Текст книги "Исчезновение принца. Комната № 13"

Глава XXIX

Было пять минут третьего ночи, когда Марни, сидевшая в передней гостиной, услышала, как рядом с домом остановилась машина. Выйдя в парадную, она открыла дверь, и с порога всмотрелась в темноту.

– Это ты, отец? – спросила она.

Не услышав ответа, она побежала через сад к калитке. На дороге стоял закрытый двухместный автомобиль. Выглянув над калиткой, она увидела, как из автомобиля показалась рука и поманила ее к машине. Послышался шепот:

– Не шуми. Иди сюда, мне нужно с тобой поговорить. Не хочу, чтобы Барни меня видел.

Удивившись, она послушалась. Рывком открыв дверь автомобиля, она нырнула в темный салон рядом с водителем.

– Что? – спросила она.

И тут, к ее удивлению, машина тронулась с места и поехала в сторону главной улицы. Мотор явно не глушили.

– Что случилось, отец? – спросила девушка и в ответ услышала тихий смех, от которого кровь застыла у нее в жилах.

– Сиди смирно. Пикнешь – я навсегда подпорчу твое милое личико, Марни Лег!

– Джеффри! – вырвалось у нее.

Она схватила ручку двери и почти успела опустить ее, но тут он свободной рукой схватил ее и прижал к сиденью.

– Еще раз попробуешь открыть дверь – убью! – прошипел он и сдавлено застонал. Она вспомнила о его ране.

– Куда ты меня везешь?

– К твоему отцу, – неожиданно ответил он. – Будешь сидеть смирно? Если попытаешься сбежать или позвать на помощь, я на всей скорости врежусь в первое же дерево, и мы вместе покончим с этим раз и навсегда.

По тому, каким холодом был наполнен его голос, она поняла, что это была не пустая угроза. Миля за милей неслась машина через деревни, немного замедляя ход на малолюдных улицах небольших городков. Было уже почти три, когда они въехали в какой-то город, и, выглянув в окно и увидев серый фасад дома, Марни поняла, что это Оксфорд.

За десять минут они проехали через весь город и оказались на главной западной дороге. И только тут Джеффри заговорил.

– Ты ведь никогда не бывала в яме, ангел мой? – спросил он.

Она не ответила.

– Никогда не бывала внутри симпатичной маленькой клетки с другими канарейками, а? Ничего, скоро ты узнаешь, каково это. Я собираюсь посадить тебя в тюрьму, моя милая. Питер тоже не сидел, но сегодня он чуть было не узнал, каково это.

– Я тебе не верю, – сказала она. – Мой отец закона не нарушал.

– По крайней мере, достаточно долгое время, – согласился Джеффри, ловко зажигая сигарету одной рукой. – И все-таки ему не отвертеться.

– Я не верю тебе! – снова воскликнула она.

– Ты повторила это дважды, и ты – единственный живой человек, кто два раза подряд назвал меня лжецом.

Он свернул на боковую дорогу и замолчал на четверть часа, давая ей возможность подумать.

– Тебе, может быть, будет интересно узнать, что Джонни тоже там, – наконец сказал он. – Бедный Джонни! Самый доверчивый из воров, которые когда-либо носили арестантскую робу… Но на этот раз он получил пожизненное.

Машина покатилась по крутому склону. Посмотрев в забрызганное дождем окно, Марни увидела впереди темное приземистое здание.

– Ну вот мы и на месте, – сообщил Джеффри Лег, когда машина остановилась.

Выглянув в окно, она с изумлением и ужасом увидела, что он говорил правду. Они были у ворот тюрьмы. Большие черные, оббитые железом створки медленно открылись, машина проехала под тяжелым сводом и остановилась.

– Выходи, – приказал он, и она повиновалась.

В стене арки были узкие черные двери. Джеффри подвел ее к ним и толкнул вперед. Она оказалась в небольшой комнате с грязными, блеклыми выбеленными стенами.

