Текст книги "Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм»"

Наиболее вероятно, что упоминаемый в Malleus Maleficarum «инквизитор из Комо» оказался своего рода собирательным образом, риторической конструкцией, созданной «братом Генрихом» для того, чтобы отразить взгляды итальянских доминиканцев на природу злонамеренного колдовства (maleficia). Объединяя в рамках одной книги высказывания Иоганна Нидера, «инквизитора из Комо» и свои собственные (и затушевывая противоречия между ними), «брат Генрих из Шлеттштадта» фактически стремился к тому, чтобы представить не свою авторскую концепцию, а некую собирательную и обобщенную (по нашим меркам – местами противоречивую) позицию доминиканского ордена в этом вопросе.

Такой подход имел практическое значение, поскольку сочинения Иоганна Нидера были практически неизвестны по ту сторону Альп, равно как и итальянские демонологические трактаты – в Германии. Я полагаю, что этим и объясняется решение Инститориса опубликовать Malleus Maleficarum, не указывая напрямую собственное авторство. Стоит отметить, что также фактически анонимным выйдет последнее сочинение немецкого инквизитора – небольшой памфлет «Достойные почитания деяния девы-стигманосицы Лючии из Нарни и других духовных особ женского пола» (Stigmifere virginis Lucie de Narnia aliarumque spiritualium personarum feminei sexus facta admiratione digna), посвященный практическим вопросам распространения нового культа итальянских женщин-мистиков.

1.2. Книга без названия:
Der  Nürnberger Hexenhammer

«Доказательство существования немецкого перевода, несомненно, было бы чрезвычайно важным историческим открытием, но до сих пор в исследованиях единодушно предполагалось, что не было никакого перевода Malleus [Maleficarum] того времени, не говоря уже о каком-либо [случае] преподнесения [книги самим] автором»[100]100
  Jerouschek G. Vorwort. Der ‘Nürnberger Hexenhammer’ Heinrich Kramers// Kramer (Institoris) H. Nürnberger Hexenhammer… S III.


[Закрыть].

Гюнтер ЕРОШЕК, Предисловие к «Нюрнбергскому Молоту ведьм» Генриха Крамера

«Запомни, судья, что больше двух сотен прошли через мой инквизиционный суд» (Merk der richter/ das vber zwo hundert sein durch mein ersuohung gericht- II/8, 9v).

Эта фраза, записанная от первого лица и принадлежащая «брату Генриху из Шлеттштадта», дошла до нас на страницах небольшого сочинения, посвященного правовым аспектам преследования ведьм и адресованного бургомистру и городскому совету Нюрнберга[101]101
  Nürnberger Hexenhammer. 1491.


[Закрыть].

«Книга» (в самом источнике фигурируют слова Bůch, opusculum, но отсутствует собственно название) представляет собой небольшое (всего шестнадцать листов немецкого и тридцать шесть – латинского текста) оригинальное сочинение доминиканца Генриха Инститориса. Автор научного издания Г. Ерошек озаглавил текст «Нюрнбергский Молот ведьм» (Nürnberger Hexenhammer), по аналогии с печально известным трактатом того же автора. Однако это решение вызвало критику со стороны К.С. Мэккея, предложившего использовать в качестве названия «Нюрнбергское руководство» (Nuremberg Handbook). Дело в том, что «Нюрнбергский Молот ведьм» вносит ложное ощущение тождественности двух сочинений, тогда как материал «Книги» пересекается только с третьей частью Malleus Maleficarum и не затрагивает теоретических (часть первая) и практических (часть вторая) вопросов демонологии[102]102
  Mackay C.S. Op. сit. P. 92.


[Закрыть].

Приведенная выше небольшая дискуссия указывает на специфику ситуации, в которой перу одного автора принадлежат два текста, посвященные преследованию ведьм. Однако эти тексты сильно отличаются между собой по таким ключевым параметрам, как язык, на котором они написаны, объем и степень оригинальности авторских взглядов. Расхождения сами по себе дают нам редкую возможность оценить степень авторской последовательности Генриха Инститориса в разработке концепции злонамеренного колдовства (maleficia), а также некоторые особенности книжной культуры на заре эпохи книгопечатания.

