Текст книги "Джинны из хурджина. Байки, миниатюры, рассказы"

Мамин букет

Мама. Середина 60-х гг. ХХ века. Фото из личного архива автора

Ма-ма мы-ла ра-му…

Это – мы-ло.

(Из Азбуки советских времен)

Мама…

Всю жизнь она будет ассоциироваться с цветами, духами и… мылом.

Сейчас попробую объяснить…

Мои родители поделят свою жизнь поровну: между семьёй и любимой работой. Так, если отец не мыслил себя вне стен родной редакции, то мама без остатка посвятит себя школе, являясь первой учительницей для многих детишек, которые учились в узбекских классах. Сколько поколений учеников, она научит читать, писать и считать за всю свою тридцатипятилетнюю трудовую деятельность, мне так и не удастся выяснить.

Зато, хорошо запомнился тот день, когда я впервые пошел в первый класс.

Первое сентября 1964 года. Мы идём вдвоём: я и мама. Она держит меня за руку и рассказывает о предстоящей учебе, о школьной дисциплине и о том, что теперь я уже совсем взрослый и, следовательно, вполне ответственный человек, который обязан отвечать за свои поступки. Под ногами, кое-где, попадаются желто-оранжевые листья. Меня ни на секунду не покидает праздничное настроение и радостное ощущение чего-то торжественного и очень важного, которое должно вот-вот свершиться. Запомнились белые мамины носочки и её желтые туфли. А ещё – мамины глаза. Они светились тихой радостью и переполнявшей гордостью за своего сына.

Мама могла совершенно легко взять меня в свой класс, став одновременно моей первой учительницей. Но, определила меня в русскую школу. И за это я ей буду благодарен на всю оставшуюся жизнь.

В отличие от своих коллег, она никогда не прибегала к указке, как к воспитательному орудию многих учителей, никогда не оскорбляла своих учеников бранными словами, не говоря уже о рукоприкладстве, что нередко имело место быть в обычных национальных школах.

Поэтому неудивительно, что, став уже совсем взрослыми и вполне состоявшимися личностями, многие из её бывших учеников будут наведываться к нам домой, чтобы выразить своей первой учительнице почтение и теплые слова благодарности.

Но особенным днём в нашем доме был, конечно же, международный женский день 8-е марта. Во второй половине дня, когда мама возвращалась с работы, во дворе нашего дома можно было застать удивительную картину. Впереди, утопая в зелени бесчисленных букетов, идёт моя мама, а рядом, по обеим сторонам от неё, шествует почётный эскорт сопровождения, состоящий из её маленьких учениц, которых едва можно разглядеть из-за огромных охапок цветов.

Через минуту, вся наша квартира благоухала ароматами полевых цветов, тюльпанов и садовых роз, источая из себя терпкие запахи гиацинта и душистой сирени, гладиолусов и белоснежных лилий. Наконец, разобравшись с цветами, мама переходила к подаркам, которыми были набиты две огромные сумки, обтянутые кожзаменителем.

В основном это были дешевые духи «Кармен», «Гвоздика» и одеколоны «Шипр», «Тройной». Иногда попадались и «экслюзивные» экземпляры, вроде «Красной Москвы» или «Ландыша серебристого». Наконец, на свет извлекался самый главный стратегический продукт – мыло. Туалетное и хозяйственное, с этикетками и без. Вскоре, на столе образовывался внушительный курган из различных брусочков и «кирпичей», который затем постепенно рассасывался, перебираясь в многочисленные шкафчики и полочки, заполняя собою всевозможные этажерки и сундучки.

Домочадцы же, прекрасно осведомленные о том, что во многих семьях со скромным достатком, невероятным образом прочно закрепился в сознании ассоциативный ряд «учительница – знание – чистота – мыло» (тем более, что самое дешевое мыло стоило 6 копеек), в этот момент испытывали двойственные чувства, подшучивая над мамой:

– Конечно: ходим, грязные и не мытые, вот и дарят нам мыло…

Естественно, больше всех смеялась мама…

Пройдёт немало лет. Как-то, будучи на пенсии, мама сунется за очередным куском мыла и… надолго застынет в изумлении: заветный ящичек окажется пуст.

И тут я вдруг замечу, как глаза её увлажнятся, и по щеке сползёт ностальгическая слезинка.

– Надо же! – тихо прошепчет мама. – До меня только что дошло: я поймала себя на мысли, что никогда в жизни не покупала мыла. Обыкновенного куска мыла!

