Текст книги "Ищи горы"

– Часы! – повторил Дан вслух. – Механические часы! У нас еще в прошлом веке носили такие.

– Может, они отмеряют вовсе не время, – возразил Маран. – Хотя, скорее всего, это часы, ты прав.

– На станции разберутся.

– Сомневаюсь, – усмехнулся Маран. – К сожалению, разбираться с ними будут не на станции, а в Лахе. Ну-ну, Дан, будь пай-мальчиком, отдай часы дяде.

Дан оглянулся на Нахта, который сумрачно дожидался конца разговора, демонстративно держа руку на рукоятке кинжала, и с трудом поборол искушение отобрать кинжал, а заодно вкатить этому типу пару оплеух…

В стене помещения… видимо, оно все-таки было святилищем, а тумба алтарем, к ногам ученых вряд ли складывали б дары… в стене темнели три проема, как бы вершины вписанного в круг равностороннего треугольника, в один они вошли, остальные?

– Пойдем дальше или сначала проверим другие ходы, идущие от лестницы? – спросил Дан.

Маран промолчал. Нахт подхватил погасший факел, снова запалил его и, не говоря ни слова, пошел по коридору обратно.

Два следующих хода были завалены безнадежно, третий оказался ложным – после ряда поворотов неожиданно вывел их назад к лестнице, четвертый…

Переступив порог, Маран, шедший впереди, остановился так внезапно, что Дан налетел на него.

В большом зале, потолок которого тоже был выкрашен люминесцентной краской, вдоль стен, на потемневших от времени деревянных подставках длинными рядами лежали толстые фолианты. В центре зала стоял большой стол, заваленный раскрытыми книгами и листами из материала, с виду похожего на пергамент. Легенда Нахта оказалась былью.

Глядя на книги, Дан забыл о Нахте, о Лахе, о своей личине охотника-варвара… Нахт напомнил ему об этом.

– Стойте на месте, – завопил он визгливым от волнения голосом. – Ни к чему не притрагивайтесь! Это не вашего ума дело.

Маран круто повернулся к нему, надменно вздернув голову.

– Не много ли ты на себя берешь, Нахт? – отчеканил он. – Я такой же сын лахина, как и ты, и имею все права свободного гражданина Лаха. В походе я подчиняюсь кехсу Лахицину, который не приказывал мне тебе повиноваться. Советую тебе соразмерять свои слова со своим положением.

Нахт оглянулся на воина в надежде встретить поддержку, но обманулся в своих ожиданиях… Нет, конечно, если б речь шла о противостоянии лахинов и чужеземцев… но по непредвиденной случайности воин был среди тех, кто видел, как Лахицин накинул Марану на плечи свой кит, и слышал, что Маран – сын лахина. Он только пожал плечами и вышел из зала, книги его не интересовали, а Маран спокойно открыл один из фолиантов и стал демонстративно медленно переворачивать страницы. Дан заколебался, но когда Нахт, не вымолвив больше ни слова, пошел вдоль рядов книг вглубь зала, осмелел и тоже открыл ближайший том. Ровные ряды непонятных значков, невозможно даже понять, буквы это или иероглифы… хотя вот промежутки между словами, наверно, все-таки буквы… Какая разница, разве их расшифруешь… Интересно знать, каким образом собираются читать эти книги лахины, вот хотя бы Нахт, петушится тут, а понимает ли он, что такое мертвый язык… Несмотря на пессимистические мысли, Дан аккуратно перелистывал страницы – кто знает, удастся ли потом заснять хоть одну…

Он дошел почти до середины книги, когда перед ним вырос Нахт.

– Пошли, – сказал он резко. – Время идет. Надо закончить осмотр.

Предпоследний ход был тупиковым, упирался в стену, а последний вывел их туда же, куда и самый первый, в святилище, только через второй проем.

– Проверим третий? – предложил Маран.

– Наверно, он тоже идет к лестнице, – пробормотал молчавший до сих пор Чат. – Просто завален в середине.

– Проверим, – сказал Нахт и решительно шагнул в проход.

Вначале коридор шел прямо, потом вдруг надломился и резко пошел вниз. Исчез отсвет из святилища, стало совершенно темно. Зажгли факелы. Что-то было не так. Дан прислушался к себе… Непонятно. Какое-то безотчетное беспокойство, неопределенный дискомфорт… Что такое? Не хотелось идти дальше, он буквально заставлял себя передвигать ноги. Неожиданно коридор закончился небольшой площадкой, которую со всех сторон обступали глухие стены. Высоко подняв факелы, они осмотрели стены сверху донизу – нет, никаких щелей. Чат принялся простукивать их кулаком… И тут Маран опустил факел вниз. В середине площадки на каменном полу выделялась большая плита, такая же, как та, в верхнем зале подземелья. Отступив от ее края, Маран нажал на нее концом копья, и плита плавно повернулась… Дан дернулся и невольно схватился за запястье.

