Текст книги "Сияние"

В ответ на ее улыбку Бришен тоже улыбнулся, показывая острые зубы. Он подсунул под спину подушки и снова взял ее за руку. В этот раз Ильдико не отстранилась.

– А я уж решил, что женился на застенчивой девственнице, – пошутил он.

Ильдико фыркнула и оттянула ворот ночной сорочки, чтобы показать, как жарко покраснела шея.

– Ты отчасти прав. Мне сейчас неловко. – Она отпустила рубашку и твердо посмотрела ему в глаза. – Но я не девственница.

Для дворянина гаури, желающего обзавестись наследником, девственность жены имела первостепенное значение. Двоюродные сестры Ильдико жили, как в тюрьме, под неусыпным надзором целой армии гувернанток и личной охраны, словно их добродетель была высечена из драгоценного камня, а не являла собой обыкновенную плоть. Всякий, кого королевская семья считала недостойным, рисковал лишиться жизни за один лишь взгляд на принцесс. Ильдико ценилась намного ниже, и тетка стерегла ее далеко не так ревностно. Бришен никогда ни о чем не спрашивал, и Ильдико рассчитывала, что ему просто не интересен этот вопрос, а не из-за того, что он считает ее невинной. Бришен скрестил руки на груди и поиграл бровями.

– История из прошлого. Хорошо же ты хранишь секреты. Расскажи. Кто научил тебя удовольствиям плоти?

Ильдико сжала его пальцы, радуясь, что Бришену просто любопытно. Может, для каи пустая добродетель не так важна, как для гаури.

– Любовник, – ответила она. – Всего один, и мне не понравилось.

Бришен перестал улыбаться, но ничего не сказал.

– Было неплохо, – пожав плечами, добавила она, – но определенно не стоило того, чтобы заблаговременно пить лорусовый отвар.

Вспомнив про отвар, она содрогнулась всем телом.

– Он тебя принуждал? – угрожающе спросил Бришен. В его глазах вспыхнули белые искры. Ильдико аккуратно освободила руку, чтобы он нечаянно не сломал ей пальцы.

– Нет, конечно. Он хороший парень, восьмой сын в небогатой дворянской семье. Мы плохо понимали, что делали. Получилось неловко и грязно, и после третьего раза мы решили прекратить.

Бришен пытался сдержать смех.

– Почему ты не попробовала с другим? Опытный любовник многому бы тебя научил. Удовольствия плоти потому так и называют, Ильдико. Секс – гораздо больше, чем неуклюжая возня под одеялом.

– Все равно, по мне – ничего особенного, – беззаботно отмахнулась она. – Отвар, который не дает мужскому семени укорениться, на вкус так отвратителен, что у меня от одного воспоминания сжимается желудок. Думаю, нет на свете удовольствия, которое стоит того, чтобы пить эту дрянь.

Бришен рассмеялся, сверкнув в полумраке белыми острыми зубами. Он потянулся и намотал ее косу на руку.

– Какая же ты прагматичная, моя Ильдико.

– Считаю это достоинством, а не недостатком. Многим порой не помешала бы толика здравого смысла.

Бришен потянул ее за волосы.

– Я не насмехаюсь. Прагматизм – часть твоего шарма.

Его глаза снова засияли ярче, как когда он только проснулся. Ильдико не видела, как его взгляд меняет направление, лишь подмечала едва заметное подергивание в уголках глаз, но все равно ей показалось, что этот взгляд скользит по ее волосам, плечам, шее и голым рукам.

Всю ее кожу охватило легкое покалывание, переходящее в жар. Ильдико судорожно вздохнула, когда Бришен придвинулся и потерся носом о чувствительное место на виске. Его дыхание щекотало ей ухо.

– И не только прагматизм, – прошептал он, и по ее спине побежали мурашки. Его губы прошлись по краю ее уха до самой мочки. Ильдико замерла, точно околдованная. Она прерывисто дышала, разрываясь между наслаждением от его легких касаний и страхом, что он нечаянно ее укусит.

