Текст книги "Вечные ценности"

«Икона – свет изнутри»

Картина или книга должны учить мыслить и понимать жизнь, а икона? Включая в нас духовные центры, она может не просто чему-то научить, но приближает нас к Богу, как бы выстраивает душу…

Человек подошел к иконе, у него в голове был хаос: о том думал, о сем… А посмотрел – и как будто душевное небо очистилось от туч. Значит, икона выводит тебя на такой светлый уровень в себе, на который раньше ты не выходил, эта часть души как бы спала…

«Моя бабушка Анна, – вспоминает художник Юрий Сергеев, – всегда день начинала с иконы. Встанет, перекрестится и идет в угол к Образу. Встанет, покрестится и приговаривает: «Господи, благослови!» И только после этого начинает деловой обряд дня. Я перечитал много литературы о том, как гармонично планировать день, чтобы он всегда был успешным. И увидел, что на благополучие влияет духовный настрой. В данном случае – слова молитвы. Мне, например, помогает молитва, которую я написал фломастером на стене своей мастерской: «Господи, какой у меня сегодня счастливый день. Господи, благодарю Тебя!»

Иконы дома могут быть разные. Но, главное, должна быть мерная икона, которая сопровождает человека всю жизнь.

Человек с древнейших времен был связан со временем. Солнце всходит – мы просыпаемся, заходит – засыпаем. Человек как антенна, он настроен на прием различных волн. Мы настроены на время. Мы носим на руке часы. Мы планы свои строим в соответствии со временем. Мы как бы приемник времени.

Но получается странная вещь. Настраиваемся мы на текущие события (куда пойти, что сделать), то есть настраиваемся на мелкие события и детали своей жизни, а вот на высокий смысл своей жизни – не настраиваемся. То есть не включаем в себе центры высоких энергий, работающие на максимальную реализацию нашего творческого потенциала. Не настраиваемся на высокие духовные ценности.

Между тем как в каждой религии такие настройки всегда были. В православии, например, такая настройка воплотилась в мерной иконе, которую крестные дарили ребенку в день крещения. Мерная – потому что она была размером с младенца (от 48 до 52 см.). На ней изображался святой, день рождения которого ближе к рождению ребенка, то есть ангел-хранитель. Его день – это День ангела, который мы празднуем и сейчас.

Мерная икона у каждого своя

Икона вешалась над кроватью ребенка, чтобы она могла все время работать, общаться с ним, держать невидимую связь между ребенком и его ангелом-хранителем. Держать связь и выстраивать его судьбу в соответствии с его способностями, с его предназначением. Кто, как не ангел-хранитель, знает своего хранимого? И он начинает незаметно направлять человека с первых его шагов по жизни. Это первая настройка на духовный мир. Таким образом, человек имеет шанс прожить не бытовую обывательскую жизнь, а творческую, интересную, духовную и выполнить свое предназначение.

Духовная жизнь – она хоть и не видна, но она есть. Это как волна в приемнике. Мы ее не чувствуем, но включаем приемник и слышим. Откуда она берется? Из вакуума, из пустоты, где места сколько угодно, потому что там нет трехмерности, там – многомерность. Не включаем приемник – и как бы ничего нет. Как для атеистов: не включают они в себе настройку на божественное – для них ничего нет, и они говорят: «Нет никакого Бога». А у православных много настроек. Помимо молитв, Евангелия, Псалтыри, житий святых, мерной иконы, это другие иконы (Богоматери, родовые иконы, семейные, отдельных святых).

Эти все настройки очень важные. Это как вода для растения. Если его не поливать, оно засохнет. Если мы не ухаживаем за своей душой, то со временем можем превратиться в злобного обывателя, который только жалуется, всех во всем обвиняет и видит вокруг себя только плохое. А почему? Потому что бес быстрее к нам долетает, чем Бог. Почему? Потому что Бог нам дает свободу воли, а Сам идет нам навстречу только когда мы Его просим, когда к Нему обращаемся, а бес сам лезет в любую щель и по любому поводу.

