Текст книги "Прикосновения. 34 эссе о внутреннем величии"

4. Зигмунд Фрейд: бремя страстей человеческих

Разговор с немецкой журналисткой крутился вокруг главных примет ХХ века и его знаковых фигур. Я перебрала нескольких, но моя молодая приятельница их отвергла и решительно возразила: ”Нет, знаковая фигура столетия – Зигмунд Фрейд. Он повернул человечество к индивидуальности, к личности. Он – Колумб нашего времени. Тот открыл Америку, а он – человеческую природу. Он изменил наши представления о самих себе. Его мысли дали нам мощный стимул к самопознанию”.

Фрейд в советской России

Во времена моей юности в нашей стране имя Фрейда, если и употреблялось, то непременно с негативным эпитетом. На Западе бушевала сексуальная революция, дорогу которой в известной мере проложил именно он. Но в Стране Советов секса, как известно, не было. ”Железный занавес” надежно отделял нас от западного мира. Но даже сквозь него просочились сведения, что после Второй мировой войны психоанализ буквально захлестнул США, став там чуть ли не второй религией. Позже выяснилось, что и Европа развивались в ”силовом поле фрейдизма”.

Найти в советское время работы Фрейда было нелегко, хотя его переводили и широко издавали и до революции, и в первое время после. В 1920-х годах фрейдизм пытались поставить на службу утопической задаче перековки человека. В Москве до конца 1925 года работал Государственный психоаналитический институт, где в течение года успела поработать Сабина Шпильрейн, ученица Юнга и Фрейда, пионер психоанализа, о трагической судьбе которой сегодня пишут книги. Фрейдизмом интересовался сам Троцкий. Ранний советский психоанализ был политизирован сверх всякой меры. ”Инженеры человеческих душ”, бросив вызов Творцу, смело взялись за формирование нового человека. Индивидуальность должна была уступить в нем массовому, общественному началу. Переломить человеческую природу с помощью односторонне прочитанного Фрейда! Согласитесь, это ведь почище, чем базаровские сапоги всмятку?! Но ведь Homo sowetikus был выкован!!!

При этом в середине 1930-х годов психоанализ, а заодно и генетика были объявлены ”лженаукой”, их прокляли и заклеймили. Труды Фрейда и его учеников упрятали в библиотечные спецхраны. Именно там, будучи аспиранткой на кафедре зарубежной литературы, я знакомилась с ними в начале 1960-х, поскольку реферат по философии, необходимый для сдачи кандидатского минимума, я взялась писать о психоанализе Фрейда. Тридцать лет и три года (как в сказке!) пришлось ждать, чтобы прочесть на родном языке книгу об истории психоанализа в России. Ее автор – талантливый молодой исследователь Александр Эткинд. Но вернемся к нашему герою.

Начало биографии

Зигмунд Фрейд родился в 1856 году в Австро-Венгерской империи. Его отец Якоб Фрейд, немолодой еврей родом из Галиции, не очень успешно торговавший шерстью и тканями, в 1855 году женился третьим браком на двадцатилетней Амалии Натансон и через год сделал две записи на полях семейной Библии: ”Мой отец равви Шломо умер 21 февраля 1856 года” и ”Мой сын Шломо Сигизмунд родился во вторник, 6 мая”. Зиги (так звали мальчика домашние) был первым из восьми детей, которых произвела на свет Амалия, миловидная и жизнерадостная женщина. Зиги был ее любимцем, и ее обожание позволяло мальчику чувствовать себя избранником. Позже он напишет: ”Моя сила коренится в моих отношениях с матерью; тот, кто был любимцем своей матери, на всю жизнь сохранит это ощущение победителя, эту уверенность в успехе, которая, несомненно, влечет за собой реальный успех”.

Якоб Фрейд был суровым отцом, но тоже верил в звезду сына и из последних сил тянулся, чтобы Зиги получил достойное образование. Мальчику было 4 года, когда семья перебралась в Вену и поселилась в еврейском квартале. Для Фрейда Вена не была городом вальсов и голубого Дуная. В семье рождались дети, дела отца шли не блестяще, и это омрачало жизнь, но своя комнатка у него была. В реальной школе и в гимназии Зиги учился блестяще. Он очень быстро выучил английский, латинский и древнегреческий языки. Из трех доступных еврею специальностей: коммерция, юриспруденция, медицина – выбрана была последняя.

