Текст книги "Дети Великой Реки"

Волки ринулись в лес в несметном количестве, но самое страшное то, что среди них сама Охотница – даже отсюда было видно, как горят ее зеленые глаза. Ветвистые рога богини – черны, в руках костяной лук. Богиня восседала на Льве, но это был Лев среди львов, в три раза крупнее обыкновенного льва, с золотистой шерстью, испещренной черными полосами. Точнее, это была Львица, еще одна Охотница.

На плече у всадницы сидел бог-Ворон. Свита ее состояла из тигров с огромными клыками и кабанов размером с быка. На некоторых тиграх и кабанах также ехали верхом звероподобные люди, которые, возможно, и не являлись людьми. Одеты они были в медвежьи шкуры; Перкар предположил, что это скорее всего неведомые ему Горные боги.

Вдруг Перкар осознал, что он смотрит на них как зачарованный, а Копательница отчаянно дергает его за рукав, чтобы вывести из забытья.

Склон стал более пологим, и Перкар опять вскочил в седло. Волки уже почти нагнали их и теперь обходили, намереваясь, вероятно, взять в кольцо. Нгангата привстал на седле; одну за другой он пускал стрелы. За каждой пущенной стрелой следовал вой раненого зверя.

Перкар вытащил меч из ножен.

– Ты даровал мне зрение, когда меня окружала тьма, – сказал он, – что ты дашь мне сейчас?

– Я залечу твои раны, – прозвучал ответный голос прямо у него над ухом.

Перкар коснулся своего плеча. Оно уже совсем не болело, и рана, к его удивлению, превратилась в едва заметный рубец. Только пробоина в кольчуге свидетельствовала о том, что демон на самом деле напал на него, это был не сон.

– Я обезвредил яд, – заверил его волшебный меч.

– Яд?

– В ране был яд.

– А ты можешь убивать богов? Сможешь убить Охотницу и Ворона?

– Я всего только оружие. По собственной воле я никого не могу убить. В руках опытного бойца я действительно могу убить бога. Но я не могу придать тебе ни силы, ни сноровки, не могу сделать тебя искуснее.

– Но ты сделал острее мое зрение, помог мне различить опасность…

– Да. Но бога не убьешь одним ударом. Ты должен перерубить душевные нити, которыми обвязано сердце, а это не так-то просто. Душевные нити эти крепки, как сталь, и перерубить их можно только по одной.

– Сколько их?

– Обычно семь.

Перкар спросил, не сумеет ли меч исцелять его раны достаточно быстро, пока он сражается с Охотницей.

– Я исцеляю твои раны, скрепляя твое сердце моими душевными нитями. Если боги заметят это, они станут перерубать их. Тогда я буду отделен от твоего сердца, и ты умрешь.

– Ты сделаешь меня подобным богу?

Перкар услышал постукивание и понял, что меч смеется.

– Но только не Горной Богине. Она всегда превзойдет тебя в силе и ловкости и перерубит душевные нити вокруг твоего сердца, как конский волос. Но если ты застанешь ее спящей…

– Спящей я ее никогда не застану. И потом, с ней всегда ее свора…

– Что ж, тогда я не знаю, в чьих руках вскоре окажусь.

Впереди Нгангата и Атти почти одновременно выпускали стрелу за стрелой. Последний рывок – и беглецы наконец оказались на гребне холма, Перкар и альвы взобрались последними. Склоны холма не слишком густо поросли лесом; за скалы цеплялись только жесткие, узловатые растения. Погоня выглядела как обширный поток, подернутый рябью, или как копошащаяся лавина муравьев. Охотница ехала позади всех. Атти приложил к луку стрелу и пустил ее.

Затаив дыхание, Перкар взглянул вниз. Нгангата тоже выстрелил. Богиня вздрогнула, когда стрела Атти вонзилась ей в грудь, и едва не свалилась на землю, когда в плечо ей угодила стрела Нгангаты. Перкар заметил, как сверкнули ее зубы в яростной, хищной усмешке. Она натянула тетиву своего лука.

