Текст книги "Зачарованная Эви"

Глава девятая

При виде меня господин Питер положил свои пожитки, улыбнулся, будто мы с ним были закадычные друзья, и снова изящно поклонился.

– Вот мы и встретились снова… э-э… – Он бросил попытки вспомнить, как меня зовут. – Госпожа целительница.

Обидно, что он забыл.

– Госпожа Эви. – Я повернулась к ССахлУУ и ААнг. – Дайте попробовать.

Ужас, переполнявший господина Питера, мгновенно раздулся, как воздушный шар. Пленник бросился бежать. Я протянула руку и перехватила его.

– Тебе нечего бояться. – Я постаралась говорить как можно нежнее. – Это же я.

Я проверила, окружен ли его страх той оболочкой, о которой говорил ССахлУУ. Ой, да. Я попыталась ее укрепить.

– Я тебе ничего плохого не сделаю.

Ужас ничуть не унялся. Господин Питер сглотнул, попытался выдавить что-то, снова сглотнул. Глаза у него полезли на лоб, что не пошло на пользу красоте.

Я оглянулась. Остальные ощерили на него клыки – потешались за мой счет. Я сделала вид, что сейчас брошусь на них, и дернула господина Питера за собой.

Они все разом попятились и расхохотались.

– Прошу прощения! Господин Питер, вам не больно?

Если бы я случайно вывихнула ему плечо, можно было бы вправить.

Нет ответа. Взгляд у него остекленел. Я покрутила его руку и не ощутила никакой боли, только страх…

…И этот страх пробудил во мне огрскую ярость. Да как он смеет бояться, когда я желаю ему только добра?! Мне же ничего не стоит взять и вывихнуть ему руку, а потом вылечить его. Тогда он поймет, что небезразличен мне.

Тьфу! О чем я только думаю?

Я привела его к границе участка, легонько надавила ему на плечи, чтобы он сел, и опустилась на корточки рядом с ним, боком к банде, чтобы держать их в поле зрения. Они вернулись к прежним занятиям – жевали полоски сушеного мяса, медленно, чтобы растянуть удовольствие.

– Здравствуй.

Я попыталась изобразить очаровательную улыбку.

Его страх не уменьшился.

ССахлУУ, держась на почтительном расстоянии, по-огрски подсказал мне, будто учитель – ученице:

– Скажи ему, что хочешь, чтобы он был счастлив.

Я послушалась. Господин Питер только дернулся в сторону.

– Я никому не позволю тебя есть. Они ведь тебя не съели, сам посуди. А в обычных обстоятельствах ты уже был бы у них в желудках.

У него все-таки сохранились остатки здравого смысла, и он меня понял. Я ощутила, как логика возобладала, а страх чуточку утих.

– У тебя получается, – отметил ССахлУУ по-огрски. – СзЭЭ эММонг ААх форнс.

– В каком-то смысле, – добавил ЭЭнс, тоже по-огрски. – Не как мы. Но очень хорошо! – добавил он полушепотом.

А я хотела научиться, как они, – быстро и надежно.

Остаток дня я посвятила опытам. Говорила тише, громче, выше, ниже, напевно и отрывисто. Заставила ССахлУУ и ЭЭнса показать, как надо, и подражала им. Как по мне, идеально только у них получалось, а у меня нет.

Настал вечер. В конце концов господин Питер немного расслабился, но не благодаря моим стараниям. А я окончательно рассвирепела. Конечно, он не был виноват в том, что у меня ничего не вышло, зато становился съедобнее с каждой минутой. Успокоили меня только три полоски сушеного мяса.

Ночью я наворовала еще мяса и весь следующий день – мой двадцатый – упражнялась в зЭЭне.

Господин Питер уже совсем перестал меня бояться и лишь слегка опасался остальной банды. К полудню он спросил, почему мы его не съели.

– Я что, слишком жилистый?

Мы рассмеялись.

