Текст книги "Отвага и риск"

2

Полковник Крушицын Евгений Николаевич прошелся по кабинету, постоял под прохладной воздушной струей, которая плавно лилась из кондиционера, устало опустился на стул. Взгляд его остановился на папке с бумагами, которые предстояло прочесть, обдумать и каждой дать ход к исполнению. Текучка заедала, наваливалась очередной волной, но он каждую свободную минуту возвращался к тому, что задумал претворить в жизнь. Сделать то, что требовалось от каждого командира: навести и утвердить должный армейский порядок во вверенном ему полку. Претворить в жизнь четкие параграфы Уставов, инструкций и наставлений, не взирая ни на какие местные условия и особенности пребывания в этой отсталой азиатской стране. И он это сделает! Приложит все усилия и добьется!

С чего начинается порядок? С четкого соблюдения параграфов Устава. А соблюдение параграфов Устава? С дисциплины. Дисциплины везде и во всем. И прежде всего с главного – с внешнего вида. Чистая опрятная форма одежды без слов характеризует не только солдата и офицера, но и их командира. А неряшливая и грязная? Да еще и без соблюдения требований Устава? А если эти элементарные требования к внешнему виду нарушают офицеры? Какой пример они подают низшим чинам? Что тогда требовать от солдат и сержантов?

В первый же день своего прибытия в Афганистан на военном аэродроме Кабула ему бросилась в глаза здешняя непонятная чехарда с обмундированием, безалаберное отношение к ношению повседневной формы. Особенно задел его внешний вид летчиков. В его полку, в котором ему служить и командовать! Кто в комбинезоне, кто в спортивной куртке, кто в засаленной выгоревшей рубахе, на головах – панамы, пилотки, фуражки, а на ногах – даже кеды, сандалии и домашние тапочки… Черт знает что! И это за границей, рядом с афганскими летными частями и столичным международным портом, где иностранцы смотрят на советских воинов! Какое впечатление они, улетая в разные страны, увезут с собой?

За длинные три дня отбывавший в Союз командир полка Юрий Иванович Климов, не прерывая руководство боевыми действиями, ввел Крушицына в обстановку по всем вопросам. Полк – отдельный, смешанно-авиационный, в его составе три эскадрильи. Первая эскадрилья – военно-транспортная авиация, самолеты – Ан-12 и Ан-26 и другие. Вторая и третья эскадрильи – вертолетные, на плечах которых лежит основная нагрузка по боевому обеспечению сухопутных войск. Во второй эскадрилье – экипажи вертолетов Ми-24, прозванные за пестроту «полосатыми», «крокодилами», – главная боевая ударная сила и мощь полка, а в третьей – экипажи вертолетов Ми-8 – трудовые «пчелки», «зеленые», которые выполняют разнообразные функции – от высадки десантных групп, вывоза раненых, патрулирования на дорогах до доставки боеприпасов и продовольствия в отдаленные районы.

Особенностью службы было еще и то, что командир авиационного полка одновременно являлся начальником гарнизона, на территории которого находились еще семь отдельных воинских частей различного назначения. На начальника гарнизона кроме всех прочих обязанностей возлагалась координация действий по охране и обороне аэродрома, военного городка, а также поддержание уставного воинского порядка.

День загружен до предела. С утра – вопросы авиационные, потом гарнизонное совещание, на котором рассматривались и ставились задачи руководящему составу по проведению боевых действий, обсуждались вопросы по обеспечению горюче-смазочными материалами, боеприпасами, продовольствием, водоснабжением; радиотехническое обеспечение боевых вылетов, мероприятия по противоэпидемической обработке, вопросы медицины и культуры, торговли, строительства модуля для проживания личного состава. А после внутренних совещаний – поездки в штаб армии, детальное изучение поступивших боевых задач, их уяснение, оценка обстановки на земле и в воздухе и принятие решения на постановку задач по эскадрильям всему летному составу. С утра и до вечера, а на следующий день все повторялось сначала.

Но это не весь перечень обязанностей.

Аэродром Кабул – это еще и ворота страны, через которые прилетало и вылетало руководство различных рангов, включая наше и афганское. И на плечи начальника гарнизона легла официальная обязанность быть «дежурным по перрону», встречать и провожать самолеты с именитыми особами, важными государственными чинами и начальством и тут же получать указания и распоряжения.