Бришен будто уловил ее настроение и медленно отстранился. Плечи его окаменели, лицо стало непроницаемым. Он отпустил ее волосы, перекинув косу Ильдико ей за плечо, отодвинулся еще дальше и словно замкнулся. Ильдико вцепилась ему в руку, не желая отпускать.

– Мне очень нравится, когда ты меня трогаешь, Бришен.

Он немного расслабился, хитро взглянул на нее и опустил руку на обнаженную кожу чуть ниже ключицы. Рука поднималась и опускалась в такт ее частому дыханию.

– Верю, но вижу, что ты боишься.

– У тебя такие острые зубы, – поморщившись, объяснила Ильдико.

– Острые, но я осторожен, жена. Если по какой-нибудь невообразимой причине я тебя пораню, можешь укусить меня в ответ.

Шутка помогла. Ильдико усмехнулась.

– Бришен, – сказала она, широко улыбаясь, – такими зубами, как у меня, сильно не покусаешь.

Он погладил ее ключицу шершавыми подушечками пальцев, едва касаясь кожи черными ногтями.

– Тебя, наверное, никогда не кусала лошадь.

Странное сравнение, но возразить было нечего. Ильдико коснулась волос, лежащих на его плече, и пропустила их сквозь пальцы. Бришен положил голову ей на колени и закрыл глаза. Она бы сидела так не один час, если бы им обоим не требовалось переделать сотню дел. Она нечаянно дернула прядь.

– Извини. Тут немного запутались.

– Можешь меня расчесать, когда встанем.

Умно, подумала она.

– Расчешу, если расскажешь про свой первый раз. Надеюсь, твой оказался лучше моего.

Она ощутила кожей бедра, что Бришен улыбнулся. Он молчал, и она снова потянула его за волосы.

– Я же поделилась. Твоя очередь.

– Не хочешь вместо этого послушать, как няня однажды поймала меня за попыткой написать струей мочи мое имя на стенах детской?

– Не хочу, – ответила она, закатывая глаза. – Ты и так только что об этом рассказал.

Тихий смех пощекотал ей ногу. Бришен повернулся к ней лицом. Его голова приятно давила на живот. Он взял ее руку и опустил себе на лоб. Ильдико поняла намек и снова стала гладить.

– Моей первой женщиной была самая известная куртизанка в Баст-Харадисе, на тринадцать лет старше меня. Отец решил, что обучать сына искусству любви должен признанный мастер.

Ильдико замерла, и Бришен коснулся ее пальцев, чтобы она гладила дальше.

– Ты сама спросила, – добавил он.

Его признание не удивило, в чем-то она даже понимала короля.

Накручивая волосы на пальцы и отпуская их, она задумчиво произнесла:

– Надо было мне тоже кого-нибудь нанять.

В Присиде и мужчины, и женщины торгуют собой. Другой вопрос, как бы она провела такого человека во дворец. Бришен вздрогнул, неловко поднялся, путаясь в одеяле, и уставился на нее, приоткрыв рот.

– Странный ты человек, – наконец сказал он.

Ей хотелось зажечь свечу, чтобы лучше видеть его в медленно темнеющей комнате.

– Привыкнешь, – сладко ответила она и шлепнула его подушкой. Он повалился на бок и тут же вскочил с другой подушкой в руке.

– Объявляю тебе войну!

– Принимаю!

Она замахнулась, но их прервал стук в дверь. Вместо слуги, как ожидала Ильдико, снаружи заговорил управляющий:

– Ваше Высочество, вашей аудиенции просит констебль из Халматуса.

Бришен бросил подушку и ссутулился.

– С тобой весело, но нужно кое-чем заняться. Последний в очереди к трону принц не может заставлять себя ждать.

