Текст книги "Группа поддержки для выживших девушек"

Группа поддержки последней девушки VII: Сын последних девушек

– Я бы предпочел, чтобы вы не сидели на полу, – говорит Скай, переключая передачи. Я сложилась в пространстве перед пассажирским сиденьем, сидела там, прижав подбородок к коленям, спину – к двери, голову – к крышке бардачка. Снаружи есть глаза, и они ищут меня. Я не желаю рисковать.

– Этот вопрос не обсуждается.

Скай вздыхает и продолжает вести машину, свет встречных фар пробегает по его длинному лицу справа налево. Справа налево. В машине меня всегда клонит в сон, я обо что-нибудь стукаюсь головой, веки у меня тяжелеют, легкие наполняются запахом сна.

Он делает правый поворот, и дверная ручка ударяет меня в бок. Моя тревожная сумка стоит на сиденье, она частично расстегнута, а моя рука просунута внутрь, держит мой.22. Ладонь на рукояти потеет.

– Что еще за штуки? – спрашивает Скай.

– Что? – говорю я.

– В моей комнате вы сказали, что видели штуки, рядом с которыми то, что смотрел я, просто «Дора-путешественница»[28]28
  Название американского обучающего детского сериала. По-английски «Dora the Explorer». В русском варианте – «Даша-путешественница». В оригинале сериал двуязычный – на английском и испанском.


[Закрыть], – говорит он. – Какие такие штуки?

Это один из знаков, предупреждающих об опасности, ненормальные сексуальные интересы. Сон у меня проходит. Я проверяю, надежно ли держу пистолет в руке.

– Прощу прощения, – говорит он. – Это можно принять за извращенный интерес.

Он стреляет глазами вниз, на меня, улыбается смущенной полуулыбкой. Я помню, как мне было стыдно за те слова, что вылетали из моего рта, когда я была лишь немногим моложе, чем сейчас он. Я не хочу портить ему настроение.

– Есть один тип по имени Кеннет Хэмпсон, – говорю я. – Он работал в лагерях бойскаутов близ Ларедо под именем Жнец Пустыни. Он организовал в тюрьме дело и теперь продает там пробирки со своим семенем под названием «Семя Жнеца».

– Не может быть! – говорит Скай. – Продолжайте!

– Из тюрьмы его семя выносит охранник в термосе, – говорю я. – А потом продает онлайн.

– Откуда вы знаете? – спрашивает он.

– Вокруг же целый мир, – говорю я. – Каждый хочет получить чуток этой дури. Ее называют «убийствострастие». Земля из могил их жертв. Платье, которое надела Коллин ван Дьюзен на выпускной вечер, когда Рыцарь в Белом Бархате отсек ей голову[29]29
  Коллин ван Дьюзен – персонаж реального слэшера, выпущенного в 1989 году, «Пятница 13, часть VIII: Джейсон захватывает Манхеттен». Роль Коллин в фильме сыграла Барбара Бингхам. Рыцарь в Белом Бархате – несуществующий персонаж, игра слов, основанная на омофонии (одинаковом звучании при различиях в написании) английских слов knight (рыцарь) и night (ночь). Здесь обыгрывается название известной песни «Nights In White Satin» (Ночи в белом бархате) британской рок-группы Moody Blues.


[Закрыть]. Его продали за восемь тысяч долларов.

– И как это людям сходит с рук? – спрашивает он.

– Ее платье продали родители, – говорю я. – Иногда деньги человеку нужнее, чем самоуважение.

– А вы когда-нибудь такое делали? – спрашивает он.

Вопрос справедливый, но меня он приводит в ярость. Он сунул палец в незажившую рану. Я считаю до пяти, чтобы успокоиться.

– Нет, – лгу я в ответ.

– Вам нравится вся эта фигня, – говорит он, и это утверждение, а не вопрос, и в его голосе слышится осуждение, как у его матери.

Дорога делает поворот, и он, прежде чем вписаться в него, крутит головой, оценивает трафик. Теперь мы едем с такой скоростью, что мне приходится кричать, чтобы он услышал меня – уж очень громко ревет двигатель.

– Скажи мне, каким образом я выбрала это, – говорю я. – Скажи, как это я по собственной воле предпочла такую жизнь. Я занималась своими делами, а ко мне в дверь вошел монстр. Не потому что я игнорировала знак «вход запрещен» или незаметно прокралась в старую психушку, не потому что я построила мой дом на старом индейском кургане. Я не «напрашивалась на это» – это со мной сделали.

