Текст книги "Отвага и риск"

Глава седьмая

1

В Афганистане наступил большой религиозный праздник – Ураза-Байрам, или День Разговения.

По всей стране, от знойных пустынь юга до снежных гор севера, от горных долин востока до равнин запада, люди разных национальностей – пуштуны и таджики, узбеки и хозарийцы, туркмены и киргизы, нуристанцы и арабы и многие другие народности и племена, все мусульмане, как и правоверные всего мусульманского мира, – отмечают окончание длительного поста «рамазана», или «уразы».

Пост длился весь лунный месяц, и все это время правоверные мусульмане – и шииты, и сунниты – от восхода солнца до вечерних сумерек, весь длинный летний день не смели брать в рот никакой еды и лишь с появлением на небе первой звезды могли принимать пищу в вечерние и ночные часы, до рассвета. И вот теперь долгий изнурительный пост закончился, наступила долгожданная пятница, День Разговения, а с ней и начало торжества «Ураза-Байрам», веселых праздничных дней «Ид-аль – Фитр»! Это один из двух самых крупных праздников ислама, который в мусульманских странах отмечается широко и весело.

По мусульманским канонам, праздник «Ид-аль – Фитр» длится четыре дня. В первый день совершается общая молитва в большой мечети или под открытым небом. В честь праздника дома украшаются разноцветными полотнищами, коврами и цветами. В наступивших сумерках мечети, окруженные большими садами, кажутся похожими на древние замки. Купола и стены подсвечиваются многочисленными зелеными и розовыми лампочками. Их разноцветные гирлянды ярко освещают все вокруг. Многочисленные дуканы – лавки и лавочки по обеим сторонам дороги светятся замысловатыми гирляндами разноцветных лапочек, воздушных шаров, лент, изречениями из Корана, мудрыми двустишиями и шутливыми казуистичными призывами: «Просим прощения, но сегодня – за наличные, а завтра – в долг!» Рекламируя свой товар, дуканщики идут на всевозможные ухищрения и выдумки, чтобы привлечь покупателей. У мясных лавок вывешены по нескольку жирных бараньих туш, увитые золотой и серебристой фольгой, листьями кипариса и мирты. У портняжной мастерской высится целое дерево, сделанное из хлопка и утыканное разноцветными стекляшками и крохотными зеркальцами.

На бесчисленных лотках, выставленных на тротуарах, украшенных разноцветной материей, лентами, бумажными и живыми цветами, продаются всевозможные восточные сладости и деликатесы: различных сортов халва, прозрачные, как стекляшки, гроздья леденцов, мучнистые конфеты, замысловатые печенья, которыми славятся афганские булочники, и щербет всех цветов радуги. В котлах, в кипящем масле, жарится рыба; на мангалах дымятся, истекая янтарным жиром, шампуры с кусочками сочной баранины вперемежку с кусочками курдючного сала; жарятся кебабы – шашлык из рубленого мяса. На подносах – горы свежих лепешек, крупных и мелких, усыпанных кунжутом. Рядом выставлены огромные блюда с густо наперченным восточным горохом, который не разваривается и держит форму. Бесчисленные чайханы и ресторанчики михманханы распространяют ароматные запахи душистого плова и терпкого чая.

Тут же среди праздничной толпы шествуют дервиши, странствующие монахи. В старых порыжевших халатах, нечесаные, с длинными бородами, в высоких шапках, с висящей на груди, на металлической цепи, большой чашей, сделанной из коры тыквы. В руках – посох, похожий на пику, с острым наконечником внизу, или деревянная секира. В другой руке, на цепи, качается крохотная жаровня, распространяя ароматы трав. Дервиши, читая нараспев суры из Корана, обходят дуканы, обкуривая их своим кадилом, получая взамен милостыню в виде кусочков жареного мяса, нескольких конфет, пригоршни сладостей, пучков зелени, овощей.

