Текст книги "Вечерний лабиринт"

Алексей Петрович смотрел вперед невидящими глазами и тихо повторял:

– Быстрее, быстрее…

…Мелькнула промокшая реклама озера Рачьего, и начался лес. Никто не сказал ни слова, только Алексей Петрович продолжал повторять:

– Быстрее, быстрее…

Машина неслась по дороге, разбрызгивая грязь.

Позади остался лес, начались бесконечные поля.

…Потом пошел дождь и мутными ручьями потек по стеклам.

Алексей Петрович сидел, вытирая слезы.

– Это страшно… Это невозможно… – каялся он. – Где я только не был! Что я только не делал! Сколько унижений! Сколько страданий! И ради чего все это? Как я мог?.. Как я мог про нее такое подумать…

Семен, оскалившись, пробивался сквозь непогоду. Выглядел он плохо, глаза почернели и ввалились. Их лихорадочный блеск пугал.

Наконец он повернулся к Алексею Петровичу и сквозь зубы сказал:

– Подъезжаем.

Алексей Петрович закусил до боли губу и, весь подавшись вперед, стал напряженно всматриваться в редеющую пелену дождя. Замелькали дома, машины, перекрестки.

Тяжело дыша, они вбежали по лестнице на пятый этаж и остановились. Алексей Петрович нерешительно протянул руку к звонку и посмотрел на Семена. Семен кивнул.

Звонок глухо прозвенел за дверью и смолк.

Стояла безжизненная тишина.

Алексей Петрович сник и стал искать в кармане ключи. Нашел, открыл дверь, вошел в квартиру и замер.

В нем что-то перевернулось и встало на место.

Комната была не пуста. Наоборот, она была заставлена новой мебелью. Грустно и бессодержательно стояли полированные шкафы, зеленела девственная двуспальная тахта, скучали без тела стулья, и большой сверкающий стол отражал окно, за которым расчистилось небо и выглянуло солнце.

Обреченно вздохнул Семен, почесал в затылке и сказал:

– Да… Дела…

На негнущихся ногах Алексей Петрович подошел к столу и взял с него белый лист бумаги. Очень аккуратным, школьным почерком на нем был написан приговор:

Алексей!

Я не знаю, что я тебе сделала. Но то, что сделал ты, сомнения не вызывает. Два дня я ждала тебя, не зная, что и подумать. Я обзвонила все больницы и подняла на ноги всю милицию, но я не нашла тебя. Два дня я ждала и надеялась. Но когда ты не пришел на собственную свадьбу, а вместо этого мне принесли газету, и я узнала, что ты просто взял и уехал… Уехал отдыхать, не сказав ни слова… Да, Алексей, ты ясно мне дал понять, что я для тебя не существую. Я очень жалею, что поверила тебе, но, видимо, такова судьба. Прости, что я без тебя купила новую мебель, а старую отдала своей сестре и брату. Я не знала, что ты так поступишь со мной. Господи, ты даже увез мое свадебное платье! Зачем, Алексей? Зачем?.. Все кончено. Я уезжаю. Ты хотел этого, и я уезжаю. Пусть я буду снова одна, но я буду уверена, что меня никто не обманет. Прощай. Лиза.

Алексей Петрович, как под гипнозом, прочитал все это монотонным голосом и безучастно остался стоять на месте.

Семен с опаской взглянул на него и невинно спросил:

– Куда ты поехал отдыхать?.. Какая газета?.. Ничего непонятно…

Алексей Петрович не отвечал. Его неподвижность вызывала тревогу.

Семен отодвинулся от него и вдруг увидел газету. Он поднял ее со стула, развернул и обрадованно показал Алексею Петровичу.

– Вот в чем дело… Посмотри…

С фотографии в окружении веселых девушек на Алексея Петровича смотрел Алексей Петрович и радостно показывал большого угрюмого рака. Надпись сверху гласила: «Так отдыхают туристы».

Из Алексея Петровича, медленно нарастая, стал подниматься стон. Вот снова мелькнула перед глазами пустая комната с болтающимися занавесками… Вот он, пробкой застрявший в машине… Вот, воровато оглядываясь, стоит на стреме… Вот трясущимися руками открывает чужой чемодан… Вот гид смеется над ним до упаду… Вот женщина с кухонным ножом… Вот он сам со скалкой…

– Больно!.. Больно мне, Семен!..

Он обхватил его руками и, дрожа от еле сдерживаемых рыданий, умолял:

– Семен! Пока не поздно! Пока еще это можно исправить! Отвези меня обратно! Отвези меня, Семен! Мы должны догнать ее! Найти! Вернуть! Семен! Отвези меня!