Икона – это частица вечного, образ горнего мира. Что останется после нас нашим детям? Вещи, мебель, бытовая техника придут в негодность и выйдут из моды, автомобиль превратится в металлолом… Но, собирая иконы, можно зародить семейную традицию, создать духовный мост, который будет связывать невидимой нитью поколения. Каждая из семейных икон будет жить очень долго и помогать многим поколениям. И, глядя на икону Спасителя, которой на протяжении многих лет благословлялись на брак все мужчины в роду, или на семейную икону своих прабабушек и прадедушек, наши потомки будут поминать своих родственников в молитве перед этими иконами, даже если никто не рассказывал им про них.

Православного человека икона сопровождала везде и всегда. Помимо традиционных икон Спасителя, Богоматери, Николая Угодника есть иконы святых покровителей профессий. Есть те, кто помогает при разных заболеваниях. Есть и такие, которые помогают при разных жизненных обстоятельствах.

В купеческих домах был обычай. Заходя в дом, гость всегда искал глазами красный угол с иконами и, перекрестившись, произносил: «Мир дому сему!» Хозяева же отвечали: «С миром принимаем!» Таким образом, все просили благословения и покровительства у святых. И только после этого приступали к разговору.

Владимирская икона Божией Матери

Среди православных до сих пор принято дарить иконы практически на все случаи жизни. Мерную икону дарят при рождении. Икону можно подарить целой семье – такая икона станет семейной, на ней пишутся святые покровители всех членов семьи вместе. Самой распространенной семейной иконой является собор святых – изображение всех покровителей членов семьи. Они молятся об этом роде, об этом семействе. Среди них могут быть и святые покровители уже ушедших из жизни родителей – основателей рода. Другой вариант семейной иконы – Деисус, то есть композиция, на которой святые покровители семьи обращены в молитвенных позах к Иисусу Христу или Пресвятой Богородице. В эпоху Возрождения такие иконы были в семейных церквях в виде створок алтаря (например, знаменитый Гентский алтарь).

Есть иконы именные, на которой изображен святой тезка-покровитель. Венчальную икону Вседержителя и Пресвятой Богородицы дарят к таинству Венчания.

Икона – это в первую очередь образ Бога или святого покровителя, которому следует молиться, а не оберег, амулет или талисман, который сам по себе, одним фактом существования должен оберегать человека. То есть не образ работает, а с этим образом надо работать. Это как с ангелом-хранителем, он – не бес, если его не призываешь, он тихо сидит у нас за правым плечом и ждет, когда он нам понадобится.

Поскольку икона – окно в мир света, то иконам свойственна светоносность. Она достигается за счет золотого фона, свечения ликов и сияния вокруг головы святого – нимба. Иконописцы добиваются такого свечения многослойным наложением красочных слоев. И тогда все в иконе пронизано светом: он падает на лики, руки, на складки одежд, отражается на предметах и архитектуре.

Икона – цикличное явление, поскольку все наши действия по отношению к ней повторяются, как движение по кругу. Да, в отношениях с иконой мы все делаем, как всегда. Наше поведение по отношению к иконе не может быть непредсказуемым, как это бывает в наших отношениях с людьми. Подходя к иконе, мы уже даже в мыслях своих стараемся быть лучше, чище, светлее, смиренней. Стараемся, чтобы осела душевная муть, которая у нас постоянно во взболтанном состоянии. Мы зажигаем свечку или лампадку и пробуем молиться.

Неважно, по канону ли или своими словами, долго ли, кратко ли. Важно, что слова повторяются, как бы идут по кругу. Это все равно как лепет слов «мама», «Боже», «Господи», когда нам плохо… Это не ум, а нечто вечное говорит в нас этими словами. Важно, что не выгода тут нами движет, не расчет, не долг, а нечто другое – всплеск души, который, по сути, кроме Бога, никому больше не нужен. Люди еще готовы слушать что-то дельное, но никому не хочется упираться в тупики, ощущать безысходность, беспросветность. И только Богу мы можем крикнуть в рыданиях: «Господи, прости, что я такой! Господи, помоги!»

И этот бессмысленный крик и бессмысленная просьба – как дверь в четвертое измерение в трехмерной комнате. То есть в трехмерном пространстве нет выхода, а в многомерном – сколько угодно. Отсутствие смысла в нашем крике как раз и выключает логику, наше критическое полушарие мозга. Обращение к Богу через икону приводит к объединению с Богом и с миром, и там, где был тупик, уже брезжит свет.

Это связано и со временем, потому что икона поднимает нас, как на крыльях, над конкретным днем, месяцем, годом. Ведь и на самой иконе практически нет времени. Все (черты лица, жесты, одежда, позы, строения, пейзаж) передается иначе, чем в реальности. Икона как бы подвешена в вечности. И нас она поднимает на некоторую высоту.

Икона Николая Чудотворца с житием

Икона – инструмент обряда, потому что цикличность наших повторяющихся по отношению к ней действий похожа на замкнутую электрическую цепь, по которой рано или поздно пойдет ток.

Вот почему иногда иконы с житием так и изображают, как бы в круге, когда по периметру, как по циферблату часов, идут сцены жизни. В большинстве икон скрыт круг жизни, который обычно мы не видим. А если б видели, возможно, жили бы иначе. Говорим же в конце жизни: «Если б знал, что так будет, никогда бы…» Так вот тебе икона с кругом жизни, вот и смотри… упреждайся!

А здесь мы видим все сцены жизни, всю нашу жизнь, здесь она нам предстает одновременно. Точно так же всплывают перед иконой в нашем сознании все наши грехи. Вот что значит очищение от грязи! Когда в нас меньше грязи, мы эту грязь лучше видим.

Икона – это и наставление. Не живое и разболтанное, как живой человек со всеми его слабостями и сильными сторонами, а строгое, назидательное, серьезное… с напоминанием о лучшем, чтобы к нему стремиться…

Икона – это духовное явление. Она напоминает, какое духовное богатство сосредоточено внутри каждого из нас, не меньшее, чем у таких подвижников духа, как старцы. Просто у них это богатство все время в действии, все время работает (ведь житейские хлопоты уже не мешают заниматься душой), а у нас оно – за семью запорами, на самом дне души.

Но раз икона обладает такой силой, что освещает нас изнутри, так что мы начинаем видеть то, что не видели, то какой же силой должен обладать иконописец, чтобы написать ее? Чтобы накопить эту силу, обет ли молчания он должен принять на целый год, как Андрей Рублев в 1408 году перед написанием «Троицы»? Или месяц, два, три перебирать и рассматривать старые иконы, как это делает иконописец на картине, набираясь этого крепкого духа, воспитанного суровой жизнью, этой истовой веры и стойкости, как у протопопа Аввакума? Или переписать Евангелие, может быть, и не один раз, как это делали в XI веке ученики первого нашего иконописца Киевско-Печерской Лавры Алимпия?

До тех пор, пока открывшийся Божественный Свет не ввергнет душу в трепет… Вот этот трепет-то и нужен для написания иконы. Потому что только тогда и будешь писать ее не собственной рукой и не кистью, а десницей самого Бога, чей замысел только в таком состоянии и прочувствуешь. А состояние это таково, что у некоторых иконописцев, когда писали распятие, даже раны открывались на ладонях…

С другой стороны, нельзя писать икону и без душевного смирения. До какой степени? Вплоть до ощущения, что недостоин писать. Духовный человек чище. А когда ты чист, то грязные пятна выделяются. Когда же ты весь погряз в грехах, тебе кажется, что ты чист.

Скромность – от смирения. Кто унижен, тот возвысится. Чем я ниже, тем выше. Старцы вот не имеют благ, живут на хлебе и воде. И говорят о себе: я самый большой грешник. Это не чувство вины, а смирение, чувство малости своей… В каждом веке степень смирения была разная.

Например, в XIV веке у Феофана Грека все лики гневные, страшные… Он и сам понимал, что не по чину берет на себя роль Творца, Вседержителя и Верховного Судии, но гордыня мешала смириться. А у Андрея Рублева уже все мягкое, нежное, уступчивое. Поднялся человек до смирения, справился с собой…

Почему икону трудно писать без душевного смирения? Потому что икона – не портрет человека с его земными страстями, но духовный образ (например, облик святого), сосредоточение того лучшего, что есть в каждом из нас.

Разве может этот образ выглядеть гневным или расслабленным, сытым или неряшливым? Даже сами по себе эти слова рядом со словом «икона» звучат странно – они из нашей ежедневной бытовой жизни, к духовному миру не имеющие отношения. Поэтому, когда в XVII веке иконописцы стали писать иконы на светский манер, то против этого восстал неистовый протопоп Аввакум, который жизнью заплатил за свою правоту.

Юрий Сергеев. «Иконописец»

«Умножилось в русской земле, – писал он, – иконного письма неподобного. Изографы пишут, а власти соблаговоляют им, и все грядут в область погибели, друг за друга уцепившеся. Пишут Спасов образ – лицо одутловато, уста червонные, власы кудрявые, руки и мышцы толстые… Старые добрые изографы писали не так подобие святых: лицо и руки и все чувства отончали, измождали от поста и труда и всякие скорби. А вы ныне подобие их изменили, пишете таковых же, каковы сами».

Кто-то может не согласиться с протопопом Аввакумом, сказав, что, мол, раз икона – духовный образ, то и страсти человеческие должны изображаться, потому как они передают движения души. А изможденные «от поста и труда и всяких скорбей» лики – не сам духовный образ, а скорее путь к этому образу, как бывает с человеком, который, желая похудеть, укрощает все свои потребности, усмиряет желания, зато потом, помолодев и ощутив в себе прилив новых сил, сияет словно солнце…

Что тут возразить? Икона – это дверь в такой огромный духовный мир, до сих пор малоисследованный, что о ней можно говорить и спорить до бесконечности, открывая новые и новые горизонты. Но многое прояснится, если прочитать написанную почти сто лет назад книгу князя Евгения Трубецкого «Три очерка о русской иконе», лучшее из всего написанного об иконе.

Видя в ней «прообраз грядущего храмового человечества», который пока «невидим в нынешних грешных людях, а только угадываем», Трубецкой задает вопрос: «что означает в этом изображении истонченная телесность»? И сам же отвечает: «Это резко выраженное отрицание того биологизма, который возводит насыщение плоти в высшую и безусловную заповедь. Ведь именно этой заповедью оправдывается не только жестокое отношение человека к низшей твари, но и право каждого народа на расправу с другими народами, препятствующими его насыщению. Изможденные лики святых на иконах противопоставляют этому кровавому царству самодовлеющей и сытой плоти не только истонченные чувства, но прежде всего – новую норму жизненных отношений… Воздержание от еды, смирение плоти служит непременным условием одухотворения человеческого облика».

Как будто в наши дни заглядывает князь, как будто из своего далекого 1915 года видит, как насыщение плоти по всему миру уже едва ли не на государственном уровне провозглашается целью жизни!

Бесстрастность икон – это взлет над земными страстями, над бесконечной и повсеместной гонкой за удовольствиями. Жесты крест-накрест сложенных рук. Спокойные позы. Гармония, разлитая во всем. Это – мост в горний мир, свободный от низменных стремлений. Икона призвана поднять человека наверх, оторвать его от низких мыслей. Это очень непросто… Даже когда он сам приходит на исповедь и просит: «Батюшка, помогите перестать испытывать зависть. Когда у соседа что-то новое появится, я прямо-таки изнываю – или убить мне его хочется, или отнять».

А батюшка говорит ему: «Смотри на икону».

Тот смотрит, потом говорит: «Смотрю батюшка, но все равно завидую…»

А батюшка ему: «Ты в себя смотришь, а не на икону. Посмотри еще раз. Разве там есть жадность, зависть, гнев?» Иконописец вглядывается в старую икону, то приближая, то отдаляя ее от глаз. Наконец находит такое положение, когда он вдруг чувствует, что что-то изменилось. То он смотрел на икону, ожидая, что она что-то подскажет, чем-то поможет, наведет на какие-то мысли. И это было пустое занятие. Икона не открывалась и ничего не хотела говорить. Но вот сейчас, когда он забылся и как будто даже задремал, забыв о том, что что-то хотел от иконы, от нее как будто пошел свет, ровное тихое сияние, стоящее над иконой. И он понял, что бег его по жизни почти остановился, раз он увидел это сияние. Сияние тишины.

Феномен молитвы

Молитва – это настройка на свет, добро и любовь, поэтому она обладает чудодейственной силой. Об этом говорит тысячелетний религиозный опыт человечества. Но почему нам необходима эта настройка? Разве нельзя раз и навсегда настроиться на свет, добро и любовь так, чтобы они окружали нас всю жизнь? Разве человек, каждый из нас, – не антенна, принимающая энергию от солнца? Все так, если б только нам не мешали мысли, постоянно сбивающие нас с желанных настроек. Но как они могут мешать и что такое вообще мысли?

Для природы это нечто инородное, не вписывающееся в гармоничное природное пространство, некие абстрактные конструкции. А мы, люди, именно этими абстракциями живем, именно по ним строим и свою жизнь, и свои отношения с природой.

Представим себе картину: райский сад, в природе – полная гармония, все цветет, растет, благоухает. Как на картине «Мысли» художника Ю. Сергеева. Но вот в этом саду появилась молодая женщина и привнесла с собой… свои мысли…

Внешне дама благополучна, не голодна, хорошо одета, у нее прекрасная собака, но на сердце у нее скребут кошки. То есть, даже если все хорошо, человек думает и вследствие этого может быть озабочен, обеспокоен, чем-то недоволен. Как у Ж.-Б. Мольера (1622–1673):

 
Довольства полного никто достичь не может,
Нас все равно чего-то вечно гложет.
И груз наверняка каких-нибудь забот
Довольству нашему дорогу перейдет.
 

Или как размышлял Иммануил Кант (1724–1804): «Дайте человеку все, что он желает, и в ту же минуту он почувствует, что это не есть все…»

Не потому ли выгнал Господь Адама и Еву из рая? Кто им мешал там жить спокойно, наслаждаться райской жизнью, растворяться в ней? Но вкусили плод с древа познания и сразу стали не просто жить на свете, а захотелось им все осмысливать, осознавать. И сразу жизнь стала непростой, полной вопросов, каждый из которых рождал новые.

Начав думать, Адам и Ева тем самым как бы отгородились от природы мысленным забором, потому что в природе нет осмысления, а есть только ощущения и действия… Начав думать, Адам и Ева перестали ощущать природу как часть себя, в голове у них появилась масса придуманных проблем… Засорили весь райский сад своими мыслями.

Здесь, на картине художника Юрия Сергеева «Мысли», дама сидит и ломает голову над самыми разными вещами (в голове у каждого из нас всегда какие-то проблемы), вместо того чтобы просто радоваться солнцу, теплу, зелени, пению птиц.

Конечно, все твари в природе не с утра до вечера радуются солнцу, теплу и прочим благам. У них тоже масса своих забот. Кто-то строит жилище, кто-то исследует новую местность, кто-то ищет себе пару, кто-то заботится о потомстве. Но все существа, кроме человека, не выпадают из лона природы, потому что не обладают такой страшной разрушительной силой как мысль. Мысль – нечто искусственное, что вначале, видимо, и Бог не планировал, создавая человека.

Ведь суть мысли – это осознание, именно с него начинается мысль, мышление. Зачем Богу нужно было, чтобы все создаваемое Им стало осознавать себя? Если мы строим дом и обустраиваем его, разве нам нужно, чтобы дом и вещи в нем стали осознавать себя, чтобы они стали мыслить? Представьте себе, что в вашей комнате все вещи мыслят, и вам станет страшно.

Видимо, и Бог, увидев, что человек начал мыслить, почувствовал, что эксперимент выходит из-под контроля. Мир, который Он создал и в котором так ладно все было устроено вначале, в котором все было взаимосвязано, все представляло собой единую цепь превращений, перехода одного в другое, в котором каждое действие звучало как песня, и это пение сливалось в общий славящий Творца хор, вдруг затрещал по всем швам…

Ю. Сергеев. «Мысли»

Бог увидел, что человек вдруг стал прятаться от Него, стесняться своей наготы. И эта «пауза» в стройном хоре общих действий тянула за собой новые и новые «паузы». Бог посмотрел и в будущее и увидел, что, если даже человек и найдет, чем прикрыться, он не прикроется сразу, а начнет думать: хорошо ли это, прилично ли, будет ли тепло, надолго ли этого одеяния хватит, надо ли иногда будет его снимать, а если надо, то как часто, и так далее… То есть одна мысль, как раковая клетка, тут же начинала катастрофически делиться, и этому делению не было конца и края.

Молитва, как пламя свечи, стремится к небу

Собственно, и в Его божественном мире разлад начался именно с мысли. Когда Денница, один из лучших Его ангелов, вдруг осознал себя. Это было начало конфликта и преддверие бунта. Потому что он стал думать, что лучше других и потому заслуживает больших почестей. А если заслуживает, то каких? И если почести эти будут ему воздавать другие, то от кого что надо требовать? И здесь мысль, как чума, с такой же убийственной быстротой разрушала созданный Творцом простой и гармоничный мир. Помня, что Денница взбунтовался, требуя себе больших благ и почестей, и, изгнанный из Рая, превратился в Его злейшего врага – сатану, Бог стал думать, что сделать с человеком, чтобы он не повторил путь сатаны. Но и в нем самом, в Боге, мысль уже творила свою страшную работу – она стала делиться, и за каждой новой шла следующая. Как хорошо ни о чем не думать, а просто создавать мир, когда одно следует за другим и все становится общим, гармонично вливаясь в целое… В конце концов Бог устал прокручивать варианты и просто решил изгнать человека из рая, так же, как он изгнал когда-то Денницу.

А что стал делать человек? Осознание привело его к мыслям об избранности; к выделению себя из ряда живущих на земле других существ;

к сравнению, к желанию иметь больше, подчинять себе других;

к разделению;

к захвату территорий и благ;

к войнам и страданиям…

И при всех этих мыслях очень редко человек думал о чем-то светлом, хорошем и спокойном, чувствуя единство с окружающим миром, когда его мысли вплетались в хор уже поющих тварей и вещей. Мир его мыслей теперь мог быть не только далеким от жизни, но и вообще опровергать саму жизнь. Сама природа мысли противоречива, в поисках равновесия ей нужны противовесы. Поэтому, как говорил Кант: «Человек редко думает при свете о темноте, в счастье – о беде, в довольстве – о страданиях. И, наоборот, в темноте он всегда думает о свете, в беде – о счастье, в нищете – о достатке».

