Текст книги "Город в конце времен"

Глава 22

УНИВЕРСИТЕТСКИЙ КВАРТАЛ, СИЭТЛ

Что им снится? Сколько осталось до той поры, когда они совсем не смогут спать?

Даниэль пристально следил за утренними машинами и их спешащими на работу владельцами – когда их видел. В этом мире многие прятались за тонировкой, словно от страха или от смущения. Лица неподвижны, устремленные вперед глаза помаргивают, избегают его взгляда, кое-кто усмехается, прочитав его табличку – машет рукой, – другие выкрикивают оскорбления – славные люди, неглупые, но они не останавливаются, не дают денег; очень немногие, которых больше всего жаль, спускают стекла и предлагают мелочь или доллар-два – а остальные его не видят и не увидят – ой-ой, светофор переключился, машины вновь двинулись, слишком поздно – может, и предложили бы чего-нибудь, конечно, – как мне вас всех жаль, невезунчиков…

Сколько еще осталось до момента, когда все до единого окажутся невезунчиками? Удачные шансы подходили к концу, мировые пряди стягивались, слипались вместе, подобно сухим сухожилиям мумифицированного трупа, поджидали, пока их подрежут… Куцые стебли в мертвом букете.

На секунду дорога опустела, перекресток затих – только посвист ветра в редких кустах и ольховых зарослях, притулившихся у обочины. Перемежающийся дождик сыпал весь день. Пальто промокло насквозь, да и не только пальто – та же участь постигла траченный молью дешевенький свитер и шерстяные кальсоны, в ботинках хлюпали носки – не вздумай носить приличную обувь, не забывай вымазать грязью свежевычищенную одежду, вотри грязь в руки, под ногти – вот, зачерпни-ка немного жижи, подбирая немногочисленные монетки и еще более редкие купюры…

Чтобы иметь возможность поесть, Даниэль Патрик Айрмонк принял правила игры – на текущий момент.

Появился небольшой «фольксваген» – желтый, знакомый… В его мире тоже были такие «фольксвагены» – перед тем, как опустилась тьма, и все засыпало хрустящей золой, перед его поспешным побегом. За рулем скрючился полный молодой человек, розовощекий, курносый, стрижка под бокс, жесткие черные волосы. На нем был серый костюм не по размеру, о чем свидетельствовали слишком короткие рукава, и рубашка в розовую полоску – коммивояжер, решил Даниэль. Скудный банковский счет, масса долгов, но машина помыта, а одежда отутюжена.

Даниэль приподнял табличку.

Скверные времена взяли МЕНЯ в полон.

Немножко денег на еду?

Господи, благослови ВАС!

Он умел замораживать красный сигнал светофора минут на пять-шесть – пока водители не начнут нервничать, пока не примутся опускать стекла и предлагать откупные, лишь бы ехать, лишь бы продолжать начатое, господи, да сколько можно ждать!

Вереница машин выстроилась до конца дороги.

На противоположном углу перекрестка Флоринда – исхудавшая темнокожая женщина – стояла как чучело с хворостинками вместо конечностей, держа табличку из побуревшего картона с безграмотной надписью. Она почти не смотрела на водителей – неудачный угол, движение без остановок.

Ей было под пятьдесят. Лицо скрывали длинные спутанные лохмы; заядлая курильщица, чья привычка и стала причиной ее незавидного положения – каждые четверть часа ей требовалось отвлечься на сигарету, так что более агрессивные попрошайки неизменно уводили часть потенциального заработка.

Светофор застыл на красном – на выводящем из себя, времяпожирающем, нервы вытягивающем красном сигнале.

Коммивояжер повернул презрительную физиономию в сторону Даниэля. А ведь у него аденоиды, сообразил тот: слегка отвисшая челюсть, вялая нижняя губа, дыхание постоянно через рот. Глаз не видно – затенены козырьком, опущенным для защиты от косых лучей раннего утра со стороны Валлингфорда.