– Ладно, ладно, – успокаивал его Семен. – Поедем…

Они спускались по лестнице, и Алексей Петрович, кусая губы, говорил:

– Я ей всё объясню, расскажу, она поймет… Она всё поймет…

Вдруг он остановился и с ужасом сказал:

– Семен, а если она все узнает, она меня не простит! Как я мог подумать о ней такое?! Как?! Господи, она же не простит!

– Простит, Леша, простит, – успокаивал его Семен. – Ведь ты ничего не думал. Ничего. Это я думал. Я. А ты ничего не думал.

– Да! Да! Я ничего не думал. Я ничего не думал. Ох, если бы я ничего не думал!

Он опустился еще немного по лестнице и снова остановился.

– Семен! А ее родственники?.. А ее сестра?.. А этот?.. Ее брат! Как с ними мне разговаривать?! Как?!.

Опять перед ними была дорога. Опять мелькали столбы и деревья. Все было опять.

Семен трясся за рулем, осунувшийся и небритый. Своим видом он напоминал каторжника с пожизненным сроком. Алексей Петрович выглядел не лучше, но, превозмогая усталость, смотрел вперед с волнением и тревогой.

– Почему мы сразу думаем о людях плохо? Почему не верим? А если верим, то в плохое? А?.. А ведь людям доверять надо.

Потом он помолчал и снова сказал:

– Надо доверять.

Семен повернул к нему голову и поддержал:

– Правильно.

Они проехали еще немного с просветленными лицами, и вдруг Алексей Петрович, спохватившись, хлопнул себя по лбу.

– Слушай, Семен…

– Что? – спросил Семен.

– Семен, мне кажется, я забыл запереть дверь.

Дорога уносилась прочь из-под колес, и чем больше ее оставалось позади, тем больше открывалась она впереди: пустая и терпеливая дорога на Кукуев.

Звездный час по местному времени (Облако-рай)

У подъезда, поникнув на облезшей лавочке, грелись на утреннем солнце вечные старухи с четвертого этажа. В остальном полусонный двор был пуст, как Колина голова.

– Здравствуйте, – сказал тем не менее вежливо Коля.

Старухи послушно закивали.

– Здравствуй, здравствуй.

Так было всегда. И чем внимательней Коля всматривался в их неподвижные лица, тем менее различал их. К счастью, он не подозревал об этом.

Коля снова оглядел двор, застрявший в окружении пятиэтажных домов, ничего и никого интереснее не увидел и потому задумчиво произнес:

– Хорошая сегодня погода.

– Хорошая, хорошая, – закивали старухи.

Дом, в котором они жили, не имел лифта, а потому, спустившись во двор утром, они старались вернуться домой к вечеру.

– А передавали, что дождь будет… – продолжил Коля.

– Передавали, передавали, – кивали старухи.

Коля тяжело вздохнул. Старухи привычно ждали. Где-то наверху разрывался от звона будильник. Коля внимательно посмотрел на небо и добавил:

– Ошиблись, наверно.

– Ошиблись, ошиблись.

– Хотя, – засомневался Коля, – если думать до конца объективно, то им виднее, может, и будет.

– Может, – согласились старухи.

– А вообще интересно, – воодушевился Коля и уселся рядом с ними на лавочку. – Будет или не будет? Если будет, то когда? А если не будет, то сколько? Как думаете?

Несколько секунд старухи смотрели на него, потом зашептались. Чувствовалось, что согласиться друг с другом они не могли ни сейчас, ни раньше.

– Конечно, – подсказал им Коля, – область большая, поди угадай, где он пойдет, а тем более когда? Но и циклон не меньше, значит, наверно, везде пойдет, и надолго… Доходит?

– Доходит, – сказала одна. Другая зевнула.

– То-то, – подвел итог Коля. – Думать надо. Федора не видели?

– Не видели, – сказала одна.

– А какого? – спросила другая.

Коля не ответил. Его внимание сосредоточилось на новом объекте. Лениво пересекая двор, мимо детской площадки и веревок с бельем брел невзрачный человек в пиджаке с чужого плеча и с пустой авоськой.

Коля торопливо поднялся.

– Василич!

Человек оглянулся, хотел прибавить шагу, но потом остановился и стал поджидать Колю с тоскливым выражением на сонном лице.

– Здорово, Василич, – обрадовался Коля.

– Ну здорово, – сказал Василич и шмыгнул носом.

