Текст книги "Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси"

Готская держава (230–375) была важнейшим из этих варварских государственных образований. Расселившись от Дона до Дуная, готы разделились на «восточных» (или степных) и «западных» (лесных), остроготов (грейтунгов) и визиготов (тервингов), остготов и вестготов в общегерманском словоупотреблении.

Остготы обосновались на Днепре и при короле Эрманарихе в середине IV в. создали обширный племенной союз, в зависимости от которого находились сарматские, аланские и иные племена до предгорий Кавказа на востоке и чудские племена на севере. Вестготы занимали территорию между Днестром и устьем Дуная, соседями их на востоке были остготы, на западе – вандалы и римская провинция Скифия, на севере – германские племена гепидов и скиров, на юго-востоке и юге – Боспорское царство; с конца III в. при остготском короле Остроготе вестготы были независимы от остготских правителей, разгромив бастарнов и карпов, вытеснили их на римскую территорию, а сами стали федератами – формальными союзниками Рима. В 315 г. император Константин Великий, укрепив дунайскую границу и нанеся вестготам ряд поражений, принял титул Goticus maximus, таким образом номинально включив вестготское королевство в политическую структуру Империи; фактически же федераты пользовались полной самостоятельностью и вскоре развернули против Рима серию успешных «Готских войн» (Корсунский, Гюнтер, 1984: 30–31).

Археологическим эквивалентом Готской державе на территории современной Румынии, Молдавии, Украины и России (отдельные памятники есть в Курской области) выступает черняховская культура (сынтана-де-муреш) III–IV вв. (Артамонов, 1962: 46–49; Кухаренко, 1980: 78; Щукин, 1977, 1979, 1989, 1994: 244–249, 283–285). Культура известна по более чем 2000 археологических памятников, поселений на склонах поймы или открытых, обращенных к солнцу речных террасах, застроенных наземными или углубленными домами (готы принесли в Причерноморье типичный германский «большой дом» столбовой конструкции), в той или иной мере изучено свыше 300 черняховских могильников, что позволило в свое время систематизировать данные о более чем 3550 погребений (Сымонович, Кравченко, 1983: 5–8; Никитина, 1985: 15). Археологические характеристики культуры, с одной стороны, безусловно включают ее в круг германских культур римского времени: набор оружия, украшений, в том числе серии фибул, орудия сельскохозяйственного и ремесленного труда, домостроительство, погребальный обряд сожжений и ингумаций, характерных для ранних готских памятников Волыни – Нижнего Повисленья, с северной ориентировкой, как и лепная керамика, особенно ранних памятников (Сымонович, Кравченко, 1983: 15; Могильников, 1974: 151; Кухаренко, 1980: 30–63). С другой стороны, в Северном Причерноморье переселенцы испытали глубокое воздействие культуры Ольвии и других греческих полисов в таких сферах, как ремесло: гончарная керамика черняховской культуры по эллинистическо-римским стандартам изготавливалась первоначально, видимо, в массовом порядке, пленными греческими ремесленниками в специализированных центрах, возникших вскоре после разгрома готами Ольвии ок. 230 г. (Тиханова, 1970); стеклоделие, ювелирное дело, как и монетное обращение, движение римского «импорта» и воздействие римских образцов превращали черняховскую культуру в один из наиболее ярких и продвинутых авангардов варварского мира. Из более чем 1300 единиц учтенных предметов римского импорта в Восточной Европе с черняховским ареалом по преимуществу связаны находки краснолаковой керамики terra sigillata (характерной и для остальных германских культур Европы парадной римской столовой посуды), тарных амфор, серебряных, а особенно – галло-римских бронзовых сосудов, стеклянной посуды, фибул с разноцветной эмалью, стеклянных игральных жетонов calculi (Кропоткин, 1970: 14–41).

