Текст книги "Фактор внешности"

Большинство моделей нашего агентства регулярно посещали тренажерные залы, тем более что «Мейджор» снабжало девушек специальными картами на бесплатное пользование фитнес-центром. Даже самые юные модели агентства Роттвейлер не мучили себя изнурительными диетами, они предпочитали сбросить лишние килограммы с помощью здоровых физических нагрузок.

Однако Зули, которая достигла пика своей модельной карьеры, не прилагала вообще никаких усилий к тому, чтобы поддерживать себя в надлежащей форме. Ее фитнес-рацион включал водку, кокаин, табак и полное отсутствие пищевых ограничений. Однажды на вечеринке в Сохо она попросила меня отнести ее на руках с первого этажа на третий. Я это сделал, получив истинное удовольствие.

Мы были любовниками, но когда я припоминаю особенности наших интимных отношений, мне кажется, они так же нереальны, как просмотренные очень давно фильмы о романтической страсти. Я могу воспроизвести в памяти многие визуальные сцены, но не в силах воскресить никаких переживаний и размышлений. Но возможно, все это лишь потому, что роскошная чувственная аура Зули затмевала все нематериальные сферы. Она стала первой супермоделью, с которой у меня случился роман. Но роман этот был невероятно горячим. Тем не менее теперь могу заявить со всей ответственностью, что я не значил для нее абсолютно ничего. Она не испытывала ко мне никаких чувств. Я был для нее только проходящим развлечением, кратковременным и маловажным. Именами таких, как я, была забита ее телефонная книжка. Но для меня этот опыт бесценен. Я многому у нее научился.

До того как мы сошлись с Зули, я, проработав полгода в агентстве, едва мог назвать десяток имен наиболее значительных сотрудников и столько же имен моделей. Благодаря Зули я научился мгновенно узнавать каждого в лицо. Идея обратить на меня внимание возникла у нее из-за того, что она слишком часто видела нас вдвоем с Карой, и, как правило, при встрече мы мило улыбались друг другу. Затем мы обменялись с ней телефонами и иногда перезванивались, ну а потом уже Зули стала любезничать, поняв, что, сблизившись со мной, она, вероятно, получит возможность косвенно оказывать влияние на Роттвейлер. Но поскольку Зули никогда не бывала в офисе, она так и не смогла узнать правду о том, что Чарли так же мало значил для Мисс Роттвейлер, как для нее какой-нибудь случайный статный красавчик на одну ночь.

Благодаря нескольким удачно заключенным контрактам Сьюзан удалось заработать довольно большие деньги, и у нее появилась идея вложить их в предметы искусства. Роттвейлер сообщила, что я был художником. Сьюзан тут же сделала вывод, что я гений и к тому же непогрешимый эксперт в области живописи. Я непременно должен давать ей советы всякий раз, когда ей захочется что-либо купить. Я посоветовал вложить деньги в произведения некоторых еще молодых, но многообещающих художников, и в благодарность за такую услугу Сьюзан пригласила меня отобедать в ресторане, который пользовался успехом у творческой элиты и звезд модельного бизнеса. Я пытался описать ей направление в искусстве, в котором сам предпочитал работать, когда у входа в зал появилась Зули в сопровождении двух братьев-близнецов, итальянских миллионеров. Девушки обменялись ритуальными объятиями и поцелуями, обязательными в качестве приветствия в кругу великой троицы «Мейджор». Мы с братьями тоже вынуждены были последовать их примеру и расцеловаться как старые знакомые.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась Зули, обращаясь к Сьюзан.

– Мы отмечаем кое-какие удачные приобретения, – объяснила Сьюзан, – я очень признательна Чарли за помощь и советы по части искусства.

Эти слова чрезвычайно заинтриговали обоих братьев, отец которых, как выяснилось, известный коллекционер. Они принялись расспрашивать меня о том, что это за произведения и чем я занимался, когда сам писал картины.

– Ты же Чарли! Чарли из «Мейджор»! – вдруг воскликнула Зули.

