Текст книги "Зачарованная Эви"

Глава пятая

Мама и Чижик пытались меня отговорить, но я твердо решила: чтобы хоть как-то выжить в этом обличье, мне нужно научиться убеждать. Не научусь – мне больше никогда не жить среди людей. Никакой надежды обрести любовь. Я останусь огром навсегда – можно не сомневаться.

Я окончательно вымотала их, только когда настала ночь. Чижику пора было уходить. Он поклонился маме, а потом мне.

Я сделала реверанс, чувствуя себя полной дурой.

Чижик повернулся, чтобы уйти, но потом вернулся, взял меня за руку и пожал ее. У меня разыгрался аппетит. К тому же необъяснимо запылали уши.

Мы выпустили друг друга. Он уставился на меня. Я чувствовала, как ему грустно, и кончик носа у него покраснел.

Чижик едва не плакал.

Потом развернулся на каблуках и ушел.

Я не знала, увижу ли я когда-нибудь и его, и маму.

Мама молча сидела со мной в кухне и ждала. Наконец часы на мэрии пробили полночь. Мама обняла меня, хотя от меня опять воняло. Я вышла из дома под проливной дождь, и начался мой третий день в обличье огра.

На улице, как я и рассчитывала, не было ни души. Дженн ближе всех городов располагался к Топям, и сразу за его окраиной была развилка. Я пошла по левой дороге, которая вела мимо опушки Эльфийского Леса и за ним снова раздваивалась. Если пойти направо, попадешь на великанские усадьбы, а оттуда – к Пикам, гористой местности, где обитают драконы.

К моему удивлению, при одной мысли о Пиках у меня сами собой сжались кулаки. Я-то хотела попасть туда человеком, с партией знахарей и в сопровождении отряда стражников. При удачном стечении обстоятельств мы собрали бы пурпурину и не потревожили ни одного дракона. А теперь мне придется поворачивать налево одной. Дальше до Топей нужно будет идти прямо, и вся дорога туда, по моим прикидкам, займет три-четыре дня, если я заставлю обмякшие от страха ноги шевелиться, а еще почти не буду спать. И если по пути меня не убьют.

О Топях никто ничего толком не знал. Туда попадали лишь те несчастные, кто угодил к ограм в рабство, а такие не возвращались. Столетиями короли и королевы пытались истребить этих тварей, но не преуспели – разве что несколько усмирили их и отогнали подальше от городов.

Нас усмирили, нас!

Стража начинала обходить границы Топей, только когда учащались нападения на людей и скот. Рано или поздно все солдаты из патрулей погибали.

Через час-другой мне потребовался отдых. Я спряталась за кусты, что росли вдоль дороги, но оказалось, что от обиды и голода мне никак не заснуть.

Я все думала о маме: она, наверное, тоже не спит. Ночами, когда нам обеим не спалось, обычно из-за денег, мы шли в кухню и находили там друг дружку. Я заваривала чай из теткиной травы – прекрасное успокоительное, – а мама, если было холодно, растапливала очаг. И тогда мы сидели у огня, укутавшись в стеганые одеяла, и играли в загадки, пока не начинали зевать перед каждой отгадкой.

Сегодня загадки были такие: кто заварит маме чай? Кто посидит с ней?

Когда слезы у меня высохли, я села и полезла в сумку за сушеным мясом, но остановилась: нет, не буду рабыней желудка – останусь человеком хотя бы в этом.

Чижик, скорее всего, тоже не спит. Волнуется и за меня, и за себя, поскольку знает, что бессонница вредна для здоровья, а меня рядом нет, и некому будет дать ему лекарство утром.

Он был моим любимым больным – всегда готовым попробовать любое экспериментальное средство из моих рук. Например, когда я дала ему новое лекарство от простуды – улиточью слизь и ежиный жир, – он покорно проглотил его. А когда смог снова открыть рот, не боясь, что его вырвет, посоветовал для вкуса в следующий раз добавить аниса и меда. Фраза: «Только не ежика с улиткой!» – стала нашей шуткой для двоих.

Но простуду у него как рукой сняло.

Сказала бы я «да», если бы он подождал год-другой? Этого я не знала. Сейчас мне пятнадцать, и саму себя в четырнадцать я, наверное, и не узнала бы. В шестнадцать я снова стану другой, особенно теперь: когда побудешь огром, уж точно изменишься.