– Маран! Назад!

Нахт и воин изумленно обернулись на его крик, Маран… медленно, томительно медленно он отошел от края приоткрывшегося провала… неужели это та минута, о которой говорил Железный Тигран? Отсутствие страшного опыта земной цивилизации… Скорее! Хотелось закричать, но Дан усилием воли подавил ощущение паники и сказал довольно спокойно:

– Закрой. Это смерть.

Но Маран уже нажал на плиту с обратной стороны, и плита, закачавшись, неуверенно легла на место. Дан потер обожженную руку, натолкнулся взглядом на недоумевающее лицо Нахта и только тогда понял, что надо давать объяснения. Он беспомощно посмотрел в сторону Марана. Тот отошел подальше от плиты и сказал, не глядя на Нахта:

– Надо уходить отсюда. Там, внутри, смерть. Да и здесь находиться опасно.

О господи! Только после слов Марана Дан понял, что хотя жжение прошло, нагрев остался… значит, всю дорогу постепенно нарастал… Какой же он болван!

– С чего ты взял? – Нахт смотрел подозрительно. Еще бы!

Дан пытался помочь Марану, но ничего не мог придумать, ничего, сколько-нибудь правдоподобного…

– У нас в горах, в пещерах, встречаются источники паров, вдыхать которые опасно, – на ходу сымпровизировал Маран. – Мы улавливаем их запах, это дело привычки. И чувствуем дурноту, когда их вдыхаем. Оттуда, снизу, идет такой запах. Это страшный яд.

– Я тебе не верю, – сказал Нахт сурово.

– Можешь проверить на себе, – Маран сделал приглашающий жест.

Дан напрягся. А вдруг этот фрукт действительно полезет в дыру? С него станется…

Невыносимо долгая пауза. Наконец, Нахт оторвал испытующий взгляд от лица Марана и молча зашагал по коридору в направлении выхода.

Весь обратный путь прошли молча, погруженные каждый в свои мысли.

Выбравшись наружу, Нахт направился прямо к одинокому шатру в нескольких десятках метров от лаза, Маран пошел с ним, а Дан устало сел на песок и огляделся. Никого. Видимо, сидеть на самом солнцепеке даже в этот не очень жаркий день было не слишком приятно, и сопровождавшие кехса воины расположились с обратной стороны «скал», в тени. Чат, прощально махнув рукой, тоже ушел за «скалу», оставив Дана в одиночестве. Только в этом одиночестве убедившись, Дан пошарил среди камушков своего браслета, откинул один из чеканных щитков, украшавших матовую, покрытую насечками поверхность, и посмотрел на открывшийся экранчик. Его бросило в жар. Он торопливо вынул из кармашка на поясе плоскую костяную коробочку и стал отсчитывать крохотные бурые крупинки: две, пять, двенадцать. Проглотил, запил водой из фляги… Да, определенно, тактильный индикатор спас им жизнь. Дан встречался с ним чуть ли не впервые, на Земле такие практически не применялись – зачем, когда визуальные и акустические куда удобнее. Да и в космосе… Кажется, и в снаряжение разведчиков они вошли совсем недавно. И вот, пожалуйста, только термоиндикатор удержал их на краю пропасти, как можно справедливо назвать эту чертову дыру, ведь световые и звуковые им приходилось держать выключенными… Если б они в эту дыру полезли, им уже не помогли бы никакие протекторы… Им… Дан забеспокоился. Маран стоял над самой дырой, неизвестно, сколько досталось ему… И что они там копаются? Он сердито захлопнул крышку радиометра и, чтоб отвлечься, стал снова перебирать в уме вопросы, над которыми ломал голову всю обратную дорогу. Во-первых, что это было – там, внизу? Естественного оно происхождения или искусственного? Если это месторождение, и строители циклопического сооружения, под которым они бродили больше шести часов, докопались до него случайно, зачем тогда люк, кто им пользовался? А если искусственного?.. Полно, это невозможно, на данной планете, при данном уровне развития… Нонсенс! И все же… Имеет ли эта штука отношение к гибели города?.. А интересно, кстати, как излучение подобной интенсивности на поверхности предстает обыкновенным естественным фоном? Экранируется? Чем? Породами? Песком? Дан набрал горсть песка… тяжеловат, да… Несомненно, он свалял дурака, не послав песок на анализ, правда, никак не подворачивалось случая, но, наверно, если постараться, можно было б как-то организовать… Ладно, сейчас главное не это, важнее – связаны ли с гибелью города показания радиометра… Показания… Но где, наконец, Маран? В данную минуту Дана больше всего интересовали показания радиометра Марана, в особенности, цифра в верхнем правом углу. Доза. Не в силах усидеть на месте, он встал и принялся ходить взад-вперед вдоль «скалы»… А куда, кстати, подевался Поэт? Неужели валяется где-нибудь в тени с воинами Лахицина? Это на него непохоже. Дан хотел было завернуть за «скалу» поискать его, но тут пола шатра откинулась, и из него выбрались Маран с Поэтом.