И, в следующую секунду, взглянув на моё недоуменное и вытянутое лицо, она не сдержится и громко зальётся своим неповторимым смехом.

Палка Деда-Мороза или полвека спустя…

(Слева: Бухара, 1962 г. Справа: Петербург, 2013 г.)

Приближается Новый Год – один из самых любимых моих праздников. Потому, что аполитичный и понятный каждому из нас, начиная от маленького карапуза… Кстати, вот ещё один из фрагментов той поры.

Время не стоит на месте и все мы когда-нибудь состаримся. Однако, я успел обратить внимание на то, что чем старше я становлюсь, тем чаще склонен оборачиваться в своё светлое и чистое детство. Выхватывая из пёстрого калейдоскопа прошлого такие милые и трогательные детали, как: детские стишки, запах хвои и смолы, исходящий от недавно срубленной ёлки, липкие пальцы от сладкого лимонада и конечно-же, неповторимый запах плиточного шоколада, при одном упоминании которого, загораются детские глаза и слегка кружится голова.

А вот и наша группа в детском саду имени Гагарина. И в центре, рядом с разукрашенной огромной ёлкой, стоит самый взаправдашний и настоящий Дед-Мороз.

Сейчас, текст этой незамысловатой новогодней песенки, наверное, выглядит несколько смешно, но тогда… Цепко держась за ручки и кружась в хороводе вокруг ёлки, мы – маленькие 5-летние дошколята – не отрываем глаз от дедушки Мороза и хором поём выученную накануне песенку:

 
У тебя, у тебя Вот такая шапка!
 

При этом, дружно вскидываем руки кверху и демонстрируем – какая большая у деда-Мороза шапка. Добродушный дедушка, на удивление, тоже, подхватывает этот немудреный мотив, указывая на свой головной убор и вторя нам нарочито низко поставленным басом:

 
У меня, у меня Вот какая шапка!
 

Детишки вдохновляются и по-новой:

 
У тебя, у тебя Вот такая борода!
 

Дед, соглашаясь с нами:

 
У меня, у меня Вот какая борода!
 

Борода, естественно, из ваты, но нам она кажется настоящей… снежной, словом такой, какой и положено иметь такому старику. Однако, умиляет и одновременно восхищает самая последняя строчка:

 
У тебя, у тебя Вот такая палка!
 

На что, дедуля, нисколечко не смущаясь, подтверждает сей грозный факт:

 
У меня, у меня Вот какая палка!
 

Поднимая, при этом, высоко свой посох и сотрясая вокруг воздух.

Глядя с высоты сегодняшнего времени, не могу удержаться от улыбки: ну, почему нельзя было назвать это нормальным словом «посох»?! А может быть, это у меня с головой что-то не так, и с годами, обычное безобидное слово приняло столь извращённую форму, что вызывает во мне ненормальную ассоциацию?! И я, скорее, склонен согласиться с последним…

Каждый раз, встречая Новый Год, как правило, принято чуть ли не пинком выпроваживать Старый и связывать свои надежды с Новым. Меня это всегда несколько смущало и – отчасти – веселило, потому как, пройдёт год и… всё начинается по-новой.

Как это ни странным может показаться, но в преддверие наступающего Нового Года, мне хочется пожелать своим близким и друзьям совсем немного. И прежде всего – здоровья и детской непосредственности.

Чтобы «слуги народа», наряду с традиционными повышениями цен на транспорт и в сфере ЖКХ, не забывали бы, поднять и зарплату. Чтобы наши политики и государственные чиновники присытились и умерили бы свои аппетиты, вспомнив, наконец-то, немного и про нас – простых смертных. Чтобы, Государственной Думой как можно меньше принималось бездумных и ненужных законов, которые в лучшем случае, вызывают откровенный смех, а в худшем – раздражение и злобу.

Я искренне благодарен Судьбе (Всевышнему..) за ещё один – теперь уже уходящий – относительно мирный год и очень хочу надеяться, что и наступающий 2014-й год не принесёт нам серьёзных потрясений.

Да, с годами я начинаю понимать, что не надо просить чего-то лучшего. Надо уметь довольствоваться малым. Пусть, всё самое лучшее произойдёт в нас самих, в нашей душе. И тогда мы с благодарностью научимся принимать от Судьбы всё, что она нам даёт. Как некий урок, который пойдёт лишь, нам всем на пользу. С Новым Годом!