– Куда это ты с утра намылился?

– Дело есть.

– А-а-а, – сказал Коля. – Это хорошо, когда дело. Ты туда?.. – он махнул рукой в сторону северо-запада.

– Ну… – сказал Василич и шмыгнул носом.

– И я туда, – сказал Коля. – Пошли?

– Пошли, – вздохнул Василич и в сердцах поддел ногой камень, валявшийся на дороге.

– Пас на выход! – обрадовался Коля, догнал прыгающий камень и мягко отпасовал его Василичу.

Василич сплюнул и так врезал по камню, что тот улетел в декоративные кусты.

Коля остановился, почесал в затылке и огорченно сказал:

– Аут. Я вбрасываю.

Не испытывая ни малейшего сожаления, Василич равнодушно прошел мимо точки вбрасывания и, не оглядываясь, стал удаляться в избранном направлении.

Коля догнал его и пристроился рядом. Улица была пуста, и молчать становилось совершенно невозможно с каждым новым шагом.

– Ты в магазин?

– Нет.

– И я не в магазин.

Прошли еще несколько шагов. Разговор требовал продолжения. Коля сдался.

– Хорошая сегодня погода, – сказал он обаятельно.

Василич кивнул и шмыгнул носом.

– А по радио дождь обещали, – сказал Коля. – Обещают одно, а на самом деле другое… Ничего понять нельзя. Конечно, ошибаться никому не заказано, но и без научной точки зрения, если просто на небо посмотреть, сразу все ясно станет. Не может дождя быть при таком небе. Никак не может. Даже если циклон пришел. А ты как думаешь?

– Никак.

– А зачем ты туда идешь? – сменил тему Коля.

– Куда? – не понял Василич.

– Ну туда же, – Коля махнул рукой вдоль улицы. – Куда и я.

– Надо, – сказал Василич и прибавил шагу.

– Раз надо, так надо, – сказал Коля, стараясь не отстать.

Они ненадолго замолчали. Старый пожелтевший асфальт шуршал под ногами с тем же звуком, с каким Василич шмыгал носом. Стараясь идти с ним в ногу, Коля стал чеканить шаг: «Левой! Левой! Левой! Шире шаг!»

Василич не совсем тактично сменил ногу. Коля еще попытался подстроиться, но в конце концов опять сбился и был вынужден обидеться.

Они молчали, пока не дошли до развилки.

– Тебе туда?.. – сердито спросил Василич, показывая на юго-запад, украшенный красным кирпичным зданием закрытого универмага.

– А тебе куда? – спросил Коля.

– Куда надо, – отрезал Василич.

– А я могу и туда, и сюда, – сказал Коля. – Мне все равно.

– Тьфу, – обозлился Василич. – И чего ты ко мне прицепился? А? Чего тебе от меня надо?

– Да ничего, – обиженно сказал Коля, – а чего?

– Так вот если ничего, то отстань и иди своей дорогой, понял?!

– Понял, – мирно сказал Коля, – да я просто с тобой поговорить хотел и всё…

– Поговорить, поговорить, да о чем поговорить?! – взорвался Василич.

– Да так, о том о сем. А чего?

– Да ничего! Мать твою за ногу! Надоело! Лезешь без дела, как будто делать нечего.

– Так ведь воскресенье, – оправдывался Коля. – Чего делать, если воскресенье.

– А я почем знаю?! Вот прицепился. Погода, погода, левой, правой! Тьфу!

Некоторое время Коля беспомощно смотрел ему вслед, потом бросился за ним:

– Эй! Василич! Постой!

Даже пиджак с чужого плеча вздрогнул на Василиче. Он медленно повернулся с искаженным лицом.

Коля торопливо отступил.

– Ты мне десятку должен, – быстро сообщил он и виновато добавил: – Вот какие дела.

– Десятку? – потерялся Василич. – Какую десятку? Что ты мелешь?

– А помнишь, брал неделю назад, сказал, через два дня вернешь. Вот, ту самую.

Василич нахмурился. Только сопел.

– Ну так что, вспомнил? – спросил Коля.

– Вспомнил, – сказал Василич и шмыгнул носом. – Отдам я ее тебе. Бог свидетель, отдам. Только не сейчас. Нету у меня сейчас. С получки и отдам.

– Так до получки еще… – начал было Коля.

– А тебе чего, приспичило, что ли? Вот на тебе, видите ли, вынь да положь ему десять рублей. Ты что, уезжаешь, что ли?

– Да нет, – опешил Коля, – не уезжаю, но разве это только когда уезжаешь.