– Наконец! – Дан быстро пошел навстречу.

– Что случилось? – удивился Поэт, когда, подойдя вплотную, он схватил руку Марана и нащупал его браслет.

– Держи. – Он протянул Марану коробочку, которую продолжал держать в руке.

– Двадцать восемь гранул, – определил Маран, взглянув вслед за ним на свой радиометр. – Немало, а? Сунулись прямо в пасть дракона.

– Кто же мог предвидеть?

– Кто? Помнишь, что я тебе сказал в верхнем подземелье? В самом начале?

– Ну?

– Вообрази себе, после нашего ухода эта негодница Ат рассказала кехсу… чем он ее прельстил, а, Поэт? По их меркам он уже старик, девчонке он годится даже не в отцы, а в деды…

– Он вождь, – заметил Поэт.

– Почему же она не выболтала ему все свои секреты в прошлый раз?

– Из-за Деци. Он напугал ее своей суровостью. А Лахицин говорил с ней ласково, она и раскисла… даже более того…

– Что она ему рассказала? – прервал его Дан. – Нет, сначала препарат.

Маран стал послушно отсчитывать крупинки, а Поэт пояснил:

– Ат рассказала, что часть смельчаков, отправлявшихся в путешествие по Нижнему городу, вскоре после возвращения умирала от страшной болезни. У них выпадали все волосы, они сходили с ума, кричали, бредили, не узнавали окружающих, покрывались язвами. Тебе это знакомо? Если они все же выздоравливали, у их женщин не рождалось детей или рождались уроды. Как?

– Конечно, если б она все это выложила раньше, мы могли бы предвидеть…

– Во всяком случае, ее рассказ поспел как раз вовремя, чтобы подкрепить мою позицию в полемике с Нахтом, – заметил Маран.

– Нажаловался?

– Еще бы! Не успев войти, начал обвинять меня во вранье с целью сокрытия главной тайны Нижнего города.

– И зачем, по его мнению, тебе понадобилось скрывать эту тайну?

– Возможно, там спрятано ужасное оружие. И я хочу завладеть им, дабы покорить Лах.

– А что кехс?

– Кехс? Нам крупно повезло, Дан, что мы имеем дело с кехсом, а не с Деци, но и кехс, признаться, с трудом поверил в басню о невидимых парах с неощутимым запахом… Поверил, но не до конца. Боюсь, что пока кто-нибудь не заболеет… Слушай, Дан, как насчет того, чтобы поделиться с нашими спутниками?

– Чем поделиться? – не понял Дан.

– Вот этим, – Маран покрутил в пальцах коробочку с препаратом.

– Ты с ума сошел! Земными лекарствами?

– Не земными лекарствами, а, скажем, семенами горного растения.

– Это вмешательство.

– Дан! Ведь это я открыл люк.

– Рано или поздно они нашли б его и без нас.

– Без нас они вообще не узнали б, где вход в подземелье.

– Ну знаешь, если так рассуждать…

– Вот и не будем рассуждать. Поделимся, и все.

– Маран! А ты не думаешь, что если они заболеют… легкой формой, им, должно быть, досталось не больше, чем мне, они стояли примерно так же… Если они заболеют, другие уже в дыру не полезут, а если нет…

– В этом рассуждении есть нечто нездоровое, – прервал его Маран.

– И потом, они не собираются спускаться в ваш люк, – поддержал его Поэт. – Во всяком случае, пока.

– Кехс поделился с вами своими планами?

– Не то чтоб поделился, просто говорил с Нахтом при нас, – сказал Маран рассеянно. – А сегодня жарко, не правда ли?

– Жарко? Я бы не сказал… Ну разве что тут, на солнце… И что они собираются делать?

– Забрать книги. И сокровища, сваленные у ног Неца.

– У ног Неца? И верно, они лежали только у ног Неца. Интересно, почему?

