Текст книги "Квантовая механика"

– Это удивительное дело, – рассказывает препод. – Представьте, два совершенно разных объекта, находящиеся на огромном расстоянии друг от друга, запутаны друг с другом. И, если один объект делает что-то одно, другой тут же делает нечто противоположное. Например, если одна монета падает вверх орлом, то другая, связанная с ней квантовой запутанностью монета должна тут же повернуться решкой.

– А давайте мы поищем такие монеты, – говорит Славик, доставая из кармана целую горсть мелочи.

– Увы, пример с монетами – не совсем корректный, так как монеты – это макроскопические объекты, а нас интересуют только квантово-механические системы.

– Эх, значит, я лоханулся! – говорит Славик.

– Нет, вы не лоханулись; вы сделали предположение. И в этом вы не одиноки. Многие даже очень серьёзные учёные не сомневаются в том, что макроскопические объекты тоже обладают квантово-механическими свойствами. Но наука в настоящий момент не способна их обнаружить. Думаю, не получится их обнаружить и нам в этой аудитории, так что давайте не будем пробовать. Кстати, некоторые учёные полагают, что наше сознание – квантовое. Пожалуй, с этого надо было начинать сегодняшнюю лекцию, ведь вам, психологам, должно быть интересно всё, связанное с сознанием. Правда, я не верю этим учёным-адептам квантового сознания; мне кажется, наш мозг – это нечто тяжёлое, неповоротливое, не обладающее необходимой концентрацией, прямо-таки противоположное квантово-механичеким системам, не способное моментально реагировать на изменения, происходящие в… запутанности, даже если под запутанностью понимать ближайшее окружение хозяина мозга, его привычную среду. Чтобы вы поняли эту мою мысль, давайте поиграем в игру; неслучайно же в этой аудитории нет парт.

Препод безумно рад предоставившейся возможности развлечь нас какой-то игрой. Он лезет за своим кейсом и достаёт из него несколько листов бумаги. Сосчитав нас, он приходит в восторг:

– Двадцать! Чётное число – то, что надо. У каждого будет запутанный партнёр. Я напишу на листках номера от одного до двадцати. Два запутанных номера в сумме должны будут давать двадцать один, то есть номер один будет запутан с номером двадцать, а номер два – с номером девятнадцать. У каждого номера будет три задания, то есть он должен будет выполнить три действия в том случае, если его номер будет помечен фломастером. Причём, если первое задание у номера один будет «пройти в левый угол», то у двадцатого номера первым заданием будет «пройти в правый угол». Только я постараюсь придумать такие задания, которые можно будет выполнить незаметно и сидя на одном месте. Во время этой игры от вас будет требоваться максимальная внимательность, а также умение действовать таким образом, чтобы никто, кроме вашего партнёра не догадался о том, что вы совершаете конкретные телодвижения по заданию. Победителем будут являться те запутанные пары, которые найдут друг друга, но при этом скроют свою запутанность от других.

Препод углубляется в придумывание заданий. И занимается он этим минут пятнадцать. Только тогда, когда до перерыва остаётся пятнадцать минут, начинается игра. Каждый вытягивает себе номер. Мне выпадает номер семь. Читаю задания и думаю, какую глупую игру придумал препод. Первым моим действием было «положить правую ногу на левую».

По правилам игры, номер, который был помечен чёрным фломастером, должен был не раньше чем спустя секунд пятнадцать-двадцать после того, как все рассядутся совершить первое своё действие. Запутанный с ним номер в свою очередь должен был тут же выполнить своё первое действие. В том случае, разумеется, если он увидит действие партнёра. А шансов на это было немного: действия были настолько мелкими и незначительными, что заметить их можно было только не сводя глаз с запутанного партнёра.