Прямо на земле, разложив свои атрибуты, располагаются гадальщики, которые за небольшую плату выдают охранный амулет с замысловатыми формулами и мистическими знаками, смысл которых и они сами объяснить не могут. По соседству с ними располагаются знахари, разложив на земле многочисленные коробочки, скляночки, бутылки, банки с темными и светлыми кореньями, корой, различными настойками, смолами, семенами, высушенными травами и листьями, разнообразными снадобьями. Многие из этих знахарей-врачевателей являются носителями и хранителями передаваемых из поколения в поколение знаний народной афганской медицины. Повсюду снуют продавцы воздушных шаров, которые плывут в воздухе крупным букетом. В многоголосом шуме толпы выделяются голоса скоморохов, которые привлекают гуляющих забавными историями и песнями.

К празднику афганцы готовятся задолго, запасаются продуктами, шьют новые одежды. Каждая семья, независимо от достатка, старается к этим дням приобрести обнову каждому члену семьи, чтобы она приносила радость и придавала торжественность важному празднику. Особое место в наряде афганца занимает головной убор. В розничных магазинах-мастерских за час-полтора скорняки сошьют традиционную и самую распространенную в стране каракулевую шапку – «колах», которая по своей форме напоминает пилотку. Этот головной убор, с которым афганцы не расстаются даже в самые жаркие дни, является своеобразной визитной карточкой его обладателя. По колаху, как по лакмусовой бумажке, можно сразу определить имущественное положение его владельца.

Вот в стеклянных дверях роскошного магазина стоит его хозяин. Он в белоснежном европейском костюме, на голове дорогой, сшитый из светло-золотистого шелковистого каракуля, колах. Такой головной убор стоит месячной заработной платы солидного чиновника. А мимо проезжает на велосипеде разносчик почты. К раме велосипеда пристегнут потертый портфель, набитый бумагами, газетами и почтовыми отправлениями. Он в потертом пиджаке, тоже европейского покроя, а на голове тоже коричневый колах, но не такой роскошный, более простой. Почтальон бережет его от палящих лучей солнца, от дождя и уличной пыли, покрыв сверху куском целлофана.

Кстати, цвет каракулевой пилотки, его ворс, завитки и шелковистость также имеет немалое значение. Афганцы редко носят колах из черного каракуля, считая его самым простым. Предпочтение отдается коричневым и серым тонам, однако особо ценится «сур» – светло-коричневый каракуль с золотистым отливом. Есть еще и серебристый – «кабуд», который переливается яркими оттенками перламутра. Имеются еще несколько оттенков, но афганцы традиционно считают, что есть всего лишь семь основных видов.

Особое место в День Разговения у афганцев занимает трапеза, семейное праздничное застолье. Блюд в афганской кухне множество, как и восточных сладостей; у каждого народа и племени имеются свои простые и изысканные кушанья, но у всех центральное место за праздничным столом занимают блюда, которые готовят с мясом. По выращиванию скота, особенно овец, Афганистан занимает одно из первых мест в мире. И афганцы утверждают, что «лучше есть пережаренное мясо, чем самые лучшие бобы». И среди обилия и разнообразия мясных блюд у афганцев первое место занимает плов. В каждой местности и в каждом племени его приготавливают по-разному – из баранины, говядины, птицы, но обязательно с перцем, приправами и пряностями, и нередко само слово «плов» воспринимается как понятие «обед». Но и среди этого разнообразия имеются три основных плова – это белый плов, золотистый (светло-коричневый) и сладкий плов с морковью, айвой, фисташками, изюмом – «кабили», который традиционно подают на стол последним, как завершение праздничной трапезы.

В Кабуле, как и во многих городах и далеких горных и степных кишлаках, с наступлением вечера с каждого двора, из-за глинобитных дувалов, разносится ароматный запах жареного мяса и приготовляемого плова. А едва сумерки окутают прозрачной сиреневой дымкой сады и дома, а на потемневшем синем небе появится первая звезда, повсеместно начинается праздничное застолье. А по улицам, узким улочкам и переулкам спешат девушки, подростки и юноши – они разносят соседям, родственникам, друзьям и знакомым чаши и блюда, прикрытые чистым лоскутом материи, полотенцем или дорогим платком, с ароматным, только что приготовленным праздничным пловом.

