Электронная библиотека » Григорий Быстрицкий » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Полярные байки"


  • Текст добавлен: 25 сентября 2019, 23:09


Автор книги: Григорий Быстрицкий


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

А какие бурные события происходят в стране в период между приказом-выговором и отстранением от руководства Березовской буровой партии! Умирает Сталин. Все арестованные по «делу врачей» освобождаются и восстановлены на работе третьего апреля. На следующий день официально объявлено, что признания обвиняемых были получены при помощи «недопустимых методов следствия». Тимашук лишена ордена «в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами». Разрабатывавший «дело врачей» подполковник Рюмин уволен из органов госбезопасности (позже расстрелян). Следователь по особо важным делам МГБ СССР Н. Месяцев заявил, что «искусственность сляпанного дела врачей обнаруживалась без особого труда».

Видимо, также без особого труда можно было заметить и искусственность сляпанного приказа-выговора. Но назад поворачивать уже было просто смешно (как с Тимашук, только наоборот), и все шитое дело закончилось Покровкой. Повезло Шуре, действительно повезло, что умер Сталин! А раньше приказ не мог появиться, потому что скважину же надо было бурить. В марте, когда стало ясно, что бурение идет успешно и закончится в срок, в самый раз было начинать репрессии. Да вот Сталин подвел.

Покровку Шура воспринял как ссылку, не понимал тогда своего счастья. Контора в двухэтажном старом деревянном домике стояла прямо на тракте Тюмень – Тобольск. Народ, помимо местных, проезжий, в основном из уголовных. Пьянки, драки, разборки, текучка. Но не это было главным. Угнетала полная бессмысленность поисковых работ. К началу 1953 года там было пробурено уже четыре «сухих» скважины, была понятна бесперспективность этого района, а в Березово все-таки оставалась надежда. Почему в Покровке продолжалась разведка вопреки запрету Берии, до сих пор не понятно. Отец улетел на самолете, а мы остались в Березово дожидаться навигации и конца учебного года сестры.

По прибытии в Покровку нас уже ожидала квартира из одной комнаты у хозяйки по соседству с конторой. В сентябре я пошел в первый класс в школу, которая размещалась в бывшем доме Г. Е. Распутина. Учительница настойчиво заставляла меня говорить «пальцы» и «ножницы» с ударением на последнем слоге. Я сопротивлялся и впервые услышал хорошую советскую фразу: «Ты чего, самый умный, тебе больше всех надо?» К сожалению, дом Распутина по специальному постановлению ЦК КПСС (вместе с домом Ипатьева) перед Олимпиадой-1980 был снесен. Позже бревна были проданы и увезены в Казахстан. Но зато сейчас напротив того дома стоит очень интересный музей Г. Е. Распутина. Там помимо прочих редких экспонатов есть плетеный стул под названием «кресло Распутина», который якобы помогает восстановить эрекцию. И приличное количество фотографий современных российских чиновников, восседающих на этом стуле.

Мы прожили в Покровке до следующей навигации. В Березово в это время жизнь шла своим чередом. 23 июля 1953 года проходка ствола скважины была закончена. Руководителем вместо Шуры был назначен буровой мастер из другой партии Г. Д. Сурков. Он был хорошим рабочим человеком, но излишне робким, что не позволяло быть требовательным. В августе 1953 года в результате грубого нарушения техники безопасности на скважине подорвались, затем скончались в больнице каротажник Б. Самсонов и дизелист А. Кох.

21 сентября 1953 года на скважине произошел аварийный выброс буровой колонны, скважина начала фонтанировать газо-водяной смесью. Авария произошла из-за отсутствия на устье скважины специальной арматуры, что было прямым нарушением приказа министра нефтяной промышленности и инструкций по бурению опорных скважин. Никакого взрыва и легендарного пожара не было, а на десятки километров был слышен грохот фонтана. Из скважины постоянно шел дождь минеральной воды. Через год я находил на дне луж белый осадок, деревья поблизости засохли и безжизненно стояли вокруг буровой желтыми свидетелями того знаменательного события.