В первую минуту игры творится жуткая неразбериха. Все, как идиоты, водят туда-сюда глазами, у всех нервно вздрагивают конечности. Я, увидев, что у Женьки Хромовой левая нога лежит на правой, автоматически кладу свою правую ногу на левую. И в этот момент девушка, сидящая слева от меня, кладёт левую ногу на правую. Кажется, никто не замечает этой синхронности, даже несмотря на то, что наши кроссовки как-то подозрительно почти соприкасаются. Игра продолжается. Вспоминаю своё второе действие. Оно звучит так: «поднять глаза вверх». И я спустя двадцать секунд окидываю взглядом потолок. Через секунды три-четыре я вновь опускаю глаза, и вижу девушку, смотрящую на одну точку на полу. Тело её мелко трясётся то ли от веселья, то ли от неприятного ощущения запутанности. Догадываюсь, что многие одногрупники заметили «квантовую активность» моей партнёрши и внимательно следят за ней, поэтому третье действие я не спешу выполнять. Оно звучит так: «пододвинуть стул на несколько сантиметров вперёд». Так как мы с моей партнёршей сидим рядом, то, мне кажется, наша синхронность должна будет броситься всем в глаза.

Но в тот момент, когда я пододвигаю на несколько сантиметров свой стул, раздаётся звук поцелуя, и все устремляют взоры на Славика. Выясняется, что этот панк принял зевок Ольги Рыбаковой за «квантовую активность» и ответил ей поцелуем.

Все начинают дико хохотать, услышав разъяснения Славика. Даже препод не может сдержать смеха. Он говорит, когда хохот стихает:

– По правилам игры, я должен спросить, обнаружил ли кто-нибудь запутанную пару.

Многие начинают тыкать пальцами в Славика и Ольгу Рыбакову, которая до сих пор не может прийти в себя от такого внимания к её персоне.

– Вы находите, что поцелуй – это нечто противоположное зевку? – спрашивает препод. – Лично я не догадался бы до этого.

Но аудитория действительно считает, что поцелуй – это нечто противоположное равнодушному зевку.

– Может, кто-то обнаружил свою половинку? – спрашивает препод.

Молчание. Зачем нужно признаваться? Разве за победу в этой игре начисляют какие-то баллы? Моя партнёрша тоже не понимает этого, и мы молчим вместе.

Листки с номерами вскоре запутываются в мусорном ведре.

– Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил о неповоротливости человеческого сознания? – подводит итоги препод. – Увы, теория квантового сознания – это что-то из области колдовства. Одним словом, псевдонаука.

С этим сложно не согласиться. Но всё же ощущать себя квантово-механической частичкой очень приятно, как я понял. Причём именно потому, что мозг человека – неповоротливый, убогий и неспособный концентрироваться на чём-то одном.

В общем, игра мне очень понравилась. Но больше всех она понравилась Василию Васильевичу. Он весь лучится от счастья. Наверное, он действительно хорошо разбирается в квантовой запутанности, если на ходу придумал такую игру.

Когда занятие заканчивается, под дверью аудитории уже гудит параллельная группа. То и дело заглядывает Олеся – одна из ведущих тренингов. Василий Васильевич, наконец увидев это, начинает оправдываться перед коллегой при помощи жестов. В конце концов, он ясно даёт знать, что никого из нас больше не задерживает.

Счастливые, мы выходим из аудитории. Парни и девчонки из параллельной группы окидывают нас критическим взором; по нашим лицам они пытаются понять, что ждёт их в ближайшие полтора часа. У Михалыча такое выражение лица, словно он стоит в очереди в кабинет цистоскопии. Боюсь, мой приятель может не дотянуть до зоопарка.

Оказавшись в соседней аудитории, мы сразу же рассаживаемся в круг. «Запутанная» со мной девушка на сей раз оказывается напротив меня.

Костя стоит у открытого окна. Увидев, что свободных мест не осталось, он спрашивает:

– Как думаете, оставить окно открытым?

На его вопрос никто не отвечает, так как все до сих пор находятся мыслями в другой аудитории.

– Запах перегара уже выветрился, – говорит тогда Костя, – и, судя по вашей бодрости и вашему абсолютно трезвому восторгу от полученных знаний и академической новизны, нового перегара не должно поступить. Давайте начинать.

