Текст книги "Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм»"

Я придерживаюсь первой точки зрения исходя из того, что латинский язык был основным для сообщества интеллектуалов и официальным для документов того времени. Кроме того, в тексте я использую выражение «брат Генрих из Шлеттштадта», следуя упоминаниям этого человека в материалах, поскольку принадлежность к семье для клирика (кроме епископов) не являлась существенной характеристикой, чего нельзя сказать о местности, откуда он был родом.

Топонимы (географические названия) даны в тех вариантах, которые имели хождение в эту эпоху.

Родной город Генриха Инститориса упоминается как Шлеттштадт (Schlettstadt) в Эльзасе, хотя сейчас территориально относится к Франции и носит название Селеста (Sélestat).

Тридент (Tridentum) – центр диоцеза и место возникновения одной из историй «кровавого навета» о якобы имевшем место ритуальном убийстве иудеями мальчика Симона. Генрих Инститорис принимал участие в расследовании этого случая. В настоящее время – город Тренто (Trento) в Италии.

Бриксен (Brixen) – центр диоцеза, к которому относился тирольский город Инсбрук, ставший местом самого масштабного ведовского процесса, организованного Инститорисом и окончившегося грандиозным провалом. Епископы Бриксена Николай Кузанский и Георг Гольсер во второй половине XV в. занимались расследованием случаев колдовства в соответствии с требованиями канона Episcopi. Современное название – Бресанноне (Bressanone) в Италии.

Ольмюц (Olmütz) – центр диоцеза в Моравии (Чехия) и место последних лет жизни Генриха Инститориса. Современное название – Оломоуц (Olomouc).

В книге я использую преимущественно латинское наименование трактата (Malleus Maleficarum), поскольку только оно и было в ходу в интересующую нас эпоху. Даже в немецких текстах того времени название этой книги при упоминании не перводилось.

Пояснения терминологического характера

Орден проповедников (ordo predicatorum). Поскольку социальный статус Генриха Инститориса во всех документах эпохи и его книгах обозначается как «брат ордена проповедников» (frater ordinis predicatorum /brůder prediger Ordens), я не использую применительно к нему термин «монах».

Нищенствующие ордена (mendicantes) противопоставляли себя традиционным монашеским (бенедиктинцам и цистерцианцам) прежде всего по принципу наличия собственности. Vita communis, монашеское общежитие, предполагало совместное владение имуществом, которое воспринималось многими как богатство и роскошь.

Эта разница была существенной настолько, что Гейдельбергская пляска смерти среди своих персонажей различает, с одной стороны, хорошего и плохого монахов (der bose monich/ der gude monich), а с другой – «брата» (der bruder)[34]34
  Der Doten Tanz. Heidelberg: Heinrich Knoblochtzer, ок. 1488. S. 16r.


[Закрыть].

Известен только один случай, когда Инститориса назвали «монахом» (münch) – так назвала «брата Генриха из Шлеттштадта» публично поносившая его площадной бранью Хелена Шоберин, одна из подозреваемых в злонамеренном колдовстве.

Смерть и хороший монах. Гейдельбергская пляска смерти, 1488

Обсерванты – участники движения за духовное обновление нищенствующих орденов XIV – начала XV вв. Выступали за возвращение к первоначальным идеалам бедности и строгому соблюдению правил (regula), составленных основателями этих духовных учреждений и утвержденных папой римским.

В доминиканском ордене к числу обсервантов принадлежал Иоганн Нидер, автор книги Formicarius («Муравейник»). Это сочинение принято относить к демонологическим трактатам. Однако общая тематика сочинения значительно шире и затрагивает различные опасности, которые угрожают христианской вере (злонамеренное колдовство было только одним из многих). В частности, значительное внимание в тексте уделялось женской набожности в связи с распространением религиозного движения бегардов и бегинок, вызывавшего у Нидера серьезную тревогу. Высокая популярность сочинений «брата Иоганна» была связана именно с идеями обновления. Помимо этого, он был практиком, непосредственно занимавшимся реформой конвентов – в частности, он успешно реформировал женскую обитель св. Екатерины (Katharinenkloster) в Нюрнберге. Своего рода курьезом выглядит то обстоятельство, что доминиканский конвент в Шлеттштадте (основное место пребывания Инститориса) оставался не реформированным вплоть до 1490 г.[35]35
  Mackay C. S. General Introduction // Henricus Institoris O. P. and Jacobus Sprenger O. P. Malleus Maleficarum / Ed. and tr. by Christopher S. Mackay. Cambridge, 2006. Vol. I. The Latin Text and Introduction. P. 116.