2

Высшее партийное руководство и правительство Демократической Республики Афганистан с первых дней Апрельской революции 1978 года, несмотря на внутренние противоречия в партии, на тайную и открытую вражду группировок, провозгласило курс на коренное социальное изменение основ афганского общества, намереваясь за несколько лет сделать «прыжок из Средневековья в социализм». И сделать это при полном соблюдении национально-племенных и религиозных особенностей и традиций народа, обеспечив, как записано в новой Конституции, «уважение и защиту священной религии ислам. Всем мусульманам гарантируется и обеспечивается полная свобода отправления религиозных обрядов».

По центральному телевидению и радиостанции Кабула, по случаю праздника Ураза-Байрам, было передано Обращение правительства к народу, в котором, в частности, было сказано:

«В последнее время активно выдвигаются исламские лозунги. Мы с должным уважением относимся к религиозным убеждениям граждан нашей Демократической Республики, исповедующих ислам, как уважаем и другие религии. Главное состоит в том, какие цели преследуют силы, которые провозглашают те или иные лозунги. Под знаменем ислама… развертывается освободительная борьба во многих странах Востока. Об этом свидетельствует опыт мировой истории, в том числе и самой недавней, которая пишется сегодня в нашей республике.

Но этот же мировой опыт, как и опыт нашей страны, говорит о том, что исламские лозунги активно используют и ими оперируют и реакция, и различные контрреволюционные силы, выступающие против достижений Апрельской революции.

Правые круги духовенства и действующие вкупе с ними другие отряды внутренней и внешней реакции сегодня широко используют исламские лозунги в качестве основного духовного орудия контрреволюции, спекулируя на глубокой религиозности нашего населения, особенно его неграмотной части.

Поэтому на нынешнем этапе строительства социализма особенно актуальной стала выработка правильной религиозной политики, которая сможет объединить разные слои населения под победными знаменами Апрельской революции!».

3

Праздничные дни Ураза-Байрам послужили временным примирением противоборствующих сил в стране, поскольку обе стороны, являясь приверженцами ислама, отмечали один из двух главных религиозных праздников года. Возникла короткая передышка между боевыми действиями.

Командование афганского вертолетного полка, который базировался на этом же кабульском аэродроме, по случаю праздника, пригласило на совместный дружеский ужин группу офицеров советского полка.

– Спасибо за приглашение! – ответил полковник Крушицын афганскому коллеге.

Но принимать самостоятельное решение и организовывать поездку к афганцам он не решился. Посоветоваться не с кем. Замполит Мостовидов отсутствовал, находился на каком-то совещании в политотделе армии. Позвонил в штаб ВВС, но там ни командующего, ни его замов не было. Как сказал дежурный по штабу, они «отбыли на какое-то важное мероприятие в Дом правительства». Крушицын вызвал в свой кабинет своих заместителей – Аболакина и Екимова.

– Как быть?

– Отказываться неудобно, – сказал подполковник Екимов.

– Но и ехать нам, коммунистам, на религиозный праздник, пусть и в дружественную армию, негоже, – сказал Крушицын. – Лично я не поеду!

– Отказываться нельзя, – повторил Екимов. – Афганцы могут обидеться, принять как личное оскорбление. А нам с ними надо не только дружить, но и воевать.

Мнение подполковника Екимова было решающим. Он второй раз в Афганистане и лучше знает здешние нравы и традиции.

– Поедете вы оба, – решил Крушицын. – Кого еще с вами послать?

– Предлагаю командира пары – старшего лейтенанта, орденоносца Беляка, – сказал Екимов.

– Поощрить постоянного нарушителя инструкций по безопасности полетов? – ехидно спросил Крушицын.

– Его афганские летчики знают и уважают за храбрость, – ответил Екимов.

– Тогда в свою группу возьмите и Козловского, командира этого звена, – сказал Крушицын.

