Текст книги "Мозаика"

Она раскрыла рот и начала, не зная, что последует дальше. Ей казалось, что снесло какое-то заграждение. Воспоминания полились – ее выступление в Карнеги-холле, семейный праздник, который последовал далее в Арбор-Нолле, неукротимая энергия отца и то, как дедушка подарил кольцо с александритом, а вся семья смотрела и аплодировала. Все это было таким красочным, как будто произошло только что: празднование, разговоры, еда, напитки, семейные ритуалы. Ее слова воспроизводили вечер подобно фильму, но то сбивчивое раздражение, которое она испытывала по поводу этих событий, исчезло.

– Следующее, что я помню, – это мое пробуждение уже слепой. Но я так и не знаю, что заставило меня не захотеть больше видеть, – сказала она.

– Да.

Орион сидел неподвижно, его голос утих. Джулия, сидя напротив него, молчала. И сияла. Он все более восхищался ею. Она была неподвижна, как будто ее тело было перенесено в другую плоскость Ему много раз приходилось видеть такую реакцию – она исцелила что-то внутри. В его работе было много тайн, но он более всего ценил тайну первой крупицы истины. Это был акт рождения, при котором старое и уставшее умирало, а новое вступало в мир, дыша огнем и выплескивая его. Он не мог предсказать, какое это может быть изменение или куда оно может привести, но он знал, что она изменилась.

Джулия пребывала глубоко в себе, едва ощущая странный внутренний покой и уверенность. Она понимала, что чего-то не хватает. Это было похоже на заржавевшие тормоза, которые держали все в неподвижности. Теперь тормозов нет, и...

Она открыла рот. Казалось, с ее мозга спадал покров. И он возвращался к жизни. Нервное возбуждение прошло через все ее тело, потому что нежданно-негаданно многое обрело смысл...

Физически ее органы зрения действовали как положено.

Все дело в том, что ее мозг отказывался видеть.

Вначале она винила зрителей. Затем думала, что нужно выяснить, что же на самом деле произошло в ночь дебюта.

Но истина состояла в том... что ей не нужно было знать, что вызвало слепоту...

Ей не нужно было знать ничего...

Ненужно...

Пульс участился от возбуждения. В голове закружился странный запах. Внутри нее скрипели и подгонялись гранитные блоки. Глаза наполнились теплотой, влагой, а сладостно-горькая радость пронзила ее как...

В надежде она затаила дыхание...

Полоса сияющего света появилась на уровне глаз, а в них вдруг что-то ожило.

Сердце заколотилось. Затаив дыхание, она видела, как светящийся жар собирается вокруг нее в теплое, сверкающее марево. От волнения закружилась голова. Космос засиял. Ее больше не нужно знать, как или почему, потому что...

Она вновь могла видеть!

Она резко вдохнула. Она видела контуры... стол, стулья, низкий столик и коренастого человека с усами и объемистым животом, который смотрел на нее с самым добрым выражением на лице, которое только ей доводилось видеть.

В горле у нее пересохло. Она облизала губы. Она улыбалась. По бдительному взгляду Ориона она поняла, что он наблюдал нечто выдающееся.

– Да? – выжидательно спросил он.

– Я могу видеть, – прошептала она, а затем прокричала что есть мочи: – Я могу видеть!

Она спрыгнула с кресла и побежала к нему.

Ее глаза ненасытно впитывали его серебристо-серые усы, ярко-розовые щеки, белую рубашку в мелкую синюю клетку, его изумленные синие глаза. Он встал, и она бросилась ему на шею.

Слезы потекли по ее щекам.

Он обнял ее, чувствуя, как ее сердце колотится о его грудную клетку подобно только что освобожденной птице.

– Ах, Джулия, я так рад за тебя. Очень-очень рад.

Он ощутил комок в горле, обнимая Джулию.

Сияя, она отошла от него:

– Мне не нужно было знать, отчего я была слепой, так?

– Вероятно, нет. Иногда случается именно так. Симптом становится независимым.

– О, Орион! Я и не знала, что ты такой красивый!