Бытует мнение, что, не будь Березовского фонтана, нефть и газ в Западной Сибири все равно бы нашли. С этим трудно не согласиться, учитывая колоссальные размеры уренгоев и самотлоров. Но если хорошо вспомнить то время, когда разведка за Уралом была уже практически прекращена и без Березовского фонтана все мощности и акцент поисков смещались в европейскую часть, когда в Кремле ожесточенно боролись за власть и вождям было не до ископаемых, то начинаешь понимать цену, возможно, упущенного десятка лет. И цену открытия этого далеко не гигантского, но зато первого в новой гигантской Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции месторождения.

Руководство треста «Тюменьнефтегеология» шесть месяцев не могло решить, что делать с фонтаном. Наконец 22 марта 1954 года приказом № 53-К по тресту А. Г. Быстрицкого снова назначили начальником «Березовской разведки опорного бурения…». В короткий срок было заготовлено более пятисот тонн глинистого раствора, вышку стащили с устья, в ночь на 1 июля 1954 года фонтан был заглушен.

Березовский фонтан изменил все вокруг. Невиданными темпами началось развитие региона: развернулись поиски сначала в Берёзовском районе, а затем и по всей Западной Сибири, открывались новые, теперь уже гигантские и уникальные нефтяные и газовые месторождения, организовывались новые экспедиции, возникали новые города и геологические поселки, прибывало огромное количество техники и оборудования. Но все это было несколько позже, а в ноябре 1954 года Шуру опять сняли с работы. Кто-то там в Тюмени никак не мог успокоиться, хотя автор приказа-выговора к этому времени в руководстве уже не работал. На этот раз рабочие и инженерный состав направили в Тюмень и Москву телеграфный протест, и из Москвы довольно скоро последовал приказ закончить всю эту возню.

Помню, глубокой осенью мы скорбно сидели дома на чемоданах, почему-то без света. Никаких сил не было опять куда-то ехать, и вдруг приходит наш отец, совершенно пьяный и весь в грязи…

Много чего после этого случилось: и организация самого большого в мире производственно-геологического Главка, и открытия сотен месторождений, и Ленинская премия, и песни…

Но, когда на крыльце пьяный отец стал исполнять Мальбрука, эта незатейливая песенка нам показалась самым чудесным музыкальным произведением.

Ноябрь 2014 г.

Причинно-следственная связь

Что общего между улицей Хегель-Гассе в Вене и озером Пенто в центре полуострова Ямал?

Хегель-Гассе расположена в старинном квартале города. В прошлом квартал был окружен защитным рвом с водой, ныне на месте рва знаменитый Ринг. На улице есть нотный магазин, в котором работает Мориц. Он продает прекрасные минусовки концертов для рояля или скрипки с оркестром. Минусовка – это когда оркестр записан, а солист на его фоне должен сам играть. Очень понятная, маркированная партитура, разные скорости воспроизведения, что крайне полезно для репетиций концерта.

Озеро похоже на небольшое море, в нем водятся реликтовые рыбы. Как они попали туда, долго рассказывать. Глубина, по утверждениям ненцев, достигает тридцати метров. Не уверен, что кто-то тщательно замерял. Зимой толщина льда метр и более, но местами далеко от берега в этом льду могут встретиться окна совершенно безо всякого льда, просто открытая вода. Края таких промоин резкие, без компромиссов: был метровый лед – через десять сантиметров только вода. Коварство Арктики в данном случае проявляется в том, что постоянная пурга в разных направлениях наметает и напрессовывает снег так, что на поверхности ничего не различишь. Одинаковая, монотонная, ровная белая пустыня. Вес человека и даже оленьей упряжки такой наст запросто выдерживает.