Став студентом, Фрейд записал свое имя на немецкий манер – Зигмунд, но от еврейства не отрекся. В 1881 году Фрейд получил степень доктора медицины и, хотя готовил себя к карьере исследователя, материальные соображения взяли верх, он стал практикующим врачом в городской больнице. Он работал и хирургом, и дерматологом, а затем занялся неврологией. Ему было 26, когда в Гамбурге он познакомился с двадцатилетней Мартой Бернайс. Ее семья пользовалась большим почетом: дед – известный раввин, братья отца – профессора университетов. Влюбленный Фрейд сделал предложение, но дальше помолвки дело не пошло: его положение сочли недостаточно прочным. В силу развитого в Вене бытового антисемитизма перспективы для карьерного роста у жениха были ничтожны.

Борьба в одиночку, или Героический период

Получив в 1885 году звание приват-доцента по неврологии, Фрейд добился стипендии для стажировки при клинике профессора Жана Шарко (помните душ Шарко?), в глазах Фрейда – ”Наполеона неврозов”. Здесь Фрейд познакомился с гипнозом как средством диагностики и лечения душевных заболеваний. Вернувшись из Парижа через год, он открыл свою частную практику и женился на Марте. Первые 10 лет брака он был счастлив. Женившись чуть ли не девственником, он не изменял жене, хоть и признался Юнгу, что его мучают эротические сны. Однако услышав в ответ: ”Нет ничего проще избавиться от наваждения! Стоит только немного раскошелиться”, – он пришел в ужас: ”Я ведь женат! Уважающий себя человек должен уметь держать себя в руках!”

Но частые беременности Марты его озадачили. После рождения в 1895 году дочери Анны (последнего, шестого ребенка) Фрейд, измученный проблемой самоконтроля в интимных отношениях, потерял интерес к практической стороне секса. ”Я был рад этому, – сказал он Юнгу, – поскольку смог целиком сосредоточиться на теоретической”.

Он шел путем исканий, ошибок и заблуждений, подчас ему казалось, что он в тупике. Несколько лет он занимался гипнозом, затем совместно со старшим коллегой психиатром Йозефом Брейером разрабатывал особый метод терапии неврозов – ”метод катарсиса” (результатом явилась их монография ”Этюды об истерии”, 1895).

”Случай Анны О.” (под этим шифром скрывалась пациентка Брейера Берта Паппенхайм, которую Фрейд в лекциях о психоанализе, прочитанных в США в 1909 году, назовет ”первой дамой психоанализа”) сыграл роль катализатора. Сосредоточившись на ”комплексах”, этих бессознательных аффективных побуждениях, возникающих в детстве и влияющих на жизнь взрослых (среди них ”Эдипов комплекс” – сексуально окрашенное бессознательное влечение мальчика к матери и неприязнь к отцу как к сопернику), Фрейд перешел к ”методу свободных ассоциаций” и, наконец, двигаясь осторожно, сомневаясь, семь раз обдумывая, пришел к психоанализу.

Открытие подсознания

Решающим событием на пути к фундаментальному открытию явилась смерть отца. Наблюдая и изучая собственную тоску и депрессию, анализируя сны, он понял, что под поверхностью его горя скрывается чувство вины: в детстве он ревновал мать к отцу и тяготился его присутствием. Одновременно он обнаружил ценность сновидений для понимания подсознательного. Мысль о том, что ночные видения – это код потаенных желаний в образахсимволах, легла в основу самой значительной из его ранних работ – ”Толкование сновидений” (1900). Подавленные инстинкты, вытесненные в подсознание, неосознанно управляют человеком и формируют мотивы его поведения. Самым сильным инстинктом Фрейд считал сексуальный (либидо). Отречение от сексуальных потребностей, подавление их влияет на душевное здоровье. Одна за другой стали появляться новые работы: ”Три очерка по теории сексуальности”, ”Леонардо да Винчи и воспоминания о его детстве”, ”Тотем и табу”. Последнее сочинение вызвало страшный скандал, поскольку автор свел религию к коллективному неврозу, от которого он хотел освободить человечество.

