Текст книги "Джинны из хурджина. Байки, миниатюры, рассказы"

Джинны из хурджина
Байки, миниатюры, рассказы
Голиб Саидов

Дизайнер обложки Голиб Бахшиллаевич Саидов

Корректор Голиб Бахшиллаевич Саидов

© Голиб Саидов, 2017

© Голиб Бахшиллаевич Саидов, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4490-0736-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Джинны из хурджина

Джинны – духи в арабской мифологии, которые созданы Аллахом из огня и находятся между ангелами и шайтанами. Им свойственны как добродетели, так и пороки. Слово «джинн» образовано от арабского слова, которое значит тайный, скрытый, так как обычно джинны невидимы человеческому глазу.

Хурджин – традиционная восточная переметная сумка, сотканная ковровой техникой из разноцветных шерстяных волокон. Состоит из двух частей (мешков) и имеет разные размеры. В основном предназначен для переноски сельскохозяйственных продуктов с помощью вьючных животных (верблюд, лошадь, осел)

От автора

Поскольку, во-первых, сам я родом из Бухары, а во-вторых, достиг уже пенсионного возраста, то первоначальное название книги пришло на ум спонтанно, как бы само собой – «Байки от бабайки». И не скрою: я был откровенно счастлив такой удачной находке! Однако не поленился и полез в интернет с тем, чтобы убедиться в своей «гениальности». И тут меня ждало разочарование: оказывается, такое название было придумано задолго до моей «догадки». Так что, мне лишь оставалось, уподобившись герою В. Этуша, развести руки в стороны и с досадой пожаловаться: «Абидно, панимаешь…»

Что ж, ничего не поделаешь: пришлось придумывать заново. Но дело даже не в названии, а в самом содержании книги. Если коротко, то здесь собраны избранные байки и миниатюры, написанные мною за последние десять лет (с 2008 по 2017 годы.)

В определенном смысле, этот сборник можно было бы охарактеризовать как некую «квинтэссенцию моего восприятия мира», которая пришлась на то непростое время, что принято называть у китайцев «эпохой перемен».

Оставаясь верным своей первоначальной идее (пафосно обозначенной как «общечеловеческие духовные ценности»), мною было задумано, разделить (условно, конечно-же!) короткие произведения на три цикла: «Восточный», «Российский» и «Западный». А что из этой затеи получилось, судить уже – увы – не автору. А пока…

В ожидании «Шнобелевской» премии мира…

Объявление

Не молодой женатый мужчина, без вредных привычек, порядочен, интеллигентен, ищет одинокую женщину «бальзаковского» возраста, для дружбы, общения и нечастых встреч на её территории.

Желательно – директора какого-нибудь крупного зарубежного (на «худой конец» – российского) издательства…

Восточный цикл

Раннее…

Я с сестрой. Бухара, 1959 г. Из архива автора

– Первое что я должна сделать, – сказала Алиса самой себе, бродя по лесу, – Вырасти до моего настоящего размера, а во-вторых – найти путь в тот прекрасный сад. Думаю, что лучшего плана никто не придумает. (Льюис Кэррол «Алиса в Стране чудес»)

Из раннего детства память сохранила несколько ярких фрагментов. Один из них связан с детским садом, куда меня отдали, едва мне исполнилось три годика.

Под бдительным оком воспитательницы, взявшись за ручки, мы стройной колонной направляемся на прогулку. Приветливое весеннее солнце ласкает нас своими теплыми лучами, согревая и воскрешая к жизни всё вокруг.

Вот я, радостный и довольный, беззаботно бегаю за красивыми пёстрыми бабочками и большими стрекозами. Бабочек невероятное разнообразие, а у стрекоз огромные круглые глаза и удивительно длинный хвост. Меня никто не учил, но я знаю – как их следует ловить. Нужно осторожно и на цыпочках подкрасться к ним сзади и, медленно протянув руку, резко схватить указательным и большим пальцами: стрекозу – за хвост, а бабочку – в тот самый момент, когда она поднимет оба своих крыла и сомкнет их вместе. Полюбовавшись, некоторое время, невероятным чудом природы, я также осторожно разжимаю свои пальцы, отпуская насекомое на свободу и долго провожаю взглядом, пока оно не исчезает из виду.