Языковая ситуация выглядит следующим образом: «Нюрнбергское руководство» – сочинение-билингва, в котором латинский язык доминирует, однако основные структурные элементы текста дублируются на немецком. К сожалению, подробный анализ в этой области сильно затруднен из-за особенностей издания. Опубликованной оказалась только немецкая часть текста. Латинская же представлена в виде постраничного черно-белого факсимиле, удовлетворительная расшифровка которого едва ли возможна[103]103
  Подробный анализ неточностей данной публикации приводит К.С. Мэккей, автор кембриджского издания Malleus Maleficarum – см.: Ibid.


[Закрыть]. Нумерация страниц не совпадает с библиографическим описанием Р. Эндерса (видимо, при подготовке издания Nürnberger Hexenhammer были опущены пустые страницы)[104]104
  Так, согласно Р. Эндерсу, немецкий регистр расположен на страницах 2a-3a, тогда как в публикации Г. Ерошека они обозначены как 1r-2r. Другие разделы книги демонстрируют аналогичную картину: латинский текст должен заканчиваться на 53a, тогда как соответствующее место факсимиле обозначено как 51v – см. Enders R. Op.cit.S. 200. Пагинация страниц в издании Ерошека не совпадает также с ссылками К.С. Мэккея на латинскую часть «Книги».


[Закрыть]. Как бы то ни было, «Нюрнбергское руководство» содержит единственный известный нам связный и достаточно большой текст Генриха Инститориса, написанный им на родном языке. В отношении объема и степени авторской оригинальности рассматриваемых нами книг наиболее точно описал ситуацию К.С. Мэккей. Поскольку Malleus Maleficarum большей частью является компиляцией высказываний предшествующих авторов, собственные взгляды Инститориса в нем зачастую оказываются скрытыми за чужими словами, которые не обязательно точно соответствуют тому, что сам он думал о злонамеренном колдовстве (maleficia). В большом латинском трактате его взгляды наиболее полно были выражены в experientia, «примерах из инквизиционного опыта», разбросанных по всему тексту, однако их значимость не всегда ясна читателю.

В этом отношении особенность «Нюрнбергского руководства» заключается в том, что это полностью оригинальный текст, составленный «братом Генрихом из Шлеттштадта». Поэтому в нем нашли отражение его собственные размышления, которые были только намечены, но не получили дальнейшего развития в Malleus Maleficarum[105]105
  Mackay C.S. Op. cit. P. 54.


[Закрыть]. Близкую позицию занимает Р. Эндерс, отмечавший, что «Книга» не является немецко-латинским вариантом знаменитого трактата, как не является она и сокращенным его переложением, но представляет собой самостоятельную работу Генриха Инститориса[106]106
  Enders R. Op. cit. S. 215.


[Закрыть].

Что объединяет эти два текста и чем они отличаются в плане содержания? Согласно эмоциональной характеристике Г. Ерошека, «Нюрнбергское руководство» и Malleus Maleficarum сближает то, что оба сочинения демонстрируют пренебрежение законами логики в описании колдовства и мизогинию, которая нашла выражение в стойкой убежденности Инститориса в том, что женщины более предрасположены к колдовству[107]107
  Jerouschek G. Vorwort. Der ‘Nürnberger Hexenhammer’ … S. VI–VII.


[Закрыть].

Послание Генриха Инститориса Городскому совету и бургомистру Нюрнберга

Однако, как указывает Р. Эндерс, «брат Генрих Крамер из Ордена проповедников, доктор Священного Писания, Папский посланец и инквизитор и т. д.» (Brůder heinrich kramer prediger Ordens doctor der heiligen geschrifft. Vnd Bäpstlicher commissarius und Inquisitor etc.), обращаясь к Городскому совету, не позволял себе прямых нападок на женщин или описания шабаша ведьм. Он только констатировал, что злой дух может привести к обвинению как виновных, так и невиновных[108]108
  Enders R. Op. cit. S. 199.


[Закрыть]. Эту сдержанность исследователь объясняет заведомо скептическим отношением к колдовству, преобладавшим среди нюрнбергских юристов[109]109
  Ibid. S. 201.


[Закрыть].

Предметом рассуждений Инститориса выступает преимущественно «злоупотребление правом» (müßhandel des Rechtens) или нарушение его судьями, благодаря которым ведьмы уходят от заслуженного наказания. Однако это не мешает ему высказываться относительно причин, побуждающих женщин к колдовству.