Проявляя мужество и независимость, он искал и открывал истины, непостижимые для других, но вызвал лишь насмешки и издевательства. Венское научное общество отвернулось от Фрейда как от шарлатана. Никто не готов был признать, что человек – марионетка бессознательного, что инстинкты первичны, что человек – раб секса. Привычный со времен античности Homo sapiens в трудах Фрейда выглядит как Homo Sexualis: ”Мы и впредь можем столь же настойчиво подчеркивать, что интеллект человека бессилен в сравнении с жизнью его инстинктов”. Впрочем, единомышленники тоже были. Английский врач, стоявший у истоков сексологии, Хэвлок Эллис, даже раньше Фрейда уверенно утверждал, что пол и голод правят миром. Его огромный семитомный труд ”Исследования по психологии пола” начал печататься уже в 1897 году. Идеи века Просвещения на исходе ХIХ столетия обесценивались на глазах. Ницше одним из первых подметил: ”Культура – лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом”.

Победное шествие психоанализа

Анализируя наблюдения над больными и самим собой (он ведь сказал: ”Мой главный пациент – я сам”), Фрейд пришел к выводу, что психика человека гораздо сложнее и динамичнее, чем представлялось ранее. Феномен сознания, связанный с деятельностью головного мозга, был достаточно изучен. Он же открыл древнейший пласт психики, который назвал Оно (сфера бессознательного). ”Его содержанием является всё, что унаследовано, заложено при рождении”: это прежде всего сексуальное влечение (либидо) и агрессивный инстинкт разрушения и смерти. Оно окружено, согласно Фрейду, чем-то вроде ”коркового слоя”, который он назвал Эго, или Я (сфера сознания). Я выполняет функцию познания человеком внешнего мира, приспособления к нему. Воспитание, традиции и среда формируют Я. Позже Фрейд выделит в психической структуре личности еще и Сверх-Я (социальные нормы, совесть-узда). Я и Оно пребывают в постоянном конфликте. Я сдерживает импульсы Оно. При этом происходит вытеснение из сознания влечений, что приводит к неврозам. Чрезмерное давление Сверх-Я также чревато психическим расстройством. На базе этой теории Фрейд воздвиг здание своего учения. Одна из его главных работ так и называлась – ”Я и Оно”, но до нее были изданы ”Лекции по введению в психоанализ” (1917). Не менее важен другой его труд – ”Психология масс и анализ человеческого Я”.

Фрейд в этот период – уже не одинокий борец, в 1909 году возникло Венское психоаналитическое общество. В него вошли в основном врачи-евреи. Предвидя обвинения в том, что психоанализ – это еврейское детище, Фрейд предложил на пост председателя кандидатуру своего любимого ученика (они вместе ездили в США с лекциями в 1909 году), талантливого швейцарца Карла Юнга. Считая, что он вводит человечество в огромный мир неизведанного бессознательного, разгадка которого приведет к спасению человеческого рода, Фрейд сравнивал себя с Моисеем, который вывел евреев из египетского рабства. Он писал Юнгу: ”Если я Моисей, то ты Иешуа (Иисус Навин), которому будет принадлежать земля обетованная психиатрии, на которую я смогу лишь смотреть издалека”. Как известно, Моисею не суждено было войти в землю обетованную. Однако Юнг пошел своим путем, разработав теорию коллективного бессознательного и архетипов. Выглядит парадоксально, но в период нацизма именно Юнг, давно к тому времени разошедшийся со своим учителем Фрейдом, высказался о различиях между еврейской и арийской психологией. Впоследствии он об этом горько сожалел, но слово – не воробей. Сам Фрейд настаивал на универсальном характере открытых психоанализом закономерностей функционирования психики человека.

Приглашение в США, появление научной школы, международные психоаналитические конгрессы – это было признанием. Психоанализ доказал свою эффективность при излечении психических травм и нервных шоковых состояний, от которых страдали многие участники Первой мировой войны. Укреплению позиций фрейдизма способствовало успешное применение его идей в ряде областей гуманитарного знания (антропологии, этнографии, криминологии, искусствознания). Не случайно Эйнштейн пишет Фрейду, что его учение оказало ”огромное воздействие на мировоззрение нашей эры”. Открыв на рубеже веков бессознательное, Фрейд положил начало грандиозному философскому культурному движению ХХ века.

Фрейд умер в 1939 году в Лондоне, где был принят после аншлюса Австрии вместе с женой и младшей дочерью Анной, тоже психоаналитиком. Его спасла мировая слава. Нацисты жгли его книги, но самого профессора отпустили, конфисковав имущество. Огромный выкуп за Фрейда внесла его ученица, греческая принцесса Мари Бонапарт. Четыре сестры Фрейда погибли от рук нацистов, три из них – в газовых камерах Освенцима и Треблинки. Фрейд последние 16 лет тяжело болел, перенес около 30 операций из-за рака ротовой полости (сказалась многолетнее пристрастие к гаванским сигарам, их он выкуривал не меньше 20 штук в день), страшно мучился, не мог есть, и домашний врач, выполняя его волю, ввел ему смертельную дозу морфия.