– Да, – громко отвечает он. – Но вы продолжаете жить в этом. Я что говорю: по словам мамы, все это случилось сто лет назад. Вы могли бы двигаться дальше.

Моя спина убивает меня. Поза, в которой я сижу, уничтожает мою левую почку, которая была в плохом состоянии со дня визита Рикки Уолкера. Я борюсь с желанием усесться на пассажирское сиденье.

– Ты прав, – говорю я. – Ни одну из нас не следует определять по тому худшему, что с ней случилось. К несчастью, такие события имеют дурную склонность к повторению и новым попыткам убить нас. Спустя какое-то время ты начинаешь понимать, что твоя жизнь – это совсем не то, что случается между монстрами, твоя жизнь и есть монстры.

– Но вам не обязательно смотреть на парня, который продает свою малафью онлайн, – говорит он, делая левый поворот, это снимает часть давления с моей бедной почки. Я держу пистолет левой рукой, и мое плечо горит.

– Ты читаешь газеты? – спрашиваю я.

– Нет, – презрительно отвечает он.

– Новости онлайн? – спрашиваю я.

– Читаю, – отвечает он.

– Почему? – спрашиваю я. – Ничто из этого тебе не грозит. Если бы ты не знал про «Глубоководный горизонт»[30]30
  «Глубоководный горизонт» (Deepwater Horizon) – полупогружная нефтяная буровая платформа сверхглубоководного бурения. 20 апреля 2010 года платформа взорвалась, загорелась и затонула, что привело к гибели части персонала и экологической катастрофе.


[Закрыть], ты бы прекрасно проводил дни. Зачем тебе этот геморрой?

– Затем, что я хочу знать, что творится в мире, – говорит он.

– Вот именно, – говорю я.

Он задумывается, потом покачивает головой.

– Это вещи разные, – говорит он. И я не успеваю ему возразить, как он сообщает: – Мы въезжаем на вашу улицу.

Он делает правый поворот. Удар в почку.

– Езжай медленно, – говорю я. – Смотри – не видно ли где автобусов с логотипами телевидения на боку или с большими антеннами.

Он едет слишком медленно, крутит головой из стороны в сторону, и получается это у него слишком подозрительно. Но других напарников у меня нет. Я только надеюсь, что его не засекут и все это не кончится плохо для нас обоих. Я не хочу умирать. И я не хочу, чтобы доктор Кэрол узнала, что я вовлекла ее ребенка в такую историю.

– Три автобуса, – сообщает он. – КТТВ, КТЛА[31]31
  Англ. KTTV, KTLA – аббревиатуры двух калифорнийских телестанций.


[Закрыть] и один без обозначений, но стоят они все вместе.

– О’кей, – говорю я. – А теперь поищи какие-нибудь четырехдверные седаны последней модели с водителем и пассажиром, которые просто сидят и время убивают.

Мы почти доехали до конца квартала.

– Есть один, – выкрикивает он громким шепотом. – Серый «Понтиак Боннвиль». Два человека, один черный, другой белый, пьют «Ред Булл».

– Не останавливайся, – говорю я. – В конце квартала сделаешь правый поворот. Не ускоряйся и не тормози. Езжай на той скорости, на которой едешь.

Он делает то, что я ему говорю, и я вывожу его на парковку для тех, кто квартирует в здании, расположенном за моим. Я протягиваю руку, открываю дверь, потом вытаскиваю мои болящие кости из машины. Первым делом я просматриваю окрестности, убеждаюсь, что мы одни. Как я и предполагала, никто не додумался поставить человека позади дома, где единственная дверь открывается только изнутри. Я перекладываю мой пистолет в поясную сумку – там до него легче дотянуться.

– У вас был пистолет в моей машине? – недоуменно спросил он.

– В моей сумке, – говорю я.

– И он был направлен на меня?

– Нет, – лгу я в ответ.

– Он у вас был направлен прямо на меня! – говорит он.

Оранжевые натриевые фонари на улице превращают его лицо в тыкву, а его глаза – в темные круги, как у панды. Я хватаю пакет из магазина «Трейдер Джос» с его заднего сиденья.