Самым важным мне представляется предположение К.С. Мэккея о том, что для «Нюрнбергского руководства» характерно упрощенное определение (simpler definition) колдовства, включающее в себя только две обязательные составляющие. Это, с одной стороны, – ересь и отступничество от веры и, с другой стороны, нанесение реального вреда посредством магии[110]110
  ipsa prauitas maleficarum ex duobus consistit, scilicet heresi et apostasia a fidei et ex temporali damno quod infert [21r] (Цит по: Mackay C.S. Op. cit. P. 53. Латинский текст дается в транскрипции К.С. Мэккея).


[Закрыть].

В такой трактовке соглашение с дьяволом выступало просто как свидетельство верности по отношению к нему. Остальные компоненты разработанной концепции колдовства (такие как, например, полет на шабаш) приобретали статус второстепенных деталей, подтверждающих принадлежность к секте колдунов.

В этом отношении более понятной становится стереотипная формула, которую использует Инститорис в «Книге» для описания сущности колдовства: «ведьмы наносят огромный вред плодам, людям и скоту»[111]111
  vnholden halben von grosses schadens zůgefüegt fruchten, vich und menschen (Nürnberger Hexenhammer 1491 S. 103* (ep. 2v)).


[Закрыть], и «первое нарушение» (erst müßhandel) судей – не верить в подобные деяния[112]112
  nit glaubt hat daß vnholden sein mügen. schaden zuo fiegen menschenn früchten oder fiche (Ibid. S. 108* (2v)).


[Закрыть].

Это наблюдение имеет большое значение также и для понимания особенностей композиции Malleus Maleficarum. Согласно К.С. Мэккею, именно концепция ереси «секты» ведьм как группы людей, отрицающих христианские догматы и причиняющих реальный вред другим людям, позволяет объяснить включение в трактат такого специфического вида злонамеренного колдовства (maleficia), свойственного исключительно мужчинам, как преступления стрелков-колдунов (Malleus Maleficarum, II/1,16)[113]113
  Mackay C.S. Op. cit. Р. 56.


[Закрыть].

Соответствующий раздел – «Три (вновь) открытых способа злонамеренного колдовства, коим обучаются мужи, но не жены» (tres modos quo viri et non mulieres reperiuntur maleficijs infecti) [114]114
  Institoris Sprenger 2006 (1). P. 482. К.С. Мэккей, ориентируясь на первые издания трактата, указывает, что это секция из трех неразделенных между собой глав с 16-й по 18-ю. По всей видимости, у Инститориса из-за спешки не хватило времени для окончательного оформления. В позднейших изданиях ей был присвоен номер 16, хотя в названии сохранялось упоминание трех глав (per tria capitula) – SVPER TRES MODOS, QVO VIRI et non mulieres reperiuntur maleficijs infecti per tria capitula, et primò de sagittarijs Maleficis, CAPIT. XVI [Institoris 1580].


[Закрыть] – содержит истории из разных немецких земель, но имеет высокую актуальность именно для Нюрнберга. Sagittarij Malefici, стрелки-колдуны, являются прямой отсылкой к распространенной социальной практике средневекового немецкого города. Гильдии стрелков, имевшие своих святых-покровителей (как правило, святого Себастьяна), являлись по существу частными обществами, пополнявшимися добровольцами из горожан, но получавшими субсидию от города (иногда и от городского сеньора). Они были связаны рядом обязательств по отношению к власти, которые касались несения военной и полицейской службы[115]115
  Белов Г. Городской строй и городская жизнь средневековой Германии. М., 1912. С. 77.


[Закрыть].

Нелюбовь к этой социальной группе со стороны Инститориса вполне объяснима. Как указывает немецкий историк О.Г. Эксле, объединения, основанные на взаимно приносимой клятве (гильдии средневекового города), выстраивали отношения по образцу братств, сочетающих одновременно и религиозные, и профанные функции, и потому вызывали настороженность со стороны официальной церкви[116]116
  Эксле О.Г. Как возникали ценности в средневековом обществе? // В своем кругу. Индивид и группа на западе и востоке Европы до начала нового времени. М., 2003. С. 15–21.


[Закрыть].

Применительно к Нюрнбергу мы можем ориентироваться на более поздние данные XVI в., которые приводит Д. Харрингтон: в городе насчитывалось сорок муниципальных стражников, называемых стрелками, которые славились своей жестокостью и коррупцией. В силу этой репутации они приносили присягу отдельно от остальных служащих[117]117
  Харрингтон Д. Праведный палач: жизнь, смерть, честь и позор в XVI в. М., 2020. С. 168, 176, 177.