Кругом, куда бы я ни кинул свой взор, меня окружают густая зеленая листва, высокая трава и удивительно красивые цветы, источающие такой тёрпкий и сладостный аромат, что у меня начинает кружиться голова.

И вот, тот самый момент, когда я, видимо, оторвавшись от группы, стою посреди этого великолепия совершенно один: не слышно ни голосов ребят, ни гудков машин, никаких посторонних звуков. Только я и Природа. Останавливаюсь как вкопанный, сраженный красотой и необъятностью этого мира и, задрав голову кверху, устремляю свой взор в голубое бездонное небо. В ушах стоит какой-то тихий и непонятный звон. Звон этот постепенно нарастает и усиливается, я начинаю чувствовать некую вибрацию: такое ощущение, словно в следующую секунду земля уйдет из-под ног и что-то неведомое унесет меня куда-то, в неизвестное далеко. Мне становится одновременно страшно и жутко любопытно, однако, в последний момент, я внезапно встряхиваюсь, и – вновь, совсем близко от меня стоит воспитательница, а рядом весело кричат и смеются мои сверстники.

А вот мне на руку села божья коровка. И я снова, осторожно и медленно подношу её почти вплотную к своему лицу, произнося заученной скороговоркой магическое заклинание:

 
Божья коровка
Улети на небо
Там твои детки
Кушают конфетки…
 

Ни на секунду не прерываясь, я повторяю бесконечно долго этот куплет, пока – наконец – насекомое не приоткрывает свои твердые, похожие на панцирь, крылья и не взмывает ввысь. Довольный и счастливый, я заворожено провожаю её взглядом и, вскоре, забывшись, уже бегу к следующему кусту, где притаился майский жук – такой красивый, с темно-зеленными блестящими крылышками.

Почему-то, потом, когда я стану взрослым, этих жуков уже не станет. А может быть, они никуда и не исчезали? Может быть, просто, я перестал замечать их?

Ах, либИдо, либидО…

А вот и следующий фрагмент, который до сих пор вызывает ироническую улыбку, поскольку напоминает мне о том, что уже с самых детских лет я был обречен на то, чтобы неустанно проявлять повышенный интерес к противоположному полу, всячески обхаживая и красуясь перед ним своим оперением. Наверное, не случайно я родился в год петуха.

Тихий час. Все дети давно уже спят, и только мы с Лией никак не можем уснуть, шепотом жарко споря и ни в какую не желая уступать друг другу. Наши кровати сдвинуты почти вплотную.

– Покажи ты, сначала. – Не унимаюсь я.

– У-у, ты какой хитренький! – не сдается моя соседка (кстати, – наши дома тоже расположены совсем рядом) – Нет, сначала ты покажи.

Мне совсем недавно сделали обрезание, обильно обложив мою гордость специальной черной ватой, способствующей быстрейшему заживлению и надежно защищающей «хозяйство» от всякого рода инфекций и микробов. Со временем вата высыхает и постепенно, частями начинает отваливаться. Кожа шелушится и ужасно чешется, а потому я время от времени помогаю этому процессу искусственно. И вот, наконец, настает тот день, когда всё ненужное исчезает, обнажая идеально чистую и гладкую головку, и вчерашний «гадкий утенок» во всей своей красе является изумленному взору, преобразившись в красавца-лебедя!

По-видимому, мужская природа всё-таки изначально слаба и легко подвержена женским уговорам. Это зафиксировано мною уже в пятилетнем возрасте. Я сдаюсь, приспуская свои детские трусики и капитулируя на радость победителю. Лия внимательно и с интересом рассматривает этот странный довесок, который сейчас ей кажется таким необычным и смешным. Однако вскоре она, то ли от смущения, то ли от стыда отводит глазки и мгновенно с головой скрывается под одеялом, коварно и предательски оставив меня с… «носом».