В 1989 году мир отмечал 50-летие со дня смерти Фрейда. Парижский литературный журнал, посвятивший ученому специальный номер, утверждал: ”Можно быть за или против психоанализа, но отныне мы живем в пространстве, которое он очертил. Споры теперь идут не о самом существовании бессознательного, а, скорее, о правильном его понимании”. Из скромной терапии неврозов фрейдизм превратился в мировоззрение, претендующее на тотальное объяснение действительности. Правда, такое объяснение, исходящее из ”нижних этажей” человеческой психики, неизбежно вело к упрощению, на что указывали многие философы, от Бердяева до Эриха Фромма. Споры о Фрейде не утихают и ныне.

Одно несомненно: влияние психоанализа пронизывает современную западную цивилизацию – от произведений искусства до будничных реалий. Ведущие школы западной философии – феноменология, экзистенциализм, герменевтика, философская антропология – испытали на себе воздействие фрейдизма. Трудно назвать какого-то выдающегося писателя или искусствоведа ХХ столетия, а подчас и целое эстетическое течение, которые избежали бы влияния фрейдовских идей. Сюрреализм, ”новый” роман, театр абсурда и весь сегодняшний постмодернизм выросли на почве фрейдизма. Влияние Фрейда сказалось и на таких социальных сдвигах, как сексуальная революция, движение ”новых левых”, феминистское движение и др. Это не должно удивлять, если понимать, что психоанализ по своей природе есть борьба, конфликт. А сам Фрейд, человек сложный, противоречивый, страдающий, в своей мужественной и бескомпромиссной борьбе за истину явился, по словам Цвейга, ”беспощадным разрушителем всяческих иллюзий”.

Раздел третий
Homo ludens – человек играющий

1. Вечная загадка Уильяма Шекспира

Шекспировский юбилей – 450 лет! – нельзя сказать, чтобы подкрался незаметно. 2014-й неслучайно объявлен годом перекрестных культур: Англии – в России, России – в Англии. Ясно, Шекспиру быть гвоздем программы. Я-то помню празднование 400-летия Шекспира. Оно было отмечено выходом книги ”Шекспир” в серии ЖЗЛ блистательного Александра Абрамовича Аникста. В кинотеатры ломились на фильм Григория Козинцева ”Гамлет” с гениальным Иннокентием Смоктуновским и музыкой Шостаковича, от которой мурашки по коже. В Москву прибыл Лондонский Королевский Шекспировский театр со спектаклем легендарного Питера Брука ”Король Лир” с прославленным Полом Скофилдом в главной роли. Мне, аспирантке, чудом достался билет. А вот ”шекспировский вопрос” у нас тогда не обсуждался.

Вхождение Шекспира в мировую культуру

Европа открыла Шекспира в ХVIII веке. В 1730-е годы его узнает и делает известным Вольтер, пораженный как его гением, так и ”неправильностью” (на взгляд классициста!). В начале 1770-х годов в Германии молодые Гердер и Гёте открывают его для себя и последующей романтической эпохи, привлеченные универсальностью таланта и всемирностью его образов, в этом качестве превосходящих не только театр классицизма, но и театр античности.

Во времена Гёте вопрос об авторстве Шекспира еще не возникал, волновала другая загадка: как и почему его комедии и особенно трагедии, ”пройдя веков завистливую даль”, продолжают волновать, т.е. остаются современными? Вот ведь и Козинцев, снявший ”Гамлета” и ”Короля Лира”, назвал свою книгу ”Наш современник Вильям Шекспир”! Сам Шекспир в самой ”театральной” трагедии ”Гамлет” останавливается, казалось, в недоумении перед загадочностью искусства актерской игры: ”Что он Гекубе? Что ему Гекуба? А он рыдает”. Решая эту великую загадку Шекспира, Гёте указывает на общечеловеческий характер его искусства, на его ”всемирную отзывчивость” как на залог его бессмертия. Неслучайно статью о нем он назвал ”Шекспир, и несть ему конца”.