Наконец коммивояжер нагнулся вперед, нахмурился и опустил стекло, неуклюже дергая плечом при каждом повороте рукоятки.

– Если дам денег, пропустишь? – крикнул он.

– А то, – отозвался Даниэль, пригибаясь к открытому окну. Ему нужно было увидеть глаза.

Мужчина опустил голову ниже, силясь просунуть пухлые пальцы в карман пиджака, туго перетянутого ремнем безопасности.

Удерживать красный сигнал Даниэль мог еще лишь с десяток секунд – если рискнуть подольше, то городские службы решат, что дело нечисто – вышлют ремонтников, порой даже полицию. Ему уже приходилось дважды покидать свой угол улицы именно по этой причине: слишком долго держал светофор на красном, слишком очевидно вмешивался во все эти мелкие судьбы, крошечные жизни.

– Держи, – сказал водитель, протягивая четыре скомканные долларовые бумажки. – Такой вот козленок Графф. Только не задавай дурацких вопросов – и не ешь меня.

Даниэль запрятал деньги в самый глубокий карман. Их глаза встретились: у водителя – голубые, ясные, с прищуром, у Даниэля – неподвижные, выпученные, выцветшие.

Поясницу кольнула искорка.

– Кошмары снятся, – поделился мужчина. – А тебе?

Даниэль кивнул, вскинул руку, и светофор переключился.

Прелюдия перед наводнением.

Омерзительный прилив уже начал облизывать свежие пляжи этого мира. Первый признак – отщепенцы вроде него самого, увечные буревестники, выползающие на берег, разинув задыхающиеся клювы, крылья перебиты, отчаянье в каждом жесте…

А затем…

Кошмары.

Имелись определенные приемы, с помощью которых он мог вычислить, сколько ему оставалось – в днях, неделях, месяцах. Он превратился в эксперта по предсказанию ураганов.

Даниэль сложил табличку пополам и махнул Флоринде через улицу.

– Я все на сегодня! – крикнул он.

– Почему так рано? – спросила Флоринда. – Скоро из универа на обед потянутся.

– Хочешь здесь?

Место Даниэля было по всем статьям лучше – по левую руку от съезда с магистрали, окна с водительской стороны.

– Шутишь? Или я тебе должна буду?

– Нет, я до завтрашнего утра не вернусь. Не вздумай только продать мое место какому-нибудь ублюдку за пару затяжек.

– Сберегу, не бойся, – кивнула Флоринда, подарив ему на удивление здоровую улыбку. У нее до сих пор не выпало ни одного зуба.

Чего нельзя было сказать про Даниэля. По своим замечательным зубам он очень тосковал.

Даниэль сунул табличку-попрошайку в пластиковый мешок для мусора, спрятал его в кустах и пошел по Сорок пятой улице, мимо азиатских ресторанов, видеомагазинов, игральных автоматов. Он задержался было возле лавочки с подержанными книгами, но там торговали только бестселлерами в бумажных обложках – свернул налево по Стоун, вдоль многоквартирных домов… вот лавка деликатесов… вновь жилые дома, водопроводная контора, скобяные товары…

По длинному спуску он добрался до Лэйк-Юнион.

Поиски Даниэль начал три дня назад, сев на автобус до городской библиотеки – не той, что старая, знакомая, а до громадного ромбоида из стекла и блестящего металла – страшное дело. Буквально. Наблюдаемые различия были одновременно пугающими и обнадеживающими. Он прошел такой долгий путь – и это уже хорошо. Хотя и печально. Он столько оставил позади…

В библиотеке не нашлось нужной ему книги, причем и в межбиблиотечном абонементе она тоже не числилась.

Несмотря на понесенный чрезмерный износ, благодаря меньшей выпивке и более качественной пище тело Чарлза Грейнджера вернуло некоторую толику прежней силы. У Даниэля не ушло и тридцати пяти минут – суставы ноют, сердце в горле, руки дрожат, – чтобы добраться до Книжного центра.