Римское воздействие дополнялось и осложнялось более глубоким взаимодействием с припонтийскими эллинистическими городами, и особенно – Боспорским царством, очагом длительного сармато-эллинистического синтеза, как и прямыми контактами со степными племенами сармато-аланского массива. Результатом этих взаимодействий стал возникавший в Северном Причерноморье культурный сплав готских, сарматских, античных элементов. Прерванный в конце IV в. гуннским вторжением с востока, он тем не менее вызвал к жизни ряд принципиально важных явлений, таких как инкрустационный готский стиль декоративного искусства оформления оружия и украшений, который в следующем столетии «лег в основу стиля, господствовавшего на Дунае и во всей Западной Европе в эпоху раннего Средневековья», то есть по существу определил культурный облик послеримской Европы новым импульсом эллинистического синтеза с центром на Боспоре Киммерийском (Пантикапей в Крыму) и диапазоном действия от степей Западной Сибири до гор Испании и от Франции Меровингов до Швеции Инглингов (Ростовцев, 1925: 182, 277–280, 302–303, 405–406, 613, 617; Arrhenius, 1985: 43–76, 188–192).

Наряду с собственными культурными достижениями, как на привнесенной с Севера (руническая письменность), так и на местной причерноморской основе (инкрустационный стиль, элементы звериной орнаментики, гончарство и пр.), готы и взаимодействовавшие с ними в составе Готской державы фракийские (геты), сарматские (аланы), раннеславянские (венеды и анты), возможно балтские (галинды) и, видимо, финские племена (чудь, весь, меря, мордва, названные в числе покоренных Эрманарихом), шедшие по пути формирования «несложившейся народности» раннего Средневековья (Третьяков, 1970), успели пройти важнейший цивилизационный рубеж: христианство (арианского исповедания) было принято готами практически одновременно с превращением христианской религии в легитимную, а затем – государственную религию Римской империи. Готский епископ Ульфила (Vulfila) (311–383), благословленный константинопольским патриархом Евсевием (338–341), провел семь лет в королевстве вестготов Атанариха и создал устойчивую христианскую общину. Ульфила разработал готскую азбуку и перевел для своей паствы Библию, таким образом, готский язык – первым из германских – обрел литературную форму и сохранился как мертвый язык, несмотря на полную ассимиляцию готов другими народами Европы (Скржинская, 1960: 336, коммент. 669). Масштабы распространения христианства в среде населения черняховской культуры можно оценить по быстрому усвоению христианского погребального обряда: ингумации с западной ориентировкой, составляющие до 25 % определимых погребений по обряду трупоположения (при равновесной биритуальности культуры), появляются на позднем этапе развития черняховской общности, преимущественно в ее западных (вестготских) районах (Сымонович, Кравченко, 1983: 15; Никитина, 1985: 86).

Готы были кристаллизующим элементом «амальгамы германских племен», двинувшихся из Скандобалтики в Причерноморье. В это движение в той или иной мере были вовлечены бургунды, гепиды, вандалы, тайфалы, бастарны и певкины (не вполне ясного происхождения), скиры и ангискиры, по-видимому, также вандальские хаздинги и силинги, восточногерманские варны, ругии, маркоманы и квады (Топоров, 1983: 228). Связи с исходными ареалами этих племен, как и последующие их миграции (до Испании и Северной Африки, как вандалов) усиливали их роль и воздействие на процессы, все более бурно развивавшиеся в германском мире от Рейна до дальних берегов Скандинавии. Готская эпоха становилась эпической эпохой германских народов независимо от места их обитания, конунги готов, их державы, походы и войны, сокровища, обычаи и предания – стали идеалом и эталоном для следующих поколений, и это значение лишь усилилось после трагического и грандиозного крушения Готской державы, молниеносно разгромленной гуннами в 375 г. Впереди победителей, или вместе с этой новой грозной волной конных центральноазиатских кочевников, вестготы и остготы обрушились на Европу тем грозным натиском, который дал имя новой наступившей эпохе Великого переселения народов, волны миграций и войн, сокрушивших Римскую империю на Западе Европы.