С первых дней своего самостоятельного командования Евгений Николаевич почувствовал резко возросшую нагрузку и навалившуюся ответственность. Все было здесь, в Афганистане, не так, как было принято в Союзе, и к чему привык за многие годы службы.

Самое неприятным и трудным для полковника Крушицына было повторение, а по сути, ежедневное вдалбливание в сознание каждого командира одного и того же, а именно: обязательное соблюдение инструкции по безопасности полетов при выполнении боевых заданий. Он это внушал перед строем и по отдельности в личных беседах. Внушал настойчиво и целенаправленно, поскольку считал такое прямое воздействие на умы подчиненных одним из главных пунктов своего плана по наведению порядка. Соблюдая инструкцию по безопасности полетов, летчик вырабатывает в себе твердость и внутреннюю дисциплину.

А экипажи в большинстве своем, мягко говоря, разболтались при прежнем командире полка и, стремясь как можно лучше и эффективнее выполнить боевую задачу, допускали вольности в полете. Постоянно сами изменяли параметры полета по скорости, особенно по высоте, а отсюда и погрешности по боевому применению огневых средств. Вертолеты невольно входили в зону обстрела и, как следствие, прилетали с пулевыми пробоинами и рваными дырами. Проводились по всей строгости расследования, разбор допущенных нарушений, и как наказание отстранение на несколько дней от полетов. Эта мера наказания была действенной: летчик имел возможность подумать и осознать свои промахи. Ведь многим из них при выполнении боевых задач приходилось подниматься в воздух по четыре-пять раз в течение дня и, естественно, как считал полковник, у них притуплялась бдительность, чувство опасности, возникало даже некое безразличное состояние. А этого не должно быть! Евгений Николаевич был твердо убежден, что там, где нарушается дисциплина, самовольно трактуются параграфы инструкции, особенно по безопасности полетов, жди неприятности. Возможны тяжелые потери как техники, так и экипажей.

Телефонный звонок нарушил ход размышления. Крушицын снял трубку.

– Слушаю!

– Товарищ подполковник, звонят из командного пункта ВВС, – доложил дежурный по штабу. – Просят вас лично!

– Соединяй!

– Крушицын! Привет! – послышался в трубке голос знакомого полковника. – Срочно подготовь взлетно-посадочную полосу для вылета самолета Ту-154 в Москву!

– Чей самолет? – привычно спросил Евгений Николаевич. – Что за спешка? Кто летит?

– Приказ ГК ВВС!

Крушицын знал, что ГК – Главком ВВС маршал авиации Ефимов – находится в Кабуле, в штабе 40-й армии.

– На взлетно-посадочной полосе в данный момент идут ремонтные работы, на ней строительная техника, и проводят ремонт сами афганцы, – доложил Евгений Николаевич. – Освободить быстро не могу!

– Крушицын, не дури! – голос дежурного на командном пункте обрел приказной тон. – Бери вооруженную группу десантников и разгони всех с полосы! Через пару часов она должна быть свободной!

Евгений Николаевич мысленно чертыхнулся. Взлетно-посадочная полоса прежде всего нужна нам, а не афганцам, и ему стоило немалых усилий уговорить афганское руководство начать ремонтные работы. Но приказ надо выполнять!

Сел в машину и покатил к афганцам. На аэродроме базировался афганский авиационный полк, и с его командиром постоянно приходилось согласовывать как воздушное пространство, так и выполнение совместных боевых задач.

– Не могу освободить, – ответил старший офицер, отвечавший за ремонт. – У меня приказ: закончить быстро!

– В темноте работать не будете?

– Нет.

– Рабочий день у вас заканчивается, а нашему самолету срочно нужно вылететь в Москву! Наши солдаты помогут освободить полосу, а как самолет улетит, вернем строительную технику.

Через два часа взлетно-посадочная полоса была свободна. Крушицын доложил об этом на КП ВВС. А еще через час комфортабельный военно-транспортный самолет ТУ-154 улетел в Москву.

Крушицын удивился, что его, начальника гарнизона, в нарушение всех правил, не только не пригласили на проводы, но даже не известили о времени отлета! Евгений Николаевич не обиделся, но все же снял трубку и позвонил на КП ВВС.

– Если не секрет, скажите мне, к чему была такая спешка? Мне просто интересно!

– Секрет не больно важный. Улетела домой жена маршала, главкома ВВС.

