась – последние шестнадцать лет я жил только ради неё. Моё стремление обеспечить ей лучшую жизнь было превыше не только моих моральных устоев, но и моей гордости. Я делал множество вещей, за которые мне было стыдно. И вот однажды, я накопил некоторую сумму денег, проплатил многим людям, нанял кучу репетиторов, лишь бы она попала учиться в престижный колледж. Но в последний день она сбежала из дома и на две недели вступительных экзаменов просто исчезла. А затем приходит домой и говорит, что ей не нужны мои «подачки» и она станет тем, кем сама захочет, а я злой и кровожадный тиран. В общем, поссорились мы с ней и больше практически не разговаривали.

Алекс пригляделся к фотографии и узнал девушку – это та самая знакомая Кларкса, которую он спас от толпы придурков возле клуба.

– И только тогда я понял, что жил эти шестнадцать лет напрасно. Я мог бы уехать на какие-нибудь острова и жить там в своё удовольствие. Да… ты прав. Одиноки мы ровно настолько, сколько мы прожили дней. Даже, если кажется, что вокруг тебя есть люди – ты всё равно сам по себе.

Они стояли вдвоём под покровом ночи. Две одинокие души, пытающиеся просто найти путь к себе каждый по-своему. Один старый и больной на инвалидном кресле, а другой молодой и здоровый со следами крови на руках от минувшей схватки. Такие разные, но такие одинаковые.

– Надо же, – Алекс сокрушённо сел прямо на землю. – Не знал, что у тебя была дочь.

Мистер Дениелс широко улыбался, укладывая портмоне обратно в карман.

– Но ты всё равно не жалеешь?

– Нет, не жалею. Неважно, что я упустил, главное, что у меня было.

Алекс внезапно спрятал лицо в ладонях. В груди защемило. Внутри плакало сожаление и тоска по тому, чего у него не было, но сам он не давал волю эмоциям. Мысли перенеслись вновь, куда-то в прошлое на много лет назад. Но разве у тебя есть выбор, когда тебя просто уничтожают вместе с надеждами на то, что всё может быть иначе? Как всё может стать прежним, когда тебя окружает только ложь и предательство? Никак. Алекс выдохнул и успокоился, разгоняя омут воспоминаний. Но где-то в подсознании сидела мысль, что он ещё вернётся к этому.

– Это хорошо, Дениелс, – Фримен старался говорить спокойно, но сдавленный голос не мог скрыть душевного состояния. – Правда. Я думаю, твоя дочь поймёт тебя со временем, ведь тебе было ради кого жить.

– Я верю, – мистер Дениелс улыбнулся.

– Точно тебе говорю.

– Я не об этом.

Алекс вопросительно взглянул:

– А о чём тогда?

– Я верю, что ты справишься с этим, – слова задели Алекса, но старик тут же исправился. – Сам. Так как посчитаешь нужным. Я никогда не лез в твою прошлую жизнь и сейчас не собираюсь. Но дам совет – не пытайся бороться с призраками прошлого, а просто отпусти их. Иначе, всё равно проиграешь.

– Спасибо, Дениелс, – с уважением произнёс Фримен, протягивая ему руку. – Я запомню твои слова.

– Да что там, – он напоследок улыбнулся и его морщины на лице слегка сгладились.

Алекс держал Мистера Дениелса за руку, пока тот не растворился в воздухе вместе со своим креслом, оставляя Фримена вновь наедине с собой среди остывших руин, от которых к небу поднимались редкие столбы сизого пара.

* * *

Кларкс вновь был изувечен, на этот раз укусами девушки и впивающимися в шею, в спину, в плечи ногтями, однако желание удержать было сильнее боли. Это продолжалось около пяти минут, затем крышу и весь город осветили очень яркие огни, медленно летящие плавной дугой к земле и раздалось множество ритмичных взрывов один за другим, постепенно превращаясь в один монотонный гул, стихший лишь через некоторое время.