Шекспир входит в европейскую культуру, воплощая идею ”универсального гения”, делая возможным новый взгляд на историю, которая в его пьесах предстает как общечеловеческая, всемирная. На путях ”вольного и широкого” следования Шекспиру Пушкин создал своего ”Бориса Годунова”.

Всеобщее прозвучало в творчестве Шекспира столь убедительно, поскольку было результатом и следствием развития особенного, а именно – отдельной личности и отдельной национальной культуры, конкретнее – английского Возрождения, завершителем которого он являлся. Это была ”елизаветинская эпоха”. При Елизавете Англия выдвинулась в число великих европейских держав, стала владычицей морей. Дух ее величия отразился в пьесах Шекспира, которые стали достоянием человечества.

О несоответствиях шекспировского творчества и биографии

Желание как можно больше узнать о личности Шекспира, чтобы лучше понять его творчество, овладело исследователями с развитием филологии. Кроме общего впечатления глубокой духовности и человечности, высоко поднятых над кипением мирских страстей, в драматических и поэтических произведениях Шекспира они ощущали биение мысли, ошеломляющей своей философской глубиной и изощренностью. Поражало несравненное богатство языка (в его словаре насчитали 20 тысяч слов, у Гюго, жившего в ХIХ веке – всего 9 тысяч). Шекспир владел французским, латинским, итальянским языками, мог читать на греческом. Следы классического образования: превосходное знание греко-римской мифологии, античной литературы, истории, Священного писания – свидетельствовали о просвещенности автора. Потрясала энциклопедическая эрудиция: чрезвычайно широкий круг сведений из англоязычной литературы, познания в истории, юриспруденции, риторике, музыке, военном деле. Удивляло доскональное знание многих городов северной Италии, с которыми сын туманного Альбиона был явно знаком не понаслышке. Наконец, отличное знание придворного этикета, обычаев высокородной знати и монархов, их игр и развлечений выдавало лицо титулованное.

Предположительно, Уильям учился в местной грамматической школе, но ведь списки учеников не сохранились. Если верить Питеру Акройду, автору одной из последних биографий Шекспира (сейчас ежегодно выходит около 3 000 работ о нем), уровень этой сельской школы соответствует чуть ли не Итону. Акройд уверен: ”Без сомнения, Шекспир жадно читал книги”. Однако обнаруженное завещание Шакспера , в котором дотошно перечислено всё имущество, свидетельствует о том, что книг в его доме не водилось, а общественных библиотек в ту пору не существовало. Уверенность Акройда, как и многих авторов биографии Шекспира, основана на впечатлении от шекспировских произведений. Они бестрепетно проецируют их на его биографию.

Подросток, очевидно, помогал отцу, но достоверных сведений о его занятиях в юности нет. Но парень был не промах: в 1682 году он вынужден был жениться на Анне Хетеуэй, ждавшей от него ребенка. Через 3 года он, уже глава большого семейства, отправился в Лондон на заработки, правда, то и дело навещал родной городок.

В результате тщательнейших разысканий установлены биографические факты: Уильям Шакспер давал деньги в рост, сутяжничал и судился с соседями, скрывался от уплаты налогов, спекулировал землей и домами, был пайщиком в лондонском театре ”Глобус”, изредка выступал актером на вторых ролях. Сохранившееся завещание на трех листах говорит о властном нраве, практичности и мелочности завещателя, все члены семьи которого были неграмотны. В приходской книге 25.04.1616 года сделана запись о погребении Уилла Шакспера, джентльмена (Will Shakspere, gent.) Спустя 200 лет возникли подозрения, что Шакспер, не имеющий никакого отношения к новому знанию и гуманистической культуре, не был ни поэтом, ни драматургом, стало быть, не мог создать произведений, автор которых укрылся за псевдонимом, близким по звучанию к его фамилии – Шекспир (Shake-Speares), что в переводе означает Потрясающий Копьем. Сомнения росли по мере накопления фактов.

Споры вокруг авторства Шекспира

Первым усомнился в истинности шекспировских биографий, в центре которых находился человек из Стратфорда, знаменитый поэт-романтик Колридж, для которого Шекспир был более чем полубогом. В ХIХ веке сомнения в том, что Шакспер был Великим Бардом, высказывали уже многие, среди них – Диккенс, Дизраэли, Марк Твен, Уитмен и даже Бисмарк. Но тогда кто же всё это написал и почему он скрылся за маской?