Ильдико тоже расстроилась. Ей самой предстояли бесконечные дела, но все равно побыть с мужем было приятно. Она подползла к нему и обняла за шею.

– Я обещала тебя расчесать.

Он обнял ее в ответ.

– Я помню. Стребую с тебя долг позже, так и знай. – Он поцеловал ее в лоб и отпустил. – До встречи. Если повезет, пообедаем вместе.

Она ушла в свою комнату, оглянувшись напоследок и кивнув. Он смотрел ей вслед со смятой кровати. Ухо все еще горело, а по спине бегали мурашки.

Анхусет тронула ее за плечи, и Ильдико вернулась в настоящее на пыльную тренировочную площадку с лошадьми, факелами и воинами каи.

– Позвать его, Ваше Высочество? – спросила Анхусет, кивая в сторону Бришена, сцепившегося с противником. Ильдико вздрогнула, не в силах смотреть на разворачивающийся поединок. Если помешать, тренировка может закончиться сломанной шеей или еще чем похуже.

– Нет, – решила она. – Лучше поедем отсюда. Не хочу его отвлекать, мы все равно скоро встретимся дома.

Она развернула коня и вместе с отрядом отправилась к замку. Солдаты последовали за ней, но остановились, когда она подняла руку.

– Оставайтесь, если хотите. Дальше не опасно. Не нужно меня сопровождать.

Ильдико пустила коня тихой рысью, Анхусет поехала рядом. До ворот, за которыми открывался вид на ухоженную крытую галерею и более мирный пейзаж, оставалось совсем немного. Краем глаза она заметила движение и обернулась. Анхусет, выругавшись, потянула меч из ножен и тут же убрала его обратно.

Им наперерез бежал Бришен. Ильдико едва успела придержать коня, когда он поравнялся с ней, схватился за луку и плавным движением взлетел в седло у нее за спиной.

– В жизни не видела, чтобы так глупо рисовались, – строго сказала Анхусет.

– Конечно, я рисуюсь, – согласился Бришен, обнимая Ильдико за талию и прижимаясь к ней сзади. – Хочу произвести впечатление на жену.

– Я впечатлена, – улыбнулась Ильдико, обернувшись к нему.

Бришен ощупал ее плащ.

– Почему ты вся мокрая и пахнешь солью? Упала в краску?

– Скорее нырнула, – весело поправила Анхусет.

– Можете оставить нас, Ша-Анхусет, – нахмурилась Ильдико. – Думаю, оставшиеся пятнадцать шагов мы с Бришеном преодолеем сами.

Анхусет со смехом попрощалась и поехала назад. Ильдико повернула к поджидающему господ конюху. Бришен спешился первым. Ильдико отмахнулась от его руки – она и сама отлично справится.

Чтобы отсрочить признание и не показывать новый цвет кожи, она принялась расспрашивать про тренировочный бой.

– Ты победил?

– Нет. Нефиритсен – мой лучший воин. До сих пор он ни разу не проигрывал. Если придется биться безоружным, я бы хотел, чтобы он был рядом.

Они вошли в замок, пересекли просторный главный зал и поднялись по одной из двух одинаковых лестниц по бокам. В коридоре горели свечи. Ильдико уже не так часто оступалась в темноте, но все равно была рада освещению, пусть и тусклому. У дверей комнаты она остановилась и повернулась к Бришену, надеясь, что выглядит равнодушной, хоть он и стоит перед ней полуголый. Вниз она старалась не смотреть.

– Ты наверняка хочешь помыться. Встретимся за ужином?

Бришен накрыл ее руку, замершую на дверной ручке.

– Ты от меня так просто не отделаешься. Сестра сказала, что ты нырнула в чан с краской. Я пойду к себе, как только ты удовлетворишь мое любопытство.

Покорившись неизбежному, Ильдико пригласила его в комнату. Синуэ нигде не было. Наверное, узнает от кого-нибудь из слуг или солдат, как добропорядочная хозяйка дома нырнула в краску, чтобы лучше выглядеть. Если бы конь мог бежать со скоростью слухов, всадник бы ни за что не удержался в седле.