После бомбёжки Сандра успокоилась и осталась лежать без движения, не считая мерно поднимающуюся грудь, набиравшую кислород. Она считала звёзды, думая, насколько же они далеки и надменны, смеясь над людьми, словно над рыбами в аквариуме, затем не спеша встала и подошла к Кларксу, который стоял на краю крыши и внимательно смотрел вдаль на пылающее пятно среди тёмной ночи, зажав кровоточащую рану на правой скуле. Больше на улицах никто не кричал, не стрелял и вообще – люди попросту исчезли.

– Кларкс…

Он обернулся и посмотрел на девушку – глаза её перестали тускнеть и вновь набирали былой голубой цвет вместе с проблесками слезинок.

– Что происходит? – Сандра заплакала, едва заметно протягивая руки.

Кларкс не думая ни секунды прижал её к себе, обнимая за плечи и проводя руками по шёлковым светлым волосам, стараясь успокоить девушку, хотя едва ли это теперь поможет.

– Я чувствую внутри пустоту, которую заполняет что-то неизвестное. Оно заставляет меня делать то, чего я не хочу, – взгляд девушки на мгновение зацепился за свежие шрамы на лице Кларкса. – Что со мной? – она выдохнула, успокаиваясь. – Ты точно знаешь ответ, так скажи его.

Конечно, он знал ответ, но растерянный взгляд выдавал боязнь сказать об этом, и, возможно, это не страх шокировать девушку, а боязнь признаться в этом себе. Кларкс обречённо отвёл взгляд в сторону, вскинув тёмные брови, и тихо произнёс:

– Просто тебя не существует.

Сандра улыбнулась и слегка оттолкнула его от себя:

– Ну да, как же. Мир иллюзорен, ведь об этом ты говорил в прошлый раз? Но я сейчас серьёзно.

– И я серьёзно, – Кларкс взглянул на девушку, у неё перехватило дыхание. – Я не шутил в тот раз. Тебя нет, Сэнди. Ты всего лишь воспоминание одного человека, призрак, обитающий в его голове.

– Так что же тогда выходит… я умерла?

– Нет, ты жива и невредима. Это сложно объяснить, просто доверься мне и сама всё поймёшь.

Девушка оказалась неожиданно мужественной, восприняв эту информацию. Она отошла от Кларкса, который теперь казался ей совершенно чужим, и снова взглянула на небо.

– Сэнди…

– Нет. Довольно. Просто скажи, как скоро это произойдёт?

– Уже совсем.

– Хорошо.

Кларкс около минуты смотрел на девушку, понимая, что больше ей ничего не нужно, кроме как вырваться из этой клетки и вернуться в реальность, в её собственную, затем он присел на корточки, опираясь на парапет, и прислонил голову к согнутым коленям. Теперь он хотел одного – чтобы это всё поскорее закончилось и наступил рассвет, ведь когда всё уже ушло, нужно всего лишь дождаться восхода.

* * *

Алекс шагал по широкому проспекту, освещаемому синими и зелёными светодиодами фонарей. Ничто не нарушало звенящей тишины, кроме его шагов. Бостон словно вымер, и все оставшиеся обитатели: кто лежал на проезжей части, кто сидел на холодном асфальте, покачиваясь взад и вперёд, ожидая, когда тот, кто создал этот мир придёт за ними и освободит.

Шагающий по самому центру широкой асфальтированной дороги, огороженной мёртвыми и покинутыми жилыми домами, Алекс бросал взгляд на каждого человека, который попадал в его поле зрения. Несчастные, они улыбались ему в ответ, и тогда происходило чудо: их тела, начиная с ног, превращались в пепел, который разлетался по воздуху подобно стае крохотных бабочек.

Фримен понимал, что, наконец, отпускает эту жизнь, отпускает людей, которые были с ним в пути. Будто режиссёр заканчивает последнюю пьесу, распускает актёров и навсегда закрывает театр, заколачивая окна и двери досками, дабы никто больше не потревожил покой пережитого здесь прошлого.