Она смотрела на его широкое лицо с благородным орлиным носом. А затем окинула взором кабинет, привлеченная яркими красками и безупречной обстановкой времен королевы Анны.

– Я вновь успела забыть, насколько ярким может быть мир. Я так по нему соскучилась.

Улыбаясь, она повернулась к нему. Он терпеливо ждал, строя догадки, что она будет делать дальше.

Она подняла голову, и ее взгляд стал бродить по его лицу. Она изучала его с такой тщательностью и любовью, словно запоминала навеки. В то же самое время, ощущение ее болезненной изоляции и одиночества пронзило его до глубины души.

Затем она удивила его. Она протянула руки, обхватила его лицо.

– Зрячие люди всегда так делают, – прошептала она. – Сначала смотрят, а потом трогают. Я теперь поступаю, как зрячий человек.

Новая волна радости захлестнула ее. Теперь она найдет убийцу матери. Желание убить ее Джулия быстро подавила.

18

Тени заполнили квартиру на первом этаже элегантного здания на Манхэттене. Горела лишь настольная лампа в кабинете. Майя Стерн повесила телефонную трубку, выключила свет и вышла в вестибюль. Она нашла свой чемоданчик и быстро занесла его в туалет для гостей. Она только что получила новые распоряжения от Крейтона Редмонда.

Чувство обоняния у слепой женщины было очень тонким. Опасно тонким. Убийца смыла духи. Стоя перед зеркалом, она извлекла пистолет «Смит-и-Вессон» 38-го калибра, который носила в специальной холщовой кобуре на поясе. Серийный номер с оружия был вытравлен, так что отследить его было невозможно.

Теперь она была одета в строгий брючный костюм серого цвета с черной шелковой блузкой и туфли «Хаш-паппис» на низком каблуке. Ее одежда была привлекательна и консервативна, но, что более важно, она могла в ней свободно двигаться. Косметика соответствовала простому, сшитому на заказ костюму – нейтральная розовая губная помада и черные, как уголь, тени на веках.

Она никогда не рассматривала себя как красавицу или уродину. Подобно актеру, она считала свое тело инструментом, орудием, и соответствующим образом одевала его, наносила на него косметику и формировала его, чтобы оно подходило для нужной роли. Ей это нравилось. Для работы в качестве помощницы Джулии Остриан она придала себе простой и чуть отталкивающий вид.

Она открыла чемоданчик, достала оттуда глушитель и навинтила на «Смит-и-Вессон». Затем заменила обойму, прикинула пистолет на вытянутой руке, сразу найдя точку равновесия, мечтательно улыбнулась и убрала пистолет в кобуру. Из чемоданчика извлекла второй пистолет 38-го калибра и проверила его обойму. Под брюками она носила черные леггинсы как часть запасного костюма. Она пристегнула легкую матерчатую кобуру к ноге, там, где она будет закрыта штаниной, и сунула в нее второй пистолет.

Затем сунула в карман пиджака два отрезанных кончика от детских сосок.

И наконец, взяла набор отмычек, каждая из которых была покрыта резиной, чтобы не бренчали, и тоже отправила их в карман пиджака.

Теперь она была готова проведать слепую женщину. Крейтон Редмонд хотел знать, что происходит в кабинете врача.

Она повернулась на каблуках, быстрыми шагами прошла через вестибюль и вышла за дверь, к лифту. За стеклянными дверьми она увидела швейцара в причудливой небесно-голубой ливрее. В лифте погладила кнопку четвертого этажа и в приятном предвкушении нажала нее.

* * *

Просторный кабинет Ориона Граполиса, казалось, был мал, чтобы вместить всю радость Джулии. Она могла видеть. Все вновь становилось возможным. Но пока она наслаждалась узнаванием его доброго лица, на первый план вышло нечто гораздо более важное – смерть матери. Боль сдавила грудную клетку. Она могла видеть, но мать все равно мертва. И в этом была ее вина. Сейчас ей нужно будет лететь обратно в Лондон. Она собиралась работать со Скотланд-Ярдом, хотят ли там этого или нет. У нее есть деньги, и она найдет способы купить свое участие в полицейском расследовании...