– А ты?! Теперь твоя очередь! – чуть не кричу я, чувствуя, как какой-то непонятный комок подступил к самому горлу и крепко сдавил его.

Одна из первых обид. О подушку глухо разбиваются две крупные слезинки, расплываясь по ней большими мокрыми пятнами. Боже мой! Успокойся малыш и побереги свои слезы: тебе не раз ещё придется расстраиваться в этой жизни по разным причинам, а потому – поверь мне – это ещё далеко не самая страшная измена.

Пройдет несколько лет, и мы оба станем взрослыми. Лия, превратившись со временем в настоящую фотомодель, с высокими точеными ножками, тонкой талией и дразнящими округлостями в соответствующих местах, ещё долгое время будет жить в том же доме, напротив, заставляя грезить и захлёбываться собственными слюнками каждого мальчишку из нашей округи.

Это не наш двор, однако, даже поверхностное знакомство в небольшом городе, тоже требует соблюдения этикета. А потому, иногда, когда мы совершенно случайно встречаемся, я неизбежно первый, киваю ей головой и произношу вежливое «Здрасьте!», на которое она тоже, улыбаясь, свободно и совершенно раскованно бросает своё дружеское: «Привет!». И – как ни в чем, ни бывало – мы расходимся.

И всякий раз, я ужасно терзаюсь одной и той же мыслью: «Интересно, а помнит ли она?»

Мне кажется, что – помнит…

Двор

На фоне двора… Конец 60-х гг ХХ в. Фото из личного архива автора

Как до обидного мало, оказывается, сохранилось картинок детства! Тех, что являются самыми чистыми и светлыми. Не замутненные ничем, никаким влиянием из мира взрослого, чужого и – как вскоре придётся убедиться – жестокого, полного лжи и коварства. Так хочется поглубже и понадежней спрятать их от этого мира. Для того, чтобы иногда, когда уже совсем станет трудно дышать, нырнуть туда за очередной порцией кислорода. Я с удовольствием хотел бы там остаться, но, к сожалению, мне пока это не удается.

Как тот ныряльщик, которого нужда заставляет в очередной раз погрузиться глубоко под воду с тем, чтобы, получив со дна морского заветную жемчужину, поднять её с собою в тот мир, где она будет обменяна на какие-то совершенно ненужные вещи, а кроме того, потускнеет вскоре и сама от прикосновения многих рук.

Эти картинки детства близки мне ещё и тем, что там нет ничего лишнего и непонятного: есть только светлая радость и тихая безмятежность. Там нет места никаким богам: нет ни Христа, ни Аллаха, ни Яхве, ни Будды…

Там не существуют ни русских, ни узбеков, ни евреев, ни таджиков…

Там нет ни белых, ни красных… Ни черных, ни цветных

Там есть только двое: ты и Вселенная. Такая же необъятная и свободная от любых условностей, как и твоя изначальная душа, которая только-только осознала свою обособленность, отделившись от божественного источника, но ещё не успевшая запачкаться миром взрослого.

Двор. Наш милый добрый двор. Прости меня, пожалуйста, за то, что я вынужден, буду только вскользь «пробежаться» по тебе, хотя ты, безусловно, заслуживаешь отдельной большой книги. Ведь, я не свободен, а зажат рамками определенного жанра, и это обстоятельство не позволяет мне уделить тебе должного внимания. Я прекрасно понимаю тебя: ты дал нам всем поистине настоящее счастливое детство, сварив и сплотив в своем общем котле-пространстве очень многое, что на долгие годы потом выльется в тот основной стержень-фундамент, на котором будет возводиться всё остальное. И потому, вправе ждать от меня хоть какой-то благодарности, в виде отдельных воспоминаний.