Бришен почти не смеялся, когда Ильдико сняла плащ, стянула испорченную тунику и продемонстрировала руки и шею, покрытые пятнами всех оттенков цвета летней розы.

– Забавно, – фыркнула она.

– Ты вся розовая, – сказал он, медленно обходя ее по кругу. – Зачем ты залезла в амарантин?

Ильдико рассказала про ожерелье.

– Не хотелось его терять. Я понимаю, что его бы достали, но я испугалась. – Она вынула цепочку из корсажа и подала Бришену. – Оно дешевое, но очень ценно для меня. Застежка раскрылась, когда я нагнулась посмотреть на краску.

Бришен поднял ожерелье повыше.

– Хорошее. Помнишь констебля из Халматуса? – Ильдико кивнула. – Там живет ювелир. Он починит замочек или сделает новую цепочку.

Ильдико с любовью смотрела на ожерелье. Ей хотелось забрать его у мужа, но она сдержалась и убрала руки за спину. Он заслуживал ее доверия, даже когда речь шла о самом ценном и незаменимом.

– Сколько ему нужно времени?

Бришен, наверное, понял по ее голосу, что она нервничает.

– Немного. Если хочешь, я сам его отвезу.

– Да, пожалуйста, отвези! – хлопнула в ладоши Ильдико.

Вдруг ее пробрало холодом.

– Прости. Ты не мальчик на побегушках. Пусть съездит кто-нибудь другой.

Бришен протянул ей цепочку, чуть склонив голову. Ильдико научилась распознавать этот жест – ему было смешно.

– Ты не поняла. Я поеду не один. Ты отправишься со мной. Я ничего не смыслю в женских украшениях. Поговоришь с ювелиром сама. А я просто составлю тебе компанию и отдам деньги, которые ювелир запросит за работу.

Она взяла ожерелье с его ладони и прижала к груди.

– Отличная мысль. Я понимаю, ты беспокоишься из-за беладинских наемников, но я бы с удовольствием посетила поселения под защитой Саггары.

Бришену не хотелось отпускать ее на озеро. Он согласился только после того, как Анхусет пообещала сопроводить ее вместе с вооруженным отрядом. Кроме того, поселок находится в пешей доступности от замка и укреплений.

Бришен взял Ильдико за руку и рассмотрел ее со всех сторон.

– Хорошо хоть не краситель из крапивы.

Он поцеловал ее пальцы и отпустил принять долгожданную ванну.

Прав Бришен: из крапивы получали зеленую краску. Есть цвета похуже розового.

Они вновь встретились за ужином и после в покоях Бришена, где играли в «Контракт палача». Бришен снова перехитрил ее и перебил все войско. С его стороны погибли только трое.

– Ты стала играть лучше, – сказал он, пока она укладывая резные фигурки в обитую шелком коробку.

– Нет, и ты это знаешь, – фыркнула она. – Только мне начинает казаться, будто я тебя перехитрила, как ты убиваешь моего солдата.

Бришен разлил по кубкам вино из кувшина.

– Сегодня ты несколько раз обвела меня вокруг пальца. Просто ты слишком много думаешь и сомневаешься, вместо того чтобы действовать. – Он подал ей кубок и гребень. – Зато с расческой управляешься значительно лучше.

– Слабое утешение, – сказала Ильдико, принимая расческу. – Одно дело – стратегия, другое – чесать шерсть.

Он сел перед ее стулом и запрокинул голову.

– Я не овца.

Она собрала его волосы в хвост и принялась расчесывать темные пряди.

– Поверь, никто не спутает тебя – да и любого каи, раз уж на то пошло, – с овцой. Вы больше похожи на волков.

Бришен сидел тихо, расслабив плечи и ровно дыша. Ильдико водила гребнем.