Лампы фонарей гасли, предоставляя тьме разобраться с призрачным городом по-свойски, едва Алекс отходил от них на несколько метров. Проспект вывел его к узкой улочке, украшенной подвесными клумбами на балконах уютных двухэтажных кирпичных домов с разными растениями. Он на минуту остановился, и перед глазами пронеслись воспоминания о доме: у мамы всегда было много растений и цветов в квартире, что Саше не нравилось, но затем он на какое-то время съехал от неё, и, даже, тосковал по её частой суетливости вокруг этих горшков с тряпочкой в руках. Ветви зелёных растений, оставленных своими создателями, так же превратились в серебристый порошок и рассыпались.

Алекс вышел на мостовую. На волнах реки покачивалась лодка, ударяясь дном об воду. В тишине раздался звон колокола баржи, находившейся где-то на горизонте. Её не было видно, лишь едва заметный красный маячок предательски выдавал её из непроглядной темноты. Всё стало невероятно далёким и неприступным, утонувшим в чёрной гуще, и звёзды больше не дарили свой надменный свет, куда-то исчезнув, словно зрители, досмотревшие спектакль и ушедшие теперь по своим делам. Но ночь темнеет лишь с рассветом.

Фримен следил за красным маячком не отрываясь. Спустя пару минут небо стало стремительно приобретать цвет: сначала фиолетовый, тёмно-синий и вот уже голубой с примесями оранжево-белого ослепительного оттенка, возвращающего жизнь увядшим улицам, заполнял горизонт и плавно расползался. Над поверхностью воды показалась нестерпимо сверкающая жёлто-красная полоса, превращающаяся в полумесяц и затем в огромный огненный шар. Алекс сонно потёр глаза и устало пошёл дальше. Пора уже закончить этот невероятно длинный день.

* * *

Сандра смотрела на поднимающееся солнце и освещаемый лучами мёртвый Бостон. Ночь прошла сквозь него, забрав душу города и души тех, кто был с ним рядом. Кларкс молча сидел у парапета, поджав ноги к груди и полностью погрузившись в свои мысли.

Внезапно раздался тихий скрип открывающейся двери и из бетонной коробки появился Алекс. Он сделал шаг вперёд, позволяя свету полностью показать себя. Кларкс лишь на несколько секунд оторвал голову от колен и снова без интереса опустил её. Сандра же была удивлена. Она ожидала, что произойдёт что угодно, что придёт кто угодно, но только не её босс.

– Ты?

Алекс холодно взглянул на девушку. Он жутко устал. Ему не хотелось ничего, кроме как лечь в свою уютную кровать и сходить в душ, чтобы смыть с себя запах дыма, грязь и запёкшуюся кровь, но предварительно взяв с собой друга, чьи слова и советы он начал ценить лишь после всего произошедшего. За ним он и пришёл.

– Что с тобой? – Сандра подбежала к нему и прикоснулась к разбитой брови, затем, опомнившись, немного отпрянула назад. – Так это ты?!

Фримен больше смотрел на Кларкса, чем на неё.

– Кажется, я многое начинаю понимать, – девушка рассеянно помотала головой и снова начала. – Алекс, я хочу чтобы ты знал – я…

Но невидимые тиски сковали связки и наружу не вырвалось больше ни звука. Сандра не понимала что с её голосом, в глазах проснулась паника, и она замахала руками. Алекс слегка улыбнулся – она сейчас похожа на муху, разучившуюся жужжать, но по-прежнему машущую своими жалкими крылышками. Не было ни малейшего желания слушать очередные объяснения, отвечать на какие-то вопросы – всё это абсолютно бесполезно. Лучше просто всё решить сразу и навсегда.