В полутора кварталах от обводного канала, по восточную сторону широкой улицы, в серо-буром здании располагалось сразу три книжных магазина. Они и в предшествующем мире здесь были – совпадение, мельком подмеченное Даниэлем, если учесть куда более заметные перемены, которым он стал свидетелем.

Он не спеша прогулялся вдоль входа, косясь на зеркальные витрины. Книги по искусству стояли неровной шеренгой, корешками внутрь, анонимные при разглядывании с улицы.

Даниэль звякнул дверным колокольчиком. Хозяин магазина тут же встрепенулся – рядом шляется уличный бродяга, – однако без особой настороженности. Должно быть, типы вроде Даниэля – в его нынешнем виде – являли собой нередкое зрелище между автомагистралью и университетом, где околачивалось много бездомной молодежи и уличных попрошаек… Вторсырье, отбросы человечества.

Простые люди.

Даниэль сглотнул, дал оценку хозяину: коренастый, лет под шестьдесят, среднего роста, чуть сутулый, длинные волосы и много повидавшие, спокойные глаза – слегка скучноватый, уверенный взгляд.

– Чем-нибудь помочь?

Даниэль собрался с силами, не дал голосу вздрогнуть. Как и все остальное, что подвержено разложению, библиотеки и книжные магазины пугали его – хотя сейчас дрожь объяснялась вовсе не этим. Он лишь недавно отлучил свое тело от ежедневной порции лекарства: литровой бутыли «Ночного экспресса» и шестидесяти четырех жидких унций[6]6
  1,8 литра.


[Закрыть] «Кольта 45».

– Мне нужна книга о криптидах, – сказал он. – О необычных животных, якобы вымерших давным-давно или не существовавших вовсе. Новые виды. Монстры. Мог бы примерно обрисовать содержание…

– Валяйте, – сказал хозяин с настороженной улыбкой.

Даниэль мигнул. Он не привык, чтобы его с ходу принимали фамильярно, и решил внимательнее присмотреться к владельцу магазина – уж очень проницательный. Разведчики, сборщики могут встретиться где угодно. Или же хозяин просто реагировал так на покупателя, знающего толк в книгах? Сообществу книгочеев не привыкать к эксцентрическим характерам.

– Признаки, – продолжил Даниэль, силясь подавить нервный тик в левом глазу. – Зловещие предзнаменования, скрытые в странных животных. Пасынки времени или пространства.

– Это что же, название такое?

– Нет, я не знаю, какое будет название… здесь. Но автор всегда Бандль, Дэвид Бандль.

– Уверены?

– Да.

У Даниэля дернулся кадык. Лоб стал мокрым от усилий, уходивших на столь долгий личный контакт.

Хозяин, похоже, ничуть не удивился.

– Я припоминаю книгу по криптозоологии, написанную автором с похожим именем… «Путешествия в поисках затерянных чудовищ».

– Может, и она, – кивнул Даниэль.

– У меня ее нет. Хотите, могу сделать онлайн-поиск.

– Был бы очень признателен. Самое последнее издание. А сколько… сколько это будет стоить? Я не богат.

Этот тело не привыкло улыбаться – гнилые зубы, дыхание и того хуже. Попытка закончилась тем, что вокруг губ появились кривые морщинки.

– Ну, долларов тридцать. Если в хорошем состоянии. Она ведь не очень старая?

– Наверное. Не знаю, – пожал плечами Даниэль.

– Предоплата десять долларов. Остальное, когда мне доставят книгу. Одна-две недели. Адрес?

Даниэль покачал головой.

– Я зайду.

Он вынул из кармана две замусоленные пятерки и аккуратно, бок о бок выложил их на конторку. Вот и поужинал.

Хозяин разгладил бумажки, выписал квитанцию.

– Мне всегда нравились книги такого сорта. Приключения в далеких странах, охота на тварей, про которых забыло время. Истории про чудеса.