[Закрыть].

В содержательном плане наиболее интересна восьмая глава второй части «Книги». В ней мы находим примерный план допроса подозреваемой в злонамеренном колдовстве. Краткое, почти конспективное изложение материала в этом разделе представляет собой детальный перечень различных аспектов магической практики.

Смерть и [городской] стрелок. Гейдельбергская пляска смерти, 1488 г. Der Rauber буквально означает «грабитель», но мы можем точно идентифицировать социальный статус благодаря деталям образа (шлем, арбалет, меч, шпоры)

Особое внимание уделяется выяснению подробностей отношений женщины с нечистой силой: учил ли ее демон (teüfel), обещал ли он ей свою помощь. «Далее – в каком обличье явился он к ней»… (Item in was gestalt er zuo ir kem …) «Далее – в какой день..» (Item auff welichen tag)… «Далее – после того, как много раз он познавал ее непристойно» (Item darnach wie vil mal er sy bekant hab in vnkeüsch) «Далее – как много лет» (Item wie vil jar).

После этого судье следовало выяснить обстоятельства «пренебрежения верой» (verleügung deß glaubens). «Далее – [обстоятельства пренебрежения] Божьей Матерью» (Item der muotter gottes) «Далее – [обстоятельства пренебрежения] святым таинством [Евхаристии] – как она злоупотребляла святым таинством [Причастия], положив в рот [гостию]» (Item der hailigen sacrament/ wie sy müßhandelt hab mit dem hailigen sacrament auß dem mund zenemen).

Каких-либо конкретных примеров Инститорис здесь не приводит, но не может удержаться от хвастливой фразы, которую я вынес в начало главы, о более чем двухстах обвиняемых, прошедших через его инквизиционный суд.

В пользу гипотезы К.С. Мэккея об «упрощенном определении» колдовства «Нюрнбергского руководства» свидетельствует и специфическая система цитирования. В отличие от Malleus Maleficarum с его обширным списком схоластических авторитетов здесь упоминаются только отдельные авторы и документы. В силу особенностей публикации «Книги» мы можем оперировать данными только по немецкой части, однако они представляют большой интерес в свете интересующей нас проблемы.

Наиболее заметно внимание Инститориса к правовой составляющей. В тексте присутствуют упоминания конкретных памятников канонического права (Excommunicamus, Ut officium, Inter sollicitudines etc.), а также повторяется стереотипная формула «в папском и имперском праве» (in bäpstlichen vnd kaiserlichen recht).

Особое место среди аргументов занимает собственный opus magnus (главный труд). На шестнадцать страниц немецкого текста приходится пять упоминаний Malleus Maleficarum. Трактат упоминается как аргумент против «первого нарушения права» (erst müßhandel), т. е. неверия в реальность колдовства: «Как доказывает книга, называемая malleus maleficarum, что все те, которые свободно говорят, будто не верят в то, что ведьмы вредить могут или вообще существуют, те ошибаются в отношении святой христианской веры»[118]118
  als ausweist das buoch genannt malleus maleficarum. das alle die die do sprechen freuelich. das nit zuo glauben sey das vnholden schaden mügen oder sein mügen. die irren an dem hailgen cristlichen glauben (Nürnberger Hexenhammer 1491. S. 108*(2v)).


[Закрыть].

Далее речь идет о том, что ведьмы приносят «многие беды людям» (mangerlay schadens dem menschen), и брат Генрих заявляет без лишней скромности о своем вкладе в изучение этой проблемы: «Я установил в вышеназванной книге malleus maleficarum» (in dem vorgenanten buoch malleo maleficarum ich bestimbt hab)[119]119
  Ibid. S. 110*(3v). Использование этой личной формы в «Нюрнбергском руководстве» является одним из доказательств того, что основным автором Malleus Maleficarum был Генрих Инститорис (Mackay C.S. Op. cit. P. 109).


[Закрыть]. До конца немецкого текста «Нюрнбергского руководства» «Молот ведьм» упоминается по разным поводам трижды – на фолио 6v, 13v, 14v[120]120
  Помимо этого, согласно данным К.С. Мэккея, в латинской части «Книги» присутствует еще семь упоминаний Malleus Maleficarum (Ibid.)


[Закрыть]. На фоне навязчивых ссылок на собственное сочинение поразительный контраст представляют немногочисленные отсылки к сочинениям других авторов. В немецкой части книги их всего две: это упоминание «Суммы» Генриха Сузо[121]121
  Alß hostienßis in summa de frigidis et maleficiatis (Nürnberger Hexenhammer 1491. S. 120* (8v)).