– Ну вот, если не уезжаешь, то и подождешь, ничего с тобой не случится. Понял?

– Понял, – сказал Коля.

– Тогда привет, – закончил Василич и пошел, пошел, пошел… пока не ушел.

С некоторым сожалением Коля вернулся во двор, свистнул пару раз под открытыми окнами блочного дома, но, ничего в ответ не дождавшись, уныло направился к скучающим старухам. Другого выхода он не видел, как не видел его полчаса назад, когда солнце стояло ниже, а надежд было больше.

Старухи молча смотрели, как он подходил к ним и с каждым шагом улыбался все шире и радостней, а когда остановился, можно было подумать, что в его жизни не было встречи более желанной, чем эта. По доброте своей душевной старухам ничего не оставалось делать, как ответить ему тем же и в той же степени, только несколько недоуменно. Это, по-видимому, заставило Колю понять чрезмерность своего чувства, и потому он сразу помрачнел.

– Ну так как? – спросил он строго, но не очень.

Старухи с сомнением переглянулись:

– Хорошо…

– Вот, вот… – сказал Коля и посмотрел на небо. – И я говорю, хорошо. А Федора не было?

– Не было, – сказала одна.

– А какого? – спросила другая.

– Значит, спит, – сказал Коля. – Больше ему ничего не остается. Одно слово – воскресенье. Спи сколько влезет, и всё тут. А чего еще? Больше нечего. Я бы тоже спал, да погода хорошая. Правда, дождь обещали, но, может, и ошиблись. Это дело такое, точно не скажешь. Природа. А природа, она.

Коля прервался. Старухи не слушали, а заинтересованно уставились ему за спину. Он оглянулся. Три мужика спешили через двор к автобусной остановке. Автобуса не было и по расписанию быть не могло.

– Эй! – крикнул Коля. – Привет!

Не останавливаясь, один из мужиков оглянулся, что-то неразборчиво ответил и тем ограничился.

– Вы куда?.. – закричал Коля.

Мужики скрылись за углом.

Коля немного подождал, потом сел на лавочку.

– Купаться пошли. Больше некуда. Только зря это они. Вода еще холодная. Я позавчера ходил. Очень холодная вода. Как влезешь, так и вылезешь. Рано еще купаться. Вот в прошлом году значительно теплее было, и то в это время еще не купались. А теперь и подавно нельзя. Ноги сводит. Только по колено влезешь, а уж готов – судорога. Так что зря они пошли. Хоть и погода хорошая, позагорать можно, а зря. Да и дождь пойдет, обещали все-таки…

Старухи хихикнули. Коля замолк, подозрительно обвел их взглядом и поднялся с лавочки.

– Ну ладно, – сказал он озабоченно. – Идти мне надо. Дел по горло. А с вами все равно ничего не высидишь, хоть всю жизнь сиди.

Он еще раз посмотрел на их неподвижные лица, словно ждал чего-то, потом махнул рукой, как на явную бесполезность, и направился через двор к дому напротив.

Одинокий ребенок, невесть откуда очутившийся во дворе и теперь сидевший в пустой песочнице, как старый волк в клетке, равнодушно показал ему язык. Коля со значением покрутил пальцем у виска. Ребенок ответил тем же. В воспитательных целях Коля сделал вид, что ничего не заметил, и торопливо прошел мимо. Если бы в песочнице имелся песок, ребенок бы этого так не оставил. Дети имеют право на заслуженное внимание. Но песка в песочнице не было, и потому Коля благополучно дошел до дома и, задрав голову, еще успел заметить, как на третьем этаже отпрянуло от окна и больше не появилось чье-то лицо.

Он постоял в надежде, призывно свистнул, но в это время из подъезда вышла пожилая женщина в летней шляпке с обвисшей ягодой на полях. И свист сразу оборвался, потому что источник свиста неуверенно дернулся в сторону, как будто собирался сбежать, но остался стоять, виновато улыбаясь и не зная, куда деть руки. И сразу стало ясно, что как мужественный человек Коля не состоялся.

– Доброе утро, Татьяна Иванна, – сказал он так виновато, как только мог.

Татьяна Иванна посмотрела на него недобрым взглядом из-под нахмуренных бровей и очень криво усмехнулась.

– Ну здравствуй, – сказала она после паузы, не спуская с него холодных глаз. – Всё свистишь?

– Свистю, – сказал Коля и позеленел.

Татьяна Иванна кивнула, как будто так и должно быть всегда и никак иначе.