[Закрыть]

Смерть и брат [нищенствующего ордена]. Гейдельбергская пляска смерти, 1488

Секулярные клирики – приходские священники, не принадлежавшие к орденам католической церкви. С ними связано несколько «примеров» Malleus Maleficarum. Самые значимые из них сообщают истории не названного по имени «чеха» (Bohemus) из города Тахова (de Dachouo opido), который приехал в Рим с отцом, чтобы избавиться от одержимости демонами (подробнее – см. Главу 2.3) и батюшки Гефлина (Pfaff Heflin) из Обервайлера, не верившего в существование ведьм (подробнее – см. Главу 4.1). Оба становятся жертвами колдовской порчи. У нас есть основания полагать, что «брат Генрих из Шлеттштатдта» рассматривал принадлежность к ордену, членами которого также были святые (Доменик, Фома Аквинский), как своего рода защиту от происков ведьм, которой не могли обладать ни миряне, ни секулярные клирики. Кроме того, известно, что одним из противников немецкого инквизитора был приходской священник Христиан Турнер (Christian Turner) из Матрая (Matrei am Brenner), представитель епископа Бриксена Георга Голсера на судебном процессе в Инсбруке (подробнее – см. Главу 3.2).

Инквизитор еретического нечестия (inquisitor heretice pravitatis) – так звучало полное наименование статуса Инститориса в официальных документах. Латинский термин inqusitio обозначал как «дознание», так и «познание», т. е. логически правильную познавательную процедуру. Соответственно слово inquisitor могло относиться к любому человеку, занимающемуся интеллектуальной деятельностью в рамках схоластической образованности. Vir inquisitor et sapentie amator («исследователь и любитель премудрости») – так себя именовал император Фридрих II Штауфен, составивший книгу об искусстве соколиной охоты[36]36
  Воскобойников О.С. Душа мира: Наука, искусство и политика при дворе Фридриха II (1200–1250). М, 2008. С. 154.


[Закрыть]. Для сравнения – к 1481 году относится самое раннее упоминание Якоба Шпренгера как «инквизитора в церквях стольных(?) городов Майнца, Трира и Кёльна (inquisitor in metropolitanis ecclessiis Moguntina, Treverensi et Coloniensi)[37]37
  Quellen. S. 368.


[Закрыть] и не содержит уже знакомой нам формулировки «еретического нечестия». Рискну предположить, что в данном случае речь шла о надзорной деятельности в отношении церковных институтов, а не о дознаниях в делах еретиков.

В средневековой судебной практике инквизиционный процесс относился к уголовной сфере и был противоположен процессу обвинительному, поскольку предполагал проведение собственно расследования и получение признания обвиняемого перед вынесением приговора.

В отношении ереси инквизиция представляла собой практику, т. е. по существу являлась расследованием, выполняемым по поручению и на основании специальных документов, подтверждающих полномочия конкретного лица. В условиях Священной Римской империи германской нации конца XV в. такое расследование требовало специального подтверждения (промульгации) со стороны епископа (архиепископа) того диоцеза, где оно и должно было проводиться.

Собственно, назначение Инститориса в 1479 г. служит лучшей иллюстрацией к этой ситуации. Папа Римский Сикст IV издал бреве, в котором, посетовав, что во «всей Верхней Германии» нет никого, кто мог бы заниматься расследованием случаев еретического нечестия, назначил на эту должность «брата Генриха из ордена проповедников», отметив его образованность и ревность к вере (подробнее об этом эпизоде см. Главу 3.1). Соответственно, говорить об Инквизиции как о специализированном институте, цель которого заключалась в систематическом преследовании инакомыслия, корректно только применительно к Испании после учреждения соответствующего коллективного органа, а также применительно к католической части Европы в период после Тридентского собора (1545–1563 гг.), где действовали аналогичные церковные трибуналы, прежде всего – Римская инквизиция.

Диоцез – в Римской католической церкви административный округ во главе с епископом или архиепископом. В реалиях Священной Римской империи многие диоцезы представляли собой княжества, обладавшие суверенитетом и управляемые епископскими администрациями (Кёльн, Трир, Майнц, Бамберг, Аугсбург и т. д.). В этом случае (архи)епископа было принято именовать также «духовный князь» (gaistlicher fürst) – такое наименование встречается в «Нюрнбергском руководстве» «брата Генриха из Шлеттштадта».

Булла, бреве – виды документов, издававшихся папой римским[38]38
  Я предлагаю здесь максимально простую характеристику, поскольку непосредственной деятельности Генриха Инститориса касалось буквально несколько документов. Более подробная классификация представлена в статье Pitz E. Diplomatische Studien zu den päpstlichen Erlassen über das Zauber– und Hexenwesen // Der Hexenhammer. Entstehung und Umfeld des Malleus Maleficarum von 1487. Köln, Wien, 1988. S. 23–70.