– Минут десять, пожалуй, ребятам надо отдохнуть, – говорит Олеся. – У них такое весёлое занятие было! Должно быть, все эмоции забрало.

– Странно, я думал, квантовая механика и веселье – вещи, абсолютно не совместимые, – говорит Костя.

Вижу, как все недовольно оглядывают аудиторию и те предметы, которые ведущие тренингов специально подготовили на одной единственной парте в углу – ватманские листы, шарики, карандаши, игрушки. Костя, видимо, тоже это видит, поэтому говорит:

– Заранее приносим извинения за то, что наше занятие не будет таким весёлым, как семинар по квантовой механике. Неужели там действительно было очень интересно?

Некоторые девчонки начинают рассказывать о семинаре. Многие из них, похоже, только сейчас поняли, что игра была действительно необычной и очень интересной. Да и я сам только сейчас ощущаю всю важность того, что пережил во время первого сегодняшнего занятия.

Вставляю слово:

– Такое занятие должно быть первым во всех вузах. Чтобы у новоиспечённых студентов сразу же возникал некий дополнительный смысл учиться. И, чтобы они сразу же были в курсе, что наука – вещь по-настоящему интересная, а порою и вовсе безбашенная.

Ещё в течение пяти минут все продолжают высказывать свои мысли по поводу семинара по квантовой механике, и только тогда начинается тренинг.

Сначала нам предлагают закрыть глаза и открыть их тогда, когда, нам покажется, что прошла минута. Когда я открываю глаза, Костя показывает пальцами «ноль», что означает, что я безошибочно угадал, когда прошла минута. Один поднятый палец на правой руке Кости означал, что прошло на десять секунд больше минуты. Два пальца – что прошло на двадцать секунд больше минуты.

Когда Костя держит уже целую раскрытую ладонь, панк Славик роняет голову на плечо соседа. Только тогда он открывает глаза и начинает оправдываться тем, что вчера был на Дне рождения друга.

Затем нас просят выполнить ещё несколько идиотских заданий, по результатам которых невозможно ничего объективно описать, объяснить, которые ни на что не влияют и вообще не имеют никакого отношения к науке, однако удачно маскируют пробелы в ней и помогают зарабатывать деньги психологам. После этих заданий, не требующих никаких «инструментов психолога», на полу появляется ватманский лист и разноцветные карандаши, что означает, что настала пора рисовать всяких несуществующих животных в рамках измерений каких-то несуществующих психологических параметров. Терпеть не могу подобные задания. Не верю, что по рисункам можно что-то определить. Уверен, что и сами психологи, включая Костю, Олесю и Яну, не смогут объяснить, на чём зиждется их уверенность в том, что рисунки каким-то образом способны раскрыть душу человека, их нарисовавшего.

Хочу как-то выразить свой протест, отнесясь к заданиям с подчёркнутым безразличием и подростковым скептицизмом и нонконформизмом. Но вдруг обнаруживаю, что уже не способен на это, потому что в аудитории есть человек, который… запутан со мной, который сегодня уже, возможно и чисто случайно, отследил мои мельчайшие движения, даже не смотря в мою сторону, посеял во мне уверенность в том, что я как бы занимаю не последнее место в его реальности. Впрочем, вряд ли важно, что этот человек находится в аудитории. Важно, что я вообще ощутил себя как бы героем первого плана хотя бы в одном эпизоде жизни другого человека, что до этого со мной бывало не часто даже при общении с, казалось бы, хорошо знакомыми людьми. Теперь я ощущаю свою неспособность тупо нахулиганить, нарисовав на ватманском листе какую-нибудь кучу дерьма с ножками и глазами. Теперь я ощущаю, что на мне висит двойная ответственность за всё, что я делаю. Должно быть, взросление – это обнаружение всё больших запутанностей с людьми и предметами.