Я легла обратно. Сон по-прежнему обходил меня стороной.

Когда я была человеком, то не особенно любила сушеное мясо. Подождет. Я скрипнула зубами.

Чижик вечно торопил события. Многие его недомогания прошли бы сами – дай только срок, – но он хотел, чтобы они исчезли в одно мгновение. Так что, наверное, решил, что любит меня, минут за пять до того, как делать предложение.

Если бы я предвидела будущее, то сказала бы, что не уверена, захочу ли вообще когда-нибудь выходить замуж. А теперь придется, если – всего за шестьдесят дней! – я все-таки сумею кого-нибудь полюбить и добиться взаимности. То есть если произойдет чудо.

Пальцы, не слушаясь ни мыслей, ни воли, расстегнули ремни на сумке и развязали бечевку на свертке с мясом. Я попробовала кусочек.

Бездны вкуса! По сравнению с ним блекнет все остальное мясо, как его ни готовь. Гораздо вкуснее кабаньего бока, хотя и он был просто объедение. Я закрыла глаза, чтобы как следует ощутить насыщенный вкус. Да это как солнце по сравнению со свечкой!

Я вмиг покончила с первой полоской сушеного мяса и потянулась за добавкой. И одернула себя. Это чудо надо приберечь на крайний случай.

Как это будет, когда я встречу огров в обличье огра? По-огрски я не говорю. Или слова сами хлынут, когда мне понадобится? Как мне объясниться с ними? Почувствуют ли они, что я говорю правду? Сумеют ли уговорить меня на что угодно, как будто я по-прежнему человек? Будут ли они добры ко мне? Понравятся ли они мне? Вот будет ужас, если понравятся! И как там Аидиу? Вылечил ли ее Убииг?

Мысли мои перескакивали с вопроса на вопрос, пока я наконец не заснула, совершенно выбившись из сил.

А потом проснулась – и меня снова ждало потрясение, стоило вспомнить, что теперь я огр.

Идти по дороге оказалось невозможно ни днем, ни даже ночью. Когда при виде меня один человек опрокинул повозку, я решила прятаться в лесу, который рос вдоль дороги. Споткнуться и упасть я не боялась, поскольку

• глаза у огров одинаково хорошо видят и на свету, и в темноте;

• нюх и слух у огров гораздо острее человеческих.

Единственным моим спутником был голод, зато он никогда не стеснялся заявить о себе. Но я все равно берегла сушеное мясо и в одну безлунную ночь позаимствовала еще – именно позаимствовала, потому что дала себе слово расплатиться, как только смогу, – из сушильного сарайчика у чьей-то усадьбы. Никто не проснулся. Сторожевой пес только подставил мне живот – почесать.

Эту добычу я тоже не стала есть, а чтобы не умереть с голоду, ловила белок и зайцев, которым не посчастливилось встретиться мне на пути.

Шагая вперед, я вспоминала сказку «Красавица и Чудовище». Чудовище сидит себе дома и ждет, когда же ему улыбнется удача и найдется выход из его бедственного положения, что и происходит с появлением в его дворце доброй, милой и прелестной Красавицы. Чудовище влюбляется в нее, а она, о чудо, тоже со временем понимает, что полюбила его. И счастливый конец наступает как раз вовремя.

А что было бы, если бы он не полюбил ее? Вдруг она оказалась бы занудной злюкой? Или у нее было бы даже больше достоинств, чем говорится в сказке, а он все равно не полюбил бы ее. Каждый имеет право любить того, кого любит, невзирая на совершенства и несовершенства.

Я дала себе слово не становиться Чудовищем из сказки. Я по-прежнему хотела выйти замуж, чтобы любить и быть любимой. Если бы это было не так, я сохранила бы человеческое обличье, но утратила самоуважение.

А ведь некоторые люди так и не встречают свою настоящую любовь.

* * *

На четвертую ночь пути почва под ногами стала песчаной, лес поредел, сменившись островками низкого можжевельника. Осталось пятьдесят шесть дней.

Шесть прошло.

Наутро, едва рассвело, я вышла на дорогу, рассудив, что мало кто путешествует в такой ранний час, а по дороге я смогу передвигаться гораздо быстрее. Воняло киррийским клематисом. А раньше я так любила этот запах!

Что это за фигура виднеется вдали? Я на цыпочках помчалась вперед.