Мне оставалось только подтвердить, что это так. Для Зули моя принадлежность к самому близкому окружению Ротти была сигналом к тому, чтобы пустить в ход свое неотразимое кокетство.

– Пра-а-а-авда? – протянула она, изогнув свои прекрасные брови. – И ты работаешь там художником?

– Вообще-то нет, я почти перестал рисовать… даже оставил школу живописи.

– Какую?

– Йель.

С этой минуты Зули стала относиться ко мне серьезно. Настолько, насколько это возможно, когда речь идет о человеке без власти и денег. Вероятно, причиной внезапно вспыхнувшего уважительного интереса была ее претензия на интеллектуальность. Она просто не могла позволить себе пройти мимо художника, пусть даже бывшего. Зули тут же принялась рассказывать о том, что давно пишет роман, но никак не может закончить его из– за нехватки времени, как, впрочем, и альбом с песнями собственного сочинения. Насчет альбома я знал, что она говорит правду, поскольку о ее поездках на записи многие упоминали в агентстве. В создании альбома принимали участие все известные поп-исполнители, с которыми ее когда-либо связывали постельные отношения, и примерно столько же звезд поп-музыки, с которыми спали Кара или Сьюзан.

Именно такое изобилие имен знаменитостей, собранных под одной обложкой, и спасло альбом от полного провала, ибо, не кривя душой, я могу заявить: чем– чем, но способностями певицы и композитора Зули не наделена. Но она и не претендовала на то, чтобы завоевать аудиторию или добиться громкого успеха, скорее это было для нее хобби, позволяющее удовлетворить ее безграничное тщеславие. Ее голос не просто корректировался, но почти заново моделировался на компьютере, чтобы сделать его звучание хоть сколько-нибудь приемлемым. Но Зули это не смущало, как не смущало и полное отсутствие профессионализма.

Я и сейчас могу подробно описать ту первую ночь, когда познакомился с Зули поближе. Роттвейлер отправила меня в качестве своего представителя на вечеринку, устроенную внебрачным сыном арабского шейха. На нее съехалась уйма гостей. Среди них несложно было затеряться, учитывая множество моделей «Плейбоя» и столько же супермоделей, знаменитостей шоу-бизнеса и даже представителей политической элиты. Обилие скандальных звезд, миллионеров, роскошь убранства и блюд, подаваемых за столом, так ослепляли, что я чувствовал себя не в своей тарелке. Утешало только одно – я был выше всех на полголовы, а то и на голову, и в ряд ли уже могу вспомнить, сколько бокалов «Кристалла» выпил, чтобы избавиться от излишней скованности. Но если говорить начистоту, мое присутствие там имело определенные цели – Роттвейлер послала меня туда в качестве телохранителя Киттен. Мне следовало уберечь ее от злоупотребления наркотиками.

– Смотри, когда она пойдет в ванную, проследи, как часто она туда ходит и с кем, – велела Ротти, – иначе это плохо закончится. Однажды у нее начнутся головокружения, потом она просто упадет в обморок на съемках.

Я сидел рядом с Зули. За столом присутствовали еще четыре супермодели «Мейджор» – Киттен, Кара, Сьюзан и Аня. Была там и секс-бомба, вышедшая замуж за фотографа Гектора Д'Аннунцио. Аня казалась чем-то озабоченной или подавленной и весь вечер держалась рядом с Карой. Сьюзан сидела между принцем и очень забавным малым из Голливуда – актером-комиком и бонвиваном Джонни Амальфи.

Сьюзан и Джонни мило беседовали, затем потихоньку удалились из парадного зала и так же незаметно возвратились часа через полтора. Зули, как и я, это заметила, но ничего не сказала, а сама через некоторое время отправилась в ванную. Но до того, чем она там занималась, мне дела не было – мне поручили следить только за Киттен и увести ее раньше, чем она начнет клевать носом и заснет, уткнувшись носом в тарелку. Но сколько я ни наблюдал за ней, она выглядела бодрой и полной энергии, в ее движениях не было заметно ни последствий опьянения, ни действия наркотиков.