Большой забитый золой камин, хлипкий стул да старая вывеска, привинченная к стене, – вот и вся имевшаяся здесь обстановка. В тусклом свете угольной лампы Марни с трудом прочитала полустертые слова: «Ее Величества Китаунская тюрьма». Далее – строчка за строчкой, написанные мелкими тесными буквами шли правила. Высокий и крепкий мужчина с мрачным, тяжелым взглядом следом за ней вошел в комнату, которая, очевидно, когда-то была сторожкой.

– Камеру приготовил?

– Да, – ответил мужчина и кивнул на Марни. – Она есть хочет?

– Если хочет – подождет, – коротко ответил Джефф.

Мужчина снял плащ и повесил его на стене, а Джеффри сжал руку Марни и снова повел ее к двери. Пройдя под аркой, они вышли на небольшой тюремный двор, миновали его, зашли в какую-то зарешеченную дверь, а потом еще в одну. Благодаря свету единственной лампы, висевшей на стене у входа, она поняла, что это длинный коридор. По всей его длине, на высоте футах в девяти над полом, шла галерея, на которую вела железная лестница в один пролет. Не нужно было спрашивать, каково было назначение тех двух рядов черных дверей, которые пронизывали стены. Это были тюремные камеры!

Пока Марни пыталась понять, что все это значит, ее толкнули в одну из открытых дверей. Камера была небольшой, с потертым каменным полом, но в углу стояла новая кровать. Был здесь умывальник и, как она позже узнала, камера эта соединялась с другой, в которой находилась каменная ванна.

– Камера смертников, – с улыбкой объяснил Джеффри Лег. – Через нее прошло много людей, Марни. Их души составят тебе компанию.

Марни было ужасно, панически страшно, но она не показывала этого.

– Любое привидение вызовет у меня намного меньше отвращения, чем ты, Джеффри Лег, – сказала она, и, похоже, его несколько смутило ее самообладание.

– Тебе придется иметь дело с обоими, – сказал он, захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.

Камера освещалась только тем слабым светом, который проникал сюда сквозь мутное окошко рядом с дверью. Через какое-то время, когда глаза Марни привыкли к полутьме, она смогла осмотреться. Тюрьма, очевидно, была очень старой, потому что стена в одном месте была вытерта до блеска, должно быть, спиной какого-то несчастного приговоренного, который минута за минутой, день за днем дожидался рокового часа. Она содрогнулась, когда ее воображение нарисовало ей агонию души того, кто томился в этих четырех стенах.

Встав на кровать, она смогла дотянуться до окна. В ячейки частой ржавой решетки тоже были вставлены прочные закаленные стекла. В некоторых ячейках стекла были выбиты, но она догадывалась, что вид из окна не будет особенно приятным и обнадеживающим, даже если предположить, что ей удалось бы выглянуть.

Ночь была необычно холодной и сырой для этого времени года. Марни взяла с кровати одеяло, завернулась в него и села на стул дожидаться рассвета.

И вот так, сидя на неказистом стуле, стараясь не уснуть от усталости, она вдруг услышала тихий стук. Звук шел сверху, и сердце ее взволнованно затрепетало, когда ей пришла мысль, что там, в камере над ней, возможно, удерживается ее отец… или Джонни.

Взобравшись на кровать, она постучала суставами пальцев в каменный потолок. Кто-то ответил. Стучали азбукой Морзе, которую она не понимала, но через какое-то время стук прекратился. Вместо него она услышала шаги. А потом, случайно посмотрев в одну из выбитых ячеек, она увидела, как что-то темное медленно опустилось вниз, а потом скрылось из виду. Она подпрыгнула, уцепилась за решетку, подтянулась и увидела висящую черную шелковую ленту.