Мгновение – и Атти рухнул: горло его пронзила стрела с черным оперением. С ужасом Перкар наблюдал, как его рыжеволосый соратник бьется оземь.

– Наверх! – завопил Нгангата. – За гребень!

– Поднимите Атти! – приказал Капака.

– Он уже мертв, – ответил Нгангата.

Атти был еще жив, но судороги уже затихали. Стрела пробила крупную артерию, и кровь хлестала фонтаном. Перкар, пришпорив коня, перевалил за гребень холма. Все остальные были уже там.

Внизу простиралась обширная котловина, куда со склонов гор и холмов стекала вода. По ней пролегало русло потока, который пока еще не открылся их взору. Но не было никаких сомнений – там, внизу, могучая река, Изменчивый. Однако до нее еще было далеко. Перкару как-то однажды приснилось, будто он находится под водой и, задерживая дыхание, вглядывается в речную поверхность, сознавая при этом, что никогда не вынырнет. В теперешнем их положении было что-то похожее. Склоны и дно ущелья были гладкими, на них почти ничего не росло, и пересечь их верхом было бы нетрудно. Но кони устали, погоня должна была вот-вот настигнуть беглецов. При мысли о том, что убежище близко, но недостижимо, у Перкара болезненно сжималось сердце.

Солнце пробилось сквозь облака и бросило на поверхность реки золотые блики. Перкару казалось насмешкой судьбы, что при первой же встрече со своим давним врагом он вынужден искать у него спасения.

Все, кроме Апада и альвов, опередили Перкара, быстро спускаясь вниз по склону. Испугавшись за Апада, Перкар оглянулся. К счастью, Апад был жив, он стоял неподалеку. Альвы также остановились, собравшись в кружок; копья их щетинились, как частокол.

– Что они затеяли? – спросил он, не надеясь на ответ, так как Нгангата был уже далеко.

– Готовятся достойно встретить смерть, – сказал Апад и усмехнулся – внезапно и яростно. Перкар никогда не видел его таким. Апад достал из ножен меч – тот самый, что дал ему Перкар. Этим мечом была убита в пещере женщина. Клинок меча, к удивлению Перкара, сверкал всеми цветами радуги.

– Надо знать, как с ним обращаться, – признался Апад. – Хорошо, что я раньше не умел, а не то бы убил Нгангату. Я виноват перед ним.

– Мы все перед ним виноваты, – заметил Перкар. – Идем.

Апад оглянулся на альвов. Копательница тоже смотрела на них, выражение ее лица трудно было понять.

– Прощай, Перкар, – сказал Апад. – Расскажи обо мне моей семье.

Развернув коня, он поскакал назад, к гребню холма. Перкар поначалу застыл как вкопанный, а потом с боевым кличем бросился вослед за товарищем. У них ведь волшебные мечи, ими можно сразиться с врагом, задержать Охотницу, чтобы дать Капаке время для отступления к реке. Вся эта заварушка случилась из-за них с Ападом. Перкар почувствовал укол совести, потому что менг тоже мог погибнуть в схватке, но тут уж ничего не поделаешь.

Он ринулся вниз по склону, не отставая от Апада. Казалось, будто кони не мчатся, а падают, настолько бешеной была скачка. Апад, услышав его вопль, оглянулся – и улыбнулся ему. И сразу же Перкар почувствовал обжигающую боль в груди. Ловя ртом воздух, он нагнул голову и увидел торчащую стрелу.

– Одна душевная нить перебита, – сообщил ему волшебный меч.

Перкар пригнулся, выплевывая кровь. Дышать было нестерпимо больно. Но менг продолжал нести всадника, продираясь сквозь густой кустарник. Охотница, задержавшись под самой крутизной, целилась в них новой стрелой. Апад не осадил коня и не пустил его вдоль плавного спуска. Вместо этого он издал бешеный вопль и заставил коня прыгнуть вниз. Казалось, конь на миг замер в воздухе, прежде чем посланная Охотницей стрела плавно вонзилась в него. Тут же Апад и его конь обрушились на Охотницу. Карак с криком взмыл в воздух, как раз когда Охотница и Львица очутились под Ападом и лошадью.

