Текст книги "Путешествие за единственным «Прощай». Основано на реальных событиях"

На площадке не было никого, кроме драчунов и девушки. Пьяные парнишки, сидевшие на ступеньках, почувствовав беду, сразу скрылись во тьме дворов, а остальные люди сейчас сидели в тёплом клубе, попивали пиво и слушали музыку, не подозревая, что происходит прямо у них под носом. Звать на помощь бесполезно, всё, что оставалось делать – это ждать, пока мозг не начнёт вытекать через уши, либо стать самым наглым оптимистом на планете и надеяться на чудо. Но Кларкс не думал ни о чём, кроме девушки, лежащей под ним и, даже, не подозревающей что происходит. Удар. Хруст в суставах. Боевой клич позёра – удар по голове. Лёгкий звон. Лицо девушки расплывается в теряющемся сознании.

На небе не было ни туч, ни звёзд. Лишь далёкая, и холодная луна ярко освещала побоище, будто надменная императрица благословляет гладиаторов на проливание крови. Пока холодный предсмертный свет не развеял ярко-жёлтый спасительный, изгоняющий всю тьму и злобу этого мира, зовущий к себе уцелевших, обещающий защиту и покой, луч.

Опьянённые кровью и болью жертв, позёры заметили подъехавшую полицейскую машину не сразу, а лишь когда из неё выскочил Алекс и тяжёлым ударом вырубил одного из них. Следом вышли офицеры с дубинками наготове. Двоим удалось убежать, покинув место побоища, своих валяющихся на земле товарищей и два изувеченных тела, прижатых друг к другу.

Алекс перевернул тело и сразу узнал Кларкса, выглядел он худо. Пульс есть, но глаза закрыты. Лицо девушки и вся одежда испачканы кровью, но не её. Она цела и невредима.

– Эй, Кларкс, – Фримен слегка шлёпнул по щекам пострадавшего.

Тот скорчился от боли, затем широко открыл глаза и, узнав Алекса, повернул голову – убедиться в том, что Сара в порядке.

– Да жива она, жива, господи… Как же они тебя отделали.

Кларкс улыбнулся и попытался подняться на ноги, но малейшее движение вызывало жгучую боль. Алекс закинул его руку себе за шею, помогая встать.

– Вот же уроды, – разговаривали между собой офицеры, надевая наручники на несостоявшихся насильников.

– В участок их?

– Даже не знаю, я бы нейтрализовал их на месте, как это делается в Ираке.

– А с девочкой что делать?

– Нужно отвезти её в больницу, – вмешался в разговор Алекс, усаживая Кларкса на заднее сидение полицейского автомобиля. – И его тоже.

Кларкс что-то бессвязно бормотал:

– Не.. не.. меня домой. А девушке ну—ну – нужна скорая… помощь.

Офицеры переглянулись.

– Мистер Фримен, тогда мы вызовем скорую, и подождём, пока за вами не приедут. А сами отвезём этих в участок. Идёт?

– Идёт.

Алекс подошёл к лежащей девушке и присел рядом с ней на корточки, внимательно её изучая. Кого-то она ему напоминала. Затем он перевёл взгляд на Кларкса и снова на неё. Теперь понятно кого.

Глава 9

Как оказалось, у девушки было отравление наркотиками, но врачи сказали пара дней под капельницей всё исправят, а вот избитому придётся непросто. Но Алекс настоял на том, чтобы ему оказали первую помощь и отпустили домой. Женщина врач в больнице устало ответила: «Ваше право».

Пока всё это происходило там, Кларкс лежал в палате реанимации и смотрел в синий потолок, освещённый потрескивающими люминесцентными лампами. Он слышал каждое слово за тонкой стеклянной стеной, отгораживающей его от людного коридора больницы.

Внезапно тело будто покрылось холодной стягивающей плёнкой. Зубы застучали. Этот холод хорошо знаком ему. Даже в состоянии смерти теплее, чем в состоянии бесплотности. Лампы начали тускнеть, а свет в коридоре погас. Все земные звуки стихли, будто всё, что есть на свете, исчезло в хаосе и небытии по щелчку пальцев. Послышались глухие шаги. В палате был кто-то посторонний. Затем этот кто-то пододвинул стул, скрипя металлическими ножками по кафелю, поближе к кушетке, на которой, дрожа каждой мышцей, лежал Кларкс, и, наклонившись, произнёс:

– Мне многое непонятно из того, что ты делаешь, четвёртый, – голос анифезара был грубым и надменным.