В начале 1971 года на Ямале морозная, ясная и относительно безветренная погода. Температура – 35–40, спокойно, в полдень солнце уже поднялось над горизонтом, видимость – двадцать километров. Отличное время для сейсморазведки и открытий новых, впоследствии знаменитых на весь мир месторождений газа. Управлять тяжелым трактором с метровой ширины гусеницами и двадцатитонным прицепом на жесткой сцепке – дело, требующее большого мастерства. Ну, не на виолончели играть, конечно, – чего там, дурмашина здоровая, дергай себе за рычаги, что с ней станет. Но так могут рассуждать только те, кто никогда не застревал в оврагах, не таскал тридцатидвухмиллиметровый трос, не менял бесконечно в глубоком снегу этот проклятый трос на водила (две трубы, идущие от саней, на которых установлен огромный жилой балок). Для преодоления снежного капкана многократно требуется менять расстояние от трактора до застрявшего балка, искать более твердый наст или заезжать подальше на бугор. Короче, чтобы минимизировать эти нелегкие упражнения, управлять трактором надо осторожно, а путь в тундре выбирать умеючи: снег только на первый взгляд везде одинаковый. В двадцать пять лет, когда после института уже не один полевой сезон и ты первым делом научился задвигать фаркопом трактора спичечный коробок, чем завоевал уважение профессионалов, управление трактором – одно удовольствие. Да и надежнее так. Начальник – он более ответственно относится к потере времени руководимым им отрядом и к лишним затратам сил подчиненных.

Начальник… Слово такое мало соответствует предыдущему образу жизни. Чего можно ожидать от инфантильного субъекта, сына крупного руководителя геологии Западной Сибири, капитана КВН факультета, бас-гитариста группы под «Битлз», владельца «Волги» (папиной), избалованного вниманием студенток? Карьера ясная: аспирантура, двухгодичная командировка на Кубу, дубленка, уже своя законная «Волга», кооперативная квартира, «Мальборо», джинсы, если сильно повезет – работа в «Зарубежгеологии». С последним, правда, больше фантазий: все-таки пятая графа и беспартийность. Совесть-то надо иметь. Остальное в принципе достижимо. Ну разве что папа распорядится на годик съездить на Север, отметиться на передовом участке.

Однако в жизни все по-другому. На Север поехал, но «годиком» не обошлось.

Накувыркавшись в бесконечных оврагах, выехать на лед озера – подарок. Здесь полный кайф. Ровно, наст твердый, как асфальт, можно включить «петуха» (пятую передачу) и ехать с невиданной скоростью десять километров в час. Самый короткий путь – прямой. Поэтому выбираешь на другом берегу ориентир и держишься прямо на него. В кабине тепло, ориентир в виде бугра или небольшой сопки в голубой дымке виден четко, все работает слаженно и весело. Вонь от солярки, легкое задымление и грохот дизеля даже не замечаются. Можно расстегнуть длинный белый армейский тулуп, выписанный за бутылку на складе. Белый он правда только на отворотах: в кабине трактора обстановка не очень стерильная. Замасленные ватные штаны, на ногах валенки в больших галошах – все удобно и рационально. Развалился в кресле и только чуть подправляешь рычагами направление. Скоро обед; с вечера сварен борщ из оленины с борщевой приправой из банки. Такое вкуснейшее блюдо обычно потребляется из большой эмалированной миски, ввиду отсутствия сметаны применяется сливочное масло. Что тоже неплохо. А через несколько месяцев – длинный отпуск, море, международный лагерь «Спутник», девушки…

Все дальнейшее измеряется секундами. Трактор неожиданно и страшно проваливается. Трубы водил лопаются, трактор свободно парит на глубину. Открываешь дверь – напор воды, кабина мгновенно заполняется. Длинный тулуп цепляется за рычаги, из последних сил выбираешься, тулуп скинуть некогда, валенки тянут вниз. Поздно. Воздух закончился. Свет померк. И ничего не успел вспомнить. В фильмах – там короткая вся жизнь за долю секунды пробегает. И этого не успел. Просто потух свет…

* * *

Ну и где тут Вена с ее нотами? Чего тут общего?

Н И Ч Е Г О.