– Тощий – это да, но уж точно не жилистый, – усмехнулась я. Или это я кокетничаю?

– Напугай его, – велел ЭЭнс. – ЗЭЭн или успокаивает, или пугает.

Но я и этого не смогла.

Но не сдавалась. Я была уверена, что не трачу впустую драгоценное время. У господина Питера было все: ум, чувство юмора, здоровье. В его присутствии у меня постоянно бежали мурашки. Но добрый ли он? А вдруг я уже влюбилась? Сумею ли подать себя с выгодной стороны и понравиться ему даже в таком обличье? Кажется, мне уже удается его рассмешить.

На третье утро после его появления я попросила господина Питера показать товары.

Все столпились вокруг, а он вытащил из седельной сумки кусок полотна и расстелил на земле, а потом достал свои припасы.

До чего же он ловкий! Ткани и одежда будто сами собой разворачивались так, чтобы предстать во всей красе. Украшения он разложил одним движением: вот только что это была бесформенная груда, а потом – раз! – и прямо выставка. И улыбнулся, заметив мое удивление.

Я снова увидела кастрюльку, миски, прочие кухонные и столовые принадлежности, ту самую рапиру в ножнах, флейту и три пары башмаков.

Господин Питер стоял рядом со мной у края полотна. От его близости у меня в животе разверзлась пропасть. Голод? Да, но не только: еще и мучительное притяжение.

– У меня есть еще кое-что. – Он понизил голос для пущей театральности. – Ну что, показать?

– Пожалуйста! – Я едва дышала.

Господин Питер запустил руку поглубже во вторую седельную сумку – ту, где держал бумаги.

– Это настоящее сокровище. Я берегу его отдельно для сохранности.

И он достал что-то продолговатое, обернутое в мешковину.

Почему-то у меня встала дыбом вся шерсть. Я почувствовала, как напряглась остальная банда.

Господин Питер расчистил место на полотне под новый товар и развернул его.

Драконий зуб! Оранжевый, с мою руку длиной, и кончик острее, чем у меча!

Я мигом присела – как и все. Мне стало жарко. Уши запылали.

Мы разом закричали:

– Ак-нак! ЗуЗЗ!

Меня обуяла такая ярость, что я готова была убить кого-нибудь – кого угодно.

Все вокруг обливались потом, клыки оскалились в бешеной гримасе.

Господин Питер бросился бежать. Я шагнула за ним…

И тут верх взяла моя человеческая сторона. Я развернулась, дрожащими руками закутала зуб в мешковину и спрятала в сумку. Шерсть тут же улеглась. Мне стало прохладно.

Господин Питер! Я кинулась следом за бандой.

Но они и так уже возвращались. Господин Питер, снова под воздействием зЭЭна, брел в кольце огров.

– Где он? – свирепо спросил у меня ШаММ по-огрски.

– Я его спрятала. Только не ешьте пленника! – Я бросилась к мешку, где держала полоски сушеного мяса, и вытащила четыре куска.

Подношение умилостивило ШаММа, и он только пожал плечами. Господин Питер вернулся к своим товарам. Остальные, похоже, перестали его зЭЭнить: я почувствовала его испуг.

– Госпожа Эви, почему вы присели и стали такие страшные?

– Да, почему? – спросила я у ССахлУУ и ЭЭнса по-киррийски, чтобы господин Питер тоже понял. И ощутила, как он удивился, что я не знаю.

– Тебе что, нравятся драконы? – отозвался ССахлУУ, тоже по-киррийски.

Нет! Я их ненавижу, презираю, терпеть не могу!

Человеческая половина этого не понимала. Ну да, драконы опасные, но они, в отличие от огров, не охотятся на людей. И без них не было бы никакой пурпурины.

– Они нападают на огров?

– Теперь уже нет. У них есть Пики – есть где жить – и великанские земли – есть где охотиться. – ЭЭнс расправил плечи и выпятил грудь. – А все остальное наше!

ССахлУУ тоже выпрямился во весь рост:

– Мы считаем, что когда-то давным-давно была война. И огры победили.

– А драконы погибли, – добавил ЭЭнс.

– Их даже есть нельзя! – ССахлУУ сплюнул. – Застревают в горле.

– Вязкие, – пояснил ЭЭнс. – Но мы еще дадим им бой.

– Потрясающе, – вполголоса проговорил господин Питер, но у огров острый слух, и они все слышали.

– А что означают эти слова? – спросила я. – Ну, ак-нак, зуЗЗ.

– Не знаю. – ЭЭнс взял полоску мяса. – Есть такие слова, которые мы не понимаем.

– А это где-то записано? – спросила я по-прежнему на киррийском. Неужели у огров есть письменность?

ЭЭнс обмяк и снова безобразно ссутулился:

– Нет, конечно, тупая ты кобыла!

Я сжала кулаки:

– Не смей так говорить!

Мне стало стыдно, что господин Питер слышал, как называют меня огры.

А ЭЭнс только рассмеялся.

Однако ССахлУУ добавил:

– По-моему, эти слова – начало заклинания. Но дальше я не помню!

Он поднял ладонь, чтобы его больше ни о чем не спрашивали. А потом выхватил у ЭЭнса кусок мяса, хотя мог бы взять себе из мешка.

Они покатились по земле. А я все думала, как так вышло, что слова «ак-нак, зуЗЗ» сами вырвались у меня, а больше ничего в голову не пришло.

Однако я знала кое-что о драконах: например, у них каждые пять лет выпадают зубы и вырастают новые.

– Ты купил зуб у великанов или собираешься им его продать? – поинтересовалась я у господина Питера. Если второе, значит он получил его прямо от драконов – настоящий подвиг. – А пурпурины у тебя, случайно, нет?

– Нет.

Жалко!

– Зуб мне продали великаны. – Господин Питер нахмурился. – Было бы величайшей глупостью лезть к драконам самому.

С этим я не могла не согласиться, а потому заметила:

– Осторожным людям и целители не нужны.

– Неосторожным частенько тоже, – засмеялся он.

Ага!

– Потому что они уже мертвые! – Я прыснула.

Он с улыбкой кивнул.

Драконьи зубы нужны великанам, чтобы проделывать дырки в коже и дереве – да в чем угодно. Драконы разрешают великанам забирать свои зубы и даже не дышат на них пламенем, а великаны за это выделяют драконам часть своего скота – овец, коров и коз. Люди ценят драконьи зубы, потому что это редкость. Один зуб стоит как целый особняк.

Подул резкий ветер, набежали облака: осень вступала в свои права.

– А-а, понял! – Господин Питер посмотрел на свой товар, взял четыре деревянные ложки и четыре деревянные лопатки и провел пальцем по одной из них.

Я почувствовала его прикосновение, будто он погладил не ложку, а меня.

– Смотри, госпожа Эви, какие красивые деревянные узоры. Прямо шедевр, правда?

– Да, – выдавила я.

– Вот если нанизать их на шнурок и, скажем, добавить между ними по бусине, получится прелестное ожерелье для тебя.

– Ты хочешь, чтобы я носила на себе кухонную утварь?

Он отпрянул:

– Конечно, не каждая решится надеть такое оригинальное украшение.

Я не совладала с собой и покраснела.

– Если сделать из кухонных принадлежностей ожерелье, они превратятся в произведение искусства. А бусины лучше взять из лазурита: они подчеркнут цвет твоих глаз.

Глаза у меня янтарные. Мне стало страшно, что щеки сейчас загорятся настоящим огнем.

– При виде тебя все будут думать не о кухне, а о бальном зале.

Он что, и правда считает, что мне что-то может пойти? Ему известно, что денег у нас нет, значит это он не ради прибыли. Неужели он всерьез? Я ощутила, как ему приятно. Приятно находиться в моем обществе? Приятно смотреть на меня, потому что мне идут оригинальные украшения? Или он просто показывает товар?

– Скоро по ночам станет прохладно. – Он вытащил из голубого льняного мешочка зеленую шерстяную шаль и положил их рядом. – Изысканное сочетание цветов, как ты считаешь?

Моя человеческая сторона плохо разбиралась в изысканности, а ограм красота не нужна – если красота их и интересует, то только кобылья.

Господин Питер набросил шаль мне на плечи – плечи задрожали.

Он отступил на шаг.

– Этот цвет выгодно оттеняет румянец на твоих щеках. Правда, госпожа Эви так даже прелестнее обычного? – обратился он к ССахлУУ и ЭЭнса. Должно быть, заметил, что я им нравлюсь.

Я разозлилась. И сдернула шаль.

– Я прекрасно знаю, какая я уродина.

ССахлУУ и ЭЭнс принялись галантно возражать по-огрски, что я красивая кобыла.

– При близком знакомстве ты становишься гораздо привлекательнее, – прошептал господин Питер.

Ой, ну надо же… Ой! Сердце у меня затрепетало – раз-два-три.

Господин Питер был в радостном волнении. Из-за меня? Неужели и я становлюсь ему небезразлична? А у меня еще сорок дней!

Остальная банда собралась на охоту. Мне не нужно было идти, поскольку я училась зЭЭнить – или, по крайней мере, пыталась.

– Почему ты никогда не ходишь с ними?

Он хочет избавиться от меня? От обиды голос у меня зазвенел:

– Если я уйду, человеку, который останется в Топях один, уже не потребуется целитель.

– Я стану трупом? – улыбнулся он.

– Одни косточки останутся. – Я показала на нашу жуткую границу.

– Ты моя защитница!

Сердце у меня затрепетало еще сильнее.

– Олово, – продемонстрировал господин Питер кувшинчик. – Гномской работы. Непроливайка.

Когда я уйду из Топей, такой кувшинчик мне понадобится. А если мы уйдем вместе, господин Питер, наверное, поделится со мной.

И если сделает предложение, кувшинчик тоже будет моим.

Такие мысли смутили меня, и я взяла чепчик – беленый лен с вышитой цветочной каймой.

– Он тебе пошел бы, – заметил господин Питер, – но, к сожалению, будет… э… маловат…

– Стежки неровные. – Я понимала, что чепчик на меня не налезет.

– А ты знаешь толк в рукоделии. – Он коротко поклонился мне.

От его голоса и слов ноги у меня обмякли, но я все равно сделала реверанс и не упала.

Господин Питер извлек из своих запасов очередной кусок полотна и расстелил привычным ловким движением.

– Посидишь со мной?

Этого я никак не могла: надо было сначала что-то съесть, а то я не сдержусь и укушу его – такой он сладенький. Я двинулась к мешку с мясом, добытому ночью, – от него уже осталась всего треть. Когда я вернулась, господин Питер не сводил взгляда с полосок мяса. Он умирал с голоду! Я протянула ему кусочек. Он принял его, и я вернулась к мешку – взять еще два куска себе и два ему. Когда я села, то постаралась, чтобы между нами остался промежуток, – ради себя самой.

А господин Питер придвинулся ко мне поближе!

И в этот миг, когда он сам захотел быть рядом со мной, я позволила любви вскружить себе голову. Я любила господина Питера, я его обожала, боготворила, превозносила. Моя радость, мое сокровище, мое счастье!

Глава десятая

Он жевал полоску мяса со смесью брезгливости и удовольствия. А я при нем ела медленнее обычного и с закрытым ртом. Мне стало интересно, любит ли он закупать и продавать товары так же, как я – лечить.

– Тебе нравится быть коммерсантом?

– Я ценю красоту – вот как эта шаль и мешочек, в котором она хранится.

Его слова натолкнули меня на мысль.

– У меня есть кое-что, что может тебе понравиться.

Я встала, хотя отходить от него мне не хотелось. И достала свой скульптурный портрет из сумки.

Господин Питер протянул руку, и я разрешила ему подержать его.

– Тяжелый, – заметил он. – Зеленушкина работа?

– Зеленушкина? – не поняла я.

– Ну, эльфийская.

Он пристально вгляделся в лицо настоящей меня.

Разгляди сходство! Разгадай правду!

– Личико хорошенькое, но в нем нет ничего ни выдающегося, ни примечательного.

Обидно, когда считают, что тебя легко забыть.

– Но художник, – продолжал между тем господин Питер, – поразительно передал характер модели: живая, умная, целеустремленная. И чувство юмора я вижу. Ты знакома с автором?

– Мальчик-эльф по имени Агаллен. Я избавила его от сыпи, а он вырезал мне эту скульптуру.

Догадайся!

– Запомню это имя. Я знаю кое-кого, кому это понравится.

Я ощутила, как изменилось его настроение: он стал осторожнее.

– Госпожа Эви, считай, что шаль в мешочке твоя.

Нет, память о себе я не отдам даже ему! К тому же он от такой сделки только выгадает. Я выхватила у него статуэтку и убрала обратно в сумку.

Он огорчился – это я почувствовала и сама расстроилась, хотя, если бы он догадался, что незапоминающееся личико – мое, это говорило бы о сверхъестественном чутье. Простив его, я снова села рядом.

– Ты спрашиваешь, нравится ли мне быть коммерсантом? Я обожаю подбирать идеальную безделушку, украшение или наряд каждому покупателю. – Он пожал плечами. – Очевидно, у этой статуэтки уже есть идеальная владелица.

И господин Питер рассказал мне, как продал скрипку одному юноше:

– Стоило ему прикоснуться смычком к струнам, раздался такой вой, будто шестерых котов затолкали в мешок, но он все равно ее купил. А через год я вернулся, и оказалось, что он играет так великолепно, что шесть котов станцевали бы вальс под его мелодию. Он преподал мне урок.

Знахари постоянно учатся у своих больных.

– И что ты усвоил?

– Никогда не отговаривай покупателя! – рассмеялся он. И добавил, видимо сообразив, что его ответ мне не понравился: – Еще я узнал, что мыслящее существо само выберет, что ему нужно, даже если я не понимаю зачем.

Тут мне стало любопытно, как ему удается – даже здесь, с нами, – всегда выглядеть свежим и отдохнувшим, будто он только что пробудился от мирного сна.

– Люди, конечно, свои болезни не выбирают. – Меня осенила неожиданная мысль. – А может, это болезни выбирают нужных людей?

Такие разговоры я привыкла вести с Чижиком.

– Как интересно! – воскликнул он и сменил тему: – Ты настоящая загадка, госпожа Эви. У тебя что-то в глазах.

Слезы. Я их сморгнула и снова начала кокетничать.

Он отодвинул прядку волос у меня со лба, на котором тоже росли волосы. Его прикосновение было легкое как перышко.

– Я вижу у тебя в глазах нежность и добрый нрав. Какое поразительное совпадение – наша встреча. Мне несказанно повезло.

Я ощутила это. Любовь. Он любит меня!

– Мне тоже повезло… – выдохнула я.

– Доводилось ли тебе видеть киррийские чудеса?

У меня так перехватило горло, что я чуть дышала. Почему он спрашивает?

– Я попала сюда из Дженна. И больше нигде не бывала.

Он ласково улыбнулся – то ли из любви ко мне, то ли что-то вспомнил.

– Я покажу тебе горные водопады, озера, цветочные усадьбы…

– Я буду счастлива их увидеть.

С тобой.

– Мне никогда не хотелось, – продолжил он, – чтобы у меня появился спутник, но мне кажется, мы с тобой будем счастливы вместе. Согласна ли ты…

Вернулись огры. Я давно услышала бы их, если бы он меня не заворожил.

А вдруг он собирался сделать предложение?