Кларкс ничего не мог ответить, ведь он подозревал, что настанет такой момент, да и перед мощью Громогласа – старшего анифезара, пусть и в облике человека, нельзя было устоять.

– Я думал, ты хорошо понимаешь свою задачу, путевод. И надеюсь, что ты и сейчас отдаёшь себе отчёт о происходящем вокруг. Ты дрожишь, потому что начинаешь привязываться к оболочке по зову самых примитивных чувств во вселенной. К тем, что приносят тебе радость, удовольствие, и, даже, боль. Ты не забыл кто ты есть?

Отчего-то речи Громогласа действовали на Кларкса раздражающе, и он вспылил:

– В чём проблема? Алекс Фримен идёт по своему пути и неплохо справляется с этим. Разве…. – голос внезапно куда-то исчез, и из открывающегося немого рта не вышло ни звука.

– Ты должен молчать и слушать! – анифезар приблизился к лицу Кларкса, тот сокрушённо закрыл глаза и отвернулся в сторону, к зелёной стене. – Путевод номер четыре, просто не забывай о том кто ты, и зачем здесь. Не отвлекайся ни на что, и ни к чему не привязывайся.

Затем грозные брови Громогласа расслабились, он поднялся со стула на ноги и уже, почти заботливо, смягчая тон, добавил, растворяясь в воздухе:

– Когда ты существуешь ради кого-то, очень легко потерять себя. Помни об этом. Помни…

* * *

Вторник, шестое апреля. Начинало светать. Алекс сидел на заднем сидении, а Кларкс, с наложенными швами на лице, с медицинским корсетом ниже груди и в больничном халате, расположился на переднем. Такси неспешно передвигалось по залитым густым бостонским туманом одиноким улицам. Оба они угрюмо молчали, каждый думая о своём. Солнце поднималось всё выше и выше, но стены небоскрёбов лишь изредка пропускали лучи.

Алекс периодически хмуро и укоризненно поглядывал на Кларкса. Его мучило множество вопросов, которые нуждались в ответах, но на подъезде к дому сонливость начала одолевать мозг. Машина остановилась напротив места назначения. Избитый полуголый пострадавший незамедлительно открыл свою дверцу и побрёл к чёрной домофонной калитке. Фримен тоже вышел из машины, затем, поблагодарив таксиста, расплатился и ускорил шаг, доставая из кармана ключи. Открыл калитку, и они вместе зашли во внутренний двор, направляясь к входной двери мимо редко, аккуратно посаженных в клумбах, сухих и тонких деревьев, детской площадки и скамеек около подъездных дверей.

Алекс вовремя вспомнил про пакет с испорченными вещами своего друга, находившийся в руке, и, подумав о том, что они ему больше не пригодятся, подбежал к мусорному баку у въезда на площадку и отправил содержимое вместе с полиэтиленом на дно. Кларкс с грустью наблюдал за этой картиной, держа в руках серебряную цепочку, сдёрнутую во время драки с рубашки.

* * *

Наверное, каждый чувствовал себя стариком в пятнадцать лет, в двадцать, двадцать пять. Но интересно, люди чувствуют себя молодыми в старости? Это должно быть редкостью, ведь когда твоё тело полно сил, а кожа ещё гладкая, можно с лёгкостью изобразить перед зеркалом морщины на лбу, на глазах и тем самым представить себя пожилым человеком. Можно чувствовать себя стариком во время болезни, когда не можешь встать на ноги и расправить спину, когда болит горло и голос хриплый, как у курильщика со стажем. И это может показаться, даже, забавным, потому что до старости так далеко, впереди ещё вся жизнь. Но когда проводишь каждый вечер в кресле-качалке, перед тем как начать читать книгу надеваешь очки, каждый день просыпаешься и смотришь в зеркало на старую с глубокими морщинами кожу, даже в мысли и не придёт попытаться её разгладить. Почему? Потому что это может показаться глупым ребячеством, или, скорее, по той причине, что это вызовет лишь досаду и грусть. И как жить с мыслью, что каждое утро может стать для тебя последним, и в твой дом постучится тётка с косой. Страшно умирать старым, а молодым, похоже, что нет. Легко уходить, когда у тебя ещё нет сожалений о прошлом, но уже достаточно накопленной злобы на мир, предательский, несправедливый, в который ты уже практически потерял веру.