Возможно, происходящее со мной чем-то похоже на обыкновенную влюблённость, но, как мне кажется, влюблённость – это когда конкретно сносит бошку, то есть когда другой человек становится каким-то идеалом без малейших изъянов и когда всячески хочется потакать, угождать, порою подражать ему, часто отказываясь от своей собственной личности, своих собственных взглядов и собственного стиля жизни. Я же наоборот ощутил острую потребность быть самим собою, уверился в правоте своих критических взглядов на практическую психологию и на многое другое.

Оказывается, что всё самое идиотское было припасено на конец занятия. Надо было разбиться на пары. Признаюсь, хуже выполнения идиотских заданий во время психологических тренингов для меня только выполнение идиотских заданий во время психологических тренингов с кем-нибудь в паре. Но, когда ко мне подходит та самая девушка, с которой я «запутан», я думаю о том, что от идиотских заданий всё-таки бывает какой-то толк. Девушка стоит покорно возле меня, словно мы с ней уже договорились о том, что являемся парой и что никаких вариантов тут не может быть. Что ж, я не против такого расклада; он мне даже очень нравится. Да что уж скрывать, я безумно счастлив.

Сразу же после занятия я забываю всё, что произошло во второй его половине. Должно быть, я выглядел неловко при выполнении заданий, как это обычно бывает, когда приходится заниматься тем, что внушает тебе отвращение. Но это лишь немного омрачает мою радость от всего происходящего. Чрезвычайно довольный, я направляюсь в аудиторию, где нам должны были читать общую лекцию по психологии.

Отыскиваю взглядом своих одноклассников. Некоторые «жирные» уже хрустят чипсами за первыми партами и шипят газировкой. Михалыч же с Трофимовым и их московскими друзьями-собутыльниками разместились на последних партах. В какой-то момент думаю присоединиться к ним, но всё же прихожу к выводу, что не стоит этого делать.

Вот в аудиторию заходит «запутанная» со мной девчонка и садится поближе, в самую гущу «жирных». В течение всей лекции наблюдаю за ней. Прихожу к выводу, что особо красивой её назвать сложно. Она очень худенькая, и мордочка у неё не особо выразительная. Носик – с маленькой горбинкой. Но взгляд очень добрый, неравнодушный и выражающий уверенность в собственных сильных качествах, я в этом неоднократно убеждался сегодня во время первых двух занятий и однажды во время лекции, когда она обернулась и посмотрела на меня не то заговорщическим, не то просто восхищённым взглядом.

Во время лекции она несколько раз что-то спрашивала у моих одноклассников. И я надеялся, что она хорошо знакома с кем-нибудь из «жирных» и её пригласят в зоопарк, ведь я знал, что панк Славик и некоторые другие московские пойдут после занятий с нами по особому приглашению.

После лекции я сразу же выметаюсь на улицу. Через несколько минут вижу, как моя новая подружка уходит в сторону троллейбусной остановки. В этот момент мне кажется, что она совершенно забыла о… квантовой запутанности – настолько быстра её походка, так много в ней решительности и какого-то беспокойства, словно дома её ждут неотложные дела. Рядом со мной стоят «жирные»; ещё никогда их разговоры не казались мне настолько тупыми.

Только сейчас я вспоминаю, что не знаю её имени. Эх, как же мало надо людям для запутанности! И тем удивительнее, что это явление редкое, почти невозможное, что мозг человека такой тупой…

Наконец после долгого стояния на месте мы идём к троллейбусной остановке.

Когда мы заходим в подземный переход, видим, как наш одноклассник Гарик играет на гитаре, а панк Славик бегает с протянутой банданой. А мы их ждали возле института! И в том числе из-за этого вынуждены были отстать от всех московских, которые не собирались с нами в зоопарк. Насколько мне известно, Гарик немало зарабатывает, играя на гитаре в вагонах электричек. Обойдя одну тверскую «собаку», он порою имеет в кармане столько денег, сколько не каждый рабочий зарабатывает за две рабочие смены. Гитару он всегда таскает с собой. Гарика я про себя называю «полужирным»: наш класс он особо не любит, но всё равно не брезгует обществом семейства Голигровых сотоварищи.

Вижу, как Голигрова окидывает Гарика довольным взглядом. Что ж, ещё один закон жизни: вредоносные люди с восхищением смотрят на падение ближнего своего. Уверен, этот взгляд нашей классной руководительницы сулит Гарику нехилое «пожирнение» в ближайшем будущем.

На остановке уже нет никого из наших московских товарищей, зато нас догоняет Костя. Вижу, как он меняется в лице, когда Голигрова с фальшивым восторгом на лице встречает его. Пока мы едем до метро в набитом битком троллейбусе, её голова так и тянется к ведущему тренингов. Рот её, напомаженный толстыми слоями бледно-серой помады, при этом всё время открыт. Вижу, как Костя борется с желанием сойти на ближайшей остановке, сославшись на то, что надо зайти куда-нибудь.

А уже через десять минут после того, как мы вышли из троллейбуса, Голигрова начинает заискивать перед билетным кассиром возле входа в зоопарк. Думаю о том, что для таких как она нет разницы между профессиями людей. Для них все люди делятся на хозяев жизни, к которым они причисляют и себя, и тех, кого они подчинили или только готовятся подчинить своей воле. И подход ко всем жертвам у таких людей одинаковый: и с преподавателями в институте, и с билетными кассирами они ведут себя одинаково фамильярно и бестактно. Все виды деятельности для таких людей – смехотворные, кроме тех, которые позволяют ощущать свою власть над другими.

Вижу, как Голигрова неохотно лезет в сумочку за кошельком. Билетный кассир в это время быстро, но придирчиво осматривает нас. Его взгляд задерживается на пару секунд только на Денисе Голигрове, лицо которого отнюдь не украшает довольно приличный пушок, переростке Трофимове, уже похожего на начинающего смазливого актёришку, и, естественно, на панке Славике. В конце концов, кассир приходит к выводу, что мы все действительно похожи на десятиклассников, и разрешает нам бесплатно пройти в зоопарк. За вход остаются платить только Голигрова и мать нашей одной из наиболее «жирных» одноклассниц Марины Левитес.

В зоопарке мне очень нравится; даже огромное количество людей не сильно смущает меня. Я вообще люблю большой мир, такой отличный от всяких школ, институтов и прочих подъездов, где, как правило, обязательно есть хозяева из числа наиболее дурных людей, не сумевших адаптироваться к условиям жизни в большом мире. Это такие люди как Голигрова и Рыбалка. Им важно быть королями своих маленьких мирков и придумывать в них такие правила и законы, которые позволили бы им иметь власть над теми, кто способен жить в гармонии со всем миром, но при этом ощущает скованность, находясь в чужом маленьком мирке..

В зоопарке моя неприязнь к одноклассникам вроде как улетучивается. Пожалуй, я даже нахожу в некоторых из них такие положительные качества, о существовании которых даже не подозревал до этого.

Вижу, как исчезают все наши статусы, как мы растворяемся в большом мире. Мне в голову приходит мысль, что когда-нибудь я, возможно, с ностальгией буду вспоминать этот день.

Несмотря на всё выше сказанное, «жирные» всё же остаются в своём репертуаре; они норовят протиснуться не столько к какому-нибудь вольеру с каким-нибудь диковинным зверем, сколько к каждой палатке с хот-догами и прочими закусками. Аппетит у моих одноклассников поистине зверский! Вижу, как даже Михалыч клянчит деньги у Гарика на булочку. При этом у него такое наивное выражение лица, что мне даже становится немного жаль его. Один я ничего не ем, понимая, что, чем меньше денег я потрачу в первой половине дня, тем веселее будет мне вечером.

Когда идём назад к метро «Краснопресненская», Юлька Петракова берёт меня под руку и начинает мне что-то говорить. Удивительная же эта штука – большой мир! Совсем он не похож на школу, институт и прочее.