Движение германских племен в Восточной Европе, от Балтики к Черному морю, именно в готскую эпоху II–V вв. стало мощным этногенетическим фактором. Балто-славянский массив населения лесной зоны Восточной Европы, на рубеже эр впервые затронутый этим движением племен поморской и зарубинецкой культур, именно с появлением готов, очевидно, окончательно разделился на балтов и славян. Гото-славянские отношения выступают практически первым проявлением активности славян за пределами прародины (Браун, 1899), а готские заимствования в праславянском – свидетельством подлинной первичности и древности этих отношений.

Лексика этих заимствований: грькъ/krеkos, цьсарь/kaisar, Рим/Ruma, kъnezь/kuniggs, ръlkь/fulk, шелм/hilms, меч/mekeis, mycha – охватывает не только военно-политический уровень. Основы хозяйства – xlebъ/hlaifs, xlevъ/hlaiw, vinogradъ/weina-gards, даже верблюд: velьbod/ulbandus, экзотический для обоих народов, – в лесостепном пространстве Готской державы строились под ощутимым воздействием германского аграрного общества. Лексика охватывает и высшие сферы культуры: *buky/boka (‘буква’), *lek – в связи с ‘лекарь’, ‘лечить’ – от готск. lekeis, xodog, xodozьn – ‘мастерский, сведущий, искусный, художник’ – от handags – указывают именно на готское посредничество в вовлечении носителей «праславянского» языка в эти формы урбанистической деятельности. Обратное заимствование в готский из славянского; plinsian / *plesati (плясать) – показатель достаточно мирной, видимо, в течение длительного времени, тесной и вполне дружественной обстановки этого взаимодействия (Топоров, 1983: 246–249).

Военные интересы германцев и на западе, и на востоке были устремлены к римскому лимесу, взлому границ Империи. В 366 г. алеманы впервые вторгаются за Рейн, через пять лет, в 371 г., вслед за ними Рейн переходят дружины бургундов. Одновременно в 366–369 гг. разыгрывается первая из готских войн на Дунае, визиготы Аганариха вынуждают восточноримского императора Валента заключить почетный для них мир. В Петроасе, столице вестготов на юго-восточном склоне Карпат, в 1837 г. был найден клад драгоценных золотых сосудов, гривен и фибул в инкрустационном стиле (в виде птиц – одной крупной и трех небольших, что дало находке имя «Золотая наседка с цыплятами»). На одной из золотых гривен – руническая надпись, гласившая: «Это есть священная собственность готов»; племенной клад в резиденции Атанариха, как и на Севере, прежде всего – плод и памятник военных побед (Фёдоров, Полевой, 1973: 274–276).

В 375 г. гунны, перейдя Дон, вторглись в Восточную Европу. Готы отхлынули за Дунай, в 378 г. разгромили Валента под Адрианополем (император погиб) и лишь в 382 г. заключили непрочный мир с Империей. Следующие десятилетия были заполнены войнами остготов в Греции, Иллирии, Италии вплоть до 410 г., когда король Аларих, заняв Рим, скончался перед походом в Сицилию. Вестготы в 462–472 гг. завоевали Нарбонскую Галлию и Испанию, основав там свои королевства; на Пиренейском полуострове с ними с 429 г. соперничали вандалы, вторгшиеся в римскую Африку (в 438 г. был взят Карфаген, при осаде которого скончался Блаженный Августин). По следам германцев, громя их, свирепствовали гунны, в 435 г. они разгромили королевство бургундов на Рейне, но в 451 г. на Каталаунских полях были разбиты объединенным войском галльских римлян, вестготов, аланов и франков. Наконец, в 476 г. предводитель германской императорской гвардии герул Одоакр сверг последнего римского императора, малолетнего Ромула Августула, и провозгласил себя королем Италии. В 489 г. Одоакра сверг Теодорих, король остготов, установив окончательное владычество германцев над Римом и Италией.