– Могу предложить две версии на выбор.

– Какие?

– Сначала такое предположение. Судя по цвету статуй, выражению их лиц, символике… ну книга, молния, так?.. Один это добрый бог, другой – я имею в виду Неца – злой… Хотя это может быть натяжкой, разделение на добрых и злых богов необязательно. Но, в любом случае, они разные, можем назвать их просто первым и вторым… Ладно, условно, пусть будут добрый и злой. Ты согласен?

– Пожалуй, – ответил Дан, подумав.

– Тогда два варианта. Либо они считали, что добрый бог не нуждается в умилостивлении, поэтому носили дары только злому, либо они разочаровались в добром боге после катастрофы, постигшей город. Это объясняет и следы от удара на голове статуи. Хотя, конечно, нельзя исключить случайность… Ну, какой вариант тебе больше по вкусу?

– Скорее второй…

Дан тут же представил себе жуткую сцену гибели города. Содрогающаяся земля, колеблющиеся гигантские камни, раскачивающиеся все сильнее огромные колонны… Почему колонны, откуда он взял колонны?.. Неважно, пусть будут иные конструкции, которые начинают обваливаться со страшным грохотом… Подземелье, стены которого ходят ходуном, толпа обезумевших от ужаса людей в хитонах… опять!.. какие хитоны, что за инерция мысли… Толпа людей в хламидах врывается в святилище, высокий крепкий мужчина, вне себя от горя или гнева, заносит дубину над головой отступившегося от преданного ему народа доброго бога, а другие припадают к стопам доказавшего свое могущество злобного Неца, умоляют о пощаде, женщины срывают с себя драгоценности и складывают их к его ногам, мужчины вынимают из карманов все ценное – деньги, часы, зажигалки… Стоп! Что-то не то. Какие карманы… и вообще – хитоны и часы, хламиды и зажигалки? Мышление, которое возводит зажигалку в ранг предмета, достойного быть принесенным в дар богу? Некая несуразность, но в целом, в целом… Наверно, так оно и было или примерно так… Конечно! Дан уже был готов поклясться в этом.

– Второй, – повторил он. – Ты попал в точку. Второй. Правда, проверить это вряд ли удастся.

– Почему же? – Маран огляделся и неожиданно извлек из-под своей рубахи пачку листов «пергамента». – Возможно, эти записи…

– Что это? Откуда?!

– Из библиотеки. Они валялись на столе. У меня ощущение, что это нечто вроде летописи событий или дневника, который писали до конца. Смотри, последний лист заполнен наполовину. Может, тут найдется ответ на кое-какие вопросы.

– Сначала надо расшифровать язык, – заметил Дан скептически. – Вряд ли это удастся сделать, во всяком случае, скоро. Мертвый язык, и неизвестно остались ли от него какие-нибудь следы в живых языках или переводы в литературе других народов. Нет ключа, понимаешь?

– Не уверен.

– В чем?

– В отсутствии ключа.

– Что ты имеешь в виду?

– Не что, а кого.

– То есть?

– Ат? – спросил Поэт.

– Да. Собственно, на эту мысль меня навел ты. Помнишь, ты говорил, что язык дикарей не соответствует по сложности понятий образу их жизни? И потом, бог Нец…

– Ты считаешь, что дикари – потомки жителей древнего города? – спросил Дан.

– Во всяком случае, я это подозреваю.

– Любопытная идейка. А знаешь, в этом что-то есть… что-то есть… Надо передать на станцию словарь Ат. Вместе с этой штукой, конечно. Поэт, возьмешься? Необходимо точно соблюсти фонетику, чтобы наверху смогли подвязать звуки к знакам.

– Это не слишком долгое дело? – усомнился Поэт. – Может, потом, на станции?

– Когда это еще будет… А так они начнут расшифровку, может, понадобится скорректировать наше задание… Нет, надо сейчас. Хотя бы начать.

– Прямо сейчас?

– А почему нет? Придется только найти какое-нибудь укромное местечко, если кто-либо увидит эти листы, пока мы будем разворачивать их перед объективом, мы потеряем всякое доверие.

– Не говоря уже о самих листах, – добавил Маран. Подумав, он протянул листы Дану. – Давайте, идите вдвоем в барханы и передавайте.

– А ты? – удивился Дан.

– А я пойду немного прилягу в тени. Если ты не возражаешь. Что-то я устал сегодня.

– Устал? Ты? – Поэт подозрительно впился взглядом в лицо Марана. – По-моему, ты слишком бледен. И вообще какой-то не такой. Ты, наверно, болен. Да? Скажи честно.