[Закрыть]. Формально булла затрагивала принципиальные вопросы вероучения, бреве – второстепенные. Однако Инститорис специально не различал типы документов, полученных от папы, называя их все буллами. В этом заключался политический умысел, принципиально значимый для инквизиционной деятельности.

Так, если документ затрагивал только вопрос назначения и полномочий, то это означало, что решающим для епископских администраций при расследовании злонамеренного колдовства (maleficia) оставался так называемый канон Episcopi («Епископы» – название средневековых церковных документов, как правило, дается по первому слову или фразе), отрицавший реальность магических путешествий и превращений. Документ же, изданный как Summis desidesiderantes affectibus («Всеми силами души») и получивший статус буллы, содержал также описание преступлений ведьм, что формально позволяло Инститорису настаивать на собственном видении ситуации в случае конфликта.

Злонамеренное колдовство (maleficia) – рискуя показаться читателю скучным и однообразным, я буду использовать это словосочетание на протяжении всей книги для обозначения преступлений, приписываемых ведьмам. Латинский термин maleficium (во множественном числе – maleficia), который был основным в большинстве демонологических трактатов, буквально обозначал «злодеяние». Однако практика его использования подразумевала несколько более узкое толкование, а именно – причинение реального вреда жизни, здоровью или имуществу человека, нанесенное магическим способом. Наиболее точный синоним в русском языке – порча. Как правило, подразумевалось, что maleficium – прямое вредоносное действие, не имеющее какого-либо ритуального оформления. Это обстоятельство важно, поскольку, с точки зрения авторов демонологических трактатов, колдовством не являлась церемониальная магия, даже если ее ритуалы подразумевали вызов демона. Нигроманты (nigromantici – в XV веке часто использовалась эта форма слова) отличались от ведьм тем, что использовали специальные книги с магическими формулами. В Malleus Maleficarum упоминаются «запретные книги нигромантии» (prohibiti libri nigromantie – MM II/0), однако Инститорис заявляет, что ничего писать о них не будет, поскольку это другой род суеверий. Иоганн Нидер в своем трактате Formicarius («Муравейник»), наоборот, приводит историю нигроманта Бенедикта, оставившего свою греховную жизнь и ставшего монахом[39]39
  Подробнее – см.: Бакус Г.В. Мужчина, женщина и демон в контексте некромантии и злонамеренного колдовства (maleficia) // «В ответ на лучшие дары»: Венок к 63-му дню рождения Александра Евгеньевича Махова. Тула, 2022. С. 413–419.


[Закрыть]. Научная публикация текста и изображений анонимного магического сборника XV в. Codex latinus monacensis 849 из собрания Баварской государственной библиотеки (Bayerische Staatsbibliothek, BSB Clm 849), известного также как «Книга различных заклинаний, экзорцизмов и чародеяний» (Liber incantationum, exorcismorum et fascinationum variarum), была подготовлена Р. Кикхефером[40]40
  Kieckhefer R. Forbidden Rites: A necromancer’s manual of fifteenth century. Pennsylvania, 2012.


[Закрыть]. Самый известный образ, связанный с церемониальной магией, – персонаж немецкой народной книги Иоганн Фауст (1587)[41]41
  Легенда о докторе Фаусте. М., 1978; Парфёнов А.Т. Легенда о Фаусте и гуманисты Северного Возрождения // Культура эпохи Возрождения и Реформация. Л., 1981. С. 163–170.


[Закрыть].

Подавляющее большинство experientia, примеров из инквизиционного опыта Malleus Maleficarum, содержат описания именно ситуации наведения порчи, и, по всей видимости, для большинства современников именно это проявление злонамеренного колдовства выглядело как самое достоверное из обвинений. Более сложные компоненты, такие как возможность магических путешествий и превращений или плотские (сексуальные) отношения ведьм с демонами инкубами, оставались предметом дискуссий.

Гостия, облатка, «Тело Христово» – пресный хлеб, используемый в таинстве Евхаристии. На бытовом уровне существовали представления о магической силе этого предмета. Обвинение в осквернении гостии часто использовали в отношении иудеев, и один из таких сюжетов появляется в Malleus Maleficarum в несколько измененном виде: вместо иудея здесь упоминается ведьма, закопавшая гостию в горшке с жабой. «Нюрнбергское руководство» включало вопрос, не использовала ли ведьма «святое причастие» (hailigen sacrament) для колдовства. Поступки такого рода могли повлечь за собой обвинения в преступлениях против веры. Кроме того, Инститорис написал две книги, посвященные этому таинству, предвосхитив оживленные дискуссии времен Реформации.