Года за три до этого на преддипломной практике удалось неплохо подзаработать. Был помощником бурильщика в вертолетной партии в южной части ЯНАО. Однажды в августе высадились на точку – бригада из четырех человек с палаткой, запасом еды, оборудованием, ящиком взрывчатки и прочими, выражаясь по-ненецки, ремками. Вертолет улетел. Точка оказалась на высоком берегу озера, мирно покоящегося в окружении нашей горы и леса. Дул приличный ветер, но середина озера была идеально гладкой. Там плавала и ныряла за рыбками гагара, большая и бесполезная в кулинарном смысле утка. Никто за гагарами не охотился из-за жесткого, пропахшего рыбой мяса. Но, если бы кто-то и захотел подстрелить, ничего бы не вышло. Очень осторожная, она не подпускала людей ближе, чем на двести метров, и летала с реактивной скоростью.

Мы быстро обустроились и принялись за приготовление ужина. Я к процессу допущен не был, взял старую малокалиберную винтовку и от нечего делать выстрелил в сторону гагары. Просто так, от скуки, наведя ствол выше цели и левее, с поправкой на боковой ветер. Мне было любопытно, насколько далеко от гагары в воду плюхнется пуля. Но я попал.

Пять вертолетов с патронами надо было подогнать на эту точку, десять миллионов раз я, и не только я, а опытный снайпер стреляли бы в эту утку из подобного оружия и ни за что бы не попали! Такая у нее была судьба, рок в обличии молодого придурка в энцефалитке и болотных сапогах… Это я рассказал не потому, что такой везучий. Невезучей оказалась гагара. Я-то, как показала жизнь, среднестатистический – пятьдесят на пятьдесят.

Кто определяет, что за покерным столом семи игрокам дилер сдает тузы с королями или крупные пары, а тебе 2 и 7?

А вот если тебе выпало два валета, да еще на флопе валет открылся, тогда совсем другое дело…

Выбираешь для ориентира соседнюю сопку. Такую же, только чуть правее. Сам выбрал, но совсем неосмысленно, просто так. Выбрал, да и все. На длинном пробеге трактор прошел правее промоины всего на два метра. Но этого в аккурат хватает. Провалилась только левая гусеница. Трактор наклонился на левый бок, трубы выдержали. Мгновенно ошарашенный вылетаешь в своем дурацком тулупе на снег. Гусеницы молотят, одна уже до льда доцарапалась, другая вхолостую в воде. Лопнула, вот-вот слетит со звездочки и уйдет на глубину. Дотягиваешься благодаря наклону трактора до муфты сцепления (тогда еще ручные были) и выключаешь передачу. Все. Антракт.

Уже подбежали. Все довольные. Ну, поковырялись с ремонтом пару дней и поехали дальше. Но только уже под берегом. Длиннее, конечно, но зато надежнее. А кто бы этому научил, пока сам не научишься? Тогда ведь «Дюпона» не было с его системой техники безопасности.

А потом и борщ, и «Спутник», и девушки. И еще тридцать пять лет как в ускоренном фильме. Промелькнули отдельные кадры: горнолыжные склоны, белый шелковый кулек около роддома, красавица в секунду превратилась в солидную даму, из кулька вышла другая не хуже первой, кабинеты все больше, квартиры просторнее, совещания уже на английском, автомобили все дороже, самолеты, пароходы и целая куча внуков. Как в кино. Сначала голубой шарик Земли, каким Федерер в рекламе с ракеткой балуется. Потом страна, потом город. Сверхскоростное изменение масштаба – все ближе, ближе, и вот ты уже сидишь за столом с чеченцем и каким-то хромым парнем в форме. Они о чем-то дружески договариваются, мальчик выглядывает из соседней комнаты.

В нашем случае методом масштабирования оказываемся в своем кабинете у компьютера и смотрим онлайн-трансляцию международного конкурса юных музыкантов. Десятилетняя внучка исполняет концерт Сен-Санса для фортепиано с оркестром № 2 соль минор, в подготовке которого была использована и минусовка из Вены.