– Тьфу! Блядские дела! – возмущенно выругался, не выдержав, Крушицын. – Из-за нее одной столько людей подняли на ноги!

– Потише, полковник! Возмущаться будешь у себя дома, когда вернешься!

И в трубке послышались короткие гудки.

Глава вторая

1

Солнце медленно опускалось, уходя за вершину горы. А с другой стороны долины еще более высокие снежные вершины окрасились в блекло-розовые цвета и тускло светились, отражая закатные лучи и четко вырисовываясь зубчатыми пиками на голубом небе. Длинный летний день подходил к концу. Внизу по долине уже забелел прозрачной кисеей вечерний туман. Быстро темнело, сгущались сумерки.

Александр Беляк вел вертолет к заданной точке. Корняхин следовал за ним. Выполнив задачу по сопровождению колонны, они теперь должны были приступить к ночному дежурству.

Сегодня с самого рассвета они с Корняхиным не знали покоя. Их пара взлетала уже в третий раз. С утра сопровождали транспортную колонну. Потом целый день поддерживали огнем афганский батальон. Только сели, даже не успели сбегать в столовую пообедать, как получили новое задание. Да еще удлиненное, с переходом в ночное дежурство. Вымотались основательно. Усталые, злые и голодные. Да еще позавчерашние неприятные известия одно за другим ударили в одну точку, по сердцу. Утром – семейные проблемы Валентина Легостаева, а вечером – письмо от мамы. Оно посеяло тревогу в его душе. И солнечные дни превратились в хмурое осеннее ненастье.

Беляк вывел свою пару в заданный квадрат. Доложил на командный пункт полка:

– Занял высоту две тысячи над точкой!

– Ты ближе всех. Пиши координаты, – и с земли последовали четкие указания.

– Записал, – ответил Беляк.

Быстро взглянул на карту. Это был высокогорный район Митерлам, осиное гнездо душманов. Криво усмехнулся. Тот еще район! Работал в этом районе в экипаже Паршина еще в прошлую поездку в Афганистан. Ночи темные, местность без ориентиров, не к чему ни привязаться, ни зацепиться.

– Моя задача?

– Поддержать огнем наш батальон у блок-поста.

– Двадцать первый понял! Поддержать огнем!

– Выполняйте!

Беляк спросил своего оператора:

– Записал координаты?

– Да, командир, записал.

– Следи за маршрутом!

Включил внешнее переговорное устройство.

– Слыхал новую задачу? – спросил у ведомого.

– Да! – ответил Корняхин и грустно добавил: – веселого мало.

– Приступаем выполнять задачу! – пресек его размышления Беляк.

И оба вертолета, словно связанные невидимой цепью, один за другим сделав разворот, легли на курс.

Прошли Джелалабадские ворота, место, где высоченные горы близко подходят друг к другу. Их силуэты были едва различимы на темном небе, густо усыпанном звездами. Вершины гор поднимались выше высоты полета винтокрылых машин. Внизу сгущалась темнота. Ни одного, хотя бы крохотного, огонька. А вверху – россыпь звезд, как огни далекого города.

– Командир, впереди по курсу! – доложил Микитюк.

– Вижу! – ответил Беляк.

Едва перевалили небольшую вершину, как далеко впереди стали видны огненные вспышки яростной стрельбы. С высоты по этим вспышкам хорошо просматривалось место боя. Было видно, что наши попали в серьезную западню. Душманы занимали выгодную позицию, обложили мотопехоту со всех сторон. По частым вспышкам Александр определил, что душманы не жалеют патронов. Бьют из автоматов, винтовок, гранатометов. Наши отвечают, огрызаются огнем, но положение их незавидное. Огненное кольцо сжималось.

Александр, не теряя времени, по радио запросил мотопехоту. Но связи не было. Земля не отвечала. Это вселяло тревогу. Беляк увеличил скорость до предела. Он спешил на помощь, ведя свою пару к месту боя.

Земля отозвалась только тогда, когда винтокрылые машины подлетели и зависли над полем боя. Она сама вышла на связь. Александр в наушниках услышал надорванный хриплый голос, услышал крик отчаяния:

– Ребята! Воздух! Боги! Ангелы, спасите! Выручайте!

– Дай нам целеуказание, куда стрелять! – сразу же ответил Беляк.

– Нечем! Нечем дать целеуказание! – отозвалась земля. – Патронов и боеприпасов уже нет! Те, что есть, на счету. Духи подошли на бросок гранаты. Готовимся к рукопашной! Их много! Бейте, как можете! Нам все равно конец!