С трудом двумя пальцами ей удалось дотянуться до нее и протянуть через решетку. Как она и ожидала, к концу ленточки была привязана бумажка. Это была банкнота. Какое-то время она удивленно взирала на нее, пока не догадалась, что послание может быть на другой стороне. И верно. Написанные карандашом буквы были так плохо видны, что ей пришлось поднести записку к свету.

«Кто это? Ты, Питер? Я наверху. Джонни».

Она с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Выходит, Джонни и отец были здесь, рядом с ней. Значит, Джеффри не солгал.

Как ответить? Писать было нечем. Но тут она увидела, что конец ленточки утяжелен небольшим кусочком карандаша, такого, какие прилагаются к программам на вечерах танцев. Этим неудобным инструментом она написала ответ, привязала банкноту к ленте и протолкнула ее через окно. Вскоре Марни увидела, как ее записка поползла вверх. Джонни был там, и теперь он знал о ней. Ее охватило странное чувство спокойствия оттого, что он был рядом, хоть он и не мог ей помочь. Полчаса она ждала у окна, но в это время на улице уже совсем посветлело, и, очевидно, Джонни решил, что продолжать общение слишком опасно.

Лишившись последних сил, она легла на кровать, думая, что сумеет заставить себя не заснуть, но уже через пять минут забылась тяжелым сном. Звук вставляемого в дверь ключа заставил ее вскочить. Это был тот человек, которого она видела в сторожке. Он принес большой поднос, на котором стояла щербатая тарелка с шестью бутербродами с маслом, грязная чашка и огромный заварочный чайник. В камере стола не было, поэтому он поставил поднос на кровать и, не произнеся ни слова, вышел. Она посмотрела на маленькие платиновые часики на руке – десять часов. Спустя полчаса мужчина вернулся, чтобы забрать поднос.

– Где я? – спросила она.

– В тюрьме, – ответил он, слегка удивившись такому вопросу. – Только она получше любой тюрьмы, где вам приходилось бывать, барышня. Но не пытайтесь расспрашивать меня, если не хотите получить грубый ответ.

В два часа был принесен обед. На этот раз еда была сервирована лучше – должно быть, Джеффри специально для нее привез из Оксфорда новый набор посуды. Марни попыталась узнать, что случилось с ее отцом, но ответа не добилась.

Унылый день тянулся изнурительно долго. Каждая минута казалась часом, каждый час – вечностью. Снова начало темнеть, когда дверь в ее камеру открылась в третий раз. Это был Джеффри Лег. Когда Марни увидела его лицо, ее ужас сменился удивлением. Он был смертельно бледен, глаза его горели странным блеском, рука, которую он поднес к губам, дрожала, как в лихорадке.

– Что тебе нужно? – спросила она.

– Мне нужна ты, – надломленным голосом промолвил он. – Твоя жизнь за жизнь отца!

– Что это значит? – изумилась она.

– Ночью Питер Кейн убил моего отца, – сказал он.

– Ты с ума сошел! – воскликнула она. – Мой отец здесь… Ты же сам говорил.

– Я обманул тебя. Да какая разница, что я наговорил тебе? Питер Кейн сбежал по дороге в Китаун, вернулся в клуб и убил моего отца!

Глава XXX

Девушка смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, пока наконец у нее не вырвалось:

– Это неправда!

– Ах, неправда? – взвыл Джеффри, не помня себя от ненависти, от горя, объятый безумной жаждой мщения. – Я покажу тебе, какая это неправда, моя милая. Ты – моя жена. Тебе понятно?.. Если нет, скоро поймешь.

Он бросился вон из камеры, яростной бранью изливая свою черную душу. С грохотом захлопнув дверь, Джеффри большими быстрыми шагами вышел из коридора и направился к небольшому зданию, в котором раньше находилась контора начальника тюрьмы, а теперь располагалась главная резиденция Великого Печатника.

Он налил себе почти полный стакан виски и, не разбавляя, выпил его одним духом. Его помощник, с интересом наблюдавший за ним, сказал:

– Джефф, сдается мне, настала пора делать ноги. Мы не сможем долго держать здесь этих людей. Да и ребята напуганы.