Под ее взглядом Коля поежился и неуверенно сказал:

– А хорошая сегодня погода.

– Хорошая, – вызывающе согласилась Татьяна Иванна.

– А по радио дождь обещали, – заученно продолжил Коля.

– Знаю. Что дальше?

– Ничего. – Коля замялся. – А Наташа дома?

Если бы обещанный дождь шел, то после этих слов мог бы прогреметь гром.

– Ну дома…

– Это хорошо, – обрадовался Коля. – Это хорошо, если дома. Я зайду, да?..

– Нет. И не собирайся.

Коля смутился, покосился на открытые окна.

– Да я на минутку. Зайду и выйду.

– Хватит, назаходился… Чтоб ноги твоей там не было. Понял?

– Понял.

Татьяна Иванна смерила его уничтожающим взглядом, круто повернулась и пошла к автобусной остановке, хотя автобуса все еще не было и по расписанию быть не могло.

Коля вздохнул и направился в подъезд.

– Куда?!

Окрик Татьяны Иванны пригвоздил его к месту. Он дернулся, как на крючке, и полузадушено обернулся:

– Да я к Феде.

– К Феде. Знаю я твоего Федю. Ты смотри у меня, если что узнаю, плохо тебе будет, так плохо, что хуже некуда!

Коля обреченно кивнул и, проводив взглядом ее удаляющуюся многообещающую фигуру, вошел в подъезд.

Поднявшись на третий этаж, он долго вытирал ноги о половик, потом протяжно позвонил. Дверь не открывали. Коля позвонил еще раз и прислушался. Так как слышно было совсем плохо, он прижался ухом к двери, и здесь дверь открылась. На пороге стояла чужая жена Валя.

Коля смущенно заулыбался и развел руками в стороны.

– Уже? – сказала-спросила чужая жена Валя и тем ограничилась.

– Уже, – сказал-попросился Коля. – А Федя дома?

– Дома. – Валя сдалась и посторонилась. – Проходи, раз пришел.

– Спасибо, – неуверенно поблагодарил Коля и боком прошел в квартиру. Валя поправила смятый половик и закрыла за ним дверь.

На кухне у открытого окна сидел законный муж Вали по имени Федя и меланхолично дергал себя за усы. Перед ним стояло зеркало.

– А-а-а, – неопределенно сказал он, – пришел…

– Да, – сказал Коля, – а чего делать.

– Это точно, – согласился Федя, – делать нечего. Да ты не стой, садись. Вон, на стул, только тулуп сними. А я сейчас. – Он вышел, унося с собой зеркало.

Коля взял со стула тулуп, огляделся по сторонам в поисках места, куда можно было бы его положить, не нашел и сел на стул, держа тулуп в руках, как букет овчины. От тулупа пахло нафталином и второй старостью. Коля скоропостижно чихнул.

Вернулся Федя:

– Будь здоров!

– Спасибо, – сказал Коля, не удержался и снова чихнул.

Федя отвернулся.

– Валя!

Коля украдкой вытер тулуп.

– Мы его просушиться вытащили, – некстати пояснил Федя, – пока солнце и погода сухая.

Вошла Валя. Молча посмотрела на мужа. Повеяло леденящим холодом.

– Тулуп возьми, – сказал Федя. – Нафталином воняет. – И, уже обращаясь к Коле, спросил: – Чай пить будешь?

– А может, мне за пивом сходить? – спохватился Коля.

– Нечего, – сказала Валя, энергично вырывая тулуп из Колиных рук. – Каждый раз одно и то же. Как начнете, так и не кончите…

Она раздраженно вышла, унося отобранный тулуп. Федя развел руками: ничего не поделаешь. Коля понимающе кивнул. Они замолчали.

Вернулась Валя, села за холодильник и уставилась немигающими глазами на Колю.

Коля смутился, достал пачку сигарет.

– Я покурю?

– Кури, – сказал Федя.

– А ты? – спросил Коля и протянул ему пачку.

– Я курил, – сказал Федя, – только что, перед твоим приходом… – Он вздохнул, беспричинно оглянулся на Валю и принялся крутить усы, глядя на залитые солнцем окна противоположного дома.

Коля закурил, проследил его безучастный взгляд и неуверенно сказал:

– Хорошая сегодня погода, да?

Федя кивнул. Хорошая.

Коля затянулся, выпустил дым и отчаянно продолжил:

– А по радио дождь обещали. Циклон, говорят, пришел. Слыхали?

– Слыхали, – сказал Федя.

– Василича сегодня видел, – сказал Коля. – Я к универмагу ходил, а ему по пути было. Так он не слыхал. Очень удивлялся. Как же, говорит, такая погода хорошая, тепло, солнце вовсю светит, и вот тебе на – дождь будет. Не поверил. А Филомеев со своими купаться пошел. Совсем мужик спятил. Я позавчера ходил, вода ледяная, ноги сводит. Куда там купаться, умыться и то противно. – Коля посмотрел в окно и добавил: – А дождь будет, хотя с виду нипочем не скажешь. А ты как думаешь?

– Может, и будет, – сказал Федя миролюбиво, – а может, и нет. Ты, Коль, не обижайся, но мне это как-то все равно, что будет, что не будет, разница-то какая?

– Большая, – неодобрительно сказал Коля и замолчал.

Федя подождал. Коля молчал, только курил и стряхивал пепел в блюдце.

– Для тебя, может, и большая, – сказала, не выдержала, Валя из-за холодильника. – А для нас никакой.

Федя укоризненно посмотрел на нее и, смягчая, добавил:

– Ну если только принципиальная. А по существу ведь это неважно. Что будет, что не будет. Что так, что этак.

– Нет, – сказал Коля, – важно.

– Ты что, – вмешалась Валя, – зонтик купил?

– Нет, – глядя в пол, сказал Коля.

– Да уж, конечно, – продолжала Валя, – если бы ты зонтик купил, мы бы уже давно знали.

Федя от неожиданности крякнул. Коля дрожащей рукой стряхнул пепел мимо блюдца, испугался и суетливо сдул его на пол вместе с пеплом из блюдца. Никто ничего не говорил и говорить не собирался. Молчание затягивалось. Валя неподвижно сидела за холодильником и сверлила Колю взглядом.

– Ну, может, скажешь чего-нибудь, – наконец спросила она невесело, – новенького?

– Да ничего, – мрачно сказал Коля, – а чего там…

– Значит, ничего?.. – усмехнулась Валя.

– Да, в общем-то, конечно, ничего, – зло сказал Коля, затянулся поглубже и выдохнул вместе с дымом: – Вот только уезжаю я. – И закашлялся.

– Чего, чего?.. – недоверчиво удивилась Валя, а Федя перестал крутить усы.

– Уезжаю, вот чего… – сквозь кашель прохрипел Коля.

Федя посмотрел на Валю, Валя посмотрела на Федю. Это не помогло ни Вале, ни Феде.

– Куда это ты уезжаешь? – неуверенно спросил Федя.

– Да вот, – сказал Коля, справившись с кашлем, – подвернулось тут одно дело.

– Когда это оно тебе подвернулось, когда еще вчера вечером ты никуда не собирался? – возмутился Федя.

– Подвернулось, – стоял на своем Коля с отчаянной решимостью. – Так что теперь уезжаю. Вот только лишь бы дождя не было. Уж больно в дождь уезжать противно. Как думаешь, будет дождь или нет?

Мгновение Федя остолбенело смотрел на Колю, потом выглянул в окно.

– Вроде нет, – сообщил он, – и птицы высоко летают.

– Это хорошо, – сказал Коля, – если высоко. Тогда, может, и не будет.

– Куда же ты уезжаешь? – подозрительно спросила Валя.

– Далеко, – сказал Коля. – Далеко уезжаю. Буду вам только письма писать. Раз в месяц. – Он поудобнее уселся на стуле и закинул ногу на ногу.

– А куда далеко? – осторожно спросил Федя.

– Туда, – определил Коля и махнул рукой в сторону холодильника. – На Дальний Восток.

Федя присвистнул.

– Ну-ну…

– Так-то, – сказал Коля.

– А с какой стати, – не отставала Валя, – на Дальний Восток?

– С такой. Друг зовет.

– Какой еще друг?.. – удивился Федя. – У тебя их отродясь не водилось. Ну кроме меня, конечно.

– А вот и водились, – сказал Коля. – Мы в школе вместе учились. Я на задней парте, а он на передней. Как сейчас помню. Рыжий такой, толстый. Всё очки ронял. Я ему еще как-то в третьем классе в ухо заехал. Теперь он большим человеком стал. На руководящей должности.

– Что-то раньше я этого не слышал, – усомнился Федя.

– А я сам не слышал, – сказал Коля, – пока он мне письмо не прислал. А как прислал, так я сразу и решил: еду. Чего мне здесь сидеть без толку, а там хоть работа стоящая.

– А делать там чего будешь? – не унималась Валя.

– Да так, – сказал Коля, – по снабжению предлагают.