Дальше, если включить ускоренный просмотр лет на двадцать вперед, может, и мелькнет концертный зал в Шотландии с чудесной акустикой. Там, где молодой и подвыпивший дед принимался храпеть, да жена не позволила. А может, и ничего такого не будет. Но связь-то все-таки есть!

Ноябрь 2014

Рассказы

Сила слова

Много раз приходилось быть свидетелем, как некоторые незаурядные товарищи умели находить такие слова и интонации, что убеждения оппонентов, тоже не слабых личностей, быстро и коренным образом менялись. Впрочем, убеждения, может быть, и сохранялись некоторое время, но поведение оппонентов резко изменялось. Бывший начальник Главтюменьгеологии Ю. Г. Эрвье на совещании мог очень кратко, емко, выпукло обратиться к очередному руководителю, и тот попадал в нокаут. Причем руководитель этот не какой-нибудь офисный функционер, дрожащий за свою должность, или там нервная барышня, а легендарный начальник тридцатитысячного коллектива, сам человек необыкновенной воли и целеустремленности. Юрий Георгиевич не оскорблял, не унижал человека, не высмеивал публично, он просто приводил такие убийственные доводы и так их подавал, что приходилось эту страшную правду признавать.

Или, например, мой хороший приятель, грузин весьма преклонного возраста, побеседовал недавно в венском отеле с огромным быком – пьяным русским туристом. Тот здоровый, сильный, толстый, богатый мужик качал права на ресепшене самым отвязным образом, служащие испуганно мяли телефон в попытке вызвать полицию, охрана не спешила, и тут к мужику спокойно подходит мой грузин. Интернет про грузина болтал, что он знаменитый криминальный авторитет, но я ничего этого не знаю, никогда тему не обсуждали, я просто по-человечески с этим достойным представителем моей любимой страны дружу. Он тихо и внятно быку сказал что-то достаточно тривиальное, я расслышал нечто типа «пасть тебе, сука, сейчас порву». Ну, ничего такого нового для быка не было, его это лексикон. Но сказано было именно таким способом, что бык моментально испарился.

Примеров много, и все они более-менее объяснимы и логичны кроме одного, который я наблюдал на Крайнем Севере лет двадцать пять назад. До сих пор не могу понять, какие надо подобрать слова, чтобы взрослый далеко не робкий человек не только изменил поведение, но и резко и срочно поменял весь свой жизненный уклад.

Сначала придется рассказать про участников той короткой беседы.


Толя Рязанов

С Толей я встретился в поезде Воркута – Салехард. Я катался на горных лыжах на Полярном Урале, потом на полустанке запрыгнул в общий вагон с лыжами и в соответствующей спортивной одежде. Обычно полный вагон на этот раз был наполовину пустым. Вернее, в первой половине расположился невзрачного вида мужичонка, а остальные пассажиры, преимущественно жены вохровского состава местной исправительной колонии, испуганно набились в другую часть вагона. Мужик в среднем подпитии исполнял оперу местного композитора. В соответствии с либретто там было несколько персонажей, мужик за каждого исполнял партии на разные голоса.

– Григорий, мне сказала Нюра, что в доме отдыха «Прибой» завел ты с кем-то шуры-муры, кого-то видели с тобой, – пел мужик строгим женским голосом.

Потом тихий мужской фальцет как-то слабо отбивался от обвинений.

– Ты не на ту, дружок, нарвался, – энергично настаивала женская партия, – не нужен со своим цветком. Отдай пиджак, пальто и галстук, а я пойду писать в местком.

Даже самый строгий современный цензор-депутат ГД РФ не нашел бы в этой опере ненормативной лексики. Но мужик время от времени прерывал пение и кричал в дальний угол вагона:

– Ну что, бл…ди, допрыгались?

Дамы не понимали беспочвенности таких зловещих оценок, но в своих разноцветных кримпленовых пальто и одинаковых белых париках действительно могли сойти за этих самых «бл. дей».