– Голова кружится, – признался Маран нехотя. – И слегка подташнивает. Наверно от солнца. Жарко. Пойду в тень. Заодно найду Нахта и этого… как его?

– Чат, – сказал Дан. – Ты что, забыл?

– Я что-то плохо соображаю… Так я дам им протектор?

Дан кивнул, ему не хотелось спорить, тем более, что… Когда Маран ушел, они с Поэтом тревожно переглянулись.

– Ты уверен, что это ваше средство пригодно для торенца? – спросил Поэт с какой-то незнакомой ноткой в голосе.

– Конечно, – ответил Дан растерянно. – Мы же обследовали вас. Между нами нет никаких принципиальных различий. И потом, ты ведь сам испробовал на себе наше лечение. И не один препарат, а целую кучу.

– Кучу! Кучу, но не этот же!

– Да, не этот. Но у нас все учтено, ты зря думаешь, что…

– Ничего я не думаю!.. А может, доза слишком велика?

– Велика, но не дотягивает до критической.

– Это еще что такое?

– Критическая доза? После нее профилактика уже не срабатывает, человек заболевает.

– А может, она разная, эта критическая доза? Вы у себя там привыкли развлекаться со всякими излучениями, а мы…

Дана поразило открытое неодобрение в голосе Поэта. Прошлое судит будущее, подумал он, внутренне усмехнувшись, но тут же честно признал – а почему бы и нет? Мы же судим прошлое, почему бы прошлому не судить нас? Возможно даже, они имеют на это прав больше, чем мы, ведь это прошлое создает будущее, а не наоборот… Но что это я? Он нажал на шарик «кома» и, забыв поздороваться, сказал:

– Орбита? Дайте мне на связь врача. Срочно.

Пола шатра откинулась неожиданно. Бесшумно вошел человек. Поэт, сидевший, обхватив колени, на шкуре рядом с Мараном, даже не повернул головы, но Дан узнал кехса и торопливо встал.

Лахицин кивнул ему и подошел поближе. Некоторое время он смотрел на бледное лицо Марана, покрытое капельками пота, потом тихо проговорил:

– Заболел Нахт. Он сказал мне, что Маран предлагал ему какое-то средство, некий корень или семя, но он отказался. Не поверил, что опасность действительно существует. А почему Маран сам не принял этот корень?

– Принял, – сказал Дан сумрачно. – Просто он… Он вдохнул слишком много паров. Он был впереди. Все время.

Кехс удовлетворенно кивнул.

– Я не сомневался в этом. Он выздоровеет?

– Да, – сказал Дан убежденно.

– Хорошо. Я пришлю вам воды и пищи.

Когда кехс вышел и опустил за собой полу, Поэт спросил у Дана, криво усмехнувшись:

– Ты уверен в том, что говоришь?

– Насчет?..

– Насчет того, что Маран выздоровеет.

– Конечно. Скоро ему станет лучше. Подействуют лекарства и…

– А если нет? Что ты на меня так смотришь? Если именно эти лекарства не подействуют? Или если именно эта болезнь у нас протекает не так, как у вас?

– Хватит тебе каркать! – рассердился Дан.

Поэт отвернулся. Дан присел к нему и положил ему руку на плечо.

– Не волнуйся. Если ему не станет лучше, ночью мы вызовем орбитолет и отправим его на станцию.

– Провалив все дело? – спросил Поэт недоверчиво.

– Да, провалив все дело! Если на то пошло. Никакое дело не может быть дороже человеческой жизни. Это закон нашего общества. Человек может жертвовать своей жизнью, но общество жертвовать жизнью своих членов не может. Ты слишком плохо о нас думаешь, Поэт.

– Извини, – сказал Поэт с вымученной улыбкой. – Я просто расстроен. У меня дурное предчувствие. Я все время думаю, а вдруг у нас вообще нет этой… как она называлась?

– Радиорезистентности, – буркнул Дан. – Не может ее не быть вообще. Просто она ниже, чем у нас.

– Надо было проверить заранее.