Алекс пытался почувствовать горячий пар, идущий от чая налитого в кружку. Обычно он пил кофе, но именно сейчас почему-то захотел чай. Он водил рукой над гладью кипятка смешанного с заваркой оранжевого цвета и не чувствовал ничего. Ладонь была уже красной и мокрой, однако ни намёка на тепло не было. Такая же беда обнаружилась со вкусом. Напиток касался губ, медленной струйкой проникал по пищеводу к желудку. Лишь опустошив залпом всю кружку, почувствовалось лёгкое жжение, разгоняющее импульсы по органам.

Далее экспериментировать Фримен не стал, хотя сидя на кухне, минут пять лениво поглядывал на нож, висящий на магнитной полке. Вероятно, это – либо результат того, что с ним происходит, либо причина. Лишь в одном он уверен точно, всё должно быть именно так. Ведь хоть что-то должно быть особенное в смерти? Возможно, притупление чувств и есть один из признаков.

Алекс прошёл из кухни в просторную гостиную, в которой крепко спал Кларкс, развалившись на дорогом кожаном диване, голый, лишь накрытый лёгким серым пледом. После того, как они зашли в квартиру, практически не разговаривали – чувство усталости было сильнее желания что-то обсуждать. Поэтому Алекс предложил другу устроиться на диване, а сам пошёл в душ. Вода лишь отчасти взбодрила тело и мысли, не давая погружаться в сон.

Фримен подумал, что едва ли в его гардеробе найдётся подходящая одежда для избитого голого панка, который проснувшись, несомненно, начнёт разгуливать в таком виде по квартире. Нужно предпринять какие-либо действия, дабы не допустить этого разврата. Алекс надел чёрную кожанную куртку, взял портмоне и вышел из дома.

Густой туман окутал город серебристо-молочным шарфом. Не было ничего видно в пределах двадцати-тридцати метров. Алекс поднял голову вверх: солнце было уже высоко, но густая масса не давала лучам достигнуть земли, и лишь одинокие верхушки небоскрёбов, словно копья павших воинов торчащие из-под снега, удостаивались прикосновения небесного светила. По времени должно было быть около полудня, однако непривычная для Бостона в такое время тишина не нарушалась даже звуками машин, поскольку выйдя на проезжую часть, Алекс не видел их, так же, как и не видел людей. Всё замерло. Лишь ворона, сидящая на светофорном столбе, что-то каркала о своём, глядя на одинокую фигуру, медленно и неуверенно шагающую по тротуару.

Такого Фримен не видел никогда. Всё это походило на пост апокалипсис, мир, где люди вымерли, оставив земле свои творения на долгие и долгие годы, пока природные катаклизмы не сотрут в порошок асфальтированные дороги и не съедят металлические опоры небоскрёбов. Жуткое зрелище. Алекс чуть вздрогнул и, решив не мешкать, быстро зашёл в ближайший магазин одежды.

– Эй, – позвал он, заходя в тесноватый зал, заполненный вешалками, манекенами, стеллажами и ящиками с различными вещами. – Есть кто-нибудь?

Дверь тихонько захлопнулась. Вошедший прошёл между рядов светлого помещения. На стенах висели несколько зеркал, постеров со стильно одетыми мужчинами, женщинами, и камеры в углах. В магазине никого, лишь очень тихо играет радиоприёмник через проведённые колонки, напевая очень жуткую незнакомую мелодию. В памяти одинокого покупателя невольно всплыл фильм с похожими декорациями. Лучше сейчас не думать о таком.

Взгляд поймал стоящий вдалеке манекен, точнее то, что было на него надето. «То, что нужно» – Алекс улыбнулся, быстро снимая с него вещи и запихивая их в пакет, взятый на безлюдной кассе. С этим покончено, можно уходить.

Едва пальцы коснулись ручки двери, ведущей на улицу, как сзади раздался возмущённый голос:

– Мистер, не желаете ли вы расплатиться за вещи, дабы подтвердить своё законное право владеть ими, мм?

Алекс от неожиданности дёрнулся и чуть не выронил пакет из рук, затем начал разворачиваться, произнося:

– Извините, я думал…. Что?