Беляк закусил губу. Надо что-то предпринимать. И действовать быстро.

Вертолеты закружили над полем боя на высоте две тысячи метров.

– Земля! Слушай меня! – Александр старался вселить в мотострелков уверенность. – Мы вас поддержим! Только предупредите, дайте знать, когда начнете!

И Беляк тут же установил связь с командным пунктом 40-й армии. Доложил обстановку. На земле идет интенсивный бой, боеприпасы у мотострелков на исходе, духи превосходят численностью, обложили со всех сторон и уже подошли к блок-посту на двадцать метров.

Дежурный офицер ответил, что через пару часов к блок-посту прибудет подкрепление, а пока пусть держатся. И, заканчивая, он обратился к Беляку, не приказывая, а с просьбой:

– А ты, если сможешь, помоги!

Там, на командном пункте армии, хорошо знали этот непростой район, эту горную местность, понимали создавшуюся обстановку. Понимали и члены экипажа вертолета. Они видели, где находятся душманы и где мотострелки. Кругом высоченные горы. Отвесные крутые скалы. Повыше американских небоскребов и московских высоток… Тут и днем особенно не развернешься. А сейчас еще и темнота ночи. Как тут атаковать и стрелять? Большая вероятность самому врезаться в гору. Погубить себя и экипаж.

– Что будем делать? – спросил Беляк членов своего экипажа.

В ответ тишина.

Второй летчик и бортовой техник промолчали. Ни Микитюк, ни Артамонов не решились сказать командиру «Нет!». Но и не отважились его поддержать, не произнесли «Да!». Слишком большой риск. Так запросто погибать не очень-то хочется…

В эти короткие секунды, когда он спрашивал свой экипаж, а тот тягостно молчал, словно каждый из них набрал в рот воды, мозг Александра работал с быстротой счетно-решающего устройства. Взвешивал все «за» и «против». И «против» было больше. Слишком большая цена брошена на чашу весов.

Но там, внизу, погибали его соотечественники. Они сами не продержатся до подхода подкрепления. Душманы их сомнут. И помочь мотострелкам выстоять и продержаться может только он один. И больше никто! Брови сошлись у переносицы. Он стиснул зубы; на скулах выступили желваки.

– Буду атаковать! – в голосе Александра звучала уверенность и приказ.

Он принял решение – атаковать одному. Вертолет Корняхина остается на прежней высоте. По возможности будет прикрывать.

– Вперед! – скомандовал Беляк сам себе.

Двигатели натужно взвыли, подчиняясь воле командира. Послушный и грозный «крокодил» вышел на боевой курс. Беляк вжался спиной в кресло, чувствуя всем своим существом взволнованно-напряженную вибрацию винтокрылой машины. От принятого решения Александру сразу стало легко и свободно. Сомнения и нерешительность отлетели в сторону, как ненужная шелуха. Он сосредоточился и мысленно устремился туда, вниз, где сейчас решался вопрос жизни или смерти ребят.

Беляк действовал автоматически, сноровисто и быстро. Выключил все огни. Вышел на боевой курс. Загасил скорость до сваливания вертолета, и его винтокрылая машина, клюнув носом, круто устремилась вниз, в неизвестную темноту. Скорость росла стремительно быстро. Горное эхо умножило гул двигателей и лопастей, и воздушная волна, опережая пикирующую машину, обвально, грозовым раскатом, обрушилась в долину, наводя страх на моджахедов и окрыляя надеждой мотострелков.

В эти же секунды Александр прокричал командиру на блок-посту, чтобы тот прятал людей под броню, в укрытия, куда угодно.

– Буду работать «сваркой»! Пушкой и «гвоздями» в одном заходе! Двадцать метров между вами и духами – это ничто для меня!

– Лупи смело! – отвечал с земли тот же надорванный хриплый голос. – У меня осталось всего семь «карандашей»! Два из них – тяжелые «трехсотые» и остальные – «двухсотые»! Лучше ты отправь нас в рай вместе с духами, чем ждать, как они нам головы, как баранам, отрезать будут!

Беляк дал короткую очередь из пушки и, не меняя, удерживая угол стрельбы, напряженно всматриваясь, ждал разрывов и корректировки огня.

В темноте яркими вспышками прокатились разрывы.