– Как? Ты же сам слышал, Индира сказала, что у торенских животных она нормальная. А у людей… Ну не могли же мы ставить опыты на людях…

Поэт не ответил. Настроение, в котором он пребывал последние четыре часа, смущало и пугало Дана. После разговора с Индирой, врачом орбитальной станции, он неожиданно от абсолютного доверия к земной медицине перешел к столь же полному неверию в нее. И из-за чего? Из-за того лишь, что Индира с легким беспокойством согласилась с его же предположением о разнице в критических дозах и, следовательно, в радиорезистентности? Информация от биодатчиков Марана тогда еще наверх не поступала, а значит, все было в норме, и Индира только продиктовала схему приема двух-трех препаратов, но Поэт насторожился сразу – почему? Опять сработала эта проклятая торенская интуиция? Скрепя сердце, Дан признал, что интуиция, как всегда, не подвела, пропади она пропадом! Все шло не так, как должно. Не сработала профилактика. Не сработали препараты первой помощи. Не сработала диагностика – компьютер станции на основе показаний биодатчиков диагностировал легкую форму, но черт возьми, куда же деть бессознательное состояние и нарастающую лихорадку?.. Мало всего, теперь не работала основная схема лечения. Поэт, к своему счастью, не знал того, что знал Дан: препараты должны были подействовать еще час тому назад. Час назад Маран должен был очнуться, попросить воды, много воды, дезинтоксикационная терапия уже должна была идти полным ходом. Вместо этого температурная кривая доползла до сорока и продолжала медленно ползти вверх, а глаза Марана были по-прежнему закрыты, запекшиеся губы недвижимы… Дан скрипнул зубами. Он готов был вызвать орбитолет и принять его хоть на глазах всего лахинского войска, но заставлял себя сидеть спокойно, понимая, что все кривые, которые он видит на крохотном экранчике, вмонтированном в браслет Марана, колеблются сейчас на большом экране, перед которым неотлучно находится Индира, и если дойдет до того, она сама примет меры… Ну а если приборы соврут? Он понял, что стал на точку зрения Поэта и смутился. И тут губы Марана дрогнули. Дан и Поэт оба стремительно наклонились к нему, столкнувшись головами, но не разобрали невнятного шепота.

– Маран, – позвал Поэт. – Маран, ты меня слышишь?

– Мастер… – прошептал вдруг Маран. – Мастер… не уходи…

– Он просто бредит, – тихо сказал Дан, облизнув вдруг пересохшие губы.

– Погоди!

Маран заговорил чуть громче.

– Нет, не ты меня плохо учил… это я – скверный ученик… Мастер… объясни, почему… по… понимаю… Я хотел… разбудить людей… но не посмотрел, настало ли уже утро… Какой спящий… скажет спасибо, если его… разбудят среди ночи… – он застонал, Дан притронулся к его лбу и безнадежно покачал головой.

– Это бред.

Поэт вскочил и стал шагать по шатру – три шага в одну сторону, три в другую.

– Дан! – почти выкрикнул он, волнуясь. – Дан, что делать? Может, вызовем орбитолет?

– Они пришлют его сами. Если Марану станет хуже.

– А если они опоздают? Если это произойдет вдруг, и они опоздают?!

Дан промолчал. Он вспомнил невообразимо далекий осенний день в Бакне… Переворот, стрельба на площади, Крепость, комната, в которой лежал тяжело раненый Поэт… Он пытался вспомнить лицо Марана – было ли в его глазах отчаяние, подобное тому, которым сейчас полны глаза Поэта? Вроде нет? Наверно, это просто разница в характерах, Маран ведь куда сдержаннее… Но ведь это Маран тогда бросил все и вся, оборвав на полуслове важный разговор, сел за руль и помчался в горы, стоило Дану заикнуться, что объявились отыскавшие наконец их с Никой люди с научной базы, и что земная медицина могла бы… Дан вспомнил, как они бежали, сломя голову, по двору Крепости, как ехали на бешеной скорости по серпантину, такой, что добрались до назначенного места чуть ли не раньше флайера с астролета…

– Успокойся, – сказал он громко. – И не суетись, ты ему мешаешь. Пылишь тут…

Поэт тотчас остановился и сел.

– Ты не понимаешь, Дан, – хрипло выдавил он.

– Понимаю.

– Нет, не понимаешь. Маран мне больше, чем друг. Он мой брат. И больше, чем брат. Он мой друг. Маран – это… Маран. Сколько я себя помню, он… Какая бы беда на меня не свалилась – большая, маленькая, не было случая, чтоб он тут же не подставил плечо. Его место в моей жизни никто не может занять. Даже когда мы были в ссоре… целых четыре года!.. даже когда я думал, что он верно служит Изию… каким же я был идиотом!.. хотя, наверно, в глубине души я никогда этому не верил… все равно его место оставалось незанятым, оно ныло, как рана, оно жгло меня огнем, но оно было, оно принадлежало Марану – ты можешь это понять?

– Могу.

– Нет, не можешь. Я сам не могу. Я только знаю, что если вдруг… – его голос сорвался.

– Не бойся, – вдруг внятно произнес Маран. – Я не умру. Здесь – нет. После всего что было – так… Нет. Там – не дождутся.