Буквально за несколько дней до вечеринки почти всем нам выдали новые мобильные телефоны. По ним можно было разговаривать сколько угодно, и девушки развлекались тем, что звонили друг другу весь вечер и делились впечатлениями от новых знакомых, хотя и находились в пяти шагах друг от друга.

По правую руку от Зули сидел довольно привлекательный очень смуглый мужчина в черном костюме, с бриллиантовым кольцом на пальце. В нем был своеобразный шарм, особенно когда он закуривал сигарету и нашептывал комплименты. Зули называла его «султан». Он же называл ее «мисс Стюарт». А меня она называла Кристоф. Зули отлично знала мое настоящее имя, но зачем-то скрывала его. Мне было безразлично, почему и с какой целью она это делает. Я бы не удивился, даже если бы Зули меня просто игнорировала. Она частенько не считала нужным снисходить до общения с теми, кто, по ее мнению, не дотягивал до определенной финансовой или статусной границы.

Когда Зули второй раз назвала меня Кристофом, я поправил ее, но она пропустила замечание мимо ушей, и я решил, что не стану больше ничего говорить. Лучше быть Кристофером, чем каким-нибудь Чаком или Ником.

Зули шепотом заговорила со мной только один раз, толкнув меня локтем в ребра. Она спросила про «султана» – как его фамилия, насколько он богат, откуда берет деньги… Я понятия не имел, что отвечать. Помнил, что в Саудовской Аравии около сотни шейхов, но не слышал имени ни одного из них. Тем более я ничего не знал о ее новом знакомом. Впрочем, он мне нравился. В нем было что-то располагающее, благородное. К тому же он вел себя очень скромно и сдержанно.

Зули была от него без ума, это заметили все. Неудивительно, что она решила в ту же ночь переспать с ним.

«Султан» принимал кокетство Зули благосклонно и отвечал на него с немалой долей интеллигентной сдержанности, хотя не вызывало сомнений, что девушка ему очень нравится. После десерта, к которому, казалось, никто, кроме меня, единственного гостя, не принимавшего кокаин, даже не притронулся, Зули стала проявлять откровенное нетерпение. Она становилась все смелее и напористее и, похоже, хотела уединиться со своим избранником немедленно.

– Ваша машина ждет у входа? – спросила она.

– Конечно, – отозвался ее друг.

– И какая марка? – Она все еще притворялась спокойной, но было видно, что ей надоело сидеть за столом.

– «Бентли», – ответил он, – «континенталь». Вам нравятся «бентли»?

– Обожаю! – воскликнула Зули. – Особенно синие.

После того как они пошептались еще немного, «султан» встал с места и, обойдя вокруг стола, подошел к молодому человеку в белом костюме. Они тихо поговорили, посмеялись и опять поговорили о чем-то.

В это время Зули названивала Сьюзан и Каре – сообщить, что уезжает с принцем или с султаном, не важно, главное, что он ей нравится.

– Мы собираемся покататься, Кристоф… – промурлыкала Зули.

«Султан» подмигнул мне, и они вместе захихикали.

Почти сразу после их бегства я заметил, что Зули забыла свою сумку. Я спустился на первый этаж с ее сумочкой из крокодиловой кожи и бросился к «бентли», отъезжающему от входа. Едва успев догнать их, я постучал в затемненное окно машины. «Султан» опустил стекло и посмотрел на меня с улыбкой. Зули сидела на заднем сиденье и, увидев у меня свою сумку, нахмурилась. «Султан» взял ее у меня, продолжая улыбаться.

– Спасибо, Чарли, – кивнул он и поднял стекло.

Я вернулся к столу. Мне посчастливилось пообщаться с молодым поклонником суфизма по имени Муслим, который описывал особенности ширазского вина, пока не появился его друг Джамал. У него тоже оказалось своеобразное чувство юмора. Поскольку он предпочитал выпивке курево, а курил травку, то придумал обоснование своему пристрастию, утверждая, что неопалимой купиной, упомянутой в Библии, была именно конопля.

В конце концов, мы втроем обкурились настолько, что каждый из нас почти унесся в дальние дали своих грез, позабыв о том, где находится.