– Расскажи что-нибудь, – попросила она.

Такой у них был уговор: она распутывает ему волосы, а он вспоминает детство в Харадисе – иногда веселое, подчас печальное, хотя Бришен говорил равнодушно, будто для матери обычное дело выпороть сына кнутом за то, что он слегка шепелявит и не может овладеть одним из простейших заклинаний, которое изучали все дети каи. Ильдико поняла, что Бришен рос непослушным, изобретательным и умным. И от рождения обладал состраданием и благородством, в отличие от родителей.

– О чем бы ты хотела послушать?

Ильдико ненадолго задумалась. Ее очень интересовал один вопрос:

– Почему ты совсем не похож на мужчину и женщину, давших тебе жизнь?

Бришен дернулся всем телом, будто его ткнули раскаленным прутом, и замер. Его спина напряглась, точно древко копья. Быстрым движением он поднялся на ноги и протянул Ильдико ладонь.

– Пойдем, – сказал он.

Не говоря ни слова, она приняла его руку. Они спустились на нижний этаж и вышли через кладовую в густые заросли ежевики и апельсиновых деревьев, окаймляющих одно из крыльев замка. Полная луна в небе совсем не давала света. Ильдико, слепая как крот, спотыкалась у Бришена за спиной. Уверенно шагая в душной темноте, он вел Ильдико туда, где, видимо, хранился ответ на ее вопрос, о котором она начала жалеть.

Они остановились у стены, отгораживающей галерею. Бришен что-то сказал, но не на баст-каи. От стены отделилась бледная тень, и показались три углубления, высеченных в камне. Бришен прижал к ним пальцы правой руки и снова прошептал что-то на незнакомом языке. Ильдико ахнула: камень растворился, открывая глубокую темную нишу. Бришен запустил руку внутрь, и Ильдико с трудом удержалась, чтобы не помешать ему. Ей показалось, что внутри живет нечто с зубами страшнее, чем у каи. Бришен спокойно вынул небольшую урну. Прижимая ее к груди, он повернулся к Ильдико.

– Что там? – спросила она.

– Ответ на твой вопрос.

Он поднял крышку. Долгую секунду ничего не происходило. Вдруг из горлышка урны вынырнул нежный сгусток света, размером с цветок одуванчика. Глаза Бришена засияли. Огонек светился и покачивался в воздухе.

– Моя сестра, – тихо сказал Бришен. – Во всяком случае, ее душа.

Ильдико пораженно вздохнула. Сестра! Бришен не говорил, что в семье были еще дети. Ильдико знала только его невозмутимого брата, которого мельком видела в Харадисе. Ей хотелось задать кучу вопросов, почему, например, душу его сестры спрятали в Саггаре в нише с заклинанием, а не поместили в Эльмеке, где каи хранят огонь своих мертвых?

– Имени ей так и не дали, но я назвал ее Анакнет. Мне исполнилось одиннадцать, когда она родилась. – Крошечный огонек приблизился к Бришену и замер над его ладонью. – У сестры была кривая ножка, а Секмис не могла смириться с больным ребенком. Хотя малышка все равно казалась мне хорошенькой.

Ильдико замерла в ужасе. Сейчас Бришен скажет нечто кошмарное, такое, что сердце сожмется. Ей захотелось заткнуть уши, заставить его замолчать, извиниться за то, что начала этот разговор, но она стояла неподвижно и ждала.

– Секмис убила ее на четвертый день жизни. Свернула шею. Я сам видел.

– О боги, – выдохнула Ильдико, потрясенная жестокостью королевы и осознанием, что Бришен стал тому свидетелем.

– Секмис – лич, – спокойно продолжил Бришен. – Она черпает силу и продлевает себе жизнь запрещенной магией: поглощает души и воспоминания. Когда отец был маленьким, она уже была старухой. Сейчас она зовется другим именем и говорит, что родилась в другой семье.