– Очнулся! – Поэт рванулся к Марану и схватил его за руку. – Очнулся. Подействовало.

Дан кивнул. Да, подействовало, если только это не начало латентной фазы. Он не стал расстраивать Поэта – зачем?

Дан сидел на ступеньке нижней лестницы и смотрел, как воины под руководством Чата зажигают факелы. Много факелов. На душе у него было муторно. В первый раз за время пребывания на Перицене он шел на задание один и не просто один, но еще и с неотступным чувством тревоги за Марана, который остался лежать там, наверху, в шатре. Зная Марана, он хорошо представлял себе, насколько тот должен быть слаб, чтобы не пересилить себя и не подняться… Правда, лихорадка спала… Все равно! Дана не успокаивало ни присутствие Поэта, ни постоянный надзор Индиры, он боялся внезапного ухудшения, какого-нибудь непредсказуемого кризиса – атипичное течение, можно ждать, чего угодно. Он клял себя, что внял вчера уговорам Марана и не переправил его на станцию… А эта Индира тоже хороша! Так непоколебимо уверена в силе своих методов лечения и точности своих знаний… закинуть бы ее разок на незнакомую планету, там она быстренько поймет, как легко отступает земная наука перед чужой природой, а то засела себе в стерильном космосе… Но при чем тут Индира, что он обрушился на Индиру, сам во всем виноват, как он мог не обратить внимания на нарастающий нагрев индикатора… привык полагаться на Марана, а ведь Маран впервые в жизни надел себе на руку эту систему, это он, Дан, вырос среди игрушек со всякими индикаторами и датчиками… отвлекся, задумался, нашелся мечтатель… какой мечтатель?!. Идиот, бездарность! Разве он разведчик, он попросту растяпа и…

От дальнейшего самоуничижения его оторвал голос Чата.

– Пойдем вместе или разойдемся? – спросил тот.

– Разойдемся, – подумав, предложил Дан. – Ты возьми побольше людей и иди за книгами, а я возьму двух человек и осмотрю коридоры.

Чат согласно кивнул.

Поручение кехса было простым и логичным, как все, что от него исходило. Проверить все плиты в верхнем зале подземелья на предмет наличия других спусков. Проверить все ходы на предмет незаметных ответвлений. Забрать книги и прочие ценности.

Зал они уже проверили, других люков не нашли, под плитами-ловушками были только неглубокие ямы, остальные плиты – и поуже, и пошире, прочно лежали на своих местах. Очередь была за коридорами, и Дан, благоразумно выбрав двух воинов помоложе – ему казалось, что молодыми легче командовать, и взяв побольше факелов про запас, вступил в первый коридор.

После полуторачасовых бесплодных поисков они неожиданно наткнулись в одном из боковых проходов не на ответвление, а на самую обычную дверь, правда, железную. Окрашенная в серый, в тон общему колориту подземелья цвет, вделанная заподлицо со стенами, она была совершенно незаметна в темноте. Дан надавил на дверь, та не поддалась. Он уже помрачнел в предвидении трудностей которые придется преодолеть при ее открывании, но тут один из его спутников всем телом налег на неподатливое железо, и дверь с треском лопнула, ржавый металл стал расползаться и кусками отваливаться.

За дверью оказалась маленькая каморка с голыми стенами, на первый взгляд пустая, но когда свет факела упал на пол, Дан увидел в углу, на куче трухи, скорчившийся скелет. Сунувшийся вслед за ним в каморку молодой воин отскочил с возгласом отвращения. Самому Дану тоже было не по себе, но он заставил себя войти и осмотреться. Кроме трухи, некогда бывшей, видимо, постелью, он увидел только небольшой кувшин у стены. Он шагнул к кувшину, наступил на что-то, нога поехала в сторону, и он чуть не упал… Опустив факел к самому полу, он попытался разглядеть предмет, на котором поскользнулся. Это был осколок стекла. Дан присел на корточки, и его взору представилась удивительная картина. Пол был усыпан стеклянным крошевом, непонятными деталями из блестящего металла и пластмассовыми обломками. Ну и ну! Очевидно, здесь разбили… Нет, не просто разбили, кто-то, наверно, намеренно грохнул с размаху о пол предмет неизвестного назначения, скорее всего, какой-то прибор. Дан выпрямился. Позднее, он не раз пытался понять, какой импульс заставил его шагнуть к скелету, перевернуть его и внимательно осмотреть и его, и пол под ним. Пресловутая интуиция? Возможно. Он проделал это почти автоматически, и когда что-то с глухим стуком упало со скелета на пол, он наклонился, поднял этот предмет – плоскую четырехугольную запаянную коробочку, и машинально сунул в кармашек с внутренней стороны пояса.