Мы с Джамалом стали болтать с англичанкой Евой, новой моделью, поступившей на работу в агентство Казановы, и ее друзьями – анархистами из Польши; они периодически просили у меня телефон, чтобы куда-то позвонить.

– Чарли! – окликнула меня Сьюзан.

В любое другое время ее обращение ко мне я воспринял бы как призыв выполнить очередную служебную обязанность, но на этот раз мне не было поручено сопровождать ее, так что же ей нужно от меня?

– Чарли, скажи, куда ушла Зули?

– Сбежала с «султаном», – ответил я. – Похоже, у нее слабость к «бентли».

– Надеюсь, – протянула Сью, – он сам сел за руль.

– О чем ты говоришь?

Она понизила голос:

– Вообще-то он сам должен вести машину. Она сбежала с шофером. Настоящий султан все еще сидит за столом здесь. Тот самый молодой человек в белом костюме.

Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.

На следующее утро все в агентстве знали, что Зули спала с шофером. Забавно. Для нее не имело значения, кем был тот, кто имел счастье понравиться ей. Думаю, она бы и с официантом переспала, будь он ей симпатичен. Смешно то, как она церемонно соблазняла его, полагая, что имеет дело с султаном-миллиардером (ибо миллионов для Зули было недостаточно), которого могут оскорбить излишняя прямота и поспешность.

Вот когда я впервые подумал о том, что при благоприятном стечении обстоятельств Зули могла бы переспать и со мной.

Зули способна была спать с кем угодно, если скучала или если связь гарантировала получение хороших денег, признания или хотя бы драгоценностей в подарок. Пожалуй, только я не укладывался в ее стандарты. Единственное объяснение, почему она снизошла до меня, вижу в том, что Зули нуждалась в личном лакее, который бы носил за ней сумки и всюду сопровождал ее.

Личные помощники у нее бывали и раньше, но долго никто не выдерживал, и не потому, что она увольняла их, – они уходили сами, и часто с жалобами на то, что супермодель позволяет себе рукоприкладство, используя в качестве орудия для битья самые неподходящие предметы, начиная от расчесок, туфель, теннисных ракеток и заканчивая мобильными телефонами, факсовыми аппаратами и вазами с цветами. Я уверен, что никто из них не лгал – однажды Зули швырнула в меня горшок с кактусом.

Но без помощника и сопровождающего она существовать не могла, что и толкнуло ее в мои объятия. Вероятно, Зули даже была убеждена, что я чем-то могу быть ей полезен.

– Ты такой надежный, Чарли, – повторяла она. – Ты моя спасительная скала в бурном море…

Я действительно готов был оказать ей помощь и поддержку. Большинство сотрудников агентства терпеть не могли Зули за скверное обращение, но я находил девушку забавной, и для меня было развлечением оказывать ей мелкие услуги.

– У нее типичная звездная болезнь, – сказал мне как-то Роман, – она способна разбудить тебя ночью телефонным звонком и попросить принести молочный коктейль или сигареты.

Первая наша ночь была неожиданностью для нас обоих. Но в то же время она лишь внешне казалась таковой. Когда люди говорят о том, что «все получилось как– то внезапно и само собой», они чаще всего кривят душой – всякой сексуальной близости предшествует молчаливое обоюдное согласие. Нередко оно проявляется как интуитивное предчувствие или как секс, который воображаешь себе в мечтах, а затем реализуешь в жизни. Зули позвонила в одиннадцать вечера, но ее звонок не удивил меня.

– Чарли, дорогой, приезжай, мне нужно, чтобы ты передвинул мою кровать.

– Я приеду завтра с утра, – пообещал я.

– Нет, я не смогу на ней спать! Она стоит так, что меня видно в окне, как на сцене. Чертова квартира…

– Задерни занавески.

– Их еще нет.

– Тогда погаси свет. В темноте никто ничего не увидит.

– Нет, это невозможно, я не усну, если перед сном что-нибудь не почитаю.

Она, конечно, врала. Я точно знал, что Зули не читает ничего, кроме телепрограммы.