– Напуганы, говоришь? – презрительно улыбнулся Джеффри Лег. – Я думаю, перед судьей и присяжными поджилки у них будут еще сильнее трястись.

– Как раз этого они и боятся, – хладнокровно ответил его помощник. – В любом случае, Джефф, нам пора сматывать удочки. Любой умный человек на нашем месте уже начал бы подыскивать тихое местечко на континенте.

Джефф надолго задумался, и, когда заговорил снова, голос у него уже был спокойнее.

– Может, ты и прав, – промолвил он. – Передай им, что они могут убираться сегодня ночью.

Его помощник явно не ожидал такого ответа.

– Сегодня? – переспросил он. – Я и не думал, что мы так спешим.

– Передай им, что все получат свои деньги. Я закрываю дело.

– Кто убил твоего отца?

– Питер Кейн, – прорычал Лег. – Я это точно знаю. Полиция покрывает его, но это наверняка он. Его утром нашли в клубе.

Он некоторое время сидел молча, угрюмо глядя на стакан у себя в руке.

– Пусть уходят сегодня же, – наконец произнес он. – Я сам им объявлю.

– Хочешь, чтобы и я ушел?

Лег кивнул.

– Да, я хочу остаться один. Сегодня ночью я собираюсь попрощаться с двумя людьми, – процедил сквозь зубы он.

– Некоторым нашим Джонни Грей нравится, они с ним срок мотали, и… – начал его помощник, но Джеффри, выругавшись, прервал его.

– Я поэтому и хочу, чтобы они сегодня же убрались к черту! И чем раньше, тем лучше.

Он вскочил и решительным шагом вышел из комнаты. Второй мужчина последовал за ним на расстоянии.

В тюрьме было два блока, и Джефф свернул во второй. Здесь коридор был ярко освещен. Почти со всех камер были сняты двери, а некоторые из них явно служили спальнями для тех пяти-шести людей, которые сейчас сидели за столом и играли в карты. Только в четырех местах двери камер остались на месте, потому что за ними находились сложные механические прессы, которые с утра до вечера печатали французские, американские и английские бумажные деньги. Среди тех, кто играл за столом или вышел из своих комнатушек, привлеченный неожиданным появлением Лега, не было никого, кто не отсидел бы большой срок за фальшивомонетничество. Джеффри подбирал их так же тщательно, как театральный режиссер подбирает актеров в свою труппу. Все это были люди без родного очага, без родственников, а многие из них и без надежды на будущее; люди привычные к тюрьме, для которых этот необычный способ существования привносил лишь приятное разнообразие в постылую жизнь.

Местные власти были убеждены, что в Китаунской тюрьме ныне располагалось предприятие, занимающееся какими-то сложными разработками, поэтому не чинило преград, когда к «лабораториям» проводили электрические кабели. Не было надежнее убежища, чем то, которое нашел Джефф, к тому же защищенного лучше, чем любое другое здание.

Говорил он не долго и по существу.

– Ребята, я думаю, настало время нам расходиться по домам. У всех вас денег столько, что хватит до конца жизни жить, ни в чем себе не отказывая, и мой вам совет: бегите за границу как можно скорее. Паспорта у вас есть, дорогу вы знаете, и более удобного времени, чем сейчас, не будет.

– Это что же, Джефф, нам всем прямо сегодня разбегаться? – раздался чей-то голос.

– Да. Я приготовлю машину, которая отвезет вас в Лондон, только инструменты свои вам придется оставить здесь. Но вы вполне можете себе это позволить!

– А со станками что будет?

– Это мое дело, – ответил Джефф.

Подобное предложение не вызвало всеобщего одобрения, но все эти люди испытывали такое благоговение перед Великим Печатником, что, хоть и колебались, тем не менее подчинились ему. К десяти часам вечера тюрьма опустела. Остались только Джеффри и его помощник.