В 1856 году американская писательница Дэлия Бэкон опубликовала работу, где доказывала, что пьесы – плод коллективного творчества, но главную роль она отвела своему однофамильцу, великому философу Фрэнсису Бэкону. Ее гипотеза основывалась на огромной эрудиции Бэкона и близости многих его идей шекспировскому мировоззрению. К тому же он писал пьесы. Причину тайны авторства она видела в политической конспирации. Репутация автора, пишущего для общедоступных театров, закрывала путь к политической карьере, а ведь при Якове I Бэкон стал лордом-канцлером.

Другой американец предположил, что автором пьес был известный драматург Кристофер Марло. Но ведь он был убит в 1593 году! Да нет, по этой версии, он не умер, а скрывался от недругов и продолжал якобы писать пьесы не под своим именем. Осталось найти тому подтверждение. Такового не нашлось.

К началу ХХ столетия ожесточенный и порядком запутанный спор ”стратфордианцев” и ”нестратфордианцев” (ортодоксов и еретиков) вовлек в свою орбиту тысячи умов во всех концах света. Список претендентов на ”вакантное место” Шекспира рос и менялся. Туда попали даже королева Елизавета, ее фаворит граф Эссекс, казненный по ее приказу, лорд Берли, Уолтер Рэли, граф Саутгемптон, граф Оксфорд, граф Пембрук....

Знаменитый писатель Генри Джеймс, измученный попытками проникнуть в ”шекспировскую тайну”, не удовлетворенный ни бэконовской гипотезой (философ не обладал поэтическим даром), ни тем более стратфордским евангелием, писал после посещения Стратфорда: ”Меня неотступно преследует мысль, что божественный Уильям является величайшим мистификатором, когда-либо существовавшим в этом мире”.

Завеса тайны приоткрылась

В 1893 году американцем Цейглером впервые было названо имя Роджера Мэннерса, пятого графа Рэтленда из рода Плантагенетов, как человека, скрывавшегося за псевдонимом-маской ”Потрясающий копьем” (Shake-Speares). Адвокат обратил внимание на то, что Рэтленд всегда оказывался там, где мог быть Великий Бард, но при этом оставался в тени. Родство и дружба с Эссексом и Саутгемптоном, активное участие в неудачном мятеже Эссекса и строгое наказание, понесенное за это, а до того учеба в Кембридже (1587–1595), Падуанском университете в Италии и Оксфорде, где он получил степень магистра искусств в 1598 году, туманные намеки Бена Джонсона, хорошо его знавшего, смерть в 1612 году, когда и прекратилось шекспировское творчество (а Шакспер при этом продолжал здравствовать) – все эти факты привели его к мысли, что Рэтленд и есть Шекспир.

А тут еще бельгийский историк Демблон обнаружил в архиве Падуанского университета список студентов за 1596 год, где вместе с графом Рэтлендом значились студенты из Дании Гильденстерн и Розенкранц. Помилуйте, но это же персонажи из ”Гамлета”! И понеслось…

Рэтлендианская гипотеза нашла продолжателей в Германии и Англии. Да и русские исследователи внесли свой вклад. Профессор-эмигрант Пороховщиков, исследуя найденный в Бельвуаре, родовом замке Рэтлендов, рукописный вариант песни из ”Двенадцатой ночи”, определил, что он написан рукой Роджера Мэннерса. В 1924 году вышла книга Ф. Шипулинского ”Шекспир – маска Рэтленда”. Красный нарком просвещения Луначарский поддержал рэтлендианскую гипотезу. Предвидя ”недовольство” открывшимся аристократическим происхождением Шекспира, он писал: ”Нам было бы приятнее, может быть, чтобы этот величайший в мире писатель был не из аристократии, а из низов… Но приходится признать, что Шекспир и Рэтленд, повидимому, одно и то же лицо”. Однако в 1930-е годы позиции Луначарского в Кремле ослабли, сработало идеологическое табу, и дискуссии по ”шекспировскому вопросу” в СССР прекратились, как, впрочем, и все остальные.

Так кто же ”написал Шекспира”?

Для моего поколения шекспирологом №1 был А. А. Аникст. Автор учебника ”История английской литературы” (1954) и прекрасных книг ”Творчество Шекспира” (1963), ”Шекспир” (1964), ”Шекспир. Ремесло драматурга” (1974), он долгие годы возглавлял Шекспировскую комиссию АН СССР. Шекспировские конференции в Институте искусствознания, где он заведовал кафедрой, стали традицией. Приглашения на них я получала от Ильи Гилилова, ученого секретаря Шекспировской комиссии, можно сказать, правой руки Учителя.