Огонек Анакнет покачивался над его рукой.

– Я забрал душу Анакнет и освободил ее, чтобы мать не завладела ею. Анхусет и моя старая няня Перет помогли мне оплакать ее и справиться с воспоминаниями. Перет спрятала огонь в ствол березы в саду у своей сестры. Когда мне отдали Саггару, я забрал ее сюда.

Он вернул огонек в урну, закрыл крышку и опустил в нишу. Заклинание вернуло каменной стене первоначальный вид.

Бришен повернулся к Ильдико, и она увидела, что несмотря на слезы и полумрак, глаза его горят красным.

– Я ненавижу мать, – ровно произнес он, – всей душой ненавижу. Придет день, и я ее убью. Она знает.

Он посмотрел туда, где в стене была спрятана урна.

– Я тот, кто я есть, благодаря Анакнет. Я отказываюсь быть чудовищем, породившим нас.

Ильдико всхлипнула и вытерла лицо рукавом, безуспешно пытаясь остановить слезы. Она несмело потянулась к Бришену, будто к дикому зверю, попавшему в капкан. Он не отстранился, и Ильдико крепко его обняла.

– Мне очень жаль, – прошептала она ему в плечо. – Очень, очень жаль.

Она целую вечность гладила Бришена по волосам и обнимала, слушая быстрый стук его сердца и частое неровное дыхание, которое временами переходило в скорбный стон. Каи не плачут, но страдают как люди.

Наконец Бришен отпустил ее. Его глаза больше не светились красным. Ильдико тоже успокоилась. Она сжала его руку ладонями.

– Клянусь, что унесу эту тайну в могилу, Бришен.

Он сжал ее пальцы и улыбнулся уголком рта.

– Знаю, потому тебе и рассказал.

В молчании они вернулись в замок, когда над горизонтом загорелась тонкая алая полоса. Синуэ встретила Ильдико на пороге спальни.

– Ваше Высочество, вам нездоровится? – Она провела Ильдико внутрь, усадила на кровать и подала чашку с водой. – Это поможет. Дать вам платок? У вас глаза красные.

Ильдико немного подумала и решила обойтись полуправдой.

– Я плакала. – Она хотела засмеяться при виде озадаченного лица Синуэ, но нечаянно всхлипнула. – Люди плачут, когда им грустно. Я скучаю по семье. Сейчас все прошло, хотя платок бы не помешал.

Когда она закончила умываться и переоделась в ночную рубашку, солнце заливало равнины золотым светом. Ильдико прошмыгнула в покои Бришена и обнаружила его одетым в темном углу у открытого окна. Он смотрел на восток, на слепящий свет, и не обернулся, когда она подошла и встала рядом.

– Не надо.

Ильдико вздрогнула от его резкого тона и замерла.

– Бришен?

Он тихо вздохнул и заговорил мягче:

– Сегодня тебе лучше спать у себя.

Будто ледяная рука стиснула ей сердце. Она пошатнулась, но устояла. Дело не в ней. События прошедшей ночи вымотали ее. Наверняка Бришен растравил старые, не зажившие до конца раны. Он хотел побыть один, чтобы прийти в себя. И все же, одиночество подчас не лучший советчик. Ильдико подошла ближе.

– Ты точно хочешь горевать один?

Бришен невесело усмехнулся.

– Если бы дело было только в этом, я бы тебя не прогонял. – Он по-прежнему смотрел в сторону. – Мне не только больно, Ильдико. Я злюсь и хочу тебя. – Его голос зазвучал глухо на последних словах, и сердце Ильдико пустилось вскачь. – И у людей, и у каи такие вещи кончаются плохо. Сегодня тебе со мной опасно. Иди к себе. Поговорим завтра.

Ильдико бросилась прочь, унося с собой его слова. Она захлопнула дверь между их комнатами и заперлась на засов.

– Спасибо, дорогая.