Фримен подошёл к Кларксу и присел рядом с ним, слегка толкая в плечо. Тот вновь приподнял голову и устало спросил:

– Вижу, ты справился, – голос его звучал тихо и подавленно, а глаза были полны разочарования и измождённости.

Такого Кларкса Алекс ещё не видел: лицо, ещё не зажившее от и без того серьёзных недавних травм, теперь было усеяно укусами, как и ладони, кисти рук, торчащих из-под закатанных рукавов кофты, и шея.

– Справился, – шепнул он в ответ и повернулся к Сандре.

Она всё также показывала жестами, что требует объяснений и желает выговориться. Тогда Фримен снова обратился к Кларксу:

– Если ты хочешь, я могу её оставить.

На лице девушки появился страх, ужас и главное – вопрос «ЧТО?». Кларкс слегка улыбнулся, затем посмотрел на Сандру в последний раз и не увидел в её глазах ничего. Они были пусты, глупы и неоправданно наигранны. Как же быстро наступают перемены. То, что ты так оберегал час назад, теперь уже не значит ничего. Глупо было надеяться на что-то. Всё это лишь затянувшаяся игра, которой пришла пора закончиться.

– Нет, – Кларкс лениво отмахнулся. – Освободи её, как остальных.

– Хорошо, – тихо ответил Алекс.

И они оба направились к выходу с крыши, не оборачиваясь, оставляя позади себя девушку, а спустя две секунды всего лишь горстку пепла.

– Домой?

– Тебе виднее, – неуверенно сказал Алекс. – Но в любом случае, чтобы там не ожидало впереди, я хочу помыться и поспать.

– Значит – домой.

При выходе из подъезда на улицу слух сразу уловил пение птиц, солнце нагревало землю и зеленеющую траву. Словно жизнь всё-таки возвращалась в уничтоженный мир. Алекс глубоко вдохнул свежий воздух, казавшийся просто деликатесом после постоянной гари и дыма, прикрыл глаза и сказал последнее, что его интересовало на сегодня:

– Кларкс, что всё это значит?

– Уточни свой вопрос.

– Всё, произошедшее за последние сутки.

– Твоя битва за разум окончена, Алекс. С этим я тебя поздравляю, – в словах не звучало ни намёка на эмоции, лишь усталость. – Теперь ты навсегда запомнишь главное правило разума – «Насилие порождает насилие». Особенно если твой враг – ты сам.

Фримен задумчиво посмотрел на распускающиеся почки деревьев. Всё вокруг оживало, словно один целый организм, избавившийся от болезни.

– То есть, можно сказать, я сдал экзамен?

– На троечку с минусом.

– Ну, хоть что-то.

– Надеюсь.

Фигуры двух людей шагали по набирающим прежние цвета улицам. Навстречу им мигали проснувшиеся от долгого сна светофоры и неоновые вывески приветливых баннеров. Из дворов на проспекты выползали редкие люди, и кое-откуда уже слышались звуки двигателей машин. Из далека доносилась ария полицейских сирен и рёва целого ряда тяжёлой спец-техники, спешащих разобрать руины Льюс Бич. Город вновь оживал, перенеся настоящий кошмар, также как люди оправляются после травм и несчастий и становятся лишь сильнее…

…Но все ли способны на это?

Часть вторая. Битва за душу

Глава 11

Старый поезд гремел ржавым железом, отстукивая ритмы сердца, будто это вовсе не бездушные шестерёнки, а огромный могучий зверь, злящийся и бегущий вперёд, не ведая того, что его заковали на стальные параллели рельс и отсюда уже никуда не выбраться. Густой зелёный лес, окутанный оранжево-сиреневыми сумерками уходящего зимнего дня, сопровождал железнодорожную насыпь слева и справа.

В плацкартном вагоне было шумно и людно. Чуть слышно играла разудалая гармонь в конце коридорчика вместе с нездоровыми пьяными голосами мужчин. На некоторых полках сидели пожилые женщины в косынках и с прижатыми к себе сумками. Они оживлённо обсуждали нарушителей покоя и другие не совсем интересные для мальчика Саши вещи.