Не волнуйся: за мною не заржавеет. Конечно же, вспомню!

Хотя, ты меня, недавно здорово расстроил…

Вероятно, права, все же, старая поговорка, гласящая: «В одну и ту же реку не войти дважды»…

Как-то, будучи в очередной раз в Бухаре, вместе со своими повзрослевшими детьми, я решил, во что бы то ни стало, показать им наш двор, в котором прошло мое детство: такое полное и насыщенное разнообразными играми.

Мне и раньше доводилось взахлёб рассказывать им о нём, о многочисленных друзьях, о невероятных историях и приключениях, а потому неудивительно, что дети не скрывали своей зависти к моему детству. А тут ещё, представилась возможность, увидеть своими глазами этот легендарный двор.

Пока мы шли, я прожужжал детям все уши, припоминая недосказанное или упущенное прежде. Глаза их светились веселыми искорками и неподдельным восторгом – «поскорей бы взглянуть на месте на это чудо!»

Наконец, когда мы вплотную подошли к нашему старому дому, я внезапно смолк и, сбавив постепенно свои шаги, окончательно остановился, не в силах более сдвинуться с места: моему взору предстала совершенно чуждая картина.

Некогда живой неугомонный улей был безжизненно пуст и неузнаваем. Это был совершенно «мертвый город» среди джунглей. Из всех жильцов, что жили прежде, я с трудом узнал тетю-Люду – мать моего товарища Сережи – которая, из некогда живой и энергичной женщины превратилась в сгорбленную старушку.

Комок подступил к горлу. Я хотел плакать и рыдать. Было только одно желание: поскорее покинуть это страшное место и бежать! Мне сделалось ужасно стыдно перед собственными детьми, словно я их коварно обманул и предал. Словом, это была настоящая трагедия.

С тех пор, я обхожу свой бывший двор стороной. Все, что было связано с ним, останется только в моей памяти и моем сердце. И это – самое родное и близкое – я постараюсь запрятать как можно глубже в себя. Я не хочу более расстраиваться. Мне хочется вновь уйти в небытие только с этими немногими сохранившимися картинками моего далекого детства.

Моя первая Пасха

«Цветок Жизни» 2006г., батик, худ. Татьяна Жердина

Манзурка выбежала из соседнего подъезда как раз в тот самый момент, когда я поравнялся с ним. Лицо её излучало неописуемую радость и ликование. В каждой руке было зажато по яйцу.

– Что это у тебя? – ошалело, уставился я на не виданное прежде диво.

– Крашеные яички! – Она разжала кулачки и демонстративно подняла руки на самый верх: на ладонях, протянутых к солнцу, ярко запылали два яйца – одно красное, а другое оранжевое.

Я завистливо впился на них, не в силах оторвать взгляд от этого великолепия.

– Если хочешь, то и тебе могут дать – завидев, как у меня потекли слюнки, пожалела соседка – Надо только сказать: «Христос воскрес, дайте одно яичко!»

Это было просто, невероятно! Неужели – только и всего?!

– А где? – справился, на всякий случай.

– У тети-Вали, на втором этаже.

В ту же секунду, я рванулся в подъезд, торопливо перепрыгивая через ступеньки. Глубоко втайне надеясь, что и на мою долю что-нибудь должно остаться. Достигнув заветной двери, выждал немного и, отдышавшись, робко постучал в квартиру Давыдовых. Вскоре за дверью послышались шаги, затем звуки отпираемого замка и наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла Лариса, изумлённо уставившись на меня: она была несколько старше по возрасту, а потому круг её общений никак не пересекался с моим.

– Чего тебе, Галиб? – улыбнувшись, наконец, спросила она.

И тут до меня дошло, что начисто забыл «пароль»! Надо же: ведь, ещё с минуту назад я его повторил несколько раз про себя. И теперь стоял, как дурак, уставившись на соседку и хлопая своими ресницами. Однако, медлить было нельзя и потому, набравшись смелости, робко произнес:

– Крест на крест – дайте одно яичко…

– Мама! – прыснула громко Лариса и, повернувшись в сторону кухни, неожиданно засмеялась. – Мама, ну иди же скорее! Тут Галиб, просит «крест на крест» яичко!