Огры притащили тушу оленя. Я не хотела отходить от господина Питера, но голод победил. Пришлось мне дать господину Питеру еще три полоски сушеного мяса и отправиться пировать с остальными.

Чтобы господин Питер смог сделать мне предложение – если, конечно, у него было такое намерение, – нам надо сбежать из Топей. Согласись я сейчас стать его женой, нас обоих сожрут. Завтра, когда огры снова уйдут на охоту, мы убежим. Я дам бой любому огру, который попытается остановить нас.

А пока надо украсть сушеного мяса.

До чего же аппетитным был господин Питер при меркнущем свете дня, от которого скулы казались резче, а губы – ярче!

– До свидания.

Я прикоснулась к его руке – и отпрянула: меня пробила дрожь.

– До встречи. Возвращайся поскорей, любовь моя.

Банда это слышала и покатилась со смеху, кроме ЭЭнса и ССахлУУ, которые свирепо уставились на господина Питера. Я набросилась на них:

– Если вы ему хотя бы ухо надкусите, не видать вам больше сушеного мяса, а я, красивая кобыла, на вас в жизни даже не взгляну!

ЭЭнс прикоснулся к моей щеке:

– Красивая, но глупая.

ССахлУУ погладил меня по плечу:

– Может, эта зверюшка и полюбила тебя. Ты же красивая кобыла. Но когда научишься зЭЭнить, любить эту зверюшку будет все равно что любить куклу.

Я не стала их слушать.

– Я скоро, господин Питер. – (Ой, ну что же я!) – Я бегом.

Тучи нависли ниже, но гроза так и не началась. Я бежала, пока не запыхалась и не пришлось сбавить темп. Надо было тоже назвать его «любовь моя»! Вдруг он не уверен, что я отвечаю ему взаимностью, и это мучает его?

«Чижик, миленький, – подумала я, – моя привязанность к тебе не идет ни в какое сравнение с этим… этим… – Наконец я подыскала слова: – С этим пышным цветением!»

Надо же, как быстро, оказывается, приходит любовь! Ведь я даже не знаю, какие книги любит господин Питер и где он вырос. А вдруг он любит каламбуры? А вдруг сам каламбурит? А вдруг ему нравится слово «изумительный»?!

Ладно, не важно.

Тут меня мигом сбросило с небес на землю.

А вдруг он притворяется, будто я ему нравлюсь, чтобы я помогла ему сбежать из Топей?

Но тогда мы по-прежнему будем вместе, а я сильнее его, даже без зЭЭна. Он это знает.

Я ощущала его чувства. Не исключено, что он был так счастлив, поскольку предвкушал побег, но любил-то он именно меня. Кроме нас с ним, не осталось никого на свете.

Наконец после четырех часов быстрого бега, крупной рыси, а иногда – так мне чудилось – и полета над землей я рассудила, что уже достаточно далеко от той усадьбы, которую я обворовала в прошлый раз, и мой визит будет неожиданным.

Усадьба, выбранная мной на этот раз, была богатая, и хозяйский дом был не просто дом, а прямо-таки дворец: в окнах настоящие стекла, а не промасленная бумага. Наверняка где-то есть собаки, но никто не проснулся. Тем не менее мне стало страшно. Теперь мне есть что терять – не то что вчера.

Я пробежала к сушильне – отдельно стоящему сарайчику. Раз усадьба богатая, значит и добыча меня ждет хорошая. Можно будет съесть часть награбленного перед обратной дорогой.

По обе стороны двери стояли кадки с хризантемами. Обычно вход в сарай так не украшают. Дверь даже не скрипнула, когда я ее открыла. Кто-то смазал петли – хозяйство тут налаженное.

Мне следовало остановиться на пороге, но хризантемы так успокоили меня, что я сразу бросилась внутрь.

Под ногами вместо земляного пола оказалась какая-то доска, и она треснула.

Зазвенели колокольчики.

О-о-о-оххх!

Я рухнула в яму.