Фигура стала четче. Оказалось, что это ослик, а рядом с ним на земле лежит какой-то куль. Ослик с седельными сумками был такой костлявый, что моя знахарская половина сразу встревожилась, и такой худосочный, что моя огрская половина на него не позарилась бы, если бы я ела ослов.

Молодой человек, на год-другой старше меня, лежал, укрывшись плащом до подбородка. Когда я увидела его лицо, у меня захватило дух. Огр перестал расценивать его как еду, и верх взяла девушка.

Он был настоящий красавец – даже сейчас, когда спал с приоткрытым ртом. Длинные ресницы, тугие кудри под синей шапочкой, чистая кожа, раздувающиеся ноздри и до того резко очерченные скулы, что у меня заколотилось сердце. Высокий – судя по тому, какой он длинный под плащом. Может, у него и характер такой же восхитительный?

Если бы я только научилась уговаривать! Тогда можно было бы путешествовать вместе. Мы познакомились бы и…

И полюбили друг друга?

Впрочем, я и сейчас могу забрать его и утащить. Наверняка я его сильнее.

Взять его с собой к ограм? Нет.

Может, это Люсинда подстроила так, что он очутился здесь, чтобы дать мне второй шанс? А что, феи так могут? А она поступила бы так?

Должно быть, он почувствовал, как я его разглядываю: глаза у него открылись – карие глаза. Я наблюдала, как меняется их выражение: недоумение сменяется ужасом. И я ощутила этот ужас. Миг – и он вскочил на ноги.

– Не бойся! Я только на вид…

– Съешь моего осла!

И он бросился наутек по дороге.

Я могла бы его догнать, хотя он был и проворен, и ловок, что свидетельствовало о крепком здоровье.

Ослик всхрапнул и ткнулся мне в локоть. Откуда животные знают, что я не стану их есть, даже если мое брюхо так и кричит, чтобы я их сожрала?

Интересно, может, в седельных сумках найдется что-нибудь, что подскажет мне, откуда этот господин родом и куда направляется?

Нельзя рыться в чужих вещах!

И нельзя даже заимствовать сушеное мясо без разрешения.

Ослик стоял смирно, пока я расстегивала сумку, в которой что-то странно топорщилось. Из-под рапиры в богатых ножнах засияла медная кастрюлька, начищенная до зеркального блеска.

Рядом – три бронзовые миски с чеканкой. И миски, и кастрюлька – в льняных чехлах, чтобы не поцарапались друг о дружку.

Разносчик. Труженик, как мы с мамой. Я закрыла седельную сумку, не желая запачкать его товар.

Вторая седельная сумка, ближе к шее ослика, тоже была туго набитая, но не бугристая. Бумаги? Или сушеное мясо?

Бумаги. Читать их тоже дурной поступок. Я вытащила всю кипу. На самом верху лежала долговая расписка от господина Питера из Фрелла (киррийской столицы), выданная гному йагХу. Меня удивил огромный размер долга.

– Огры умеют читать?

В нескольких шагах от ослика стоял господин Питер, и в вертикальном положении он выглядел даже красивее, чем в горизонтальном. Сердце у меня затрепыхалось. Наверное, он решил, что можно подойти, раз я не погналась за ним и не съела его вьючного осла. Страх я ощущала по-прежнему, но теперь его можно было укротить.

Люсинда! Я могу выйти за этого юношу. Превращай меня обратно и дай нам обоим возможность выбрать.

Она не стала. Вот бессердечная фея!

Я сглотнула.

– Огры умеют читать, господин Питер, по роду занятий разносчик.

– Господин Питер, – он изящно поклонился, – по роду занятий коммерсант. У меня есть превосходные…

Он умолк – несомненно, не знал, что можно продать огру. Помимо страха, его охватило профессиональное рвение. Я ощутила и то и другое.

Несмотря на рубаху и штаны, я сделала реверанс, постаравшись, чтобы вышло как можно грациознее.

– Превосходные… – он пару раз моргнул, – гм… платья больших размеров.

Пожалуй, в женской одежде я выглядела бы не так ужасно, но у меня не было ни гроша.

– Я госпожа Эвора, целительница. – Я взмахнула ресницами. – Для друзей просто Эви.

– А, госпожа Эви. Вы лечите, а значит, разумеется, не убиваете.