Аникст проблемой авторства не интересовался, но был ”стратфордианцем”, что не помешало его ученику вести под его крылом длительные исследования литературных и исторических фактов, связанных с феноменом Шекспира, и вступить в научный спор с Учителем.

Результатом его многолетнего труда, включая работу с бесценными раритетами в Шекспировской библиотеке Фолджера в Вашингтоне и в Британской библиотеке в Лондоне, знакомство с библиотекой Бельвуара и экспонатами королевской картинной коллекции в Виндзоре, стала объемистая книга ”Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса” (1997, 2-е изд. 2007), которая читается как настоящий научный детектив. Главными объектами его исследования стали самое загадочное произведение Шекспира – поэма ”Феникс и Голубь” и поэтический сборник Роберта Честера ”Жертва Любви”, где эта поэма впервые появилась. Ученый убедился, – а предчувствовал это американский мыслитель Эмерсон, – что в этой загадочной поэме таится ключ к главной Тайне. Гилилов идентифицировал прототипов, укрывшихся за именами птиц – Голубя и Феникс: граф Рэтленд и его супруга Елизавета, дочь великого поэта и воина Филипа Сидни, властителя умов предшествующего поколения. Рэтленд и Елизавета Сидни были служителями Аполлона. Их брак, по ее настоянию, оставался платоническим, держался на общности интересов и страстной любви к поэзии. Оба умерли летом 1612 года. Елизавета добровольно последовала за супругом. Илья Гилилов сделал открытие: поэма ”Феникс и Голубь” вошла в сборник, ставший потрясающим реквиемом, в котором лучшие английские поэты, среди которых Бен Джонсон и Джон Донн, тайно простились со своим великим собратом, который предпочел быть поэтом, укрывшимся за псевдонимом.

Торжество Homo Ludens, или Да здравствует Человек Играющий!

Граф Рэтленд еще в студенческие годы был душой кружка ”университетских умов”, куда входили самые близкие: Эссекс, Пембруки, Саутгемптон. В студенчестве за Роджером Мэннерсом закрепилось прозвище Потрясающий Копьем (Shake-Speares), восходящее к Афине Палладе, богине мудрости, по мнению Эразма Роттердамского, воительнице за просвещение. В кружке царил дух Игры, столь значимый для эпохи Возрождения, когда Homo Sapiens’a (человека разумного) потеснил Homo Ludens (человек играющий). Жак-меланхолик, герой пьесы ”Как вам это понравится”, alter ego автора, произносит знаменитый монолог, раскрывающий суть шекспировского видения мира: ”Весь мир – театр. / В нем женщины, мужчины – все актеры. / У них свои есть выходы, уходы, / И каждый не одну играет роль”. Игра включала не только шутливые розыгрыши, но и сочинительство, часто в виде забавы. Таковой явилась фривольная поэма ”Венера и Адонис”, посвященная графу Саутгемптону, под которой впервые в 1593 году стояло имя ”Уильям Шекспир”.

Великая Игра продолжалась почти 20 лет. В первый шекспировский том, Фолио 1623 года, было включено 36 хроник, комедий и трагедий – 998 страниц большого формата. После казни Эссекса веселость сменилась горечью, доходящей подчас до мизантропии. Но склонность к Игре и мистификации не исчезла.

В Игре участвовали посвященные: друг-соперник Бен Джонсон, Джон Донн, Джон Харрингтон и еще ряд поэтов из окружения графа Пембрука и принца Уэльского, посвящены в тайну были и монаршие особы. Страсть к Игре, к фарсу, розыгрышу, когда сама жизнь превращалась в театр, к очищению смехом была присуща необыкновенному шекспировскому поколению.

Открытие Шекспира продолжается, кажется, всё ясно, а тайна остается. Об этом 90 лет назад писал Владимир Набоков в стихотворении ”Шекспир”:

 
Надменно чужд тревоге театральной,
ты отстранил легко и беспечально
в сухой венок свивающийся лавр
и скрыл навек чудовищный свой гений
под маскою, но гул твоих видений
остался нам… Ты здесь, ты жив – но имя
но облик свой, обманывая мир,
ты потопил в тебе любезной Лете.