– Посмотри телевизор.

– Нуда… и тогда все будут меня видеть. Он ведь освещает всю комнату.

– Почему ты решила, что кто-то будет на тебя смотреть?

– Ты дурак или притворяешься? За мной вечно гоняются с фотоаппаратами. Наверняка они следят за моими окнами, потому что ходят слухи, будто я сплю с Бобби де Ниро.

– И ты с ним спишь?

– Нет. А ты его знаешь?

– Нет.

– Пожалуйста, Чарли, приезжай, помоги мне, умоляю!

Я приехал к полуночи и застал ее в пижаме. Некоторое время занимался перестановкой мебели, до тех пор пока Зули не удовлетворилась результатом. Наконец она запрыгнула на кровать как ребенок, счастливый оттого, что исполнили его каприз.

– О, вот и отлично!

– Я рад.

– А ты уверен, что сейчас нас никто не видит?

– Никто, можешь не сомневаться.

– Надеюсь. За мной все кругом шпионят.

– Что-нибудь еще нужно сделать?

– Хочешь меня трахнуть?

Я чуть не брякнул «нет». Вообще-то любопытно посмотреть, как бы она отреагировала на мой отказ. Но позволить себе разозлить ее и приобрести в лице Зули врага я не мог, несмотря на отсутствие влечения к ней. К тому же я изрядно устал и не слишком стремился провести бессонную ночь в бесконечных сексуальных экспериментах. Видя мое замешательство, она сбросила пижаму, и я подумал, что, пожалуй, не стоит пренебрегать таким случаем. Зули действительно была очень хороша.

Она твердила, что находит меня невероятно сексуальным, мол, никогда еще не получала такого удовольствия, хотя имела бездну любовников, и напоследок даже добавила, что еще никогда не встречала настолько умного мужчину, как я.

Меня это слегка удивило и даже заставило призадуматься – неужели я умнее президента Соединенных Штатов? Поговаривали, что Зули была с ним в то время, пока первая леди находилась с визитом в Японии. Но в любом случае ее слова мне льстили. Я был умнее всех тех знаменитых афроамериканцев, что побывали в ее постели, и умнее рок-звезд, с которыми она крутила романы.

Меня возбуждали не только ее губы и тело, но и умение убеждать партнера в том, что хотя бы на одну ночь он для нее единственный и неповторимый.

К тому же Зули очень бурно выражала свои восторги в то время, пока мы занимались любовью. Я только и слышал ее вскрики и шепот у себя над ухом:

– О да! Да! Так! Не останавливайся! О, милый! Давай, еще! Папочка!

«Папочка» – это слово имело для нее какой-то скрытый сексуальный смысл. Она называла меня так только в постели. Но я не находил ничего особо приятного в этой странной привычке.

Словарный запас Зули, имеющий отношение к сексу, не отличался разнообразием, но мне приходилось иногда слышать, что к людям старшего возраста, видимо, оказывающим ей протекцию, она обращалась в зависимости от пола – «папуля» или «мамуля». Иногда «мамулей» Зули называла и женщин, которые не настолько стары, чтобы годиться ей в матери. Что же касается «папули», у меня закралось подозрение, что в этом крике выражалось ее подсознательное отношение к мужчинам в целом – многих своих любовников, особенно очень богатых, она скорее предпочла бы видеть спонсорами, а не сексуальными партнерами, и именно поэтому непроизвольно пыталась пробудить в них сугубо отцовские инстинкты, которые бы стимулировали в них желание подарить ей новую машину или виллу.

Но несмотря на слишком аффектированное состояние в моменты секса, Зули нельзя было назвать открытой. В молодости я имел разнообразные сексуальные связи, подарившие мне немалый опыт общения с людьми, и, по моим наблюдениям, интимная близость часто подталкивала человека к исповедальным настроениям или хотя бы к большей искренности. С Зули все было иначе – после того как оказался с ней в постели, я понял, что знаю о ней меньше, чем раньше, а чуть позже у меня и вовсе появилось ощущение, что не имею ни малейшего представления о том, кто она такая.