Я подсел к нему. Разговорились. История для тех мест типичная: освободился, на работу не берут без прописки, жить негде, так как не работает. В лагере за долгую отсидку заработал немного денег, теперь гуляет в поезде.

Выглядел мужик страшновато и на появившегося нарядного, в белом шарфике мента смотрел со злобным удовольствием, словно оценивая, в какой именно момент сможет раздавить его как надоевшего комара. Менту было все ясно, скучно, и он уже тянулся за наручниками. Я попросил его не беспокоиться, поскольку у нас все нормально и дамы могут не переживать. Тогда мент оживился и затребовал мои документы. Я предъявил удостоверение начальника экспедиции с печатью Мингео СССР. Он был слегка ошарашен, не ожидая от зековского собутыльника в легкомысленной одежде такой предъявы. Помешкавшись, он отвалил, предупредив о соблюдении порядка и пообещав держать нас под контролем.

Я выставил свою бутылку, а мужик встал, протянул жестяную ладонь и назвался Толей Рязановым. В молодости он учился в Нахимовском военно-морском училище по специальности, связанной с радиоделом. На последнем курсе по пьянке подрался и ткнул кого-то отверткой. Сел, там добавили, потом вышел ненадолго, женился и вернулся обратно. Общий срок четырнадцать лет, большую часть которого провел за Полярным кругом. В таких условиях, надо думать, характер вырабатывается кремниевый. У людей определенного склада. По сути он не был преступником – так складывались обстоятельства. Он хотел нормально жить, но вокруг было много несправедливого. Домой в родной Питер он должен был вернуться с каким-нибудь якорем, на ноги прежде стать. Но перспектив было мало.

Прощаясь, я сунул ему номер своего телефона. «Отгуляешь – позвонишь, может? Придумаем что-нибудь». Через неделю он позвонил, и я устроил его в самую северную партию электрорадиомехаником. Работал он хорошо, в коллективе его уважали и звали Анатолием Ивановичем. Каждое лето он зазывал меня в Питер, хотел познакомить с женой и сыном.


Лукашевич

Этот тип патологически был преступником. Не знаю, сидел ли он, но нутро гнилое его выпирало при каждом удобном случае. Он приехал на Север из Алма-Аты. Собственно по направлению приехала его жена, начальник отдела кадров. Эта несчастная, истеричная женщина была полностью своим мужем подавлена. Он работал оператором котельной, к работягам относился с презрением и поначалу заставлял ее сблизиться с начальством, но как-то у них этого не получилось. Попить в приличной (на его взгляд) компании ему не удалось. Разумеется, виновата жена, за что очередной раз была наказана. Он был высок, жилист, силен; неприятное лицо с широким ртом и толстыми губами определило ему среди народа кличку Хлебало. Был он также полон каких-то неясных и идиотских амбиций.


Девяностые

В 90-х началась демократия. Сверху пришел приказ выбирать начальников на собраниях. И как-то так проститутски намекалось, что начальники могут быть и из простых рабочих. Тогда уже электорат формировали. Нас этим не удивишь: на Севере и до демократии бывали случаи, когда полуграмотный работяга становился вполне приличным командиром. Это дело индивидуальности, а не политики. 90-ые отдаленно напоминали семнадцатый год, когда рабочие или солдаты скидывали спецов и командиров и наиболее крикливые сами становились вожаками. Но удаленная экспедиция на самом Севере – это как отдельное государство, где руководитель и законодательная, и исполнительная, и судебная власть. Поэтому начальников среднего звена выбирать не позволил, а только ограничился собственными выборами.

Незадолго до этой кампании я сам провел небольшой демократический эксперимент. Обычно зарплата начислялась по всяким критериям, отражающим индивидуальные способности каждого. Как правило, всегда находились недовольные таким распределением. Тогда в одной из партий сорок тысяч рублей, заработанных за месяц коллективом, я предложил сорока рабочим распределить самим.