– Куда ты направилась? – удивленно повернулся Орион Граполис, когда Джулия заспешила к двери кабинета.

– Мне нужно позвонить главному суперинтенданту – человеку, который расследует мамино убийство в Лондоне. А затем мне нужно будет поймать такси и отправиться в аэропорт Кеннеди...

Орион усмехнулся:

– Так много и так скоро. Садись. Сядь. Пожалуйста. До этого ты верила мне, так, пожалуйста, поверь и сейчас. Сядь, Джулия!

Джулия нахмурилась:

– Ты не понимаешь...

– Дорогая Джулия, я думаю, что понимаю. Ты как лягушка на горячей печке. Уж больно быстро спрыгиваешь. Но проблема состоит в том, что теперь ты будешь сторониться любых печек – и раскаленных, и холодных, как осенний день. Ты должна различать горячее и холодное – настоящее и поддельное, то, что ты можешь делать, и то, что тебе не по силам.

Обеспокоенная Джулия снова глубоко опустилась в кресло. Глаза Ориона блестели так, словно он только что получил лучший подарок на день рождения. Он скрестил руки на своем обширном животе и в задумчивости сплел пальцы. Он источал тепло и сочувствие, и у нее возникло впечатление, что в его округлом теле не было ни капли порока. Немудрено, что Эдда обожала его, и все заблудшие и мятущиеся выстраивались в очередь, чтобы стать его пациентами.

Но она не могла терять время на дальнейшие разговоры. В Лондоне она скрывала новость от матери, откладывала момент, когда сможет поделиться радостью о вновь обретенном зрении... пока почти не опоздала. И не смогла спасти ее. Она должна найти убийцу матери.

Джулия сделала над собой усилие, чтобы голос звучал спокойно:

– И что же ты хочешь сказать мне, Орион?

– Во-первых, бесполезно винить себя за то, что ты не спасла жизнь матери. Ты не можешь управлять своей способностью или неспособностью видеть. – Он пожал плечами. – Знаю, знаю. Ты думаешь, что все понимаешь. У нас пока еще нет хрустального шара, чтобы предсказать твое будущее...

– Орион!

Он покачал головой:

– Пожалуйста, прости меня. Во-первых, конверсивные нарушения встречались уже давно и в различных формах. Огромное число случаев было во время Первой мировой войны, мы называли это военным неврозом. Во время Второй мировой мы называли это боевой психической травмой. Во Вьетнаме и во время «Бури в пустыне» это могло быть частью синдрома посттравматического напряжения. Как ни называй, но во всех войнах у некоторых солдат отнимались ноги, переставали видеть глаза и слышать уши, но при этом без единого признака физического ранения. Тем не менее они не могут двигаться, видеть, слышать, или их «нервы» могут быть поражены, как черт знает что, и их постоянно трясет. Некоторые из них излечиваются. Некоторым это так и не удается. То же самое случается и в гражданской жизни. Люди, особенно молодые женщины, вдруг теряют способность говорить, ходить или, как в твоем случае, видеть. Все это хорошо отражено в отчетах...

– И? – нетерпеливо подгоняла она.

– Все это разные формы конверсивного нарушения. Когда-то оно называлось конверсивной ucmepuей, но вокруг слова «истерия» было столько предрассудков и недопонимания, что Американская ассоциация психиатров заменила его «конверсивным нарушением». В любом случае, эта болезнь известна давно. Фактически, почти две тысячи лет в Индии аюрведисты лечат ее проливанием молока с добавлением лекарств на лоб пациента. Здесь, в западной культуре, еще со времен Фрейда можно было провести гипноз, но это не всегда помогало.

– Орион, извини. Что ты хочешь сказать?

– Мозг – это сложный инструмент, до сих пор во многом непонятный для самых передовых ученых и технологий, но кое-что нам определенно известно. Например, мы знаем, что конверсивное нарушение является психиатрическим состоянием, при котором нарушение нормального функционирования органа вызывается психологическим конфликтом или критической ситуацией.

– Я знаю, что...

И тут ей показалось, что она услышала некий звук. Он был столь слабым, что она засомневалась, что вообще слышала его. Это было как ощущение чьего-то дыхания на шее. Ее натренированный слух, похоже, уловил его. Нет, не может быть. Она не стала оборачиваться назад, чтобы посмотреть на дверь кабинета, открывавшуюся в коридор.

Тяжелое лицо Ориона становилось все мрачнее. Он знал, что у всех, кто страдал этим нарушением, есть одно общее свойство – неспособность рассказать о некоем иссушающем душу отчаянии, даже если оно было вполне осознанным.

– Я должен предупредить. Невозможно гарантировать, что твое зрение сохранится надолго. Мы можем догадываться, что оно возвратилось спонтанно, потому что ты была готова преодолеть то, что вызвало твою слепоту. До тех пор, пока ты не поймешь, что именно это была за травма, или не столкнешься с ней вновь – а она более чем вероятно была довольно значительной и страшной, – есть весьма реальный риск, что, если что-то опять напомнит тебе о ней, например кольцо, ты можешь снова вернуться в прежнее состояние и ослепнуть. Можешь и не ослепнуть, однако такая возможность есть. Симптом действительно иногда проявляется вновь. Если это случится, вспомни наш сеанс гипноза. Я говорил, что ты можешь провести его сама, и это на самом деле так. Я не мог тебя отпустить, пока ты не поймешь все эти подробности.

В дверную щель Майя Стерн слышала предупреждение доктора, которое ей было совсем не интересно. Вместо этого она полностью сосредоточилась на том, что он сказал ранее: «Я не могу гарантировать, что твое зрение сохранится надолго». Эта новость приковала ее к месту.

Эта Остриан опять видит.

Она тихо вынула отмычку из замка и опустила ее в карман. Уверенными движениями вынула «Смит-и-Вессон» из-за пояса. Почувствовала, как замедлился ее пульс. Наслаждение от возбуждения пронизало ее насквозь.

– Я вернусь через две недели, и ты должна будешь опять прийти ко мне. Мы продолжим совместную работу, пока ты не выяснишь, какая травма спровоцировала твою слепоту, – продолжал Орион.

– Спасибо тебе, Орион. Как мне сказать, что значит для меня то, что ты сделал? – спросила Джулия.

– Этой улыбки будет достаточно. – Он поднял голову, и его широкое лицо расплылось в улыбке. – Ведь именно ради этого я делаю свое дело...

На этот раз Джулия была уверена. Слух не обманул ее.. И еще... она ощутила слабый запах духов Нормы. Он был еле заметен, но она достаточно остро чувствовала этот запах в лимузине и в квартире, он врезался в ее мозг. Она повернулась, разозленная тем, что Норма тайком повсюду следует за ней. Норма явно забылась. Совсем потеряла голову, волнуясь за свою новую беспомощную подопечную...

– Норма! – Она хотела отругать ее и обернулась на скрип двери. То, что она увидела, ошеломило ее.

– Джулия? Что случилось? – спросил Орион.

Лицо в щели между дверью и косяком было лицом убийцы ее матери: изогнутые брови, короткие черные волосы, впалые щеки и черные, как графит, глаза, которые щурились, просчитывая ситуацию. Неожиданно волна ярости, скорби и вины окатила Джулию. Все, что произошло за последние двадцать четыре часа... жестокая смерть матери, потеря зрения, чувство вины... все слилось в молнию неистовой ожесточенности. Руки хотели обвиться вокруг горла этой женщины и давить до тех пор, пока в ней не останется жизни. Пока убийца не станет такой же мертвой, как и мать.

– Я убью тебя! – завопила Джулия, вскакивая с места.

И тут она увидела пистолет, направленный на нее через приоткрытую дверь.

– Нет! – закричала Джулия. – Не надо!

Она упала на ковер позади большого кресла.

– Орион!

Последовало тихое «чанк». Она обернулась к психологу как раз в тот момент, когда первая пуля поразила его в сердце. За ней последовала вторая, в кровь и рваную ткань первой раны.

Орион открыл рот. Казалось, что грузовик врезался ему в грудь. Боль обожгла мозг. Фонтан крови залил живот. В этот момент за Орионом открылась другая дверь.

Это была Эдда Граполис, жена Ориона.

– Джулия! Почему ты кричишь на Ориона? Тебе уже пора идти. Что происходит? Орион...

Тут Эдда увидела упавшее тело. Увидела прячущуюся Джулию на полу. Она закричала.

Джулия как будто бы снова оказалась на месте убийства матери. Удивление на добродушном лице Ориона. Боль, исказившая его черты. Руки, поднявшиеся в почти умоляющем жесте, а затем упавшие на окровавленную грудь и безжизненно соскользнувшие на колени. Каждой клеточкой своего тела она понимала, что и он теперь мертв. Боль потрясла ее. Теплый металлический запах крови наполнил воздух. Убит!

И она должна быть следующей.

Прежде чем последовал очередной выстрел, она бросилась через комнату в квартиру Граполисов. Преследуемая криками Эдды, Джулия промчалась через холл к задней лестнице. Боже мой! Теперь на ней еще и смерть Ориона!

Борясь с инстинктивным желанием вернуться, объяснить, остаться с Эддой, помочь Ориону, бороться с убийцей, она заставила себя бежать дальше.

Все это произошло в считанные секунды. Как только жена упала на колени перед мертвым психологом и разрыдалась, Майя Стерн выдержала паузу у приоткрытой двери. Ей было велено придать убийству Остриан вид несчастного случая или, по крайней мере, все устроить так, чтобы быть в полной уверенности, что след не приведет к Крейтону Редмонду.

Если бы она убила ее здесь, ей пришлось бы убить и другую женщину, жену Граполиса. Поднимется общенациональный шум в прессе. Полицейское расследование. Им нужны будут подозреваемые...

Эдда Граполис вытянула перед собой дрожащие, покрытые пигментными пятнами руки так, словно они были волшебными палочками, способными стереть кровь и смерть, вернув ей дорогого Ориона.

– Джулия! – прошептала, а потом выкрикнула она. – Что ты наделала, Джулия! Боже мой!

У Майи не было никаких сомнений, что она сможет выследить и убить Джулию Остриан. Остриан неопытна. Она никогда не бегала достаточно далеко и быстро. Это только вопрос времени. Пока же нужно свалить на пианистку убийство Ориона Граполиса. Эту идею ей подсказала вдова убитого...

Майя быстро стерла отпечатки своих пальцев с пистолета и бросила его на ковер. Он скользнул, остановившись рядом с креслом, в котором сидела Джулия Остриан.

Она улыбнулась, закрыла дверь, вытащила запасной пистолет из кобуры на ноге, а затем добежала до конца вестибюля. Распахнула пожарную дверь, спустилась по задней лестнице и бросилась в холодную и бодрящую городскую ночь. И тут же увидела Остриан.

С развевающимися светло-каштановыми волосами Джулия бежала на юг по Парк-авеню. На ней были темно-синие широкие брюки и белый блейзер, который сверкал в уличных огнях, как неоновая вывеска. У нее не было ни машины, ни денег, ни кредитных карточек. Ни оружия, которым она могла бы защититься. Не было даже монеток, чтобы позвонить из автомата.

Майя улыбнулась еще раз и рванула вдогонку. По сути дела, Остриан была уже мертва.

Часть вторая
Сэм Килайн

19

19.02. СУББОТА

НЬЮ-ЙОРК

Сэм Килайн ехал на север по Парк-авеню, высматривая среди вечерних теней место для парковки. Он не обращал внимания на величественные многоквартирные здания, усеявшие престижный район, и на спешащих пешеходов, толкающихся на тротуарах. Он готовился к встрече с Джулией Остриан.

Двигаясь в сторону построенного из красного гранита здания Азиатского общества, он, дразня сам себя, думал о Янтарной комнате. После войны ходило множество всяких слухов...

Одни говорили, что офицеры СС заставили советских пленных спрятать Янтарную комнату, а затем расстреляли их. Другие – что СС вывезло ее по туннелю, соединявшему Кенигсберг с Берлином. Вариант совершенно невероятный, но возбужденное воображение еще и не такое подкидывало. Кое-кто считал, что хранитель замка спрятал комнату где-то за пределами Кенигсберга, а затем обманул русских, заставив их думать, что она уничтожена. А поскольку американские солдаты посылали домой всякое награбленное имущество, то ходили слухи, что немцы упрятали комнату в одной из соляных шахт в Граслебене или Меркерсе, а американцы нашли ее и тайно отправили в Штаты. Еще одна версия гласила, что ее нашли советские офицеры и под большим секретом доставили в кремлевские катакомбы, где с ней могло случиться все что угодно.

Сэм мысленно представил почти сто квадратных метров поверхности, покрытых янтарем. Он не был религиозным человеком, но тихо молился о том, чтобы Джулия Остриан обладала сведениями о Янтарной комнате. До ее дома оставалось всего два квартала.

Он решил, что, если она не расскажет добровольно все, что знает, он добьется этого другим способом. Очевидно, она была слишком богата для подкупа. Но может быть, он сможет обмануть ее. Или запугать. Кроме того, существовала возможность того, что она прислушается к доводам разума. Но это представлялось ему крайне сомнительным. Богатые мыслят иначе. Он как раз занимался тем, что мысленно отклонял все предвзятые мнения, готовя себя к препятствиям, которые, как он ожидал, начнет нагромождать Джулия Остриан, и едва не упустил поразительное зрелище...

Он снизил скорость, но тут же решил, что, должно быть, ошибся. Вначале он увидел женщину, напоминавшую Джулию Остриан – длинные золотисто-каштановые волосы, стройное тело. Но она мчалась по Парк-авеню так, словно за ней гнался истребитель МиГ, и то, как она огибала препятствия и увертывалась от людей, говорило ему, что она видит, куда направляется. По давней привычке он быстро охватил взглядом ее лицо – большие глаза, тонкий нос, надменный профиль. Рот с полными розовыми губами был слегка приоткрыт, а темные брови подняты, образуя совершенные дуги ужаса и гнева. Она металась по улице в разные стороны, пытаясь поймать такси.

Она не могла быть Джулией Остриан. Та была слепая.

Но он вспомнил прочитанное этим утром. Она занималась подъемом тяжестей и регулярно занималась в гимнастических залах роскошных отелей, в которых останавливалась по всему свету... Это было частью ее профессионального режима, поддерживающего выносливость мышц, необходимую для великолепного исполнения больших и трудных пьес наподобие Третьего концерта Рахманинова.

Но кто гонится за ней? И почему?

И тут он увидел ее преследовательницу – черноволосую женщину в темно-сером брючном костюме. Она почти сливалась с городским пейзажем, настолько незаметна была ее одежда в вечерних тенях. Ее выдавала скорость. Она петляла среди прохожих, казалось, оставляя в воздухе след, как реактивный самолет.

Похоже, что она скоро догонит Остриан...

* * *

Ужас и ярость гнали Джулию, когда она старалась скрыться от женщины, убившей ее мать, убившей Ориона. И теперь жаждущую убить ее. Внутри все свело. В висках стучал страх.

Беги. Беги.

Быстрее. Быстрее.

Ее охватило замешательство. Слишком многое привлекало внимание.

Она так долго была слепой, что обычные защитные функции организма оказались недостаточно развитыми и не срабатывали в ней.

Спеши! Ты должна бежать быстрее!

Слишком много уличных знаков. Гудящих такси. Раздраженных лиц.

Тротуары. Шагающие ноги. Бетонные парапеты. Уличные фонари. Плачущие дети. Собаки на поводках, выведенные на вечернюю прогулку. Сердитые взрослые, ругающие ее, когда она наталкивалась на них, яростно пытаясь оторваться от убийцы.

Она не может остановиться, чтобы поймать такси. Пора кончать со всем этим. У нее даже нет наличных денег.

Быстрее! Быстрее!

Она страстно мечтала о мире зрячих людей. Теперь у нее не было времени, чтобы жить в нем.