«Ну, всё: не видать тебе никакого яичка!» – сник я окончательно, жалея себя. «Пароль» не сумел запомнить».

И тут на пороге появилась сияющая тетя-Валя. Она, молча, поцеловала меня в лоб и, промолвив: «Воистину воскрес!», протянула аж целых три (!) разноцветных яйца: одно было такое же красное, что и у Манзурки, второе – голубое как небо, а третье – ярко желтое, словно настоящее солнце.

Не помня себя от радости, я выскочил на улицу, дабы похвастаться своим «уловом» перед соседкой, но её уже не было: как назло, двор был пуст. Я задрал голову кверху и… замер. Во всем мире нас было только трое: голубое безоблачное небо, весело подмигивающее солнце и я, с крашеными яйцами в руках.

Арам шум-шум

С другом в пионерском лагере «Спутник». Конец 60-х гг. ХХ века. Фото из личного архива автора

С этой новой игрой нас познакомила Таня, недавно возвратившаяся из «Артека».

Перекочевав с теплого и ласкового берега Крыма на знойную и жгучую почву Бухары, эта невинная артековская игра советских пионеров явно требовала доработок и усовершенствования. Что и было незамедлительно претворено в жизнь нашими сметливыми старшими товарищами.

Изначально её правила были достаточно банальны и скучны: водящему плотно завязывали глаза, ставили в центр хоровода и, под всеобщие бормотания («Арам-шум-шум, арам-шум-шум, арамийя бисила, бисила, бисила»), взявшись за руки, начинали медленно кружить вокруг несчастного, которому оставалось наугад вскинув руки с галстуком вперед, заарканить свою «жертву». После чего, «пленник» и водящий вставали спиной друг к другу (на приличном расстоянии) и на счет «раз-два-три», должны были повернуться лицом к лицу. Если оба участника синхронно разворачивались с одной стороны, то они обязаны были, чмокнув друг друга в щечку, мирно расстаться. Если же – «вразнобой», то бывший водящий встраивался в общий хоровод, а на его место заступал «новичок».

Налицо – явный непорядок.

Саша был лет на пять старше нас, а потому внес разумное предложение – несколько усовершенствовать игру, с учетом, так сказать, бухарской специфики, а точнее – специфики нашего двора.

Во-первых: повязка на глаза – совершенно излишняя вещь, позорящяя доброе и светлое имя пионера, одним из качеств которого всегда являлась честность. Будет вполне достаточным полагаться на это качество. Это предложение было встречено с пониманием. Особенно мужским электоратом, поскольку не очень-то «светила» перспектива – чмокаться с приятелем.

Во-вторых: целоваться следует «по-человечески», то есть, в губы. Женская половина смущенно молчала, что было справедливо всеми сочтено за согласие. Игра заметно оживилась, обретая с каждым днем всё новых поклонников.

Аппетит, как известно, приходит во время еды: следующее нововведение касалось продолжительности поцелуя. В ходе бурного обсуждения, стороны, все-же, пришли к компромиссу: было решено считать до десяти.

Ещё через какое-то время, тот же Саша счел неприличным целоваться у всех на виду и предложил «идеальный» вариант: хоровод зрителей громко продолжает считать до десяти, но… уже повернувшись спиной к участникам эксперимента. Эта существенная поправка позволила снять скованность в отношениях, добавив игре шарма и дополнительного очарования. Игра постепенно приобрела сумасшедшую популярность, вытеснив такие игры нашего двора, как «казаки-разбойники», «догонялки» и всякие викторины.

И, все же, один момент в этой игре нас явно смущал, а именно: как угадать с синхронностью разворота партнеров в предвкушении долгожданного поцелуя?