«Готский взрыв» в начале I тыс. оказался самым мощным, долговременным, богатым последствиями и наиболее известным примером варварской миграции к югу; он не только потряс до основания обе части Римской империи, но и был причиной гибели Западной ее половины, самого Рима и, следовательно, перестройки всего строя тогдашней Европы» (курсив мой. – Г. Л.) (Топоров, 1983: 229). В движении народов, резко изменившем этнополитическую карту континента, приняли участие многие племена, обитавшие по берегам Балтийского моря: вместе с готами, вандалами, бургундами, переселившимися из Западной Балтики, до Испании дошли балтские племена галиндов и сарматские – аланов (память о тех и других сохраняют названия пиренейских провинций Галиндия/Галисия и Каталония/Гото-Алания); в 450–550 гг. англы, юты, саксы, фризы с территории Ютландии, западнобалтийских островов, из низовьев Эльбы и Рейна переселяются на Британские острова, завоевывая и подчиняя кельтское население бывшей провинции Британия. На освободившиеся земли Ютландии из южной части Скандинавского полуострова продвинулись племена данов, и с этого времени занятая ими страна стала называться Данией.

В этих переселениях и войнах племенные социальные организмы не просто перемещались на новые земли, смешивались с завоеванным населением и трансформировались в «варварские» (в тенденции – раннефеодальные) королевства (Корсунский, Гюнтер, 1984: 198–212). Как и в более ранних миграциях, по-видимому, возникали и принципиально новые, неустойчивые, но действенные формы социальной организации. В источниках эти формы нередко маскируются под нормальные этносы, хотя судьба их, от происхождения до исчезновения, далеко не столь определенна, как у этих этносов. В ряде этнонимов следует видеть скорее особого рода социальные движения и объединения, соционимы особого рода военных организаций (как позднее, да и в наши дни избыточную этническую нагрузку обретает в современной масс-культуре и понятие викинги, ставшее синонимом скандинавов).

Эти формы организации отчетливее всего проступают впервые, вероятно, под именем герулов (эрулов), таинственных спутников и соратников готов. Herules латинских и греческих источников, eorls англосаксов, jarlar ранних песен «Эдды», в самоименовании рунических надписей V в. – erilar, с 267 г. по 459 г. известны на пространстве от Азовского моря до Испании, они составляли преторианскую гвардию императоров в Риме (до 476 г.) и Константинополе (532). «Эрулы» выступают как дружины отборных воинов (Иордан, 1960: 89, Getica, 118), они сражаются пешими и нагими, отличаются огромным ростом и силой, появляются в красных одеждах или боевой раскраске, перемещаются на большие расстояния бегом или очень быстрым шагом, не теряя воинского строя и боеспособности, уверенно действуют на легких морских боевых судах (возможно, именно к ним относилось и наиболее раннее из известных употреблений термина wicingas в англосаксонском «Видсиде») (Stang, 1996; Станг, 2000: 6–12).

Эрулы, как ранее, может быть, и кимвры, и тевтоны, посвятившие себя пожизненно военным походам, – разноплеменная воинская элита, в бурных условиях IV–V вв. обретавшая способность к самоорганизации. В древнейшей из песен «Эдды» Jarl, Karl и Trael – «ярл» (благородный воин), «карл» (свободный земледелец) и «трэл» (раб) – выступают как первичные сословия общественного миропорядка (Rigsthula), и jarlar в древнейших юридических формулах Скандинавии, таких как karlfolk ok sva jarla («карлы и их ярлы»), носит не потестарный, но элитарный характер значения. Ярлы (эрлы, эрулы) – еще не феодальные владыки, но своего рода «офицерский состав» народного ополчения («фолк» – «полк»). Того же порядка явление, видимо, и росомоны Готской державы (восстанавливающие «военное» значение древнесеверного ruth, в контаминации с готским hrods, ‘слава’, и общегерм. man, ‘муж’).