Произошло слишком много перемен. В ее голове все спуталось... Орион убит. Сейчас нельзя думать об этом. Сейчас она должна бежать. Бежать без устали.

Она резко прибавила скорость. Легкие болели. И повсюду, куда она бросала взгляд, на нее обрушивались ошеломляющие перемены. Они были в одежде, в странных прическах и даже в облике некоторых зданий, хотя в этой части Парк-авеню большинство сооружений отличались утомительным однообразием. На мгновение она вспомнила, каким она видела дом 740 по Парк-авеню – он был в строительных лесах и затянут сеткой. Это было одно из самых впечатляющих строений Манхэттена, но она ясно помнила, каким оно было темным и скучным до того, как оказалось закрыто лесами. Теперь его известняк угольного цвета был отчищен до блестящего серого, присущего викторианской эпохе, и оно возвышалось, сияя, там, где она помнила лишь угрюмость лесов.

Не останавливайся. Не думай. Беги. Беги. Беги.

И ей нужно было привыкнуть ко всему этому. Сразу же.

Пот катился с нее градом. Она обернулась. Убийца приближалась. Ужас пронесся по жилам. Сейчас ее застрелят.

Не останавливаясь, Джулия рванула через Семидесятую улицу вопреки сигналу светофора. Раздались гудки. Визг покрышек тормозящих автомобилей. Она лавировала между машинами.

– Дура набитая! – заорал водитель пикапа.

– Чтоб тебе провалиться, идиотка! – вопил кто-то другой.

Но она проскочила и устремилась на восток к Лексингтон-авеню.

– Джулия Остриан! – услышала она мужской голос со стороны улицы.

Она не повернулась. Все внимание было приковано к ногам.

Беги. Беги. Беги. Дыши!

Мышцы дрожали от напряжения. Она замедлила бег. Она уже не могла выдержать этого...

– Джулия Остриан!

Она проигнорировала обращение, но бросила взгляд через плечо. Ей не следовало терять времени, но ей нужно было контролировать обстановку. Кажется, она вырвалась вперед. Убийца, видимо, потеряла время на переходе через улицу.

– Джулия Остриан! Я Сэм Килайн. Я звонил вам, помните?

Сэм смотрел на нее во все глаза. Он был уверен. Это все-таки была она, и она смотрела на него через плечо. У него перехватило дыхание. Ее лицо блестело от пота, это подчеркивало красоту ее тонких черт и чувственного рта. Длинные волосы образовывали причудливый клубок золотых локонов и завитков. У нее был плоский живот и высокая грудь, а двигалась она с такой гибкой грацией, что у него возникли мысли о песчаном пляже, теплом солнце и сексе.

Обернувшись, Джулия увидела следующий за ней бордово-красный автомобиль, похожий на джип, и типа за рулем, склонившегося к приспущенному окну с пассажирской стороны. Его лицо было серьезным. У него были рыжие волосы и складка между бровями. Чужой. Но потом она заметила его глаза. Они были серыми, глубоко посаженными и понимающими. Она почувствовала неосознанный мрачный магнетизм его лица. Опасное лицо.

Она услышала, как он опять кричит:

– Сэм Килайн, вспомните! – Он показал в окно какой-то значок. – ЦРУ. Забирайтесь в машину. Я помогу вам!

Поможет ей? Ну да. Конечно. Как удобно: ЦРУ приходит на помощь? Ну-ну.

Джулия стрельнула в него взглядом, полным недоверия, и, не обращая больше на него внимания, направилась к Лексингтон-авеню. Кислород разрывал легкие. Как долго она еще сможет бежать? Привычная к физическим нагрузкам, она, тем не менее, опасалась, что для победы в этой жестокой гонке ее способностей не хватит.

Сэм сбавил скорость, чтобы держаться рядом с ней. На Джулии были синие брюки и белый блейзер, который светился, как маяк, каждый раз, когда она выбегала из тени на этой узкой улице красивых старых домов, эркеров и заборов из кованого железа.

Между тем преследовательница вновь настигала ее. Черноволосая женщина несколько раз поднимала пистолет, но каждый раз движение толпы людей на тротуарах не позволяло ей прицелиться. Обе женщины налетали на прохожих, расталкивали их, выписывали замысловатые петли между ними, сопровождаемые потоками брани.