Три дня они митинговали между собой, выкурили три больших фанерных ящика «Беломора», потом пришли и сказали, чтобы их начальник партии сам распределил. Лучше они его будут материть, чем портить отношения между собой. Секрет тут простой: во-первых, никогда люди не работают одинаково; во-вторых, бездельники всегда стремятся делить поровну; в-третьих, бездельники громче всех и орут на собраниях; в-четвертых, добросовестным, или наиболее смышленым, или ловким и находчивым всегда неудобно объяснять нерадивому соседу, что заработали они разные деньги. Да и орать они так громко не умеют. Вот и вся демократия. Консенсус недостижим.

По объявлению выборов начальника экспедиции Лукашевич понял, что настал его час. Он рабочий, хлебало громкое, дура-жена на правильной должности по кадрам – словом, все предпосылки. С большой производительностью стали они штамповать от имени передового рабочего докладные, жалобы и прочие записки, вскрывающие преступные действия начальника в области техники безопасности, ущемления в зарплате, увольнения пьяниц, которых на самом деле надлежало воспитывать, и так далее и тому подобное. Такие сигналы очень любили в райкоме партии, работяги к подобным фактам относились достаточно безразлично. Ну разве что про зарплату потолковать. Избранное из этого творчества Лукашевич готовился огласить на разоблачительном выборном собрании.

Как и ожидалось, образовалась оппозиция. Для части рабочих должность начальника экспедиции – это прежде всего возможность распределять блага. Советские привилегии не были разнообразными: путевки в Болгарию, ковры, хрусталь и, страшно сказать, талон на покупку «жигулей». На худой конец цветного телевизора. О том, как за пятьсот километров по тундре вовремя доставить солярку, разве можно думать, когда тут такие богатства?

Оппозиция поступила толково: претендентом они выбрали не какого-нибудь горлопана, а одного нормального парня, кстати хорошего специалиста. Уговорили, видимо, по пьянке, поскольку парень очень неуютно себя на собрании чувствовал. Я к тому времени больше двадцати лет проработал на Крайнем Севере, на тракторе умел ездить лучше трактористов, на сейсмостанции работать не хуже операторов (самолетом Ан-2 управлял, правда, хуже аса Витьки Репина). Парень постоял, попытался что-то продекларировать, потом рухнул на стул со стоном типа «пошли вы все…» и под дружный хохот публики. Лукашевич, как опытный полемист и оратор, до поры находился в тени и с противной усмешкой следил за этой детской конкуренцией. Его из полевиков мало кто знал, он же на базе работал.

Но, когда он попросил слова, не спеша поднялся на трибуну, расшнуровал довольно объемистую папку, народ в ожидании притих. Он важно стал зачитывать текст, составленный бедной женой, потом приводить примеры моих безобразий. Минут через пять народ заскучал. Конечно, разоблачение начальника грело душу, но фактура была неубедительной. Народ заерзал, заскрипел стульями, несколько озлобился за свои неоправданные ожидания и захотел курить. Был объявлен перерыв.


Развязка

В перерыве подошел Толя.

– Ну что, начальник? Не по понятиям оратор излагает. Кто он такой? Что-то не встречал его раньше…

– На базе работает, приехал прошлым летом.

– Может, укоротить его?

– Да ладно, он не мешает.

– Мужикам надоел, не положено так. Побазарю с ним?

– Смотри, как хочешь.

Дальше такая картина: около крыльца сельского клуба тесной толпой народ курит, земля уже подтаяла, никому не хочется в грязь лезть. Идет редкий снежок, тут же тает. Тихо, безветренно. Толя кивком приглашает Лукашевича отойти. Метров на пять они отходят от толпы, Толя спокойно и без жестикуляций секунд двадцать что-то говорит. Лукашевич просто смотрит на него, похоже, ничего не отвечает. Но, если в начале беседы Лукашевич был на голову выше, за десяток секунд они незаметно стали примерно одного роста. Все. Возвращаются.

После перерыва Лукашевич с места просит самоотвод.

На следующий день Лукашевичи срочно уезжают с Севера, бросив часть нажитых за год вещей.

Вот что такое в одной или двух фразах можно сказать?

Ноябрь 2014 г.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации