Текст книги "Орудия Ночи. Жестокие игры богов"

5
Коннек, Антье

Граф Реймон Гарит был искусным военачальником и правителем и умел убеждать других в своей правоте. Его несколько раз отлучали от церкви разные патриархи. Ужасная кара для епископального чалдарянина, но граф Реймон и в ус не дул. Ведь его отлучали те патриархи, которых в Коннеке не считали законными, так зачем обращать внимание?

Однако в последний раз графа отлучил Безмятежный, а он стал законным патриархом, хоть и с помощью взяток. Безмятежный, или Бронт Донето, затаил на Коннек злобу. Но и его булла была не совсем законной: Донето ведь изгнали из Брота.

Хотя даже в изгнании у Безмятежного оставались друзья и влияние. Особенно рьяно его поддерживала Анна Менандская, за которой стояла мощь арнгендских войск.

– Пока нужно тянуть время, – сказал Реймон Сочии, когда они лежали в постели. – Вот вернется домой Анселин – там многое изменится.

– А почему же ты… Ой! Точно мальчик будет: так и рвется наружу.

– Почему же я – что?

– Думаешь, что Анселин станет что-то менять? Ты разве его знаешь?

– Нет, но знаю, в каком он положении. Шпионы в Салпено все разнюхали.

– Что разнюхали?

– А то, что новый король Арнгенда вполне может сделаться нашим лучшим другом лишь потому, что его мать нас ненавидит.

О разладе между матерями и сыновьями Реймон Гарит знал не понаслышке.

– Ой! Уже скоро! Твой крошка-байстрюк вот-вот выпрыгнет наружу.

Эта шутка Сочии была направлена против Брота и епископальной церкви, ведь их с Реймоном брак не одобрил патриарх, но Гарит шутке не улыбнулся.

– Изъясняйся понятнее, – продолжала Сочия, пытаясь перевести мысли мужа на то, что его беспокоило.

– Анна всегда дурно обращалась с Анселином, открыто отдавая предпочтение Регарду. Ходят слухи, это все потому, что его настоящий отец не Шарльв Полоумный. Но Регард погиб, а Анна своими интригами сама сделала Анселина единственным наследником.

Реймон положил руку Сочии на живот – нежно-нежно, словно перышком погладил. Кожа на животе натянулась и блестела, пупок торчал, будто вот-вот выскочит.

– Так что же – Анселин назло ей станет поступать наперекор?

– Кое в чем. Может быть, почти во всем. Но ему ведь придется иметь дело не только с матерью. И ему не позволят делать что вздумается. – Реймон долгое время смотрел на живот Сочии. – Вполне возможно, сразу после коронации Анну Менандскую упекут в монастырь.

– Она изворотливая, – отозвалась девушка, которой трудно было сосредоточиться на беседе, потому что ребенок разошелся не на шутку. – Ты думаешь, мы победили.

Ничего такого Реймон Гарит не думал.

– С такой точки зрения я на ситуацию не смотрел. Но может, ты и права. По крайней мере, у нас будет передышка.

– А почему вдруг такое разочарование?

– Жизнь наша сильно изменится, если на нас и наше имущество перестанут покушаться.

– Принеси попить. Нет! Господи, только не вина! Воды или пива. Знаю! Принеси воды, которую благословил совершенный! – потребовала Сочия, а потом, напившись, сказала: – Пришла пора звать госпожу Алексинак, – и застонала. – Боль на этот раз сильная. А! – Девушка едва сдержала крик. – Любовь моя, зови повитух! И совершенного.

Сочия и понятия не имела, чем в такой ситуации поможет старик Свечка, но он был рядом в самые важные моменты ее жизни. И сейчас пусть будет рядом, особенно если что-нибудь пойдет не так.

Сочию охватил испуг, и внезапно брат Свечка ей отчаянно понадобился.

– Погоди! Еще кое-что. Если я умру, на ком ты женишься?

Реймон Гарит не был большим знатоком по части женщин, но из этой ловушки сумел выскользнуть.

– Ни на ком, сердце мое. Буду растить сына и чтить твою память.

Не лучший ответ, но худо-бедно сгодился для того, чтобы успокоить жену.

– Вот болтун. Иди зови повитух.

Первый раз брат Свечка увидел новорожденного Люмьера в комнате, куда набилась куча женщин. Кого-то из них он знал, кого-то нет: из знакомых там были Кедла Ришо, госпожа Алексинак и несколько дам, представляющих небольшой двор графа Реймона, а из незнакомых – кормилица и мать Реймона, явно не одобрявшая происходящее. Теперь ее звали сестра Клэр. Последние двенадцать лет бывшая графиня провела взаперти в монастыре, а нынче по настоянию сына явилась взглянуть на своего первого внука.

В присутствии Реймона сестра Клэр ничего не говорила, но ее расстроило, что собралось столько еретиков и ведьм, да и выбор сына она не одобряла: эта соплячка из приграничных земель мало чем отличалась от простой крестьянки.

Брат Свечка держался с сердитой старой монахиней любезно, но его охватило легкое недоумение: Реймон о матери ни разу не упоминал; очевидно, он не слишком-то ее любит, так зачем же звать?

Реймон Гарит руководствовался весьма непростыми моральными принципами собственного изобретения и не всегда мог даже сам себе их объяснить.

Это уже потом Бернардин расскажет совершенному, что Гарит подозревал мать в причастности к гибели отца – тот умер, когда Реймон был еще совсем мальчишкой. Возможно, графиня изменяла мужу. Такие истории слагают коннекские трубадуры, только вот в этой все пошло наперекосяк. Или же дело было в религии. Дальше копать Бернардин не стал.

Сочия сидела в постели. Две женщины пытались привести ее в божеский вид. В юной графине вдруг взыграло тщеславие?

– Совершенный, я так рада. Идите сюда. Гоните с дороги этих старых ворон.

Гнать никого брат Свечка не стал и очень осторожно приблизился к кровати. Среди присутствующих легко было определить майсалянок и чалдарянок. Но вот понять, какие из чалдарянок поддерживают Брот, а какие почившего в бозе вискесментского патриарха, было уже сложнее. Епископальных чалдарянок присутствие Свечки оскорбляло: мало того что мужчина, так еще и еретик.

Сочия подлила масла в огонь – похлопала по постели рядом с собой и сказала:

– Садитесь. Взгляните на него. Как он вам?

Монах сказал, что думал:

– Он должен быть в материнских руках, пить материнское молоко.

В комнате воцарилась тишина. Женщины изумленно уставились на старика, да и Сочия не особенно обрадовалась его словам.

– Сочия, ты его мать, так будь ею. Не дай тщеславию встать между вами. И всему остальному тоже. Сестра Клэр, вы ведь не сами вскормили Реймона? – Замечание Свечки угодило прямо в цель. – Сочия, это прекрасный мальчик, безупречный во всех отношениях. Если вырастить его должным образом, он станет достойным наследником графу Реймону.

Сочия сердито кивнула. Она не раз слышала рассуждения брата Свечки о том, почему столько вельможных сыновей вырастают злодеями или просто неумехами.

С этим трудно было поспорить: зачастую великих и любимых подданными владык сменяли на троне дурные наследники.

– Рианна, дайте сюда дитя, пожалуйста, – велела Сочия и, принимая ребенка из рук кормилицы, сказала: – Совершенный, я назову его Люмьером.

– Чудесно. Дай Боже, чтобы он вырос достойным своего имени.

Мать Реймона, скрипя зубами, что-то пробормотала себе под нос, но негромко – чтобы не навлечь на себя порицание. Ее, скорее всего, предупредили заранее.

Свечка вздохнул. Религиозные разногласия – такое сумасшествие. Когда иноземные захватчики не трогали Коннек, тут все шло так же гладко, как при Древней Империи.

– Вы, конечно же, станете его восприемником, – заявила Сочия.

– Мудрое ли это решение? Мне уж недолго осталось.

– Мудрое? Не знаю. Но правильное, и я так хочу. Хотите подержать?

Ребенок успел заснуть, уткнувшись в грудь матери.

– Я непременно его уроню! Еще головой стукнется об пол.

– Не уроните! С Кедловыми-то малявками как-то управлялись.

– Если уронить ее бесененка, на тебя не накинется огнедышащий граф. Кстати, об огнедышащих графах, где Реймон?

– Не знаю. Видела его после родов. Реймон сказал, нужно возглавить дозорный отряд. Что-то стряслось возле Дешара, неподалеку от Вискесмента. Может, Анна и Безмятежный шалят.

Брат Свечка нахмурился. И это в день рождения сына? Отряд мог бы возглавить и Бернардин.

Нужно Реймону научиться доверять дела другим.

В Сочии мигом проснулось любопытство. Когда речь заходила о политике, а Анна и патриарх – это точно про политику, она тут же забывала о Люмьере.

Старик взял ее за руку и не отпускал, внимательно изучая собравшихся здесь женщин.

То, что он увидел, не слишком его обнадежило – вряд ли Люмьера сумеют тут воспитать.

Мальчик, как и его отец, сблизится лишь с двумя женщинами – собственной кормилицей и няней. Его научат ставить их ниже себя или тихо презирать, и со временем он начнет относиться так ко всем, кто ниже его по положению.

Каким-то чудом графу Реймону удалось не поддаться этому пороку.

– Сочия, ты же меня знаешь, я мрачно смотрю на жизнь. Не принимай близко к сердцу мои угрюмые размышления о будущем Люмьера.

Свечка принял решение: ради этого младенца он не вернется в Сен-Пейр-де-Милеж, но останется в Антье.

И быть может, пока Господь не призовет его к себе, монах успеет научить мальчика осознавать реальность.

– Мрачно смотрите на жизнь? Да вы, пожалуй, слишком уж радужно на нее смотрите в нынешние-то суровые времена. Мы вас еще удивим. Зарубите себе на носу: вы остаетесь тут, пока Люмьер не вырастет и не станет мужчиной.

– Быть может, именно столько времени мне и нужно будет, чтобы снова стать совершенным, я ведь перестал им быть, как раз когда тебя встретил.

– Вечно-то вы со своими заумными рассуждениями и шуточками. Давайте берите его. Я настаиваю.

Интонации, прозвучавшие в голосе Сочии, совершенного обеспокоили.

Он взял младенца. Тот немедленно открыл голубой глаз. Глаз этот толком не мог еще ни на чем сфокусироваться, но брат Свечка вообразил, что малыш его запоминает.

Такие маленькие крохи похожи на сверхъестественных созданий.

6
Обитель Богов, Тирания Ночи

Все Старейшие приняли человеческий облик. Даже Асгриммур не знал, виновато ли в этом присутствие людей, или Орудиям просто так удобнее. Кое-кому из богов трудно было удержать форму, и время от времени они начинали мерцать. Возможно, именно поэтому во времена расцвета северных богов их и прозвали Лучезарными.

– Магии нет! – пожаловалась одна из красавиц. – Волшебство пропало.

Почти все Орудия к тому времени вышли из Небесной Крепости, но кое-кто остался наблюдать за смертными. Пайперу Хекту было весьма не по себе: во-первых, давала о себе знать попранная вера, во-вторых, он боялся за родных, хотя Асгриммур и уверял его, что все будет хорошо.

– Старейшие понимают, что просто перешли из тюрьмы поменьше в тюрьму побольше. Они погибнут, если этот мир так и останется закрытым. Чтобы выжить здесь, нужна магия, а магии нет. Начнут выкидывать фокусы – им отсюда не выбраться. Этот мир сжимается и со временем сделается не больше булавочной головки.

– Это элен-коферы подстроили? Вот проходимцы!

– Виноваты боги: именно они придумали, как тут все должно быть устроено, а элен-коферы просто выполнили заказ.

Хект решил в эту тему не углубляться: даже самые невразумительные вещи оказываются правдой, если речь идет о Ночи.

В комнату вошла Жатва. На ходу она жевала нечто напоминавшее дичок-переросток странной формы.

– Первый урожай Эавийн. Не очень-то яблочки удались, но сойдет пока, – сказала она и неторопливо обошла зал, с любопытством заглядывая всем через плечо.

Хекту и самому было любопытно. Когда это Жатва успела бегло заговорить по-фиральдийски? Значит, яблоки и правда действуют.

Отродье, Кловен Фебруарен и Герис подготовили к отправке первую партию оставшихся от сраженных Орудий яиц: в стеклянной емкости уже лежало более ста фунтов этого добра.

От вознесшегося толку было мало. Его сильно потрясло предположение о том, что гибель Всеотца, возможно, была подстроена. Неужели и им самим кто-то манипулировал? Как это ему, только что вознесшемуся и охваченному безумием Орудию, удалось создать закрытую вселенную и загнать туда двенадцать богов?

Асгриммур пытался обсудить все это с Герис, но ей было не до того.

– Перестань уже мучиться из-за прошлого, – наконец проворчала она. – У нас есть неотложные дела. Прохвост очутился здесь, потому что тот, кто засел у тебя внутри, бросил на это все остатки своих сил. А теперь помоги-ка с дробилкой.

Некоторые яйца покрупнее не пролезали в трубку, и Герис собиралась их разбить – от сильного удара они разлетались на куски.

Анна с детьми тоже помогали – убирали из комнаты те инструменты и материалы, которые были больше не нужны. Лучезарных их равнодушие злило.

Два больших и еще теплых яйца положили на отдельный стол и весьма недвусмысленно нацелили на них фальконеты. Герис сказала, что еще можно обратить вспять то, что произошло с этими двумя Старейшими.

Хект с радостью бы их уничтожил. Создания Ночи, все до единого, бросали вызов его вере – и той, что он принял в детстве, и той, что усвоил позже, перебравшись на запад.

Умом-то Пайпер понимал, что все, что связано с Ночью, правда, но сердце отчаянно не желало верить. Бог один, и нет другого!

– Пайпер, ты что? – спросила Герис.

– А?

– Снова в облаках витаешь средь бела дня.

– Приходится, здесь же не темнеет никогда.

Пайпер оглянулся на дверь. На окрашенном зеленом пятачке стояли с полдюжины Старейших – точь-в-точь обычные люди, только одеты допотопно. Среди прочих одна из матерей Красного Молота (в разных мифах эта честь приписывалась разным богиням), его жена и дочь этой самый жены, рожденная неизвестно от кого.

Хекту от них было не по себе.

У народов, поклонявшихся Старейшим, были довольно странные представления о справедливости.

– В мире, где все живут по закону «око за око», последний уцелевший как раз и держит всех за яйца.

– Что такое, Пайпер? – удивилась Герис.

– Ничего. Вспоминаю слова Пинкуса Горта, – отозвался Хект и посмотрел на родных.

Они устали, хоть и не физически. Пелла по очереди подменял сестер и Анну на пушках. Мальчишка вполне мог всех удивить, когда забывал о своих замашках.

– Сколько еще времени сидеть на фальконетах? Асгриммур говорит, они нам больше не нужны, но меня терзают сомнения. Все думаю: вот была бы потеха, возьми Старейшие верх.

– Ты как раз потому и появился, что Орудия вот уже тысячи лет берут верх, – отозвался Кловен Фебруарен. – Поживи чуток с ними, и поймешь ход их мыслей. Немалую роль тут играет тот простой факт, что смерть никогда не случается с ними.

– Все должно измениться, – ответил Хект.

– Перемены начались сотни лет назад. Но боги все неверно истолковали, именно потому все мы здесь сегодня и оказались.

– Прапра, ты зачем пришел в разговор встревать?

– Хотел сказать: надо работать дальше и не волноваться о каких-то там глупых прилипалах.

– Ваш намек не понял. Если он, конечно, был, этот намек.

– Прекрати волноваться о богах. Они не смогут нам помешать – это же чистой воды самоубийство. Вы их приперли к стенке: крути как вздумается, хочешь так, а хочешь сяк.

Хекта слова волшебника не слишком-то убедили, но потом он вспомнил, что Старейшие уже и так находились в своем персональном раю, специально созданном элен-коферами. Самоубийство не гарантирует им никакой чудесной посмертной жизни.

Насланные ворогом сомнения, словно зловредные муравьи, подтачивали основание его веры.

– Если я правильно поняла прапра, можно отпустить Анну с детьми. Осталось только скинуть мусор в навозную кучу, – сказала Герис и махнула рукой. – Ренфрау, займемся этим.

– Как пожелаешь.

Отродье отвернул клапан. И вот уже тысяча янтарных горошин – самые маленькие размером с булавочную головку, а самые большие до дюйма в обхвате – покатились вниз по трубкам из посеребренного стекла. Следом за ними катился серебряный шарик, чтобы ни одному созданию Ночи не удалось проскользнуть назад.

Отродье снова закрыл и открыл клапан. Горошины и шарик исчезли в Асгриммуровой карманной вселенной.

– Первая партия готова, – обрадовалась Герис. – Теперь надо перемалывать и колоть. За час управимся, а через два уже будем попивать элен-коферовский эль.

Хект снова оглянулся на родных:

– Ты уверена, что обойдешься без поддержки?

– Вот ты и останься. Возьми себе фальконет, – велела Герис и шагнула вперед мимо него. – А вы, господа боги, если вздумаете вдруг пошалить с нашими смертными девчонками, помните: их мать, отец и тетка уже прикончили четыре могучих Орудия.

Не четыре, а больше, но Хект не собирался запугивать богов. И Герис бы не мешало вспомнить о здравом смысле. Она что, не замечает, что почти все здесь присутствующие не боги, а богини.

Хекта удивила неожиданная забота сестры о Лиле и Вэли.

Кое-кто из богов действительно славился своей распущенностью. В древних северных мифах и верованиях целомудрие, непорочность и верность ценились гораздо меньше, чем среди последователей Аарона Чалдарянского. Чалдаряне же, в свою очередь, придавали этим добродетелям меньше значения, чем прамане: те готовы были закидать камнями любого, кто даже только помыслил о совокуплении с кем-то, кроме юных мальчиков или вечно девственных гурий из райских садов.

Анна и дети ушли, а Хект, опершись на фальконет, задумался о разных религиозных причудах.

Предвестники предельно ясно выражали свое отношение к вопросам секса, и отношение это было весьма суровым: среди правоверных содомитам не место. Но люди всегда смотрят сквозь пальцы на неудобные для них правила, так поступали и прамане. Схожим образом полезные божества, существовавшие еще до Откровения, не исчезли в лучах света единственного Бога, но превратились в ифритов и прочих духов на службе у ворога. А что касается мальчиков…

Это смущало и ужасало Пайпера Хекта, еще когда он был молодым Элсом Тейджем.

Ему вспомнился Оса Стил, которого при помощи чар превратили в вечного мальчика для утех. Уже почти сорокалетний, он все еще выглядел как двенадцатилетний ребенок и до сих пор не верил, что те, кто сотворил с ним такое непотребство, не заслуживают его преданности.

Дробилка работала не переставая. Стены комнаты дрожали. Грохот отвлек Хекта от мрачных дум.

– Все идет как надо, но получается дольше, чем я рассчитывала, – посетовала подошедшая Герис.

– Так всегда и бывает.

– Почему? Отдельные этапы прошли без сучка без задоринки.

– Мои люди называют это «трением» – естественные помехи, которые все замедляют, даже если не приключается особых бед. Титус Консент пользуется специальной формулой, чтобы вычислить «трение» на каждую кампанию. И знаешь что?

– Не помогает?

– Помогает. Но когда мы вычисляем трение, при этом, в свою очередь, создается дополнительное трение. Полагаю, тут задействован некий еще не открытый закон природы.

– А тебя это не доводит до исступления?

– Конечно доводит. Но если смириться, не пытаться это побороть, а просто принимать во внимание, все идет вполне сносно. Многие командиры не умеют работать с трением – кричат, угрожают, наказывают и тем самым делают только хуже. Когда люди боятся ошибиться, то действуют еще медленнее.

– Больше заумных рассуждений – больше трение.

– Может, ты и права. Они подготовили следующую партию.

Фебруарен успел просеять через решето субстанцию из дробилки. Мелкие частицы пересыпались по трубке в пустоту, а большие снова отправились в дробилку.

– Дело быстрее пойдет, если добавить туда воды.

– Или масла, – предложил Отродье.

– Если масла нальем, получится липкая жижа.

Разгорелся яростный спор.

Хект сдержал гнев. Слишком уж буднично эти люди рассуждали об уничтожении Орудий Ночи, словно речь вовсе не шла об останках древнейших существ, чей возраст исчислялся, возможно, тысячелетиями.

Учатся ли Орудия за столь долгую жизнь хоть как-то сопереживать? За долгий век у этих созданий было несметное количество возможностей досадить смертным.