– Ты что, серьезно? – не выдержал Федя.

– Серьезно, – Коля даже обиделся, – как же еще. Да я, можно сказать, потому и пришел, чтобы вам об этом сообщить.

– Значит, уезжаешь… – погрустнела Валя. – Так вот берешь и уезжаешь.

– Беру и уезжаю, – подтвердил Коля.

– Ну ты даешь!.. – восхитился Федя. – Ну и дела!.. Я тебя поздравляю. Я тебя поздравляю.

Он встал и с чувством пожал Коле руку. Коля смущенно кивал и прятал глаза. Федю раздувало от восторга.

– А у нас, кажется, где-то пиво завалялось. Валь, а Валь, посмотри в холодильнике, пиво у нас не завалялось?.. – Он обвел Колю сияющим взглядом и прищелкнул языком: – Ну ловкач. Такое дело отметить надо.

– Завалялось, – сказала Валя.

– Да ни к чему это, – неуверенно отказывался Коля.

– Рыбки достать? – спросила Валя.

– Доставай! – разошелся Федя. – К пиву оно в самый раз будет.

Валя поставила на стол пару бутылок пива и открытую банку балыка.

– За отъезд, – сказал Федя.

– За отъезд, – сказал Коля.

– За отъезд, – сказала Валя. – А когда едешь?

– Скоро.

– Скоро… – разочаровалась Валя. – Так это когда будет, твое скоро?

– Когда?.. – растерянно переспросил Коля. Он не чувствовал разницы. – А что?

– Как что? Может, ты целую неделю будешь всем голову морочить, а потом никуда не уедешь. Вот я потому и спрашиваю: когда едешь?

– Что ты к нему пристала? – вмешался Федя. – Он же сказал: уезжает. Значит, не сегодня-завтра и уедет. Всё путем. Правда, Коль?

– Правда.

– И какая разница, когда именно, – продолжал Федя. – Что сейчас, что завтра. Не во времени дело, а в пространстве.

– Ну… завтра… – сказала Валя. – До завтра еще дожить надо.

– Да не завтра. Не завтра. Сегодня я уезжаю, – Коля это сказал и сам себе удивился.

– Ну ты даешь! – обрадовался Федя и обратился к Вале: – Слыхала? Поняла? – Он влюбленно посмотрел на Колю. – Сегодня! Вот так дела! Бери рыбу, закусывай. По блату достали, не как-нибудь. Хотя. – Он огорченно почесал в затылке. – Тебе теперь, наверно, все равно, рыбы там до черта должно быть. Еще надоест.

– Конечно, – сказал Коля, грустно глядя на балык. – Спасибо. Там поем.

– Слушай, а платить сколько будут? – спросила Валя.

– Много, – сказал Коля. – Точно не знаю, но много.

Он обвел взглядом притихших хозяев, поставил стакан, вытер рукой губы и встал.

– Еще раз спасибо, – сказал он, – но мне идти надо.

– Да ты посиди, куда торопишься, посиди, расскажи толком.

– Нет, – сказал Коля. – Идти надо. Дел много.

– Ну конечно, – согласилась Валя, – собираться, складываться, а то не успеешь.

– Да, – сказал Коля, – собираться, складываться. Засиделся я с вами. – Он посмотрел на часы и нахмурился. – Пора.

– Ну смотри, – сказал Федя, – дело твое. Если надо, значит, надо. Может, тебе помочь чего, а то я могу… Ты ведь знаешь, я всегда, если что.

– Не надо, я сам.

– Коля, – вспомнила Валя, – а Наташа тоже едет?

– Наташа?.. – Коля растерялся. – Нет, не едет.

– Значит, – сказала Валя, – от ворот поворот.

– Да нет, – сказал Коля, – с какой стати?

– Ну как же, ты уезжаешь, она остается, значит, всё, разошлись, как в море корабли?

– Ну, в общем-то… – Коля замешкался, – получается, конечно, что так, но на самом деле.

– Послушай, – догадалась Валя, – а ты ей вообще говорил, что уезжаешь?

Коля закашлялся.

– Нет, не говорил, – поняла Валя.

– Ну ты даешь!.. – сказал Федя. – Раз, два и готово. И с концами в воду! – Он продемонстрировал спуск концов в воду и торопливо вышел из кухни.

– Значит, она даже не знает, – задумчиво сказала Валя. – А как же теперь будет?

Коля помрачнел.

– Что будет?

– Как ты ей скажешь об этом? Как ты ей в глаза смотреть будешь?