– Поощрить за то, что он постоянно под разными предлогами увиливает от боевых вылетов? – улыбнулся Екимов.

– Он родился и вырос в Ташкенте, наверняка знает восточный этикет, – предположил Крушицын и добавил: – Из третьей эскадрильи возьмите с собой капитана Солодкина, тоже орденоносец, только пусть захватит гитару. А вы, подполковник Екимов, будете старшим в группе!

В назначенное время командование афганского полка прислало легковую машину «тойота» за советскими офицерами.

– Американская легковушка? – спросил Аболакин, усаживаясь на заднее сиденье машины.

– Нет, японская, – ответил капитан Козловский.

– Хорошо живут! – сказал Александр Беляк.

– Весь Афганистан напичкан иностранными марками, – сказал Екимов, занимая место рядом с водителем.

Подполковники Аболакин и Екимов, как и капитан Козловский, надели парадные костюмы. А Солодкин и Беляк, которые только что возвратились с выполнения боевых задач, едва успели переодеться в повседневную офицерскую, с галстуком. У Беляка она местами промокла, темнела пятнами. Александр натянул ее, выскочив из душа, на мокрое тело. Но скрашивали вид два боевых ордена Красной Звезды, которые говорили о многом.

– У мусульман, говорят, сухой закон. Это правда? – обеспокоенно спросил Козловский, когда машина тронулась с места.

– А чего это тебя волнует? – задал встречный вопрос Валерий Солодкин.

– Праздник без выпивона – это не праздник, хотя и мусульманский. В рот на сухое горло ничего не полезет!

– Чаем зеленым будешь запивать, – улыбнулся Беляк.

– Не! Пейте чаек сами, а я прихватил, на всякий случай, баклажку со спиртом, – сказал Козловский.

– С разведенным? – оживился Солодкин.

– Не! Чистоган! – ответил Козловский.

– Мы в долю! – сказал Солодкин. – Разведем кока-колой!

– Разберемся на месте, – неопределенно ответил Козловский.

В афганской воинской части делегацию советских офицеров встречало руководство вертолетного полка. Все офицеры – в светло-зеленых мундирах, фуражках с высокими околышами, смуглолицые, черноусые. На погонах – пересекающиеся сабли и крупные звезды золотого цвета. На груди почти у всех по два-три афганских ордена.

– Переводчика не захватили, – спохватился подполковник Аболакин.

– Переводчика не надо! – сказал Мухаммед Нияз, командир афганского полка, широко улыбаясь, обнажая из-под черных усов крупные белоснежные зубы. – Половина наших офицеров училась летать в Советском Союзе!

Александр Беляк, как и остальные наши летчики, обратил внимание на добротные, в два этажа, кирпичные здания с широкими окнами, в которых расположился вертолетный полк афганцев.

– Не чета нашим щитовым модулям, – вздохнул Козловский.

– Так они же у себя дома, а мы пришлые и временные, – сказал Беляк.

Делегацию советских летчиков провели на второй этаж, где в просторном зале полковой столовой уже был накрыт праздничный стол. В вазах – цветы, обилие фруктов, яблоки, мандарины и виноград, черный и белый, в плоских фарфоровых посудинах орехи: светло-коричневый жареный миндаль, белый кешью, соленые фисташки. На тарелках – сырокопченая колбаса, вяленое мясо, всевозможные салаты, пучки зелени, небольшие огурчики с пупырышками, сочные багрово-красные помидоры, и среди всего этого изобилия возвышались прозрачные литровые бутылки со «Столичной», высокие бутылки с янтарным армянским коньяком «Арарат», афганскими напитками и темными двухлитровками «кока-колы».

– Прячь свою баклажку, – сказал Валера Солодкин капитану Козловскому. – Не стыдись, Андрюха!

– Может, еще пригодится, – ответил тот.

А Беляк с нескрываемым удовольствием поедал глазами свежие продукты, особенно его внимание притягивали темно-зеленые огурчики и бордово-красные помидоры, по которым он соскучился. В армейской столовой свежие овощи – редкие гости.

– Прошу наполнить рюмки!