Представим, о чем думает эта женщина на картине «Мысли». Ее муж, состоятельный человек, покончил с собой из-за долгов. Как в пьесе Артура Миллера «Коммивояжер». Жизнь ее, как ей кажется, кончена. Она думает о том, что и муж все время был занят своим бизнесом, все свободные деньги тут же вкладывались в дело, и она подчинила свою жизнь этому бизнесу, перспективам, с ним связанным, и ожиданию будущей счастливой жизни. И состояние их вроде бы увеличивалось, но реально на их жизни это почти не отражалось… Хотели отправить дочь учиться за границу, но не смогли вытащить из бизнеса нужную сумму, потому что заказали очередную партию товаров и надо было проплачивать… А потом возник соблазн вложить деньги в акции известной нефтяной компании. Продали многое, влезли в долги и вложили. А тут процесс над генеральным директором и акции компании стали падать в цене. За один день муж стал банкротом, да еще образовался огромный долг. И он бросился вниз из окна своего офиса на тридцатом этаже… Теперь надо тайком все распродавать и бежать куда угодно…

Такой вот внутренний монолог. Пожалуй, только в фильме со счастливым концом героиня может прозреть, осознать, что до сих пор она жила не так, что жизнь ее отнюдь не кончена, что теперь как раз и можно начать жить простой жизнью, ни у кого ничего не отхватывая, довольствуясь маленькими скромными радостями частной жизни. В конце концов, все, что происходит, – это урок, это напоминание, что надо что-то менять в этой жизни.

А в реальности она начнет так мыслить только тогда, когда и общество начнет мыслить иначе. Когда осознает пагубность все больше отрывающего нас от природы техногенного пути развития… Но это случится, возможно, тогда, когда мы уничтожим всю природу, вырубим леса, загадим почву отходами, отравим реки, моря и океаны, даже сам воздух планеты.

Такова разрушительная сила мысли. Многократно делясь в нашей голове, она строит собственные искусственные конструкции, оторванные от реальной жизни.

Что же делать? Дождаться тишины, такой, как солнечная тишина этой зеленой лужайки, и услышать не шум цивилизации, а пение птиц… Ведь пение – это не мысль, а часть гармоничного целостного мира, который создал Бог…

Или сотворить молитву.

«Молитва, – говорит византийский философ, игумен синайского монастыря преподобный Иоанн Лествичник (525–606), – есть соединение человека с Богом, мост для перехождения искушений, стена, защищающая от скорбей, бесконечное делание, источник добродетелей, виновница дарований, пища души, просвещение ума, укрощение гнева, указание надежды…»

Молитва совершает чудеса.

В Киево-Печерской лавре после настойчивых молитв прозрела ослепшая девушка Елена Мельниченко. У нее бесследно исчезла опухоль зрительного нерва. Исцеление произошло возле чудотворной иконы Пресвятой Богородицы «Всецарица» в храме Всех Преподобных Отцов Печерских. Израильские и украинские врачи, безуспешно лечившие Елену, подтвердили факт исцеления.

Другой пример. У одного священника вдруг начались боли в спине. Обращался к врачам, пробовал разные травы – ничего не помогало. Но в один прекрасный день вошел во Владимирский собор в Киеве и начал истово молиться у иконы «Нечаянная радость». И чудо свершилось: после очередной молитвы боли в спине прошли так же внезапно, как и появились.

Скептики могут сказать: «Ну и что? Просто совпадение: вошел человек в храм – и все прошло. Исцелиться мог и в другом месте, а молитва тут ни при чем». Однако чудес, происходящих после молитв, слишком много для простых совпадений…

Сегодня научные объяснения феномена молитвы пытаются найти ученые в разных странах мира. Исследования показали, что есть связь между молитвой и тем, что происходит в этот момент в человеческом мозгу.

Какую силу высвобождает в нас молитва и в чем ее природа?

Известно, что наш мозг может функционировать в разных диапазонах. Основных режимов работы пять:

альфа-ритм,

бета-ритм,

гамма-ритм,

дельта-ритм и тета-ритм.