Инкунабула (лат. – in cunabula, «в колыбели») первопечатные книги, увидевшие свет с момента изобретения книгопечатания и до конца XV века. Главная особенность этого типа заключается в том, что издания воспроизводили внешний вид рукописной книги. Стоит отметить характерные начертания букв (начальные и конечные формы, о которых я уже писал выше) и большое количество специальных знаков для принятых у писцов сокращений, отсутствие титульного листа и единообразной пагинации (системы нумерации страниц). На страницах часто оставляли место для инициалов – первых букв разделов, выполнявшихся художниками вручную. В конце книг часто встречаются колофоны – специально оформленные заключительные фразы с информацией о печатнике. К инкунабулам относятся шесть изданий Malleus Maleficarum (то есть – все, изданные при жизни Инститориса): шпейерские издания печатника Петера Драха (1486/87, 1490, 1494), нюрнбергские Антона Кобергера (1494, 1496) и кёльнское издание Иоганна Кёльхофа (1494). К числу инкунабул также относится большинство других опубликованных работ «брата Генриха из Шлеттштадта» – «Послание против одного концилиариста, а именно архиепископа Краинского» (1482)[42]42
  Institoris, Heinrich. Epistula contra quendam conciliistam archiepiscopum videlicet Crainensem. Nürnberg, 1482. Книга относится к периоду инкунабул и не содержит привычного библиографического описания. Дата и место издания, а также нумерация страниц приводится ориентировочно. Орфография дана согласно оформлению в собрании Bayerische Staatsbibliothek (BSB), в самом тексте первое слово дано как Epistola.


[Закрыть], «Новый трактат о чудесном таинстве евхаристии, что явилось в образе дитя из плоти и крови в освященной гостии» (1493)[43]43
  Institoris, Heinrich. Tractatus novus de miraculoso eucharistiae sacramento mit Widmungsbrief an Vitus Fackler, Propst des Augsburger Augustinerchorherrenstiftes Hl. Kreuz, Augsburg, 1493.


[Закрыть], «Различные трактаты со многими проповедями против четырех новейших ошибок, восходящих к наибожественнейшему таинству Евхаристии» (1496)[44]44
  Tractatus varii.


[Закрыть], «Книжица об ошибках «Монархии»» (написана в 1496 году, издана в 1499)[45]45
  Institoris Н. Opusculum in errores Monarchiae Antonii de Rosellis, Venedig, 1499.


[Закрыть].

Палеотипы – книги, изданные в первой половине XVI столетия. По внешнему виду они приближаются к современным изданиям (часто встречаются титульные листы, уходит практика оставлять место для инициалов), но сохраняют большое количество архаичных черт. Разделение на инкунабулы и палеотипы довольно условно, поскольку большое количество ранее изданных книг просто копировалось печатниками позднее, однако для нас это разделение удобно как хронологическая веха – все издания-палеотипы Malleus Maleficarum появились после смерти Инститориса в 1505 году. Впрочем, еще при жизни немецкого инквизитора в самом начале XVI века вышло два издания его последнего большого сочинения «Щит, веру святой римской церкви защищающий, от ереси вальденсов или пикардов» (1501, 1502[46]46
  Clypeus 1502.


[Закрыть]) и серия памфлетов о мистическом опыте сестры Лючии из Нарни.

Editio princeps («первое издание») – это латинское выражение используется как специальное обозначение для первого издания книги, ранее имевшей хождение только в рукописных копиях или списках. В числе интересующих нас сочинений editio princeps были у «Цветов добродетели» Винтлера, трактатов Иоганна Нидера и Иеронима Висконти, а также некоторых других авторов. Считаю важным подчеркнуть, что «первого издания» так и не появилось у так называемого Нюрнбергского руководства Инститориса.

Компендиум – сборник сочинений разных авторов под одной обложкой. Поздние издания Malleus Maleficarum, включавшие также тексты других демонологических сочинений, были компендиумами. В переносном смысле это слово могло обозначать сочинение, автор которого не претендует на оригинальность суждений, но стремится к полноте материала по теме.

* * *

Эта книга стала возможной благодаря поддержке многих людей – коллег-историков, друзей и близких. Здесь я хочу выразить свою признательность:

Андрею Владимировичу Чернышову – моему наставнику на историческом факультете Тверского государственного университета.