Перкар был слишком слаб, чтобы принудить коня к прыжку, хотя рана в груди болела уже меньше. Он поскакал вниз по плавному уклону и, оказавшись на месте, увидел, что Апад, отскочив от двух рухнувших туш – и конской, и львиной, – сражается со свирепыми полулюдьми-полубогами. Он метался в диком танце, как и его меч, поражая врагов с небывалой ловкостью. Один из полумедведей уже упал на колени, из шеи его фонтаном била золотая кровь.

– У него Бешеный Клинок, – услышал Перкар восторженный голос. – Бешеный Клинок умеет сражаться!

Больше Перкар не отвлекался. Менг погиб под ним, пронзенный дюжиной стрел. Одна стрела угодила Перкару между ребер, и две другие вонзились в кольчугу, и его охватил гнев. Едва менг упал, он выскочил из седла. Волк рухнул, пораженный нефритовым клинком, и Перкар позволил мечу вести себя и искать новую жертву. Следующим оказался полумедведь. Перкар отразил удар копья и проткнул мечом чудовище. Выдернув меч, он ринулся вперед.

– Ты его не убил, – предостерег Перкара волшебный меч. Но Перкар будто не слышал.

– Охотница! – устрашающе крикнул он. – Сразимся!

Проталкиваясь к ней, он убил нескольких волков.

Богиня вскочила на ноги и схватила длинное, с блестящим наконечником копье. Улыбка ее была торжествующей, почти веселой.

Перкар увидел, что Апад умирает. Карак, Вороний Бог, обрушился на него, сжал когтями его плечи и клюнул в голову. Череп Апада раскололся, как ореховая скорлупа.

Волк бросился Перкару под ноги, и он споткнулся; волк тут же был убит, но идти дальше Перкар не мог. Голова его сама повернулась навстречу большей опасности: к нему подбиралась Львица. Она волочила одну лапу, возможно, отдавленную лошадью Апада. Рыча, она прыгнула на Перкара – он успел ударить ее мечом и тут же рухнул под страшной тяжестью. Он почувствовал, как проломились доспехи на его животе, услышал треск разрываемой кольчуги. Все тело – одна безумная боль. Последнее, что увидел Перкар, – Охотница встала над ним и вонзила копье ему в горло.

IX
БРОНЗОВАЯ СТАТУЭТКА

Несколько дней Хизи прилежно трудилась над картой. Она надеялась завершить ее прежде, чем наступят регулы и к ней опять придут жрецы. Что бы она ни говорила Тзэму, ей все же не хотелось дожидаться развязки в полном неведении. И Дьена, и других увели вниз по Лестнице Тьмы. Теперь ей было ясно, что лестница эта ведет в провалившуюся под землю часть дворца. Хизи прочитала, что центральная часть дворца поддерживается огромными базальтовыми колоннами – для того, чтобы не провалились полы. Проще было бы заполнить подземные помещения песком, как это сделали в других частях дворца. Но, по-видимому, они для чего-то были нужны. Дополнительные опоры служили подтверждением тому, что подземные залы открыты и их как-то используют. Что-то вроде потайного дворца, куда отправляют детей вроде Дьена по достижении ими определенного возраста. Хизи догадывалась, что их удерживают там насильно. Всех Рекой Благословенных. По ее предположению, подземелье было довольно обширно. И в прошлый раз она почти дошла до него.

Поразмыслив хорошенько, Хизи поняла, что Лестница Тьмы – не единственный путь в подземелье. Если там, внизу, люди, значит, там должна быть вода и разумеется, сеть водостоков. Впервые за несколько месяцев ей вновь пришла в голову мысль спуститься вниз в подземный дворец. Но сначала надо закончить карту. А не то они легко заблудятся – она и Тзэм.

К полудню она закончила свою работу и стала помогать Гану. В последнее время он почти перестал наблюдать за ней, и Хизи решила, что он ей доверяет. Ган редко хвалил ее, но и язвил теперь тоже редко. Для него это была неслыханная доброта. Хизи подозревала – хотя, конечно, это были только подозрения, – что Ган нарочно порвал книгу и написал жалобу, иначе у него не было бы повода учить Хизи. Ган был суров и резок, он никого не любил: у него не было ни друзей, ни семьи. Он ничего никому не давал, во всяком случае так Хизи казалось, и однако по отношению к ней он проявил необыкновенную щедрость.

Утром в библиотеку зашел Йэн. Он приходил каждый день и подолгу сидел за работой, но разговаривать им было некогда, и они только кивали друг другу издали. Но сегодня он подошел к ней – преодолевая застенчивость, как ей показалось.

– Здравствуй, госпо… я хотел сказать, Хизи.

– Здравствуй, Йэн, – серьезно, совсем как взрослая, ответила Хизи.

Йэн взволнованно кивнул.

– Мне бы хотелось отблагодарить тебя, – заговорил он неуверенно.

– Ты уже отблагодарил меня, – ответила Хизи.

– Да, но благодаря тебе укрепилось мое положение среди инженеров, по крайней мере, на время… Я… – Все еще смущаясь, он достал небольшой сверток. – Я хочу тебе кое-что подарить. В знак моей признательности.

Хизи, широко раскрыв глаза, нерешительно разглядывала сверток.

– Ты… постарайся понять меня правильно. Я благодарен тебе за то, что ты мне помогла. Только и всего.

Глаза юноши умоляли Хизи понять то, что он пытался сказать ей.

– Спасибо, – сказала Хизи. – Я все понимаю, не нужно пояснять. Здесь у нас, во дворце, принято дарить друг другу подарки. – Но никто, кроме слуг, никогда мне ничего не дарил, подумала она. Даже назойливый Вез, который последнее время все чаше и чаще обращал на нее внимание.

– Взгляни, понравится ли тебе это, – сказал Йэн. – Или я подарю тебе что-нибудь другое.

Хизи неспешно развернула подарок, стараясь не обнаружить свое горячее любопытство. Когда обертка наконец была снята, девочку охватил восторг. Она держала в руках бронзовую статуэтку. Работа была редкостной: во дворце таких не делали. Статуэтка изображала лошадь на полном скаку, вернее, не лошадь, а полулошадь-полуженщину, с обнаженным торсом и длинными развевающимися волосами. В руке она сжимала копье. Лицо ее выражало дикое, яростное веселье.

– Прекрасно, – выдохнула Хизи. – Я никогда такого не видела.

– Это менг, – сообщил ей юноша.

– Менг?

– Мой отец торгует с ними, с теми, что кочуют на юге. Они, вдоль Реки, идут с севера к порту Ван.

– Менги – они что, полулошади?

Йэн улыбнулся.

– Нет. Такими их представляет предание. Но менги не расстаются с лошадьми. Они верят, что лошади – родственное им племя. И они включают их в свои семьи.

– Странный обычай! – пробормотала Хизи, вертя в руках статуэтку.

– Они настоящие дикари, – заявил Йэн. – Я знал одного из них. Они всегда носят мечи и копья и никогда не снимают доспехов, даже когда ложатся спать или… Да, даже когда ложатся спать. – Покраснев немного, Йэн продолжал: – Они верят, что, если лошадь и всадник погибнут вместе, после смерти они превратятся в единое существо. И что где-то на востоке существует страна, населенная подобными тварями.

– Мне понравилась статуэтка, – сказала Хизи. – И предание тоже. Спасибо и за то, и за другое.

Юноша поклонился со счастливой улыбкой.

– Я рад, госпожа, – сказал он и склонился над книгами.

Хизи опять залюбовалась подарком. Подняв глаза, она встретилась взглядом с Ганом; на лице его было написано отвращение. Хизи покраснела, зная, что он думает. Он уверен, что предсказание его сбылось и что она забудет всю науку, едва только познакомится с каким-нибудь «молодым вертопрахом».