– Про чудеса, – согласился Даниэль, убирая квитанцию.

– У нас есть неплохая подборка насчет глубоководных исследований, доставили буквально на днях. Биб, Пикар, такого рода вещи.

– Да нет, спасибо…

Даниэль вышел из магазина, отвесив полупоклон и неловко махнув рукой на прощание. «Очень хорошо, – похвалил он свое новое тело. – Начало положено».

Он научился верить Бандлю. Из монографии о криптидах почерпнул ряд важных подсказок, несколько лет тому назад, в другой пряди, другой жизни. Бандль составил своего рода каталог сообщений о животных, которые не могли существовать – морские драконы, получеловеческие гибриды, уховертки размером с крысу. Любое из этих существ можно считать признаком. Вариации, пермутации – предупреждения, – собранные в единый авторитетный текст.

Однако на обратном пути Даниэлю пришло в голову, что не стоит, пожалуй, приходить сюда еще раз. Что-то странное читалось в том, как его разглядывал хозяин магазина. Возможно, на столь позднем этапе опасно даже справляться насчет Бандля.

Десять баксов – коту под хвост.

Даниэль стоял на бордюрном камне, помаргивая на яркие облака и низкое осеннее солнце. Какой красивый мир.

Ты – то, что оставляешь после себя.

Дед, навещая его в тюрьме, сказал как-то: «Куда ты рвешься, молодой человек? Ты не перед чем ни остановишься, лишь бы попасть туда, я прав? В конце концов ты бросишь за спиной так много, что предстанешь перед Богом пустым, как твоя проклятая шкатулка, – ты пуст настолько, что от тебя самого ничего не осталось, даже небеса не важны».

Подступили слезы.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НУЛЕЙ

Глава 23

ЯРУСЫ

Проход был сделан для человека поменьше, чем Джебрасси или Тиадба. В свое время зеленые круги, расположенные через каждые несколько ярдов, создавали, надо полагать, освещение, однако сейчас от них и в помине не было даже самого слабого света.

Согнувшись в три погибели, затем и на всех четырех, они ползли в темноте по сырому туннелю: впереди ничего, лишь стягивающееся пятно тусклости позади. По истечении срока куда более долгого, чем предполагал Джебрасси, они так и не достигли вертикальной шахты.

Тиадба сказала:

– Как меняется время, ты заметил? Надоело, сил нет. Один день оно короткое – на следующий длинное. У меня такое чувство, будто мы ползем и ползем с момента рождения. Даже здесь. Уж казалось бы, в Диурнах…

– Постой, прошлый раз сколько оно для тебя тянулось?

– Не знаю, – ответила она, хмыкнув. – О, смотри! Похоже, мы почти добрались. – Тиадба заторопилась вперед, и вскоре он увидел силуэт ее ног и ступней, потому что девушка поднялась во весь рост. – Давай сюда! Тут ступеньки начинаются.

Свет был тусклым – падал с большой высоты, догадался он.

– И они приведут нас… как-как ты это назвала?

– На «балкон». Не знаю, что это за термин. Совсем не похоже на наши слова, правда? Лестница очень узкая. Лучше всего идти боком – обхватив руками центральную колонну. В общем… придется потрудиться.

Похоже, ей было проще, чем ему. Потянулся очередной бесконечный период времени, приходилось карабкаться и пробовать другие способы подъема семенящими приставными шагами – поминутно ударяясь головой. Тиадба не теряла хорошего расположения духа. Его восхищение этой девушкой росло, в немалой степени из-за ее запаха, заполнившего стесненное пространство.

– Вот, – сообщила она. Ее ладонь, едва заметное бледное пятно, скользнула вдоль длинной щели в непроницаемой гладкости, окружавшей лестницу. – Взгляни сюда и скажи, как тебе кажется, это для лифта?