Я улыбнулась, забыв про клыки:

– Вот именно.

Его страх перехлестнул через край.

– Вы позволите удалиться?

Я попятилась. Еще бы! Ему не хочется болтаться тут со мной.

Он направился к своему ослику, и у того задергался хвост. Похоже, ослик побаивался хозяина. Господин Питер взобрался на него и дернул поводья. Ослик двинулся шагом – в ту сторону, куда направлялась и я.

Я снова свернула с дороги. Одиночество нахлынуло с новой силой, хотя ничего не изменилось.

Я шла, шла и думала о любви. Я любила двух человек: маму и Чижика. Разумеется, я любила маму, потому что она была моя мама, но не только: еще и за то, что она такая добрая, хорошая и любит меня.

Отец умер от колик, когда мне было четыре. Наверное, именно поэтому я решила стать знахаркой – чтобы не дать маме умереть от колик и всего прочего. За это время я вылечила десятки случаев колик с помощью пюре из капусты, кориандра и розмарина. Отца я почти не помнила.

Чижика я тоже любила – за то, что он добрый и хороший, и за то, что мы такие старые друзья, и за то, что он часто болел или считал, что болеет. Каждой знахарке на заре карьеры нужен такой пациент. Кто, кроме Чижика, обратится к двенадцатилетней целительнице?

И мне с ним было хорошо. Он любил длинные романы, и я тоже их любила – как и учебники по медицине. Увлеченно слушал мои рассказы об интересных случаях. Помогал в аптеке: растирал травы, скатывал бинты, следил за отварами на плите, чтобы не убежали.

Но это ведь какая-то скучная любовь.

Примерно год назад мы с мамой сидели в гостиной, когда Чижик уже ушел домой. Я рылась в книжном шкафу в поисках трактата, который куда-то задевала.

– Ты похожа на меня, – заметила мама. – Твой отец никогда ничего не терял.

– А ты очень его любила? – выпалила я.

Я была уверена, что да, но она никогда не говорила этого.

Мама очиняла себе новое перо для письма, но тут отложила ножик.

– Эви, мне довольно было увидеть его, как у меня сразу повышалось настроение. Стоило ему прикоснуться к моей руке, и у меня кружилась голова и колотилось сердце.

У меня есть травы точно с таким же действием.

– Но ты любила его?

– Взгляни на меня.

Я повернулась от шкафа.

– Эви, милая, я любила его. Я уважала его. Мы были лучшие друзья. Наша дружба сияла ярче золота в его плавильной печи. От него у меня мурашки бежали по спине.

При виде Чижика со мной никогда такого не случалось.

А во время краткого разговора с господином Питером – случилось.

Глава шестая

Должно быть, господин Питер отправился торговать с эльфами, а значит, мы, вероятно, снова встретимся, когда я буду возвращаться в Дженн в обличье огра, умеющего убеждать.

Год назад я лечила мальчика-эльфа по имени Агаллен. Он приехал в Дженн с родителями, и у него появилась сыпь. (Кожа у эльфов меняет цвет в зависимости от времени года, и иногда при этом появляются зудящие пятна.) Агаллен не говорил по-киррийски, но этого и не требовалось – он просто показал на шею и локти. Я помазала пятна притиркой из калгана, имбиря и куркумы, а он все это время не сводил с меня глаз.

Через три дня он вернулся – без всякой сыпи, зато с подарком, тем самым бюстом, который теперь лежал у меня в сумке, – статуэткой из серого камня, точным подобием меня тогдашней.

Вид у каменной девушки был серьезный – сама я никогда не видела себя такой в зеркале. Мама сказала, что это превосходный портрет, а я прехорошенькая. Пришлось признать, что горбинку на носу Агаллен передал идеально. Теперь там рос пучок шерсти.

К середине дня голый пейзаж смягчился, снова начался лес. Я уже не видела дорогу, поэтому взяла правее, но прошло пятнадцать минут, а дорога так и не появилась.

Я остановилась. Впереди я ощутила целый вулкан ужаса, прикрытый тоненькой крышечкой доверия. Доверие – это значит, что кого-то поймали огры.

Огры! Что они чувствуют, я не улавливала – только чувства пленника. Я двинулась дальше, изо всех сил подавляя собственный вулкан ужаса.

Вдруг этот страх исходит от господина Питера? Вдруг я его спасу? Заслужу его благодарность?