P.S. Нет, ну надо же: ну, как жопой чувствовал… и ведь, просил единственно одного – «только, чтоб без потрясений». И вот, на тебе – «получай, фашист, гранату!» За эти роковые ошибки «царей и правителей», ещё очень долго придётся расплачиваться нашим детям и внукам. Так что теперь уже, наученный горьким опытом, я воздержусь от пожеланий, всецело полагаясь на Того, Кому виднее – ЧТО больше пойдёт на пользу всем нам и нашей хрупкой планете.

(Шепотом): С наступающим Новым Годом! Только, тссс! А то – не дай Бог – ка-а-к взмахнёт своей палкой этот дедушка… да так, что мало никому не покажется.

Узбекская матрёшка

Бухарская хозяйка. Фото из личного архива автора

Не могу удержаться, чтобы не поделиться впечатлениями моего наблюдательного минского друга, гостившего (на тот момент) у меня на родине и побывавшего в одном сельском магазинчике.

По его возбужденному состоянию и лукавым глазам я понял, что произошло что-то жутко интересное.

– Представляешь, – ошарашено объявляет он мне, с опаской озираясь по сторонам, словно кто-то нас может подслушивать, – там, в магазине я увидел набор кухонной посуды.

– Ну и что? А ты мечтал застать там пушку или танк? – попытался съязвить я.

– Да нет же! Ты загляни.

«Ну, что может быть интересного в обычном сельпо?» – подумалось мне. Однако любопытство взяло верх и я, войдя вовнутрь и подойдя к указанной витрине, остановился возле набора алюминиевых кастрюль, недоуменно уставившись на обычную хозяйственную утварь.

– Ну, и? – не понял я.

– Читай – шепотом произнес Андрей, кивнув головой на ценники, разложенные аккуратно под каждой из кастрюль.

Даже мне, привыкшему ко всему, сделалось смешно, когда взгляд упал на один из них. Под самой большой кастрюлей лежал ценник, на котором старательно было выведено «Каструл».

– Ну что ты хочешь от простого кишлачника? – попытался я защитить своего земляка.

– Нет, нет. Ты дальше читай.

Далее моему изумленному взору предстала кастрюля чуть меньших размеров, под которой тем же почерком было написано: «Каструлка».

Я не выдержал и засмеялся. Но… оказалось, что еще рано, потому, что товарищ тихонько дернув за рукав, перенаправил мое внимание к третьей, самой маленькой кастрюльке.

«Каструлчик» – прочитал я сквозь слезы, и мы мигом выскочили на улицу, чувствуя на себе недоуменный взгляд хозяина-продавца магазина.

Выемщик писем

– Чем три месяца дурака валять, пусть поработает немного и поймёт – что значит зарабатывать деньги собственным трудом. – принял мудрое решение отец, едва я закончил 8-ой класс…

– Ну что, надеюсь, сработаемся? – подмигнул мне напарник, решив, что особых проблем со школьником-сопляком у него возникнуть не должно.

В ответ мне оставалось только дружески улыбнуться и поспешно кивнуть головой. Наутро предстоял мой самый первый рабочий день.

«Выемка писем производится два раза в день:

с 9 до 12 – утром, с 16 до 19 – вечером. Кроме сб. и вс.»

– гласила надпись на стандартном почтовом ящике советских времен начала 70-х годов прошлого столетия.

На весь город, условно поделённый на два района, приходилось не более ста почтовых ящиков.

– Утром проедемся по первому району, а после обеда – обнесём второй, понял? – коротко просветил меня мой старший и более опытный товарищ, едва я расположился в уютной кабине «Еразика», прижимая к себе мешок для выемки писем. И, заметив моё недоумение, улыбнулся: – Успокойся, поработаешь немного и всё поймёшь…

Ежедневно предприимчивый водитель выкраивал почти три часа рабочего времени для своих левых халтур. Высадив меня возле Ляби-хауза и угостив самсой и мороженым, он исчезал в неизвестном направлении, а ближе к вечеру забирал обратно, по пути на главпочтамт. Таким образом, консенсус на некоторое время был достигнут.

Ещё через пару недель совместной работы, напарник решил совсем упростить нашу схему, останавливаясь не у каждого почтового ящика, а через раз.

– Ничего страшного, – заверил он меня, – завтра пройдёмся наоборот.

Терпение советского школьника лопнуло и я, демонстративно хлопнув дверью, пошёл пешком. Товарищ опешил от подобного демарша. Казенная машина была совершенно новенькой и неприятностей по работе явно не хотелось.