– Мам, – Саша позвал сидящую рядом женщину лет тридцати.

– Что, сынок?

Женщина стройна и мила на вид, но при этом своей осанкой, взглядом и лёгкой улыбкой внушала уверенность в себе и стойкость. Это глаза человека, познавшего очень многое и вынужденного когда-то на протяжении долгого периода времени выживать. А осанка тигрицы говорила о готовности порвать любого, приблизившегося к её отпрыску.

– Я никак не могу понять, почему ребята бросили меня тогда?

– Ты всё о той заварушке в заброшенном доме и о твоём безумном прыжке в сугроб?

– Да, – стыдливо признался Саша.

Ему было стыдно перед матерью, когда она приехала в милицию, чтобы забрать его. Она ему не сказал ни одного слова упрёка, а даже напротив, восхитилась его «героизмом» и сказала, чтобы больше старался не попадаться.

– Сашенька, – женщина заботливо и игриво почесала его по затылку. – А чего ты хотел? Чтобы они тоже рисковали своими жизнями? Или подставились под арест милиции?

– Я же подставился. И остался «спасать» эту сумку. Они просто бросили меня там, убежав в лес. И даже не поблагодарили за то, что я сделал.

Женщина пыталась изобразить серьёзное лицо, но сдержанная улыбка так и просилась наружу. Искреннее непонимание сына забавляло её, но подавлять юношеский максимализм нельзя, иначе можно остаться навсегда под ярлыком «самая худшая мама». Она приобняла мальчика и немного грустно спросила:

– Обижаешься на них, да?

– Да, возможно. Мы ведь друзья. Всегда вместе с детского садика. Мы даже клялись друг другу, что если один попадёт в беду, то остальные непременно помогут, даже, если это будет рискованно. А здесь вот так вот… – Саша развёл руками и очень раздосадовано вздохнул.

– А ты не обижайся на них, сынок. И никогда ни на кого не обижайся. Просто запомни одно, – женщина наклонилась и заглянула в самую душу мальчика через его голубые глаза. – Все мы рождаемся в одиночестве, и умираем в одиночестве. И все эти разговоры о бесконечной преданности, дружбе – не более чем сказки.

– А как жить тогда? Вообще никому не верить?

– Почему же никому? Верить людям нужно, иначе с ума сойдёшь, просто…

– Просто нужно быть готовым к предательству, – уверенным и решительным голосом оборвал слова матери сын, доведя её мысль до конца.

Женщина печально улыбнулась и крепко поцеловала Сашу в лоб. Затем она потянулась к сумочке, приготавливая билеты на проверку, так как в вагоне послышался назойливый голос контролёрши.

– Просто нужно легко отпускать людей, дружбу и, даже, преданность. Поскольку всё это явления временные и единственное, что навсегда неразлучно: это ты и твой разум. Вот, пожалуйста, – женщина протянула два аккуратно сложенных листочка полной рыжеволосой женщине в синем пиджаке.

Мальчик Саша задумался о чём-то и угрюмо уставился в запотевшее окно, протерев его рукавом куртки. Жёсткие и острые макушки елей и осин грозно выглядывали из общего густо-холодного зелёного хвойного леса. Тёмный вечер закрывал собою небо вместе с землёй, покрытой белым, а теперь кажущимся просто серой пустотой, снегом. Поезд несётся мимо всего этого, словно одинокий человек бежит по линии жизни. Она закончится, начнётся следующая, а эти деревья будут веками наблюдать за ними и провожать взглядами. Противный голос контролёрши над самым ухом заставил отвлечься его:

– Предъявите билет!

Саша оглянулся – его матери рядом не было. А на соседних полках сидят всё те же старушки и презрительно молчат, наблюдая за безбилетным пассажиром. Контролёрша злилась и кричала, словно её лишили поста премьер министра как минимум:

– Мужчина, у вас билет имеется?

Саша встал с места и обшарил задние карманы джинсов, передние, карманы крутки – билета не было. Вместе с тем взгляд его успел зацепиться за кисти рук, они были другими. К тому же он чувствовал, что прибавил в росте.

– Нет.

– Тогда пройдёмте за мной, гражданин. Оформим штраф.

Алекс растерянно пошёл по коридору вслед за контролёршей, которая расталкивала всех на пути и наступала толпившимся людям на ноги. Вокруг пьяные лица, несколько полок у самого выхода оккупировали мужчины в тельняшках. Они играли на гармони, и от них веяло ощутимым запахом перегара. За спиной раздавались неодобрительные высказывания представителей пожилого возраста, которые стихли лишь когда дверь вагона захлопнулась за спиной. На пару секунд уши уловили звук относительной тишины, и Алекс устало выдохнул, но едва перед ним раскрылась следующая дверь, как зрачки расширились от ужаса, а по перепонкам начали резать напильниками детские и женские крики.

Фримен зажал уши руками и сделал пару шагов вглубь помещения. Стены были изуродованы багровыми пластами ржавчины. Маленькие дети, начиная с грудничков и лет до восьми, были повсюду: падали с полок прямо на пол, ударяясь хрупкими телами о металлическую твердь, стояли у самых ног пришедшего в этот Ад гостя, бегали, лежали на пассажирских местах и бились в истерике. Плакали, умоляли о помощи, кричали.

Алекса с головы до ног покрыл пот. Он чувствовал, как по спине тонкой струйкой бежит страх, стекая вниз. Он учащённо задышал, заметался из стороны в сторону. Затем заметил, что среди этой детской массовки мучеников есть и женщины. Они редко стояли друг от друга по всей территории вагона и тоже плакали. Попытки заговорить с ними не давали результатов. Когда руки заколотились дрожью схожей с землетрясением, а сердце завибрировало, словно ядерный реактор, Фримен собрался вернуться обратно через ту самую дверь, из которой пришёл, но, уже касаясь дверной ручки среди всех этих криков, отчётливо послышался невероятный, мягкий и хорошо знакомый голос:

– Ты просто уйдёшь, и на этом всё?

Это было странно, но слова девушки подарили немного спокойствия. Алекс только сейчас понял, что находится во сне, но самое страшное – воспоминания добрались до него и здесь. Он ответил не обернувшись, стараясь говорить громко:

– А разве ты не этого хотела?

– Вопрос в том, насколько ты желаешь этого.

Алекс сжал кулак и крепко зажмурился в надежде проснуться, но попытки были тщетны. В горле застрял горький и предательский ком, не позволяющий вымолвить ни слова. Эта девушка сводила его с ума своим присутствием, своим голосом, одним фактом своего существования.

– Я… не… хотел.

– Что? Скажи громче, – издевательски потребовала девушка.

– Я не хотел! – Алекс закричал и, ударив кулаком в дверь, резко развернулся и пожалел об этом.

Перед ним была та, которую он не желал видеть больше всего на свете и так тщательно старался забыть этот образ. Девушка улыбалась, а её глаза, горящие демоническими огоньками, выдавали коварство и хитрость, присущие лишь самым жестоким беспринципным людям. Роскошные светлые волосы шикарно укрывали её плечи, а красное облегающее платье идеально подходило к выразительной помаде на безупречных губах.

– Но это не важно, – он поуспокоился и теперь говорил, не срываясь на крик. – Я принял единственное верное решение – уехал. И поступил правильно.

– У тебя был выбор, – девушка всё так же улыбалась и слегка посмеивалась.

Алекс подошёл вплотную к девушке и сказал ей прямо в лицо, тыча пальцем в лоб и играя скулами от накапливаемой ярости:

– Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Хватит лезть в мою голову. Я не жалею о прошлом. И ты просто не стоишь того, чтобы я вспоминал тебя, поэтому исчезни и никогда больше не появляйся.

Лицо девушки было невозмутимо:

– Может, скажешь это ей, – она развернулась и протянула руку, словно приглашая кого-то пройти вперёд. – По ней-то ты точно скучал.

Сердце замерло. Все прочие крики истерий, раздававшиеся в вагоне, стихли. Алекс смотрел на выходящую навстречу из глубины вагона небольшую фигурку в белом платьице. Девочка подходила ближе и ближе, и вот, когда она была совсем рядом, он сокрушённо припал на колени перед ней и очень внимательно посмотрел в её светлые чистые синие глаза и слегка улыбнулся от счастья, которое тут же оборвалось, едва девочка коснулась его лица и произнесла невинным тонким голоском:

– Саша, – на глазах девочки выступила слеза, которая одной разбившейся каплей уничтожила всё живое внутри Алекса, и он словно рухнул в пропасть. – Почему ты меня бросил?

Шум вокруг вновь начал набирать высоту, и Алекс твердил про себя одно – «Нет», припав лицом к ногам девочки и мотая головой из стороны в сторону.

– Так помоги же мне.

Дети подбирались всё ближе к упавшему мужчине и, добравшись до него, начинали трясти, плакать, умолять, звать. Некоторые колотили его крохотными кулачками, в надежде обратить внимание на себя. Алекс сжался, лёжа на ржавом железе, пытаясь спрятаться в самом себе от этих безысходных криков и главное, собственной боли, которая острым лезвием сожалений разрезало сердце изнутри, отдаваясь в горле комом невосстановимых утрат.

* * *

Холодные капли дождя летели с тяжёлого неба, а затем, собравшись единым потоком, неслись вниз по улице, умывая асфальт. Кларкс стоял под ливнем, наблюдая как по его руке стекает вода. Над головой раздавались звуки бушующей очень высоко грозы. Люди, прячась под своими зонтами, куда-то спешили, словно призрачные тени, не обращая ни малейшего внимания на единственного, вымокшего до нитки человека, в голове которого крутилось множество мыслей не способных быть смытыми стихией.

В праве ли мы надеяться на лучик солнца среди этой непроглядной промозглости серых дней? Самая наглая надежда, это надежда на будущее, которое может оборваться в любой момент. Не в наших силах выбирать время, когда мы родимся, когда умрём, но почему мы не можем, даже, просто верить? Вера единственное, что остаётся с человеком навсегда, особенно если он понимает всю безнадёжность этой затеи, но предчувствует её исход, который подарит немного счастья, но в результате ты смотришь в небо, пытаясь услышать голос, увидеть знамение, ведь неужели так сложно просто указать верный путь? Похоже, что сложно. Небеса ехидно одаривают очередными сверкающими проблесками молний, едким запахом озона и вновь лишь отчуждённая сырость и безразличие, говорящие, что ты заперт здесь со своим существованием и непроглядной пеленой отсчитываемых таймером будней.

Кларкс почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и заметил на противоположной стороне улицы слегка сутулого мужчину в сером пальто, стоящего без каких-либо шевелений, словно статуя с живыми глазами, зовущими к себе. Явление Почтальона из АрхиИвона лишь добавляло оттенки траура в и без того неспокойное сознание.

* * *

В закусочную зашли двое промокших до нитки мужчин, совершенно не похожих друг на друга. Хозяйка встретила незнакомцев неодобрительным взглядом, поскольку совсем не хотела, чтобы мягкие сидения, обшитые искусственной кожей, были испорчены. Один в годах, с очень надменным и в то же время беспристрастным взглядом, сел за столик у окна, не снимая пальто и не собираясь ничего заказывать. А более молодой, с подведёнными глазами, повесил чёрную кофту на батарею, предварительно спросив разрешения у официантки и сел за тот же столик. Симпатичная девушка с забавно болтающимся рыжим хвостиком подбежала принять заказ. Сутулый мужчина ничего не заказал, а сидевший рядом с ним заказал стейк и кофе.

После того как официантка отошла от столика, Кларкс достал зубочистку из специального маленького контейнера и коснулся её острым кончиком губы, затем принялся легонько покусывать её задними зубами, отрешённо глядя в окно, словно он совершенно не знаком с сидящим напротив мужчиной. Тот же сидел молча, недружелюбно пялясь на Кларкса совсем не моргая, пока официантка не принесла поднос с заказанной едой и кофе, а затем поспешила к другим посетителям.

– Ужасно выглядишь, четвёртый, – голос у Почтальона был очень сиплым, будто у него хроническая ангина.

Кларкс, дожевав небольшой кусочек бекона и отпив содержимое кружки, ответил спокойно, не глядя в сторону посланника из другого мира:

– Работа такая.

Почтальон улыбнулся ещё шире и задумчиво почесал седую щетину.

– Ты сильно переоцениваешь значимость своих шрамов для небесного суда и общего дела, если называешь это своей работой.

На это ответить было нечего. Посланник прав и Кларкс это прекрасно понимал, поэтому он лишь продолжил расправу над едой, которая была практически безвкусна, и её приходилось постоянно подсаливать.

– Сегодня уже четверг, – тон Почтальона стал более деловым. – Анифезары считают, Фримен не справляется. Они наблюдают за ним постоянно и видели, что он сотворил со своим сознанием.

– Вообще-то, мы и сейчас в его сознании, – Кларкс, оторвавшись от стейка, указал на улицу и обвёл взглядом помещение забегаловки. – И, как видишь, всё в порядке. Он справился и навёл порядок в своей голове. Его разум чист.

– Но не душа, – Почтальон ехидно улыбнулся. – Он не исправит свои ошибки, не научится жить. У него просто не хватит на это времени.

Кларкс раздражённо откинулся на спинку диванчика и широко опёрся руками в край стола:

– И что, значит, на этом всё закончится?

– Нет, у вас ещё несколько дней есть. Анифезары очень терпеливы, – посланник подмигнул, но совершенно не по-доброму.

– Но чего ради?

Мужчина в пальто, словно старый удав, приблизился к Кларксу и внимательно посмотрел на него, затем иронично произнёс:

– Твой голос звучит уверенно и очень стойко, путевод, но глаза выдают отчаяние и усталость, которые намотаны на твоё сердце и душу словно паутина, затормаживающая появление здравых мыслей и подавляющая веру. И самое главное, тебе это отчасти, даже, нравится.

Пятисекундное молчание за столиком. Оба собеседника просто боролись взглядами друг с другом. Глаза почтальона ядовито-жёлтые, словно змеиные, впивались в ясные зрачки Кларкса.

– Потеряться не боишься?

– Я всего лишь делаю то, что должен, – холодно заявил Кларкс.

– Безусловно, – посланник расслабленно откинулся назад. – Пойми, мне то всё равно. Ты справляешься со своей работой и мне не интересно, какими путями. Но им, – он указал пальцем вверх и саркастично улыбнулся. – Нет. За любые нарушенные правила придётся платить. Кроме того, они считают, что ты слишком заигрался, начинаешь вновь привязываться.

– К чему?

– Да ко всему. Здесь ты чувствуешь себя живым. Ешь, пьёшь, спишь с женщинами, – он одобрительно кивнул. – Не спорю, это всё приятные ощущения, но очень примитивные и пустые. Не забывай кто ты на самом деле.

Кларкс выдохнул и, поджав губы, убедительно произнёс:

– Не забуду.

– Я не сомневаюсь в тебе, – если бы не взгляд ящерицы, то слова вполне были бы похожи на попытку подбодрить.

– Так значит, ещё четыре дня?

– Да. Четыре дня. Анифезары примут решение и ещё свяжутся с тобой.