Мухаммед Нияз встал и поднял рюмку с водкой, на среднем пальце сверкнул дорогой перстень. Полковник улыбнулся.

– Можно и бокалы!

Командир полка подождал, пока разливали вино, затем произнес на русском языке длинную речь о вечной дружбе народов Афганской Республики и Советского Союза, о братской дружбе Коммунистической партии Советского Союза и Народно-Демократической партии Афганистана, о боевом союзе армий наших стран и, конкретно, между вертолетными полками – советским и афганским, которые базируются на одном аэродроме в столице Республики – древнем городе Кабуле.

Выпили стоя. Вилки и ножи застучали о тарелки.

Подполковник Аболакин сказал короткий тост:

– За боевую дружбу между афганскими и советскими офицерами!

Снова выпили стоя.

После третьей рюмки в зале потянуло ароматом шашлыка, приправленного дымком. Солдаты на подносах внесли снопы шампуров, унизанных сочным прожаренным бараньим мясом и янтарными кусочками курдючного сала. Перед каждым участником застолья на чистую тарелку один солдат клал порцию – по восемь шампуров. Второй солдат посыпал шампуры тонкими кольцами лука, сбрызгивал виноградным уксусом, посыпал красным перцем. Третий солдат клал рядом с шашлыком плоские свежеиспеченные румяные лепешки, посыпанные в середине светлыми зернышками кунжута.

– Под такой закусон можно и по штрафному бокалу! – обрадованно произнес Козловский, потирая ладони.

– Особенно не увлекаться! – предостерег его Екимов.

Тосты последовали один за другим. Произносили их афганцы и русские.

– За боевое братство!

– За победу над врагами Апрельской революции!

Вслед за порциями шашлыка солдаты внесли широкие блюда, на которых горками возвышался светлый плов, дышащий пряным ароматом. Среди янтарно-белого риса просматривались красные вкрапления морковки и крупные оранжевые горошинки. Сверху каждая горка плова была посыпана мелко нарезанной зеленью, а вокруг обложена кусками жирного мяса без косточек.

– Под такую ароматную красоту налить по полной!

Коньяк и водка дали возможность почувствовать себя свободно и непринужденно.

Вслед за белым пловом исполнявшие роль официантов солдаты внесли на блюдах янтарно-золотистый плов. Каждая горка снизу была обложена жирными бараньими ребрышками, а сверху густо посыпана мелко нарезанным мясом.

– Объедение! – восхищенно произнес Козловский.

Мухаммед Нияз, накладывая плов на тарелку подполковника Аболакина, рассказывал ему о том, что он постигал искусство пилотирования в Саратовском училище, что там у него было много русских друзей и большая любовь с медицинской сестрой, которая работала в госпитале, что он, когда она дежурила в ночные часы, тайком приходил к ней…

Подполковник Екимов жестом подозвал Беляка и шепнул:

– Саня, присмотри за Козловским, чтоб лишнего не перебрал.

– Хорошо, командир!

Общее застолье постепенно распалось на небольшие группки, в которых афганцы и русские находили темы для беседы и воспоминаний. Афганцы рассказывали о своей службе, о семьях, детях. Потом пели песни, афганцы – свои, на своем языке, русские – свои. Пьяными голосами исполняли и строевые песни, которые афганцы выучили во время учебы в Советском Союзе. Валерий Солодкин подыгрывал на гитаре и своим, и афганцам.

Выпив рюмку, Валера взял баранье ребрышко, откусил и, прожевав, повернулся к Беляку.

– Саня, помнишь, как отару овец в вертолет загрузили?

– А какой шашлык был! – улыбнулся Беляк.

– Да, шашлычок был классный! – сказал Солодкин и придвинулся к Беляку. – А помнишь, что я тогда тебе советовал?

– Помню, – вздохнул Беляк.

– Скажи!

– Не женись! – ответил Беляк.

– А ты?

– Не послушался, женился, – ответил Беляк.

– Теперь маешься?