Те и другие исчезли вместе с этой державой и по мере стабилизации новых варварских королевств, вступивших на путь римско-германского синтеза Западной Европы. Собственных государств ни эрулы, ни росомоны не создали, как не воссоздали «господа офицеры» Добровольческой армии Российской империи, хотя бы в пределах Области Войска Донского в 1918–1920 гг. Однако, безусловно, воинские союзы эрулов (и им подобные) сконцентрировали в своей среде не только военные навыки и отношения, но и ряд новых ценностей, как духовных, так и материальных: привычку к золоту и умение его обрабатывать, знание магических рун, искусство поэзии, посвященное Одину (богу воинской одержимости – оddr, и одновременно – поэтического вдохновения). После 508 г. эрулы возвращаются в «Скандзу», откуда «с их собственных мест» к тому времени их вытеснили даны (Иордан, 1960: 69, Getica, 23) и где они «странствовали по Скандинавии, добывая и деньги и похвалу за свои знания, как рун, так и героических песен… Таким образом, руны и эпос распространялись среди скандинавов, составляя культурный континуум до эпохи викингов и вдохновляя песенную культуру “Эдды”и скальдики» (Станг, 2000: 10).

В VI–VII вв. на Балтике постепенно стабилизируется новая этнокультурная ситуация, сформированная в течение эпохи Великого переселения народов. Значительный отток германского населения из Южной Скандинавии и с южного побережья Балтийского моря (на запад и юго-запад) привел к смещению центров экономического и социально-политического развития в зону более северных областей Средней Швеции, Южной и Западной Норвегии. Непосредственными соседями скандинавских племен Ютландии и датских островов Западной Балтики стали продвинувшиеся с юго-востока славяне (венеды, как их называли германцы). Племена ободритов, лютичей, руян, поморян формируют на обширном приморском пространстве «Веонодланда» самостоятельный этнокультурный ареал, определяемый как «северославянская этнокультурная зона» (Лебедев, 1986: 58). Их восточными соседями были балты, на чьих землях «Эастланда» уже в предшествующие столетия появляются устойчивые племенные области пруссов, куршей, жемайтов, латгалов и др., охватывающие территорию балтийской этнокультурной зоны от Вислы до Даугавы, где балтийский этнический массив граничит с финно-угорским. Племена ливов и эстов (на них постепенно перешло германское именование балтийских племен) по своему культурному облику принадлежат обширной эсто-финляндской историко-культурной зоне, расположившейся вокруг Финского залива (являющегося для нее своего рода локальным «внутренним морем»), юго-восточной периферии изначального «Финнланда» Скандобалтики.

На востоке скандобалтийского пространства, за водоразделом Русской равнины, балты или родственные им балто-славянские (прабалтославянские?) племена продвинулись к междуречью Оки и Волги, где смешались с восточнофинским населением (а в течение VIII–IX вв. здесь постепенно возрастало число продвигавшихся с юга, из бассейна Среднего Днепра и прилегающих районов, восточных славян). Далеко на север от основной области славянского обитания VI–VIII вв., к озеру Ильмень и прибрежью Ладожского и Чудского озер, южному побережью Финского залива, вдоль границы прибалтийских балтов и финнов расселились словене ильменские, в этноязыковом отношении стоявшие обособленно от других восточнославянских племен и принадлежавшие к северославянской этнокультурной зоне Скандобалтики (Ляпушкин, 1968: 14–16, 19–22, 120; Херрманн, 1978: 191; Lebedev, 1982: 235–238; Седов, 1994: 4, 12; Зализняк, 1995: 134–135).