Ещё большее удивление настигло его, когда подойдя к кассе, он узрел сидящего на крутящемся кресле весёлого старика не очень опрятной внешности. Без сомнения это он – тот самый бомж, который сначала вывел Алекса из себя в кафе мотеля, затем танцевал на улице, грызя кукурузу и грозя пальцем. Темнокожий старичок покачивался на кресле и добродушно смеялся:

– Хе-хе, у тебя смешной вид.

Алекс был возмущён и недоумённо смотрел в глубокие карие глаза бомжа, слегка прикрытые редко пробивающейся из-под серой дырявой шапки чёлкой.

– Ну, я имею в виду, у тебя куртка на левую сторону надета.

Фримен взглянул на себя – и правда, старик не соврал. Но удивление было сильнее, и он, не став ничего с этим делать, уставился на «кассира», который беспечно улыбался и кружился на кресле. Затем бомж остановился, и, устало выдохнув, облокотился на край стола:

– Трудные дни, да? – отчего-то очень грустно и с сочувствием спросил он. – У меня такие дни тоже бывают…

Невысокий старичок поднялся с кресла и подошёл к широкому окну, глядя в пустую белоснежную улицу, продолжая говорить:

– … временами я сижу на скамейке в парке, смотрю на лужи и вижу в них своё отражение. Думаю о том, чего мне так не хватает. Душа так и просится наружу вольной птицей в неизведанные дали, – бомж очень артистично жестикулировал при каждом предложении, словно красноречивый оратор. – Знаешь, когда комок слёз подкатывает к горлу и так хочется выть. Словно одинокий волк, отбившийся от стаи. Он ведь не всегда был таким. Когда-то у него была семья, дети, но пришло время, когда они решили, что без него будет легче, и покинули его, пока он спал, прикрытый снегом и тенью деревьев. А затем, этот брошенный волк просыпается и без лишних истерик молча уходит в противоположную сторону, чтобы не быть обузой своим близким.

Алекс слушал очень внимательно, пытаясь уловить связь во всём этом.

– Так и я, мой друг, бесцельно брожу по улицам и не понимаю, зачем я здесь? С какой целью Господь прислал меня в этот мир, где никто никого совсем не любит, и где никому нет дела до старика, вроде меня. И внутри разрывает пустота. А у всех на уме лишь деньги, власть и развлечения, – последние слова он исказил, словно дразня современную тенденцию жизни. – Но затем, я встаю со скамьи, проглатываю этот самый комок, и, гордо подняв голову, понимаю…

Бомж так и поступил – он выпрямился и устремил свой взгляд куда-то вдаль, оборвав на этом речь, будто пластинку заело. Алекс подошёл к нему поближе, пристально глядя в лицо, затем пощёлкал пальцами, и старик снова оживился, растерянно глядя на своего слушателя.

– Что понимаешь-то?

– А, да ничего особенного, – старичок весело отмахнулся и снова уселся в кресло. – Просто понимаю, что я всего лишь проголодался. А затем, стоит чего-нибудь перекусить и становится легче!

Бомж закатился смехом, глядя на досаду, выступившую в выражении лица Фримена, который недолго думая развернулся и, мотая головой, направился к выходу:

– Ты не в себе старик, ты не в себе…

– Знаешь ли, уважаемый, это ещё спорный вопрос, кто из нас не в себе, – кинул ему вслед весёлый рассказчик. – В отличие от тебя, я не граблю магазины!

– Что? – Алекс сморщился и остановился, оборачиваясь к «кассиру».

– Что такое магазины? Или что такое грабёж? Хе-хе.

– Что ты несёшь? Ты не продавец, посмотри на себя!

– Ну почему же ты судишь так же, как и все остальные? – произнёс старик по-детски обиженно. – Неужели если на мне нет костюма и дорогой одежды, я не могу её продавать?

Слова бомжа действовали на нервы не хуже чем создавшаяся длинная дорожная пробка, не пропускающая тебя на широкое свободное шоссе, или оживлённая очередь в центре занятости, хотя Алекс уже забыл о втором.

– А-а-а, – старик поднялся с кресла и направился к ближайшему манекену с солидным костюмом. – Я знаю что делать.