– Ну, хорошо, хорошо… – стиснув зубы и вымучив улыбку, капитулировал водитель, приглашая меня назад, в кабину. – Садись, чертов «Качан Джакыпов»! Заберём твои дурацкие письма. Все!

…На следующий день, я сидел у Ляби-хауза, уплетая за обе щёки бесподобный кавурма-лагман, который умели готовить вкусно только здесь. На десерт меня ждало шоколадное мороженое, а сквозь нагрудной карман белой «финочки» – безрукавки, весело просвечивал желтый рубль, согревая моё сердце самой первой в жизни взяткой.

Винзавод

Фото из интернета

Реальная жизнь, порой, жалеет детскую психику, обнажая себя постепенно и очень осторожно.

На винный завод я пришел после 9-го класса, слегка подкованный и имеющий уже представление о взятке. Теперь же, предстояло узнать немного и о воровстве.

Огромный цех розлива, с шестью конвейерными линиями, вдоль которых стройными «солдатиками» неслись бутылки с различной жидкостью, произвёл на меня должное впечатление. Мне поручен был ответственный участок, на котором выбраковывались бутылки со случайно попавшимися насекомыми, с мутным непонятным оттенком, недолив или бутылки, с плохо завинчивающейся пробкой.

Однако, и такая, казалось бы, не пыльная работа, оказалась утомительной. Особенно, если учесть, что всё время приходится стоять на одном месте и никаких стульчиков для этого не предусмотрено.

Моё рабочее место находилось в самой середине зала, на третьей линии, где гнали портвейн №53. Впереди меня, на первой и второй – весело бренча и мило ведя беседу между собой, плыли неразлучные «старка» и обыкновенная «московская». Сзади текла батарея «противотанковых», емкостью 0,75 литра. Далее, на пятой, шипели какие-то игристые, а на самой последней весело скакали «мерзавчики» или, как принято, было называть их ещё по-другому, «чекушки», емкостью по 0,25 литра.

Внезапно, наш конвейер стал по техническим причинам. Воспользовавшись короткой передышкой, я устало опустился вниз, прислонив спину к стойке и собираясь прикрыть свои веки. В следующую секунду, мои глаза не только не закрылись, а наоборот – чуть ли не выскочили из своих орбит. Через пару конвейеров от меня, я заметил пожилую толстую женщину, которая присев и задрав свою юбку, принялась бойко рассовывать по своим необъятным розовым рейтузам советского образца, несколько «чекушек». От изумления у меня непроизвольно отвисла челюсть. Через несколько секунд наши взгляды с ней встретились. Коллега смущенно улыбнулась и быстро поднялась, скрыв свои прелести. «Сеанс» был окончен.

На обеденный перерыв мы, с моим непосредственным наставником – пожилым азербайджанцем – расположились прямо на широкой ленте транспортера, по которой обычно переправляются ящики с бутылками в склад готовой продукции. Он привычным движением вытащил откуда-то сбоку поллитровку «московской» и, водрузив её между нами, принялся разворачивать домашний свёрток. В нём лежал приличный кусок отварной говядины, с чуть заметным жирком по краям.

– Запомни золотое правило: никогда не запивай! – преподал мне самый первый урок старик, поправив на переносице свои огромные как линзы очки, отчего глаза его неестественно увеличились. – Только хорошо закусывай.

Себе он наполнил на две трети граненого стакана, а мне протянул небольшую стопочку. Я попытался было замахать руками, но он как-то странно посмотрел на меня и, выждав паузу, произнёс:

– Я знаю: сам когда-то так говорил. Жизнь длинная и зарекаться не следует. Я не хочу, чтобы ты стал алкоголиком. Я только хочу научить тебя грамотно пить и закусывать.

Потом помолчал немного и добавил:

– А пить ты всё равно будешь…

Мы чокнулись с ним и опрокинули живительную влагу вовнутрь…

С тех пор прошло более тридцати лет. Я действительно, не забросил это дело. И всякий раз, когда я поднимаю свою рюмку, перед моим взором всегда возникает строгое и суровое лицо учителя, с огромными глазами, которые пристально смотрят на меня и напоминают:

«Никогда не запивай! Только хорошо закусывай!»

КСМ

Комбинат строительных материалов – так называлось моё очередное место работы.

Представить меня в качестве бетонщика столь же трудно, как вообразить себе депутата Государственной Думы, искренне заботящегося о процветании народа.

– Запомни: на «шестипустотки» идёт цемент только марки 600 НН! – сообщил мне доверительно мастер, поднимая очередную стопку. После чего скомандовал крановщику:

– Заливай!