[Закрыть] и «Этимологий» Исидора Севильского[122]122
  Als ysidorus octauo ethymologiarium sagt. malefici ob enormitatem scelerum sic nuncupantur ſo ſeint (Ibid. S. 132*(14v)).


[Закрыть].

Принципиальное значение имеет также отсутствие упоминаний ряда авторов, имевших большое значение для Malleus Maleficarum. Прежде всего – признанных схоластических авторитетов, таких как Блаженный Августин и Фома Аквинский. Обе фигуры умолчания имеют принципиальное значение – Августин был первым из церковных авторов, обратившихся к теме отношений человека и дьявола[123]123
  Тогоева О.И. Указ. соч. С. 57.


[Закрыть], а рассуждения Аквината служили обоснованию реальности плотских отношений между ведьмами и демонами-инкубами (в «Книге» это обвинение появляется как аксиома, не требующая ссылок на авторитеты).

Отказ от упоминаний обоих теологов выводит «Книгу» Инститориса за пределы схоластической традиции, перенося ее полностью в юридическую плоскость. Отчасти это компенсируется постоянными отсылками к Malleus Maleficarum, который, будучи компиляцией на теоретическом уровне, вобрал в себя ключевые высказывания большого числа авторов.

Еще более поразительным мне представляется отсутствие упоминаний канона Episcopi[124]124
  О каноне в контексте эволюции позиции католической церкви см: Рассел Дж. Б. Указ. соч. С. 104–109; Cohn N. Europe’s inner demons: the demonization of Christians in medieval Christendom. Chicago and London, 2000. P. 167–169. Kieckhefer R. European Witch Trials. Their Foundations in Popular and Learned Culture, 1300–1500. London and New York, 2011. P. 38–39; Ginzburg C. Ecstasies: Deciphering the Witches’ Sabbath. New York, 1991. P. 89–91; Тогоева О.И. Указ. соч. С. 58–59.


[Закрыть], документа, обладавшего принципиальным значением для формирования корпуса демонологических сочинений. В нем обсуждалась реальность превращений и путешествий в свите языческой богини Дианы, а также затрагивался вопрос об отношении к суеверным женщинам, поддавшимся подобным дьявольским иллюзиям. Именно канон Episcopi использовали оппоненты Генриха Инститориса, настаивавшие на иллюзорном характере преступлений злонамеренного колдовства (maleficia). Отсутствие упоминаний этого документа также можно объяснить соображениями юридической целесообразности – «брат Генрих из Шлеттштадта» отказался обсуждать его положения еще и потому, что вольный имперский город Нюрнберг вышел из-под власти епископа Бамбергского[125]125
  Enders R. Op. cit. S. 201. Свобода от судов внешней юрисдикции (так называемое privilegium de non evocando) была дарована городу 5 января 1315 г. Людвигом Баварским, королем римским и будущим императором Священной Римской империи германской нации – см.: Wendehorst A. Nuremberg, the Imperial City: From Its Beginnings to the End of Its Glory// Gothic and Renaissance Art in Nuremberg, 1300–1550. Munich, 1986. P.12.


[Закрыть].

И, наконец, среди фигур умолчания оказались сочинения доминиканца Иоганна Нидера Formicarius и Preceptorium divine legis, содержащие элементы разработанной концепции колдовства и активно цитируемые Инститорисом в Malleus Maleficarum[126]126
  Как указывает К.С. Мэккей, сочинения Нидера стали одним из основных источников при составлении второй части Malleus Maleficarum (Mackay C.S. Op. cit. P. 154). Стоит заметить, что масштабные заимствования из Нидера у Инститориса не означали тождественности взглядов по целому ряду вопросов – так, они совершенно расходились в понимании природы демонов-инкубов.


[Закрыть]. Все эти «авторитеты», востребованные в рамках теологической дискуссии о природе колдовства, оказались избыточными для его «упрощенного определения».