В каком случае мозг переключается с одного режима на другой?

Когда мы о чем-то спокойно размышляем, ведем задушевную беседу, слушаем плавную музыку или звуки природы (в общем, находимся в режиме спокойного бодрствования), наш мозг работает в альфа-ритме.

Активное бодрствование, выполнение социальных ролей – это бета-ритм.

При решении задач, требующих максимальной степени концентрации, мозг включает гамма-ритм.

Когда мы находимся в состоянии глубокого сна, мозг работает в дельта-ритме.

Самый энергоэкономичный и гармоничный из всех режимов – тета-ритм. На такой частоте, как ни странно, работает детский мозг (примерно до трех лет).

Состояние тета-ритма идеально для суперобучения. В этом диапазоне мозг без труда усваивает огромные массивы информации и компактно укладывает ее в ячейки долговременной памяти.

Когда мы переводим свой мозг в режим тета-ритма, обостряется наша интуиция – и мы неизвестно откуда начинаем получать отчетливые сведения. Другими словами, мозг, работающий в тета-ритме, получает доступ к информации, до которой наша логика никогда бы не добралась.

Оказывается, мозг в тета-режим переключает молитва.

В 1986 году российский нейрофизиолог Валерий Слезин впервые записал энцефалограмму мозга молящихся священнослужителей. Выяснилось, что при молитве фактически исчезает активность мозга, она снижается в десятки раз.

Мозг взрослого человека в состоянии бодрствования работает с частотой примерно в 12 гц. А во время молитвы в лаборатории прибор зафиксировал активность всего в 3 гц. С этой же частотой в 3 гц работает сознание младенца.

«Будьте как дети и спасетесь», – эти слова две тысячи лет назад сказал Иисус Христос. Молитва возвращает мозг взрослого человека в состояние младенчества, к первичной, первозданной частоте, к единству с Богом.

Сродни молитве телеграммы и поздравительные открытки, которые мы посылаем друг другу к праздникам. Там нет мыслей, нет критики, только пожелания добра, света, любви, всего хорошего. И кто знает, скольких людей спасли от многих несчастий и неприятностей эти простые, бесхитростные послания…

Оранта (молящаяся) в храме Софии Киевской

Врачи удивляются: каким это таким необъяснимым образом молитвы могут исцелять пациентов. Еще не так давно в научном мире случаи чудесного исцеления молитвой считались вымыслом. Но недавно американские ученые из Герцогского университета в Дареме (штат Северная Каролина) пригласили монахов и священников, чтобы они помолились за семьсот пациентов местного госпиталя, которые страдали сердечными недугами. У пятисот пациентов благодаря молитвам процесс выздоровления ускорился!

Молитва убивает враждебные бактерии в человеческом организме и чудодейственно влияет на зараженную воду. Те же ученые брали пробы из различных водоемов: рек, озер, колодцев, в которых содержалась кишечная палочка, и читали молитву «Отче наш». Количество болезнетворных бактерий в воде уменьшалось почти в 100 раз.

Канадские невропатологи параллельно проводили свои исследования и убедились, что во время молитвы у людей проходят сердечные боли, нормализуется давление, уходит состояние стресса, что те, кто молится, меньше испытывают нервных расстройств и срывов, меньше переживают по поводу больших и малых жизненных неудач, не озлобляются и чувствуют себя защищенными. В результате – живут дольше и болеют меньше.

Масса исторических случаев, когда средневековые монахи молились днями и ночами, по многу дней, обходясь без пищи и сна. «Бесконечное делание», как говорил Иоанн Лествичник. Масса случаев, когда в сталинских концлагерях русские священнослужители, оставленные на ночь в карцере при тридцатиградусном морозе, молились и доживали до утра, даже не заболевая. Значит, молитва – это действительно канал связи с Богом, через который идут свет, энергия, тепло, сила.