ПУТЕШЕСТВИЯ С ЗУЛИ

Однажды мы взяли отпуск и вместе отправились отдыхать на Карибы – в горы, где находился роскошный дом, принадлежащий Ги Д'Абору, известному французскому модному фотографу. Он тоже побывал в любовниках у Зули, и, как и ко всем незначительным своим увлечениям, она проявляла к нему лишь тот минимум внимания, какого требовали благодарность и корыстное стремление постоянно при необходимости получать поддержку. Ей захотелось на время поселиться в его доме, и он тут же согласился.

Впервые в жизни я почувствовал себя неловко, когда выяснилось, что я отправился в путешествие с небольшой дорожной сумкой, а Зули пожелала, чтобы с нею были доставлены одиннадцать чемоданов багажа, которые я собственноручно загружал в лимузин.

Когда мы прибыли в аэропорт Кеннеди, мне стоило немалых трудов отыскать носильщика, в то время как Зули, устроившись в кресле, флиртовала с сотрудником пропускной службы.

И вот чем закончилась история – мне так и не удалось нанять носильщика, и я сам вынужден был толкать перед собой многоэтажную башню из чемоданов. Мало этого, на контроле мне пришлось выдать половину ее багажа за свой, иначе нас ни за что не пропустили бы на посадку. Когда мы прилетели на Сен-Мартен, откуда нас должны были доставить на небольшом самолете до Сен-Барта, где и находился дом Д'Абора, история с багажом повторилась. В третий раз я перетаскивал чертов груз уже из самолета в джип, на котором мы доехали до места назначения. Проблема была не только в отсутствии носильщиков, но и в том, что Зули не хотела, чтобы кто– либо чужой прикасался к ее вещам.

Добравшись до дома, я чувствовал легкие спазмы во всем теле из-за довольно существенного мышечного перенапряжения. У Зули была несколько вульгарная привычка щелкать пальцами для того, чтобы привлечь к себе внимание водителей или официантов, но теперь она по– хозяйски распространила сей жест и на меня. Некоторое время я терпел молча, но потом заметил: мол, если она хочет, чтобы я мыкался с ее чемоданами, то ей следует хотя бы не позволять мне скучать. Она поняла это по-своему и принялась читать мне вслух последний номер «Вэнити фэйр».

Но все же я был вознагражден за свои мучения. Закончив чтение, Зули сообщила, что у нее есть идея, как развлечь меня, и я могу признаться, это был мой самый незабываемый сексуальный опыт. Я охарактеризовал бы это состояние как непрекращающееся блаженство.

– Неужели ты никогда не пробовал экстази? – удивилась она. – Невозможно поверить, это же потрясающе!

Но я уже не был склонен вести с ней беседы о сексе, наркотиках и о том, что мне довелось испытать, а что – нет. Я чувствовал себя вымотанным до предела и от физической усталости, и от некоторого излишества в удовольствиях. В любом случае поделиться с ней впечатлениями об экстази я не мог, поскольку никогда не принимал его и не собирался. Я достаточно осведомлен о его разрушительном влиянии на нервную систему и способности вызывать хронические депрессии. На предложение Зули попробовать наркотик я ответил категорическим отказом.

– Но с ним можно заниматься любовью бесконечно! – возразила Зули.

Я почти не сомневался, что под экстази я не только не смогу заниматься любовью, но и потеряю вообще всякую способность наслаждаться физически и интеллектуально.

Однако спорить об этом с Зули бессмысленно. Когда она протянула мне таблетку, я взял ее и незаметно бросил в горлышко выпитой бутылки «Кристалла». Потом так же незаметно умудрился избавиться от бутылки, выбросив ее с террасы прямо в море и воображая себе, как таблетку съедят рыбы, которым суждено словить неземной кайф.

Улегшись в постель, я наблюдал сквозь раскрытое окно, как солнце медленно опускается за горизонт. Зули на некоторое время потеряла ко мне интерес – она занималась распаковыванием своего багажа. Я же мечтал о том, как мог бы написать серию картин в духе моей концепции нового искусства, частично сформировавшейся под влиянием работ Лоуренса Вейнера[23]23
  Лоуренс Вейнер – американский художник, ключевая фигура концептуального искусства.