Хизи вернулась к полкам, всем видом показывая, что занята работой. Ган ошибается, если так думает про нее, да, ошибается во всех отношениях. Во-первых, Йэн вовсе не «вертопрах». Он умный и талантливый и совсем не похож на всех этих щеголей, которых Ган так ненавидит. И потом, он вовсе не ухаживает за ней, да и она, Хизи, им не интересуется. Да и какой в этом прок? Ведь она дочь Шакунга. Правда, Йэн об этом не знает, и некоторые бедные дворяне отдают своих младших дочек в купеческие семьи…

Но это, конечно, было бы смешно. Он гораздо старше ее, и даже браки по расчету заключаются не без взаимной склонности. Такому красивому юноше, как Йэн, вряд ли понравится двенадцатилетняя девочка, у которой ни груди, ни бедер… Хизи слышала, как Тзэм и стражники иногда расхваливают женщин, но только не за острый ум и не за хорошие манеры.

Ган ошибался, а уж мог бы лучше знать. Чем больше Хизи думала об этом, тем больше сердилась. Когда Йэн ушел, она подошла к рабочему столу Гана.

– Он не ухаживает за мной, – прошипела девочка со злостью.

Ган с изумлением взглянул на нее.

– Что случилось? – участливо спросил он.

– Я видела, как ты на нас… на меня посмотрел.

Ган чуть-чуть улыбнулся.

– Я был сердит оттого, что ты стала ему помогать, – ответил он. – Я недолюбливаю жрецов, а ведь это они направили его сюда.

– Да, – согласилась Хизи упавшим голосом.

– Похоже, тебе он интересен, – задумчиво сказал Ган.

– Да, он гораздо умнее многих, – с некоторым вызовом сказала Хизи.

– Верно, – сухо согласился Ган. – Однако это ничего не доказывает.

– Согласна, – ответила Хизи.

Ган поджал губы.

– Он, возможно, неплохой человек, этот Йэн. Но от жрецов у меня оскомина, и от всех, кто с ними связан…

– Ты говоришь об аристократах?

Ган пристально взглянул на нее.

– Что я говорю, понять нетрудно. И если я не остановлюсь вовремя, наверняка за это поплачусь.

– Ган, я раньше никогда тебя не спрашивала. Из какого рода ты происходишь?

Ган молчал, казалось, у него перехватило дыхание.

– Из рода Йид Хекес, – изрек он наконец.

Хизи нахмурилась.

– Йид Хекес?

– Разве я неясно сказал?

– Я думала, все они…

Ган многозначительно взглянул на Хизи.

– Тебе все известно, не так ли? Да, всех их выслали – кроме меня. Мне пришлось только отречься от принадлежности к знати – письменно, кровью. Поэтому на самом деле я не принадлежу ни к одному роду.

– Но почему ты здесь остался? Ведь им дали какие-то земли на юге.

– Земли? Да, да… – пробормотал Ган. – Огромные поля хлопка, но книг там найдешь не много… Я не мог оставить библиотеку, девочка.

– Прости. Мне не следовало тебя расспрашивать.

Ган, достав тряпицу, промокнул испарину, выступившую у него на лбу. Строго взглянув на нее, он пожал плечами.

– Ты без устали задаешь вопросы. Это не так уж и плохо, – сказал Ган. Вдруг он наклонился к ней и прошептал заговорщически: – Но спрашивай обдуманно. Будь осторожна, Хизи. Королевская Кровь не защитит от Королевской Крови.

Он вновь уселся на табурет.

– А сейчас, – сказал он, – запомни: я не желаю видеть, чтобы ты здесь с кем-то кокетничала. Здесь библиотека, а не танцевальная зала. Ступай домой. На сегодня я закончил работу. Поднимусь к себе и выпью стаканчик вина.