– Что-то я не видел, чтобы Билл Холлисс садился в машину, – сказал последний, но Джеффри Лег был слишком сосредоточен на своих планах, чтобы думать о таких мелочах.

– Дженкинс, теперь и ты можешь уезжать, – сказал он. – Забирай свою машину и езжай, куда хочешь.

– Давай, я с тобой до утра останусь, – предложил его товарищ.

– Ты уедешь сегодня. Иначе к чему было отсылать остальных?

Джеффри закрыл большие ворота, когда машина скрылась из виду. Он остался один со своей женой и человеком, которого ненавидел. Теперь мысли его текли гладко, безумие, охватившее Джеффри в первые часы после страшного известия, утихло. Порывшись в старой маленькой подсобке, он нашел то, что искал. Это был моток прочной веревки. Повесив его на руку и прихватив фонарь, он вышел во двор и направился к небольшой пристройке у стены. Сняв ржавый висячий замок, Джеффри раскрыл двери. Здесь было пусто, но весь пол был покрыт толстым слоем мусора и пыли. Раздобыв метлу, он подмел, потом по лестнице поднялся к балке, которая проходила поперек потолка, и крепко привязал к ней один конец веревки. Спустившись, он потратил еще полчаса на то, чтобы связать петлю.

Он находился в месте, где когда-то проводились казни. Под его ногами был открывающийся специальным рычагом люк, в который проваливались повешенные. Джеффри хотел было проверить, как работает старый механизм, но на то, чтобы привести его в исходное состояние, ушло бы слишком много времени. На лице его выступил пот, когда он наконец закончил приготовления. На дворе было уже темно, блеск далекой молнии на миг осветил мрачные закоулки тюремного двора.

Когда он вошел в тюремный коридор, его слуха достиг низкий раскат грома, но в его душе бушевала такая буря, с которой не могло сравниться ни одно природное ненастье.

Он тихо поднялся по железной лестнице, подошел к камере № 4, но, заколебавшись, не вошел. Враг его мог и подождать. Снова бесшумно спустившись вниз (сердце его неистово колотилось в груди), он встал у двери камеры смертников. Ключ дрожал в его руке, когда он вставлял его в замочную скважину. Но ни один звук не нарушил тишину, когда он осторожно открыл дверь и скользнул внутрь.

Затаив дыхание, он замер, не зная, спит его пленница или нет. Потом на цыпочках подкрался к кровати и в полутьме различил силуэт лежащего человека.

– Марни, – хрипло позвал он и потянулся к ее лицу.

И тут две руки, точно стальной зажим, сомкнулись на его горле и швырнули назад к двери.

– Ты-то мне и нужен, Джеффри Лег, – произнес голос… Голос Джонни Грея.

Глава XXXI

Джонни Грей пришел в себя со страшной головной болью и ощущением того, что его горло сдавливает какая-то сила, от которой он задыхался. Вскоре он выяснил, что причиной тому был тугой стоячий воротничок, прочно державшийся у него на шее вопреки тому грубому обращению, которому он подвергся. Сей факт порадовал бы Паркера, но самому Джонни терпеть это было невыносимо, и через минуту он освободил горло от оков, вздохнул полной грудью и неуверенно поднялся.

Комната, в которой он находился, имела знакомый вид. Это была тюремная камера… Камера Китаунской тюрьмы! Он вспомнил предупреждение Феннера. Так, значит, Феннер знал! Китаунская тюрьма была продана правительством… Джеффри Легу! Мысль эта казалась нелепой и дикой, но… почему бы и нет? Какой-то торговец лесоматериалом купил тюрьму в Херефорде; фирма, занимающаяся поставками продуктов питания, купила старую тюрьму на севере Англии. Они там в камерах потом вечерний чай подавали.