Сквозь щель он разглядел своего рода рельсы, вертикально проложенные в соседней шахте, более яркой и просторной, чем та, по которой они взбирались. Никаких признаков лифтовой кабины он не заметил.

– Здесь столько всего нового, мы даже не знаем, на что обращать внимание, – донеслись сверху слова Тиадбы. Голос стал заметно тише, дистанция между ними увеличивалась; девушка была гибче, выше, посильнее, чем он…

– Не бросай меня, – позвал Джебрасси, лишь наполовину в шутку.

Время растянулось. У него заболела голова при попытке сообразить, сколько прошло с начала подъема. Затем нахлынуло что-то вроде паники, и он судорожно прижался к лестнице – к окружавшему цилиндру стен – изо всех сил, пока не заныли суставы и больно защемленные участки кожи. Дыхание стало напоминать истерические всхлипы, ему показалось, что он умер, но все еще способен видеть, слышать… чувствовать, как отмирает и гниет его собственная плоть…

– Я на месте! – крикнула Тиадба. – Давай, поторапливайся! Узковато здесь, но места для двоих хватит, если потесниться.

Шаря глазами в поисках света, Джебрасси захлопнул рот и ускорил подъем. Вскоре он выполз в короткий горизонтальный штрек, пробрался чуть вперед, затем через следующий люк, а оттуда в открытую кабинку – закругленную ложу «балкона».

– Аккуратней… места маловато, – предупредила Тиадба.

Он встал впритирку к ней и медленно наклонился над выступающим краем, в сотнях футах над замусоренной и пыльной сценой. В груде обломков виднелся свернувшийся клубком труп. С предельной осторожностью, чтобы не закружилась голова и не потянуло спрыгнуть, Джебрасси взглянул вверх, увидел последние проблески света пробуждения на неботолке, который с этой высоты выглядел и вовсе неубедительно.

Всю свою жизнь они провели среди декораций, подумал он… ради развлечения жестокой и безразличной аудитории.

Глубоко вздохнув, он протиснулся за спину девушки и посмотрел на управляющую консоль с небольшим сиденьем. Над консолью, заподлицо со стеной, был вделан экранчик размером в пару ладоней, а чуть ниже располагалась панель с десятками разноцветных ручек и кнопок.

Над экраном из стены выступали шесть черных стеклянных линз, напоминавших глаза насекомых.

Единственное сиденье перед экраном было рассчитано на человека вдвое меньшего роста. Тиадба, пренебрегая риском свалиться с площадки, присела на бордюрное ограждение. Напарники принялись выжидающе разглядывать серую поверхность экранчика.

– Он тоже не работает, – наконец сказала девушка. – Не с первого раза, но я разобралась, как пользоваться этими черными штуками. Садись поближе, я выведу каталог. Сама я видела только пару сцен, не больше. Мне не хотелось делать все одной, потому что я не уверена, что эти старые воспоминания – записи – можно проигрывать по несколько раз. Два наблюдателя, две пары глаз… более надежны.

Джебрасси выжидательно уставился на сияющие черные линзы.

– Хорошо, я смотрю, – сказал он, пригибаясь над ее плечом. – Только не уверен, что…

Она вскинула руку и пригнула ему голову под нужным углом. Яркие изображения ударили Джебрасси в глаза, и он вздрогнул. Ничего другого он уже не видел. Результат оказался мгновенным и поразительным – картинки проскакивали настолько быстро, что он не мог понять их смысл. Головокружительный, одуряющий эффект.

– Меня сейчас вырвет, – предупредил он.

– Привыкнешь. Не обращай внимания на головную боль, она того стоит. Я и сама пока что учусь смотреть правильно. Если есть соображения насчет всех этих кнопок и ручек, самое время подать голос.

– А вдруг мы случайно сотрем записи?

Тиадба пожала плечами.

– Сомневаюсь, чтобы сюда допускали людей с такими привилегиями.