– Пайпер, ты куда эту штуку навел? – спросил Кловен Фебруарен.

– Что?

– Свою игрушку-погремушку – оперся на нее так, что дуло смотрит прямо в пол.

– Чтобы срикошетило от пола.

– Творческий подход. Но так хорошие ребята пострадают больше.

– По зрелом размышлении соглашусь с вами. Сколько еще ждать?

– Все зависит от твоей сестрицы. Она хочет все закончить в один прием. А я бы еще посидел пару часов внизу в таверне. И вздремнул бы хорошенько.

– Тяжко, наверное, жить на свете ехидным старикашкам.

– Не то слово.

Герис стояла поблизости – слышала, как они ее обсуждают, и видела, как согласно кивают вознесшийся и Отродье, но и ухом не повела.

Работала дробилка, тряслись стены.

В комнату, протолкавшись мимо возмущенных богов, вбежал Пелла:

– Отец… Там мост…

– Представь, что новости не срочные, вдохни поглубже, а потом рассказывай.

Мальчишка сделал несколько вдохов.

– Мост. Та богиня с яблоками – она ворует волшебство из радуги.

– Асгриммур!

– Проклятье! Только в радужном мосту и осталась магия, но кто мог подумать, что этим недоумкам придет в голову распускать работу элен-коферов?

– Можно вытащить пушку в коридор, – предложил Хект, – просунуть в окно и пальнуть.

– В этом нет нужды. Дайте мне поговорить с Эавийн. Герис?

– Иди. А я останусь и подумаю, как нам отсюда улететь.

После ухода Асгриммура соратники Хекта стали действовать осторожнее. Никто уже не поворачивался к божествам спиной. Но Орудиям было не до них. Старшая из богинь махнула рукой, и младшая отправилась вслед за Асгриммуром. Хект догадался, что ей велели поддержать вознесшегося.

Какой смысл бежать из заточения, если при этом оказался в другой тюрьме, разве что побольше?

Старшая богиня что-то сказала.

– Классический андорежский, – пояснил Отродье. – Во времена моей молодости у Старейших в деревнях еще были последователи. Возможно, я смогу с ней объясниться.

– Она, скорее всего, понимает каждое наше слово, – заявила Герис. – Хочет поговорить с тобой, но так, чтобы Убийцы Богов ничего не поняли.

– Леопард – это леопард, а лев – это лев, – поддакнул Хект.

– Логично, но что это значит? – не понял Ренфрау.

– А то, – объяснила Герис, которая слышала эту поговорку еще в плену на востоке, – что не следует себя обманывать и думать, что лев или леопард станут чем-то иным. Могучее Орудие, даже если ему яйца в тисках зажали, все равно мыслит как божество.

– Понял. И это тоже, – кивнул Ренфрау и повернулся к разгневанной богине.

Ничего другого Хект и не ожидал. Ему подумалось, что Герис как раз и пытается приручить леопарда.

Его сестра тем временем взяла со стола два все еще горячих янтарных яйца.

– Они пока не погибли окончательно. – (Дробилка еще работала.) – Но мы не станем их возвращать, пока чувствуем себя рядом с вами неуверенно.

– Заложники? – уточнил Ренфрау.

– Оставь свои угрозы, – отрезала богиня. – Я не Красный Молот. Оскорбляя мое достоинство, рассудок мне не затуманишь. Я понимаю, что мы в вашей власти. Унизительно, но даже боги преклоняют колена, если это необходимо.

– Колена преклонять не надо, – отозвалась Герис. – Просто помогите. Баш на баш. Мы просим помощи лишь на отпущенный нам смертный срок.

– Это и так ясно, Герис Убийца Богов. Продолжай делать то, что делаешь, – ответила богиня и отвернулась.

В комнате появился единственный бог мужского пола. В руках он нес веревку длиной футов пятнадцать.

– Где ее прятали? – проворчала Герис.

– Чтоб меня! – с благоговейным ужасом воскликнул Ренфрау.

– Что это такое? – поинтересовался Хект.

А Фебруарен кивнул с понимающим видом:

– Это, Предводитель, Гейстрир.

– Будьте здоровы. И что же?

– Гейстрир – веревка, которая всегда оказывается нужной длины. Такая крепкая, что не порвалась, даже когда ею связали великана Блогнора.

Вслед за богом вошла Лучезарная дева с копьем в руках. Оружие выглядело совершенно обычно – пехотное неметательное копье, древко длиной восемь футов, наконечник длиной один фут и шириной два дюйма, с острыми краями. Острие светилось тьмой.

– Пронзающее Сердца, – так же благоговейно произнес Ренфрау.

Потом Старейшие принесли рог, молот, потрепанные шелковые туфли и флейту. Выглядело это все не очень-то внушительно.

– Если мост сгинул, то какой ужас нам предстоит, когда настанет пора выбираться отсюда, – пробормотал Отродье. – Эти артефакты нам помогут.

– До сих пор не понимаю, что я тут делаю. Вот-вот грянет большая война на востоке, нужно к ней готовиться.

Пелла ушел из комнаты сразу же после того, как доставил свои тревожные вести. А теперь с посланием прибежала Вэли.

– Герис, Асгриммур просил передать, что все не так скверно, как он думал. Радуга еще держится, просто стала у́же – на повозке не проехать.

– Как увижу Железноглазого – удавлю. Недомерок все предвидел.

Почти все смертные переправлялись по радужному мосту в запряженных козлами повозках, ведь не каждому хватало духу на прогулку по воздуху. А козлов элен-коферы забрали с собой, когда в спешке покидали Обитель Богов. Теперь отсюда никому не сбежать, каких бы дров ни наломали зарвавшиеся неумехи из срединного мира.

Что бы ни случилось, всем – и смертным, и Орудиям, – чтобы выбраться из Небесной Крепости, придется пешком пройти по радужному мосту.

Мост – вот он, хватило бы только храбрости.

Дробилка громыхнула в последний раз. Небесная Крепость застонала и содрогнулась. Под присмотром Герис все до последнего осколки и пылинки, сопровождаемые серебряным шариком, скатились в закрытую вселенную.

– Прекрасно. Теперь самое время выпить пива. Кружечку. Или три. Или десять. И неделю проспать. Как проснусь, там и решу, что дальше делать.

Никто ничего не спросил. Никто не хотел, чтобы Герис вспомнила о еще каком-нибудь неотложном деле. Разве что Прохвост.

Даже самые нечувствительные к силам Ночи люди вроде Пайпера Хекта ощутили охватившее Орудие отчаяние, когда угодивший в ловушку бог наконец-то осознал, что его выпускать не будут.

Остальным Старейшим было все равно: он уже успел исчерпать их запасы терпения и потерять дружеское расположение.

Хект наблюдал за тем, как Герис упаковывает яйца, оставшиеся от Зира и Красного Молота, и восхищался ее скрупулезностью, ведь в подобных обстоятельствах естественно спешить и действовать неосмотрительно.

– Что будем делать с фальконетами? – спросила Герис. – С собой мы их забрать не сможем.

– Проклятье! Дай мне минутку на раздумье, воображу себя Кейтом Руком или Драго Прозеком.

На лицах у наблюдающих за ними Орудий отразилось любопытство.

– Так над ними поработаю, чтоб исправить мог только кто-нибудь из моих ребят. – (Пусть боги поломают голову.) – Когда-нибудь сюда вернется Железноглазый. Правда, сначала я его отлуплю хорошенько. Отстроит радужный мост и нацелится вывезти по нему фальконеты на своих козлиных повозках.

– Сделай так, чтобы их не смогли потом использовать против нас, а потом пошли выпьем пива.

– А где бочка с огненным порошком? Все, вижу. Идите, я следом.

Удивляясь, с чего бы это сестре так захотелось пива, Хект засунул железный осколок в запальное отверстие пушки. Герис не очень-то любила выпить. Может, в Обители Богов пристрастилась?

Стены комнаты задрожали. Хект уловил отголосок гнева, который испытывало запертое Орудие, и ненадолго погрузился в раздумья.

– Лучше сделаю. На всякий случай.

Он поднял с пола бочку с огненным порошком.

– Отец, будешь тут весь день копаться?

– Вэли, а ты зачем вернулась?

Со стола упала какая-то стеклянная вещица и разбилась. И Пайпер, и девочка подскочили от неожиданности.

– Меня Анна послала узнать, почему ты не спустился вместе с Герис.

– Доделать кое-что нужно было, – отозвался Хект, прилаживая пружину. – Почти готово.

– Все уже начали перебираться через мост.

– Я и не заметил, что столько времени прошло.

– Она просто волнуется. Ты же ее знаешь.

– Хм… – пробормотал Пайпер, осматривая фальконеты: орудия заклепал, бочку с огненным порошком установил где надо.

– Отец, она и правда очень переживает. Когда тебя нет рядом.

– Пошли.

Стены снова дрогнули. Хекту показалось, что на этот раз не так сильно. Пленник подрастерял запал.

Хитроумные боги устроили через радужный мост удобную переправу: один из них привязал Гейстрир к большому камню на противоположной стороне, Пронзающее Сердца воткнули прямо в радугу и обмотали веревку вокруг него, а оставшийся конец закрепили на позеленевшем от старости медном столбе, воздвигнутом в честь чего-то (чего именно – никто уже не помнил).

– Быть может, он как-то связан с Сумеречной войной, – предположил Асгриммур. – Точно не знаю. Ты все изменил. Больше не свершится судьба, определенная на заре времен.

– Жаль, но я вовсе не такая важная шишка. Анна и Герис – более могущественные Убийцы Богов.

– Неправда. Вспомни о Сэске и тех древних, которых ты одолел в Коннеке. Но к чему сейчас об этом волноваться? Нужно перейти мост.

Хект уже некоторое время пытался справиться со страхом. Высота бывает разная. С этой высоты можно было падать бесконечно и так и не достичь дна.

Ни тренировки, ни обучение не готовили Пайпера ни к чему подобному. С таким испытанием нельзя столкнуться, потому что подобной ситуации просто не может быть. Это горячечный бред язычников, еще не осененных словом Господним.

– Просто подойди к столбу, хватайся за веревку, закрой глаза и иди, – посоветовал Асгриммур. – Я сзади.

Хект быстро огляделся по сторонам. Почти все уже успели переправиться. Лила весьма уверенно вышагивала по середине моста, едва касаясь пальцами веревки. Впереди нее шла богиня, а позади – еще одна. Обе держались достаточно далеко и не успели бы помочь, если бы девочка оступилась.

Анна ждала на той стороне. Раз она сумела, сумеет и Пайпер.

Хект как раз подходил к мосту, но тут мимо пробежала Вэли. Она взлетела на радугу с такой легкостью, словно та была высечена из гранита и достигала мили в ширину. Позади бежала Старица, младшая из Лучезарных. На мосту уверенность ее чуть поутихла. Вэли обогнала богиню, медленно шагавшую позади Лилы.

– Молчи, – тихим голосом предупредил вознесшийся. – Не то отвлечешь ее.

– Не буду. Но я сомневаюсь в богине, которая за ней гонится.

– Она не опасна. Но я напомню ей не злить Убийц Богов.

– Прекрасно. А Убийцы Богов призовут к ответу свою дочь, если она учинила какую-нибудь глупость.

– Ну вот, – сказал Асгриммур, еле-еле сдерживая смех. – Молодежь развлекается, только и всего.

Судя по тому, как вели себя Вэли и Старица, так оно и было.

Хект стиснул зубы, закрыл глаза, уцепился за веревку и шагнул вперед.

На той стороне к нему бросилась Анна:

– Ты справился.

– Конечно справился. Будто через ручей перешел по поваленному стволу.

– Только чтобы намокнуть, долго падать придется. Пайпер, нужно поговорить с девочками.

Вэли и Лила стояли рядом, всего в нескольких футах. Лила изо всех сил пыталась изобразить святую невинность. А значит, именно она и затеяла то, чему он только что стал свидетелем.

– Да. А где Пелла?

– Все еще там с этой Эавийн.

– Неужели?

– Втюрился в нее, только дело безнадежное. Она занята.

– Прекрасно. Не хочу, чтобы кто-нибудь из нас сближался с этими демонами.

– Ревнуешь?

– Волнуюсь за наши души.

К противоположной стороне моста подошел Пелла. Асгриммур вернулся, чтобы его подстраховать. Его об этом попросил Хект.