То ли оттого, что я очень сильно проголодался, то ли оттого, что всё произошедшее со мной сегодня напомнило о том, что интересно может быть не только в гостях у Лёньки, я всё-таки не выдерживаю и покупаю на Ленинградском вокзале аж целую арабскую шаурму. Наглый узбек-повар окидывает меня нескромным взглядом и, убедившись, что перед ним простой школьник, которого запросто можно безнаказанно обдурить, заворачивает мне в лаваш капусту с морковкой, разбавленные несколькими кусками мяса. В итоге получается нечто тонкое, холодное и невкусное. Увидев у меня в руке это нечто, Михалыч подходит и просит дать попробовать. После этой пробы мне и есть уже почти нечего. Вот козлы эти узбеки и этот Михалыч! И вообще как ужасен этот мир, где за сорок рублей можно купить себе плохое настроение даже в тот день, который складывается для тебя самым наилучшим образом!

Когда прихожу домой, шаурма до сих пор вертится у меня в голове. Надо же было так лохануться!

– Тебе уже названивают твои дружки, – говорит мать. – Аж с десяти часов утра трезвонят.

– Как будто они не знают, что у меня курсы.

– Так ты пойдёшь сегодня к Лёньке? Вроде как он сильно ждёт тебя.

– С удовольствием. Да с пустыми руками неудобно. Деньги-то я все потратил в… зоопарке, – говорю я, вспоминая злополучную шаурму.

– Оно и неудивительно. Время-то уже шесть часов почти. Но я тебе больше не дам денег, раз ты не хочешь учиться.

– Это я-то не хочу? Я передумал насчёт курсов. Теперь я – наиболее заинтересованное в курсах лицо.

– Я тебе сразу говорила, что надо делать всё так, как советует ваша классная руководительница. Думаешь, ваш директор дурак такой и будет предлагать вам курсы просто так? Как он может быть дураком, если его даже по телевизору показывали? А ты молодец, что сегодня был в зоопарке с классом. Сразу заговорил как нормальный человек.

– Да плевать мне на класс!

– Что ж ты тогда передумал?

– Мне понравилась… квантовая запутанность. – И, видя, что мать мне не верит: – Так денег мне дашь, чтоб не идти к Лёньке с пустыми руками?

– Дам, – говорит мать, доставая кошелёк. – Как же не дать, если ты решил продолжить ездить на курсы с классом. Только учти, каждый раз я не буду тебе давать денег на посиделки у Лёньки. Сегодня я просто так рада твоим словам… Больше они не будут на меня действовать. – Что ж, пусть мать думает, что я из-за жалких ста рублей решил продолжить обучение на курсах, а вовсе не из-за квантовой запутанности. Какая мне разница?

С огромным удовольствием пообедав, сразу же иду в магазин, а из него с бутылкой вина и баклажкой пива уже топаю к Лёньке. Меня встречает Светка – девушка Лёньки. У неё всегда немного наивное, провинциальное лицо, по которому сложно догадаться, рада ли она видеть того или иного человека. Иногда мне кажется, что Светка любит всех одинаково сильно. А иногда – что она ненавидит всех одинаково. Несколько лет назад она с семьёй приехала в Зеленоград из какого-то богом забытого уголка в Сам арской обдасти и сразу же познакомилась с Лёнькой в старших классах зеленоградской школы.

У Лёньки родители уезжали на каждые выходные, поэтому почти каждую субботу мы собирались у него. Безумно рад видеть всех своих друзей и подруг, хотя их детское увлечение дебильными компьютерными играми на сей раз кажется мне особенно глупым.

– Мне твоя мать сказала, что ты выехал на курсы аж в шесть часов утра. Она так переживала за тебя, – говорит Лёнька, когда я захожу на кухню. – Неужели ты ещё не хочешь спать?

– Мысль об этой минуте добавляла мне сил в шесть часов утра да и вообще в течение всего сегодняшнего дня.