[Закрыть].

После получаса фантазий я, наконец, обратил внимание, что Зули разгуливает по комнате как по подиуму.

– Мне она нравится, – заявила Зули, кружась в вышитой цветами юбке, – правда, ужасно симпатично?

Огромная спальня походила на широкую дорогу, одним концом, через окно уходящую к морю, а другим упирающуюся в зеркальную стену. Зули шагала по ней, размахивая юбкой, поворачивалась и шла обратно, озаренная светом еще не погасшего солнца и окруженная сгущавшимися сумерками.

– Bay! – воскликнул я.

– Это Мюррей Мартини. Тебе нравится?

Я кивнул.

– Мне она идет, – продолжала Зули, гордясь тем, что стала объектом моего художественного созерцания.

Она направилась к зеркалу с таким видом, словно собиралась позировать на фотосессии, и остановилась, глядя в несуществующие объективы камер. Затем еще раз покружилась, пробежала наискосок через комнату к двери и исчезла.

Через пару минут она вышла в новом платье, облегающем фигуру плотно, точно повязки тело мумии.

– Господи, это так сексуально! Не могу поверить! – восхищалась она, произнося слова с ярко выраженным английским акцентом, усилившимся то ли от волнения, то ли под воздействием наркотика. – Секси, секси, секси, восхитительно! – пропела она, проплывая по комнате.

Стуча каблуками, Зули выскочила на террасу, продолжая там отбивать фламенко. Я все ждал, когда же она устанет и придет назад, но девушка, похоже, позабыла о моем существовании.

Зули находилась в экстазе. Весь вечер она провела, примеряя наряды, которые привезла с собой, и, разглядывая себя в зеркалах, требовала, чтобы я вслух выражал восхищение ее безупречной фигурой.

Когда Зули чувствовала, что действие наркотика ослабевает, она кидалась в ванную, чтобы принять еще немного. У меня ее увлечение экстази не вызывало ничего, кроме скептической иронии. Сексуальное удовольствие, усиленное с помощью таких средств, меня не соблазняло. Да и мне не столько нужен секс, сколько обычный здоровый сон в одиночестве. И я мечтал, чтобы она, наконец, пресытилась своим приступом нарциссизма и оставила меня в покое.

В какой-то момент я сам не заметил, как уснул. Когда пробудился, Зули лежала со мной на постели в роскошном платье и туфлях на шпильках.

Я не стремился стать более заметной фигурой на шумных вечеринках. Хватало того, что Зули всегда была на них в центре внимания, персоной номер один. Порой даже создавалось впечатление, что она единственная женщина на этих торжественных приемах, прочие как– то меркли в ее присутствии. Вечеринка начиналась с ее появлением и заканчивалась, когда она ее покидала.

Иногда я проводил с ней по несколько часов в ванной комнате. Мы оба были заняты: Зули накачивалась наркотиками, а я брился. Она сидела на унитазе, не стесняясь моего присутствия. Зули вообще мало что могло смутить.

– Тебе нужна зубная паста? – спросил я у нее однажды, заметив, что она копается в моих вещах.

– Нет, – проворчала Зули, спросонья она всегда была раздражительной и агрессивной.

– Может, тебе принести мою бритву?

– Пошла она к черту! – Зули, не обращая на меня внимания, продолжала что-то искать.

– Прости, но можно узнать, зачем ты роешься в моей сумке?

– Кокаин! Где мой кокаин, мать твою! – злилась она все сильнее. Наконец нашла его и вздохнула с облегчением: – Слава Богу! Он тут!

Я стоял как громом пораженный. Оказывается, я не только ее носильщик, но еще и личный наркокурьер. Я возил в сумке ее долбаные наркотики через таможню!

– Ты соображаешь, что делаешь? – не выдержал я.

– О, прости! – небрежно ответила она. – Хочешь подзарядиться?

– Как ты посмела сунуть мне в сумку наркотик?!