Теперь ему все стало понятно. Китаунская тюрьма была главным логовом Великого Печатника. Это было последнее место в мире, куда полиции пришло бы в голову заглянуть, тем паче, если Джеффри Лег обзавелся каким-нибудь благовидным предлогом, чтобы обосноваться самому и своей компании в этом Богом забытом уголке (а Джонни не сомневался, что так и было).

До него донесся негромкий звук голосов, он услышал, как хлопнула какая-то дверь, лязгнул замок, и этот звук заставил его вспомнить все события вечера. Должно быть, это Питер – наверняка, он тоже оказался в их руках. Несмотря на свое жалкое положение, несмотря на ту огромную опасность, которая ему грозила, он усмехнулся.

Над его кроватью было окно, почти без целых стекол. Но о том, чтобы через него выбраться из камеры, нечего было и помышлять. Но тут ему в голову пришла неожиданная идея. Он наклонился и выстучал по полу послание азбукой Морзе. Джонни услышал негромкий ответный стук и после того, как постучал еще раз, понял: кто бы ни находился в камере под ним, этот человек не знал азбуки Морзе. Порывшись в карманах, он отыскал небольшой огрызок карандаша, но не нашел ни одного лоскута бумаги, кроме пачки пятифунтовых банкнот, которую тюремщики не удосужились у него забрать. Теперь у него в руках была бумага и орудие письма, но как связаться с соседом снизу? И решение этой задачи не заставило себя долго ждать. Он оторвал от фрака лацкан и снял с него шелк. Привязав для утяжеления карандаш к концу ленточки, он медленно стал опускать записку, надеясь, хоть это и казалось маловероятным, что другой заключенный заметит бумажку.

К его огромной радости, он почувствовал, как ленточка натянулась, и когда через несколько минут он поднял ее обратно, на банкноте, под своей запиской, он увидел несколько слов. Прочитав их, Джонни содрогнулся и побледнел. Марни! Не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, он застонал. На дворе уже совсем рассвело, поэтому продолжать общение было рискованно. В его камере были кувшин с водой и таз, с их помощью он немного успокоил головную боль. Когда принесли еду, он был готов.

Человека, появившегося с подносом, Джонни не знал, как и того, который с револьвером в руках остался сторожить у двери камеры.

– Что-то я не пойму, – беззаботным голосом сказал Джонни, сидя на краю кровати и качая ногами. – Джефф купил тюрьму, чтобы попрактиковаться? Не дешевле было бы сходить через Альпы?

– Заткнись, Джонни Грей, – огрызнулся человек с подносом. – Лучше о себе беспокойся.

– Хорошо, – просто ответил Джонни. – А как там Питер?

– Дьявол, тебе же прекрасно известно, что Питер сбежал! – не сдержавшись, прикрикнул тюремщик.

– Сбежал! – обрадовался Джонни. – Неужто вот так взял и сбежал?

– Не твое дело, – зло пробормотал тюремщик, спохватившись, что сболтнул лишнее. – Держи язык за зубами, Грей, и здоровее будешь. А нет, так тут полно ребят, готовых сделать так, чтобы Дартмур тебе показался раем по сравнению с Китауном.

Дверь с грохотом захлопнулась. Новость, которую случайно преподнес ему тюремщик, так захватила Джонни, что он с трудом заставил себя приняться за еду.

Вскоре вернулся тюремщик, чтобы забрать посуду.

– А как тебя звать-то? – между делом поинтересовался Джонни. – Не могу же я называть тебя «приятель». Это грубо.

– Билл меня зовут, – ответил тот. – Только для тебя я не Билл, а «сэр».

– Ух ты! – восхитился Джонни. – Ты разговариваешь, как настоящий штырь.

Дверь опять захлопнулась, и Джонни стал обдумывать свои планы. Часы, цепочку от них, золотой портсигар и маленький перочинный ножик у него забрали, но это меньше всего беспокоило его. Сейчас для него самым важным было выяснить, что представляет из себя Китаунская тюрьма, и это он намерился сделать при первой же возможности.