Он снял пиджак с пластмассовых плеч и надел его на себя. Затем повернулся к «покупателю» и радостно запрыгал, разведя руки в разные стороны:

– Ну, как я тебе теперь, мой друг? Хе-хе! Мне идёт этот цвет? Он подчёркивает мою индивидуальность и солидность? – радостный бомж плясал без остановки, демонстрируя себя единственному покупателю. – Теперь вы не считаете заплатить за покупки МНЕ ниже своего достоинства, мистер? Хе-хе!

Алекс не выдержал и, нервно бросив стодолларовую купюру на столик за кассой, выбежал из магазина, захлопнув за собой дверь.

* * *

Кроссовки, наполненные со вчерашнего дня песком, неприятно шоркали стопы, отчего пришлось остановиться у одного из перекрёстков и снять их. Босые ноги коснулись твёрдой глади бетона и тело будто стало тяжелее, а движения скованными. Алекс взял обувь в руки и направился в сторону дома, всё по тем же безлюдным неприветливым улицам.

Но вдруг послышался странный шёпот. Фримен ошарашенно посмотрел по сторонам – вокруг никого, лишь белая пелена, затянувшая всё от асфальта до вершин небоскрёбов. Но чьи-то отголоски звучали, набирая силу. Испуганный босоногий Алекс не мог понять, с какой стороны доносятся голоса, которые становились всё громче и настойчивей. Они перешёптывались о чём-то, будто стая летучих мышей бьётся от одной стены пещеры к другой, шелестя своими атласными крыльями.

– Кто здесь? – не выдержав спросил он.

Голоса стихли, и туман неожиданно начал рассеиваться. Молочная густая масса постепенно превращалась в лёгкий полупрозрачный пар, поднимающийся вверх, словно кто-то там, наверху, открыл крышку, выпуская жар из пароварки. Даже самые тусклые краски набирали цвет: стеклянные стены домов отражали ядовито-жёлтое солнце, асфальт блестел от влаги, а небо стало неестественно ярко-синим, что создавало впечатление стерильной чистоты больничной палаты.

Сзади послышался нарастающий крик птиц и удары крыльев о воздух. Алекс развернулся и едва не присел от изумления: с противоположной стороны проспекта надвигалось живое облако чаек. Они летели, закрывая собой вершины зданий и небосвод. Огромная стая постепенно заполнила всё свободное пространство, спрятав солнце, пролетая над головой совершенно потерявшегося, босоногого человека, который казался очень жалким на фоне всей эпичности происходящего. Этой стае не было видно ни конца, ни края.

Казалось бы, ничто не сможет заглушить зов этого живого белого облака, но в голове вновь послышался странный шёпот. Алекс инстинктивно вскочил на ноги и замер, затаив дыхание, когда увидел людей. Они медленно выходили из-за углов, из подворотен, из открывающихся дверей магазинов И закусочных, брели из-за горизонта обрывающего проспект, виднелись около сорока, затем сотни, затем всё больше и больше людей. Все они словно зомбированные двигались в сторону Фримена. Ноги и руки задрожали, на затылке выступил холодный пот. Внутри заколотились все поезда мира вместе взятые, отбивая одну общую, тревожную дробь, предвещающую беду. Отдельные люди с озлобленными, мертвецки тусклыми, почти рыбьими глазами, постепенно собирались в одно огромное человеческое стадо, которое медленно, но уверенно приближалось к жертве.

Алекс развернулся и, прибавив шаг, направился по свободному направлению к своему дому, периодически оборачиваясь, проверяя, не погнались ли «зомби» за ним. Стадо не пускалось в погоню, однако ускорялось в такт беглецу.

Крики чаек, созданное ими облако, закрывающее улицу от солнца, шёпот в голове и обезумевшие горожане – всё создавало впечатление нереальности. А может это, действительно, всего лишь сон? Нужно только зажмурить глаза. Не помогает. Тогда ущипнуть себя. Тот же результат. Алекс обернулся глядя на уже совсем близкую орду, заполнившую всё видимое пространство, и, заходя за угол через большую арку, во двор дома, отпрыгнул назад, когда на него кинулся дворник с метлой, ещё один с граблями стоял чуть позади. Инстинктивно Фримен ударил озверевшего мужчину кроссовками по лицу, затем второго, и, что было сил бросился к своему подъезду. Мелкие камешки впивались в пятки и пальцы ног. Сердце стучало как бешенное, страх так и просился выбраться наружу истерическим криком, заставляя тело работать. «Главное не оглядывайся!» – повторял про себя, гонимый обитателями города, Алекс.