– Будь мужчиной, – говорю я ему. – Вот что ты должен сделать. Возьми какую-нибудь дрянь из своей машины и набей в этот пакет. Обойди здание и войди в мою переднюю дверь. Вот тебе ключи. Не крути головой, не останавливайся, не оглядывайся. Иди так, будто ты здесь живешь, будто все здесь тебе привычно, иди по-хозяйски. Заходи в лифт, доедешь до второго этажа, потом спустись по черной лестнице и вот этим открой запасную дверь.

Я отыскиваю шпатель в том месте, куда спрятала его вчера.

– Вы собирались застрелить меня, – говорит он.

– Ты хочешь получить оставшиеся деньги? – спрашиваю я.

Пока я заплатила ему только две сотни. Он кивает. Я отсчитываю ему купюры.

– Смотри только не нажми тревожный рычаг, когда будешь открывать заднюю дверь, – говорю я. – А теперь повтори мне все.

Он повторяет, а потом с пакетом, из которого доносится стук какого-то инструмента, идет в обход здания. Спина у него оранжевая, потом остается только его силуэт, потом он весь исчезает. Если бы шорты у него были высокие и в обтяжку, а не низкие и мешковатые, если бы его волосы были растрепанные, а не причесанные и коротко подстриженные, то он был бы как две капли воды похож на Томми.

У Джулии была теория на сей счет.

– Мы вечные квотербеки[32]32
  Игрок нападения в американском и канадском футболе, лидер и ключевой игрок в атаке.


[Закрыть] выпускного класса, мы говорим о пасе, который закончился голом в семьдесят втором году, – сказала она. – Последний год учебы в школе был для всех лучшим в жизни. Для всех нас этот год учебы связан с воспоминаниями о нашей травме. У нас такие же, как у других людей, нормальные ностальгические склонности, но, когда мы в воспоминаниях возвращаемся к этому предположительно замечательному времени, появляются люди, пытающиеся нас убить. Для нас ностальгия и насилие неразрывно связаны.

Я думаю о ней в реанимационной палате – лицо в синяках, она подключена к аппарату искусственного дыхания, позвоночник, видимо, опять сломан. Я стараюсь не чувствовать себя виноватой.

Что-то копошится по другую сторону двери, металл скребет о металл, потом дверь открывается, и в образовавшийся проем на парковку проникает луч света. В этот же проем следом за мной, когда я вхожу внутрь, устремляются мотыльки.

– Они тебя не видели? – спрашиваю я.

– Да я просто прошел мимо них, – говорит Томми. То есть Скай. Эти слова говорит Скай.

– Идем, – говорю я и направляюсь к лестнице.

– Мы разве не лифтом поедем? – спрашивает он сзади. Он все еще стоит внизу лестницы на первом этаже и смотрит вверх на мою задницу.

– Ты шутишь? – говорю я. – Тут всего три этажа.

Он ворчит, но секунду спустя я слышу, как его кроссовки шаркают по ступеням у меня за спиной. Я дожидаюсь, когда он догонит меня на третьем, потом осторожно приоткрываю пожарную дверь. В моем коридоре никого нет, и я быстро прохожу по нему. Я не хочу, чтобы кто-то посмотрел в глазок и увидел меня. Скай идет неторопливым шагом, словно ему все это безразлично.

На моей двери три полоски желтой полицейской ленты, а на замочную скважину наклеена бумажка с печатью Департамента полиции Бербанка. А еще на дверях появился засов, на котором висит навесной замок.

– Черт, – говорит Скай. – Кажется, пришли.

Я лезу в мою тревожную сумку, вытаскиваю из нее небольшой мешочек с липучками. Из него я достаю подточенный мною стержневой гаечный ключ, вставляю его в скважину навесного замка, начинаю давить на рукоятку, потом беру ножовочное полотно, которое я переделала в отмычку, и секунд за двадцать взламываю навесной замок.

– Ух ты, – говорит Скай и присвистывает.

– Тс-с, – с гордостью откликаюсь я.

Я снимаю листок с печатью, отпираю дверь и распахиваю ее внутрь. Моя клетка разбита. Вероятно, они здесь поработали кувалдой. Петли сорваны, дверь висит, практически согнута пополам. Комната залита оранжевым светом с улицы. На полу лежат мои разорванные в клочья шторы. Через разбитое окно до меня доносятся голоса прогуливающейся пары, они вспоминают, где тут припарковали машину, потом девушка смеется. Из моей квартиры исчезло всё. Она пуста.

– Вас обчистили, – говорит Скай, войдя следом за мной. – Полный отстой.

– Собирали улики, – говорю я.