Александру Евгеньевичу Махову (1959–2021) – безвременно ушедшему первопроходцу исследований образов средневековой демонологии в России.

Ольге Тогоевой, Надежде Селунской, Анне Герштейн, Галине Поповой, Дмитрию Антонову, Михаилу Майзульсу, Ольге Христофоровой, Лидии Софроновой, Анне Хазиной, Фёдору Николаи, Артёму Маслову, Юлии Обидиной – отголоски многих наших научных бесед попали на страницы этой книги.

Порталу АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ и организаторам форума «Ученые против мифов» Александру и Георгию Соколовым, Марине Эриной, Виталию Крауссу, Петру Стерликову, Ксении Аблез, редактору стенограмм Екатерине Семёновой.

Моему другу Кириллу Кичатову, приславшему в самый разгар пандемии ссылку на открытый доступ к материалам журнала Magic, Ritual and Witchcraft.

Друзьям – участникам сетевого сообщества Imago et Littera.

Last but not Least – я бесконечно благодарен моей супруге Елене и нашим детям, все это время стоически переносившим мою вечную загруженность всякими средневековыми (и не только) сюжетами.

Такие разные книги

1.1. Malleus maleficarum: Книга и ее история

«То, что реальность может быть обманчивой, было предметом науки раннего Нового времени, ныне уже не признаваемой в качестве таковой; [науки] о сверхъестественных причинах и эффектах, т. е. демонологии»[47]47
  Behringer W. Witches and Witch‐Hunt. A Global History. Oxford, 2007. P. 9.


[Закрыть].

Вольфганг БЕРИНГЕР «Ведьмы и охота на них. Глобальная история»

«Многие бедствия людям, что причиняются без счета, – так, как я установил в книге malleo maleficarum и заключила [т. е. вынесла заключение] высокая школа в Кёльне»[48]48
  mangerlay shadens dem menschen vnd deß on zal zuo fiegen sein. also dann in dem vorgenanten buoch malleo maleficarum ich bestimbt hab. Vnd die hohe schuole zuo kölen bestet hat (Nürnberger Hexenhammer 1491. S. 110 (3v)).


[Закрыть].

Этот отрывок из «Нюрнбергского руководства» интересен тем, что в нем «брат Генрих из Шлеттштадта», избегая привычных риторических ухищрений, напрямую говорит о знаменитом трактате как о собственном сочинении.

Основным автором Malleus Maleficarum на настоящий момент считается Инститорис, чей опыт на инквизиционном поприще и лег в основу трактата. Наиболее последовательно этого мнения придерживаются немецкие исследователи, настаивая на том, что он попросту попытался воспользоваться известностью брата по ордену проповедников[49]49
  Segl P. Heinrich Institoris. Persönlichkeit und literarisches Werk // Der Hexenhammer. Entstehung und Umfeld des Malleus Maleficarum von 1487. Köln, Wien, 1988. S. 116–117; Behringer W., Jerouschek G. „Das unheilvollste Buch der Weltliteratur“? Zur Entstehungs– und Wirkungsgeschichte des Malleus Maleficarum und den Anfängen der Hexenverfolgung // Günter Jerouschek/Wolfgang Behringer (Hg.), Heinrich Kramer (Institoris), Der Hexenhammer. Malleus maleficarum. Neu aus dem Lateinischen übertragen von Wolfgang Behringer, Günter Jerouschek und Werner Tschacher, München, 2015. S.31–40.


[Закрыть]. К.С. Мэккей менее категоричен в этом вопросе, отмечая, что полностью отрицать участие Якоба Шпренгера в написании данного сочинения не представляется возможным[50]50
  Mackay C. S. Op.cit. P. 103–121.


[Закрыть]. Учитывая положение обоих в ордене, можно предположить, что они должны были встречаться на собраниях капитула провинции Тевтония (коллективный руководящий орган, ведавший делами конвентов на территории современной Германии). Однако едва ли такие встречи могли позволить совместную работу над очень большим текстом.

Этих двух доминиканцев практически всегда разделяло значительное расстояние. Основная деятельность Инститориса была связана с г. Шлеттштадт в Эльзасе и служебными поездками в Италию и Чехию, тогда как Шпренгер большую часть жизни провел в Кёльне. Уже по завершении основной работы над Malleus Maleficarum Инститорис был с визитом в этом городе для получения Апробации, заключения теологического факультета местного университета, тесно связанного с орденом доминиканцев. Возможно, Шпренгер читал и вносил некоторые правки в текст трактата, но это его участие идентифицировать не удается уже нескольким поколениям историков.