– Погодите! – вскрикнул я, успевший за короткое время поднатореть в строительных терминах. – Это ведь, 400-сотый!

– Х@йня… – простодушно произнес мастер – Это не для комиссии.

Вскоре до меня дойдёт, что реальная жизнь намного отличается от тех штампов, которые я изучал в школе или вычитал в своих любимых книжках.

Следовательно – воровать, оказывается, можно везде.

Ветерок

Это была типичная советская «стекляшка», каких в те времена было во множестве практически в любом мало-мальски уважающем себя городе. Причем, более всего меня всегда умиляли их нежные названия: «Снежок», «Ветерок», «Колобок», «Холодок»… Ну, прямо-таки, детские ясли для алкашей.

В одном из подобных заведений, который располагался сразу же за «старым» ЦУМом, властвовал мой друг Зариф. Работая в сфере «Интуриста», я и предполагать не мог, что убогие «стекляшки» типа «Ветерка», способны приносить порой не меньшую прибыль, чем самый навороченный ресторан. Вскоре, мне предстояло убедиться в этом лично.

– Будь другом, поработай, пожалуйста, вместо меня двое суток, хорошо? Ну, очень нужно! – обратился как-то ко мне Зариф.

Говорить «нет» я так и не научился до сих пор…

На следующее утро, товарищ стал знакомить меня со всеми тонкостями работы. В общем-то, всё для меня было понятно: почти точно также, как и в «Интуристе», только всё гораздо более приземлённее, включая ассортимент и цены. Зато, оборот был несравненно больше.

– А где тут у вас кофеварка? – обратился я к другу.

Зариф улыбнулся моей тупости и указал на огромный агрегат, больше похожий на круглую стиральную машину «Киргизия».

– Ведерно-помойная система. – пояснил он коротко. – Всё очень просто: заливаешь на три четверти водой и кипятишь. В отдельной кружке варишь пачку молотого кофе вперемежку с цикорием и вливаешь затем в котел. Берёшь пару банок концентрированного молока и – также – отправляешь вослед. В заключение, сыплешь сахару и размешиваешь. Всё!

Я попробовал: кофе показался мне бесподобным. Особенно после того, как мгновенно перемножил в голове количество получаемых в результате стаканов на 22 копейки. Я с уважением посмотрел на товарища. Но, как оказалось, этим возможности «Общепита» не исчерпывались. Друг обратил моё внимание на огромную кастрюлю с водой, находившуюся под стойкой, которая доверху была заполнена бутылками. Сверху плавали этикетки от водки.

– Я думал, что это «минералка». А зачем столько много, неужели у вас такая проходимость?

В ответ товарищ снова слегка усмехнулся.

И в этот момент, снаружи вежливо постучали по стеклу.

– О, проснулись, бл@ди! С утра пораньше! – не выдержал Зариф, направляясь к двери.

Слегка покосившиеся замызганные часы, показывали 6—55.

– Доброе утро! – вежливо поздоровались со мной двое завсегдатаев, копошась в карманах и выкладывая поверх стеклянной витрины всю имеющуюся у них наличность. – Как всегда…

Я перевел недоуменный взгляд на друга.

– Водка… – пояснил мне товарищ, указывая глазами под стойку.

Рука автоматом нащупала под стойкой холодненькую бутылку. Она, почему-то, оказалась с пластмассовой пробкой. Разлив по 150 граммов, я пододвинул граненые стаканы поближе к первым клиентам. Один из них, дрожащей правой обхватил крепко стакан. В левой руке он изящно держал наготове лимонную карамельку.

– Ну, с Богом! – произнес он, когда его товарищ тоже дотянулся до своей стопки и, аккуратно поднеся спасительную влагу ко рту, стал не спеша вливать её в себя.

Поставив пустой стакан на прилавок, он как-то странно и с недоумением посмотрел на товарища. Тот, в свою очередь, выкатив глаза, уставился на друга. Секунды две-три они молчали, после чего, оба перевели взгляд на меня.

– Что такое? – не понял я.

– Братка, ты нас извини… что-то, водка… это… как его…

Я схватил початую бутылку и поднёс её к носу.

– Бля-я… Это вы меня простите, ребята: я «минералку» перепутал с водкой!

– Слава Богу! – вырвалось у одного из них. – А я уж, грешным делом, подумал: не заболел ли…

В противоположном углу, схватившись за живот, беззвучно сползал на пол мой друг.