Джебрасси испытал резкий прилив интереса. Даже идея покинуть Кальпу уступила желанию понять, что он собой представляет, чем является это место. Пока что никто не сумел дать ему ответы, хотя с детства он был уверен, что в древних руинах, в толще стен – даже в таких иллюзиях, как неботолок и фальшивые книжные полки, – таились ключи к разгадке.

Более чем ключи…

Вся их история, полная и убедительная.

Оправдание всему, что он делал.

– А вот эта, кажется, замедляет парад картинок, – пробормотал он, осторожно трогая одну из пипочек. Через пару секунд стало ясно, что ее можно двигать вправо или влево. Тут он вдруг понял, что скорость меняет вовсе не палец, а то, как он сам смотрит на бегущие изображения – переключая внимание. Концентрация, ментальная фокусировка, движения век или подергивания лицевых мускулов. Дисплей управлялся выражением лица, а не руками.

Быстрый поток сцен замедлился до скорости перелистывания. Выяснилось, что каждая картинка содержала в себе очередной парад изображений, но они уже двигались с относительно нормальным темпом – трехмерные репрезентации, почему-то видимые одновременно, одно поверх другого: четкие, плотные и донельзя реальные.

– Ну как, освоился? – спросила Тиадба, притулясь к его плечу.

– Нет еще, – ответил он, хотя вроде бы начинало получаться. – А как делать выбор?

Девушка взялась терпеливо объяснять все, что знала. Сочетание подвешенного чувства иной реальности и голоса Тиадбы действовало гипнотически. Спустя какое-то время Джебрасси понял, что заворожен ее словами, накладывавшимися на панорамы, выводимые на экран – причем, судя по всему, они являли собой лишь образы тех или иных, давно знакомых участков Ярусов.

Ни в одной из передач не было жителей, лишь пустые, обезлюдевшие места. Выглядело это пугающе, словно через глазок наблюдаешь за мертвым городом – или бродишь по Диурнам.

– Тот, кто этим управлял, был меньше размером, – сказала Тиадба и, помолчав, добавила едва слышно: – От оператора явно не требовалось быть много умнее нас с тобой… и он не сильно отличался по своему телосложению. Наверное, они напоминали людей вроде нас, только им разрешалось смотреть все эти вещи и знать, что происходит. А нам – нет. Хотелось бы знать почему.

– Да, но ничего же не происходит, – пожаловался он. – Людей не видно.

– Не торопись. Это лишь одна из размерностей поиска.

Он оторвался от линз и пристально поглядел на Тиадбу.

Внимание юноши ее не смутило – раздраженно ухватив Джебрасси за ухо, она повернула его голову обратно.

– Вот, мы опять вернулись к Диурнам. А теперь смотри.

Девушка внесла какие-то коррективы. Изображение внезапно ожило. Сейчас перед ними была оконечность Ярусов – мосты, дамба – все заполнено многотысячными толпами, разодетыми словно на фестиваль – намного более цветастые, яркие покровы, чем у любого представителя древнего племени, чья одежда больше смахивала на блеклые лохмотья.

Каким бы ни был способ получения этих изображений, он явно позволял находиться во всех местах одновременно.

– Слушай, они все богатые.

– Пригнись ближе, – посоветовала она. – Ты на их лица посмотри.

Сообща они низко пролетели над толпой, затем выхватили из нее несколько индивидуумов. Эти существа определенно не принадлежали к древнему племени – не только меньше ростом, но и худощавей, деликатнее в пропорциях, с более длинными носами, четко вылепленными чертами лица – в особенности подбородки и уши, к тому же ушные раковины были значительно крупнее, формой напоминая крылья – кожа бледная, чуть ли не вощеная, и в то же время подвижная. Толпы вели себя с хореографической точностью, совсем не так, как это было принято у древнего племени, с их постоянной толкотней, суетой, энергичным расталкиванием соседей локтями и коленями.

– Как ты думаешь, кто они? – спросила Тиадба.