Косвенным аргументом в пользу участия Якоба Шпренгера в составлении Malleus Maleficarum является булла папы Иннокентия VIII Summis Desiderantes Affectibus, согласно которой тот был назначен инквизитором вместе с Инститорисом. Однако уже после издания этого документа из папской курии епископам упомянутых диоцезов направлялись специальные письма (до наших дней дошло и было опубликовано Й. Ханзеном послание архиепископу Майнцскому), в которых разъяснялось, что из названных двух инквизиторов прибыть сможет только один.

Единственный случай, когда булла Иннокентия VIII была задействована на практике – в ходе инквизиционного дознания в Инсбруке, – также обошелся без участия в нём Шпренгера. Об этом можно судить на основании промульгации, изданной епископом Бриксенским Георгом Гольсером, которая подтверждала полномочия исключительно Инститориса (подробнее см. Главу 3.1).

Само появление Summis desiderantes affectibus и Апробации теологического факультета Кёльнского университета как разделов трактата сопровождалось курьезом. Как показали исследования, в первом издании Malleus Maleficarum, подготовленном шпейерским печатником Петером Драхом в конце 1486 г., они отсутствовали. Уже позднее – примерно через полгода – Генрих Инститорис заказал их у Петера Шоффера (Peter Schoffer, 1425–1503) из Майнца, типография которого специализировалась на официальных документах и формулярах[51]51
  Behringer W., Jerouschek G. Op. cit. S.27.


[Закрыть]. Произошло это не ранее 17 мая 1487 г. (этим днём датирована Апробация), после чего инквизитор еретического нечестия дополнил оставшийся тираж. Выяснить это обстоятельство удалось благодаря анализу использованных при печати шрифтов, а также тому, что до наших дней дошло несколько экземпляров первого издания «Молота ведьм» без буллы Иннокентия VIII[52]52
  Если читатель помнит, во Введении я упоминал, что в 1987 г. вышло юбилейное научное издание к 500-летию этой книги, для которого Г. Ерошек отдельно готовил факсимильные копии текста трактата и этих документов. Еще один экземпляр первого издания «Молота ведьм», в котором отсутствует текст буллы Иннокентия VIII, обнаружили американские историки Л. Эппс и Э. Гоу в собрании Библиотеки Хоутона, основного хранилища редких книг и рукописей Гарвардского университета (Harvard’s Houghton Library). См.: Apps L., Gow A. Male witches in early modern Europe. Manchester and New York, 2003. P. 103, 115.


[Закрыть].

Наконец, в experientia, примерах из инквизиционного опыта, не упоминался Кёльн. Данное обстоятельство обращает на себя внимание, поскольку этот город номинально был центром одного из ключевых диоцезов в Священной Римской империи германской нации. Более того, мы можем с уверенностью говорить, что на протяжении XV в. местный светский суд регулярно рассматривал дела по обвинению в различных формах магической деятельности и достаточно часто выносил по ним смертные приговоры (см. Приложение «Общая хронология событий»). Этот материал так и не попал в experientia, что можно объяснить слабой осведомленностью «брата Генриха из Шлеттштадта» относительно ситуации в Кёльне.

Первый лист Malleus Maleficarum в издании Петера Драха. Шпейер, 1486

Есть еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания при разговоре об авторстве трактата. Даже будучи преподавателем, а позднее – ректором Кёльнского университета, Якоб Шпренгер написал только два сочинения: комментарии на «Сентенции» Петра Ломбардского[53]53
  Об этом сочинении см.: Mackay C. S. Op.cit. P. 83.


[Закрыть] и небольшую книгу на немецком языке «Возобновленное братство розы и креста» (Erneuerte Rosenkranzbruderschaft)[54]54
  Sprenger, Jakob. Erneuerte Rosenkranzbruderschaft. [Augsburg] [1476]


[Закрыть].

Первое из них относилось к учебному процессу по изучению теологии. Второе было связано с мистическим «братством розария св. Девы» (fraternitas rosarii b. Virginis), создателем которого и являлся Якоб Шпренгер (подробнее об этом религиозном объединении будет идти речь в Главе 2.4). Генрих Инститорис, напротив, писал много, но всегда один. Авторство всех прочих его сочинений ни у кого из историков сомнений не вызывает. И только относительно Malleus Maleficarum высказываются предположения о соавторстве.

Оформление ранних изданий Malleus Maleficarum, относящихся к инкунабулам (печатным книгам, изданным до конца XV века) и палеотипам (изданиям первой половины XVI столетия), как правило, не содержат упоминания авторов (или автора). Имена Якоба Шпренгера и Генриха Инститориса присутствуют уже в самом тексте – в небольшом вводном разделе «Апология авторов»[55]55
  В русском переводе отсутствует.