Когда ему принесли еду, по его приблизительным подсчетам должно было быть около четырех часов. Поел он с аппетитом, хоть и побаивался, что в еду могли что-нибудь подмешать.

– Эти без яда, Билл? – веселым голосом спросил он, принимая из его рук бутерброды с сыром.

– Какой смысл нам тебя травить, если мы могли бы тебя просто уморить голодом, а? Если б Джефф был здесь, может, мне бы еще и влетело за то, что я тебя вообще кормлю.

– Так его нет? В тюрьме всегда лучше, когда начальник куда-нибудь уезжает, верно, Билл? А что ты скажешь, – вкрадчиво произнес Джонни, – если я предложу тебе пару сотен настоящих денег?

– За что? – тюремщик остановился у двери. – Если хочешь, чтоб я тебе побег устроил, то это глупо! Ты никуда отсюда не денешься, пока Джефф не решит, что с тобой делать.

Весь день Джонни слышал, точнее даже, чувствовал необычный жужжащий звук, который доносился из какой-то отдаленной части тюрьмы.

– У вас тут электрическое освещение? – как бы между прочим поинтересовался он.

– Да, у нас тут образцовая тюрьма, – пошутил Билл.

– Не сомневаюсь, – посерьезнел Джонни. – А у меня, в моей камере, сегодня электричество будет, или вы все на прессы расходуете? – Он увидел, как у тюремщика дернулось лицо. – Да будет тебе, всем известно, что станки, шлепающие «туфту», здесь стоят. Мой тебе совет, Билл: пока еще есть возможность, уходи отсюда, а не то тебя упрячут в самую что ни на есть настоящую тюрягу, и там тебе так привольно не будет. – Он увидел, что охранник уже разволновался не на шутку, поэтому решил «дожать» его до конца. – Рано или поздно Джеффри сдаст вас всех, потому что такая уж у него натура. У него-то денег полно, чтобы самому улизнуть, Билл. Машины, аэропланы. А у вас этого ничего нет, так что вам придется на своих двоих уходить. Да только не успеешь ты и до половины поля дойти, как тебя фараоны догонят.

– Да заткнись ты! – с тревогой в голосе воскликнул Билл, и разговор, как и утром, закончился захлопыванием двери.

Однако через какое-то время открылся глазок в двери камеры, и голос Билла тихо произнес:

– Как ты догадался, что печатные станки здесь?

– Я не догадался. Я знал это, – уверенным тоном произнес Джонни. – Если хочешь, загляни ко мне вечером. Я назову тебе имена всех, кто здесь работает, расскажу, где стоит каждый пресс и какой срок тебе светит.

Глазок закрылся.

Джеффри уехал, и Джонни это было на руку. Если бы его не было всю ночь… Он очень беспокоился о Марни, и ему пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы не потерять самообладания.

Билл вернулся через час, на этот раз без вооруженного охранника, но на всякий случай говорил через зарешеченное окошко в двери.

– Ты решил запудрить мне мозги, Джонни Грей? У нас тут есть один парень, который с тобой срок мотал, так он говорит, что такого артиста, как ты, еще поискать надо. Ничего ты не знаешь.

– Я знаю почти все, – не моргнув глазом, солгал Джонни. – К примеру, мне известно, что в камере подо мной вы держите девушку. Как она?

Тюремщик на миг растерялся.

– Кто тебе рассказал? – подозрительно спросил он. – Сюда что, кто-то приходил?

– Сюда никто не приходил, я это и сам знаю. Скажи мне, Билл. Как вы с ней обращаетесь? И не забудь, твоя жизнь зависит от того, каким будет ответ.

– С ней все в порядке, – ответил охранник с таким видом, будто не придал последним словам Джонни значения. – Ее посадили в камеру смертников, с ванной и все такое… С настоящей кроватью, не то что у тебя… Только не надо меня пугать, Грей.