– Ну, пожалуйста, не злись, – захныкала Зули. – Посмотри на себя, у тебя такой невинный вид! Ни один охранник не станет тебя досматривать! Ты же выглядишь как пай-мальчик! А я супермодель! Им лишь бы лапать меня при проверках. Что мне еще было делать?

– Как я могу выглядеть невинно, если еду с тобой? – возразил я.

– Ну, хватит! Когда ты со мной, тебя никто не замечает!

– Таможенники замечают всех!

– Ну и что? Ничего ведь не случилось!

Она выровняла тонкую длинную дорожку порошка на журнальном столике своей платиновой кредиткой.

– Это для тебя так сложно было? Знаешь, сколько мужиков готовы умереть за то, чтобы оказаться на твоем месте?

Я чувствовал, как закипаю от гнева. По-моему, в ту минуту я готов был выплеснуть все свое недовольство, накопившееся за последние дни.

– А многие ли хотят сесть в тюрьму из-за тебя?

– Успокойся! – гордо возразила Зули, наклонившись к столу и принюхиваясь.

– Ну, так вот – я не хочу в тюрьму!

– Трус!

Она выложила еще одну дорожку и вдохнула сначала первую, потом вторую, не придавая значения тому, что я наблюдаю за ней.

– Ты такой милашка, Чарли, Если бы я только знала…

– Я не собираюсь идти за решетку из-за того, что у меня в сумке наркота!

– Зануда! – Она надула губы. – Здесь не сажают в тюрьму. Единственное наказание – высылка из страны. А ты просто псих!

Она никак не могла взять в толк, из-за чего я так долго продолжал злиться и даже не хотел разговаривать с ней, пока мы шли на пляж. Но, придя туда, я почувствовал: со мной что-то не так. Я забыл побрить вторую половину лица. Может, я, конечно, и выглядел странновато, но остальные отдыхающие выглядели еще страннее – они были голые. Но теплое море, голубые волны, набегающие на песок с приятным, убаюкивающим шелестом, ласковое солнце сделали свое дело – я расслабился и заснул под зонтиком.

Я пробудился около двух часов дня. Прогудел сигнальный рожок. Но Зули рядом не оказалось. Я осмотрелся вокруг, но ее не увидел. Сигнал повторился, потом еще и еще. Я заметил, что не очень далеко от берега на волнах качается моторная яхта. Яхта была выкрашена в черный цвет, и на этом фоне красовалась алая надпись «Инферно». Несложно догадаться, что ее владелец – Данте. Зули стояла на палубе голая с бокалом в руке. То, что я устроил ей скандал из-за наркотика, она мне не простила. Это была месть. Прыгнуть в море и доплыть до них нетрудно, но тут я заметил Казанову, одетого в плавки, которые едва можно было назвать узкой полоской ткани. В ту же минуту я задумался о том, как буду объясняться по поводу происходящего с Роттвейлер.

Я позвонил Ротти.

– Зули на вражеском корабле? – спросила она.

– Она была на «Инферно», а я на берегу в ста метрах от нее.

– Он тоже там был?

– Конечно. Тоже голый, почти. Они пили шампанское.

– Тебя пригласили?

– Нет. Зули помахала мне рукой, но я не захотел к ним присоединиться. Мы сильно поссорились утром из– за того, что я обнаружил ее дурь в моей…

– Не говори больше ничего, – велела Роттвейлер, – я тебе перезвоню.

Она повесила трубку, и я вернулся домой. Пересмотрел свои вещи: вдруг Зули подсунула мне еще что-нибудь – наркотики, оружие или другие запрещенные предметы. Я рылся около получаса, но не нашел ничего. Чувствуя до сих пор ужасную разбитость и утомление, я лег и заснул. Проснулся под вечер, когда с моря в окно уже дул приятный прохладный ветерок.

Я прошел на террасу, любуясь красотой пейзажа Карибов, раскинувшихся внизу. Среди синей глади моря качалась «Инферно». Я даже разглядел знакомую голую фигуру с полоской на бедрах, а рядом другую.