[Закрыть], а также в булле папы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus. Основной текст содержит систематически повторяющиеся фразы о двух авторах, например: «В земле, откуда родом один из тех двоих инквизиторов, составивших сей труд» (in terra natiuitatis vnius ex his inquisitoribus, cum duo simus hoc opus colligentes)[56]56
  Institoris Sprenger 2006 (1). P. 419.


[Закрыть], однако подобные формулировки всегда предваряют «примеры», связанные с биографией Инститориса.

Эта неопределенность, характерная для первопечатных книг, привела к тому, что уже младшие современники терялись в догадках относительно того, кто же написал Malleus Maleficarum.

Об этом свидетельствует фраза, появившаяся в венецианских изданиях трактата: «Автор[ство] «Молота» Якоба Шпренгера [из] проповедников провинции Тевтонской Иоанн Триттемий открыл, многочисленные ошибки и искажения (неточности) исправил»[57]57
  JACOBVM SPRENGER Teuthonicum Praedicatorij instituiti Mallei auctorem apud Joannem Tritthemium invenit, corrupta innumera & deprauata correxit (Sprenger Jakob. Mallevs Maleficarvm in Tres Divisvs Partes, In quibus Concurrentia ad maleficia, Maleficiorum effectus, Remedia aduersus maleficia, Et modus procedendi, ac puniendi maleficos abunde continentur, præcipue autem omnibus Inquisitoribus, & diuini verbi Concionatoribus vtilis, ac necessarius. Venetiis: Ad cadentis Salamandrae insigne,1574. P.7).


[Закрыть]. Начиная с этой публикации на титульных листах имя Якоба Шпренгера стало появляться в качестве единственного автора знаменитого демонологического сочинения.

Однако метаморфозы на этом не заканчивались. Во франкфуртских и более поздних лионских изданиях исчезло упоминание о самом открытии Триттемия. По всей видимости, здесь сказалась религиозная конъюнктура: франкфуртский издатель Николай Бассей, будучи протестантом, убрал вступление, содержащее посвящение кардиналу Сципиону Ребиба. Вместо него появилось послание к Иоганну Митценбергу, славившемуся своей ученостью настоятелю монастыря ордена братьев-кармелитов (Monasterium Fratrum Carmelitarum Francofurti ad Moenum)[58]58
  К концу XVI столетия большинство в городе составляли лютеране, но при этом сохранялось и католическое меньшинство, к которому принадлежала и данная обитель.


[Закрыть]. При этом немецкий печатник полностью сохранил структуру титульного листа своих итальянских предшественников и дословно воспроизвел развернутый подзаголовок, а также все прочие надписи вместе с упоминанием Якоба Шпренгера как единственного автора.

Титульный лист Malleus Maleficarum в издании Саламандера. Венеция, 1576

Сам текст трактата, приведенный к нормам классической латыни венецианскими редакторами, изменений не претерпел. На своем месте осталась даже булла папы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus. Это выглядит как некий парадокс, относительно которого можно только строить предположения. По всей вероятности, за давностью лет этот документ уже не казался протестантам неуместным. Случай с «Молотом ведьм» не является исключением, но скорее указывает на общую тенденцию для демонологии. Как отметил П.Дж. Максвелл-Стюарт, и католики, и протестанты апеллировалик одним и тем же авторитетам с «совершенно утомительной регулярностью»; протестанты цитировали произведения католических авторов с большой готовностью, как авторитетные тексты, достойные абсолютного доверия[59]59
  Maxwell-Stuart P. G. Rational superstition: the writings of Protestant demonologists// Religion and superstition in Reformation Europe. Manchester and New York, 2002. P. 178


[Закрыть].

Титульный лист Malleus Maleficarum в издании Николая Бассея. Франкфурт-на-Майне, 1580. Обратите внимание, что текст и дизайн страницы повторяют венецианские издания

Как бы то ни было, интерес представляет сама ситуация. Если признать достоверной историю о филологической работе над текстом Malleus Maleficarum Иоганна (Иоанна) Триттемия[60]60
  Это представляется мне вполне вероятным, поскольку Триттемий позднее сам написал небольшой демонологический трактат в ответ на вопросы курфюрста Иоахима Бранденбургского и императора Священной Римской империи германской нации Максимилиана I Габсбурга (См.: Behringer W. Witchcraft Persecutions … Р. 74).


[Закрыть], которая могла иметь место в начале XVI в., то получается, что этому труду пришлось ждать своей публикации полвека.