Он перепрыгнул через шлагбаум парковки, затем подбежал к решётке, отгораживающей внутренний дворик от остального пространства и проезжей части. Руки тряслись, пытаясь найти нужный ключ. Современные богатые дома словно крепость, никто посторонний не проберётся в них, но сейчас, Алекс только и задавался вопросом, кто придумал столько препятствий, перед тем как попасть в свой дом.

Глухой топот, разносившийся эхом по двору, и крики чаек были всё громче и настойчивее. Алекс чувствовал, что орда с улицы побежала следом за ним, и сейчас уже была не более чем в сотне метрах от него. Он затылком чувствовал учащённое дыхание приближающейся угрозы. Наконец-то! Калитка распахнулась, милосердно запуская хозяина в свои владения. Последний рубеж – подъездная дверь. Ключ уже наготове, так что можно позволить себе несколько секунд, чтобы обернуться, и то, что Алекс увидел, лишь заставило его поскорее зайти в спасительный подъезд: вся территория двора была заполнена живым ковром из людей, которые прибывали и прибывали. Орда бежала, снося на своём пути детскую площадку, шлагбаум, редкие сухие деревья и расшатывая крепкую стальную решётку – последнее препятствие перед вторжением в огромный многоэтажный дом. Дверь подъезда захлопнулась на магнитный замок, и беглец скрылся от холодных, обезумевших взглядов.

* * *

Услышав неприятное щёлканье замка и звон ключей, Кларкс нахмурился и попытался как можно сильнее, насколько это позволяла разбитая физиономия, зарыться в подушку. Затем учащённые тяжёлые шаги и чья-то сильная отдышка, раздававшиеся совсем рядом, заставили лениво приоткрыть один глаз, чтобы увидеть, как хозяин квартиры, почему-то в куртке на левую сторону, стоял, полусогнувшись у панорамных окон, выходящих на балкон, и настороженно, опасаясь чего-то, нервно поглядывал наружу.

– Эй, безумец.

Алекс от неожиданности вскрикнул и резко обернулся, совершенно забыв о присутствии Кларкса в своей гостиной, который тоже от непонимания привстал с дивана и широко открыл глаза, мотая головой.

– Там, это, – не в состоянии сформулировать предложение, Фримен бессмысленно указывал пальцем дрожащей руки на улицу. – Ну!

– Ладно, ладно, – Кларкс, будто соглашаясь с какими-то сказанными аргументами, очень медленно поднялся на ноги, прикрываясь пледом, и хромая направился к окну. – Что же за утро такое? Неужели у американцев закончился фаст-фуд и доллары… МАТЕРЬ БОЖЬЯ!

Едва выглянув в окно, он тут же пригнулся со смехом и с некоторой испуганной улыбкой поспешил вернуться к дивану. Двор был заполнен людьми, которые грозно смотрели куда-то на верхние этажи дома, словно революционеры, собравшиеся сжечь здание правительства. Алекс, не понимая причин для смеха, внимательно смотрел на избитого гостя, который абсолютно не разделял его панического состояния и лишь вновь устраивался на диване, очень громко, со слезами смеха на глазах, обращаясь к хозяину квартиры:

– Мистер Фримен, вы что, обанкротили все финансовые предприятия, и народ, узнав кто украл их деньги, решил поднять вас на вилы? Ха-ха! Или ты объявил себя антихристом, и папа римский приказал католикам сжечь тебя? Или может…

Алекс, не выдержав такой наглости и непонимания, подбежал к дивану, и схватил замолчавшего, но улыбающегося гостя за плечи. А затем начал кричать прямо в избитое, похожее на поле боя лицо:

– ЗАКРОЙ РОТ! Слышишь?! Ты понятия не имеешь, каково это, убегать от целого города, который только и жаждет разорвать тебя на куски! Умирать два раза за одну неделю и оживать в один и тот же грёбаный день! Где у всех всё идёт своим чередом! Люди смотрят на меня, разговаривают со мной, как будто всё хорошо, а я смотрю и не понимаю, то ли это розыгрыш, то ли я действительно с ума сошёл! И тут появляешься ты, Кларкс. Единственный, кто понимает, что происходит на самом деле! Я думал – ты мне поможешь, но всё, что ты делаешь, это играешь в благородного рокера с прибамбасами философа, и при этом ходишь по клубам, развлекаешься с моей секретаршей, ввязываешься в драки и после всего этого, лежишь здесь, и вместо того, чтобы просто объяснить, смеёшься мне в лицо!