Я обхожу квартиру, попросив Ская оставаться у входной двери. На полу посреди общей комнаты лежит раскрытая книга, на страницах отпечаток подошвы, а рядом следы волочения тела по полу – коричневатые отметины – кровь Джулии. В ванной на штанге для штор одиноко висит бюстгальтер. Все четыре моих сейфа вскрыты и стоят с открытыми дверцами.

Скай в общей комнате сидит в углу на корточках, разглядывает что-то.

– Они разбили ваш цветок, – говорит он.

Я отодвигаю Ская.

Файн! Я думаю о нем, радуюсь, что он в безопасности.

Он никак не отвечает мне, если не считать его ледяного молчания. Он лежит на боку в углу, заброшенный клубок грязи. Его корни вцепились в комок земли. Я нахожу в кухне супную кастрюлю, наскребаю в нее всю землю, какая есть на полу, ставлю его туда. Кастрюля великовата для него. Я наливаю в нее воду из-под крана.

– Вы за этим возвращались? – спрашивает Скай от дверей кухни.

– Нет, – отвечаю я. – Но убивать мое растение не имеет никакого смысла.

Как и убегать, оставляя его умирать здесь, добавляет Файн у меня в голове.

Я переношу Файна в общую комнату. Тренажер остается на своем месте, как и мой письменный стол. Я ставлю Файна на беговую дорожку тренажера, потом сажусь на четвереньки перед моим письменным столом.

На нем теперь нет мониторов, нет клавиатуры, нет мышки, даже мой принтер исчез. Они взяли ЦПУ[33]33
  Центральное процессорное устройство, здесь имеется в виду весь блок компьютера, в который входит и ЦПУ.


[Закрыть], стоявшее на полу под моим столом, но я нажимаю на панельку, которую вставила в штукатурку за клубком проводов, и она выскакивает, а за ней появляется мое настоящее ЦПУ, а то, которое они унесли, – всего лишь муляж. Одного было мало, а двух хватало.

– Я бы хотела влезть в него, – говорю я Скаю, вытаскивая ЦПУ.

– Нет проблем, привезем домой – посмотрю, – говорит он.

– А ты здесь не можешь?

– У меня в багажнике – спертый ноутбук, – говорит он. – Его можно подключить к ЦПУ, и он будет выполнять роль монитора и клавиатуры.

– Принеси его, – говорю я. Выйдешь из задней двери – не закрывай ее, подопри чем-нибудь.

Пока его нет, я захожу на кухню и открываю шкафчик под раковиной. Доска днища съемная, и я сметаю с нее емкости с очистителем, поднимаю доску так, чтобы можно было запустить руку в пространство между полом и шкафчиком. Мои пальцы ухватывают гладкий полиэтилен.

Я вытаскиваю пакет, в каком перевозят замороженные продукты. Внутри – три тысячи долларов двадцатками, свернутые в три увесистых толстеньких рулона. Я кладу деньги в мою тревожную сумку.

Скай неторопливо, насвистывая, возвращается минут через двадцать, он прижимает к телу ноутбук с проводами. Молодым необходимо понять, наконец, что такое «поспешать».

– Что? – спрашивает он, когда я встречаю его негодующим взглядом. – Вы же сказали, что я должен выглядеть естественно.

Еще пять минут у него уходит на подключение ноутбука к моему ЦПУ. Мы сидим на полу друг подле друга. Я всю свою силу воли трачу на то, чтобы казаться спокойной. Внизу три автобуса с командами телерепортеров, одна полицейская машина, маскирующаяся под частную, – рано или поздно кто-нибудь поднимется сюда проверить место преступления. Все мои чувства приведены в состояние полной готовности – я способна уловить звук открывающихся дверей лифта или шаги в коридоре. Меня беспокоит, что они могут обратить внимание на отсутствующий навесной замок и войти внутрь. Или кто-то снизу может увидеть на потолке пятно света от экрана компьютера. Или наши колени могут соприкоснуться. Я прошу Ская работать быстрее.

– Если бы я знал, что искать, это могло бы ускорить процесс, – говорит он.

– Что-то такое, что я могла загрузить, или что-то самоустановившееся, – говорю я. – Какая-то программа, позволяющая копировать файлы с моего компьютера так, чтобы я и не догадывалась об этом.

Скай стучит по клавиатуре, на все про все у него уходит меньше минуты, он быстро вводит набор знаков, и наконец мой компьютер оживает.

– Ну, вот вам, пожалуйста, – говорит он. Кто-то установил вам «Тимвьюер».

– И что это такое? – спрашиваю я.

– Программа, которая позволяет им удаленно управлять вашей системой, – говорит он. – Она тут стоит уже некоторое время. Вас облапошили.

Меня приводит в замешательство тот факт, что моя система была взломана, но в не меньшей степени приводит меня в замешательство то, что ему потребовались считаные секунды, чтобы обнаружить это.

– И как эта программа могла там оказаться? – настороженно спрашиваю я. – Я ее туда не ставила.

– Может быть, вы ее загрузили с чем-то, – говорит он.

– У меня надежная защита, – говорю я. – У меня стоит антивирусник.

– Да, но, установив «Тимвьюер», они могли вводить разрешения, так что защита вашей системы не срабатывала.

– Но как этот троянский конь попал ко мне? – спрашиваю я, чувствуя, как на мне натягивается кожа. – Кто-то приходил сюда?

– Может быть, – отвечает он. – Но это не обязательно. Программа могла быть спрятана в каком-нибудь приложении, которое вы загрузили.

– Я не загружаю приложений, – говорю я. Хотя я именно что загружаю их.

Я загружала их с сайта службы исполнения наказаний штата Юта. Я загружала приложения с Амазона. Я загружала их с компьютеров других последних девушек группы. Я загружала их с компьютера доктора Кэрол.

Во рту у меня помоечный вкус. Я была самоуверенной дурой, считая, что я в безопасности. Мир стал более сложным, и я отстала от него. Пока я охраняла свою дверь, они пробрались ко мне через компьютерное окно.

– Отключись, – говорю я, доставая свой мультитул. Злость и уязвленность не дают мне покоя.

Он переводит свой ноутбук в режим сна и отключает кабели. Я отвинчиваю задник моего ЦПУ, достаю жесткий диск. Моя отвертка постоянно срывается с неглубоких шлицов на винтиках. Когда я заканчиваю, костяшки пальцев на моей правой руке исцарапаны и саднят. Я беру Файна, засовываю жесткий диск в сумку, потом ставлю на место заднюю стенку ЦПУ и беру его с собой.

– Оставьте его, – говорит Скай. – От него никакого прока.

Я не отвечаю. Мы выходим, я вешаю на место навесной замок, в ярком свете коридора мои зрачки мучительно расширяются. Я возвращаю на место полицейскую ленту, пытаясь придать ей нетронутый вид. С печатью полицейского департамента Бербанка я ничего не могу поделать, но надеюсь, что они спишут это на любопытство журналистов с гибкой этикой.

Мы выносим ЦПУ по пожарной лестнице, Скай без остановки сетует, что это глупо, что не нужно мне брать ЦПУ. Что он может знать? В какой-то момент туда заявится какой-нибудь коп, а если эта штука все еще будет оставаться в квартире, к тому же без жесткого диска, то даже гении из бербанкского департамента полиции догадаются, что я приезжала сюда, потому что для меня это важно. А я не хочу, чтобы кто-то начал искать мой жесткий диск.

Потому что на нем моя книга.

* * *

Вернувшись в машину Ская, я ставлю ЦПУ на заднее сиденье и отстегиваю Скаю еще сотню.

– Держи, – говорю я. – Лишняя сотня за то, чтобы ты выкинул ЦПУ в мусорный бачок «Макдоналдса» или «Джека в коробке». Любого ресторана быстрого питания. Мусор у них вывозят частные подрядчики ближе к вечеру или ранним утром, так что оттуда он исчезнет быстрее всего.

– А вы куда? – спрашивает он.

Я достаю еще сотню.

– А это тебе за то, что ты отвезешь меня в Бел-Эйр и не будешь говорить об этом матери.

– Не знаю, смогу ли это сделать, – говорит он. – У нас в доме не принято врать.

Я отсчитываю еще шестьдесят.

– У вас есть телефон, по которому я могу вам позвонить? – спрашивает он, беря деньги.

– Зачем?

– Буду держать вас в курсе, – говорит он. – Сообщать то, чем делится мама.

– Нет, – говорю я. – После того как ты меня высадишь, вся твоя семья должна держаться от нас подальше.

– С вами со всеми всегда такая театральщина? – спрашивает Скай.

– Нет, – отвечаю я. – Но безопасности нет никогда. То, что случилось с нами, не кончается никогда.