– Как, как. Очень просто. Возьму и скажу. И в глаза буду смотреть. Она мне еще не такое говорила и тоже в глаза смотрела. Так что обойдется.

Валя промолчала: видно, понимала. Коля нервно прикурил от окурка новую сигарету. На ходу надевая пиджак, вернулся Федя.

– Ты-то куда?! – взъелась на него Валя.

– Мне за сигаретами надо, и вообще, что я дома сидеть обязан. – Он слил в стакан остатки пива и жадно выпил.

Валя поджала губы и промолчала.

– Значит, – сказал Коля, – в таком случае, до свидания.

– До свидания, – сказала Валя, – может, теперь и не увидимся больше, дай-ка я тебя поцелую на прощание…

– Да он вечером уезжает, – вмешался Федя, – еще успеешь двадцать раз попрощаться.

Валя расцеловала Колю в обе щеки и прослезилась.

– Ну не надо, не надо, – сказал Коля жалобно, – чего там.

Они вышли во двор, как уже давно не выходили, рядом, вместе, довольные друг другом. Федя придержал дверь, пропуская Колю, и гордо огляделся по сторонам.

Орали дети, полоскалось белье на ветру, в беседке скучало молодое поколение допризывного возраста.

– Ты кому-нибудь говорил? – спросил Федя.

– Нет, – покачал головой Коля. – Вы первые.

Федя удовлетворенно кивнул.

– Понял. Я в тебе никогда не сомневался. Ты настоящий друг.

– Спасибо, – сказал Коля.

– Не за что. Лучше пошли.

– Куда?

– К тебе, – сказал Федя. – Будем собираться.

Он деловито взял Колю под руку и потащил через двор к противоположному дому.

– Коля!

Коля растерянно оглянулся. Из открытого окна третьего этажа махала рукой Валя. Для простого, будничного воскресенья это было более чем необычно. В ответ Коля слабо махнул рукой и смутился. Он уже чувствовал, как внимание двора неотвратимо сосредотачивается на нем.

– А тебе уезжать не жалко? – покосившись на Валю, спросил Федя. – Все-таки столько лет здесь жил. Прижился, можно сказать, и вот на тебе, адью, съехал. А?

Коля опустошенно посмотрел на Федю, потом на вереницу развешенных пододеяльников, на беседку, на галдящих в песочнице детей и неопределенно пожал плечами:

– Не знаю. Как-то сразу не разберешься.

– Это просто ты еще не понял, не прочувствовал, – изрек Федя. – А когда поймешь, прочувствуешь. – Он задумался на мгновение, потом решительно сплюнул. – Хотя, конечно, Дальний Восток, с другой стороны – новая жизнь и все такое… Ты уже, наверно, весь там, в делах, в заботах. Везет же тебе. Я даже завидую. Веришь? Никогда тебе не завидовал, а теперь завидую. Ну и дела.

Они неумолимо приближались к подъезду, рядом с которым грелись на лавочке старухи и сидела Татьяна Иванна, мать Натальи. Сидела прямо и неподвижно, словно в фотоателье, когда фотографируют на паспорт.

– Ну чего? Испугался? – Федя дернул за рукав остановившегося Колю и потащил его дальше, упрямо и прямо к подъезду. – Ничего, пусть знают наших, пошли, со мной не пропадешь.

Старухи уже давно с любопытством смотрели на них, а Татьяна Иванна давно делала вид, что не смотрит.

– Здрасте, наше вам, люди добрые, – Федя отвесил поклон старухам и Татьяне Иванне персонально.

– Здрасте, здрасте, – закивали старухи.

Татьяна Иванна только кивнула. Ее холодность Федя решительно проигнорировал.

– Слыхали, бабули? – Он хлопнул Колю по плечу. – Слыхали, что наш Коля выкинул? А? Не ведаете? Сейчас опупеете!

– Не трепи! – возмутился Коля. – Помолчи, слышь!

– А чего? Чего такого? – обиделся Федя. – Сказать нельзя? Тоже мне. Всё равно узнают.

Татьяна Иванна окинула их быстрым взглядом, напряглась, привстала:

– Чего это он еще выкинул?!

Федя расхохотался:

– Во, видишь, уже интересуются.

– Опять?! – Татьяна Иванна рванулась к Коле и вцепилась в него мертвой хваткой. – Когда же ты успел, погубец! Когда?! Я ж из тебя все потроха вытряхну!

– Да нет, Татьяна Иванна! Не ходил я! Не ходил! – отбивался Коля. – Да постойте вы, черт побери!