Через несколько дней к ней опять пришли крови. Их предваряли судороги и другие неприятные ощущения, но жара и тошноты не было. Настроение у Хизи было подавленное; Квэй сказала, что так и должно быть, но от этого было не легче. Тоску ее нельзя было объяснить столь простой причиной. Все то тайное и страшное, что она, казалось, почти забыла, вновь вернулось, дразнящее и пугающее. Больше всего Хизи боялась, что жрецы как-нибудь узнают и опять придут ее испытывать. Хотя она до сих пор не вполне поняла, что они желают выведать, печальный опыт – исчезновение Дьена – наталкивал на мысли о неминуемой опасности. Хизи подумывала о том, не спросить ли ей кого-то, кто не был слугой и на ком не лежал Запрет. Сестру, например, или мать. Но разговор этот мог плохо кончиться и для нее, и для того, кому она стала бы задавать подобные вопросы. Хизи тщетно билась над разгадкой – и это повергало ее в тоску. Однажды она забрела на крышу Главного Дворца и стояла там, глядя вниз на плиты мостовой, как не раз это делала в детстве. Искушение броситься вниз было не слишком велико, хотя желание это Хизи переживала уже не в первый раз. Прошло уже много времени с тех пор, как Хизи впервые посетили мысли о самоубийстве. Она рассматривала такую возможность вполне серьезно. Но с тех пор, как Хизи задумала разыскать Дьена, она редко предавалась отчаянию. Вот уже три года девочка вела розыски, и это спасало ее. Ей доставляло удовольствие смотреть на крохотных людей внизу и думать о том, что краткий, стремительный полет – и вот она уже среди них, обретшая желанный покой и освобождение. Хизи позволяла себе тосковать и тратить время попусту и в этом обретала утешение. Она конечно же не прыгнула вниз, и даже Тзэм, который всегда был поблизости, как ни старалась она от него ускользнуть, даже Тзэм не верил всерьез, что она способна покончить с собой. Это была всего лишь игра, причудливый вымысел, который она в себе взращивала.

И все же есть возможность, напоминала себе Хизи. Возможность не разделить судьбу Дьена, которая представлялась ей все ужаснее. Уж лучше броситься с крыши, чем покорно вынести все, что уготовили ей жрецы.

Тзэм теперь возвращался домой незадолго до Хизи, чтобы узнать, не поджидают ли ее там жрецы. Хизи уже привыкла ждать его, затаившись во тьме покинутого Дворца, пока слуга не убедится: возвращение безопасно. Это утешало Хизи, во всяком случае, она сможет решить, подчиняться ли ей вновь унизительному, мерзкому ритуалу. Тем временем девочка начала готовиться к новому спуску в подземелье. Она запаслась мотком веревки, заправила маслом фонарь и заставила Тзэма подыскать подходящую одежду. Тзэм раздобыл для нее одежду, которую носили мальчики, работающие на пристани: длинные штаны, запачканные смолой, и такую же рубашку. Костюм пришелся ей впору, не стеснял движений и мог предохранить от ссадин. Одежда знати ей не подошла бы, так как и мужчины, и женщины носили пышные, длинные и короткие юбки и балахоны, которые шили из дорогих непрочных тканей. Хизи понятия не имела о том, как выглядят штаны – очень забавное одеяние, состоящее из двух трубочек, сверху сшитых вместе, – если бы не подарок Йэна. Желая побольше разузнать о племени менг, Хизи нашла это слово в указателе и не поленилась прочесть маленький, но содержательный трактат. Там говорилось, что племя носит штаны, так как именно эта одежда лучше всего подходит для всадника. Хизи догадалась, что такого слова на ее родном языке, языке страны Нол, не существует. Оно является заимствованным.

Хизи примеряла свою новую одежду ночью, пока Квэй спала. Плохо, конечно, что ей пришлось вовлечь в свою безумную затею Тзэма. Хизи ни за что не хотелось вмешивать еще и Квэй. В штанах Хизи чувствовала себя не совсем ловко, они ей немного жали. Она попыталась вообразить себя верхом на лошади, придав лицу то же дикое выражение, как и у маленькой полуженщины-полулошади. Расхохотавшись, Хизи стащила с себя костюм и спрятала его под матрас.