Страх светил мне, будто маяк. Я шла на него и старалась ступать бесшумно. Вскоре я остановилась в тени на краю полянки, а на полянке, в кольце из полудюжины огров, стоял эльф. Огры меня, похоже, не почувствовали, как я не чувствовала их. Я ощущала только чувства эльфа.

Огры, по мере способностей, состроили дружелюбные физиономии. Эльф был просто прелесть какой аппетитный – совсем молоденький, стройный, ростом со взрослого человека, в узорчатом плаще, и его зеленая кожа отливала золотом, как положено ранней осенью. Он стоял, запрокинув голову, и смотрел на огра, который говорил ему что-то по-эльфийски. Я не знала этого языка.

– Афф энч поэль? – Огр погладил рукав эльфа от плеча к запястью. Голос его источал мед.

Огры были босые, одетые в медвежьи шкуры, скрепленные на плечах и перехваченные поясом, так что получалось подобие туники. Я ощутила, что сулит голос огра: «Сдайся, и ты будешь ох как счастлив».

– Док энч Греллон, оте хукс Зарет, – ответил эльф негромко и безмятежно. – Афф энч поэль?

Я уловила повтор и поняла, что это значит. Огр спросил, как зовут эльфа, и тот – Греллон – представился и ответил тем же вопросом. Светская беседа!

– Греллон, док энч ССахлУУ, оте хукс ХеММ.

Ага. Огра зовут ССахлУУ.

Огр приподнял рукав эльфа и лизнул его руку выше локтя. У меня от голода свело живот; белка, которую я съела днем, попросилась наружу.

Греллон даже не поежился, но я ощутила, как нарастает в нем паника.

ССахлУУ оскалил клыки. Остальные огры тоже. Греллон, беги!

– Кхе-кхе…

Они обернулись. Я увидела, что эльф опомнился. Он попятился от ССахлУУ и бросился бежать, но успел сделать только несколько шагов. Огр снова завел сладкие речи, глядя на меня исподлобья, и Греллон замедлил шаг, обернулся и шагнул обратно с зачарованным выражением на лице.

Нет, этого эльфа не съедят. Я заорала:

– Греллон, спасайся! Уноси ноги!

Я понятия не имела, понимает ли он по-киррийски, но продолжала выкрикивать добрые советы, перекрывая медовый хор всех огров сразу, даже когда ССахлУУ бросился на меня.

Он хотел зажать мне рот ладонью, но я вывернулась и завопила:

– Греллон! Думай! Они хотят сожрать тебя!

Он побежал.

ССахлУУ бил меня и царапал, остальные подоспели ему на помощь. Меня захлестнула ярость. Мышцы напряглись, кулаки сжались. Я отбивалась – кулаком! – головой! – ногтями! – локтями! – коленкой! – пяткой! Вырвалась на свободу. Присела – огр огром! – готовая отразить следующую атаку.

Ковровая сумка висела у меня на шее. Мое сушеное мясо они не получат!

И травы, и знахарские принадлежности – тоже, но первым делом я подумала про мясо.

Они тоже разом подпрыгнули и присели. Все мы приготовились к схватке.

Шли секунды. Я опомнилась, и первое, что пришло мне в голову: как же мы все похожи!

Один огр встал и расслабленно ссутулился:

– ЛайУУ.

Это его так зовут?

Остальные тоже встали и ссутулились. Осанка никуда не годится. Я могу это исправить.

Сквозь рубаху и штаны сочилась кровь. Я была вся побитая, царапины жгло. Интересно, огры могут умереть от огрских царапин? У некоторых огров тоже шла кровь, но это их не особенно тревожило.

Тот, кто сказал «ЛайУУ», был выше и крепче остальных; в шерсти на подбородке виднелись седые волоски. Шерсть на подбородке росла у всех. И у меня тоже. Это не означало, что он самец.

Он продолжил говорить – разумеется, по-огрски. Я ничего не понимала. Люсинда, что тебе стоило меня научить? Но язык прекрасный: текучий, гладкий, как мой медово-масляный сироп. Звуки плавно сменяли друг друга. Я не слышала, где кончается одно слово и начинается другое, но понимала, что огры не хотят меня уговорить. Так что же, битва окончена? Я тоже выпрямилась: плечи назад, осанка идеальная.