Балтийское море становится ареной непосредственных контактов нескольких крупных этнических массивов: германцев, славян, балтов, финнов, саамов (засвидетельствованных для этой эпохи среди финского населения в обширных анклавах близ северо– и юго-восточного побережья Финского залива). Все эти массивы соприкасаются на Балтике периферийными областями своих основных ареалов. Внутренние связи каждого из этих массивов простираются далеко во всех направлениях через Европейский континент. Переселения готов завершились во Франции, Испании и Италии, славяне заселили всю западную часть Восточно-Римской (Византийской, Ромейской) империи, а в степях соприкасались с кочевыми тюркскими и иранскими народами (аварами, аланами и др.); финны и саамы связями с родственным населением достигали приполярных областей побережья Северного Ледовитого океана, Зауралья и Западной Сибири. Балтика становится узлом средоточия этих трансконтинентальных связей.

В первой половине I тыс. Скандинавия занимала своеобразное положение исходной и притом периферийной области обширного и динамичного мира германских культур римского времени, уходящих корнями в середину I тыс. до н. э., к ясторфской культуре Северной Германии и Дании (Todd, 1975: 21). На протяжении тысячи лет в недрах этого мира шло постепенное и неуклонное формирование германской этнической общности, северную ветвь которой составили скандинавы.

Миграции II в. до н. э. – IV в.н. э. вели, с одной стороны, к консолидации и доминированию в Европе германского этноса; в середине I тыс. (в III–V вв.) в пантеоне языческих германских племен на первое место выдвигается культ Одина (Вотана), появляются династии «воданических королей» франков, лангобардов, англов и саксов (Селицкий, 2002: 54–59). С другой стороны, по мере развертывания римско-германского синтеза эти варварские королевства одно за другим становятся христианскими: вестготы – в 370 г., свевы – в 448–456 гг., вандалы с аланами были христианами-арианами еще до появления в Африке в 429–435 гг., бургунды и остготы, также ариане, были признаны римским папским престолом сыновьями церкви в 460-х гг., франки Хлодвига крестились в 498–506 гг. (Корсунский, Гюнтер, 1983: 54–144). Войны императора Юстиниана в 530–550-х гг. в значительной мере восстановили территориальную целостность и авторитет христианской Империи. Правда, в 566 г. очередная волна германцев, лангобарды, овладели Северной Италией, вытеснив оттуда византийцев (Randsborg, 1991: 14–15).

Европейско-христианская стабилизация середины VI в. была приостановлена новой волной кочевых народов, авангардом степных тюрок, аваров. Разгромив позднегуннские племена Причерноморья, авары (впервые принесшие в Европу саблю и стремена, то есть принципиально новую тактику конного боя) в полной мере наследовали авторитет и могущество Гуннской державы Аттилы вместе с основной ее территорией в Паннонии (Артамонов, 1962: 109–114). С 560-х гг. могущественный Аварский каганат успешно соперничает с Ромейской империей и молодой Франкской державой, подчинив значительную часть славянских племен, продвигавшихся из Восточной Европы на Балканы и к Балтике. Авары овладели центральными торговыми коммуникациями Средней Европы. Север Европы в значительной мере оказывается отрезанным от континентального германского мира.

Рис. 12. Норвежское поселение IV–VI вв. в Рогаланде. Реконструкция А. Хагена

«Туле» Прокопия Кесарийского, грекоязычного византийского историка середины VI в., столь же таинственный и легендарный край, что и «Скандза» его современника Иордана. Остров в океане, в 10 раз больше Британии, где на северной окраине, в краю адогитов, солнца не видно на протяжении непрерывных 35 зимних ночей. Иордан сообщает о 40 днях и ночах непрерывного лета и 40 – непрерывной зимы. Южнее адогитов обитают скререфенны, далее суеханс, с превосходными лошадьми (как у тюрингов, сравнивает византиец с более знакомыми областями Германии). Эти обитатели «Острова Туле» (Фуле) торгуют черной пушниной (sappherinas pelles) с римлянами (Прокопий, 1950; Иордан, 1960: 69, Getica, 20–22). «Сапфериновые меха», сине-черного отлива (Скржинская, 1960: 192, коммент. 55), может быть, указывают на добычу соболя, хотя биологические и языковые данные связывают наиболее ранний промысел этого пушного зверя с пространствами Восточной Европы (а в дальнейшем – русской Сибири). В какой мере «Скандза» для европейцев V–VI вв. была таким аналогом Сибири в позднейшем европейском сознании, по этому известию судить сложно, оно может указывать и на сохраняющиеся связи скандинавов с надежными местами добычи ценной пушнины не только в саамской Лапландии, но и в Приладожье и Поволжье (известных со времен войн Эрманариха). Все это так или иначе свидетельствует о чрезвычайной удаленности страны Фуле Скандобалтики от европейского культурного пространства «византийской реконкисты» Юстиниана, восстанавливающей конструкцию имперской Европы.