Сэм кипел от злости, пытаясь не терять их из виду. Затем возник один из тех судьбоносных моментов, когда различные цели приводят к одному результату. Большинство пешеходов сошло с центра тротуара, чтобы переждать у домов или машин, оставив проход.

Преследовательница наконец-то обрела прямую видимость цели. Она подняла оружие.

Спина Остриан в белом блейзере впереди была прекрасной мишенью.

Сэм среагировал автоматически. Он не мог позволить, чтобы эта женщина пострадала. Он хотел найти Янтарную комнату, и Остриан могла о ней что-то знать. Как только толпа разделилась, он рванул руль вправо и влетел на своем «Дуранго» на тротуар.

Пешеходы закричали и бросились в стороны. Разносчик на велосипеде резко затормозил и перелетел через руль, а его пицца отлетела на три метра.

Джулия удивленно оглянулась. В мгновение ока она оценила произошедшее и шанс, возможно единственный, чтобы скрыться. Она схватила велосипед разносчика и укатила вниз по Семидесятой, едва дыша.

Тем временем на улице поднялся невообразимый шум. Колеса визжали. Машины гудели. Ошеломленный велосипедист поднялся и заорал проклятия вслед Джулии. А та, набрав скорость, свернула за угол на Лексингтон-авеню.

– Скиньте блейзер! – прокричал Сэм в ее яркую спину, пока она не исчезла.

Преследовательница, казалось, и не думала сбавлять темп. В то время как Сэм выскочил из «Дуранго», она подпрыгнула и весьма профессионально перекатилась через капот его машины. Когда она перекатывалась, их взгляды на мгновение встретились, и Сэм увидел искру узнавания в ее холодных и блеклых глазах. Это длилось лишь долю секунды, но в это мгновение Сэм понял, он ее тоже откуда-то знает.

Он попытался вспомнить, где видел это лицо, эти безжалостные глаза и короткие черные волосы. Но волосы вроде бы не были ни черными, ни даже короткими. Слишком правильные черты лица напоминали о ледниках. Скулы выступали, но под ними были соблазнительные ямочки. По тому, как она двигалась, он мог сказать, что у нее отличное тело. Но она умышленно сделала себя простой и незаметной, а ее одежда была свободной и неброской. Эта женщина привыкла обманывать мир. Может быть, в связи с этим он и встречал ее? Во время командировок от Компании?

Краем глаза он заметил, что кто-то достал сотовый телефон. Ушли в прошлое те времена, когда каждый житель Нью-Йорка был пассивен, слеп и нем, сталкиваясь с насилием.

Он мог достать свой пистолет и убить эту женщину. Но почему она гонится за Остриан? Ему захотелось узнать.

Как только она легко приземлилась на ноги с его стороны «Дуранго», оба его кулака нанесли по телу с обеих сторон похожий на ножницы удар «хасами-зуки».

С удивительной силой она блокировала его локтями, увернулась от удара и подняла пистолет, держа палец на спусковом крючке.

Он встал на ее пути, и она собралась убить его.

Люди вокруг них остановились как вкопанные.

Он резко рубанул ладонью по ее запястью. Пистолет упал на тротуар.

– Кто вы? Что вам надо от Джулии Остриан?

Она отклонилась назад и со звериной скоростью нанесла режущий удар «йоко фумикири» ему в грудь.

Он сдвинулся с места как раз вовремя и увернулся от прямого удара. Схватил ее за ногу, крутанул. И она упала.

Неожиданно вой сирен разорвал воздух. Полицейские машины.

– Остановите его! – крикнула женщина в толпе.

– Смотрите, что он с ней делает! – завизжала другая.

– Эй ты, придурок!

Разгневанная толпа вклинилась между ними, растаскивая в стороны. Работая локтями, он стал пробираться через толпу. Но женщина подобрала пистолет и уже убегала прочь, держа оружие низко у бедра так, чтобы оно не бросалось в глаза.

– Держите его! Не дайте ему уйти!