ССахлУУ двинулся ко мне, подняв ладони. Я надеялась, что это означает мирные намерения. Подошел ко мне и погладил меня по щеке.

Я отпрыгнула. Он что, проверяет, насколько я упитанная? Едят ли огры огров?

От этого огры рассмеялись и умиленно закачали головой. Я ощутила, что краснею. Не знала, что огры краснеют. Неужели я себя выдала?

Как видно, нет. Они засмеялись еще сильнее, раскачиваясь из стороны в сторону. Те, кого особенно разобрало, принялись скакать с ноги на ногу.

ССахлУУ что-то сказал – судя по тону, задал вопрос. Потом следующий вопрос. Потом он замолчал и стал ждать.

– Э-э…

Брови у всех вокруг – точнее, клочья шерсти над глазами – поползли вверх.

Я обратилась к ССахлУУ:

– Гм… Я не говорю по-огрски.

Выражение его лица стало словно даже и приветливым. Медовый голос смягчил шероховатое киррийское наречие.

– Я просто поприветствовал тебя. Мы хотим, чтобы ты с нами чувствовала себя как дома – точно так же, как со своими… – Он задумался, но тоже как-то по-доброму. – С такими же, как ты, со своими… друзьями.

И снова девушка во мне начала успокаиваться – но не огр, служивший ей внешней оболочкой.

Они меня все-таки съедят!

А может, это я их съем?

Как мне не стыдно так думать! Фу на меня!

Они наверняка жесткие и жилистые.

Я решила подражать ему:

– Не сомневаюсь, что все вы рады мне, и надеюсь, что вы станете моими новыми друзьями. – Я протянула руку и прикоснулась к лицу огра. – Вы такие…

Они снова рассмеялись, но ССахлУУ перехватил мою руку и придержал ее – несильно. Рука затряслась от его смеха. Я могла бы вырваться, но не знала, что тогда произойдет. От его прикосновения мне стало не по себе, но я больше не боялась.

Затем – будто бы без всякой причины – другой огр ударил ССахлУУ по руке, которой он меня держал. ССахлУУ развернулся и ощерился. Они свирепо уставились друг на друга. Второй огр бросился на него. Они покатились по траве. Остальные только громче рассмеялись.

Мне полагается что-то сделать?

Минуту спустя, прежде чем соперники поубивали друг друга, крупный огр, видимо их вожак, произнес слово, которое я уже слышала: «ЛайУУ». Наверное, оно означает «хватит». Так или иначе, драка кончилась, и противники поднялись и встали по обе стороны от меня, однако больше никто не пытался взять меня за руку.

Когда остальные наконец перестали смеяться, я сказала:

– По-моему, ССахлУУ, ты задал мне два вопроса.

– Видишь? – обратился он к своему мнимому противнику. – Она сообразила, как меня зовут.

Он понял, что я женщина. Откуда он знает?

– Меня зовут ЭЭнс, – представился его противник.

– Я хотел узнать: ты что, не любишь эльфятину? – поинтересовался ССахлУУ. – Или это был какой-то неправильный эльф?

– А почему ты не говоришь по-огрски? – вмешался еще один.

Я сглотнула. Что тут ответишь, кроме полуправды?

– На вид эльф был очень вкусный, но я не ем эльфов, людей, великанов и гномов. И лошадей.

И еще кучу разных животных.

У ССахлУУ отвисла челюсть. Если бы это был Чижик, я велела бы ему закрыть рот, чтобы не простудить горло.

– Тогда ты займешь место эльфа! – жестами показал вожак.

Они надвинулись на меня, оскалив зубы.

Я бросилась бежать, хотя понимала, что это бессмысленно.

Похоже, они думали, что я стану драться, потому что не сразу бросились следом. Меня снова охватила ярость. Я хотела драться, но заставила себя бежать, а ярость придала проворства ногам. Сумка била меня по бедру, когда я продиралась сквозь подлесок и перескакивала через поваленные стволы. Вскоре я услышала звуки погони.

Еще несколько мгновений – и все закончилось. Меня схватили за ноги. Я упала.

Один огр прижал меня за плечи к земле и разинул пасть. Остальные столпились вокруг и стали ждать. Я подумала, что у меня сейчас сердце выпрыгнет из груди.

Мама, это конец. Чижик, я надеюсь, ты найдешь свою любовь.

Огр наклонил голову. Я закрыла глаза и сдалась.