Период, который можно отнести к осевым временам европейской истории, в несколько десятилетий, отделявших завоевание лангобардами Италии и Далмации, и аварами – Паннонии (560-е гг.) от начала исламской экспансии в Леванте (630-е гг.), Скандинавия встретила в изоляции от общеевропейского процесса адаптации германских завоевателей и переселенцев к римскому наследию, укладу и миропорядку (Randsborg, 1991: 14–16). Потенциал Севера предыдущих столетий, реализованный в миграциях первых веков после рубежа эр, перестает развиваться в общеевропейском контексте. Скандобалтика концентрирует и переживает в себе накопленные ценности и опыт, регенерируя традиционные архетипы и облекая их в образы эпической реальности (Хлевов, 2002: 140–263).

Основой хозяйства скандинавов послеримского времени было пашенное земледелие и скотоводство. Население сосредоточивалось в наиболее благоприятных ландшафтах Южной и Средней Швеции (Вестеръётланд, Эстеръётланд, Уппланд), Юго-Западной Норвегии, побережья Ютландии, заново осваивало частично обезлюдевшие датские острова, плотно заселяло Эланд и Готланд на Балтике.

В середине I тыс., после некоторых колебаний в заселенности, связанных с миграциями II–IV вв. и, возможно, объясняющихся кризисом интенсивного земледельческо-скотоводческого хозяйства, меняется система расселения (Hachmann, 1970: 380–432; Щукин, 1977; Brøndsted, 1963: 47–55; Randsborg, 1980: 61–66; Møllerop, 1957; Stenberger, 1975: 10; Müller-Wille, 1977а: 213–214; Гуревич, 1960: 231). Процесс этот можно рассматривать как локальную спецификацию общеевропейской реорганизации аграрного расселения при переходе от поздней Античности к раннему Средневековью, однако на Севере он проходил в неизменной взаимосвязи и опоре, иногда даже топографической непрерывности (Форбассе в Центральной Ютландии), с традиционными структурами аграрной жизнедеятельности (Randsborg, 1991: 57–81).

Рис. 13. Традиционный длинный дом, сохранившийся на Мэйнланде, Шетландские острова. Его можно сравнить с реконструкцией А. Хагена (рис. 12)

Прежние деревни, многодворные поселения первых веков нашей эры, сменяются обособленными большими дворами хуторского типа (рис. 12). Складывается экономика этих хозяйств с населением около 50–100 человек, ставшая характерной затем для Севера на протяжении ряда столетий: большой удельный вес скотоводства (стойловое содержание скота – зимой, выпас на горных и луговых пастбищах – летом); единообразная структура посевных культур (устойчивое преобладание ячменя, постепенное распространение ржи и пшеницы, отсутствие проса, обычного для хозяйств Средней Европы); аграрная деятельность со значительным дополнением охотой, рыболовством, морским промыслом, добычей и обработкой металла, соли (Petersen, 1951: 16; Hagen, 1953: 157; Stenberger, 1933: 14–16; Stenberger, Klindt-Jensen, 1955; Arbman, 1961: 29; Brøndsted, 1963: 283–285).