– Ну и ну. Вот это юношеский максимализм. Света, угости же человека раками! У меня отец ездил с дядей Колей ловить раков. Улов был весьма удачным.

Не догадываюсь даже сказать «спасибо», потому что не вижу ничего особенного. Мне кажется, что такое должно быть и такое всегда будет.

Из комнаты приходят все остальные, в общей сложности человек семь; они продолжают обсуждать перипетии компьютерной игры. Лёнька разливает пиво по кружкам, а Светка возится с раками.

– Должно быть, курсы очень интересные, раз ты так рано на них выезжаешь? – спрашивает Лёнька, когда я очищаю первого рака.

– Не то слово. Теперь суббота для меня совершенно особенный день. Сегодня была квантовая механика.

– Ну и ну. Квантовая механика у психологов. А мы в техническом вузе проходим логику. И что же, квантовая механика – это интересно?

– Не знаю. Я только запомнил, что такое квантовая запутанность. – И я пересказываю своими словами то, что услышал сегодня от препода про квантовую запутанность.

– Не надо верить на слово всем этим физикам, – говорит Лёнька, когда я заканчиваю свой рассказ. – Не удивлюсь, если всё в конце концов окажется мистификацией, выгодной всяким лжеучёным, которые горазды на всякие вымыслы. – И Лёнька с помощью пульта включает телевизор.

Я думаю про себя, что, по какому бы пути не пошла наука в будущем, главное, что этот день и вообще эта пора моей жизни уж точно никогда не окажется вымыслом. Пытаюсь как-то сформулировать эту свою мысль, но ничего не выходит. Не нахожу я повода рассказать и об игре в квантовую запутанность. И даже про поход в зоопарк. А просто так говорить об этом не хочется.

От пива меня разморило и потянуло в сон. Борюсь с ним, постоянно нагоняя мысль о том, что я так долго ждал этого вечера и не в коем случае не должен проспать всё самое интересное. Но разговоры об играх настолько неинтересные, что я всё же засыпаю прямо в углу дивана с пивной кружкой в руке.

* * *

В следующую субботу договариваемся с Михалычем и Трофимовым выехать попозже. На сей раз нам компанию составляет Гарик. Едем в одной электричке с «жирными», возглавляемыми как обычно Голигровой, только в разных вагонах, а если быть точным, то мы едем в тамбуре другого вагона. Недоумеваю, как Голигровой не надоест в свой выходной день таскаться со своим сынишкой. Видать, она всерьёз решила расчистить путь в институт для Дениса.

Возле метро встречаем нескольких московских знакомых. Я, по правде говоря, очень консервативный человек и к новым людям привыкаю очень долго, поэтому видеть московских я вовсе не рад. Да и вообще для меня акт человеческого общения – это сродни чему-то такому грандиозному, вроде акта сотворения Вселенной; относиться к разговору как к ничего не значащей формальности не в моих привычках. Михалыч же с Трофимовым легко вступают в разговор с московскими. Про «жирных» и говорить нечего.

Стою на остановке один.

В самом троллейбусе вижу свою подружку. Она одета уже в зимнее пальто, которое, вынужден заметить, не очень-то хорошо на ней сидит. Уши – в наушниках. То и дело она достаёт из кармана пальто большой по нынешним временам плеер в специальном чехле и переключает в нём разные треки. Мне приходит в голову мысль, что она специально одела зимнее пальто, потому что в нём большие карманы. Одна нога её свисает с сиденья и покачивается в такт музыке. Вроде как она меня узнала, хотя и не удостоила меня акцентированным взглядом. Так как в троллейбусе на удивление просторно, решаю подойти к ней.

Но вспоминаю, что не помню её имени.

Вдруг слышу:

– Привет, Ленка. – Это Женька Хромова здоровается с моей подругой. Та поворачивается к Женьке, окидывает её доброжелательным взглядом и даже, как мне показалось, тянет руку в карман, чтобы выключить плеер. Но Женька проходит дальше, и Ленка продолжает слушать музыку.