Перекрестный анализ представлений о maleficia, содержащихся в «Нюрнбергском руководстве» и Malleus Maleficaum, позволяет охарактеризовать последний как избыточный текст, включавший в себя компоненты чужих концепций, выходивших за рамки собственных взглядов Генриха Инститориса на сущность злонамеренного колдовства. В этом можно увидеть своеобразную дань традиции или защитную реакцию Инститориса, пытавшегося сокрушить своих оппонентов большим количеством цитат из «авторитетов». Компилятивность текста или, если угодно, ослабленная авторская позиция в данной ситуации выступала элементом стратегии, позволявшей Инститорису при необходимости ссылаться на авторитет собственного текста, содержавшего более широкий набор обвинений против ведьм, чем ему требовалось для ведения инквизиционного процесса.

* * *

В Главе 1.1. на примере судьбы первых сочинений о колдовстве я уже писал о том, что не все они становились достоянием широкого круга читателей. В силу специфики культуры «до Гутенберга» большинству из них (кроме трактата Нидера Formicarius) досталась скромная роль текстов служебного характера. История рукописной «Книги» на немецком и латинском языках, составленной Генрихом Инститорисом для городского совета и бургомистра Нюрнберга, показывает, что даже на исходе XV в. эта тенденция все еще сохранялась. «Нюрнбергское руководство» представляло собой не столько книгу, сколько официальный документ, содержащий в себе экспертное заключение и практические рекомендации о мерах, необходимых для успешного противодействия козням ведьм. Оно так и не обрело форму печатного издания, поскольку бумаги служебного характера в Нюрнберге оформлялись переписчиками-каллиграфами и при необходимости ими копировались. В этом отношении ближайшим известным аналогом является дневник или служебный журнал палача Франца Шмидта, ставший предметом исследования Дж. Ф. Харрингтона[127]127
  В виде позднейших списков (рукописных копий) до нас дошли самые ранние экземпляры дневника нюрнбергского палача Франца Шмидта. См.: Харрингтон Дж. Указ. соч.


[Закрыть]. Обе рукописи затрагивали практические вопросы уголовного судопроизводства и исполнения наказаний, что позволяет говорить об их типологической близости. На текущий момент известно пять копий дневника Майстера Франца разного времени создания (самая ранняя представляет собой список 1634 г., остальные были сделаны позднее, в XVII в.), но при этом утрачен оригинал. Если сопоставить судьбу этого текста с «Нюрнбергским руководством», сохранившимся в единственном экземпляре (причем – в оригинале конца XV в.!), мы можем говорить о крайне низкой востребованности этого сочинения «брата Генриха из Шлеттштадта» в глазах городской бюрократии.

Обращение Городского совета к Инститорису было вызвано, по всей видимости, общей правовой неопределенностью и различными слухами относительно колдовства[128]128
  Enders R. Heinrich Institoris, sein Hexenhammer und der Nürnberger Rat // Der Hexenhammer. Entstehung und Umfeld des Malleus Maleficarum von 1487. Köln, Wien, 1988. S. 209.


[Закрыть]. Накануне создания «Книги» дважды имели место судебные прецеденты: в 1487 г. – против некой Эльзы Рутцшерин (Els Rutzscherin) и в 1489 г. – против «волшебницы» Маргареты Зальхингерин (Margarete Salchingerin). В последнем случае обсуждалась смертная казнь, однака она так и не состоялась. Обе обвиняемые в процессах 1487 и 1489 гг. по решению суда были изгнаны за городские стены (что являлось одной из самых распространенных форм уголовного наказания[129]129
  См.: Харрингтон Дж. Указ. соч. Исследование посвящено реалиям второй половины XVI столетия, т. е. Нюрнбергу спустя примерно 70–60 лет после торжественного визита Инститориса, но хорошо характеризует реалии уголовного судопроизводства в Германии позднего Средневековья – раннего Нового времени. Так, Харрингтон пишет (С. 122), что одним из самых распространенных наказаний в немецких землях было изгнание, которому часто предшествовала порка розгами. В интересующий нас период максимальный срок изгнания из вольного имперского города Нюрнберг составлял десять лет, позднее он стал пожизненным.
  Практику изгнания преступников дополняла средневековая традиция, допускавшая возвращение изгнанников по случаю въезда в город монарха. Как правило – нового, после его вступления на престол и обретения королевского или княжеского титула. (См. Бойцов М.А. Величие или смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009. С. 45–90). Известен один случай, когда этот обычай действовал в отношении обвиняемой в колдовстве – в 1492 г. король римский Максимилиан Габсбург освободил из тюрьмы в Меце женщину после четырех лет заточения.