Технической базой этой экономики стали распространившиеся с VI в. железные хозяйственные орудия: рабочие части плуга, мотыги, лопаты, представленные в сериях погребений и кладов VII–VIII вв. (рис. 14). В это время появляются серпы, косы-горбуши, ротационные жернова (Petersen, 1951: 123–126).

Социальной базой северного «комплексного хозяйства» был одаль (odal) – неотчуждаемое наследственное владение большой семьи, домовой общины, состоявшее из усадьбы и прилегающих к ней пашен, лугов, лесных участков, водных угодий (Гуревич, 1956: 70–96). По размерам и структуре одаль отличен и от земельных наделов, археологически засвидетельствованных у германцев в начале нашей эры, и от синхронного крестьянского аллода (all-od, однокоренное слово) свободных германских общинников на континенте (Brøndsted, 1963: 94–104; Неусыхин, 1964: 44–47).

Перестройка социально-экономических институтов, по-видимому, произошла в середине I тыс. после переселения части избыточного населения, выразившегося в движениях готов, гепидов, бургундов и прочих «эрулов» из Южной Скандинавии, англов и ютов – из Ютландии, что и проявилось в колебаниях заселенности этих областей (Müller-Wille, 1977а: 160–172; Todd, 1975: 81). Эти переселения способствовали установлению сравнительно прочных и дальних связей с континентом. Мигранты сохраняли какие-то контакты с соплеменниками на родине: так, как вернувшиеся около 512 г. в Южную Швецию эрулы, засвидетельствованные Прокопием Кесарийским (Рrос., VI, 15). Поток римских импортов, который в I–V вв. был представлен монетным серебром в кладах, насчитывающих до 1500 монет (Синдарве, Готланд), бронзовыми сосудами (около 700 находок), стеклом (свыше 260 находок), в конце римского периода наполняется золотом (Stenberger, 1977: 274–295, 332–333). Начинается «золотой век Севера» (вторая половина V–VI вв.).

В нескольких десятках кладов Готланда, Эланда, Борнхольма найдено свыше 700 восточно– и западноримских золотых монет – солидов (чеканка которых началась после 395 г.). Наиболее ранние клады сосредоточены на Эланде (450–490), клады Борнхольма (Бургундархольма) зарыты между 475–525 гг., клады Готланда датируются 500–560 гг. Ранние вещи дунайско-фракийского круга, например гривна из Бурахус, указывают на связи с восточноримскими провинциями (где к этому времени относится знаменитое «сокровище готов», золотой клад в Петроасе) (Odobescu, 1889–1900). Основным источником поступления золота на Север были дани, добыча, выкупы, полученные германцами в ходе готских, гуннских, бургундских, лангобардских войн с Империей.

Рис. 14. Комплекс орудий земледельческого труда, предметов вооружения и конской сбруи из погребения в Бу, Норвегия (по Б. Хоугену)

Захваченное золото дошло до нас главным образом в виде массивных изделий местного ремесла: спиральных колец, витых браслетов, шейных гривен. Они известны как по одиночным находкам, так и в составе кладов, достигающих веса 12 кг золота (Турехольм, Сёдерманланд). Наиболее эффектные, шарнирные воротничковые, гривны из Ханненов (Фюнен), Оллеберга и Мене (Вестеръётланд), Фьерестадена (Эланд) богато украшены в раннем германском зверином стиле (Malmer, 1963: 16–17).

Процесс переработки драгоценных изделий местными мастерами, создания нового мира образов и форм отразился в эволюции северных брактеатов, возникших в подражание западноримским медальонам IV в. (Malmer, 1963). Сохранились многие сотни экземпляров: 758 по сводке 1963 г., из них 305 в Дании, 190 в Швеции (два в могилах), 154 в Норвегии (в основном в могилах, около 50 – место находки неизвестно). В основном эти находки концентрируются на юге Скандинавии (Сконе и прилегающие территории), Эланде и Готланде. За исключением Норвегии, брактеаты известны как одиночные (случайные) находки, иногда по нескольку экземпляров в кладах.