В тот самый, последний коридор Дан отправился один, оставив обоих юношей у тумбы со статуями и приношениями. Они и не думали препятствовать его рейду, слух о болезни Марана и Нахта уже облетел лагерь, и вряд ли нашелся б безумец, добровольно ступивший на этот опасный путь.

Дан шел медленно, внимательно «вслушиваясь» в индикатор. Фон в подземелье вообще был повышен, он обнаружил это еще в верхнем зале, улучив момент, чтобы взглянуть на радиометр, повышен, но находился в пределах допустимого, и температура индикатора не отличалась от температуры тела. Другое дело – здесь. Уже в первой половине коридора маленький металлический кружок, прижатый к тыльной стороне запястья, заметно потеплел. А когда Дан ступил на отрезок, ведущий вниз, разница температур стала настолько явственной, что… Как он сумел проморгать ее в прошлый раз? О чем он думал? О чем думал Маран, шедший рядом с ним?.. Впрочем, с Мараном все ясно. В последние дни ни он сам, ни Поэт не заговаривали на вечную тему – о бакнианских событиях, и Дан стал уже надеяться, что Маран… ну не то чтоб забыл, но в той или иной степени отвлекся. Только вчера, когда он в бреду звал Мастера, Дан понял, что в уме его продолжалась бесконечная работа по осмыслению совершенных и воображаемых ошибок… Дан остановился и открыл экран радиометра. Да, дальше идти не стоило. В левом верхнем углу уже возникла цифра, медленно поплыла вправо, на ее месте возникла следующая… Дан с трудом подавил в себе чувство иррациональной паники… бежать, спасаться! Он пошел обратно, каждые несколько метров ловя себя на том, что инстинктивно ускоряет шаг. Откуда этот ужас? Ничего на свете он не боялся так, как этой неощутимой смерти – без цвета, без запаха, без вкуса, безжалостной и неотвратимой… да наверно, не он один, всякий землянин… Был ли этот страх порождением военного эпизода чуть ли не двухвековой давности, при всей своей бессмысленной жестокости все же спасшего человечество от развернутой ядерной войны, ибо лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать? Нет, пожалуй, это наследие эпохи более поздней, эпохи атомной первоэнергетики, того ее трагического периода, который в историографии получил название Периода Катастроф, потрясшего конец двадцатого, начало двадцать первого века утечками и выбросами с устаревших и изношенных атомных станций… к тому же порой торопливо и не всегда умело построенных… Да что говорить, по сей день натыкаешься на бездарно разбросанные по планете могильники радиоактивных отходов, по сей день экологическая служба, наблюдающая акваторию Мирового океана, то и дело подает сигналы бедствия – очередной всплеск радиоактивности в каком-нибудь богом забытом, это если повезет, месте, а порой и на перекрестке морских путей, распался еще один контейнер, выпустив в воду остатки долгоживущих изотопов… Ах предки, предки!.. А что, собственно, предки? Да и что такое предки? Так ли отделимы они от потомков? Да, когда между ними лежат века, но ведь века проходят потом, а в тот, главный миг предки и потомки сталкиваются в одном времени. Разве у истоков Экологического Движения, самого массового из общественных движений человечества, не стояли одновременно сыновья и отцы тех, кто бездумно создавал и реализовывал проекты экоопасных сооружений, строил необеспеченные очистными комплексами химзаводы, спускал в моря и реки сточные воды?.. ну и так далее… Только когда начинаешь перечислять, понимаешь, как много ошибок совершило человечество, счастье еще, что хватило времени учиться и научиться на этих ошибках, могло ведь и не хватить… Неизбежно ли повторение этих ошибок другими цивилизациями, как это бывало на Земле, когда один народ повторял заблуждения другого?.. Носило ли это тиражирование случайный характер или учиться можно только на собственных ошибках? В прошлые времена делались и попытки подтягивания отставших народов к опередившим, попытки не слишком успешные. Что получится в космосе? Неужели цивилизация Торены обречена на повторение неверных шагов, тупиковых путей, пройденных земной, неужели ей придется снова наталкиваться на стены, на которые уже натыкались земляне, совершать те же, а может, и худшие ошибки? Неужели нынешнему поколению бакнов придется прожить жизнь при режиме Лайвы? Когда же, наконец, Земля решится на контакт? Мало данных!.. Данных всегда будет недостаточно, а бакны ведь не могут ждать, у них всего одна жизнь, да и то недолгая, не слишком-то сладко живется в этой Бакнии…