[Закрыть]). Как следует из данных, приведенных мной в Приложении «Общая хронология событий», именно оно и назначалось обвиняемым в абсолютном большинстве случаев, когда суд этого имперского города рассматривал дела о колдовстве на протяжении XIV–XV вв.

Обзор ведовских процессов в имперском городе Нюрнберге, проведенный Р. Эндерсом, показывает, что как эксперт по злонамеренному колдовству (maleficia) Генрих Инститорис так и не смог убедить в собственной правоте нюрнбергских юристов[130]130
  Enders R. Op. cit. S. 216.


[Закрыть]. Интересно, что следующее дело о колдовстве состоялось только в 1503 г. – через двенадцать лет после визита в город немецкого инквизитора. Возможно, магические преступления утратили свою актуальность на фоне жестокой и кровавой войны, которую в отношении Нюрнберга развязал рыцарь-наемник Конрад Шотт (Konrad Schott), прозванный горожанами Бездушным[131]131
  Zmora H. State and nobility in early modern Germany: The knigtly feud in Franconia, 1440–1567. Cambridge, 1997. P. 26–32.


[Закрыть]. Кульминацией конфликта стала жестокая расправа над членом Городского совета Вильгельмом Деррером (Wilhelm Derrer) – Шотт отрубил тому правую руку со словами «так… ты не будешь больше писать мне писем», после чего отправил кровавый трофей в мешке «господам» в Нюрнберг. На фоне вполне реальных ужасов войны гипотетические преступления ведьм теряли свою убедительность.

Вместе с тем лично для Инститориса опыт взаимодействия с городским Советом и бургомистром означал официальное признание собственного высокого статуса и большой политический успех. Этот успех косвенно подтверждает тот факт, что в ближайшие годы после составления «Книги» здесь, в печатне Антона Кобергера, вышли два издания Malleus Maleficarum и одно (единственное известное на данный момент!) – авторского сборника Tractatus varii cum sermonibus plurimis contra quattuor errores novissime exortos adversus divinissimum eucharistie sacramentum («Различные трактаты со многими проповедями против четырех новейших ошибок, восходящих к наибожественнейшему таинству Евхаристии», 1496 г.).

Как я уже писал об этом в Главе 1.1, это единственный случай среди ранних изданий самой известной книги «брата Генриха», когда Malleus Maleficarum вышел в городе, не являвшемся центром диоцеза. Имперский город Нюрнберг, богатство и могущество которого было основано на торговле, был важен еще и как логистический центр – изданные здесь книги имели больше шансов найти своих читателей в других регионах Европы.

Здесь я считаю необходимым сделать важную оговорку. В этой ситуации речь идет не столько об индивидуальном триумфе человека по имени Генрих Инститорис (или Крамер, как он представился Городскому совету для большей простоты), но об успехе коллективного субъекта – Ордена проповедников как религиозного объединения, подтвердившего и укрепившего свое влияние в делах Нюрнберга.

Вплоть до Реформации в XVI в. доминиканцы пользовались большим влиянием в вольном имперском городе во многом благодаря женской обители св. Екатерины (Katharinenkloster), сестрами которой были женщины и незамужние девушки из фамилий городского патрициата. В 1427–1429 гг. обитель св. Екатерины была реформирована в соответствии с требованиями движения обсервантов доминиканского ордена.

Это непростое начинание осуществил Иоганн Нидер, еще один доминиканец, которого сейчас вспоминают прежде всего как автора демонологического трактата Fomicarius[132]132
  Bailey M.D. Op. cit. P. 18–21.


[Закрыть]. Своими действиями он, как приор, добивался более строгого соблюдения устава. В том числе – касательно бедности, что вызывало настороженность у Городского совета Нюрнберга. Тем не менее Нидеру удалось совместить трудносовместимое: сохранить коллективные владения обители и привести сестер к личной дисциплине. Позднее, уже покинув город, он бывал в нем проездом по делам ордена. В одной из таких поездок Нидер встретил свою смерть и был погребен также в Нюрнберге[133]133
  Ibid. P. 27.


[Закрыть].

Этот эпизод важен, поскольку Генрих Инститорис, взаимодействуя с местным городским советом, в определенном смысле повторял путь Иоганна Нидера, наставляя страждущих горожан в истинах веры с позиций ордена, пусть и совсем по другому поводу. Данное обстоятельство красноречиво свидетельствует о том, что и город, и орден выступали как коллективные, надиндивидуальные субъекты, взаимодействие которых приобретало символическое измерение взаимного признания.