– У Высоканов до нас были другие игрушки, – ответил он задумчиво.

Эта сентенция разозлила Тиадбу.

– Мы не игрушки, говорю тебе. И они тоже. – Девушка нахмурилась, силясь подобрать слова к зародившейся догадке. – Может, они наши… – Нет, такие идеи слишком необычны, ставят в замешательство. – Как бы это выразиться… что если они наши предки?

Сгрудившись в маленькой полукруглой кабинке, они наблюдали за процессиями, пока не свело мышцы от неудобной позы – пришлось по очереди выпрямляться и разминать натруженные спины. Это неизбежно заставляло касаться друг друга, прижиматься все теснее. Каждое такое прикосновение, особенно голой кожей, действовало электрически.

– Ничего мы о них не узнаем, – помаргивая, сказала Тиадба, – пока не научимся их языку, не начнем читать их записи.

Он откинулся спиной на стену, разглядывая напарницу в тусклом свете. Сейчас девушка смахивала на привидение, световые пучки выхватывали из сумрака ее круглый подбородок и полные скулы, которые подчеркивали выразительные глаза.

– Чтобы пересечь границу реальности, без подготовки и снаряжения не обойтись, – добавила она. – Одежда, механизмы, которые мы до сих пор не встречали. Нельзя идти просто так, иначе погибнешь.

– Кто даст нам одежду и механизмы?

– Не знаю.

– Сколько походов твоя самма уже подготовила?

– Я и этого не знаю.

– Она действует по указке Высоканов?

Тиадба вновь помотала головой.

– Кто поведет нас и получит себе всю славу?

– Никто не знает.

Джебрасси всосал воздух сквозь зубы. Несмотря на надежды, дело не выходило простым и прямолинейным. Наконец, он втиснулся рядом и присел на корточки.

– Ладно, – сказал он. – Я невежда. Признаю. Как зовут эту самму?

Тиадба сделала вид, что увлечена линзами.

– Должно быть, у них какой-то праздник, – пробормотала она. – Может, они готовятся отправить своих путепроходцев. Сейчас все по-другому. Одно можно сказать точно: они спускаются прямо в сливные каналы. Видишь, каналы совершенно чисты, в них нет сора – а все стены усеяны жилищами. Как много было жителей на Ярусах! Почему все так изменилось?

Нехотя Джебрасси присмотрелся.

– А вон та дверь ведет к лифту – работающему лифту, – продолжала Тиадба. – Может, они собираются отправить дары Высоканами – ну, ты понимаешь, чтобы поход сопровождала удача.

Джебрасси и сам это видел. Толпы народа несли на плечах платформы, нагруженные едой, клетками с буквожуками, которые ничем не отличались от нынешних домашних любимцев древнего племени. И книги. Он неловко увеличил изображение, чтобы рассмотреть названия на корешках, но прочитать не получилось – символы были очень древними, походили на те, что носили на своих спинах самые старые буквожуки, да и складывавшиеся слова мало что значили.

– Книги вроде этих до сих пор есть на стенах – надо только подняться на верхние уровни, – сказал он. – Но вытащить их нельзя.

– Я знаю, – кивнула Тиадба, снисходительно изломив бровь, как если бы скрывала некую тайну.

Процессия пересекла канал и остановилась возле дальней стены, где внезапно распахнулась ранее незаметная дверь. Дары были внесены внутрь – вместе с книгами. Тиадба дернула щекой, и сцена превратилась в чертеж, что-то вроде трехмерной карты.

Невозможная точка наблюдения взлетела высоко-высоко над сливным каналом; они проскочили сквозь стены, затем перенеслись к неботолку, следуя за сияющим алым пятнышком, ползущим по вертикальной красной линии – лифт – выше и выше, минуя сооружения умопомрачительной сложности, надо полагать, верхние секции Кальпы, прозрачные, как стекло, вознесшиеся над всеми тремя островами Ярусов.