Что ж, теперь ничто не мешает мне протиснуться к ней и завязать разговор.

– Привет, Лен, – говорю, хватаясь рукой за спинку сиденья, на котором она сидит

Она приветствует меня, но не тянет руку к ушам или в карман. Видимо, её отношение ко мне не такое доброжелательное, как к Женьке Хромовой. Однако видя, что я скорее погружён в свои, а не в её мысли, она достаёт из кармана плеер, выключает его и снова убирает уже вместе с наушниками.

– Готова к очередному тренингу? – говорю тогда я.

– Опять будем с тобой в паре?

И тут я вспоминаю, что в прошлый раз был в их группе вместо Игоря Просвирина.

– Нет, не получится. Сегодня я буду в другой группе, – говорю. – В прошлый раз я менялся с Игорем Просвириным.

– Да, я слышала об этом. Но подумала, что и на этот раз вы тоже поменяетесь.

– Да нет, это опасно. В прошлый раз мне нечего было терять. Сейчас я немного изменил своё отношение к курсам. Но мы можем встретиться на общей лекции. Не садись так близко к преподу. Я буду сидеть ближе к концу.

– Близко к преподу я сегодня точно не буду садиться. Этот идиот психолог уже достал со своим Фрейдом и темой секса. Он всё время говорит только о Фрейде и о своих псевдонаучных книжонках. Это называется один из лучших институтов Москвы!

– У преподавателей слишком мало времени, поэтому каждый хочет успеть рассказать о чём-то своём самом любимом.

Выходим из троллейбуса и направляемся в сторону института.

– А ты, значит, из Зеленограда?

– Да-а, – отвечаю я мечтательно.

– Что-то тебя с твоими редко когда встретишь. Если бы ты в прошлый раз не стоял с ними после занятий, я бы и не догадалась, что ты из Зеленограда.

– По правде говоря, я не очень-то люблю своих одноклассников. А классную руководительницу и вовсе терпеть не могу. Она же является и нашим куратором.

– В нашей школе в Печатниках тоже вас не любят, в смысле, вашу школу. Говорят, ваш директор какой-то козёл. Сделает всё возможное, чтобы пропихнуть всех своих.

– Возможно. Только я не ожидал, что такое могут думать в других школах. Я думал, школы – это как разные магазины одной сети: вроде как разные, но всё равно подчиняются одному руководству.

– Нет. О приблатнённости зеленоградских наша куратор хорошо нас проинформировала, – говорит Ленка таким тоном, будто ставит мне в вину то, что я из зеленоградской школы.

– Значит, мы будем вместе по одну сторону баррикад. Я тоже полагаю, что среди моих одноклассников есть приблатнённые. Когда-нибудь, мне кажется, я выведу на чистую воду свою классную руководительницу.

– Пока что мы только недалеко от станции «Баррикадная», – говорит Ленка таким тоном, словно ни капельки не верит в мои благие намерения, словно для неё все зеленоградцы – одинаково приблатнённые.

– Ты мне не веришь?

– Ничего не желаю знать о твоих взаимоотношениях с классной руководительницей.

– Кстати, твои одноклассники неплохо ладят с моими. Ты заметила?

– Это их дело. Они не сильно-то хотят поступить в институт, поэтому не видят той угрозы, исходящей от зеленоградцев, о которой нас всех предупреждали.

– Ты и меня, гляжу, недолюбливаешь из-за того, что я приблатнённый зеленоградец. Но в любом случае я рад слышать, что ты сильно хочешь поступить в институт.

Ленка чему-то улыбается, и мы молча доходим до территории института. Чёрт подери, никогда не думал, что у меня могут возникнуть проблемы из-за принадлежности к числу учащихся зеленоградской школы, которую я ненавидел всей душой!

Отправляюсь в кабинет, в котором у моей группы должен был быть семинар по психологии. Радуюсь, когда вижу в нём парты.