Я начинаю нервничать от затянувшегося стояния, и потому я сажусь на пол. Скай садится за руль и защелкивает двери. Хорошо. Он учится.

– Я вам сочувствую, – говорит он, когда мы выезжаем с парковки. – Моя мать все время говорит о вашей шестерке. Ну и житуха у вас. Почему они не расправятся с теми, кто сделал это с вами? Тогда вы могли бы нормально жить дальше.

– Тогда появится кто-то другой, – говорю я, ставя Файна на сиденье. – А так я, по крайней мере, знаю, откуда исходит угроза.

– Неужели эти ребята и в самом деле такие страшные? – спрашивает он.

– Страшнее, чем ты можешь себе представить.

Он смотрит на меня.

– Вы похожи на идиотку. Поехали, уже совсем темно.

По какой-то причине сходство с идиоткой пробуждает у меня смущение перед лицом этого парнишки. Да какой он парнишка – ему двадцать шесть лет. Когда мне было столько же, сколько теперь ему, моя жизнь, по существу, закончилась. Я подтягиваюсь на сиденье, делаю это осторожно, чтобы не задеть рычаг коробки передач, и пристегиваюсь.

– Разве так не лучше? – спрашивает он. – Вы снова почти как нормальный человек.

Он улыбается мне. Этот малыш такой милашка. Я возвращаю ему мою лучшую улыбку, но даже я знаю: грош ей цена.

Спустя почти сорок пять минут мы наконец выезжаем на Четыреста пятую и едем дальше в сторону холмов. Мне не нравится так вот подставляться, но движение со скоростью семьдесят пять миль в час по фривею, по крайней мере, создает впечатление, что мои шансы выше, чем шансы моих врагов. Мы сворачиваем в серенькие небольшие районы вокруг Сансета, проезжаем Калифорнийский университет, потом через Уэст-Гейт, ощущение такое, будто мы едем на какую-то старую натурную съемочную площадку, а потом мы начинаем все выше и выше подниматься в холмы.

Я шестнадцать лет не бывала так вот в компании с посторонним человеком. Это убаюкивает меня. Ощущается как нечто нормальное. Я оглядываюсь на заднее сиденье – нет ли на нем кого. Потом оглядываюсь еще раз. Слои моей кожи отслаиваются, слетают с меня и, порхая, ложатся на обочину дороги. Я отваживаюсь посмотреть на Ская. У него профиль Томми. Это напоминает мне о том, что моя жизнь могла сложиться совсем по-другому, что я могла стать совсем другим человеком, и мне с трудом удается удержать себя от того, чтобы не положить ладонь на его руку, держащую переключатель коробки передач.

Меня одолевают нервозность, раздражительность, я чувствую потребность говорить. Кожа у меня трещит, наэлектризовывается, тысячи иголочек вонзаются в мои предплечья. Я стараюсь контролировать себя. Я дожидаюсь момента, когда мы оказываемся в нескольких кварталах от места моего назначения, и тут начинаю говорить.

– Высади меня на углу, – говорю я.

Он сбрасывает скорость, переводит рычаг коробки в нейтральное положение. Мы сидим на передних сиденьях, как влюбленные по завершении первого свидания. Это мгновение насыщается смыслом. Возникает ощущение неловкости. Я вижу на его лице пушок, позолоченный светом уличных фонарей. Он смотрит на меня, а я неровно и сдавленно дышу.

У него нет щита. Нет защиты. Он похож на Томми за мгновение до звонка в дверь тем вечером. У меня вдруг возникает желание дать ему что-нибудь, что-нибудь такое, чтобы ему не грозила опасность, что-нибудь такое, чтобы он запомнил меня. Что-нибудь такое, что будет принадлежать ему, что спасет его, если с ним что-то случится, что не даст ему превратиться в одного из нас.

Я подаюсь к нему, и он замирает. Его грудь перестает двигаться. Я прижимаю рот к его уху, чувствую, как мое теплое, влажное дыхание улавливается кораллово-розовой раковиной его уха.

– Никогда не позволяй себе расслабиться, всегда будь начеку.

Это немного, но ничего другого у меня нет.

На этом я выхожу из его машины и исчезаю.

* Расти Сквайрс III, «Полная ночных кошмаров жизнь Американской девушки мечты», «Верующий», август 2008.[34]34
  Уоллес, Дэвид Фостер (1962–2008) – американский писатель, представитель «новой искренности», мыслитель, эссеист, автор нескольких романов и сборников рассказов.


[Закрыть]