– Маюсь, Валера! – Беляк не стал объяснять подробности. – Как она там, не знаю…

– Теперь поумнел? – Солодкин грустно усмехнулся.

– Поумнел, Валера! – Александр тоже взял баранье ребрышко, с которого стекал жир, и повторил: – Поумнел!

– До замены остался месяц с хвостиком, – сказал Солодкин, как бы читая мысли Беляка.

– Самый трудный месяц, – вздохнул Александр.

– Ваша эскадрилья раньше нашей улетит.

– Если заменщики раньше прилетят, – сказал Беляк и попросил: – Спой что-нибудь сердечное!

– У меня есть новая песня, – ответил ему Солодкин и стал перебирать пальцами струны гитары.

 
Мне ничего, мне ничего не надо,
Лишь повторить нечаянный приход!
Ты счастье, ты надежда, ты отрада,
Как в синем море белый пароход!
 
 
Как птица вольная, всегда одна в полете,
И жизнью ты довольная вполне.
Ну, что, скажи, нашла в простом пилоте,
Который где-то на неведомой войне?
 
 
Ведь я тебе и нужен, и не нужен
С моею переменчивой судьбой.
Ты не привыкла жить с военным мужем,
А ты привыкла жить сама с собой!
 
 
Пусть это внешне незаметно вроде,
Но я-то чувствую незримый переход.
От сердца, как от пристани, отходит
Моя судьба, мой белый пароход!
 

Александр Беляк слушал песню, закусив губу. Он понимал чувства, которые волновали Валерия, они были созвучны его переживаниям. Общий гомон и шум в зале стих, песня завораживала. Но не успел Валерий допеть песню, как громко и требовательно, в приказном тоне раздался голос Козловского:

– Ты мне друг? Друг! Пей, как я! Это чистый спирт! – и потряс пистолетом перед лицом афганского майора. – А не то пристрелю!

Побелевший от страха афганец отрицательно мотал головой. Пить спирт он не хотел даже под угрозой.

Мгновенно в просторном зале повисла тягостная тишина. Лица афганцев вытянулись от изумления. Александр Беляк, словно пантера, в два прыжка оказался рядом с командиром звена. Рывком выхватил пистолет из руки опьяневшего, заломил ее за спину и тихо, но внятно шепнул:

– Успокойся, Андрюха! Сядь!

Но тот уже потерял контроль над собой. Выпитый алкоголь хлестнул по мозгам. Козловский побагровел, вырвался, вскочил, зло сверкая глазами:

– Ты? Да я тебя!.. – и разразился длинным матом.

На помощь Беляку подоспел Валерий Солодкин. Вдвоем заломили ему обе руки.

– Уведите! – повелел им Екимов.

Но Козловский уходить не хотел. Стал вырываться из цепких рук, яростно пнул по ножке стола. Зазвенела посуда, повалились бутылки и вазы, на пол со звоном упал фужер, а рядом приземлилась злополучная фляга. Спирт стал выливаться, и его острый запах распространился по залу.

Концовка праздничного застолья была скомкана.

Козловского, хоть он и сопротивлялся, рычал и ругался матом, силой усадили в машину.

Подъезжая к проходной своего военного городка, Беляк спросил у Аболакина:

– Куда его?

– В комендатуру, – ответил начальник штаба, – в отдельную камеру! Завтра разберемся.

Беляк и Солодкин сдали капитана Козловского лично начальнику караула и вышли из приземистого каменного здания, насквозь прокуренного, пропитанного всевозможными запахами и мужским потом. Вдохнули ночной свежий воздух.

– Хороший был вечер, а кончился неприятностью, – сказал Солодкин.

– Да, – согласился Беляк и спросил: – Как у тебя завтрашний день?

– Досмотровая группа, – ответил Валерий.

– Как освободишься, приходи, – сказал Беляк. – Завтра из Союза возвращаются наши экипажи, перегонявшие вертолеты на капитальный ремонт.

– Кто именно, если не секрет?

– Азат Абульханов, мы с ним в Афгане по второму заходу.

– Понял, – ответил Солодкин.