После этих слов Алекс дёрнул Кларкса и тот с тяжёлым грохотом и хрустом костей повалился на твёрдый пол лицом вниз, ударившись подбородком. Разъярённый, готовый его уничтожить Фримен хотел это сделать, но Кларкс перевернулся на спину, держась за челюсть и слегка морщась от боли, но довольно спокойно, и даже скучно произнёс:

– Ты всё сказал?

Если бы не сломанные рёбра, не разбитая кожа лица, кистей рук, если бы не синее, покрытое опухолями тело собеседника, который сейчас выплёвывал сгусток крови на пол, Алекс избил бы его до полусмерти. Но сейчас, он лишь вскинул руки и, кинув напоследок «Да пошёл ты», вышел из гостинной.

Кларкс не посмотрел ему вслед, а лишь пристально наблюдал за красной лужицей, медленно растекающейся по гладкому покрытию пола, думая о том, что он прекрасно понимает Алекса. Пришло время раскрыть некоторые карты. Пусть это будет не по уставу небесного суда. Плевать. Этот человек нуждается в помощи, и он её получит. Ведь законы нужны не для того, чтобы им следовать.

* * *

– Алекс, – Кларкс зашёл в кухню и позвал, сидящего на стуле, ссутулившегося, совершенно одинокого и начинающего отрешаться от всего Фримена.

Никакого эффекта это не дало.

– Спасибо за одежду. Я нашёл пакет в прихожей, подумав, что это для меня, надел.

Алекс медленно поднял голову и тихо спросил:

– Подошло? Чисто чёрного не было.

– Да, в самый раз.

Кларкс привычно убрал волосы назад, только теперь на нём была не рубашка с джинсами, а классические стильные вельветовые брюки и двойная чёрная кофта, с торчащим серым клетчатым капюшоном.

– Ты выглядишь моложе, – Алекс улыбнулся. – Но что-то от старого, всё же осталось.

– Точно! Спасибо, что напомнил.

Кларкс, словно подросток, который пытается подчеркнуть свою индивидуальность, снял с шеи цепочку и протянул её от ремня брюк к заднему карману, затем довольно улыбнулся и налил себе кофе.

– И так, Алекс, – его голос внезапно изменился – стал прежним, уверенным, басовым, заставляющим сразу обратить на него внимание. Он отпил кофе и добавил, – Тебе пора узнать о твоей истинной природе. О том, почему происходят такие события как сегодняшним утром. И наконец, как с этим бороться.

– Дашь мне пулемёт и посадишь на крыше? – Фримен скептически усмехнулся, но Кларкс не пошевелил и бровью.

– Это идея, но пулемёт стреляет патронами, а патроны имеют свойство заканчиваться. Всё гораздо проще, чем ты думаешь, – он поставил пустой стакан в мойку, затем уставился на унылого Алекса и решительно заявил. – Если ты будешь всё время с таким лицом, я напьюсь, честное слово. Собирайся, мы пойдём на улицу.

Уныние внезапно сменилось испугом и недоверием:

– Ты не сумасшедший случайно?

– Возможно я дурак, но я не глупый. А вот тебе, как раз, помощь не помешает.

– Подожди, – Алекс встал со стула и начал протестовать. – Я правильно понял? Ты хочешь выйти во двор, заполненный желающими нас уничтожить?

Кларкс усмехнулся:

– Ну, уничтожить то они, собственно, хотят не НАС, а только ТЕБЯ. И двор уже пустой, все разошлись.

Фримен взглянул в окно: газоны только начинающей зеленеть травы были истоптаны и изрядно испорчены обывателями, деревца повалены, клумбы разорены, но двор стал абсолютно безлюдным. Последние люди покидали его, выходя через единственную арку, ведущую на улицу, где ездили машины, выпуская выхлопные газы в воздух. На небе не было ни одной белой чайки. Бостон снова стал прежним, и жизнь в нём продолжала идти своим будничным потоком.

– А почему они ушли?

– Ты не рад? Позвать их обратно? – Кларкс смеялся.

– А ты можешь? – Алекс действительно так подумал.

– Нет, но ТЫ – запросто. Легче показать, чем объяснить, так что, одевайся и пошли, у нас сегодня много дел.