Впервые Джебрасси увидел место древнего племени в общей картине. Три исполинских закругленных объекта, как отлогие горбы, расположенные бок о бок, – центральный горб выдвинут вперед остальных, выходит в огороженную стеной полость… С другой стороны, никаких следов неботолка. Что если эта новая перспектива вывела их за пределы Кальпы? И снаружи вообще нет неботолка?

Панорама отодвинулась еще дальше и съехала вбок. Красное пятнышко пересекло закругленный верх среднего горба – это и есть Кальпа? или же Кальпой называют все три сооружения? Насколько колоссальным был этот комплекс! – в сотни раз больше чем Ярусы, расположенные на самом дне. Голова разболелась всерьез.

Пятнышко замедлилось и остановилось у башни. Панорама продолжала ползти, хотя красная точка – по-видимому, принесенные дары, – оставалась возле основания.

Башня возносилась намного выше границ Кальпы. Ее верхний обрез почему-то выглядел изломанным, как если бы в этом месте башня переломилась.

– Самма говорила, что это называется Мальрегард, – сказала Тиадба. – Ты когда-нибудь слышал про Разбитую Башню?

– В детских сказках, – с трудом ответил Джебрасси, едва дыша. Глаза застили слезы. Он только что пересек рубеж знания, доступного любому из знакомых ему людей, наставников, опекунов и их предшественников… в глубь времен.

– Мальрегард… – тихо повторил он.

Джебрасси попытался сдвинуть изображение, чтобы рассмотреть окрестности Кальпы – то, что, наверное, называют Хаосом, – но перед глазами оставалась лишь туманная голубизна.

– Самма сказала, что Мальрегард означает «Сглаз», – добавила Тиадба, не сводя взгляда с Джебрасси. – С чего бы это?

– Если тебя возьмут в следующий поход… С тобой можно будет пойти?

– Не я выбираю, кто идет, а кто остается.

– А эта твоя самма… она решает?

– Она сообщает о решении.

Джебрасси с силой растер лицо ладонями и сокрушенно потряс головой.

– С нами просто играют. Высоканы никогда не поделятся с древним племенем столь важными знаниями. Мне надо все хорошенько обдумать… Возвращайся к себе в нишу.

– Но я не могу тебя здесь оставить. К тому же нас уже ждут на дамбе.

– Кто?

– Часть группы. Сейчас, когда ты все знаешь, тебя нельзя просто так отпускать. Этого мы позволить не можем.

Джебрасси вновь ощутил приступ паники, как в узкой шахте со спиральной лестницей.

– Ты – наживка. А я – идиот. Стало быть, если я не подчинюсь, меня убьют.

Тиадба, похоже, искренне изумилась.

– Люди не убивают друг друга!

– Исключая несчастные случаи – в игрушечной войне, к примеру… Да уж, повезло. Вот почему твоя самма меня выбрала – потому что я нахальный, безрассудный, лезу куда не следует, вполне могу погибнуть или пропасть без вести – вроде того несчастного парня, что лежит внизу… А может, он был твоим предыдущим кандидатом? В чем его ошибка?

– Ты невыносим, – заявила она.

– Нет, я просто размышляю вслух.

– Послушай, нам предстоит провести много времени вместе, – тихо сказала Тиадба. – Для похода требуется, чтобы у каждого был верный партнер. Разве ты этого не ощущаешь? Мы уже партнеры.

– В моих ощущениях слишком много разных «но». Что-то здесь неправильно, вот что я ощущаю.

Тиадба обвела рукой панораму Диурнов:

– Никому ничего не известно наверняка. Что если нас заберет вторжение? Что если время совсем остановится?

– Не думаю… Не думаю, что мы это вообще заметим, – возразил Джебрасси, хотя волосы на загривке встали дыбом при мысли о такой возможности – и о том, что лежало на самом краю его памяти.

Действительно, кто знает, какие ужасы могут произойти – наверняка произойдут, даже если они не отправятся в Хаос.