– Что ты, куда уж мне! – отозвался Джонни. – Можешь принести воды?

Однако воды он так и не дождался, и было уже совсем темно, когда тюремщик явился снова. Услышав его шаги издалека, Джонни подошел к двери и прислушался. Билл шел один. Тогда он задрал штанину, под которой были те подвязки, о которых с гордостью упоминал Паркер. Оказалось, что подвязки эти с секретом. С внутренней стороны икры к ноге была пристегнута маленькая кобура. Автоматический пистолет, который в ней находился, имел не больше четырех дюймов в длину, но заряжен был особыми патронами с тупыми пулями, способными уложить человека наповал.

Дверь камеры отворилась, и вошел Билл.

– Вернулся Джефф… – начал он, но договорить не успел.

– Заходи в камеру, и живо! – приказал Джонни. Он выбросил вперед руку, и тюремщик, успевший выхватить свое оружие, замер. – Этот пистолет может показаться не слишком серьезным, но дырку в квадратный дюйм у тебя в сердце он сделает, можешь не сомневаться. И жить тебе с этим будет очень неудобно. – Коротким движением кисти он вывернул из руки Билла его револьвер. – Сядь сюда, – кивнул он на кровать. – В коридоре кто-нибудь есть?

– Ради всего святого, только не попадись на глаза Джеффу! – взмолился трясущийся от страха Билл. – Он убьет меня.

– Очень бы мне этого не хотелось, – произнес Джонни и осторожно выглянул в коридор. Там не было никого, поэтому он снова повернулся к своему пленнику. – Встань рядом со стеной, сейчас мы тебя ощупаем.

Обыск был быстрым, но дал неплохие результаты: в кармане тюремщика он обнаружил общий ключ.

– Послушай, Билл, – сказал Джонни, пряча ключ в свой карман, – не стоит тебе поднимать шум. Утром тебя освободят, и, может быть, я даже замолвлю за тебя доброе словечко на суде в Оксфорде. Понравился ты мне чем-то. Если меня кто-нибудь спросит, что такое наивный жулик, я опишу тебя!

Он вышел из камеры, запер дверь и, держась в тени, быстро пошел по галерее, пока не дошел до лестницы, ведущей вниз.

В коридоре никого не было. Судя по всему, Билл был единственным тюремщиком. Он уже спустился на первый этаж, когда дверь в конце коридора открылась и послышались чьи-то шаги. Джонни вжался в одну из утопленных в стену дверей камер. В коридор вошли двое, и одним из них, как он догадался, был Джефф. Один, два, три, четыре – четвертая дверь от конца. Это была дверь камеры Марни, прямо под его камерой. Он услышал, как остановился Джеффри, как привычно лязгнул замок, после чего его враг исчез внутри камеры, оставив своего помощника у двери.

Если бы Джеффри попытался закрыть за собой дверь, Джонни застрелил бы охранника и дальше стал бы действовать по обстановке, но тот задержался внутри всего на пару минут. Выходя, он сыпал такими угрозами, от которых у Джонни Грея волосы встали дыбом. Но это были всего лишь угрозы.

Наконец Джеффри со своим помощником ушли, и как только за ними закрылась дверь, Джонни бросился к камере № 4. Когда он распахнул дверь, девушка прижалась к стене и закричала:

– Не прикасайся ко мне!

– Марни!

Услышав его голос, она сначала оторопела, а уже в следующий миг смеялась и плакала, прижимаясь к его груди.

– Джонни! Джонни!.. Как ты попал сюда?.. Где ты был?.. Ты не оставишь меня?

Он гладил ее по волосам, по плечам и успокаивал так, как это мог делать только Джонни Грей.

– Не оставлю… Я думаю, этот парень вернется. Если он это сделает, клянусь, он пожалеет об этом!

Джеффри вернулся. И когда сильные руки сомкнулись на его горле, и он услышал ненавистный голос врага, пророчество Джонни сбылось.