Безотносительно того, выяснял ли Иоганн Триттемий авторство трактата или нет, начиная со второй половины XVI века стараниями издателей утвердилось ошибочное представление, что Malleus Maleficarum написал именно Якоб Шпренгер. Причем оно оказалось настолько прочным, что и в XIX в. французский историк Ж. Мишле в своей книге «Ведьма» не высказывал и тени сомнения на этот счет.

Эта история показывает, что при большой длительности издательский процесс как таковой привносит обстоятельства и создает смыслы, не входившие изначально в авторский замысел, и в какой-то момент книга начинает жить своей собственной жизнью. В нашем случае на протяжении полутора столетий восприятие Malleus Maleficarum в европейской книжной культуре изменилось самым существенным образом. Первоначальная путаница с авторством и последовавшая за ней работа над текстом трактата (редакция, создание указателей) хорошо иллюстрируют сложный процесс изменения книжной культуры после изобретения книгопечатания. В интересующем нас аспекте «революции печати» Э.Л. Эйзенстайн описывала как движение от «испорченных копий к дополненным изданиям»[61]61
  Eisenstein E. L. The Printing Revolution in Early Modern Europe. Cambridge, New York, Melbourne, Madrid, Cape Towm, Singapore, São Paolo, 2005. P. 81–87.


[Закрыть].

Сравнительный анализ, проведенный Л. Эппс и Э. Гоу на материале двух изданий Formicarius («Муравейник») Иоганна Нидера и 21 одного экземпляра (относящихся к 16 изданиям) Malleus Maleficarum показывает, что демонологические трактаты, повторно издававшиеся на протяжении длительного времени, не отличались стабильностью текста. В них вносили правки, изменявшие как отдельные грамматические формы, так и целые предложения[62]62
  Apps L., Gow A. Op.cit. P. 102.


[Закрыть].

Исходя из собственного исследовательского опыта, я должен добавить, что аналогичным образом обстояло дело с другим популярным текстом о ведьмах – трактатом Ульриха Молитора De laniis et phitonicis mulieribus («О ланиях и женах-прорицательницах). Эта книга даже в изданиях, относящихся к периоду инкунабул (1489 – ок. 1500 г.), была представлена двумя редакциями латинского текста, а немецкий ее вариант в разных изданиях сильно отличается в плане орфографии. По всей видимости, так проявили себя диалекты тех земель, в которых располагались печатни.

Если оценивать ситуацию по долгосрочной конъюнктуре книгоиздания, именно эти три сочинения XV века – Formicarius, Malleus Maleficarum, De laniis et phitonicis mulieribus – сформировали своего рода «ядро» демонологии как литературного жанра. Их продолжали издавать с завидным постоянством на протяжении двух столетий, причем начиная с 1580 года – объединяя в компендиумы. Тиражи и частота переизданий «Молота ведьм» привели к тому, что на этом фоне затерялось всё остальное, вышедшее из-под пера Инститориса. Особенно примечательно то, что последний раз при жизни немецкого инквизитора трактат увидел свет в 1496 году, а оставшиеся девять лет жизни «брат Генрих из Шлеттштадта» посвятил написанию и изданию других сочинений (о них подробнее мы будем говорить в Главе 1.3).

Здесь перед нами возникает проблема, некогда обозначенная Р. Шартье, – необходимость выявления «смысловых рамок», которые задаются конкретному тексту условиями, определившими его написание, и формами, обеспечивающими его передачу читателю. Это означает, что требуется собирать сведения обо всех, кто так или иначе участвовал в производстве, распространении и интерпретации дискурсов (авторов, издателей, печатников, читателей, зрителей)[63]63
  Шартье Р. Письменная культура и общество. М., 2006. С. 11.


[Закрыть].

Применительно к интересующим нас демонологическим сочинениям этот тезис может быть переформулирован следующим образом: может ли сам процесс издания привносить некие новые смыслы, которые не входили изначально в авторский замысел? Не возникало ли в этом процессе конфликта между первоначальными идеями и последовавшими позднее изменениями? Не сказалось ли это, в конечном итоге, на исходной идентичности авторов в том виде, как они сами презентовали себя в своих текстах? И, наконец, стала ли демонология явлением именно гутенберговской вселенной, книжной культуры, в которой абсолютно доминируют печатные формы распространения информации, либо она продолжала существовать в более широких рамках, где сохраняли свое действие тенденции, свойственные миру скрипториев или даже устного слова?

Попробуем представить ситуацию вокруг демонологии в целом.

К моменту публикации Malleus Maleficarum в различных регионах Европы только с начала XV столетия было написано (по разным оценкам исследователей) около двух десятков текстов о злонамеренном колдовстве.