Ей опять приснилось, что она в лесу. Но теперь она увидела мужчину. Кожа у него была светлая, как полотно, а волосы непривычного коричневого оттенка. Глаза были серыми, как Река утром. Хизи подумала, не водяной ли это дух. Смутное чувство вины усилилось, и вдруг она оказалась во Дворце Ленг, припав губами к воде из источника и изо всех сил желая, чтобы неведомый герой пришел и спас ее…

– Меня тошнило, – оправдывалась она перед кем-то, – я ничего такого не думала.

– Хорошо, – ответил ей чей-то голос, – а теперь просыпайся.

Хизи, вся в поту, очнулась на своей кровати и после долго не могла заснуть.

На следующее утро она проснулась угрюмая. С Тзэмом и Квэй она почти не разговаривала и в библиотеку пришла немного позже, чем обычно. Вез, на свое несчастье, попался ей, когда она подходила к зданию архива.

Увидев юношу, который стоял, прислонившись к стене и что-то бормоча, Хизи поджала губы.

– Напоминает себе, что надо дышать, – пробормотала она Тзэму.

– Принцесса сегодня не в духе, – чуть ухмыльнувшись, заметил Тзэм.

Хизи попыталась сделать вид, что не замечает Веза, но он шагнул ей навстречу, расплывшись в широкой улыбке.

– Доброе утро, принцесса, – сказал он радостно, – сегодня утром ты выглядишь великолепно.

– И ты тоже, – ответила Хизи, покосившись на его ярко-красную шляпу, оранжевый жилет и цветастую юбку, – очень, очень мило.

– Спасибо, – отвечал он, притворяясь, что не слишком польщен комплиментом. – Мне надо бы поговорить с тобой. Наедине, – закончил он, многозначительно глядя на Тзэма.

Хизи вздохнула.

– Ты не отойдешь ненадолго, Тзэм?

Сын великана пожал огромными плечами и отошел на несколько шагов.

– Мой отец, – заговорил Вез, стараясь сжимать губы наподобие сердечка, – мой отец передает через меня приглашение на обед. Он будет ждать тебя сегодня вечером.

Хизи с изумлением заморгала глазами.

– Боюсь, я не смогу прийти, – ответила она как можно вежливее.

– Ах, – сказал Вез, слегка нахмурившись, – мой отец приходил к твоей нянюшке. Как ее зовут – кажется, Хэй? – ну да не важно. Так вот, она сказала, что ты будешь свободна.

Вдруг Хизи охватила ярость. Этот олух подсылает кого-то к Квэй? Договаривается за спиной у нее, Хизи? Ей вдруг нестерпимо отвратительны сделались люди, вмешивающиеся в ее жизнь, составляющие планы и заговоры. В душе ее вдруг порвались какие-то путы, и что-то алое и горячее хлынуло наружу.

– Закрой рот! – прошипела она. – Убирайся вон, слышишь, ты!.. Слышишь?

Дрожь сотрясла все ее тело, и хотя Хизи стояла, стиснув кулаки и прижав их к бокам, ей померещилось, будто она шагнула вперед и дала Везу оплеуху. Но удивительнее всего было то, что Вез повел себя так, как если бы Хизи и в самом деле его ударила. Он отлетел к стене с выпученными, ничего не видящими глазами. Слюна бежала у него по подбородку.

– Убирайся вон! – повторила Хизи.

Вез стоял, держась за стену, едва ли не падая, и вдруг он побежал – сначала нехотя, а потом все быстрее и быстрее. Через миг он скрылся из виду.

Хизи стояла, оцепенев от удивления. Тело ее еще некоторое время гудело и дрожало, но потом все стихло. Но только что она совершила нечто непонятное. Она что-то сделала с Везом, а не просто на него крикнула.

Краем глаза она заметила, как что-то шевельнулось. Обернувшись, Хизи увидела Тзэма, который смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Рядом с ним стоял Йэн: он только что вышел из-за угла. Йэн сначала отвел глаза, но потом опять взглянул на Хизи.

– Что ты сказала ему? – спросил Йэн.

– Я… – Хизи посмотрела туда, куда только что умчался Вез. – Я велела ему уйти.