– Молодец! – в наушниках послышался тот же хриплый голос. – Бери ближе! Метров на тридцать!

Александр увеличил угол пикирования. Пошли секунды, скорее мгновения, риска и подвига. Переключил пушку на очередь «длинная» и темп «большой». Нажал кнопку и стрелял, пока не выпустил весь боекомплект. Тут же переключил пакетник на «гвозди» и выпустил неуправляемые ракеты.

– Спасибо! – кричали с земли. – Все отлично!

Но и моджахеды не остались в долгу. Заработали сразу два крупнокалиберных пулемета, и в небо полетели огненные трассы. Стреляли из винтовок и автоматов, опытные охотники стреляли в небо на звук. Пули застучали по бронированному днищу вертолета.

А на земле гром разрывов снарядов и ракет сливался с гулом вертолета. Скорость пикирования была запредельной. Одна за другой гулко грохали бомбы, и горное эхо на сто голосов повторяло громовую какофонию.

Беляк слился с вертолетом и чувствовал каждой своей клеткой его живое биение. Во рту пересохло. Глотнул воздух. Капли пота скатывались по щекам.

– Все! – выдохнул Беляк, израсходовав весь боезапас.

Снаряды и ракеты ложились кучно. Это было видно по всполохам разрывов. И с земли по радио неслись радостные возгласы.

– Спасибо! Молодец!

Пора отворачивать. Беляк потянул ручку, выводя вертолет из атаки. Но потянул поспешно, торопясь отвести винтокрылую машину от скалы. В то же мгновение «крокодил» нервно вздрогнул и тревожно задрожал. Вертолет попал в глубокий «подхват», и его с неудержимой силой понесло на скалу, которая вздымалась впереди темной громадой.

В кабине воцарилась тревожная тишина. Двигатели, как бы захлебнувшись, затихли. Все табло мигало. А впереди щетинилась, быстро приближаясь, отвесная скала.

– Командир! Ты живой? – тревожно закричал Микитюк.

Беляк не ответил.

«Кранты!» – мелькнуло в голове. И Беляк почувствовал свою беспомощность. Ручку заклинило. По спине пробежали мурашки. Нажал ногой на левую педаль, замер в напряжении. Потекли бесконечно длинные мгновения. Беляк стиснул зубы. Пот стекал ручьями, заливал глаза. Он стал ждать, ждать с надеждой, когда педаль начнет двигаться или вертолет врежется в скалу. Облизнул пересохшие губы. Неужели конец? В голове пробежала, как кадры кинохроники, вся его жизнь.

В нескольких десятках метров от скалы вдруг упала скорость, и Беляк поймал это мгновение. Ручка управления пошла! И педаль тоже! Вертолет перестал трястись. Он снова стал послушным.

«Пронесло!» – мелькнула радостная мысль.

Беляк вывел винтокрылую машину из «подхвата», отвернул от скалы. Встал на обратный курс, уверенно набирая спасительную высоту.

– Я справа на месте! – услышал в наушниках доклад Корняхина.

– Теперь на базу! – приказал Беляк.

Оба вертолета развернулись в сторону своего аэродрома.

– Как у тебя? – спросил он бортового техника.

– Винто-моторная группа в норме! – ответил Артамонов.

– Ты живой? – спросил Микитюка.

– Живой! – отозвался летчик-оператор и тревожно спросил: – Был подхват?

– Да! – подтвердил Александр и добавил: – Бери управление!

– Взял управление!

Беляк облегченно откинулся на спинку кресла. Напряжение спало, но тревожное состояние не проходило. Его трясло, как в лихорадке. Капли холодного пота стекали по лицу, попадали глаза. Он весь взмок, словно его облили из ведра.

На подходе к дальнему приводу, который обозначали в темное электрические огни, Беляк взял управление вертолетом.

Совершил посадку.

Зарулил на стоянку.

Глянул на часы. Они показывали 2 часа 23 минуты уже нового дня.

Не вылез, а вывалился из вертолета.

– О подхвате молчок, никому не говорить, – сказал своему экипажу и попросил бортового техника: – Убери на хрен пленку САРППа! И так много переживаний свалилось на нас, не нужны еще лишние.

– Понял, – кивнул Артамонов и полез в вертолет снимать пленку САРППа – систему автоматического регистратора параметров полета.

А Беляк, тяжело ступая по земле, направился в вагончик. Нашел свободную кровать. Повалился на нее и тут же уснул.