Но Саша не был бы Сашей, если б не его смекалка: ведь не зря же он учился в институте.

– Надо встать плотно затылками друг к другу и взяться за руки – совершенно объективно и не предвзято подсказал нам старший товарищ. Воцарилась тишина. Чувствовалось – идёт интенсивная работа мозга.

И, буквально, в следующую секунду, лица всех участников заметно просветлели и оживились.

«Взяться за руку»! Вот оно, то спасение, что дает надежду, а вместе с ней и десятки способов и ухищрений для того, чтобы передать незаметный условный знак своему партнеру (партнерше), начиная от постукивания, поглаживания и до обыкновенного легкого сжатия руки…

«Бедные артековцы!» – искренне жалели мы несчастных отличников и очкариков всего Советского Союза. – «Если б они только знали – насколько мы усовершенствовали эту настоящую пионерскую игру!»

Семья

Семья. Конец 60-х гг. ХХ столетия. Фото из личного архива автора

Странно, но я никогда прежде не задавался вопросами: «Почему я раньше мог свободно общаться с совершенно любым человеком, не делая никаких религиозных, социальных и иных различий и не разделяя никого на «своих» и «чужих»?

Почему в последнее время я ловлю себя на мысли, что начинаю оценивать и классифицировать своего собеседника, относя его к той или иной категории? Почему я вообще стал бояться людей, предпочитая скорее соглашаться со всеми, лишь бы не обидеть никого и выглядеть вполне лояльным?»

Что это? Откуда оно взялось? Ведь, ранее я за собой ничего подобного не наблюдал?

Есть несколько объяснений этому и одно из них довольно существенное: я родился, жил и вырос в советский период. И этот факт не так-то просто сбросить со счетов. Во-вторых, среда, окружение, двор… Но начать, вероятнее всего, следует всё же с семьи.

С улыбкой представляю себе своего воображаемого биографа, который начал бы примерно так: «Он родился в старинной бухарской аристократической семье…»

И непременно, тут же следует добавить про интеллигентность. Это обязательно!

Очень возможно, что всё это отчасти и так, но я постараюсь высказаться попроще…

Да простит меня дорогой читатель, но по маминой линии наш род действительно принадлежит к одному из самых почитаемых родов, который принято называть как «ходжа».

Термин этот употребляется достаточно часто и имеет несколько значений. Я попытаюсь в общих словах охарактеризовать одно из самых основных.

Согласно собственной идентификации, прослойка ходжей ведет свое происхождение от самых благородных мусульманских родов. Существует огромное множество вариантов их генеалогии, среди которых чаще всего встречаются следующие: от четырех праведных халифов (Абу Бакр, Умар, Усман, Али) или просто от арабских ходжей. В мире ислама прослойка ходжей занимает заметное место. Ходжи являются хранителями традиции, с ними считаются, и пока существует эта прослойка, религиозную и культурную жизнь общины практически невозможно искоренить.

Не случайно, во все времена власти опасались именно их, поскольку они являлись одной из наиболее образованной, мыслящей, а, следовательно, и самой опасной прослойкой мусульманского населения.

Мои предки по маминой линии всегда жили в своем родовом кишлаке, расположенном в 19 километрах к югу от Бухары, который так и назывался Ходжохо (множ. ч. от «ходжа»). Совсем рядом находится райцентр Джондор, по иронии судьбы в советское время переименованный в честь соратника Ленина – Свердлова. Таких совпадений будет ещё много, так что не стОит особо заострять на этом внимание.

Все мои предки обладали исключительными и необыкновенными способностями, которыми были наделены свыше, но особенно славились своим лечебным исцеляющим талантом. По сию пору в нашем доме жива ещё легенда, согласно которой мой пра-прадед был наделён такой чудодейственной силой, что однажды посох, который старик с силой воткнул в землю, через короткое время пустил корни, превратившись в огромный и пышный тутовник. Говорят, что это дерево и сейчас продолжает благополучно цвести.